Читать книгу Хрупкость - Антон Владимирович Кобец - Страница 1

Раковина

Раковина около уха

Не говорит морем,

Она говорит языком

Утонувших.

Если внимательно слушать,

То можно услышать

Девушку, обёрнутую в пакет,

Брошенную с катера

В Испании в 2008.

Когда я только начал писать

Она уже умерла и любила…

И было ей двадцать пять.

Теперь двадцать пять мне.

Я в пакете неловкости,

Мусорном пакете нелюбви,

Как я завидую этой Франческе.

Горенко

Могла бы быть Горенко,

Поскольку и горе ты,

И поэзия тоже…

Вышла бы за Гумилёва,

Вышла бы первая книга,

Вышла бы слава.

Стала бы дурной матерью,

Стала бы бражницей,

Написала Реквием.

Но ты не Горенко,

И маешься без Гумилёва.

Но бражница,

Реквием пишешь – себе.

Жить с поэтессой

Скормить стихи офису,

Тело скормить кровати,

Мозг выдвигает гипотезы,

Ненужные и некстати:

О том как любить поэтессу/

Потом развестись с поэтессой.

О том как писать в процессе

Ненужные наши стихи.

Делить на разводе метафоры,

Делить на разводе синонимы.

А большего мы и не нажили.

А были ли дети, не помним мы.

Но мы с поэтессой с разумом.

Поэтому мы не женимся.

Поэтому тексты разные.

И мы их не будем делить.

* * *

Толстое стекло тебя отделяет

Покрытое пылью оно отделяет

Отделяет тебя от людей.

Ты билась в него

Бросалась всем телом

Писала стихи поверх пыли

Но пыль покрывала стихи.

Я прошёл сквозь стекло

Точно его и не было

Теперь ты сама

Хочешь за толщу стекла.

* * *

Горбатая женщина с кляпом во рту

стучится в окно, и жмурится звёздами —

это Ночь–почтальонка несёт горстку травм

в мешочке из шкуры мечтаний,

в борсетке из кожи единорога.

и я ей говорю «Ты плохой Дед Мороз,

и подарки твои одинаковы».

но зачем-то беру свою дозу флешбеков,

и верчу как немое кино,

ведь горбатая женщина с кляпом во рту

самый страшный на свете дилер.

* * *

Вкрапление чёрных звезд

В красное небо влюбленности.

Соски этих звёзд набухают,

Когда я иду один.

Молоко этих звезд черно,

И становится тенью счастья.

Отрицательный резус света

Окружает меня опять.

Гнилое молоко не стану пить,

Хотя бы раз не отравить надежду.

Гнилое молоко течет на землю,

Но почва в этот раз его отторгнет.

* * *

Мёд хлынувший из глаз

Несбывшимся потоком.

Золото моего бессилия

Льётся в форточку мира

Готовое устроить потоп.

Устроить цунами пла́тины

Окутать мир золотом

И сделать его бесполезным.

Таким бесполезным как я.

* * *

Деревья, нарисованные в девять,

В двадцать семь решают: Пора.

И сходят со стены, ломая мебель…

Они уже пробили потолок.

Твои деревья проросли, а ты боишься:

Своих деревьев, горя и стихов.

Они тебя найдут и будут лесом,

Захватят тебя в плен ночных тревог.

Смотри – твои деревья террористы.

Ты в девять предсказала Дантев лес,

Как в двадцать семь тебя задушат ветки.

Но крикни девочке с палитрой на руках.

И, может быть, она тебя спасёт.

* * *

Жёлтая нежная тень синяка,

Рыбкой золотой скользит по телу,

И желание моё наверняка

Пусть исполнит: Я хочу быть смелым.

Тело моё – море недочётов,

Каждый сантиметр плоти – риф,

Но пускай ныряет в него кто-то,

И плывёт, пока я буду жив.

А когда я высохну посмертно,

Тело станет кратером Луны,

Закури, как раньше сигарету —

И забудь про губы из волны.

Не Адам

Я ничего не создам,

Не Адам.

Из ребра не взойдут строки боли,

Мне не хватит безумства шатать

Опалённые балки стандарта,

Я желаю всё бросить на карту

И сойти, (но жалею я мать)

С социального строя на волю.

Я ничего не создам,

Не Адам.

И холсты все белы.

Брюхо умершей чайки,

Что лежит на волне моих страхов.

Ну, пропой мне погибшая птаха,

Пусть закрутятся ржавые гайки

Под напором небесной хулы.

И тогда я, наверно, создам.

И тогда я, конечно, создам.

Безбровый

Поедание крошек отчаяния

Со стола у твоей родни:

А родня твоя нежность и горечь,

А родня твоя страх и стыд.

И родня твоя смотрит на время,

Поджидает – когда уйду.

И кустистые брови мои опадают

Под этим сбривающим взглядом.

Я безбровый негость – собиратель

Горьких крошек чужого стола.

И теперь я совсем уже голый —

Без морали и без бровей.

Лишний человек

1 Улица Гастелло

На улице Гастелло найдено тело.

Тело как тело – без ярких примет,

Волосы тонкие, стрижка немодная.

Вес очень средний, такой же как рост.

Нет документов, и нет повреждений,

Как же он умер – не всё ли равно?

В морг – там оценят что же случилось.

Сутки спустя опознали – не плачут.

Был неуместен, он всех утомлял:

Вихрем стремлений, потоком успеха…

Был рядовым. Что же жил не как все?