Читать книгу Помрачённый Свет: Финал - Антон Юрьевич Ханыгин - Страница 1

Глава 1

Пути и дороги

Тьма надвигается на Камиен.

Поветрие ужаса. Стальной прилив. Смрад разложения.

Абсурдная жестокость. Всепоглощающая ненависть. Чистое Зло.

Но оплот Света сдерживает натиск Тьмы. Орды темных отродий отступают. И с новой силой набрасываются на врага. Ярость, исступление, истерия…

Чем ярче сияет Свет, тем отчетливее тени Тьмы.

Война. Все повторяется. Меняется местами. Цикл. Круг не разорвать. Хоть больший, хоть меньший. Хоть целый мир, хоть его жалкий обломок. Когда все вокруг залито кровью, уже не имеет значения, сколь велико это «все».

Насилие – и озаренное, и сокрытое во мраке, – только насилие. Смерть – всегда смерть.

Рано или поздно Свет одолеет Тьму. Но добро не победит зло.

Потому что в этом противостоянии нет добра.

***

Ферот резко вскочил с постели, судорожно хватая ртом воздух. В висках епископа глухо стучал пульс, отдавая болью куда-то в затылок и затекшую шею. Перед глазами все расплывалось. Кажется, мир был готов уйти из-под ног и покатиться в клокочущую бездну кошмара, от которого только что очнулся атлан.

– Сон… – облегченно выдохнул он.

Раздражающее напряжение от беспокойного пробуждения никак не покидало тело. Присев на легкую походную кровать, Ферот подпер голову подрагивающей рукой и уставился в пустоту перед собой. Детали ночного кошмара медленно всплывали в памяти, но из-за этого все становилось только запутаннее.

Епископу снилась Вечная война. Величайшее противостояние Света и Тьмы предстало перед ним столь реалистично и естественно, будто бы он сам был участником тех событий. Но Ферот родился в мире, который уже был озарен Светом, в мире добра, одержавшего верх над злом. И одна только мысль о том, что темные силы могли на равных сражаться со светлыми, вызывала у него недоумение.

– Но ведь когда-то так и было, – атлан непроизвольно издал истерический смешок. – Неужели все может повториться?

Ему очень хотелось посмеяться над своим глупым вопросом, но у него получилось выдавить из себя лишь порывистый хрип сквозь сжатые зубы. Ведь события и в самом деле медленно, но верно пропитывались какой-то немыслимо абсурдной действительностью – порождения Тьмы под предводительством Ахина представляют собой угрозу мирной жизни Атланской империи.

«Я уже столько времени не могу поймать жалкое порождение Тьмы… – Ферот поднялся с постели, наконец почувствовав, что головная боль начала отступать. – Похоже, Свет не так всесилен, как нам хочется думать. Или это я – недостойное орудие Света? Да, так и есть. Я не имею права признавать бессилие светлейшей Атланской империи лишь потому, что сам ни на что не способен. Но я все же часть Света. То есть Свет имеет изъян в виде меня. И таких изъянов может быть много. Но тогда ведь и Свет… Нет, невозможно. Я скорее поверю, что моя причастность к Свету на самом деле ничего не значит, чем позволю себе еретические мысли. Хотя так только хуже…»

Умывшись водой из небольшого тазика, атлан торопливо оделся в помятые епископские одеяния, которые приобрели серо-желтый оттенок дорожной пыли с грязными разводами, напоминающими об утомительных лесных переходах под бесконечными дождями. Есть не хотелось, но он заставил себя проглотить скромный армейский паек, запив его сильно разбавленным вином. Затем Ферот достал меч, проверил остроту белого лезвия, сделал несколько пробных взмахов и вложил клинок обратно в ножны. И наконец, поправив перевязь с оружием, епископ посмотрел в небольшое мутное зеркало.

Светлая кожа атлана посерела, как во время затяжной болезни, волосы спутались, щеки впали, а глаза, ранее светящиеся жизнью и гордостью, ныне взирают остекленевшим взглядом дряхлого старика. От всего его вида веет тревогой, смутными сомнениями и тяжелыми мыслями. Пребывание вне стен Камиена дается ему очень нелегко. И речь не об отсутствии комфорта. Атланская империя вне столицы оказалась совсем не такой, какой он представлял ее благодаря книжным знаниям, армейским донесениям и сведениям из налоговых сводок. Это словно какой-то иной мир, живущий по своим законам.

– Я выгляжу просто отвратительно, – резюмировал епископ, но в его голосе уже не слышалось расстройства. То ли привык, то ли врожденное атланское самолюбование дало слабину, уступив место размышлениям о куда более серьезных проблемах.

Выйдя наружу, Ферот увидел чистое утреннее небо и удовлетворенно хмыкнул. Кажется, сезон дождей наконец-то подошел к концу.

– Прикажете собрать ваши вещи, епископ? – бодро спросил один из солдат Ирьяна, стоящий на посту у входа в палатку.

– Да, – в голове атлана крутилось множество мыслей, но, сопоставив где-то на подсознании тихое журчание ручья неподалеку и запах из умывального тазика, он все же добавил: – И чистой воды наберите, пока есть возможность.

– Будет сделано!

Лагерь сворачивается. Люди действуют точно и быстро, как и положено опытным солдатам. За время, проведенное с ними, Ферот смог не просто свыкнуться с обществом этих созданий Света, а даже начал отмечать некоторые положительные черты их расы.

Он много думал о том, откуда в них столько изобретательности и спешки, и пришел к выводу, что все дело в короткой человеческой жизни. Люди всегда старались закончить какое-либо дело быстро и качественно, чтобы не возвращаться к нему как можно дольше и успеть сделать что-то еще. Естественно, при таком темпе они не акцентировали внимание на комфорте, эстетике и духовном росте, в то время как атланы всецело посвящали себя созерцанию мира, размышлениям и самосовершенствованию.

«Нам есть чему поучиться друг у друга», – печально усмехнулся Ферот, с горечью отметив, что впервые подумал о людях, как о равных. Это, конечно, в каком-то смысле правильно, но его не покидало ощущение, что тем самым он признавал не возвышение человечества, а упадок атланов.

– Епископ, – подошедший Ирьян коротко кивнул, что, наверное, должно было означать поклон. – За ночь никаких происшествий не произошло. Гатляуры не обнаружили ничего подозрительного. Отряд готов продолжить преследование одержимого. Выдвигаемся согласно расписанию.

Доложив, бригадир еще некоторое время постоял рядом с Феротом, глядя на задумавшегося атлана вечно прищуренными глазами, и затем, хмыкнув в роскошные седые усы, ушел проводить перекличку.

«Так что же пошло не так? Когда эта история вдруг обернулась таким хаосом? С чего все началось?..»

С нападения сонзера на квартал фей. Тогда одержимый впервые призвал темные силы, сумев задержать отряд городской стражи и даже навредить Элеро, благородному созданию Света. И атланам просто нужно было быстро отреагировать – найти особо опасного преступника, обезвредить его, заточить в казематы Цитадели, допросить, изучить и казнить в назидание остальным рабам.

– А мы привели толпу невиновных порождений Тьмы на площадь и прилюдно убили их, – Ферот уставился помутневшим взглядом в пустоту перед собой. – Мы ошиблись.

«Я все-таки признал это».

Епископ печально усмехнулся. Он впервые не смог заставить себя думать правильно. Мир за стенами Камиена многое показал ему, изменил его. Взять хотя бы тот погром в безымянной деревне и последующее истребление банды отчаявшихся головорезов. Безусловно, они были преступниками и заслужили свою участь, но что подтолкнуло их к подобному существованию?

Ответ прост – рабство и хозяева. Насилие, голод, ужасные условия жизни и физически невыполнимая в срок работа. Надо признать, что это не совсем справедливо, учитывая, что порождения Тьмы подвергаются унижениям и наказаниям за малейшие провинности, которые, откровенно говоря, зачастую надуманы самими созданиями Света. Атланская империя милостиво даровала темным возможность искупить грехи предков трудом, но издевательства над ними не должны были стать самоцелью.

Оправдывает ли это бандитов? Нисколько. Нужно ли было покарать их за преступления? Конечно. Но почему тогда Ферот не мог отделаться от странного чувства… не вины, нет. Какого-то другого чувства, исходящего от назойливой мысли о том, что Свет, будучи изначально символом добра, как будто специально подталкивал темных к Тьме, воссоздавая из нее символ зла. Ведь Свет в душах сияет ярче, когда все знают, сколь глубок и беспросветен мрак Тьмы…

Ферот поднял глаза к небу. Его взгляд прояснился, открыв всему миру тревогу и сомнения епископа. На осунувшемся лице блуждала полубезумная улыбка, а изо рта вырывались прерывистые выдохи – растерянный атлан смеялся шепотом.

– Ересь, – подвел итог он.

Однако, немного подумав о том, что ему как-то слишком просто далась мысль о собственном отступничестве от учения Света, Ферот понял – это просто не может быть правдой. Очевидно, во всем виновата усталость. Опять.

«Сперва надо разобраться с одержимым, – рассудил епископ, почувствовав себя намного лучше. – А затем я поговорю с кардиналом Иустином. Он моментально развеет мои сомнения… Впрочем, не буду отвлекать его по таким мелочам. Уверен, стоит мне выполнить миссию и немного отдохнуть, как все сразу же встанет на свои места».

Между тем отряд уже был готов продолжить преследование. Перед Феротом построились ровные ряды солдат, за которыми лежали аккуратно сложенные колышки, мешки с промасленной тканью, всевозможные котелки, меха, корзины с провиантом и прочее, что еще совсем недавно было лагерем. После гибели великанов-носильщиков людям пришлось оставить часть снаряжения крестьянам, а все остальное нести на себе. Это еще больше замедлило карательную экспедицию, но отказаться от поддержки опытных бойцов епископ не мог. Оказывается, вне стен Цитадели атлана повсюду поджидают опасности, а гатляуры вовсе не так совершенны в преследовании, как предполагалось. И Ахин вдобавок обзавелся шайкой нежити.

– Собрались? – недовольно проворчал Эберн. – Какие же вы медленные…

Эмиссар обладает удивительной способностью появляться из ниоткуда и так же внезапно исчезать. Его присутствие в отряде до сих пор казалось Фероту чем-то странным, но влезать в договоренности кардинала Иустина и гатляурского лидера Абелара епископ не собирался.

– Мы готовы выступать, – доложил Ирьян.

– Ночью от Вилбера весточка пришла, – буркнул Эберн, явно раздосадованный тем, что ему приходится выполнять функции секретаря разведчиков. – Он сказал, что надо взять еще чуть южнее.

– Логично, – бригадир пригладил пышные усы. – Продолжили бы мертвяки и одержимый идти тем же маршрутом, так вышли бы к полям, где их выследили бы в два счета.

– Гатляуры поймали бы его в два счета, как ты выразился, если бы у нас не было ненужного багажа, – эмиссар выразительно покосился на людей.

– И снова упустили бы? – хмыкнул Ирьян.

– В том была и ваша вина! Куда смотрели твои солдаты? Зачем нам дозорные из людей, которые ничего не видят дальше своего носа?!

– Однако вам зоркость не шибко-то помогла.

– Перестаньте, – Ферот положил руку на плечо гатляура. – В первую очередь в побеге одержимого виноват я. Недооценив способности противника, я подверг всех нас опасности. Впредь такого не повторится.

Эберн раздраженно дернулся, но промолчал, старательно показывая всем своим видом, что не намерен дальше препираться с жалким человечишкой. Ирьян этот посыл распознал вполне отчетливо. В вечно прищуренных глазах бригадира на мгновение промелькнуло что-то вроде снисхождения – мол, пусть светлейший господин потешится, мне не жалко. Страшно даже представить, какая буря разразилась бы, если бы эмиссар заметил его взгляд.

– Учитывая численность врага и возросшие силы Ахина, нам важна каждая боевая единица. Так что считаю ваш спор исчерпанным, – закончил Ферот, однако, немного подумав, добавил: – К тому же я бы и сам не смог поспеть за гатляурами.

– Это лишь подтверждает мои слова о ненужном багаже… – тихонько прошипел Эберн.

Епископ услышал каждое слово, однако не оскорбился, а наоборот – едва сдержал улыбку. Где-то его атланская сущность все же надломилась, и в эту трещину тут же ушли все тревоги и растерянность. Хотя сами проблемы и тяжелые мысли никуда не исчезли, но отчего-то Ферот начал чувствовать себя намного лучше с того момента, как ошибочно распознал в своих размышлениях ересь. Именно ошибочно. Несомненно.

И вновь отряд отправился в путь.

Пустота проселочных дорог и однообразие природы. Епископ наконец привык к местным видам, перестав сравнивать их с панорамой столицы, открывающейся из окон Цитадели. Но ему до сих пор не верилось, что это один и тот же мир.

Зато идущий чуть поодаль Эберн заметно оживился, оказавшись среди деревьев. Даже темная с рыжими подпалинами шкура не выглядела клочковато-вздыбленной из-за вечного раздражения эмиссара – шерсть лежала ровно, позволив лучам утреннего солнца играть на ней нежными бликами. Влажный блестящий нос жадно втягивал запахи травы и листьев, пылающих ярко зеленым цветом после продолжительных дождей, а на обычно недовольной кошачьей физиономии блуждала легкая полуулыбка. Вот кому свежий воздух явно пошел на пользу.

«Гатляуры… – глядя на эмиссара, Ферот в очередной раз отметил, что он весьма гармонично смотрится на фоне леса. – Тяжело же им дается жизнь в городе, если по-настоящему счастливыми они могут быть только вне него. Что ж, такова необходимость, от нее так просто не сбежать… Да, не сбежать… Сбежать…»

Епископ поморщился от резкой боли в висках, вспомнив о побеге одержимого. Вернулось чувство вины. Как можно было столь позорно оплошать? Ферот своими нелепыми распоряжениями и пренебрежением перечеркнул все успехи карательной экспедиции, из-за чего практически выполненную миссию пришлось начинать чуть ли не с самого начала.

Ахин смог парализовать великанов темными силами, а затем переключился на измотанных долгим преследованием и битвой гатляуров, помутив их рассудок и побудив к нападению на других созданий Света. Оба великана погибли, но самих гатляуров нашли в бессознательном состоянии – видимо, они не смогли перешагнуть через инстинкты даже под влиянием одержимого и потому не навредили членам своей общины, а просто впали в кратковременное подобие комы. К сожалению, никаких деталей ночного происшествия они вспомнить так и не смогли.

Во всей этой истории существует некое внутреннее противоречие, но, вероятно, лишь по причине неполноты картины произошедшего. К тому же неизвестно, на что именно способен одержимый. И какие еще сюрпризы преподнесет эта ошибка природы?

Поэтому, когда Ахин вновь будет пойман, первым делом Ферот попробует заблокировать его способности. Очевидно, у них есть предел, а сама сила черпается не извне, а изнутри слившейся сущности. Следовательно, наложив защитный оберег на человеческое тело одержимого, злой дух внутри него окажется в плену их единой природы, ибо он не сможет сопротивляться самому себе, а светлое начало не даст развеяться заклинанию оберега. Таким образом Тьма одержимости будет полностью парализована, а остатки Света не дадут Ахину умереть.

Пусть это лишь теория, но в ней практически нет изъянов. Впрочем, всегда можно просто прикончить жалкое отродье Тьмы. Однако если способ пробуждения темных сил действительно существует, атланы обязаны допросить и изучить Ахина, дабы воспрепятствовать повторению столь неприятных событий, подрывающих авторитет правительства Атланской империи.

Увы, проблема не только в силе. Одержимый обладает выдающимся для раба умом. Он образован, хитер, быстро принимает решения и с легкостью находит сторонников. Но удивительнее всего – его редкостная удача.

Сначала шайки головорезов объединяются и становится личной армией Ахина. Затем он терпит поражение, но умудряется сбежать. А ливень мешает гатляурам взять свежий след, не говоря уж про разбежавшихся бандитов, которые прикрыли отход лидера, наследив буквально повсюду!

Фероту пришлось немало поплутать, прежде чем он добрался до Могильника, где одержимый устроил восстание нежити и… вновь скрылся. Но на этот раз уже не бесследно. И с каждым днем гатляуры все увереннее и увереннее указывают путь. Скоро все закончится.

«А вот и посыльный от Вилбера, – епископ воодушевился, увидев приближающуюся к отряду прямоходящую кошку в кожаном доспехе. – Как-то рано. Значит, впереди что-то есть. Неужели догнали?..»

– Одержимый свернул на юг, – сходу доложил разведчик. – Если сделаем сейчас то же самое, то, скорее всего, перехватим его через полтора-два дня.

– Ясно, – разочарованно выдохнул Ферот. – Южнее, говоришь?

– Да. Видимо, он огибает утесы по камиенским охотничьим угодьям.

– Хм… А потом?

– Сложно сказать. Либо свернет к Бирну, либо вновь направится на восток к Пустошам, либо…

– Либо ни то, ни другое, – закончил за него подошедший Эберн. – Этот полоумный темный отморозок и сам не знает, куда идет.

– Может, он пытается нас запутать? – предположил гатляурский боец.

– К сожалению, одно другому не мешает… – задумчиво пробормотал Ферот. – Ладно. На юг.

Ирьян, молча идущий рядом, привычным жестом пригладил усы и громогласно отдал соответствующую команду. Колонна солдат единым плавным движением сошла с проселочной дороги и продолжила свой путь по пересеченной местности, даже не замедлив шаг.

– Что-нибудь еще?

– Консалия… – начал было разведчик, но тут же замолчал, наткнувшись на взгляд Эберна.

– Епископ, – эмиссар коротко кивнул Фероту. – Я отлучусь ненадолго. Мне надо поговорить с Вилбером.

– Конечно. Что-то случилось?

– Внутреннее дело, – пожалуй, слишком резко ответил Эберн.

– До тех пор, пока это не касается нашей основной задачи, – твердо возразил Ферот, проигнорировав тон эмиссара.

– Безусловно…

Гатляуры торопливо удалились, оставив епископа наедине с его мыслями и двумя десятками солдат. Не самая приятная компания. Причем людей атлан еще мог вытерпеть, а вот неуместные воспоминания, нелепые догадки и рассуждения, балансирующие на грани ереси…

Можно, конечно, снова сослаться на усталость, однако Ферот внезапно осознал, что такими темпами он очень скоро потеряет доверие к самому себе. Уж лучше и вовсе ни о чем не думать, чем искать утешение в пустых оправданиях.

– Скоро все закончится. Скоро…

***

– Ты о чем думал? Это внутренние дела гатляуров! – отчитал разведчика Эберн, убедившись, что их никто не услышит. – Наши проблемы не должны касаться бледнорожего. Мы здесь для того, чтобы укрепить авторитет общины в правящих верхах, а не наоборот.

– Прошу прощения… Но Ферот ведь все равно ничего не знает.

– И так оно и должно оставаться! – прошипел эмиссар, раздраженно дернув усами. – У этих выродков из высшего общества и без того слишком много претензий к гатляурской природе и сомнений в нашей причастности к Свету. И если в отчете епископа будет хоть слово о… кстати, что там случилось с Консалией?

– Прошлой ночью лейтенант выглядела… – разведчик немного помялся, подбирая правильные слова: – Слишком возбужденной.

– Она такая с тех пор, как мы покинули Камиен, – отмахнулся Эберн. – Свежий воздух, природа и открытые пространства нам всем немного вскружили голову.

– Но мы смогли свыкнуться и даже открыли для себя кое-что новое… или просто забытое старое… А она… Вилбер беспокоится о ее состоянии.

– Все настолько серьезно?

– Сложно сказать, – гатляур замолчал, в сомнениях почесывая когтями натертость на шее, появившуюся из-за слишком долгого ношения кожаного доспеха, но все же продолжил: – Ей как будто становится все хуже и хуже. Или лучше… В любом случае лейтенант уже неспособна командовать нами. Она и сама плохо подчиняется приказам командира, не разговаривает, часто пропадает, прячется…

– Я понял, – нахмурился Эберн. – Хорошо, веди к Вилберу.

– Тогда нам нужно ускорить шаг.

– Конечно, давай.

– Я имею в виду – значительно ускорить, – осторожно уточнил разведчик.

– И? На что ты намекаешь? – фыркнул эмиссар. – Моя порода не так крупна, как ваша, но не надо делать мне поблажек! Я побыстрее некоторых бойцов гвардии буду… Побежали уже!

Однако уже спустя пару минут бега оказалось, что свои силы Эберн все же переоценил. Поспевая за сородичем, ему едва удавалось не спотыкаться и маневрировать среди стволов деревьев. Сердце темношкурого гатляура отбивало сумасшедшую дробь, а при подъемах на склон какого-нибудь буерака оно, кажется, и вовсе останавливалось. Кровь шумела в ушах, отдышка не давала сосредоточиться, конечности потеряли всякую чувствительность, но гордость не позволяла эмиссару отстать от разведчика, который меж тем передвигался легко и беззвучно, но отнюдь не на пределе возможностей.

Едва увернувшись от очередного дерева, Эберн все же поскользнулся на огромном корне – мягкий мох оказался не самой надежной опорой. Однако вместо неловкого падения гатляур обнаружил, что даже в столь непродолжительном полете он может контролировать свое тело. Более того, времени хватило не только на удивление, но и на то, чтобы выбрать место и понять, как следует приземлиться, чтобы использовать этот, казалось бы, казус для нового рывка вперед.

Природа распахнула объятья, приняв Эберна в его истинном обличии. Стремительный, ловкий и смертоносный хищник – вот кто он на самом деле. Пространство вокруг наполнилось звуками и запахами, отдышка и сбитое сердцебиение пропали, уступив место спокойному дыханию и ритмичной пульсации тепла в венах. Руки и ноги гатляура окрепли, и, похоже, движения стали даже быстрее, чем эмиссар успевал подумать о них, полностью полагаясь на чутье, раскрывшее ему новый огромный мир. Он мог бежать вечно, он мог охотиться, он мог жить так, как завещано природой, он мог вести за собой других… Он мог наконец-то быть собой.

Эберн резко остановился, вцепившись когтями в дерево. В глубине сознания всколыхнулось нечто, что делало его разумным существом, а не диким зверем. И в следующее мгновение пришло понимание, насколько же опасно привыкшим к городской жизни гатляурам находиться посреди природы, пробуждающей в них первобытные инстинкты. Опасно, но… правильно. Ибо здесь их место. Оно всегда было здесь.

Медленно выдохнув, эмиссар растерянно посмотрел по сторонам. Голова еще отказывалась думать, но мысли упрямо ползали по внутренним стенкам черепа, робко напоминая о себе. У него зрела некая догадка, но что-то мешало ей сформироваться в нечто осмысливаемое. Впрочем, сейчас Эберна беспокоило кое-что другое…

Он смог самостоятельно вернуть контроль над собой. Но как быть с теми, кто не способен справиться с этим своими силами? Неужели им грозит падение в бездну дикой ярости и инстинктов выживания? Да, может, такая жизнь и была бы подходящей для какой-нибудь стаи, но не для общины гатляуров.

«И Консалия… – ощутив все на собственной шкуре, Эберн всерьез обеспокоился состоянием фра-гатляур. – Ей надо помочь. И я смогу ей помочь! Она же не животное, она – одна из нас».

– Эмиссар!

Эберн обернулся. К нему подбежал обеспокоенный разведчик, который вел его к Вилберу. И он явно запыхался.

«Бежал за мной, что ли? То есть я…»

– Что случилось, эмиссар? Все в порядке? Я имею в виду… в порядке?

– Уже да, – задумчиво пробормотал Эберн. – А еще я многое понял.

– Откуда… такая скорость? – глубоко дыша, поинтересовался гатляур. – Нам, кстати… в другую сторону.

– Что? А, да… Показывай дорогу.

Немного подождав, боец понял, что не получит ответов и разъяснений. Впрочем, донимать Эберна вопросами он и не собирался, а тому требовалось привести мысли в порядок, чтобы выразить новоприобретенный опыт и вытекающие из него выводы в сколько-нибудь связной речи.

– Туда, – без особого труда сориентировался разведчик, прикинув внезапно изменившийся маршрут и примерное местонахождение Вилбера. – Он должен быть где-то неподалеку. Идем.

«Неподалеку? Мы почти нагнали Вилбера за столько короткий срок?.. Или не такой уж и короткий? Сколько времени прошло?» – Эберн поежился, представив себя несущимся по лесу в безумном первобытном порыве.

– Эй, подожди меня! – опомнился эмиссар, бросившись следом за сородичем.

И вновь чуть не упал. Едва удержав равновесие, Эберн прошипел самое неприличное слово, какое только пришло ему в голову, и только тогда заметил, что до сих пор не вынул когти из ствола дерева. Прилагая намного больше усилий, чем хотелось бы, и превозмогая боль в костях, он все же смог высвободить руку и торопливо пошел за проводником, непрестанно ворча и ругаясь.

Вилбера они нашли действительно очень быстро. Командир гатляурской гвардии сидел в тени огромного трухлявого пня и машинально водил тесаком по точильному ремню, думая о чем-то своем. Рядом – прямо на земле – лежали два бойца и дремали. Очевидно, они давно уже заметили отправленного к Фероту разведчика и эмиссара, так что даже не пошевелились, когда те приблизились, предпочтя полностью использовать возможности небольшого привала.

– Посыльный не возвращался слишком долго, – коротко пояснил Вилбер, не отвлекаясь от заточки. – Мы остановились.

Эберн посмотрел по сторонам.

– А где Консалия и остальные?

Тесак замер. В тигриных глазах командира гвардии промелькнули тревога и растерянность, но они так быстро сгорели в янтарном пламени бесконечной борьбы свирепого хищника и хладнокровного воина, что эмиссар почти поверил, что ему лишь показалось. Почти, потому что он знал – ему не показалось.

– Двоих я отправил в дозор, – негромко прорычал Вилбер и, несколько раз проведя лезвием по ремню, еще тише добавил: – А Консалия сама ушла.

– Сама? – недовольно поморщился Эберн. – И ты позволил?

– Так вышло.

– Почему ты не отдал ей приказ остановиться?

– Не мог.

– Но ты же ее непосредственный командир!

Вилбер убрал тесак и скрутил ремень, стянув его с такой силой, что тот жалобно скрипнул.

– Уже нет, – коротко рыкнул он. Янтарь в его глазах потускнел. – Она стала свободной.

Издав нервный смешок, Эберн прошелся вокруг пня, дыша так глубоко, как только позволяли легкие. Дело принимало крайне неприятный оборот, и решение проблемы ускользало даже из-под когтей находчивого гатляура.

– Итак, Консалия ушла, – эмиссар резко остановился напротив Вилбера. – Далеко?

– Нет. Я ее чую. Прячется.

– Ясно… – протянул Эберн. Шерсть на его загривке вздыбилась. Ему стало как-то не по себе от того, что прямо сейчас за ним может наблюдать одурманенная дикой природой фра-гатляур. – Чего она хочет?

– Не знаю. Ушла утром. Но все время была рядом. Хотела бы сбежать – уже сбежала бы.

– Так, – эмиссар помассировал виски и еще раз обошел пень, настороженно озираясь. – И что ты теперь собираешься делать?

Вилбер неопределенно повел плечом и как-то без особого энтузиазма, которого у него, откровенно говоря, никогда и не было, ответил:

– У нас есть задание от Абелара. Его надо выполнить.

– А Консалия? – опешил Эберн.

– Появится – вразумим, – командир по привычке задумчиво почесал рыжий подбородок. – Мы смогли пережить это помутнение, поддерживая друг друга. И она сможет.

– А тебе не кажется, что с ней все намного серьезнее? Ты что, не видишь разницы? – возмутился эмиссар. – И раз уж ты заговорил о задании Абелара, то подумай и о том, как поведение Консалии скажется на нашей первостепенной задаче! Ты хотя бы помнишь нашу задачу?

– Помню.

– Мы участвуем в этой карательной экспедиции только для того, чтобы расширить влияние гатляурской общины в Атланской империи и приобщиться к управлению страной! Только так наши сородичи получат гарантии безопасности и достойного существования! Мы здесь ради будущего блага нашей общины!

– Я помню, – повторил Вилбер и взглянул эмиссару прямо в глаза, заставив его вздрогнуть от взрыва янтарных искр. – Но теперь не уверен, что это правильно.

– Ты не уверен, что мы должны трудиться на благо нашей общины? – не веря своим ушам, просипел Эберн. – Но благополучие…

– Благополучие общины – прежде всего, – прорычал командир гвардии, явно раздосадованный недопониманием. – Я не уверен в том, что наше будущее связано с Атланской империей.

Эмиссар замер. Тревога, злоба и растерянность Вилбера обрели форму и смысл. Впервые этот огромный и решительный гатляур столкнулся с чем-то, о чем у него никак не получалось сформировать хоть сколько-нибудь внятное мнение. Все, чего он добился и к чему еще только стремился, стало казаться не совсем правильным, потому что община на протяжении очень долгого времени жила не так, как должна была. Но как это исправить, он не знал.

– Я понимаю, – негромко произнес Эберн, печально усмехнувшись. – Понял, когда почувствовал… когда почувствовал. И я тоже сомневаюсь. Мне даже страшно. Страшно снова провалиться в ту пучину первобытной дикости… Но вместе с тем я осознаю, что городская жизнь завела гатляуров в тупик. Надо что-то менять.

– Тогда побыстрее закончим миссию и вернемся в общину. Нам есть что обсудить. С Абеларом и остальными. Такие вопросы не решаются в одиночку.

– Да плевать на одержимого, – отмахнулся эмиссар. – Пусть бледнорожие сами с ним разбираются. Нам этот фарс больше не нужен.

– А что, если община нас не поддержит? Что, если мы спешим с выводами? Что, если атланы затаят на нас обиду? Они так просто не отстанут, – рыжий гатляур подпер потяжелевшую голову кулаком. – Нет. Проблемы настоящего надо решать в настоящем. А проблемы будущего мы будем решать, когда оно станет настоящим.

Вилбер сильно изменился. В его словах не чувствовалось уверенности, но он изо всех сил старался не поддаваться сомнениям. Командир гатляурской гвардии не сдался и не впал в отчаяние, даже столкнувшись с пугающей неопределенностью. Но отчего тогда эти редкие порывы воздуха, лениво снующие меж стволов и просачивающиеся сквозь паутину ветвей, так упрямо раздувают едва тлеющие угольки беспокойства?..

– Может, ты и прав, – нехотя согласился Эберн. – Правда, я почему-то уверен, что теперь не смогу жить по-прежнему. Осознав, кто я есть на самом деле, сложно стать кем-то иным…

В кронах деревьев вновь прошелестел ветер, утягивая за собой тревожный порыв. Черная с подпалинами шкура эмиссара на мгновение встала дыбом, странное ощущение заставило его содрогнуться и обернуться. Но позади никого не было. Или лучше сказать, что там уже никого не было?..

Однако все повторилось. Разведчик, приведший Эберна к командиру, пригнулся и прислушался к окружающим звукам, задержав дыхание. Дремлющие гатляуры открыли глаза и одним плавным движением встали на ноги, озираясь по сторонам.

Сам Вилбер продолжил сидеть, но янтарные искорки его взгляда плясали по всему лесу, цепляясь за малейшие движения.

– Так или иначе, мы должны помочь Фероту поймать одержимого, – подвел он итог, медленно разматывая до сих пор не убранный ремень. – Но сперва нужно привести в чувство Консалию.

В кроне деревьев мелькнула тень. Эберн резко отскочил назад, не успев ничего осознать – его тело двигалось само, подчиняясь инстинктам, а не разуму. И в следующее мгновение в место, где только что стоял эмиссар, ударила черная молния.

Раздался свист когтей, рассекших воздух рядом с лицом Вилбера, и практически сразу ему вторило смертоносное эхо, однако командир удивительным образом успел отскочить в сторону прямо из положения сидя. Следом за ним полетели вырванные ошметки трухлявого пня – страшно даже представить, что произошло бы, если бы удар пришелся точно в цель.

– Консалия! – прорычал Вилбер, оказавшись на безопасном расстоянии. – Стой! Это я!

«Консалия?» – Эберн только сейчас узнал в представшим перед ним свирепом хищнике черную фра-гатляур. В ее внешнем виде, движениях и даже запахе стало слишком много звериного. Эмиссар не мог знать наверняка, но он чуял, что в ней не осталось почти ничего от лейтенанта гатляурской гвардии. Так как же помочь ей, дикому зверю, если она больше не внемлет голосу разума?

Пантера с угрожающим шипением бросилась в сторону, в три стремительных рывка взобралась на верхушку дерева и растворилась в кронах. При следующем порыве ветра она ударит вновь, внезапно вынырнув из шелестящих теней.

Гатляуры заняли круговую оборону, схватившись за тесаки.

– Нет, – твердо рыкнул Вилбер, поудобнее перехватывая ремень. Оружие вернулось в ножны. – Не навредите ей. Она – одна из нас.

Движение воздуха подняло зеленую волну листвы, и, словно вторя невидимому потоку, один из гатляуров упал на землю, опрокинутый появившейся из ниоткуда Консалией. Второй боец тут же кинулся к ней, но у него не было ни единого шанса поймать лейтенанта – в своем животном рвении она слишком быстра даже для сородичей. Однако, увернувшись от его захвата, фра-гатляур на мгновение потеряла равновесие и потому снова не смогла нанести смертельный удар Вилберу, стоявшему к ней спиной. Командир успел обернуться и отшатнуться назад, но когти черной пантеры вонзились ему в бока, насквозь прошив кожаную броню.

– Консалия, – хрипло выдохнул Вилбер, обронив ремень, и схватил ее за запястья, не вынимая из себя когти. Так хватка будет крепче. – Ты не узнаешь меня? Очнись!

– Ты… слаб… недостоин, – отрывисто прошипела она. – Я… стану… вожаком.

На мгновение их взгляды встретились – кипящий янтарь его глаз влился в черную бездну дикой ярости. И кажется, где-то там, в глубине ее подавленного сознания, промелькнул просвет понимания содеянного, но он тут же померк, обернувшись новым смыслом, продиктованным пробудившейся первобытной природой… И в тот же миг Консалия крепко вцепилась зубами в шею командира. По рыжей шкуре поползли алые разводы.

Третий гатляур-боец, оказавшийся в невыгодном положении с другой стороны пня, наконец подскочил к Консалии и сгреб ее в охапку, отрывая от Вилбера. Из рваной раны на шее брызнула кровь, но командир не ослаблял хватку.

– Эберн! – прорычал он, брызжа красной слюной. – Ремень! Вяжи!

Эмиссар видел все от начала и до конца. Он не замечал безумную скорость, с которой велась борьба, и даже удивлялся, почему два упавших гатляура до сих пор не встали на ноги. Все движения Консалии и Вилбера казались ему плавными и даже немного неуклюжими. Это было похоже на то чувство, когда внутри него впервые пробудилась истинная суть его народа. Только сейчас он оставался в сознании и мог контролировать себя… правда, не полностью. С каждым ударом сердца по венам Эберна проносились волны тревоги, гонимые инстинктом самосохранения. Все внутри него кричало о том, что не следует приближаться к разъяренной фра-гатляур и раненому командиру. Он был парализован непреодолимым желанием выжить, и давно бы уже сбежал, но…

– Благополучие общины – превыше всего, – издав жалкий стон, Эберн шагнул вперед. – Это мои сородичи… – еще шаг, сопровожденный вспышкой боли в сведенных мышцах. – И я сделаю все… – сердце сжалось, выдавливая жизнь, а конечности онемели, как будто кровь из них ушла в голову, готовую взорваться от перенапряжения. – Чтобы помочь им! Помочь им всем!

Время почти остановилось. Эберн с удивлением обнаружил, что может свободно передвигаться. Изначальные инстинкты и приобретенный разум слились внутри него воедино. Он стал совершенно другим гатляуром, но при этом остался самим собой.

«Не зверь и не создание Света… Наш новый путь. Я нашел его. И покажу остальным».

Эмиссар подхватил лежащий на земле ремень и подскочил к Консалии, бьющейся в крепком захвате своего бывшего подчиненного. В тот же миг Вилбер с диким рыком выдернул ее когти из себя, не обращая внимания на вырванные с мясом клочья рыжей шкуры, и с немалым усилием сложил руки лейтенанта вместе. Прочный точильный ремень обвил запястья и затянулся узлом.

Наконец-то упавшие бойцы поднялись на ноги и бросились на помощь. Втроем держать взбесившуюся фра-гатляур стало проще, но она все равно не унималась и постоянно предпринимала попытки вырваться.

– Девочка, – хрипло дыша, произнес Вилбер, держась за покалеченный бок и прокушенную шею. – Успокойся.

– Я сильная! Сильнее тебя! – яростно прошипела Консалия, слизнув с мордочки кровь. – Я буду вожаком! Стая признает меня!

– Глупышка… – командир прислонился спиной к стволу дерева и посмотрел на эмиссара.

Янтарь его глаз остывал, но, кажется, Вилбер в порядке. Раны очень неприятны, но не смертельны. Нужно лишь немного отдохнуть.

«Я позабочусь о ней», – кивнул Эберн.

– Ты говоришь о стае, – он сел рядом с Консалией и протянул руку, которую, впрочем, сразу же пришлось отдернуть, чтобы избежать укуса. – Но мы не стая. Мы – община. Мы заботимся друг о друге и трудимся ради нашего общего блага. И ты – одна из нас. Вспомни это.

– Я сильная! – взвизгнула она, задергавшись еще активнее. – Я сильнее! Я вожак, а не он!

– Ты сильна, – согласился Эберн и осторожно пододвинулся к ней. – Ты талантлива. Кровь истинных гатляуров в тебе чище, чем в любом из нас. Но мы должны быть едины.

– И я поведу единую стаю! Я докажу, что достойна! Я убью его, я займу его место!

– Мы не стая, – повторил эмиссар. – Нам не нужен сильный вожак. У нас есть мудрые наставники, заботливые воспитатели и опытные командиры. На них держится наша община.

Консалия содрогнулась, протяжно застонала и притихла. Она молча сидела, уставившись пустым взглядом в землю. Ей остается только признать поражение, но с этого поражения начнется новая борьба – борьба с собой.

– Я понимаю, что ты чувствуешь, – Эберн все же протянул руку и погладил фра-гатляур по голове. – Тебя смутили пробудившиеся инстинкты. Здесь нет твоей вины. Ты справилась. Ты молодец… Но дальше будет еще тяжелее. Я помогу тебе. А затем мы поможем всей нашей родне. Хорошо?

Крохотная слезинка побежала по черной мордочке пантеры, ловко скользя по мягкой шерсти и огибая кровавые пятна. В душе Консалии все спуталось. Она всегда считала себя униженной и обделенной – неприглядный окрас, предвзятое отношение на службе из-за пола, непрекращающееся соперничество с более сильными и рослыми гвардейцами, вечная неудовлетворенность своими достижениями и тщетные попытки опровергнуть стереотипы общественности Атланской империи… Только это уже в прошлом. Оказавшись посреди природы, она наконец смогла освободиться от всех условностей, почувствовать силу и стать той, кем должна быть! Но…

– Неужели я не права? – прошептала Консалия. – Отчего мне так плохо?

– Ты на распутье. Ты понимаешь, что вернуться к прежней жизни невозможно, а жить по-новому, всецело отдавшись гатляурскому естеству, страшно. Но есть и третий путь.

– Какой же?

– Иной. Верный, – заявил эмиссар, поднимаясь на ноги. – Тот, на котором наш народ вновь станет собой, вернувшись в лоно природы. Будет непросто, от многого придется отказаться… Но не от общины. Мы обязаны сохранить ее, чтобы не опуститься до уровня стаи. Ибо община – главная ценность нашей культуры, делающая из нас гатляуров, а не диких звероподобных существ.

Консалия подняла на него полные слез глаза:

– И я тоже смогу стать собой?

– Конечно, – улыбнулся Эберн. – Как только мы вернемся в Камиен, я сразу же поговорю с Абеларом. А затем мы все вместе определим наше будущее. Лучшее будущее.

– Спасибо… И… простите меня.

– Главное, что ты осознала свои ошибки и обнаружила слабости. Не позволяй им снова взять верх. И помни, что община всегда готова поддержать тебя.

Тревога окончательно рассеялась. Деревья снисходительно смотрели на гатляуров сверху вниз и лениво покачивали ветвями, пропуская настырные ветра сквозь густую листву. В охотничьих угодьях воцарилось спокойствие, облаченное в скромные одеяния из пышущей свежестью зелени и ярких лучей солнца, слишком долго пребывавшего в плену туч. Хотелось бы, чтобы весь мир был столь же умиротворенным и прекрасным. Увы, желания тут ничего не значат…

– Я рад, что ты вернулась, девочка, – прорычал Вилбер, поморщившись от боли в шее.

Консалия посмотрела на командира, устало прислонившегося спиной к дереву. Ее глаза испуганно расширились, как только она заметила глубокие раны на его теле. Как будто не веря, что эти жуткие отметины оставили ее когти и клыки, фра-гатляур вновь осторожно слизнула кровь со своей мордочки. На вкус отвратительно. Даже хуже, чем осознание собственного проступка, который… А, собственно, в чем именно она была не права?..

«Какой мерзкий зуд! – поморщился Эберн, пытаясь почесаться сквозь легкий кожаный доспех. – Надо помыться… Ладно, если о нем не думать, то он сам пройдет».

Однако неприятное ощущение становилось только сильнее. И дело явно не во въевшейся в кожу грязи. Значит… Где-то рядом враг? Одержимый?

– Вилбер… – позвал эмиссар.

– Что? – откликнулся раненый гатляур. Видимо, он не почуял никакой угрозы.

«Раны мешают ему сосредоточиться, – понял Эберн, осторожно глядя по сторонам. – А вот Консалия напряглась. Она тоже что-то заметила».

Тревога нарастала.

– Тебе не кажется, что…

– Да, верно, – прорычал Вилбер и повернулся к бойцам, до сих пор крепко державшим лейтенанта: – Хватит уже. Отпустите.

Эмиссар замер, почувствовав, как шерсть на загривке встала дыбом.

– Нет! – воскликнул он.

Но слишком поздно.

– Не смей им приказывать! – Консалия бросилась вперед, едва ощутив ослабшую хватку. – Я у них главная! Я их вожак, а не ты! Я вожак!

Даже Эберн не успел среагировать на внезапный рывок. Он не ожидал, что фра-гатляур вновь впадет в ярость по каким-то надуманным причинам и из-за пары слов. Ее душевное расстройство оказалось тяжелее, чем предполагалось. Момент, когда Консалию еще можно было спасти, уже упущен.

«Я совершил ошибку, – признал эмиссар, с трудом проталкивая свое тело сквозь загустевший из-за застывшего времени воздух. – Бедная девочка…»

Но даже если бы Эберн был готов, он все равно не успел бы перехватить лейтенанта, обратившуюся дикой пантерой. Поэтому ему оставалось только наблюдать, как она губит саму себя.

Ее целью был Вилбер. Командир гвардии до сих пор стоял у дерева и не имел ни единой возможности отступить или увернуться. Выход очевиден – использовать силу противника и победить.

Рыжий гатляур инстинктивно выхватил тесак и шагнул навстречу Консалии. Ей уже не остановиться в своем броске. Траектория известна, момент рассчитан. Она налетит грудью прямо на острие клинка. Прием прост и привычен. Движения точны и смертоносны. Все отработано до мелочей.

С таким раскладом Вилбер не может потерпеть поражение. Даже от нее. От фра-гатляур из его общины…

– Нет.

Рука с тесаком опустилась. В следующее мгновение черная молния врезалась в командира гвардии. Он отшатнулся обратно к дереву, издав короткий хриплый рык, и печально усмехнулся, почувствовав, как клыки Консалии впились в прокушенную шею.

«Прости меня, девочка. Я чуть не убил тебя… Прости…» – янтарь в глазах Вилбера помутнел и застыл, навсегда сковав внутри себя потухшие желтые искры. Борьба благородного воина и свирепого зверя в его взгляде подошла к концу. Но победила только смерть.

Сердце бешено стучало в груди Консалии, разгоняя по венам эйфорию долгожданного свершения. Она наконец-то стала той, кем должна была стать. Она доказала свою силу. Теперь она – вожак стаи! И никто не посмеет оспаривать ее главенство. Никто! Ни растерянные бойцы, ни любой другой гатляур, какой бы породы он ни был и какое бы положение в общине ни занимал. Даже Абелар не осмелится воспротивиться воле истинного вожака, не говоря уж про…

Эберн вонзил в ее спину кинжал. Не будучи полностью уверенным в том, что попал в сердце, эмиссар резко выдернул клинок и ударил еще раз.

Не издав ни единого звука, Консалия тяжело упала на землю. Перед ней лежало тело Вилбера. Почему-то только сейчас фра-гатляур осознала, что его убила именно она. Нет, не так… Он позволил ей убить себя. Даже если Консалия была намного быстрее и свирепее командира как зверь, она оставалась слишком слабой как гатляур. Вера в общину и забота о сородичах – как она могла забыть об этом?

– Слишком слаба… – тихо прошептала Консалия.

Она умерла спокойно. Умерла, глядя на грустную улыбку Вилбера. Все-таки, даже проиграв, он остался вожаком. Ее вожаком.

Эберн сделал несколько шагов назад. Окровавленный кинжал выпал из дрожащих рук. Произошло немыслимое – гатляур убил другого гатляура. И это произошло дважды!

– Я предал общину, – прохрипел эмиссар, повернувшись к остолбеневшим бойцам.

Они переглянулись. Кажется, в их коротких взглядах смысла было больше, чем в некоторых речах. Но его невозможно выразить словами, все витало на уровне чувств.

И Эберн почувствовал. В тот же миг он опустился на колени и зарыдал. Эмиссар не мог объяснить, что творилось в его душе. Но что бы это ни было, оно рвалось наружу вместе со слезами и воем. Горечь утраты, облегчение, ощущение собственной слабости, страх, перевозбуждение – все смешалось воедино, поглощало и порождало само себя, образовывало пустоту и тут же заполняло ее, умирало и возрождалось вновь…

– Мне нет прощения, – медленно выдохнул Эберн, вставая на ватные ноги.

Кажется, немного полегчало. Мысли в голове неспешно осели на дно разума, и ворошить их без лишней надобности пока не хочется. Увы, с действительностью это не работает – здесь желания не помогут. И ничто уже не вернет к жизни Вилбера и Консалию.

– Если подумать, то все к этому и шло, – наконец нарушил тишину один из гатляуров. – Мы знали, что лейтенант нездорова, не в себе. Но продолжали верить и пытались помочь ей.

– Однако она покинула нас, – вторил ему другой. – Ушла в свою стаю. Стаю из одного.

– Ее рассудок помутился, – подхватил третий. – Она жертва, но это не давало ей права идти против общины.

– Ты поступил правильно, Эберн.

– Тебе и не нужно просить прощения.

– Мы доверяем тебе.

– Убив ее, ты не предал нас. Наоборот, ты защитил идеалы народа гатляуров.

– Ты изменился, Эберн. Мы все изменились, но ты – по-особенному.

– Мы слышали твои слова…

– Ты прав.

– Нам нужна твоя помощь. Веди нас своим путем.

– Верным путем.

Каждый из гатляуров по очереди подошел к эмиссару и коротко кивнул. Но в этих кивках было больше уважения, чем в некоторых поклонах. Эберн нуждался в поддержке, и он ее получил. Община с ним.

В этот момент вернулись два бойца, отправленные Вилбером в дозор. Они давно уже почуяли неладное, но не смели нарушить приказ и покинуть пост раньше времени. Увы, по прибытии разведчики обнаружили трупы командира и лейтенанта.

– Она предала нас? – осторожно поинтересовался один из них, переведя взгляд с разорванной шеи Вилбера на окровавленную мордочку Консалии.

– Да. Нет… – Эберн подошел к трухлявому пню, устало сел на землю и прикрыл глаза. – Она предала нас, но не себя. А мы – наоборот. Кажется. Я не знаю, не совсем понимаю… Здесь нет кого-то одного виноватого. Мы все виноваты, все ошибались. Издавна…

Гатляуры, присутствовавшие при смерти бывших командующих, рассказывали вернувшимся о произошедшем, пока эмиссар осторожно взбивал осадок в своей голове. Он привык решать проблемы сородичей, когда они были связаны с иными расами или какой-то внешней угрозой. Но как быть с проблемой, которая столь долгое время оставалась незамеченной и усугублялась с каждым новым поколением? Неправильный образ жизни рано или поздно погубит его народ. Однако если удастся найти золотую середину, сбалансированное решение, которое не перечеркнет все достижения и ценности гатляурской общины… Но как?

– Так… Что мы теперь будем делать?

– Сначала проводим павших в последний путь, – Эберн открыл глаза и посмотрел на раскидистые кроны деревьев: – Лучше места не найти.

– А потом?

– Потом… – эмиссар задумался.

Если будущее гатляуров не связано с Атланской империей, то и в репутации нет никакой нужды. Значит, следуя такой логике, можно вернуться в Камиен прямо сейчас. Поговорить с Абеларом, все продумать и решить организационные вопросы грядущего исхода, если все поддержат его…

Однако, как отметил Вилбер, самовольный уход из карательной экспедиции Ферота и какая-то внутренняя тайная деятельность сразу же вызовут у атланов лишние подозрения. Светлейшие правители мира сего и так косо смотрят на гатляуров из-за природных особенностей связи со Светом, не говоря уж про многочисленные претензии в торговле и наемнической деятельности.

Словом, если не выполнить миссию Иустина по поимке одержимого, то времени у общины останется очень мало, прежде чем атланы окончательно поверят в теорию заговора и… лучше не думать, что тогда произойдет.

– Проблемы настоящего надо решать в настоящем, а проблемы будущего – когда оно станет настоящим, – повторил слова командира гвардии Эберн и облегченно выдохнул, почувствовав хоть какую-то определенность. – Закончим начатое. Поймаем Ахина и отдадим его бледнорожим. А пока они с ним развлекаются, мы спокойно разберемся со своими делами.

– Разумно, – кивнули бойцы и переглянулись: – Собираем ветки.

Традиционный гатляурский похоронный обряд должен был проходить ночью, но, к сожалению, такой роскошью, как время, они сейчас не обладали.

– Вы уж не обижайтесь на нас, почтенные ночные кошки… – прокряхтел эмиссар, с трудом вставая на вялые ноги. Отдых не помог. Видимо, это усталость иного порядка.

Посмотрев по сторонам, Эберн подошел к оброненному окровавленному кинжалу и после небольшой заминки поднял его. Тихо прошипев несколько насыщенных ругательств, он вытер лезвие о штанину и отправился к растущим неподалеку зарослям кустарника. Пока остальные гатляуры бегали по лесу и лазали по деревьям, добывая прочные ветви, он решил срезать несколько гибких прутьев, чтобы укрепить конструкцию, которая станет последним пристанищем Вилбера и Консалии.

«Должен признать, это успокаивает», – хмыкнул эмиссар, очищая от молодых листьев очередную веточку. Механические движения руками каким-то образом упорядочили его мысли, при этом не позволяя впасть в тяжкие раздумья. Да и зачем унывать, если все уже решено? Осталось только сделать…

Легко сказать. Даже самые благие замыслы рано или поздно сталкиваются с непредвиденными обстоятельствами. И если в одном случае это редкая удача, то в другом…

– Ферот идет.

Услышав голос разведчика за спиной, Эберн дернулся от неожиданности и едва не порезался. Вот и непредвиденное обстоятельство. Впрочем, очень даже предвиденное, разве что неучтенное. Но приятнее от этого оно не становится.

– Будь он неладен… – пробормотал эмиссар. – Близко?

– Скоро приковыляет, если не заблудится.

– Ясно, – Эберн посмотрел на трупы и, тяжело вздохнув, приказал: – Продолжайте. Я поговорю с ним.

Ну и как епископу объяснить смерти Вилбера и Консалии? О каком доверии гатляурам может идти речь, коль они убивают друг друга? Атланы наконец-то получат подтверждение, что связь прямоходящих кошек со Светом ошибочна, раз даже оковы пресловутой общины не смогли удержать их от злобы и братоубийства. Если Эберн начнет воплощать свой план в жизнь на фоне вспыхнувших подозрений, то ничем хорошим это не закончится.

– Печальный сценарий, – раздраженно прошипел эмиссар, глядя на приближающегося епископа. – Надо как-то одурачить бледнорожего. Думай, думай…

В обычном состоянии он с легкостью сплел бы такую непроходимую паутину лжи, через которую даже самый гениальный ум не смог бы пробраться без его помощи. Однако почему-то именно сейчас ни один вариант рукотворной правды Эберна никоим образом не мог органично вписаться в картину действительности. Как будто что-то мешало ему врать Фероту. Неужели интуиция? Но ведь, если подумать, правда лишь усугубит текущее положение гатляуров.

– Что тут произошло? – сходу спросил епископ, сжимая в руке белый меч. – Засада? Одержимый?

«Проклятье… Будь что будет!» – тяжело вздохнув, Эберн посмотрел прямо в светлые глаза атлана и ответил:

– Не одержимый. Лейтенант Консалия поддалась зову дикой природы и сошла с ума. Она напала на нас и смертельно ранила командира Вилбера. У меня не осталось иного выбора, кроме как убить ее.

Некоторое время Ферот молча стоял, глядя то на эмиссара, то на трупы гатляуров. Наконец, поморщившись так, будто он испытал резкую головную боль, епископ убрал меч в ножны и устало прислонился к стволу ближайшего дерева.

– Я сожалею о вашей утрате, – после длинной паузы произнес атлан. – Но все же должен попросить… Можно?

– Не могу обещать, что выполню твою просьбу, – честно признался Эберн. – Извини.

– Я понимаю. Дела общины – это дела общины. И нам… как там… бледнолицым?.. – епископ усмехнулся, посмотрев на свои руки. Еще совсем недавно его кожа была чиста и бела, а ныне она приобрела какой-то грязно-земельный оттенок и покрылась многочисленными мелкими царапинами. – В общем, нам нельзя соваться в гатляурские дела. Но речь идет о безопасности Атланской империи.

– Понимаю, куда ты клонишь, – помрачнел эмиссар. – Зов дикой природы, да?

«Началось. Проще было все-таки соврать…»

– Именно. Расскажи мне о нем.

В атлане что-то едва уловимо изменилось, но Эберн смог уловить эти перемены и даже осознать их, потому что то было очень знакомое гатляурам чувство – беспокойство о ближних. Эмиссару даже стало немного не по себе. Он всю жизнь презирал самодовольных и высокомерных созданий Света, но внезапно к нему пришло осознание, что среди них могли бы быть… Нет, одна только мысль об этом вызывает отвращение. Или же он просто заставляет себя так думать?..

– Наша община отравлена городской жизнью, – начал Эбен и чуть не подавился словами, поняв, что он сам решил все рассказать атлану. – Природа пробуждает в нас изначальную суть, но некоторым очень сложно обуздать ее силу, особенно если их душа замутнена сомнениями, тяжкими думами и многолетней скрытой обидой. Я не очень хорошо знал Консалию, но стоило ей раскрыться, как я почуял ее страхи и чувство собственной неполноценности. Первобытная ярость, пробудившаяся в ней, помутила рассудок фра-гатляур, заставила думать и действовать не как разумное существо, а как дикий зверь. По итогу все вылилось в одно единственное желание – нет, даже смысл жизни – стать главной, доказать всем, что она достойна большего, добиться признания своего превосходства… Ты спросишь – зачем? Чтобы защитить всех нас и повести за собой, за сильным вожаком. Так Консалия видела… заботу о сородичах. Она запуталась, ошиблась и совершила ужасное преступление. Но желала всем нам только добра… Я извлек урок из ее ошибки и из ошибок нашего народа. И я все исправлю, даже если нам придется навсегда покинуть стан созданий Света. Потому что благополучие общины – превыше всего.

Ну вот. Сказанного более чем достаточно, чтобы фанатичные атланы объявили гатляуров еретиками, неспособными жить светлыми идеалами из-за влияния темного начала. Детали всегда можно додумать, а факты – подогнать.

«Надо было соврать, – мысленно повторил эмиссар и печально усмехнулся, посмотрев на покойного Вилбера: – От него, что ли, прямолинейности набрался?.. И что теперь? Убить Ферота? Да, придется. А затем избавимся от людишек. Мы посреди леса, у нас преимущество – гатляуры не скованы в передвижении, а солдаты Ирьяна не смогут держать полноценный строй… Вот только что будет, если мы вернемся в Камиен без атлана и людей? Хм, но ведь и у нас есть потери, так что это не вызовет больших подозрений. А вернулись, чтобы предупредить об огромной угрозе со стороны одержимого… Ну, ладно».

Крепко сжав рукоять кинжала, Эберн перевел взгляд на епископа и… не смог пошевелиться. В светлых глазах Ферота застыло сожаление. Ни гнева, ни опасения. Ему искренне жаль. Он действительно понял, в какой непростой ситуации оказались гатляуры. Мысли о неверных решениях тревожили и его.

Консалия ошиблась, всецело подчинившись своим убеждениям, и это заставляло задуматься – как много ошибок совершил сам епископ, следуя тому, что считается единственно верной истиной? И он осознавал, через что пришлось пройти Эберну, набравшемуся смелости и сил идти в будущее иным путем, взяв из прошлого и настоящего только лучшее…

«Но способен ли я найти такой же путь для Атланской империи?» – тяжело вздохнул Ферот, прикрыв слезящиеся глаза. Никогда прежде он не чувствовал себя таким одиноким. Где найти поддержку, откуда начать? И главное – что именно надо менять, если ошибки есть везде и во всем? Как быть, если неравенство Света и уничтоженной Тьмы само по себе порождает зло, даже если миром правит добро? Да и такое ли это добро, каким должно быть?..

– Епископ? – осторожно позвал Эберн, вложив кинжал в ножны. – Ты в порядке?

Ферот посмотрел на эмиссара. И снова атлану понадобилось некоторое время, чтобы вспомнить о происходящем в действительности и по возможности захоронить свои мысли где-то в глубинах забвения.

– Да, – немного растерянно ответил епископ. – Да, все хорошо. Просто немного задумался… Спасибо, что все рассказал. Я ценю твою честность. И мне очень жаль.

«Да что с ним такое? – раздраженно поморщился гатляур. – Это же обычный атлан. Как он может быть таким искренним? Где высокомерие? Где рвение искоренить ересь?.. Проклятье! Я не могу ненавидеть этого бледнорожего».

– У меня есть просьба, – неожиданно для самого себя Эберн решил довериться ему, пусть это и было весьма неприятно. – Гатляурской общине ни к чему лишние проблемы. Ты ведь знаешь, к нам и без того относятся с подозрением. Как оказалось, небезосновательно… В общем… Я не прошу врать в отчетах кардиналу и архиепископам о произошедшем здесь. Но я прошу умолчать об этом. А мы не бросим тебя, несмотря на некоторые… перемены, и поможем завершить миссию по поимке одержимого. Договорились?

– Нет. Так договариваться мы не будем, – ответил Ферот, но, увидев разочарованную физиономию эмиссара, устало улыбнулся и пояснил: – Вы присоединились к карательной экспедиции добровольно. Вас не держат здесь никакие обязательства. Если вам нужно вернуться к общине, то возвращайтесь. Я все понимаю.

– А что насчет…

– В отчете не будет ни слова о произошедшем здесь, – заверил епископ. – Вы поступили правильно. Все. Даже Консалия… К тому же это ваши внутренние дела. Думаю, о них можно не докладывать. Даже если вы уйдете.

«И он готов скрыть правду ради нас? Ввести в заблуждение самого кардинала? Ничего не требуя взамен? Просто потому что он сам считает, что мы правы? – изумился Эберн, почувствовав как внутри него со скрежетом перевернулось представление о Фероте. – Нет, этот атлан точно повредился рассудком. Или наоборот, одумался?..»

– Благодарю, – гатляур низко поклонился, впервые выказав неподдельное уважение представителю иного народа. – Но, честно говоря, поимка Ахина входит в наши интересы. Так что покидать отряд мы и не собирались.

– Получается, это был шантаж? – приподнял бровь Ферот.

– Нет, обычный договор, – пожал плечами Эберн. – Только по-гатляурски.

– Хм… Теперь я понимаю, почему в атланском управлении торговлей вас недолюбливают.

– Как будто только из-за этого… – фыркнул эмиссар.

Разрядить обстановку не получилось. Задавленная в зародыше шутка прозвучала довольно-таки невесело. Наверное, потому что это правда. А правда в последнее время редко бывает радостной.

В воздухе повисла полая тишина, медленно наполняющаяся звуками леса. Ветер стих, милостиво позволив листьям отдохнуть. Солнце лениво перекатилось через зенит, перекладывая тени мира на новые места. Мелкое зверье и птицы начали осторожно выбираться из укрытий, почуяв, что опасность миновала. В общую гармоничную мелодию природы как-то вполне естественно вплелось и негромкое бормотание солдат Ирьяна, которым бригадир позволил устроить привал до дальнейших распоряжений.

«Вот уж действительно животные, – недовольно поморщился Эберн, посмотрев на них. Свое отношение к атлану он изменил, но люди до сих пор вызывают у него отвращение. – Ума, во всяком случае, как у скота. Впрочем, им потому и позволяют так плодиться, что из них выходит неплохая дешевая рабочая сила и армия, так сказать, на забой… Такими темпами скоро и темные рабы не понадобятся…»

Отмахнувшись от размышлений о малоинтересном для него будущем Атланской империи, эмиссар полной грудью вдохнул свежий лесной воздух, в котором больше не ощущалось ни тревоги, ни страха. Одни лишь сожаления и скорбь.

– Я пойду, – Эберн поднял охапку прутьев. – Мне надо помочь с погребением.

– То есть… прямо здесь? – удивился Ферот.

«А где еще-то? – тут же задался вопросом епископ. – Если подумать, то в Могильнике нет гатляурских захоронений. Они кремируют покойных? Для этого им нужны ветки, для костра? Или как?.. Я никогда не обращал внимания… Интересно, а что еще я не замечал о других народах, даже находясь в непосредственной близости к ним? Что я… Нет. Что мы, атланы, не знаем о прочих созданиях Света? И что мы не знаем о порождениях Тьмы? Мы заклеймили темных злом, но разве…»

– Да, прямо здесь, – Эберн посмотрел вверх, в самую глубину зеленого океана листвы. – Проводим их по нашим обычаям. В кронах.

– Что? Как? – переспросил Ферот, обрадовавшись возможности отвлечься от своих мыслей, пока знакомая боль в висках не стала невыносимой.

– Из ветвей и прутьев мы сплетаем что-то вроде больших корзин. Сажаем внутрь усопших и подвешиваем. Не на самой верхушке, но и не внизу, – рассказывая, гатляур продолжал внимательно смотреть вверх, как будто пытался кого-то разглядеть там. – Их тела гниют, корзины со временем разваливаются, кости помельче уносят птицы, а покрупнее – падают на землю и навсегда исчезают под опавшей листвой, ветками и взрыхленной корнями землей… Но наши мертвые сородичи остаются там, в кроне. Мы называем их ночными кошками, потому что ночами они бродят по ветвям или отдыхают, глядя сверху на нас. А когда убедятся, что мы живем достойно и заботимся друг о друге, они спускаются с дерева и рождаются вновь. Так что, если община и ее идеалы крепки, гатляуры будут жить. Если же нет – мы все рано или поздно станем ночными кошками, нежелающими спускаться на землю.

– Понятно… – после небольшой паузы протянул атлан и, откашлявшись, неловко поинтересовался: – Так, значит, ваш парк в торговом квартале?..

– Что-то вроде кладбища.

– Ага…

«Мы действительно многого не знаем и не замечаем», – убедился Ферот.

Тем временем гатляуры уже почти собрали основу будущих мест последнего упокоения Вилбера и Консалии, не хватало только гибких прутьев, чтобы укрепить конструкцию. Поэтому Эберн, наконец очнувшись от созерцания игры света и тени на листьях, поспешил к сородичам, но епископ вновь окликнул его:

– Прости, я должен спросить… Это надолго?

– До вечера управимся. Однако попрощаться с ними мы сможем только тогда, когда сядет солнце.

– Одержимый же где-то рядом. У нас есть шанс схватить его.

– Он никуда не денется, – заверил Эберн.

– Но…

– Я все понимаю, – гатляур поудобнее перехватил охапку прутьев и направился к недоделанным корзинам. – Я обещал, что мы поможем тебе, и обещание сдержу. Но позже. Мы и так спешим с погребением. Традиция уже частично нарушена. Нельзя обижать ночных кошек еще сильнее.

Переубедить эмиссара не представлялось возможным. Видимо, благоприятным прогнозам сбыться не суждено. Как говорится, неожиданности происходят неожиданно. И ладно, если бы они были приятными. Увы, в последнее время само существование удачи стало подвергаться немалым сомнениям.

– Ну и что? – пробормотал Ферот. – Если ничего не делать, то никакая удача не поможет достичь цели…

Сбросив с себя ставшее привычным состояние задумчивого оцепенения, епископ пошел к гатляурам. Бойцы гвардии плели огромные корзины и негромко переговаривались, вспоминая былые времена, проведенные под командованием Консалии и Вилбера. Но как только атлан приблизился, они замолчали и замерли, разом направив взгляды на него. В их глазах не читалось враждебности или неприязни, но Ферот сразу понял, что здесь ему находиться не стоит. Нет, никто не запрещает и не гонит прочь. Его просто не должно быть здесь, и причины тому находятся где-то за рамками рационального понимания ситуации – это можно только почувствовать.

– Я хотел сказать, – с трудом просипел атлан, борясь со странной неловкостью и желанием уйти, так и не договорив. – Я сожалею о вашей утрате, но…

Они даже не шелохнулись. Чувство неуместности усилилось.

– Мне нужно знать, – Ферот отступил на шаг назад. – Мы не сбились со следа одержимого?

Быстро переглянувшись, гатляуры вновь посмотрели на него.

– Нет, – наконец ответил один из них. – Несколько десятков отродий Тьмы прошли здесь и направляются далее на юг. Это может быть только Ахин с нежитью.

– Спасибо. Я понял, – облегченно выдохнул Ферот, отступив еще на шаг. – Значит, они идут к Бирну?

– Одержимый не посмеет напасть на населенный пункт так близко к Камиену, – ответил Эберн, присоединившись к беседе с явным намерением поскорее ее закончить. – Ему нужно больше сил, какую бы самоубийственную цель он перед собой ни ставил. Так что для Ахина сейчас существует лишь одна дорога – в Пустоши, где он попытается отыскать демонов.

– Почему тогда он продолжает идти на юг, а не свернул к восточным границам намного раньше?

– Там мы смогли бы перехватить его, ибо, грубо говоря, шли бы прямо навстречу друг другу, – пояснил эмиссар и, ехидно фыркнув, негромко пробормотал себе под нос: – Интересно, почему у жалкого порождения Тьмы хватило ума до этого додуматься, а у образованного атлана – нет?

– Выходит, либо он уже свернул к Пустошам, либо сделает это, пройдя мимо Бирна, – подумал вслух Ферот, не обратив внимания на колкость гатляура.

У Эберна имелся очередной язвительный комментарий, но озвучивать его он не стал. Как-то расхотелось. Наверное, не стоит выплескивать дурное расположение духа на епископа, ведь тот показал себя не таким уж самовлюбленным светлым выродком, какими считал атланов эмиссар. Причем неоднократно.

– Да. Именно так, – подтвердил Эберн, незаметно для самого себя смягчив тон.

– Тогда я с солдатами схожу в Бирн, – решил Ферот. – Здесь ведь недалеко?

– Да, – ответил один из разведчиков. – Южнее есть просека. Не первая, а вторая, как утесы пройдете. На западе она упирается прямо в долину Бирна.

– Понял, – с благодарностью кивнул епископ. – Тогда мы не будем вам мешать. Опросим местных, пополним запасы и вернемся. Если одержимого и нежить там никто не видел, то они уже на пути в Пустоши… И нам придется поспешить, чтобы перехватить их на границе до встречи с демонами.

– Верно, – согласился Эберн и, немного помявшись, нехотя добавил: – Извини за задержку.

– Ничего, – на изможденном лице Ферота мелькнула легкая полуулыбка. – Ваша приверженность общине и традиционным ценностям достойна уважения. А ваши идеалы для вас не самоцель, а лишь ориентир в поисках правильного решения. Нам, атланам…

Резко замолчав, епископ еще раз коротко кивнул гатляурам и направился к отдыхающим под деревьями людям.

«Нам, атланам, этого не хватает», – вздохнул он, подозвав к себе Ирьяна:

– Поднимай солдат. Идем в Бирн.

– Слушаюсь, – бригадир бросил быстрый взгляд на эмиссара и гвардейцев, вернувшихся к плетению корзин, машинально пригладил роскошные седые усы и пошел выполнять приказ.

Бирн – довольно крупное поселение, расположенное рядом с охотничьими угодьями. Местные охотники не могли не заметить следов Ахина, если он и нежить проходили по этим землям. К тому же провиант действительно почти закончился, так что необходимо пополнить запасы. Ведь предстоит еще обратный путь.

«Назад, в мир абсолютного прошлого, где добро всегда побеждает зло…»

Глава 2

О трех сторонах

– Должно быть, это Бирн, – тяжело дыша, произнес Ахин. – Утесы, лес, поля, городок – все как в книге Киатора.

Идти в том же темпе, что и никогда не устающая нежить, – задача не из легких. Одержимый и сонзера, конечно, уже привыкли к быстрому передвижению по пересеченной местности, но идти без остановки целые сутки… мягко говоря, утомляет. Они уже не раз позавидовали Аели, которая, будучи не скованной мужским упрямством и гордыней, попросила нежить понести ее на себе. Успокаивало только то, что ходячие трупы потеряли интерес к плотским удовольствиям вместе с жизнью, так что мертвецы видели в ней только груз, а не соблазнительную девушку, прижимающуюся к ним своим телом.

Впрочем, Ахин сам настоял на этом заключительном марш-броске, ибо по всем расчетам Бирн был уже совсем рядом, а откладывать прибытие как-то не хотелось, потому что в последнее время одержимого постоянно тревожило ощущение, будто бы Ферот и его кошки уже дышат ему в спину, и малейшее промедление тут же обернется внезапным нападением. Быть может, сказывались усталость и общее напряжение, но предосторожность лишней не бывает. Особенно тогда, когда хоть что-то начало получаться.

– Значит, пришли, – произнес Перевернутый, медленно обведя взглядом открывшийся вид. Местность казалась ему смутно знакомой, но людские поселения все похожи одно на другое. – Что дальше?

У Ахина имелся вполне конкретный план, но он почему-то растерялся, услышав вопрос мертвеца. Наверное, потому что в планах всегда все идеально, а действительность часто подсовывает какие-нибудь непредвиденные обстоятельства, которые искажают не только саму задумку, но и все, что связано с ней. И теперь, оказавшись на пороге реализации тысячи раз продуманного плана, одержимый внезапно почувствовал страх. Не тот страх, на который с жадностью накидывается его темный дух, а вполне рациональный страх – эдакие оправданные опасения с параноидным налетом.

«Во что я только ввязался? – в очередной раз с сожалением подумал одержимый. – Сидел бы сейчас в конторе Элеро, перекладывал бы бумажки с места на место и спокойно ждал окончательного разрушения мира. Так ведь нет – угораздило же стать героем… Ага, героем. Беглый раб, мятежник, ничтожное порождение Тьмы, возомнившее, что способно потягаться с Атланской империей. Да даже не с империей – с самим Светом! И более того – с дисбалансом изначальных сил во вселенной!.. Эх, Киатор. Я пока еще жив, как ты и хотел. Но то, что ты возложил на меня…»

– Бирн, да? Знаю я такие городки, – слова едва отдышавшегося Диолая, прервали поток размышлений одержимого. – Сидят там люди и радуются, что Камиен под боком. Никто особо не тревожит – бандиты сюда не суются, ибо боятся армии, а атланам хватает того, что крестьяне исправно платят налоги, так что тоже лишний раз не лезут. А вот стоило бы! Они же тут зажрались все! Амбары ломятся, скотины расплодилось, что ее уже пасти негде, даже деньги тратить здесь особо некуда, а людишки все жалуются, что их душат податями! Они жадные до жути… Потому и темных рабов не держат – лишние рты им ни к чему. Тут работы то – тьфу… Да и то лишь сезонами. Остальное время можно сидеть в тепле и ничего не делать. Знаю я, знаю…

– Жадные, говоришь? – хмыкнул Ахин. – Это нам на руку.

По вечернему небу ползли обрывки облаков, бросая на землю размытые тени, из-за чего сгущающиеся сумерки казались какими-то комковатыми. Охотничьи угодья остались позади, и перед порождениями Тьмы раскинулись просторные поля. Но воздух как будто застыл, легкий ветерок едва ощущался. Впрочем, так оно и должно быть – долину Бирна окружают высокие утесы и густые леса, надежно защищающие плодородные почвы от выветривания.

А там, вдалеке, стоят аккуратные дома и распластавшиеся по земле огромные хозяйственные постройки. Похоже, местные жители действительно не бедствуют.

– И все-таки… Что дальше? – небрежно повторил Перевернутый.

Одержимый уже почти забыл о нем, но оживший мертвец все это время ждал ответа. Хотя чему тут удивляться? Нежить уже неоднократно демонстрировала чудеса терпения и самый настоящий талант к ожиданию чего бы то ни было, благо спешить однажды умершим людям уже некуда. В общем-то, именно этим им и предстоит заняться в скором будущем – ждать.

– Для начала необходимо спрятаться в пещерах, – Ахин махнул рукой в сторону стены отвесных скал. – Камиен находится прямо за утесами. Обогнув их, мы окажемся вблизи юго-западных ворот. Так что, когда придет время, мы начнем наступление именно отсюда. Лучше места не найти – надежное укрытие рядом со столицей.

– Думаешь, крестьяне нас не заметят? – встрял Одноглазый. – Давай сразу перережем их без лишней мороки.

– Если Бирн будет разрушен, то тогда нас заметят не крестьяне, а армейцы, – резонно заметил Перевернутый. – Мы ведь действительно очень близко к столице.

– Да плевать на них! Придет какой-нибудь патруль – убьем и их.

– Думаешь, никто не обратит внимания на пропажу солдат?

– Пусть обращают. И шлют еще, – оскалился Одноглазый. – Всех убьем.

– Нам важен эффект неожиданности, если мы хотим добиться чего-то большего, чем истребление сотни-другой людей, – с нотками снисхождения пояснил опрятный мертвец и кивнул в сторону одержимого: – И я думаю, что все предусмотрено.

– Это так, – поспешил согласиться Ахин, пресекая дальнейшие споры. – Мы подкупим жителей Бирна драгоценностями, которые вы вынесли из захоронений Могильника.

На скованных смертью физиономиях промелькнули тени малопонятных одержимому эмоций, но возражений не последовало. В конце концов, мертвецы и сами не очень-то хорошо понимали живых, так что в подобных вопросах всецело полагались на лидера.

– Ха, это и есть твой план? – фыркнул Диолай. – Да местные просто возьмут побрякушки и на следующий же день выдадут нас атланам. Я бы именно так и поступил на их месте.

– Я не собираюсь отдавать им все сразу. Лишь небольшую часть авансом, а остальное только в том случае, если никто в Камиене до назначенного времени так и не узнает, где мы находимся. К тому же можно обязать людей снабжать нас всем необходимым…

– Тогда я забрал бы аванс, – снова перебил сонзера. – Потом выдал бы всех атланам. А потом пришел и забрал бы остальное.

– Драгоценности будут надежно спрятаны, – терпеливо пояснил Ахин. – Если нас схватят, то местные ничего не получат.

– Но если начнут пытать…

– О тайнике будет знать только нежить. Ты можешь представить такого палача, который способен выпытать что-то у мертвеца?

– А почему только нежить? – нахмурился Диолай. – Ты не доверяешь мне? После всего, что мы прошли вместе? А я-то думал…

– Хочешь, чтобы у созданий Света имелся повод пытать и тебя?

– Пусть о спрятанном сокровище знает только нежить, – тут же согласился сонзера, деловито кивая головой. – Я и сам хотел это предложить. Просто, понимаешь, твой тон и все такое… Мне нужны детали, больше деталей. Когда я много думаю о мелочах, они как бы собираются вместе, становятся едины, и потому мне так важно все знать. Но я бы и сам догадался! Да, конечно. Мне нравится такой план… Только одна небольшая поправочка, ладно? – он шумно шмыгнул носом, покосившись на приятно позвякивающую ношу нежити, откашлялся и продолжил: – Давай так – об одном ма-а-а-леньком мешочке с какими-нибудь… ну, не знаю… камнями драгоценными или чем-то таким… в общем, давай об одном тайнике я все-таки буду знать, а? Ну, на всякий случай, понимаешь? Неприкосновенный резерв. Как тебе?

– Заткните его кто-нибудь, пожалуйста, – послышался заспанный голос Аели.

– Ладно, молчу, – буркнул Диолай и с обиженным видом отступил назад.

Саалея удовлетворенно промурлыкала что-то себе под нос и, поежившись в руках нежити, снова заснула. Прохлада позднего вечера нагоняла на нее сонливость. Непонятно почему, но одержимому всегда становилось легче, когда он видел Аели, погрузившуюся в мирный сон. Наверное, это давало ему надежду и веру, что даже в хаосе агонизирующего обломка мира есть место покою.

– Вопросы? Возражения? – спросил Ахин.

Перевернутый пожал плечами:

– Как решил, так и поступай. Интересно посмотреть, что у тебя из этого выйдет.

– Если твои заигрывания с людьми приблизят нас к тому моменту, когда мы пустим кровь заносчивым созданиям Света, то и у меня нет возражений, – нехотя согласился Одноглазый. – Будем прятаться и ждать.

Трехрукий, молча стоявший рядом, лишь кивнул. В последнее время он вел себя довольно-таки странно – постоянно о чем-то думал, медленно реагировал на все и порой даже не слышал, что ему говорят. Но, честно говоря, одержимому хватало других забот, поэтому состояние самого человечного мертвеца осталось вне его внимания.

– Все согласны, – подвел итог Ахин. – Тогда идем искать подходящие пещеры.

И первым пошел вперед, направляясь к утесам, а за его спиной раздался привычный звук нестройного марша нежити.

Тем временем комковатые сумерки загустели, слиплись и, проглотив остатки вечера, незаметно для всего мира обернулись ночной темнотой. Жители Бирна давно вернулись в свои дома после трудового дня, поужинали в семейном кругу и, скорее всего, уже готовились отойти ко сну. Один за другим затухали тусклые огоньки в окнах, уступая место мягкому полумраку с бледными разводами лунного света.

«Почему все самое важное всегда происходит по ночам? – задумчиво хмыкнул Ахин, разглядывая редкие звездочки на небе. – Наверное, потому что судьба любит подсовывать неожиданности. А их проще всего прятать в темноте».

И все же отряд одержимого добрался до утесов без каких-либо проблем. Еще один крохотный успех. Да, приходится и такие ничтожные подачки фортуны считать вкладом в победу, чтобы хоть как-то отвлечься от безнадежности борьбы со Светом…

– Много крупных трещин. Гроты. Пещеры, – перечислял Ахин, шагая вдоль отвесных скал. – Укрытий предостаточно.

– А есть ли тогда смысл договариваться с местными? – спросил Диолай, вновь покосившись на мешки с драгоценностями. – Может, оставим побрякушки себе? Ну, пригодится же…

– Рано или поздно нас обнаружат, – уверенно заявил Перевернутый. – В подобных местах водятся крупные деликатесные улитки, которых варят со специями. После сезона дождей их особенно много. Жители Бирна точно придут собирать их.

– А ты-то откуда знаешь? – недоверчиво поинтересовался сонзера.

Опрятный мертвец машинально пригладил остатки жидких волос на голове, глядя на поселение неподалеку, распознать которое можно было лишь по постепенно затухающим отблескам света в окнах домов, и нехотя ответил:

– Пусть я не помню себя до своей смерти, но знания о мире остались при мне.

– М-м-м… Выходит, ты жил в похожем месте?

– Вполне вероятно.

– Может, ты родом из Бирна? – воодушевленно предположил Диолай. – Вдруг у тебя тут родственники остались! Ха, ты только представь их физиономии, когда…

– Заткнись! – сорвался Перевернутый, ткнув сонзера пальцем в грудь. – Не лезь не в свое дело, червь.

На памяти одержимого это был первый раз, когда один из самых невозмутимых оживших мертвецов поддался гневу. Его скованное смертью лицо исказила гримаса бессильной ярости и… боли. Похоже, Диолай коснулся запретной темы. У нежити действительно особые взгляды на жизнь и на все, что остается после нее. И лучше живым туда не соваться.

– Да ладно тебе… – буркнул сонзера, потирая грудь. Тычок был намного сильнее и болезненнее, чем могло показаться со стороны. – Чуть дырку не сделал во мне. Чего ты так сразу, а?

– Хочешь узнать? – сквозь сжатые зубы прошипел Перевернутый. – Ты действительно хочешь это узнать?

Темный дух Ахина всколыхнулся, жадно набросившись на исходящую от мертвеца жажду крови, горечь, обиду и злость. Эти эмоции значительно отличались от аналогичных, испытываемых живыми существами, они были столь сильны, что даже смерть не смогла подавить их. В них таилось нечто, что невозможно познать при жизни.

– Хватит! – рявкнул Ахин и тут же согнулся пополам, исторгая из себя желчь с неперевариваемыми остатками полусъедобной пищи.

Похоже, темный дух способен поглотить далеко не все. И отражалось это на человеческом теле одержимого. Хотя в последнее время он стал намного выносливее в этом отношении.

– Перевернутый, держи себя в руках, – отдышавшись, произнес Ахин. – А ты, Диолай, научись уже останавливаться в нужный момент.

– Прошу прощения, – мертвец моментально вернул себе прежний скучающе-невозмутимый вид, как будто ничего не произошло.

Сонзера решил просто кивнуть.

– Вот и славно. Потратили время на бессмысленную ссору, можно и к насущным делам возвращаться, – одержимый еще раз окинул взглядом утесы и обратился к толпе нежити: – Размещайтесь. Некоторое время вам придется провести здесь. Простите, что заставляю ждать, но это необходимо.

– Вы слышали лидера. Выполняйте! – скомандовал Одноглазый. – Разбежались по щелям и притихли! Сидеть будем столько, сколько нужно. От ожидания наша месть станет только слаще!

С одобрительным бормотанием мертвецы разбрелись по естественным отверстиям в камне и растворились в темноте. Подобные условия для них более чем удовлетворительные – там царит прохлада и влажность, а так как большая часть входов располагается с южной стороны, то и солнечные лучи не потревожат тени этих подземелий.

Вскоре снаружи остались только Ахин, Диолай, Перевернутый, Одноглазый, Трехрукий и Аели, зевающая и потягивающаяся после продолжительного сна.

– Пойдешь в Бирн прямо сейчас? Ночью? – поинтересовался Перевернутый.

– Да, – одержимый взвалил на плечо мешок с драгоценностями. – Остальное спрячьте понадежнее.

– Будет сделано, – заверил Одноглазый и, нерешительно помычав, все же спросил: – Может, стоит припугнуть местных? Так, для острастки… И у нас, к слову, заканчивается пища. Наша пища.

– От человечины придется на время отказаться, – твердо заявил Ахин.

«Я и так позволял вам слишком многое», – поморщился одержимый, вспомнив съеденных по дороге фермеров и охотников. А запах от окровавленных мешков с «заготовками», кажется, будет преследовать его до конца жизни. В общем, мертвецов, пристрастившихся к человеческой плоти, нужно немного приструнить. Ахин уже разузнал, что необходимую нежити жизненную силу они могут получать и от животных. Правда, даже по сравнению с трупами порождений Тьмы, то были лишь жалкие крохи, но для существования вполне достаточно.

– Ладно, – пожал плечами Перевернутый.

– Муки голода сильны… – Одноглазый покосился на Бирн. – Но я буду сдерживать наших, раз так надо.

– Ха, а сам-то сдержишься? – усмехнулся Диолай, снова не подумав, прежде чем говорить. – Привык уже, небось, к свежатине, а тут потерпеть придется. Долго протянешь, а?

– Сколько смогу.

«Лучше бы – сколько надо, – подавил вздох Ахин. – Да… Я все же надеюсь, что после восстановления баланса их проклятие ослабнет и желание питаться плотью исчезнет. Иначе будет довольно-таки сложно строить мирное общество, если нежить не изменит свой рацион. Даже возврат к трупоедству вряд ли покажется приемлемым, а на животных они долго не протянут… Ну, что-нибудь придумаем».

Одержимый поправил мешок:

– Когда переговоры закончатся, я вернусь. Ждите.

– Я с тобой, – зевнула Аели. – Тебя нельзя одного отпускать.

– И я. Я тоже пойду с вами, – кивнул Диолай, состроив великодушную мину. – Кто-то же должен защитить девушку, если вдруг что-то пойдет не так.

«Ей идти вовсе не обязательно. И я сам могу ее защитить», – скривился Ахин. Однако, немного подумав, он решил, что их помощь лишней не будет. Сонзера понесет награбленное из могил добро, а саалея поможет в переговорах – она за словом в карман не полезет. Впрочем, это не всегда идет на пользу…

– Хорошо, пойдем втроем, – согласился Ахин, передавая свою ношу Диолаю: – Но ты будешь молчать. А ты… – он повернулся к Аели: – Постарайся держать едкие замечания при себе. Я знаю, ты можешь.

Саалея лишь недовольно фыркнула в ответ, но это уже хороший знак – не съязвила же. А сонзера взвалил на спину тяжеленный мешок, разочарованно бормоча себе под нос:

– Я, вообще-то, телохранитель, а не носильщик. У меня талант охранять тела… Но только тела симпатичных молодых девушек. Ну, естественно, живые тела… Не то, чтобы я не любил нежить, нет – я люблю нежить. Но не так, как живых девушек. Только не говорите Улыбчивой, я ей, кажется, нравлюсь. Она так игриво мне улыбается. Да, я понимаю, что она всем улыбается из-за надорванных уголков рта, но мне – по-особенному… И я не хочу, чтобы она узнала, что ее любовь безответна. Это разобьет ей сердце… ну или что там у нее вместо сердца… гнилой комочек какой-нибудь…

– Договариваться с людьми… – задумчиво произнес Перевернутый, раздраженно покосившись на Диолая, но оставив его бред без комментариев. – Большой риск. Они ведь какие-никакие создания Света. А вы порождения Тьмы. В нашем мире такие союзы оканчиваются очень плохо. Как правило, именно для последних.

– Все или ничего, – усмехнулся Ахин.

– А если ты к утру не вернешься, то нам можно будет вырезать всех людишек? – воодушевился Одноглазый.

«Об этом я как-то не подумал», – замер одержимый, уставившись в пустую глазницу мертвеца.

Действительно, что произойдет, если его вдруг настигнет преждевременная кончина? Сможет ли кто-то закончить начатое им? Будет ли восстановлен баланс изначальных сил? Вряд ли. Похоже, Ахин уже перерос роль простого символа и мнимого героя…

«Дать им точные инструкции? Отпустить? Велеть спасаться? Пусть делают что хотят? – лихорадочно соображал одержимый, отведя взгляд в сторону. – Мой план действий остается загадкой даже для меня, в последнее время я больше пытаюсь спасти себя и Аели, нежели восстановить вселенское равновесие. К счастью, я пока еще не разубедился, что первое зависит от второго… Так как же поступить?.. Постойте-ка… А зачем я пытаюсь делать выбор там, где выбора, в общем-то, и нет? Как будто мертвому мне этот обломка мира не будет безразличен…»

– Я вернусь, – ответил Ахин. – И хватит разговоров. Пришло время поговорить. Ну, время переговоров. То есть… – он раздосадованно фыркнул, поняв, что эффектная фраза окончательно испорчена, и понуро побрел к Бирну, пробормотав: – Идем.

Аели ехидно хихикнула и пошла следом за ним, подгоняя колкими замечаниями Диолая, согнувшегося под весом драгоценностей.

Если подумать, то они действительно рискуют. Что сильнее – моральная ответственность людей или их алчность и обида на высших созданий Света? Ахин был уверен во втором, однако он смотрел на это как порождение Тьмы и бывший раб. А как на самом деле поступит человек, знает только человек.

Небольшая тропинка, рассекающая сплошное полотно полей, казалась едва ли не бесконечной из-за прямоты и однообразия. Трех одиноких путников окутала ночная темнота. Вокруг лишь пустота, тишина и покой…

– Фу, – поморщилась Аели. – Воняет.

В нос ударил резкий запах комесанов, похрипывающих в хлеве неподалеку, и Ахин остановился. Очень вовремя – он едва не наткнулся на невысокую оградку. Тропа наконец свернула в сторону, и пелена дремоты, окутавшая сознание одержимого, моментально рассеялась. Пришли.

– Диолай, – негромко позвал Ахин.

– А? – сонзера не без удовольствия опустил мешок на землю.

– Моя просьба прозвучит немного странно, но… не мог бы ты хорошенько ударить меня по голове, если что-то во время переговоров пойдет не так?

– Вырубить, что ли?

– Именно. Вырубить, – одержимый подозрительно посмотрел на него и на всякий случай еще раз уточнил: – Вырубить. Не убить, а вырубить.

– Да, конечно, почему бы и нет, без проблем, как хочешь, – пожал плечами Диолай и, вновь взвалив мешок на спину, усмехнулся: – Справлюсь. Не впервой.

«Да уж…» – хмыкнул Ахин, подавив желание почесать затылок, и осторожно пошел вперед.

Бирн оказался на удивление чистым и аккуратным поселением. Правда, была вероятность, что он так выглядит лишь темными ночами, но близость к Камиену все равно ощущалась весьма явственно.

Ровные широкие дороги плавно огибали крупные дома и ветвились, упираясь в многочисленные хозяйственные постройки. Просторные лавки торговых рядов на центральной улице ожидали заезжих торговцев и, судя по их внешнему виду и вытоптанной траве вокруг, днем они не пустуют. То и дело встречались сады с фруктовыми деревьями и ухоженными кустами, скрывающими от любопытных глаз крохотные беседки и дворики с какими-то приспособлениями, назначение которых одержимый, не знакомый с жизнью зажиточных крестьян, не знал.

– Там жарили мясо, – сглотнул Диолай, жадно втягивая воздух носом. – Там точно жарили мясо.

– Пытали кого-то? – насторожилась Аели.

– Нет же, – сонзера нахмурился, почувствовав, что аппетит куда-то пропал. – Еду готовили. Чего сразу про пытки-то? В жаровнях, между прочим, можно не только клещи да ножи раскалять.

– Да? А палачи об этом знают?

– Ай, да ну тебя…

– Тише вы, – шикнул на них Ахин, опасливо озираясь по сторонам. – Вы хотите, чтобы нас заметили?

– А, так ты, получается, хочешь поговорить с людьми, так и не показавшись им на глаза? – приподняла бровь саалея. – Мне нравится твоя манера вести переговоры. Для нее, в общем-то, даже собеседники не нужны. Чтобы наверняка.

– Не начинай, – поморщился одержимый. – Ты ведь поняла, что я имею в виду.

– Я выспалась. Не мешай мне радоваться жизни.

– Лучше помоги мне.

– А при этом можно радоваться жизни?

– Только если она останется при тебе.

– Ты мрачный, – немного подумав, заключила Аели. – Откуда столько уныния?

«От вас, конечно. Вы даже не представляете, от чего я вас избавляю…» – Ахин снова почувствовал, как смешанная сущность почти болезненно пульсирует внутри него из-за пресытившегося темного духа. Наверное, одержимый так никогда и не сможет полностью овладеть своими способностями. Впрочем, он хотя бы начал ощущать себя более-менее целостным. Уже большой шаг вперед.

– Ладно, чем тебе помочь? – снисходительно поинтересовалась саалея, не совсем верно истолковав молчание друга.

– В Бирне должен быть староста или управляющий. В общем, кто-то, к чьему мнению прислушиваются остальные жители, – задумчиво пробормотал Ахин. – Есть идеи, откуда начать поиски?

– Наверное, его дом где-то в центре поселения, – предположила Аели, театрально вскинув руку.

– Скорее всего.

– И это большой дом. Больше остальных. Хм… – она вскинула вторую руку и изобразила на лице самую невинную улыбку, на какую только была способна бывшая куртизанка.

– Допустим, – снова согласился Ахин, с подозрением глядя на нее.

– И в его окнах до сих пор горит свет, потому что у старосты еще остались какие-то дела.

Закатив глаза, Аели скорчила нарочито задумчивую гримасу. Она точно издевалась над одержимым. И ей это нравилось.

– Продолжай, – буркнул Ахин. – А лучше – заканчивай.

Устало вздохнув, саалея опустила руки, одарила друга долгим уничижительным взглядом и показала изящным пальчиком на дом, у ограды которого они стояли все это время. Рядом висела табличка с надписью: «Староста Бирна Орин».

– Благодарю, – невозмутимо произнес одержимый, открывая калитку.

Во всяком случае, ему хотелось верить, что это прозвучало достаточно невозмутимо. На деле же его голос предательски дрогнул под тяжестью стыда, который почему-то был проигнорирован темным духом. Быть может, не такая уж это и отрицательная эмоция.

Самодовольно улыбающаяся Аели пошла следом за одержимым. Она чувствовала себя вполне удовлетворенной, причем настолько, что даже не обратила внимания на искреннее: «Так нам сюда, что ли?» – Диолая, плетущегося позади.

Ахин негромко постучал в дверь костяшками пальцев. Прислушиваясь к приближающемуся звуку пошаркивающих шагов, он подумал, что никогда прежде по собственной воле не приходил в дома созданий Света. В его представлении это почему-то должно было стать чем-то особенным. Однако в действительности он просто постучался, не испытав при этом ничего необычного. Все казалось немного неестественным, но от того не менее нормальным, что удивительно. Похоже, в какой-то момент одержимый окончательно запутался в устройстве мира и взаимоотношениях между созданиями Света и Тьмы.

Дверь приоткрылась – она даже не была заперта, потому что местные, судя по всему, не боялись ни бандитов, ни, каким бы странным это ни показалось выросшему в Темном квартале Ахину, своих соседей – и пожилая сухонькая женщина с небольшим светильником, быстро мазнув подслеповатым взглядом по незваным гостям, устало пробормотала:

– Никаких посетителей по ночам. Хотите договариваться о торговле – приходите утром. Постоялый двор… – она нарисовала в воздухе дугу с небольшим хвостиком: – Пройдите по дороге прямо, а там свернете налево.

Старушка уже была готова захлопнуть дверь прямо перед носом немного растерявшегося Ахина.

– Постойте! – опомнился одержимый, схватившись за массивную ручку и резко дернув ее на себя. – Мы не торговцы.

Едва не выпав наружу, женщина возмущенно охнула, прокудахтала какое-то проклятие и наконец, приподняв светильник повыше и сощурившись, посмотрела на пришедших. Теплый желтый свет выхватил из ночной темноты угольно-серую физиономию сонзера, недовольно скривившегося под тяжестью наполненного драгоценностями мешка, блеснул зеленоватыми переливами по волосам саалеи и потонул в жутких черных глазах одержимого. На крыльце стояли совсем не люди.

– Ой… – она попятилась назад, жадно хватая ртом воздух для крика о помощи, но в какой-то момент к ней пришло осознание, что страха перед заявившимися посреди ночи порождениями Тьмы вроде бы и нет. Испуг улетучился, словно чья-то незримая рука выдернула его как занозу. Однако, немного постояв вжавшись в стену, старушка все же негромко просипела: – Сынок…

Послышался глухой топот, и несколько мгновений спустя проход заслонила огромная гора мяса в человеческом обличии.

– Вот так откормили… – присвистнула Аели, широко раскрытыми глазами уставившись на кулаки размером с ее голову.

– Можно считать, что что-то пошло не так? – поинтересовался Диолай, судорожно сглотнув. – Только, знаешь, я, наверное, не буду лишний раз бить тебя по башке, Ахин. Этот тип явно справится лучше… Хотя нет, он тоже бить не будет. Просто раздавит тебе черепушку своей пятерней.

– Мы пришли поговорить со старостой Орином, – поторопился объяснить одержимый, поняв, что догадка сонзера довольно-таки близка к истине. – У нас есть выгодное предложение. Выгодное для всех.

Воздух у порога дома сжался от тишины. Кажется, бугай не понял Ахина. Или попросту не обратил внимания на его слова. Взгляд крохотных глазок на удивительно маленькой для такого огромного тела голове был прикован к саалее.

– Сынок, это что, бандиты?

– Девка… – произнес громила низким утробным голосом. – Красивые девки не ходят с бандитами. А если ходят, то становятся уродинами. Нет, это не бандиты.

– Спасибо за комплимент, – Аели обворожительно улыбнулась. – Так мы можем увидеть старосту?

– Отец занят… – человек немного помялся. – Но, думаю, можете.

– Замечательно, – саалея изящным движением поправила непослушный локон. – Проводишь нас?

– Э-э-э… Да. Пойдем.

«Не зря ее взял, – хмыкнул одержимый, покосившись на Аели. – Но почему она мне так не улыбается? Знаю, что это фальшь, но… Мне было бы приятно. А она только издевается надо мной по любому поводу. Я ведь желаю ей только лучшего, почему она так со мной?.. Да понятно почему. Мы же друзья. Такие вот друзья… Но, может, когда все закончится, мы с ней могли бы…»

Не сдержав вздох, Ахин опустил глаза и едва не врезался в спину громилы. К счастью, он успел остановиться. Но огромный человек все равно обернулся и смерил его подозрительным взглядом. И одержимый вдруг понял, что внешний вид бывает очень обманчив. Этот «сынок» не так глуп, как можно подумать из-за его несоразмерно маленькой головы и тупой физиономии. Уж хитростью-то он точно не обделен. И у него явно есть какая-то задумка. А если ее нет сейчас, то она обязательно появится в будущем.

«С ним надо быть осторожнее».

– Стойте тут. Ждите, – велел громила и протиснулся боком в одну из дверей. Затем высунулся на мгновение: – Ничего не трогайте, – и вновь исчез за дверью.

Его сухонькая мать, плетущаяся на почтительном расстоянии от незваных гостей, быстрым и ловким для своего возраста рывком проскочила следом за ним, оставив светильник на тумбочке.

– Коридоры, мебель с резьбой, двери внутри дома, – деловито перечислил Диолай, глядя по сторонам. – Хорошо они тут живут, скажу я вам. В обычных людских лачугах в лучшем случае завесят чем-нибудь проход на спальню и кухню, чтобы мухи не налетели. А здесь, ишь они, отгородили покои, прям господа какие!

– Могут себе позволить, – небрежно повела плечом Аели. – Завидуешь?

– Нет, конечно, – фыркнул сонзера, поправив ремни мешка с драгоценностями. – Просто, если бы у меня были лишние средства, я бы никогда не потратил их на всякие роскошные финтифлюшки и нагромождение дверей внутри своего дома. Наружной двери мало, что ли? А эти только при ходьбе мешаются.

– И куда бы ты тогда потратил так называемые лишние средства, сэкономленные на роскоши?

– Отдал бы нуждающимся!

– Да ну?

– Ну да, – важно кивнул Диолай. – Но тут нужно учитывать, что, раздавая деньги, я рано или поздно сам стану в них нуждаться. Выходит, я сам буду нуждающимся, понимаешь? И это неизбежно, ибо мне не совладать со своей альтрастати… атралистичес… альтруистической натурой. Получается, даже обладая лишними средствами, я все равно остаюсь нуждающимся, потому что они мне как бы не принадлежат, ну, в перспективе. Соответственно, как нужно поступить милосердному и разумному существу в такой ситуации? Правильно – поделиться деньгами с самым близким нуждающимся, то есть с собой.

– Пообещай мне, что никогда не станешь чиновником, – покачала головой Аели.

– Что тебе опять не нравится? Я же вроде доходчиво все разъяснил…

Дверь открылась, в коридор выглянула старушка и, удостоверившись, что все вещи стоят на своих местах, махнула посетителям сухой рукой:

– Проходите.

Ахин хорошо знал, как выглядят кабинеты, ведь он работал в конторе феи-ростовщицы. Так вот, трое порождений Тьмы оказались в самом настоящем кабинете, который как-то очень плохо соотносился с образом провинциального поселения, даже такого ухоженного и богатого, как Бирн.

Первым делом в глаза бросился роскошный массивный стол, заваленный бумагами. Два стула, выполненные в том же стиле, стояли перед ним, будто бы приглашая посетителей к деловой беседе. Вдоль стен размещались узкие шкафы, комоды, буфет с изысканной посудой и огромное зеркало в толстой резной раме. Кабинет освещался свечами в высоком серебряном канделябре и большим светильником с абажуром из удивительной полупрозрачной ткани, на которой вышит великолепный узор. А уж сколько вокруг было всевозможных мелочей – детально проработанные статуэтки, чернильницы из драгоценных металлов, миниатюрные картинки с восхитительными пейзажами, кувшин и стаканы из чистейшего хрусталя и многое другое… Все выглядело безумно дорогим, но, что любопытно, вполне уместным. У хозяина имелся действительно хороший вкус.

– Кажется, я понял, зачем им двери, – пробормотал Диолай, пожирая взглядом роскошную обстановку кабинета.

Староста сидел в большом кресле за столом. Рядом с ним стоял уже знакомый ночным посетителям громила, а чуть поодаль – еще один, похожий на немного уменьшенную копию первого. Очевидно, братья. И хотя их отец обладал довольно-таки типичным человеческим телосложением, для своего возраста он выглядел очень хорошо. Староста был пожилым, но рослым и крепким мужчиной, что придавало ему весьма представительный вид. А уж на фоне его кабинета…

– Орин. Староста Бирна, – представился он, внимательно рассматривая гостей. – Мне сказали, что у одержимого, нашего печально известного героя сплетен, есть ко мне какое-то дело… Ты ведь тот самый одержимый?

«Значит, он тоже обо мне слышал. Это все упрощает. Или наоборот…»

– Тот самый. Ахин. И я пришел договориться.

– Н-н-нет, не думаю, что у нас что-то из этого выйдет, – протянул староста, задумчиво постучав пальцами по столу. – Видишь ли, нам нечего предложить тебе. А тебе нечего предложить нам.

– Ты ошибаешься, – невозмутимо возразил одержимый.

– В чем именно?

– И в первом, и во втором.

Орин молча ждал, продолжая выстукивать из столешницы незамысловатую мелодию. Дверь открылась, в кабинет вернулась незаметно ускользнувшая старушка, приведя с собой еще троих крупных мужчин. Каждый чем-то походил на пожилого старосту.

«Плодовитый дед, – хмыкнул Ахин, почувствовав себя в меньшинстве как-то неловко. – Что ж, выстраивать стратегию переговоров, очевидно, некогда. Надо действовать наглее, пока он не решил, что схватить нас и сдать властям – лучшая идея… Ну, рискнем».

Одержимый забрал мешок у Диолая, и избавившийся от тяжелой ноши сонзера тут же не без удовольствия потянулся. Постаравшись придать своей походке как можно более непринужденный характер, Ахин подошел к столу. Сыновья старосты заметно напряглись, но их отец так и не повелел схватить беглого раба, а без его слова в этом доме даже мыши не осмеливались вылезать из щелей.

Глухо звякнув, мешок упал на кипу бумаг перед Орином. Предусмотрительно ослабленные завязки поддались, и теплые отблески света свечей заиграли на золотых украшениях, скользя по идеально отполированным изгибам колец, браслетов и диадем, блуждая по тонкой филиграни крохотных поминальных шкатулок и ритуальных подсвечников, путаясь в изысканных плетениях цепей самых разных размеров и вспыхивая насыщенными цветами в глубине самоцветов.

Диолай, печально всхлипнув, отвел взгляд в сторону, а вот братья-громилы, наоборот, уставились на невиданные доселе богатства и сдавленно дышали через разинутые от изумления рты. Староста отреагировал более сдержанно, но блеск в его глазах был едва ли не ярче самих драгоценностей, лежащих перед ним. Судя по роскошной обстановке кабинета, Орин умел считать деньги. Как свои, так и чужие. И останавливаться на достигнутом он явно не планировал.

– Хм… Да… Итак… – просипел староста, откашлялся, прочистив горло, и продолжил, стараясь унять дрожь в голосе: – Итак, что это?

– Это моя плата, – небрежно махнул рукой Ахин.

– Понятно…

Орин выразительно посмотрел на сыновей, легонько кивнув в сторону гостей. Бугаи с ехидными ухмылками переглянулись, разом хрустнули костяшками пальцев и расправили плечи, став еще крупнее, что уже точно выходило за рамки человеческих размеров. У многих в руках появились внушительные охотничьи ножи и тесаки для разделки туши. Намерения детишек-переростков старосты стали предельно прозрачны.

Иссохшая мать семейства с оханьем и неразборчивыми причитаниями забилась в дальний угол кабинета и замерла, начав казаться еще одним предметом интерьера, к слову, довольно-таки неуместным из-за своей блеклости на фоне роскоши.

– Еще не пора? – поинтересовался у одержимого Диолай, с громким сопением мусоля потной ладонью рукоять меча. – Если я не врежу тебе сейчас, то другой возможности может и не быть.

– Не стоит, – спокойно покачал головой Ахин. – Сыновья уважаемого Орина вовсе не собираются нам навредить. Они просто хотят подойти поближе к столу и внимательнее рассмотреть наш аванс.

Самодовольная мина сползла с лица старосты, но блеск в его глазах вспыхнул с новой силой.

– Аванс?

– Да, предварительная оплата, – пожал плечами одержимый. – Кто же платит все сразу? Особенно в столь важных делах.

Задумчиво пожевав нижнюю губу, Орин вдруг широко улыбнулся, удивительным образом совместив крайне неискреннюю доброжелательность к посетителям с суровым взглядом на сыновей.

– Эй, вы! – прикрикнул он на растерянно переглядывающихся громил, продолжая при этом растягивать свое лицо в заискивающей улыбке. – Чего столпились? Разойдитесь, не мешайте нам! Вы зачем сюда пришли? Вон отсюда, бездельники!

– Так ты ж велел… – послышалось недоуменное бормотание.

– Вон! – стукнул кулаком по столу Орин, и золото в мешке вторило ему веселым бряцанием. – Хотя… Вы двое. Останьтесь, – он махнул рукой двум бугаям у стола.

Обиженно сопя, остальные сыновья по одному вышли из кабинета, с трудом протискиваясь в слишком узкую и низкую для них дверь. Супруга старосты по-прежнему стояла в углу, стараясь, судя по всему, даже не дышать, чтобы лишний раз не нервировать мужа.

– Значит, аванс… – Орин достал из мешка первое попавшееся кольцо с каким-то крупным синим камнем, повертел его перед глазами, довольно причмокнул и бережно положил обратно: – Впечатляюще.

– Уверен, полная сумма тебя тоже не разочарует, – хмыкнул Ахин.

Если бы не темный дух, неустанно поглощающий страх и волнение, то сердце одержимого уже выскочило бы из груди. Все-таки вести переговоры он пока еще не привык. Особенно, когда его окружают гиганты, способные голыми руками выдавить из него все внутренности.

– Почему я должен тебе верить? – выражение лица старосты внезапно стало жестким, утратив прежнее услужливое дружелюбие. Настоящий разговор еще только начинался.

– У меня нет причин обманывать тебя.

– О-о-о, есть, еще как есть! – усмехнулся староста. – О твоем коварстве, знаешь ли, уже чуть ли не легенды слагают. Как и о твоих сверхъестественных силах, уме, поразительной удаче и харизме.

– Считаешь эти слухи правдивыми?

– Я не дурак, чтобы верить в россказни перепуганных простаков, – взгляд Орина стал еще жестче. – Не говоря уж о том, чтобы доверять словам порождения Тьмы.

– Хорошо, можешь мне не доверять, – не стал спорить Ахин. – Так или иначе, ты ничем не рискуешь, заключив со мной сделку, – склонившись над столом старосты, он тихо добавил, медленно и четко проговаривая каждое слово: – Только станешь богаче. Существенно богаче.

На сей раз Орин жевал нижнюю губу намного дольше. Его взгляд то медленно опускался на мешок с драгоценностями, то резко подскакивал к лицу одержимого, нависшего над ним.

– Может, присядешь? – предложил староста, почувствовав себя немного неловко в такой близи к черным глазам.

Ахина не пришлось долго упрашивать, он не без удовольствия сел на один из стульев перед столом. Второй тут же был занят Аели, а Диолай, поздно спохватившись, что ему не осталось места, разочарованно фыркнул, но, немного подумав, встал рядом с девушкой, выпятил нижнюю челюсть и сощурил глаза, как бы говоря своим видом: «Я слежу за каждым вашим движением». Именно так, по его мнению, должен был вести себя настоящий телохранитель. Честно говоря, выглядело это довольно-таки жалко.

Молчание в кабинете загустело. Казалось, что еще немного – и оно воспламенится от свечей.

– Сколько получится в конечном итоге? – наконец поинтересовался Орин, указав на мешок.

«Не помню… Даже не так – не знаю», – вдруг осознал Ахин, но, быстро прикинув размеры кучи, увиденной им на выходе из Могильника, торопливо ответил, не давая собеседнику лишний повод для сомнений:

– В десять раз больше.

Громилы за спиной старосты сдавленно кашлянули. Сам пожилой глава Бирна выглядел невозмутимым, однако одержимого не покидало ощущение, что Орин просто не решил, что сделать – удивиться названной сумме или же посмеяться над глупой выдумкой.

– И за что же полагается столь высокая плата?

В глазах старосты вновь вспыхнул алчный огонек, хотя на этот раз он был омрачен тенями подозрений и опасений. В любом случае Ахин вновь перехватил инициативу в беседе.

«Только это уже начинает утомлять…»

– К северо-западу от Бирна есть утесы с множеством естественных пещер, – начал Ахин, позволив себе мысленный усталый вздох. – Мои солдаты укроются в них на некоторое время. А вы будете старательно делать вид, что там никого нет, и убеждать в этом любого заезжего торговца, чиновника, командира патруля, случайного путника… да даже самого кардинала Иустина, если потребуется.

– И все? – приподнял бровь Орин.

– Нет, не все. Вы также будете поставлять в пещеры свежее мясо каждые, скажем, два дня. Столько, сколько потребуется.

– Только мясо? У нас есть овощи, зерно… Мы даже могли бы готовить им! Каши, похлебки, рагу – что пожелают.

– К сожалению, они пожелают только мясо, – развел руками Ахин. – Причем сырое и самое свежее. Лучше даже неразделанное.

– Хм… Дороговато получается.

– За такие-то деньги? – возмутился Диолай, позабыв об образе сурового телохранителя. – Имей совесть, старик. Скажи спасибо, что мы не человечину потребовали!

– Челове… – Орин побледнел. – Так ты на самом деле ведешь за собой нежить?

«А чего ты так удивился? Неужто какой-то из слухов оказался правдой, а? Не все так просто, мой хитрый друг… Наверное, с этого мне и следовало начать, м?»

– Я разве не упомянул? – улыбнулся Ахин. – Совсем рассеянный стал в последнее время.

Староста нервно заерзал в кресле, то и дело оглядываясь на сыновей, как будто ожидал от них совета или хоть какой-то реакции. Но те лишь стояли и беспомощно смотрели на отца, ожидая приказов. «Вырастил безвольных остолопов на свою голову…» – пробормотал Орин, медленно выдохнул и кивнул:

– Будет им мясо… – а затем, что-то вспомнив, резко подался вперед, выпалив: – А они комесанов едят? У нас их много.

«Конечно, много. Такая вонища на окраине поселения стоит… Однако будут ли их есть мои неживые друзья? Комесаны – оскверненные демонические твари, после гибели сущности Тьмы опустившиеся до уровня рабочей скотины. Это ведь лучше, чем трупы темных созданий? Хотя вряд ли. Мало того, что звери, так еще и порожденные Тьмой…»

– Только овцы и коровы, – решительно заявил Диолай, опередив одержимого. – Курицы есть?

– Есть…

– Можно еще куриц, – великодушно разрешил сонзера.

– Хорошо, – окончательно сдался Орин. – Что-то еще?

Он явно стал сговорчивее, узнав о нежити. Главное, чтобы страх не задавил его жажду легкой наживы, иначе от необдуманного поступка старосты Бирна могут пострадать очень многие.

«Так, что же еще?» – Ахин представил себя идущим вдоль рядов нежити и демонов, за которыми собирался отправиться сразу же после заключения договора с людьми Бирна.

Вот перед одержимым стоят ожившие мертвецы с переделанным садовым инвентарем и барахлом, снятым с трупов стражи. Мечи и короткие копья, материал и качество производства которых оставляли желать лучшего, со временем пришли в негодность из-за недостаточного ухода – бывшие кладбищенские работники никогда раньше не имели дел с оружием.

А еще на нежити не было почти никакой брони. Пусть они не чувствуют боли и способны на дальнейшее существование, даже утратив половину физической оболочки, но если им отрубят, к примеру, руки, то в бою они станут бесполезны. Так что их иссохшие неживые тела все же нуждаются в защите.

Что касается демонов Пустошей… Ахин не знал, что может понадобиться кочевым порождениям Тьмы. Впрочем, вряд ли им придется впору человеческое снаряжение.

– Оружие и доспехи, – наконец ответил одержимый.

– Но здесь нет гарнизонов, вблизи столицы они не требуются, – возразил Орин. – Откуда же мы все это достанем?

– К юго-востоку от Бирна пролегает тракт, ведущий из Камиена к восточным границам Атланской империи… – Ахин на мгновение запнулся, подумав о том, что он, возможно, впервые в жизни смог извлечь пользу из того времени, которое провел в конторе Элеро, переписывая бесчисленные торговые сводки и всевозможные счета. – Там часто проезжают обозы с вооружением для жителей тех беспокойных краев и армии. Сезон сбора урожая подошел к концу, значит, кочевые демоны скоро начнут совершать набеги из Пустошей. Армейские линии снабжения сейчас забиты под завязку. Думаю, вы сможете найти несколько торговцев, готовых допустить «погрешности» в поставках оружия.

– Допустим, – нахмурился староста. – И чем же мы объясним наше внезапное желание вооружиться, если возникнут вопросы?

– Придумай что-нибудь, – пожал плечами Ахин. – Тяжелое положение в стране, разбойники, слухи о страшном одержимом с несметным полчищем порождений Тьмы… Словом, вы решили организовать ополчение, – он усмехнулся, посмотрев Орину прямо в глаза: – Никто ведь не будет подозревать честных созданий Света в сговоре с врагом.

Староста изменился в лице.

– Это не предательство, – уверенно заявил он, пододвинув мешок с драгоценностями к себе. – У тебя все равно ничего не получится. Так почему бы мне не извлечь из этого выгоду?

– Мне неинтересно твое мнение. Я требую одного – выполнения условий нашего договора. И никакой излишней инициативы, – предостерег Ахин. – Тогда вы разбогатеете. И сохраните свои жизни.

– Жизни, говоришь, сохраним? – прищурился Орин. – А ты сам-то не боишься, что как только ты уйдешь, я тут же отправлю кого-нибудь в Камиен за помощью, и на следующий же день у пещер будет стоять атланская армия?

Одержимый небрежно отмахнулся.

– Не боюсь. Ты ведь понимаешь, что если приведешь с собой солдат, то все оставшиеся у нежити сокровища они унесут с собой. Если найдут… В любом случае вы ничего не получите.

– А вдруг ты блефуешь, и у тебя на самом деле ничего больше нет? – глаза старосты стали похожи на две щелочки, чуть ли не брызжущие подозрением.

«Вернулись к тому, с чего начали…» – не смог сдержать вздох Ахин. Переговоры утомляют. Пора заканчивать с пустой болтовней. Нужен решительный жест.

Одержимый встал и потянулся к мешку, лежащему на столе:

– Значит, ты не согласен.

– Постой! – староста вскочил с места и поймал Ахина за руку. – Согласен! Я согласен. Просто и ты пойми – мне нужны гарантии! Укрывать преступников, знаешь ли, довольно-таки опасно. Даже если риск минимален. Еще и эти затраты… Гарантии!

Хватка у Орина оказалась очень крепкой. Запястье одержимого жалобно хрустнуло, но беспокоиться Ахина заставила совсем не боль – темный дух внезапно всколыхнулся, почувствовав приближение чего-то… чужого. Скоро оно будет здесь. Надо спешить.

– Ты ничего не теряешь. Один этот мешок на твоем столе уже способен покрыть все расходы, и еще останется. А я предлагаю в десять раз больше. И тебе придется верить мне на слово, – медленно произнес одержимый, с трудом концентрируя внимание на беседе. – А мне придется верить тебе. Как видишь, мы в равных условиях. И каждый получит то, в чем нуждается.

– Но как я могу быть уверен, что ты не нападешь на Бирн?

– А как я могу быть уверен, что ты не устроишь нам засаду, получив полную оплату?

В очередной раз пожевав замученную нижнюю губу, Орин тяжело вздохнул и отпустил руку одержимого.

– Ладно… Я понял тебя, – староста опустился в кресло. – Ну, попробуем обойтись без лишних жертв и с выгодой для нас обоих.

Темный дух затаился. Ахин не очень хорошо понимал природу своей слившейся сущности, но одно знал наверняка – сам себе он не навредит. И в этой скрытности был какой-то смысл. Вот только какой?

– Значит, мы договорились?

– Да, разумеется… Прикроем твоих мертвяков, будем их кормить, закупим оружие и броню… Все верно?

– Да.

– Хорошо… Может быть, что-нибудь еще? – поинтересовался Орин и тут же поморщился, мысленно обругав себя за свою услужливость.

– Нет, это все.

– Замечательно, – расслабился староста. – Не очень-то хочется привлекать еще больше внимания странными закупками. Хотя если кто из торговцев что-то и заподозрит, то будет помалкивать, чтобы не отправиться на плаху вместе с тобой… Хм… Ты ведь тоже ничего не расскажешь, когда тебя схватят?

– Меня не схватят.

– Ну-ну…

Ахин почувствовал усталость. Быть может, сказывалась слишком долгая дорога, вернее – бегство. Да и переговоры с непривычки вымотали его. Но что-то подсказывало, что дело совсем не в этом. Он чувствовал себя ополовиненным – темные аспекты слившейся сущности как будто отгородились от всего внешнего мира, бросив обессиленное человеческое тело. Они все еще внутри него, им никогда не перестать быть единым целым, но интуиция, развившаяся у Ахина за последнее время, заставила их полностью скрыться, впасть в анабиоз. Только пока еще не понятно – зачем?..

– Ладно, это уже моя проблема, что-нибудь придумаю, – хлопнув в ладоши, Орин встал с кресла и примерил на лицо широкую улыбку, даже не пытаясь придать ей хоть каплю искренности: – Вина? В честь, так сказать…

Дверь приоткрылась. В кабинет протиснулся один из сыновей старосты и уставился на отца выпученными глазами, тыча пальцем куда-то в сторону коридора:

– Там… это…

– Ну, что там? – недовольно поморщился Орин. – Говори!

Громила набрал побольше воздуха в грудь и резко выдохнул:

– Атлан пришел.

Лицо старосты не просто побледнело, а стало практически белым. Если бы не крепкое здоровье, редкое для его возраста, он бы точно скончался этой ночью. А ведь она еще не закончилась…

– Кто? Где?

– Атлан, – несколько раз кивнул его сын. – Уже у дома. С ним солдаты.

– Что он тут забыл? – опешил Орин, но, посмотрев на одержимого, проворчал: – А, ну да…

Ахин стоял в центре кабинета и покачивался на вялых ногах, потеряв чувствительность и способность связно мыслить. Это Ферот пытался обнаружить его своими атланскими трюками, но вряд ли у епископа что-то вышло – темный дух среагировал быстрее и спрятался. Увы, одержимого все еще можно просто увидеть.

Диолай, схватившись за меч, метался от стенки к стенке, а потом, наткнувшись на Ахина, пробормотал: «Ага, точно», – и замахнулся, намереваясь ударить его рукоятью по затылку. Вскочившая с места Аели еле успела поймать руку сонзера. Сердито шикнув, саалея обратилась к вошедшему в кабинет громиле:

– Гатляуры с ним?

– Нет, – верзила отрицательно помотал головой, замер, задумавшись на мгновение, и еще раз, уже более уверенно, тряхнул сальными волосами: – Нет, кошек там нет. Только атлан и солдаты-люди.

– Ты сказал ему что-нибудь?

– Нет… – он снова задумался. – Нет. Ему еще не открыли.

– Иди открывай, не заставляй его ждать, – велела Аели. – Это вызовет только лишние подозрения… И ни слова о нас, понял?!

Громила посмотрел на старосту.

– Иди-иди, – вяло махнул рукой Орин, и тот моментально испарился.

– Ты тоже не стой как обгаженный! – саалея переключила внимание с сына на отца. Кажется, она одна не потеряла самообладание, если не считать невменяемого Ахина. – Думай, старик! Сделай что-нибудь!

– Да-да, сейчас…

Тщательно пережевывая измученную губу, староста нервно озирался по сторонам, пока его взгляд не зацепился за практически слившуюся со стеной фигуру сухонькой женщины.

– Поди сюда! – резко подозвал он ее. – Отведи наших… гостей… в… не знаю, спрячь их, в общем.

– В кладовую? – предложила старушка еще более слабым голосом, чем прежде.

– Да куда угодно! Спрячь их! – прикрикнул на нее Орин и, повернувшись, ткнул пальцем в одного из сыновей: – Ты! Отнеси мешок в мою спальню. И не смей ничего из него вытащить! Узнаю – запорю! Все, пошли!

Иссохшая жена старосты торопливо засеменила по коридору, увлекая за собой Аели, которая, в свою очередь, вела за руку безвольно переставляющего ноги одержимого. Вспотевший от волнения Диолай нервно топал позади, постоянно выглядывая из-за спины Ахина и норовя проскочить вперед, чтобы не оказаться первым, на кого мог обрушиться гнев атлана.

К счастью, они успели свернуть прежде, чем их заметили. Старушка увела порождений Тьмы куда-то вниз по лестнице, где и остановилась. С трудом открыв тяжелую дверь кладовой, она загнала саалею, одержимого и сонзера внутрь.

– Не шумите, – прошептала она, указав на потолок: – Кабинет Орина прямо над вами.

И закрыла дверь, оставив их в полной темноте. Головы беглецов закружились от восхитительных запахов каких-то сушеных трав, специй, маринада, меда, вяленины и копченостей.

Вскоре Аели услышала довольное сопение и смачное причмокивание.

– Ты что творишь? – прошипела она, ткнув кулаком на звук.

Саалея попала точно в цель. Диолай хрюкнул, едва не подавившись огромным куском мяса.

– Ты чего? – возмущенно буркнул сонзера, с трудом проглотив не до конца пережеванную пищу. – Я уже давно ничего нормального не ел, а тут такое… Нет, ну а что? Тот старикан наверху целый мешок золота получил, так что мы имеем полное право…

– Ладно, жуй, – раздраженно поморщилась Аели. – Только тихо… – а затем, почувствовав, как ее внутренности болезненно съежились от голода, она добавила: – И мне что-нибудь передай.

Промычав что-то нечленораздельное в ответ, Диолай вручил девушке копченое куриное бедро и вцепился зубами в шмат вяленого мяса, даже не сняв его с крюка.

Сверху послышались шаги. В кабинет вошли двое, трое, четверо… непонятно.

– О, господин атлан, какая приятная неожиданность! – Аели узнала заискивающий голос главы Бирна. – Меня зовут Орин, я староста этого поселения. Чем же мы обязаны столь высокому визиту?

– Епископ Ферот, комендант Темного квартала, – устало представился вошедший. – Полагаю, вы все же догадываетесь, зачем я здесь.

***

– Полагаю, вы все же догадываетесь, зачем я здесь.

Ферот без особого интереса осмотрел интерьер кабинета. Дорого, солидно и даже по-своему красиво, но, на взгляд атлана, не хватало утонченности и единства стиля, не говоря уж про сомнительную уместность всей этой роскоши в доме обычного старосты.

– Догадываюсь. Конечно, догадываюсь, – широко улыбнулся Орин. – Стало быть, одержимого ищете?

Одно упоминание о причине всех его последних несчастий, неудобств и мерзкой смуты в душе вызвало у епископа знакомый приступ головной боли.

– Да, – мрачно ответил Ферот. – Что тебе известно?

Добравшись до Бирна, атлан использовал святой оберег и почувствовал присутствие темных сил. Но не успел он обрадоваться тому, что напал на верный след, как в нос ударила омерзительная вонь комесанов. Эти демонические твари крайне неприхотливы в еде – они могли несколько недель продержаться на одних только собственных экскрементах и подохших сородичах – к тому же очень сильны и выносливы, чему нашлось применение в сельском хозяйстве. А местные достаточно обеспечены, чтобы позволить себе целое стадо темной рабочей скотины.

Увы, искал Ферот совсем не комесанов. И его не покидало ощущение, будто бы где-то поблизости притаилось что-то еще. Но даже светлое искусство обнаружения зла не выявило ничего необычного. Однако если одержимого здесь нет сейчас, то это вовсе не означает, что он не проходил тут ранее.

– Что мне известно? Сложно сказать… – наконец произнес Орин, сосредоточенно думая о чем-то своем. – Зависит от того, что известно вам… Может, присядете?

– Нет, – резко ответил Ферот, хмуро глядя на старосту светлыми глазами. – У меня очень мало времени. Есть что сказать – говори.

Старик пожевал губу, рассеянно блуждая взглядом по дорогим ему – причем очень дорогим – вещам. Так могло продолжаться долго, и к какому внезапному решению пришел бы Орин – не знал даже он сам. Принимать участие в формальном предательстве просто, если преданные находятся где-то далеко. Но видеть перед собой не самого последнего представителя атланских властей… Решимости у старосты заметно поубавилось.

Зато никуда не делась его алчность и деловая хватка.

– Мне известно не больше, чем всем остальным в округе, – уверенно ответил Орин, уставившись на бумаги, разбросанные по столу. На некоторых из них остались пятна от грязного мешка, доверху набитого драгоценностями. Иной подсказки для правильного ответа и не требовалось.

– Что именно? – еще сильнее нахмурился Ферот.

– Приезжие разное толкуют, – как можно более небрежно пожал плечами староста. – Мол, некий одержимый сбежал от хозяев, бродит по стране, подговаривает других порождений Тьмы на мятеж и творит всяческие бесчинства… Но нам до этого нет дела, – он непринужденно улыбнулся. – Если слухи хоть немного правдивы, то ваш беглый раб представляется достаточно сообразительным парнем, раз он до сих пор на свободе. Значит, ему хватит ума не соваться сюда, так близко к Камиену.

Ирьян, стоящий рядом с епископом, внимательно посмотрел на главу Бирна. Машинально пригладив седые усы, бригадир перевел взгляд на громилу, очень похожего на Орина. На лице сына старосты отчетливо проступал наказ отца – молчать. Ирьян задумчиво хмыкнул, но свои наблюдения решил оставить при себе. Если господин атлан посчитает нужным, то сам спросит мнение пожилого солдата.

– Понятно… – протянул Ферот.

Епископ потерял всякий интерес к беседе с этим человеком. Здесь одержимого нет и никогда не было. Слова старосты лишь подтвердили то, что Ферот и так узнал, воспользовавшись оберегом обнаружения зла. Время потрачено впустую.

Но теперь хотя бы стало очевидно – Ахин направился на восток, чтобы встретиться с кочевыми демонами. Еще одно мудрое решение одержимого – те наверняка уже бродят неподалеку от границ Атланской империи, готовя налеты на небольшие поселения и фермы, где в эту пору амбары ломятся от свежеубранного урожая. Надо спешить…

– Ирьян, – епископ повернулся к бригадиру. – Отправь людей собирать все необходимое к походу в Пустоши. Провиант, снаряжение, кожу для ремонта обуви… ну, тебе виднее, что нам еще понадобится.

– Постойте! – Орин вскочил с кресла, вытаращившись на атлана. – Вы имеете в виду наши вещи и еду?

– Да. Что-то не так?

– Но они ведь наши…

– Уже нет. Запасы моего отряда подходят к концу. А мы должны выполнить миссию, порученную нам самим кардиналом Иустином, – Ферот посмотрел в бегающие глаза старика и подозрительно прищурился: – Или ты осмелишься препятствовать исполнению воли кардинала?

– И в мыслях не было! – испугался Орин.

– Тогда прикажи кому-нибудь проводить моих солдат к вашим складам за нашим провиантом. Немедленно.

Староста торопливо махнул рукой сыну, и тот угрюмо потопал вон из кабинета. Люди Ирьяна пошли следом за ним. Атлан и бригадир тоже уже собирались выйти наружу, но их остановил неуверенный оклик Орина:

– А как же… Нам ведь полагается компенсация.

Ферот остановился и медленно повернулся, попутно цепляясь взглядом за дорогостоящую мебель и изысканные безделушки, как будто пытался сопоставить всю эту роскошь со словами, вырвавшимися изо рта старосты. Выходила какая-то чушь. Как человек, обладающий впечатляющим для своего народа богатством, посмел потребовать с атлана плату за то, что обязан был предложить сам? Немыслимая наглость!

– Компенсация? – переспросил Ферот, пытаясь унять нервный тик глаза. – Ты хочешь, чтобы я заплатил тебе?

– Ну-у…

– Мы, верные подданные озаренной Атланской империи, служим нашей стране, защищая мир и покой каждого, даже самого жалкого создания Света! – тяжело дыша, прокричал епископ. – Я рискую своей жизнью, чтобы спасти вас!

– Э-э…

– И ты смеешь требовать с меня плату? Мои страдания и кровь – этого тебе недостаточно, ничтожество?! Что еще, по-твоему, я должен принести в жертву, чтобы иметь право помочь всем вам?!

Ноги Орина подкосились, и он тяжело упал в кресло. Староста смотрел немигающим взглядом на разъяренного атлана и чувствовал, что вот-вот испустит дух. Ночь действительно выдалась непростая. А ведь он просто хотел посидеть подольше в тишине, разбираясь со счетами, чтобы никто из посетителей не отвлекал. И тут началось такое…

– Отвечай, человек!

– Мы недостойны того, чтобы светлейший господин рисковал ради нас жизнью. Мы очень благодарны за все, что вы делаете для нас, – промямлил Орин, еле шевеля посиневшими губами. – Я просто оговорился. Прошу прощения.

Ферот презрительно фыркнул и направился к выходу.

– Мы счастливы знать, что плоды наших трудов пойдут на благое дело, – сказал ему вслед староста, вытерев пот со лба. – Уверен, вы отыщете проклятого одержимого…

«…и он хорошенько потреплет вас, высокородных кретинов, – широко улыбнулся Орин, прикрыв злорадство напускным подобострастием. – Теперь мне даже немного жаль, что Ахин обречен на провал. Поставить бы их всех на место… Впрочем, скоро мне до них не будет никакого дела. С таким-то богатством!»

Епископ покинул кабинет, не удостоив старосту даже взглядом на прощание. Насмешливо прищурившийся Ирьян по привычке пригладил пышные усы, коротко кивнул Орину, вышел и быстрым шагом нагнал в коридоре атлана. Бригадиру было что сказать, но он все же промолчал. Таково уж его правило – никогда не лезть вперед. Ни в битвах, ни в разговорах. Особенно в разговорах – они опаснее.

Толкнув дверь с такой силой, что та едва не слетела с петель, Ферот выскочил на улицу и полной грудью вдохнул свежий ночной воздух. Точнее, свежим он являлся лишь номинально – темная вонь комесанов, естественно, никуда не исчезла. Тем не менее гнев епископа медленно таял и разливался по светлой душе противной жижей разочарования. Раньше он ни за что не позволил бы себе сорваться на какого-то жалкого человечишку, недостойного даже того, чтобы обращаться к нему напрямую.

Однако атлан почувствовал себя намного лучше, позволив скопившейся нервозности вырваться наружу. Хотя остался неприятный осадок. Благородная невозмутимость и чувство собственного достоинства внезапно подвели его, и теперь он окончательно убедился в том, что изменился. Вот что было хуже всего. Ферот считал свои убеждения и образ жизни правильными. Выходит, перемены могут означать только одно…

– Я очень устал, – тяжело вздохнул епископ, подняв глаза к звездному небу. – А Камиен так близко… Хочу все бросить и вернуться домой прямо сейчас.

– А сможете? – хмыкнул Ирьян.

– Нет.

Ферот еще раз глубоко вдохнул и поморщился. Комесаны действительно несносно воняют.

– У нас еще есть шанс поймать одержимого, – продолжил епископ. – Пока к нему не присоединились демоны, мы вполне способны справиться с ним своими силами.

– А вы уверены, что он направился к Пустошам?

– Куда же еще?

– В топи на юго-западе или южные леса, – предположил Ирьян. – Там частенько ошиваются беглые рабы.

– Вряд ли, – отмахнулся Ферот. – Одержимый уже один раз собрал банду из темных отбросов. И что из этого вышло? – епископ печально усмехнулся. – Нет, он найдет себе более сильных союзников. Свирепых, несломленных, свободных духом и жаждущих поквитаться с созданиями Света. Ярость демонов давно готова вспыхнуть, им лишь нужен тот, кто высечет искру.

– Приграничные гарнизоны без особого труда отбивали атаки кочевников на протяжении десятилетий, – заметил бригадир. – Я сам служил на границе с Пустошами и знаю, о чем говорю. Они нам не ровня.

– Ты так считаешь?

– Конечно.

– Быть может, демоны, пришедшие пограбить деревни, и в самом деле не способны справиться с регулярной армией, – согласился епископ. – Но что ты скажешь о демонах, идущих убивать? Их будет не десяток-другой, а целое племя или даже альянс племен, объединившийся под знаменем Ахина.

Ирьян задумчиво прищурился, собрав вокруг глаз снопы мелких морщин. Усы старого солдата встопорщились, и он тут же машинально пригладил их. Кажется, бригадир понял, что имеет в виду Ферот. И очень живо представил последствия.

– Так или иначе, они обречены, – наконец произнес Ирьян.

– Естественно. Но что они успеют сделать до момента своей гибели?

Ночная тишина поспешила воспользоваться моментом и заняла пустующее место между атланом и человеком. Бригадир был уверен, что епископ не нуждается в ответе, однако молчание со временем становилось все напряженнее и неприятнее. Да, Ферот определенно не нуждался в ответе, но все же очень хотел его услышать.

– Они нанесут ущерб Атланской империи, – осторожно подбирая слова, произнес Ирьян. – Пострадает репутация правительства, начнутся волнения среди народа…

– Вот именно! – воскликнул Ферот, перебив бригадира. Впрочем, тот был даже рад, что ему не придется договаривать. – А ты слышал этого престарелого наглеца? – епископ резким движением ткнул пальцем в сторону дома старосты. – Он посмел требовать с меня плату! С меня! С атлана! Ему представилась возможность сделать вклад в благое дело, а он думает лишь о возмещении убытков!.. И что же произойдет, если авторитет Атланской империи пошатнется? Сотни таких же обнаглевших управленцев тут же начнут предъявлять свои надуманные права и нелепые претензии, сеять смуту в стране! Сейчас они просто жалуются на налоги, но могут и вовсе перестать повиноваться, объясняя это неспособностью правительства защитить их интересы, имущество и жизни! Они отвернутся от нас, отвернутся от Света! Вот чем опасен Ахин, вот чем опасен его союз с демонами Пустошей!

Ферот медленно выдохнул. За последнее время он сомневался очень во многом, балансируя на грани ереси. Но одно епископ знал наверняка – нельзя допустить возникновения беспорядков в стране. А для этого нужно поймать одержимого. Все очень просто. Об остальном лучше не думать до поры до времени. Или вообще не думать. Но это сложно. Если бы кто-то мог его направить…

«Мне нужна помощь», – угрюмо заключил епископ.

Тишина торопливо вернулась на свое место, но, услышав топот солдат, отступила назад и растворилась в ночной темноте.

– Он посмел потребовать с меня оплату, – устало повторил Ферот, отлавливая блуждающие где-то рядом мысли. – Эти люди… Я уже начинаю думать, что мое стремление восстановить порядок в Атланской империи ничего для них не значит.

– Они избалованы хорошей жизнью, – прищуренные глаза Ирьяна пробежались по большим домам и аккуратным садам Бирна. – Здесь, рядом с Камиеном, одержимый не представляется им хоть какой-то угрозой. А вот сборщик налогов, пришедший раньше срока, вполне способен вызвать панику.

– Но требовать с меня деньги за то, что я пытаюсь их защитить?! – внутри Ферота снова вскипело возмущение.

– Защитить, используя их ресурсы, – заметил бригадир. – И они видят не защиту, а всего лишь лишние затраты.

– Не пытайся оправдать старосту, ты же знаешь, что он неправ. Я имею право снабдить экспедицию вещами и едой тех, ради кого мы рискуем своими жизнями. Все справедливо! Да он сам должен был предложить это!

– Я никого не оправдываю. Орин – редкостный хапуга, согласен, – Ирьян покосился на дом старосты и задумчиво взялся двумя пальцами за седой ус. – Я говорю о разных взглядах на ситуацию. Они исправно платят налоги, но не хотят тратиться на то, что, по их мнению, им не грозит. Для них – это их справедливое право. И оно было попрано.

– Справедливость одна для всех, – поморщился Ферот. Ему не нравилось то направление, куда намеревался свернуть разговор, потому что оправданность собственного негодования уже вызывала сомнения. Как будто мало он сомневался в последнее время… – Иначе какая это справедливость? Если каждый будет думать, что он прав, и начнет поступать по-своему, то наступит анархия.

«Просто согласись со мной, пожалуйста…»

К сожалению, Ирьян не умел читать мысли.

– Значит, жители Бирна не правы в том, что хотят получить за свой труд оплату, представляющую для них хоть какую-то ценность?

– Защита… – начал было епископ.

– Учтена в налогах. В немаленьких, кстати.

Прозвучало не очень уважительно, но пожилой бригадир тонко чувствовал моменты, когда его мнение имеет вес. И сейчас атлан готов прислушаться к нему.

– Налоги – это налоги, – буркнул Ферот. – А у нас чрезвычайная ситуация.

– Урожаю и стадам плевать на то, какая сейчас ситуация, – возразил Ирьян. – От того, что нам что-то надо, зерна и скотины больше не станет. А если из запасов что-то испортится, то, с учетом поборов, простые крестьяне будут вынуждены как-то изощряться, чтобы не голодать целый сезон.

– Придется потерпеть.

– Но только им, верно?

Ферот молча потупил помутневший светлый взор.

«Как смеет этот человек так дерзко разговаривать со мной? – попытался разозлиться на него атлан, но почему-то начал испытывать лишь неприязнь к самому себе. – Да потому что он прав…»

Вообще, получалось, что правы тут многие. Ирьян прав, Ферот прав и даже староста Орин по-своему прав. Справедливость относительна, а истина многогранна. Следовательно, и одержимый может быть в чем-то правым.

«Вот уж нет, точно нет, только не этот! – нервно усмехнулся Ферот, почувствовав, как по спине пробежал неприятный холодок. – Чтобы мерзкое отродье Тьмы могло мыслить правильно? Здесь, в озаренном Светом мире? Немыслимо… Уму непостижимо! Только Свет озаряет правду, истина заключена в добре! Зло ни на что не способно, у него не может быть правды. Ни своей, ни чужой!.. Хотя… почему нет?.. Я ведь не знаю. Я ничего не знаю. Зачем Ахин это делает? Чего он пытается добиться? И главное… вдруг именно он поступает правильно?..»

Атлан часто задышал, брызжа слюной через до боли сжатые зубы. Его кожа посерела. Взгляд безумно метался из стороны в сторону, как будто пытался найти ответ во вращающемся с сумасшедшей скоростью мире. Звезды на темном небе превратились в узкие светлые полоски, пересекающие размазанное лунное пятно, дом старосты, лицо Ирьяна, землю…

Ферот почувствовал, что падает. Сознание стремительно померкло. Епископ окунулся в вязкую массу обморока.

– Тебе нужны твои сомнения?

Ферот открыл глаза, но его окутала такая непроницаемая мгла, что даже сквозь сомкнутые веки он смог бы разглядеть больше, нежели всматриваясь в мрачную бездну. Но там определенно что-то есть. Или кто-то.

Голову епископа пронзила игла боли и разделилась на несколько частей, рассыпавшихся впоследствии мельчайшими осколками, чтобы проскользнуть по всему телу нестерпимыми мучениями.

Ферот застонал. Он инстинктивно попытался схватиться за голову, но тут же обнаружил, что рук у него нет. Ни рук, ни ног, ни тела, ни даже многострадальной головы. Только боль.

– Отдашь их мне?

Голос раздавался отовсюду. Звуки будто бы рождались внутри атлана, разлетались во все стороны, отражались от неведомых границ и возвращались обратно, ввинчиваясь в пустоту, из которой сплетен сам Ферот.

– Какой-то бред… – пробормотал епископ, как только ирреальные спазмы отступили. – Что все это значит?

– Отдай мне свои сомнения, если они тебе не нужны.

Атлан усмехнулся. Все понятно – он потерял сознание и позорно валяется перед людьми, а изнуренный воспаленный рассудок что-то нашептывает ему. Как интересно. Наверное, именно так сходят с ума.

– Забирай! – великодушно разрешил Ферот, широко улыбнувшись.

– Как щедро…

Боль, готовая вспыхнуть с новой силой, внезапно исчезла. Мысли понемногу пришли к единому порядку, и впервые за очень долгое время епископ почувствовал, что может спокойно подумать о… обо всем.

– А надо-то было просто довести себя до изнеможения и свихнуться.

– Совсем немножко. Ты вовремя остановился.

– Что ж, хорошо… Наверное. Сумасшедшим-то легко живется.

– Только сами они этого почему-то не могут понять. Наверное, из-за страхов, которые в здравом уме невозможно даже представить. Или из-за путаницы в головах, когда вещи вокруг оказываются не тем, чем являются в действительности, отличающейся от реальности. Или из-за постоянного ощущения…

– Ладно, я понял, не продолжай, – поморщился Ферот. – Просто неудачно выразился.

– Весьма.

– Со стороны ведь…

– Да. Но только со стороны.

Повсюду мрак. Никакого намека на прояснение сознания. Однако с минуткой безумия пора бы и заканчивать – епископа ожидают неотложные дела в реальности. А они, как известно, более реальны.

– И долго мне еще валяться в обмороке?

– Да нет. Можешь выйти.

– Выйти?

– Конечно. Видишь дверь? Тебе туда.

Неизвестно куда указывал голос, но там действительно была дверь. Ферот почти удивился тому, что до сих пор не замечал ее. Впрочем, все вокруг – лишь плод его воображения. Поэтому, пожав несуществующими плечами, епископ пододвинул себя к выходу.

Пожалуй, атлан прекрасно понимал, что происходящее с ним сложно назвать нормальным. Скорее всего, это именно то, чем оно казалось на первый взгляд – сумасшествие. Однако какого-либо беспокойства по этому поводу он не испытывал. Должен был, но не испытывал.

Ферот приоткрыл дверь. Оттуда вырвался яркий свет, но даже он не смог развеять абсолютный мрак.

– Эй, голос! Ты идешь?

– Нет. Если пойду с тобой, то обратно уже не вернусь.

– Как хочешь, – Ферот махнул ему на прощанье пустотой, обретающей очертания руки. – Понадобятся новые сомнения – обращайся.

– Обязательно.

– Ха… – усмехнулся епископ, перешагнув порог. – Причудится же такое…

Ферот открыл глаза и увидел пышные седые усы, к которым прилипло обеспокоенное лицо бригадира.

– Вы в порядке?

– Да… – неуверенно ответил епископ. – Да, в порядке.

Атлан встал, поправил перевязь с мечом, неторопливо осмотрел себя и отряхнулся. Некогда исключительно белым одеяниям это не помогло, но хотя бы создало иллюзию, что Фероту не плевать на свой внешний вид.

– Точно? – осторожно поинтересовался Ирьян. – Вы что-то бормотали, пока были без сознания.

– Забудь об этом, – неловко отмахнулся епископ. – Все в порядке. Точно.

«А ведь и правда…» – он внезапно осознал, что в голове как-то прояснилось, да и преследующая его от самих ворот Камиена усталость наконец-то покинула тело. Она, конечно, еще вернется, причем очень скоро, если судить по медленно наваливающейся на плечи тяжести, но пока что Ферот чувствовал себя прекрасно. И к тому же мысли перестали путаться. Похоже, минута в спокойном обмороке действительно помогла расставить все на свои места. Что, в общем-то, как-то неправильно…

«Особенно если учесть… это… яркий свет… или непроглядный мрак? И то и другое? А еще… Нет, не помню. Да и какая разница?»

– Мы могли бы переночевать в Бирне, – предложил седой бригадир. – Здесь должен быть постоялый двор с отдельными комнатами и нормальными постелями. Вам не помешает хорошенько выспаться, вы выглядите…

– Скверно, – хмыкнул Ферот, оставив тщетные попытки вспомнить прибредившееся во время обморока. – Но у нас нет времени на отдых. Нужно догнать одержимого.

– Что ж, как прикажете.

Солдаты Ирьяна уже стояли снаружи двора старосты и терпеливо ожидали командиров. Их сумки и заплечные мешки ощутимо потяжелели, но, будучи опытными и выносливыми бойцами, они быстро привыкли к новому весу. Такая ноша не тянет – она спасает от голодной смерти.

«В принципе, я бы даже заплатил, – подавил вздох Ферот, переведя заметно посветлевший взгляд с туго набитых мешков на Ирьяна, затем на дом Орина и обратно. – Но все равно нечем».

И уверенно зашагал вперед, небрежным жестом руки велев солдатам следовать за собой. Вскоре Бирн остался позади, а лес охотничьих угодий гостеприимно распахнул атлану и отряду вооруженных людей зеленые шелестящие объятия, как будто уже успел соскучиться по ним.

К гатляурам они вернулись утром. Побледневшее ночное небо ползло к западу и торопливо подбирало рассыпанные звезды, уступая место огненному шару рассветного солнца, которое не очень-то хотело отрываться от горизонта и лишь лениво бросало лучи света на наскучивший обломок мира.

Ферот остановился на полянке у огромного пня и посмотрел верх. В раскидистой кроне дерева едва угадывались очертания двух больших корзин, ставших последним пристанищем для Вилбера и Консалии. Эберн и остальные гатляуры сидели под ними на земле и, похоже, дремали. Или молились. Или еще что-нибудь…

«Я так мало о них знаю, – снова подумал епископ. – И не только о них».

Эберн открыл глаза, одним плавным движением встал на ноги и подошел к атлану:

– Выяснил что-нибудь?

– В Бирне никто не видел одержимого.

– И ты тоже? – прищурился эмиссар.

– Его там нет и не было.

– Может, ты просто не смог найти следы?

– Я тоже кое-что умею, – твердо ответил Ферот и посмотрел прямо в кошачьи глаза: – Одержимого в Бирне нет.

Гатляур без особого труда выдержал его взгляд.

– И все-таки надо отправить кого-нибудь из моих бойцов проверить это.

– Там ужасно воняет комесанами. Вряд ли ваш нюх уловит хоть что-то, кроме запаха этих тварей.

– Мы обладаем не только нюхом. Лучше убедиться…

– Староста Бирна – довольно ушлый тип, – Ирьян позволил себе присоединиться к беседе, поняв, к чему клонит гатляур. – Но он не станет укрывать одержимого.

Эмиссар брезгливо покосился в его сторону.

– Откуда такая уверенность?

– Ахину нечего предложить ему, – усмехнулся в седые усы бригадир.

– Хм…

Эберн все еще сомневался. Пусть умом он понимал, что атлан и противный старый солдат правы, но чутье упрямо твердило об обратном.

– Эти люди живут недалеко от Камиена. Они избалованные свободой, безопасностью и сытой жизнью обыватели, считающие свое захолустье центром мира, а свои жалкие права – непреложными законами. Жители Бирна и пальцем не пошевелят, если это не принесет им выгоды, – подтвердил Ферот и слегка наклонил голову в сторону бригадира: – Без обид. Не все люди такие.

– Да нет, – в прищуренных глазах Ирьяна блеснул какой-то невеселый огонек. – Все.

– К тому же я использовал святой оберег для обнаружения зла, – продолжил епископ, заставив себя самодовольно улыбнуться. – Мне, конечно, далеко до мастеров светлого искусства, но несколько десятков нежити я бы точно заметил.

– Одержимый мог оставить их где-нибудь в другом месте, – возразил Эберн.

Улыбка Ферота немного померкла.

– Мог. Но зачем?

– Откуда мне знать? Этот кретин наглухо отбитый, такого поди пойми, – пожал плечами эмиссар. Однако, с шипением выругавшись, он понуро кивнул: – Ладно, ты прав. Нечего спориться на пустом месте… Значит, темные либо обошли Бирн, сделав огромный крюк, либо свернули к Пустошам где-то здесь. Склоняюсь ко второму.

– Согласен.

– Ну и? Что теперь?

Улыбка окончательно растворилась на осунувшемся лице атлана. Все верно, миссия еще не окончена. Нельзя расслабляться.

– Вы сможете взять след? – поинтересовался епископ, внимательно посмотрев на гатляуров.

Ответ он уже знал.

– Вилбер был самым чутким среди нас, – вздохнул Эберн. От его обычного раздражения не осталось и следа. – Второй была Консалия…

– А остальные бойцы гвардии?

– Нет, конечно, мы все, да… Верно, но… – эмиссар еще раз вздохнул и виновато отвел взгляд. Совершенно на него не похоже. – То, что произошло здесь… Нам предстоит многое понять. А до тех пор мы должны быть осторожны, потому что еще не до конца знаем, где находится грань меж членом общины и… – он немного помялся, прежде чем договорить: – И зверем из стаи.

«Ожидаемо, – не без сожаления подумал Ферот. – Но я не вправе осуждать их. Из двух возможных путей они решились пойти иным, третьим, верным… Атланам есть чему поучиться у них».

– Мы не можем пока что обострять чутье и инстинкты. Нам нужно время. Прости, – закончил Эберн.

– Ничего страшного, – понимающе улыбнулся епископ. Вышло легко и искренне, не пришлось даже заставлять себя. – Что-нибудь придумаем.

– Спасибо…

Откровение и благодарность дались эмиссару нелегко. Любому другому бледнорожему он бы просто плюнул под ноги и ответил презрительным отказом. Однако Ферот, по мнению Эберна, не походил на остальных атланских высокомерных ублюдков – Ферот был вполне сносным атланским ублюдком.

– Итак, ситуация следующая! – епископ повысил голос, чтобы его слышали все члены отряда. – Ахин определенно направляется на восток, в Пустоши. Наша задача – схватить мятежника прежде, чем он заручится поддержкой кочевых демонов.

– А ты знаешь, где он с ними встретится? – поинтересовался эмиссар, напустив на себя привычный недовольный вид.

– Не знаю, – признался Ферот. – Но нам известно, что одержимый свернул на восток где-то здесь. А он… – атлан указал на седого бригадира: – Он много лет служил на границе с Пустошами. Ирьяну не составит особого труда предположить, где с большей долей вероятности могут находиться демоны, готовящиеся поживиться только что собранным урожаем в приграничных поселениях. Я прав?

– Пожалуй, да, – задумчиво пригладив усы, подтвердил Ирьян. – Вариантов их местонахождения в это время года действительно немного. Они весьма предсказуемы… Но придется подойти вплотную к Шраму. Лучше начать оттуда, чтобы исключить вероятность того, что стоянка кочевников может быть где-то севернее.

– Так и поступим. Найдем демонов, расставим дозоры и отправим посыльных в ближайшие гарнизоны Атланской армии. Перехватим одержимого, а затем избавимся и от тварей из Пустошей. Или в обратном порядке – зависит от того, как быстро мы управимся с поисками и подготовкой.

– Звучит неплохо, – согласился Эберн. – Но что, если он заметит нас раньше, чем мы его, и просто повернет назад?

– Пойдем по следу, – непринужденно ответил Ферот, как будто погоня стала для него чем-то обыденным. Или даже необходимым. – Мы все равно поймаем одержимого. Рано или поздно он сделает необдуманный шаг, совершит ошибку, выдаст себя. Не здесь, так там, не там, так в другом месте… Он еще объявится, – светлые глаза епископа как будто покрылись инеем, обратившись двумя безжизненными мутными стекляшками. – Ахин так просто не отступит. Он упрям, невероятно упрям. И его упрямство граничит с безумием.