Оглавление
Ариадна Борисова. Небесный огонь
Жребий. Сказание восьмое
Домм первого вечера[1] Находки и потери
Домм второго вечера. Побег долгожданный и неожиданный
Домм третьего вечера. Зов сердца
Домм четвертого вечера. В страну сумерек
Домм пятого вечера. Хищный лес
Домм шестого вечера. Долина Смерти
Домм седьмого вечера. Страсти железного чрева
Домм восьмого вечера. Жаркая ночь, рыжее утро
Домм девятого вечера. Самодвига
Небесный огонь. Сказание девятое
Домм первого вечера. Орлы прилетели
Домм второго вечера. Песнь Элбисы
Домм третьего вечера. Материнский Сюр
Домм четвертого вечера. Всегда побеждает любовь
Домм пятого вечера. Пряморогий лось
Домм шестого вечера. Черной крови черные псы
Домм седьмого вечера. Последний щелчок
Домм восьмого вечера. Солнце девятой ступени
Домм девятого вечера. Новая весна
Толковник
Отрывок из книги
Одулларский старшина показал Сандалу, как его народ умеет составлять послания на бересте, и подробно рассказал о них. Разговор о Знаках-на-коже-дерева потряс жреца. Даже не сам разговор, а неясная мысль, словно молнией ударившая в голову. Подобно молнии, она и пропала. Не смог Сандал ее удержать.
Целый день жрец метался в своей маленькой юрте. То начинал растирать порошки, то бездумно застывал у окна, потрескивая пальцами. Эту привычку он к старости почему-то перенял у Ньики. Чем больше весен Сандал вырезал на пластинке для счета дней, тем чаще вспоминал верховного.
.....
– А народ-то с северо-востока все прибывает, – осторожно заметил жрец Эсерекх. – Нагрянули с семьями старшие дети Лахсы. Живые вроде, здоровые…
Сандалу уже рассказывали, что ни приезд детей, ни радость впервые увидеть внуков не помогли выздороветь Лахсе. Крепко захворала, и мало того что слегла, горе затронуло ее рассудок. День и ночь несчастная кричала и плакала:
.....
