Читать книгу Супруг для вампира - Арина Рин - Страница 1

Проклятье графа Элермонта

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

События развиваются в мире, напоминающем средневековье. Богатые и бедные графства, населенные людьми и… не только. Правит всеми Кмир – могущественное зачарованное королевство, в котором обитают различные сверхъестественные существа: оборотни, колдуны, феи, вампиры. Вампиры здесь самая сильная и влиятельная каста, внутри которой также существует определенная иерархия.

Людские города и поселения, окружающие Кмир, живут сами по себе, мифические лидеры их не травят и вообще не проявляют особого интереса, хотя и держат определенный контроль. Люди же мечтают пробиться в Кмир, прикоснуться к его фантастическим богатствам; многие даже хотят стать Дарами – людьми, отдающими по собственной воле кровь вампирам. Но не каждому дано попасть туда. Вампиры проводят строгий отбор, и Дарами становятся только люди с Блестящей кровью – самой чистой и здоровой.

Мифические обитатели Кмира (которых люди испокон веков называют Неземными или Темными), в свою очередь, не часто покидают пределы своего королевства. Во-первых, сам Кмир чрезвычайно огромен и, к тому же, является источником разнообразных секретных порталов, открывающих путь в параллельные миры, а во-вторых, чтобы следить за действиями людей вокруг, им вовсе не нужно покидать королевство. Различные сверхъестественные способности, которыми они обладают, позволяют им управлять людьми и без прямого контакта.

Стоит также отметить, что Кмир окружен невидимой заколдованной стеной, которую невозможно пересечь извне без специального разрешения. Это своего рода заповедный край, безумно желанный для людей и в той же степени недостижимый.

ГЛАВА 1

Праздник Ягод в Серебряном Котле всегда отмечали ярко и весело, даже веселее, чем День Седьмой Луны, означавший наступление нового четырнадцатимесячного года. Всевозможные запреты теряли свою силу в этот день, и даже дети могли творить все, что им вздумается, до самого утра. Дурных последствий это никогда не вызывало. Все же дети в Серебряном Котле, несмотря на свое прославленное озорство, знали меру, да и наедались так, что довольно скоро, перегруженные разнообразной далеко не легкой пищей, становились жертвами неминуемой сонливости.

В тот вечер (как это, в общем-то, бывало каждый год) все графство гудело, словно желудок давно не евшего кита. На мир уже давно спустилась темнота, однако шума на улицах было больше, чем в самое бодрое и неугомонное утро.

Всюду горели огни, взрывались пронзительные самодельные петарды, вызывавшие то и дело истерические вопли женской половины населения (их испуг вполне можно было понять).

На главной площади и вовсе царило нечто, напоминавшее светопреставление. Надо сказать, главная площадь в Серебряном Котле была совсем небольшой и явно не предназначалась для столь многолюдных празднеств. Вот только жителей это мало волновало. Вокруг праздничной сцены было так тесно, что вы бы никогда в жизни не смогли определить, кто ущипнул вас за бок или кое-что более мягкое. И не забудьте о детях, шмыгавших под ногами с ловкостью, отдававшей прямо-таки чем-то фантастическим.

Тем не менее, свободнее вокруг сцены не становилось. Выступления, по правде говоря, не были слишком изысканными или невиданными, но для обитателей Серебряного Котла, простых людей, живших своим трудом и почти никогда не покидавших родного графства, и этого было достаточно, чтобы весь следующий месяц восхищаться всему увиденному.

Танец с горящими факелами из года в год оставался неизменным, и из года в год все боялись пропустить его, так как трюки действительно были удивительными, а опасность, угрожавшая артистам, порой самой что ни на есть настоящей. Веселые пьесы с незамысловатыми и добрыми сюжетами пользовались не меньшей популярностью, как и выступления бродячих певцов и певиц, отнюдь не обделенных талантом.

В целом, несмотря на простоту и отсутствие лоска, Праздник Ягод был счастливейшим днем и для детей, и для взрослых, и год, интересующий нас, не стал исключением.

Джеку тогда было двенадцать лет, и он веселился в бурной компании местной молодежи, в которую также входил и его семнадцатилетний брат Герберт, уже успевший к этому возрасту утвердиться в звании самого красивого юноши графства.

Уже давно было за полночь, но спать, разумеется, никому не хотелось. Да никто этого и не требовал.

Подростки вроде Джека, уже изрядно объевшиеся и насладившиеся праздничными выступлениями, носились вокруг главной площади, всячески подзадоривая друг друга и поминутно находя повод для смеха. Старшие дети присматривали за ними издалека, не проявляя, однако, большого рвения. Среди них было немало юных парочек, всецело сосредоточенных друг на друге, которых мало волновало происходящее вокруг.

У Герберта пары не было, хотя отсутствием поклонниц он не страдал (и это еще мягко сказано). Однако на Празднике Ягод ему больше нравилось веселиться вместе со всеми, не уединяясь с кем-то одним. Поэтому он вместе с двумя своими друзьями-одногодками возглавлял неистовую шайку Джека и других младших детей, получая от этого самое искреннее удовольствие.

Главная площадь была окружена бесчисленными узкими переулками, напоминавшими сложнейший лабиринт, где процессия разношерстной детворы и нашла себе достойный источник развлечений. Пугать прохожих им довольно быстро надоело, и Дуг, самый неуправляемый из всей компании (ему, как и Джеку, было двенадцать лет), предложил кое-что более захватывающее:

– А давайте в Бешеную Стаю!

Идея была встречена с оглушительным восторгом. Тут же стали бросать жребий в виде единственной золотой монетки Герберта, и погоня началась.

Что и говорить, тут не было никакого сравнения с возней при свете дня, которая уже давным-давно всем приелась. Сейчас стояла ночь, во многих переулках было темно, как в погребе, а бежать надо было быстро и так тихо, как только возможно.

Джеку выпала роль добычи, и он удирал от визжащих «вепрей» так, словно это были не его вошедшие в азарт товарищи, а самые настоящие монстры, способные в любой момент перегрызть ему горло. И это было просто изумительно!

Как он ни старался, а друзья не отставали, рычали ему в затылок самым нелепым образом и вообще производили столько шума, что у него уши едва в трубочку не сворачивались. В какой-то момент впереди замаячил поворот, Джек напряг последние силы, бросился за угол, и в этот момент… все исчезло.

Вернее, не совсем так. Сам-то он, конечно, никуда не делся, да и мир вокруг него как будто остался прежним, вот только… не до конца. Прежде всего, каким-то непостижимым образом он вдруг отделился от друзей; еще секунду назад они готовы были вцепиться ему в воротник, а сейчас казалось, будто их и вовсе здесь никогда не было.

Джек даже специально обернулся, но не увидел позади ни одной живой души: только пустынный темный переулок, лишенный какого-либо оживления. И очень тихий. Вот это, пожалуй, было еще более поразительным. Шум с главной площади Джек различал даже во время погони, а сейчас ему словно зашили уши: зашили накрепко, так что ни один звук не мог пробиться.

Но, конечно, уши тут были не при чем. Мир действительно охватило полное безмолвие, и даже больше: в воздухе будто запахло чем-то неестественным, могущественным, безумно далеким от всего, что было знакомо Джеку.

Со спертым дыханием, с заходящимся от страха сердцем (страх был от того сильнее, что не имел видимой причины) мальчик обернулся и увидел впереди небольшой темный дом с остроконечной крышей. Дом утопал в глубокой тени, и только у входа горел тусклый зеленоватый фонарь.

Под фонарем стоял некто, и, даже не разглядев каких-либо подробностей, Джек прирос к месту в глубочайшем ужасе. Когда же незнакомец сделал несколько шагов ему навстречу, и слабый свет фонаря осветил его, мальчик и вовсе утратил всякую власть над собственным телом. Он мог только стоять и пораженно смотреть на то, что было перед его глазами, в страхе, непонимании и полной беспомощности.

Перед ним был Неземной, это он бессознательно ощутил еще до того, как заметил фигуру под фонарем. И не какой-то там Неземной, а высший среди этого могущественного народа – вампир, что было ясно по его кристальным фиолетовым глазам, бледно мерцавшим в ночной темноте. Он был очень высок и великолепно сложен, даже богатая черная мантия, свисавшая с его плеч до самого пола, не могла этого скрыть. Несомненно, он был также очень красив, хотя в его красоте не было ничего мягкого или тщедушного. Черты его лица были резкими, даже немного грубыми, скулы заостренными, как от долгого голодания, уши – загнутыми к низу, а волосы – густыми и темными, как ночь вокруг, даже еще темнее. Они закрывали большую часть его лба, отчего глаза казались вдвойне ярче и страшнее.

Джеку, разумеется, не было до его красоты никакого дела. Он не помнил себя от ужаса, и не мудрено. Темные никогда не появлялись в Серебряном Котле, за всю свою жизнь он не видел ни одного, даже самого незначительного из них! О вампирах же и говорить не приходилось. О встрече с этими легендарными существами люди даже мечтать не смели. Многие за целую жизнь не видели ни одного, тем более в захолустном графстве вроде Серебряного Котла.

Смятение и страх Джека были вполне объяснимы. Вампир остановился в каком-то полуметре от него, ничего не говоря и не предпринимая никаких действий. Больше всего Джека пугало в нем выражение лица: оно было каким-то странным, зловещим. Его рот был сжат в тонкую линию, а все мышцы лица казались страшно напряженными, каменными: он будто сдерживал что-то в себе или боролся с чем-то, о чем Джек не имел ни малейшего понятия. А еще он смотрел так пристально и неотрывно, с такой пугающей безумной жадностью, что это привело бы в ужас кого угодно, не только двенадцатилетнего мальчишку.

Вся его фигура подавляла Джека, вызывала легкую тошноту и головокружение, он хотел бы сбежать, но не мог пошевелить ни единым мускулом. Неземной казался ему грозным великаном, в то время как сам он ощущал себя бесполезной убогой букашкой. Воздух вокруг него словно сгущался и сжимал голову, будто в медвежьей хватке, так что казалось, она вот-вот взорвется.

Тот момент, когда Неземной протянул к нему руку, Джек уловил лишь краем сознания. Давление, в конце концов, превзошло его физические и душевные силы, и он свалился без чувств.

Когда Джек пришел в себя, вокруг него толпились его товарищи, а Герберт усиленно вливал ему в рот вишневый сок из кожаного меха. Со стороны главной площади доносился знакомый праздничный гул, а народа в переулке было столько же, сколько колосьев в снопе.

– Что с тобой стряслось? – закричали все наперебой, увидев, что Джек открыл глаза.

– Я… я упал и ударился головой.

– Осторожнее надо, – Герберт казался хмурым, но дело было в пережитом страхе за брата.

– А вы… где вы были столько времени!?

– Как это где? – удивленно спросил Дуг. – Мы бежали сразу за тобой. Свернули туда же, куда и ты, и нашли тебя уже валяющимся на земле.

Что Джеку оставалось? Он был достаточно умен, чтобы понимать: в его рассказ никто не поверит. Да и не хотелось ему ничего рассказывать. Во-первых, его бы наверняка подняли на смех, а во-вторых, он сам толком не понимал, что с ним вообще произошло. Только на следующий день он не выдержал и рассказал обо всем Герберту. Тот поначалу решил, что его разыгрывают, но, увидев непритворный страх и беспокойство в глазах Джека, поверил младшему брату. Но даже вместе они так и не смогли найти объяснения случившемуся. Это стало их общей непостижимой тайной, которая, как они оба были уверены, навсегда ею и останется.

Десять лет спустя

Еще при жизни мужа Селина Эстансия была довольно-таки сварливой и жадной женщиной, которую многие в Серебряном Котле недолюбливали; став же вдовой, она и вовсе растеряла какие-либо положительные черты своего характера (которых с самого начала было не слишком много).

В юности Селина была необыкновенно красива, и через всю жизнь она пронесла убежденность в своей исключительности и несправедливости выпавшей ей на долю участи. Стоит отметить, что эта участь была не так уж и ужасна. В мужья ей достался добрый и трудолюбивый парень (отец Герберта и Джека), который всегда был ласков с ней, несмотря на ее далеко не ангельский характер.

Богатыми они не были, но и не бедствовали. Август занимался скотоводством, успешно умножая свое имущество из года в год, так что Селина никогда ни в чем не нуждалась. Иногда муж даже дарил ей украшения из дорогих металлов (что стоило ему немалого труда и усилий), но Селина редко бывала ими довольна: они казались ей недостаточно дорогими.

Так они жили много лет, пока три года назад Август не умер от Волчьей лихорадки в возрасте пятидесяти семи лет. Только тут выяснилось, что Селина все-таки не была так равнодушна к мужу, как это порой казалось со стороны. Она горько оплакивала его целый год и так и не смогла до конца оправиться от потери. Остатки ее красоты полностью увяли, характер окончательно испортился, и источником интереса для нее теперь являлось только имущество семьи, которое находилось теперь в руках Герберта.

Герберт к этому времени превратился в статного молодого мужчину, темные глаза которого волновали умы многих девушек в графстве. Вот только падким на женское внимание он не был. Селина вполне могла положиться на своего старшего сына. Герберт уверенно держал в руках хозяйство и за три прошедших года значительно умножил добро, нажитое Августом.

Джек, разумеется, охотно помогал ему в этом. Как в детстве, так и сейчас они оставались самыми близкими друзьями, надежной опорой, в которой им никогда не приходилось сомневаться.

Джек, в отличие от Герберта, красавцем не вырос. Впрочем, неказистым он тоже не был. Ростом он уступал Герберту, но телосложение у него было что надо: стройное и в то же время крепкое; он походил на молодого волка, поджарого и сильного. Лицо у него было не самое идеальное, но довольно привлекательное, хотя сам он так не считал. Его раздражал нос, сломанный в детстве и слегка повернутый в правую сторону, слишком большой рот (который вовсе не портил его, а наоборот – придавал своеобразную детскую обаятельность) и больше всего – волосы: темно-русые и кудрявые, делавшие его, как он был уверен, похожим на барашка. На самом деле с барашком у него не было никакого сходства. Пусть не так, как на Герберта, но на него тоже заглядывались многие девушки, потому что он выглядел этаким мужественным лесным духом, в объятиях которого было бы очень приятно оказаться. Но Джек этого не замечал и не считал себя хоть сколько-нибудь симпатичным, хотя и не беспокоился сильно по этому поводу.

Он знал, что когда придет время, ему, в любом случае, удастся создать семью, которую он будет усердно обеспечивать всю свою жизнь, пока не умрет от старости или болезни, как его отец. Так жили все в Серебряном Котле. Да и в сотнях соседних графств дело обстояло также.

Джек никогда не одобрял позиции своей матери, ее вечное недовольство жизнью, которую она вела, хотя сам порой ощущал смутную тревогу, жестокую беспомощность перед пустотой того пути, который ему предстояло пройти. А иногда его даже одолевало болезненное чувство потери, чувство, будто каждую секунду своей жизни он лишается чего-то важного, бесценного, что могло бы быть с ним при других, более счастливых обстоятельствах. Но поскольку оснований у этой уверенности не было ни малейших, Джек всегда быстро отметал ее от себя, не желая давать волю бессмысленным душевным терзаниям.

Да и не было у него времени на подобные глупости. Он нес не меньшую ответственность за домашнее хозяйство, чем Герберт, и предпочитал добросовестно относиться к своим обязанностям. Может, иногда ему и казалось, что все его усилия – не более чем движение воды в колесах мельницы, это не пугало его и не вызывало отторжения к тому, что он делал. В конце концов, так жили все вокруг, а он не считал себя хоть сколько-нибудь значительнее или выше других.

То памятное воскресенье, так ошеломившее всех жителей Серебряного Котла (а чуть позднее и обитателей многих соседних графств), началось самым обыкновенным образом.

Тихое ясное утро встретило Джека на горе неподалеку от селения, где он в компании двух сторожевых псов охранял отцовское стадо.

Ночь выдалась спокойной, утро – еще спокойнее, так что Джек безмятежно дремал в сидячем положении на холме, знатно измученный долгой ночью непрерывного бдения. Тем не менее, шаги Элины, юной служанки его матери, он услышал задолго до того, как она подошла к нему достаточно близко, чтобы заговорить. И по торопливости и неровности ее шагов он сразу понял, что она явилась сюда не просто так: ее послали с чем-то срочным и безотлагательным.

Джека это ничуть не обеспокоило. Капризы Селины уже давно стали для них с Гербертом привычным делом, и относились они к ним соответствующе.

– Господин Джек!

Без малейшей охоты Джек открыл глаза и поднял их на подоспевшую служанку. И так и застыл с дрогнувшим сердцем. Лицо Элины было белее молока, и вообще вся она выглядела так, словно только что столкнулась с привидением или ожившим мертвецом. Джек сам не понял, как оказался на ногах и схватил ее за плечи:

– Мама! С ней что-то случилось!?

Элина судорожно замотала головой:

– Нет, нет, с госпожой все в порядке.

– Герберт?

– С господином тоже.

– А что тогда стряслось? Почему у тебя такой вид, будто ты с того света сбежала?

– Темный Экипаж, – пробормотала Элина, бледнея еще больше.

Джек неосознанно отпустил ее, сделал пару шагов назад.

– Что? При чем тут это?

– Темный Экипаж в Серебряном Котле. У нашего дома.

Джек никогда не имел проблем со слухом, но сейчас он готов был усомниться в реальности сказанного.

Темными Экипажами обычные люди называли посланников Кмира. Как правило, это были представители различных мистических рас, появление которых никогда не бывало бесцельным. Насколько Джек знал, в Серебряном Котле Темные Экипажи не появлялись за всю трехсотлетнюю историю графства. А то, что его целью, по-видимому, был их с Гербертом дом, и вовсе было чем-то совершенно фантастическим и невозможным. И весьма-весьма пугающим.

– Что им нужно?

– Вы, господин Джек. Они хотят видеть вас. Сказали, что сообщат о цели своего визита только в вашем присутствии.

Джек чуть не присел. Он испугался не столько услышанного, сколько мелькнувшего в голове воспоминания. Не очень-то часто он вспоминал об этом, последние лет шесть только на Празднике Ягод, который с тех давних пор совсем не казался ему веселым. Воспоминание о той жуткой встрече-призраке, которая, независимо от того, была она на самом деле или только почудилась ему, до сих пор жила в его разуме, вызывая иногда необъяснимую тревогу, а иногда и того хуже – беспричинное будоражащее душу смятение.

Вот этого он боялся больше всего: того, что новость, принесенная Элиной, и та зловещая встреча десять лет назад были каким-то образом связаны между собой. Впрочем, страх сейчас был последним, что могло помочь ему узнать правду.

– Я вернусь, как только пригоню стадо. Иди и передай им.

Их старый добротный дом – тяжелая двухэтажная конструкция с мощными серыми стенами – походил на праздничную сцену на Празднике Ягод. Его окружала, по меньшей мере, половина графства, но при этом все вели себя так тихо, что происходящее напоминало скорее похороны, чем праздничное собрание.

Перед домом же стоял Темный Экипаж – большая невиданно роскошная карета, обитая по углам каким-то необыкновенным темно-бардовым металлом, с огромными золочеными колесами и блестящими непроницаемыми окнами. Такая красота в Серебряном Котле никому и не снилась, но внимание жителей сейчас было приковано вовсе не к ней. Смотрели все выпученными глазами на запряженных в нее коней, которые конями, собственно, не являлись. Ибо это были самые настоящие единороги – неестественно крупные, мощные, с великолепной белоснежной гривой, острыми рогами в середине лба и сверкающими кроваво-красными глазами. Их было целых пять, они стояли в благородном спокойствии перед домом, нисколько не смущаясь устремленных на них ошеломленных взглядов.

Джек сам был потрясен при виде этой картины, но у него она вызвала не восхищение, а лишь еще больший страх.

Мать и Герберта он обнаружил в гостиной – самой большой и ухоженной комнате в их доме, куда обычно и попадали редкие гости. Здесь был красивый, резной камин, мягкая мебель, купленная отцом по желанию Селины много лет назад, а также разнообразные симпатичные мелочи, придававшие помещению довольно-таки претенциозный вид.

Происходящее не понравилось Джеку с первого взгляда. Первым, кого он увидел, был Герберт, стоявший у окна в дальней стороне гостиной с таким мрачным напряженным видом, что сразу становилось понятно: ему тоже ситуация казалась весьма тревожной, если не сказать больше.

Затем Джек увидел мать, и надежды на положительный исход вовсе не осталось. Селина сидела на софе в центре комнаты, всецело поглощенная изучением небольшого изящного сундучка, стоявшего перед ней на столике. Сундучок выглядел так, будто был покрыт чистым золотом, а внутри его переливались различные украшения, щедро инкрустированные драгоценными камнями.

Подобного богатства Джек не видел никогда в жизни и все же чувствовал, что камни были подлинными. Веселее ему от этого не становилось.

Как выяснилось, навестить их прибыла только одна персона. Это был высокий сухопарый мужчина лет тридцати (по крайней мере, внешне он выглядел именно так) с волосами цвета засохшей крови и очень серьезным спокойным лицом. Когда он посмотрел на Джека, последний внутренне содрогнулся. У мужчины были весьма характерные глаза: с бледно-зелеными белками и матовыми черными зрачками.

Это был лэрк.

Джек читал о них давным-давно в старой библиотечной книге. Лэрки были уважаемым родом в Кмире, но очень слабым. Их сила заключалась главным образом в необыкновенных умственных способностях, что открывало им путь к высоким должностям при домах более могущественных обитателей Кмира. Некоторые из них даже заключали Договор Объединения со своими высокородными повелителями, что несколько ограничивало их свободу, но в то же время наделяло большей защитой и более высоким положением в дворянской системе Зачарованного Королевства.

Джек не мог вымолвить ни слова, глядя в эти пронзительные мифические глаза и слыша звяканье золота, производимое забывшей себя от восторга матерью. К счастью, гость избавил его от необходимости самому начинать разговор.

– Добрый день, ваша милость, – голос у него был такой же невозмутимый, как и лицо, и такой же неумолимый, уверенный в значительности каждого произнесенного слова. – Меня зовут Неандер Шем. Я верный слуга и советник графа Малфреда Элермонта, могущественного вампира из касты Черных Рыцарей, живущего в замке Диамондик в Южных лесах Кмира. Этот подарок, – он кивнул в сторону потрясенно ахающей Селины, – послан графом Элермонтом вашей матери, чтобы выразить вам честь и уважение. А также в надежде произвести на вас хорошее впечатление.

– Что ему надо!? – не в силах сдерживать обуревавшую его злость и беспокойство, выпалил Джек.

Столь резкий выпад, как и следовало ожидать, нисколько не смутил Неандера Шема. Не выказав ни малейшего недовольства, он все также спокойно ответил:

– Граф Элермонт желает, чтобы вы стали его законным супругом. И как можно скорее переехали в Кмир, в его владения.

ГЛАВА 2

Джек был так шокирован, что невольно забыл о всякой вежливости:

– Это нелепо. Ничего глупее и смешнее я в жизни не слышал!

– Вынужден вас расстроить, молодой господин, – лэрк прямо-таки ужасал своей непробиваемой сдержанностью, – но граф Элермонт не из тех, кому свойственно шутить подобным образом. Он исключительно серьезен в своем намерении связать с вами жизнь.

Джек чуть было не выпалил, что брак между мужчинами омерзителен, но вовремя сдержался. Никто никогда не обсуждал этого открыто, но все отлично знали, что Кмир был устроен необычно не только снаружи, но и внутри, и о распространенности однополых браков в кругу его элиты тоже всем было прекрасно известно.

Джек тоже не раз об этом слышал, но никогда не придавал особого значения, ведь его это никак не касалось. Теперь же одна мысль об этом казалась ему чудовищной. Хотя, с другой стороны, вряд ли брак между мужчинами играл здесь основную роль. Скорее, Джека пугала обрушившаяся на него неизвестность, чем факт того, что ему предлагали стать мужем другого мужчины, да еще и вампира.

– Почему я? – спросил он, относительно справившись с эмоциями. – Я простой деревенский парень. Мне не место в вашей блестящей темной элите. Почему он не поищет себе более подходящего партнера?

– Таких подробностей мне не сообщали, – мягко ответил гость. – Моя задача – привезти вас в Кмир и доставить в целости и сохранности в замок моего хозяина. О том же, почему он выбрал именно вас, я не имею ни малейшего понятия.

Джек далеко не был уверен в правдивости этого заявления, но зато точно знал, что дальнейшие расспросы ни к чему его не приведут.

– Я могу отказаться?

– Разумеется. И все же я бы советовал вам подумать. Такой шанс дается не каждому. Вам предлагают не просто стать Даром, о чем, как вы знаете, мечтают многие, а частью одного из самых могущественных темных родов Кмира. К тому же, мне кажется, граф Элермонт настроен очень решительно относительно вас. Если он и примет ваш отказ, то наверняка не сразу.

Все эти пространные замечания сказали Джеку об одном: его отказ вовсе неприемлем, и обманываться насчет этого ему не стоит.

– Вы сказали, что советуете мне подумать. Я хочу подумать. Это ведь мне позволено?

Неандер Шем доброжелательно улыбнулся:

– Конечно же. Три дня вас устроит?

Джек, по правде говоря, и не рассчитывал на такую щедрую возможность.

– Вполне.

– В таком случае, я надеюсь услышать ваше окончательное решение по истечении этого срока. А до тех пор не буду злоупотреблять вашим гостеприимством. До свидания, мадам.

Селина, чей разборчивый слух, конечно, не упустил наиболее ценной части разговора, почтительно кивнула, Герберт же на легкий поклон лэрка только хмуро дернул головой.

Как только гость удалился (служанки проводили его к выходу, стараясь не таращиться слишком сильно на его лицо), слово взяла хозяйка дома, и слово это, как и следовало ожидать, не понравилось обоим ее сыновьям:

– Ты обязан согласиться, Джек! Такой удачи тебе никогда больше не выпадет! Это редчайший шанс, ты должен понимать. Господи, как я рада! Хоть кто-то из нашей семьи будет жить в достойных условиях!

Джек и не помнил, когда в последний раз ему было так обидно. Каждым своим словом Селина будто оплевывала память их отца, который всегда заботился о том, чтобы у нее было все необходимое и даже больше.

– У меня есть три дня. И это время я, как и обещал, буду думать.

Селина казалась удивленной:

– Думать? О чем тут думать?

– Да, мам, думать.

Бросив короткий взгляд на Герберта, так и не произнесшего ни единого слова, Джек направился к выходу из гостиной.

– Джек! – возмущенно вскричала Селина. – Джек, остановись! Мы не закончили наш разговор!

Ответом ей была легонько хлопнувшая дверь гостиной.

В течение первого дня у Джека не было никаких сомнений. Он твердо решил отказаться, нисколько не боясь возможных последствий. Наутро следующего дня он, однако, проснулся с непонятной тяжестью на сердце, которую легко можно было перепутать с десятикилограммовым камнем. Чем конкретно была вызвана эта тяжесть, он не знал, но уже не был так уверен относительно отказа.

В ночь со второго дня на третий он едва не лишился рассудка, пытаясь сломать себя и убедить в том, что колебаться тут не о чем, и что он просто смешон в своих сомнениях. Ему было стыдно из-за собственной нерешительности, из-за того, что он вообще рассматривал вероятность согласия. Но и не рассматривать он не мог, потому что стоило ему отбросить мысль о возможном принятии, как душу будто горой придавливало, и из-за этого давления он даже не мог ничего толком делать.

Каким-то чудом он все же уснул под утро, а проснулся на удивление безмятежным, собранным и… обреченным. На протяжении целого дня он хладнокровно выполнял свои домашние обязанности, а ближе к вечеру, накануне повторного визита Неандера Шема, между ним и Гербертом состоялся давно назревавший мучительный разговор.

Джек в это время находился на поле, сидел в тени дерева, глядя на только что починенный забор их старого загона. На эту работу ушло около трех часов, и он бы сейчас был очень доволен, если бы его не одолевали мысли совсем иного рода. Появления Герберта он не ждал, но и не удивился, когда тот подошел к нему и молча сел рядом. Добрых минут пять они смотрели на забор, не нарушая тишины. Наконец, Герберт задал давно терзавший его вопрос:

– Что ты надумал?

– Надо же. Я думал, ты так и не решишься спросить.

– Не язви, братишка, – Герберт тоже усмехнулся, но не слишком весело. – Это трудный выбор. И сделать его ты должен сам. Я не хотел влиять на твое решение. Потому и молчал все это время.

– Да знаю я. Но все равно неприятно.

– Прости.

– Спрашиваешь, что надумал? Не знаю. Вернее, знаю, но тебе это вряд ли понравится.

– Решил согласиться? – на удивление сдержанно спросил Герберт.

– Да, но… Правильнее сказать, я не могу не согласиться.

– Почему?

– Во-первых, вряд ли мой отказ кто-то примет. Ты ведь знаешь этот народ. Обычно мы им не интересны, но если им что-то от нас нужно, они всегда получают это. Исключений еще не было.

– Истинная причина не в этом, – сказал Герберт без малейшего сомнения. – Ты бы не испугался такой ерунды.

– Да уж. Кого я обманываю. Ты прав. Это просто единственный довод разума, которым я пытаюсь оправдать себя. А на самом деле я не знаю, Герберт. Мне противно от самого себя, но когда я думаю о том, чтобы отказаться, я как будто… как будто приближаюсь к чему-то ужасному! Только не смейся, хорошо? Ты знаешь, я никогда не был чувствительной барышней. И я не сентиментальный. Но это чувство просто невыносимо. Если я не соглашусь, я просто не знаю, что со мной потом будет.

– Ты думаешь, это тот самый?

– Кому же еще быть. Я понятия не имею, зачем я ему нужен. Зачем он появился тогда и чего хочет от меня теперь. Может, мне для чего-то нужно разобраться в этом. Потому я и чувствую себя так скверно.

– И еще один немаловажный факт. У нас совершеннолетие наступает в девятнадцать лет, а в Кмире…

– В двадцать два! – пораженно выдохнул Джек.

Герберт мрачно кивнул. Тут было о чем поразмыслить, ведь Джеку исполнилось двадцать два всего неделю назад.

– Будто этого и ждали…

– Лучше бы ты отказался, Джек. Я бы помог тебе сбежать.

– Ты действительно думаешь, что от них можно сбежать?

– Ты бы наверняка попытался, если бы смог побороть себя.

– Я не смогу. Стыжусь этого и ничего не могу с собой поделать. Я должен поехать туда. Почему – не знаю. Просто должен.

– Может, ты просто не понимаешь истинного положения вещей? – спросил Герберт с легким раздражением. – Ты будешь не просто гостем, ты будешь практически его собственностью. Собственностью Темного, о котором ты даже ничего не знаешь! Тебе придется спать с ним!

– Чушь! Я ему нужен не для этого.

– На это очень похоже, не спорю, но зачем тогда он предлагает брак? Он мог бы просто пригласить тебя ненадолго, взять то, что ему нужно, и отправить обратно. У него на тебя долгосрочные виды, а значит, возможно, и разнообразные интересы.

Правду сказать, Джеку стало не по себе от таких слов, и все же в своей правоте он был уверен больше:

– Не будет такого. У Неземных очень придирчивый вкус, а я красавцем никогда не был. Вряд ли он заинтересуется мной в этом плане.

– Ты всегда считал себя невзрачным, и это всегда было твоей величайшей ошибкой.

– Но это правда. Я не красавец. Если честно, было бы логичнее, если бы приехали за тобой, а не за мной.

– Уж лучше бы так. Мне бы и то легче было.

– Не бойся. Я уверен, убивать меня никто не собирается.

– Смерть – не единственная беда, в которую ты можешь попасть. И не бояться я не могу. Ты мой единственный брат.

– Меня это тоже не радует. Я никогда с тобой не расставался. Да и, по сути, кроме тебя, у меня никого больше нет. Вот это будет моей худшей бедой – не иметь возможности спросить у тебя совета, да просто поговорить.

– Еще не поздно сбежать.

– Нет. Даже если попытаюсь, ноги все равно принесут меня обратно. Нет смысла и пытаться. К тому же, подумай о маме. Если я откажусь, ей придется вернуть сокровища. Этого она точно не переживет.

Герберт хотел уже выругаться, но, заметив смешинки в глазах Джека, сдержался:

– Нашел о чем беспокоиться.

– Мама, мама, – Джек с грустью покачал головой. – Она не лучший человек на свете, но и не худший. Я буду скучать по ней.

– Она тоже будет скучать. Хоть и не сразу поймет это.

– Точно.

– Надеюсь, тебе хотя бы разрешат отправлять нам почту.

– Попробуют пусть не разрешить. Я не собираюсь там никого бояться. Может быть, я и сбегу со временем. Но сначала я должен все выяснить. Это чертова история не дает мне покоя уже десять лет.

– Ты не сможешь сбежать. Обычные люди иногда попадают в Кмир, но никогда не возвращаются. Это дорога в один конец.

– Не говори мне этого. Я не верю, что никогда больше не увижу тебя. Мы еще обязательно встретимся. Обещаю.

Помолчав, Герберт сухо ответил:

– Так и быть. Поверю.

Неандер Шем не слишком удивился, услышав положительный ответ Джека. Он, очевидно, был готов к такому повороту событий и выглядел так, словно ничего другого и не рассчитывал услышать. Это несколько обеспокоило парня, но менять что-либо было уже поздно.

В этот раз лэрк не стал церемониться и предложил немедленно отправляться в путь. Возражать Джек не стал не потому, что боялся, а потому что понимал: чем скорее он уедет, тем легче будет всем. Да и не было смысла оттягивать неизбежное: он дал добро, а значит, в некоторой степени находился теперь во власти того, кто прибыл за ним.

Таким образом, через полчаса его небольшой саквояж был собран и перенесен в карету с единорогами, а сам он стоял рядом с ней у ворот дома, глядя на стоящую перед ним мать, Герберта и немногочисленных слуг их семьи. Последние выглядели совершенно раздавленными (Джек всегда был добр к ним, и они искренне любили его), а мать и вовсе рыдала навзрыд.

Джеку было больно смотреть на нее, но еще больнее становилось при виде Герберта, пытающегося выглядеть бодрым и веселым (ему не хотелось, чтобы путь Джека был омрачен еще и его убитым видом), хотя глаза его блестели явно не от радости. Джек долго успокаивал Селину, но так и не добился успеха. Поняв, наконец, что ей не станет лучше, пока он не исчезнет, он крепко обнял Герберта.

– Мы еще встретимся, – быстро проговорил он ему на ухо. – Я добьюсь этого, вот увидишь.

– Буду ждать, – Герберт крепко обнял его в ответ, затем мягко отстранил от себя и кивнул в сторону кареты.

Бросив последний взгляд на рыдающую мать, на разбитых, будто осиротевших слуг, Джек стиснул зубы и прыгнул в карету. Изящная дверца тут же захлопнулась за ним, отделив от внешнего мира, и Темный Экипаж устремился вперед, навсегда увозя его прочь от матери и брата, а заодно и от единственного знакомого ему мира, в который, как он смутно чувствовал в глубине души, ему больше не суждено было вернуться.

ГЛАВА 3

Внутри Темный Экипаж представлял собой довольно-таки занимательное зрелище. По сути, это была небольшая комната, выдержанная в темных, преимущественно синих тонах – очень мрачная и чрезвычайно роскошная. Одна только ткань, обивавшая сиденья, походила на мягкий хрусталь, и Джеку было крайне некомфортно сидеть на ней. Он боялся, что от резкого движения она может просто-напросто рассыпаться в пыль.

Окна были необычные и весьма загадочные. Необычные, потому что представляли собой кроваво-красные стеклянные изображения с большими белоснежными цветами по центру, а загадочные, потому что, как Джек ни пытался, ему так и не удалось открыть ни одно из них. Крепления были самые элементарные, он видел такие сотни раз, но на его попытки сдвинуть их с места они никак не реагировали.

Это было очень странно, потому что все остальное в карете находилось в превосходном состоянии, и подобный дефект на фоне общего совершенства казался просто непостижимым. Да и силу Джек прилагал немалую, пытаясь открыть их, а тщедушным он отнюдь не являлся.

В итоге он не смог даже обернуться, чтобы посмотреть в последний раз на отцовский дом и попрощаться мысленно с улицами родного графства. С другой стороны, возможно, это было даже к лучшему. Он и так чувствовал себя ужасно, расставаясь с Гербертом, а созерцание того, как между ними растет расстояние, и вовсе могло довести его до слез. Плакать же ему сейчас совсем не хотелось. Он сам принял это решение и считал себя обязанным достойно следовать выбранному пути.

Около часа он бездумно прислушивался к звукам снаружи, но не слышал ничего, кроме мерного цоканья быстро переступающих единорожьих копыт и стука колес по неровной дороге. Как ни странно, его совсем не трясло, и в какой-то момент он, сам того не заметив, задремал, уложив голову на безобразно хрупкую синюю подушку.

Как это часто бывает в дороге, проснувшись, он не мог точно сказать, сколько времени проспал, но зато ему было совершенно ясно другое: с Темным Экипажем случилось что-то странное, пока он пребывал в забытьи.

Странным было то, что он больше не слышал ни стука копыт по дороге, ни приглушенного грохота вращающихся колес. Впору было подумать, что карета остановилась, но нет! Она двигалась, но каким-то совершенно необъяснимым образом! Ее будто тянуло куда-то сквозь толщу воды или наоборот: несло на невидимых крыльях прямо по воздуху…

Джек предпринял еще одну попытку открыть окно, и, к его великому удивлению, на этот раз она увенчалась успехом! Щеколда отъехала в сторону так легко, что у него не осталось никаких сомнений: она с самого начала была в полном порядке, просто кому-то не хотелось, чтобы он выглянул наружу сразу после отъезда, потому окно и оказалось заблокированным.

Он не успел задуматься о причинах этого довольно-таки грубого решения, так как его вниманием завладел вид за окном. Стоит отметить, что в первый момент он едва поверил собственным глазам. Ибо Темный Экипаж действительно находился в воздухе, летел прямо по небу в неведомом направлении, утопая в сияющих белоснежных облаках. Облака напоминали пушистую сладкую вату и смотрелись просто фантастически на фоне ясного кристально синего неба, чистого, как лед.

Джек не сразу понял, какие силы держат карету в воздухе, да еще и на таком внушительном расстоянии от земли. Высунувшись из окна, он убедился, что единороги так и остались бескрылыми, они просто неслись по облачной перине, не чувствуя, по-видимому, никакого дискомфорта, и без каких-либо усилий тянули за собой и корпус кареты.

Какая-то настойчивая мысль, будто юркий зверек, нетерпеливо билась у Джека в голове, но он никак не мог ухватить ее за хвост. В конце концов, ему пришлось сдаться, но от окна он уже не отрывался ни на минуту до самого конца путешествия.

Что и говорить, это было то еще странствие. Облачный океан, неспешно паривший под пронзительной синевой дневного неба, легко убедил бы Джека в том, что ему все это лишь снится, если бы он не ощущал прохладный ветер на лице, слишком реальный, чтобы его можно было принять за иллюзию.

Каким-то образом он знал, что облака и небо, которые он наблюдал, уже не принадлежали тому миру, в котором он прожил всю свою жизнь. На первый взгляд, все было таким же, но душой он понимал: что-то все же было уже не так.

Момент, когда Темный Экипаж пересек границу между миром смертных и Кмиром, он, очевидно, проспал. Впрочем, даже если бы он бодрствовал, вряд ли ему бы удалось заметить что-то особенное: окна в тот момент, скорее всего, были еще заблокированы.

Неандера Шема он тоже не видел: тот, вероятно, управлял Экипажем со специальной закрытой площадки на торце кареты, которую никак нельзя было разглядеть изнутри салона; это было что-то вроде места кучера, только удобнее и с надежной прямоугольной крышей.

Честно говоря, Джек был даже рад своему уединению. Лэрк не сделал ему ничего плохого, но парень знал: тот был всецело предан своему господину, и рассчитывать на его болтливость или тем более откровенность явно не приходилось.

Уже близился закат, когда Экипаж начал снижаться.

Джек сразу почувствовал это слабое скольжение по незримым воздушным потокам, а когда облака вокруг рассеялись и остались далеко в вышине, он окончательно убедился в том, что оказался в стране Темных.

Внизу, насколько хватало глаз, перед ним простирался огромный величественный лес, и лес этот, вопреки привычному для него миру, был не зеленым, не бурым, даже не желтым, а темно-фиолетовым. Кроме того, верхушки некоторых деревьев ярко мерцали на солнце, что придавало и без того фантастической картине еще более необыкновенный и пугающий вид.

Вскоре они мчались уже над самой поверхностью, так что вершины многих деревьев находились не более чем в двух метрах от колес Экипажа.

Высунувшись по самые плечи, Джек смотрел вниз неотрывным взглядом, чувствуя глубокое непреодолимое волнение.

В какой-то момент в гуще леса возникло что-то вроде широкой воздушной тропы, и карета рванула к ней, мгновенно углубляясь в лес.

Вокруг сейчас же потемнело, и перед Джеком открылся еще более удивительный, поражающий воображение вид. Перед ним был лес, который по праву можно было назвать неземным. Стволы деревьев здесь были не коричневые и даже не зеленоватые, а черные, как свежая смола, и по всей поверхности они были покрыты тончайшими серебряными прожилками, излучавшими слабое свинцовое сияние. Листва же была будто усыпана аметистовой пылью, таким ярким и насыщенным был ее невиданный оттенок.

Поначалу лес казался необитаемым, но вскоре Джек стал замечать его таинственных и не менее сказочных жителей.

Первым, кого он увидел, был нард – небольшой изящный зверь, похожий на оленя, но с зеленой шерстью и продолговатыми белыми пятнами вдоль боков. Он стоял у огромного дерева и с любопытством наблюдал за летящей у самой земли каретой, пока она не скрылась из виду. Джек тоже не отрывал от него глаз, пока только было возможно, и в ушах у него при этом едва не звенело.

Он действительно едва мог поверить тому, что видел. Ведь в его мире все считали нардов вымышленными существами, которых даже в Кмире на самом деле никогда не было!

Колеса Темного Экипажа, в конце концов, ударились о поверхность лесной тропы, и копыта единорогов мощно забили по каменной кладке.

Джек ни на секунду не отлипал от окна. Вскоре у самой обочины он заметил нечто комичное и незабываемое: там была целая группа большущих ежей с изумрудно-зеленым игольчатым панцирем. Они все вместе двигались куда-то и так смешно переваливались с боку на бок, что, несмотря на всю свою усталость и беспокойство, Джек не мог не улыбнуться.

И уже под конец (хотя он еще не знал, что их путь уже был почти завершен) ему удалось уловить мелькнувшую в лесу Белую Скиталицу.

Белыми Скиталицами в мире смертных называли крошечных лесных фей, обладающих необычной способностью: они могли правдиво ответить на один любой вопрос того, кто их поймает. Причем вопрос этот мог быть каким угодно: вплоть до срока жизни или еще более недостижимой информации.

В Серебряном Котле никто не верил в существование Белых Скиталиц; как и нардов, их считали вымышленными сказочными созданиями, немыслимыми даже для всемогущего Кмира.

Однако у Джека не было сомнений: он видел именно Белую Скиталицу. Она в точности соответствовала описанию, прочитанному им в детстве в старинной книге сказок: там она была представлена, как миниатюрное летающее существо, оставляющее за собой длинный шлейф беловато-красного свечения. Ничто другое не могло выглядеть также, Джек твердо знал это и чувствовал себя еще более раздавленным от этой ужасающей уверенности.

Лесной массив вскоре начал редеть и, наконец, полностью исчез, открыв Джеку цель его долгого путешествия.

Замок Диамондик был даже больше, чем он предполагал. Это был целый город-крепость, мощный, богатый и пасмурный, впрочем, как и Темный Экипаж, в котором он провел уже неизвестно сколько времени.

Стрельчатые башни замка, достигавшие чуть ли не самых облаков, вызывали болезненное чувство подавленности, а огромный фонтан перед главным входом, представлявший собой извилистую горную статую, в первый момент и вовсе напомнил Джеку какого-то затаившегося монстра, способного в любой момент взвиться на дыбы.

Когда карета остановилась, и Неандер Шем открыл дверцу салона, Джек чувствовал себя в высшей степени скверно. Собственное тело казалось ему странно ослабевшим, перед глазами все плыло, а дыхание было затрудненным, словно воздух вокруг него внезапно закончился. Все же он смог благополучно выбраться из Экипажа и при этом, как ему казалось, не выдать своей слабости.

Первое, на что невольно обратился его взгляд при выходе, были единороги. Посмотрев на них, он сразу получил ответ на свой недавний вопрос. Острые рога единорогов, которые до этого момента он считал их естественным украшением, излучали равномерное серебристое сияние, которое сразу же воскресило в его уме еще одно ценное воспоминание.

Он понял, что перед ним были не обычные единороги (хотя и обычные в Кмире были весьма редки), а Серебряные Ихастры – высшая порода единорогов с особым магическим рогом, позволяющим летать им самим, а также переносить на любые расстояние тех, кого угодно их хозяину.

Джек не стал подходить ближе, так как боялся зашататься по пути, но сам факт произвел на него сильное впечатление и заставил даже почувствовать некий страх к владельцу этих редчайших существ. Судя по его богатствам, это действительно был очень могущественной и влиятельный представитель Неземной элиты.

У входа в замок, на широкой длинной лестнице, их ожидало около пятнадцати слуг, выстроившихся в два ровных аккуратных ряда. Обычными людьми они, конечно, не являлись. Это были невысокие хрупкие на вид существа, похожие на людей, с загнутыми книзу ушами, пепельными волосами и темно-красными глазами. Среди них были представители как женского, так и мужского рода, и все они выглядели очень юными, почти подростками.

Об этих существах Джек тоже читал в свое время, но сейчас не мог вспомнить их название. Они являлись родовыми спутниками вампиров из касты Черных Рыцарей (самой могущественной касты в Кмире), ухаживали за ними с детства и служили на протяжении всей их жизни, никогда не желая для себя чего-то большего.

Джек чувствовал себя так паршиво, что не смог даже толком ответить на их вежливый поклон. С каждой секундой ему становилось все хуже; должно быть, так на него повлияло необычное путешествие или пересечение незримого барьера между Кмиром и территорией смертных.

В замке ему стало еще хуже, и он утратил всякий контроль над происходящим. Замечал только, что его ведут куда-то по широким светлым коридорам, через невероятно роскошные просторные залы и галереи. Галерей и павильонов было так много, что в какой-то момент он усомнился, придет ли им когда-нибудь конец.

Неандер Шем был рядом, кажется, он сказал с легкой улыбкой:

– Вы необычный человек. Люди обычно легко переносят полеты на Ихастрах, а у вас отдача прямо как у…

Как у кого – Джек не расслышал, так как сосредоточился в этом момент на том, чтобы устоять на ногах при особенно остром приступе головокружения.

Наконец, его ввели в какую-то комнату, и Неандер Шем спокойно пояснил, не переступая порога:

– Отдыхайте, молодой господин. Когда проснетесь, вам станет лучше. Задуйте одну из лиловых свеч, если захотите позвать слуг. Приятного отдыха.

С этими словами он удалился, беззвучно прикрыв за собой дверь.

Джек немедленно бросился к кровати. Он не стал даже разглядывать комнату, хотя одного мимолетного взгляда хватило, чтобы понять: с его прежней комнатой она не имела никакого сходства. Слишком большая, роскошная до вычурности и с огромной высокой кроватью под тяжелым балдахином – она казалась даже немного пугающей, возможно, из-за того, что все шторы были задернуты.

Впрочем, Джек отметил все это лишь мельком, а как только его измученная голова коснулась подушки, какие бы то ни было мысли и вовсе перестали его беспокоить.

ГЛАВА 4

Утро встретило Джека ярким солнечным светом, пробивающимся сквозь прорези в шторах, и восхитительно ясной посвежевшей головой.

Как и сказал Шем, отдых действительно помог ему; от его недавней дурноты не осталось и следа, и теперь он хотел как можно скорее выяснить, какая участь, собственно говоря, ожидала его в этом доме. И еще он бы не отказался от завтрака, причем совершенно любого: сейчас он бы с радостью вцепился даже в самую черствую корку хлеба.

Спрыгнув с кровати (она была настолько высокой, что это даже раздражало), он направился к огромному платяному шкафу в левой стороне комнаты. Переодеться ему тоже было необходимо. Он все еще был в одежде, в которой выехал из дома, и, пускай времени с тех пор прошло не так уж и много, ощущение у него было такое, словно он таскал этот костюм года два.

Одежды в шкафу было столько, что хватило бы, по меньшей мере, на небольшую школу, и вся она, как ни странно, идеально соответствовала комплекции Джека. Однако радоваться тут было нечему, так как костюмы здесь в основном были как раз такие, какие Джек терпеть не мог: страшно нарядные, величавые и пафосные, в которых не то что свободно двигаться, но даже дышать не представлялось возможным.

Вообще-то Джек был очень опрятным и чистоплотным парнем, но одевался он всегда просто, как, в общем, и все мужчины в Серебряном Котле. Ему приходилось много чего делать по хозяйству, возиться со скотом и другими домашними животными, и потому вполне естественно, что ему нравилась простая и, самое главное, удобная одежда.

Однако вещей, привезенных из дома, он нигде не обнаружил. Поэтому пришлось смириться и выбрать-таки костюм из предложенного блеска.

Долго думать он не стал и выбрал более-менее широкие штаны из легкой темно-коричневой ткани и длинную белую рубашку, которая привлекла его простотой застежек. К сожалению, недостатки в ней тоже были: слишком твердые рукава и воротник, складывавшийся на груди в какую-то глупую гармошку (которая на самом деле смотрелась очень красиво и солидно), но искать что-то другое он не стал, потому что ему все это уже положительно надоело.

К рубашке также прилагался симпатичный черный жилет то ли из атласа, то ли из велюра, который Джек благополучно оставил без внимания. Ясно было, что передвигаться в таком огромном доме босиком никому не полагалось, и потому он рискнул надеть ботинки из нижнего отделения шкафа. Вот тут ему не на что было пожаловаться. Хотя ботинки тоже выглядели очень нарядными, почти глянцевыми, это была, тем не менее, самая удобная обувь, которая когда-либо была у него в жизни.

Полностью одевшись, он провел пару раз по волосам блестящим деревянным гребнем и направился к выходу из комнаты.

Странную фиолетовую свечу, горевшую ровным пламенем на небольшом столике у окна, он не стал трогать, во-первых, потому что хотел произвести разведку самостоятельно, а не вызывать кого-либо сюда, а во-вторых, потому что такой способ привлечения внимания был дик для него и казался даже немного пугающим.

За дверью было мрачно, пустынно и убийственно тихо. Громоздкий коридор расходился направо и налево двумя многообещающими багровыми тоннелями, вызывавшими столько же доверия, сколько вход в какую-нибудь древнюю гробницу. Джек, тем не менее, легко подавил это гнетущее чувство и решительно двинулся вперед по правому коридору.

Первый же поворот стоил ему довольно ощутимого испуга. На самом углу, так, что его невозможно было увидеть заранее, стоял нокт – теперь-то Джек вспомнил их название – один из родовых служителей графа Малфреда Элермонта.

Наверно, это был самый юный представитель рода из всех, что обитали в замке. Он едва доходил Джеку до плеча и внешне казался чуть ли не двенадцатилетним мальчишкой. Вот только взгляд портил впечатление. Взгляд, который никак нельзя было назвать детским, уж слишком серьезным, льдисто-спокойным было его выражение.

– Доброе утро, молодой господин, – нокт низко поклонился и снова устремил на Джека свои непроницаемые темно-алые глаза. – Неандер Шем ожидает вас в Синей Гостиной. Если вам угодно, вы можете встретиться с ним перед завтраком.

– Хорошо, – немедленно ответил Джек. – Где это?

– С радостью провожу вас.

Нокт развернулся и двинулся к ближайшей двери. Джек без колебаний последовал за ним, охваченный любопытством и некоторой тревогой. Он знал, что в любой момент может столкнуться с хозяином дома и боялся, как бы эта встреча ни застигла его врасплох.

Им пришлось пройти что-то около семи бескрайних коридоров, два огромных праздничных зала, в которых Джек почувствовал себя крошечным насекомым, и одну длинную картинную галерею, прежде чем перед ними, наконец, возникла Синяя Гостиная. Это была великолепная (впрочем, как и все здесь) прямоугольная комната с помпезной синей мебелью, светло-голубыми стенами и многочисленными окнами, занимавшими почти всю правую стену. В центре комнаты располагался небольшой круглый стол, обитый матовой серебристой тканью, и два изящных стула вокруг него, сиденья которых были покрыты такой же серебряной тканью.

За столом сидел Неандер Шем, перед ним лежали какие-то непонятные предметы и коробочки, а сам он внимательно читал какую-то книжку в темно-коричневом переплете. При виде Джека он отложил книгу в сторону, встал и глубоко поклонился.

– Доброе утро, господин. Прекрасно выглядите.

Джек не слишком этому поверил: аляповатый воротник все не давал ему покоя, но, естественно, говорить об этом он не стал и спокойно ответил на приветствие.

– Мне необходимо заверить некоторые документы, связанные с заключением брачного союза между вами и нашим господином. Это простые формальности, которые не займут много времени. Если позволите, мы можем разобраться с этим прямо сейчас.

Джек немало удивился, хоть и не показал этого. Он был уверен, что о формальностях ему сообщит сам инициатор союза, а не его поверенный. Но задавать вопросы не было смысла.

Как только они сели за стол, Неандер пододвинул к Джеку странное деревянное полотно овальной формы, накрытое необычной крышкой. Крышка была сделана из какого-то странного материала: это было явно дерево, но абсолютно черное, с бесчисленными золотыми прожилками.

Откинув крышку, Джек увидел гладкий белоснежный холст маленькими багровыми пятнами посередине. Пятен было ровно пять, и, судя по их размеру и расположению, это были отпечатки пальцев чьей-то руки. Странным было то, что кровь выглядела очень застарелой, местами она так обсохла, что почти стерлась. Складывалось впечатление, что отпечатки были сделаны не недавно, а лет пять, а то и десять назад…

– Что с этим делать? – Джек поднял взгляд на Шема.

Тот протянул ему маленький стеклянный сосуд с бесцветной жидкостью внутри.

– Окуните в раствор пальцы и наложите точно на отпечатки.

Джек подчинился, осторожно, чтобы не расплескать, сунул пальцы в сосуд. Первое впечатление оказалось обманчивым: раствор вовсе не был жидким. Джеку показалось, будто его пальцы вошли в густую кашицу из побитого льда, но когда он вытащил руку, его кожа была абсолютно сухой.

Возле входа в гостиную послышалось какое-то движение. Посмотрев туда, Джек с удивлением увидел, по меньшей мере, семь ноктов помимо того, что привел его сюда. Они все стояли у входа и пристально, с каким-то испуганным вниманием наблюдали за ним. Он понял, что то, что он собирался сейчас сделать, было гораздо серьезнее, чем он думал секунду назад.

– Что будет после того, как я это сделаю?

– В роду Элермонтов законные браки большая редкость, – вдумчиво проговорил Неандер. – Подобная серьезность им не свойственна. Но вы – особый случай. Как я уже говорил, граф Элермонт чрезвычайно серьезен по отношению к вам. И к заключению брака он подошел со всей ответственностью. Полотно, что лежит перед вами, сделано из Священного Древа Бриколахэ – редчайшей ценности нашего мира. Брак, заключенный на его основе, не может быть расторгнут ни при каких обстоятельствах.

У Джека что-то упало внутри.

– Зачем ему это?

– К сожалению, такой информацией я не обладаю, – вежливо ответил Шем.

Вернее, вежливо солгал, в чем Джек был уверен не менее твердо, чем в серьезности происходящего. Он застыл с поднятой рукой в каком-то заторможенном смятении, не доверяя ни Шему, ни самому себе.

Брак, который невозможно расторгнуть.

Его разум буквально надрывался в исступленных мольбах об отступлении, но тело не шевелилось. Сознание корчилось от страха и нежелания впутываться во что-то настолько гнетущее, а глаза неотрывно смотрели на Священное Древо. А потом он уверенно вытянул руку (которая даже не дрогнула!) и прижал пальцы к багровым отпечаткам. И едва не закричал.

Подушечки будто пронзило раскаленными иглами, а белая поверхность холста запылала пронзительным ярко-красным пламенем. Джек моментально отдернул пальцы и увидел на коже одинаковые глубокие ранки, будто действительно следы от толстых игл.

Пламя между тем неистовствовало еще минуты две, прежде чем, наконец, медленно угасло. Застарелых отпечатков больше не было видно, их покрывали свежие пятна густой малиновой крови, а холст вокруг них был исчерчен тончайшим лилово-алым узором, который не могло создать ничто, кроме чистой магии.

Подняв взгляд на Шема, Джек почувствовал еще большую тревогу. Обычно невозмутимый, сдержанный лэрк казался в этот момент… потрясенным.

– В чем дело?

– Это всегда причиняет боль, – медленно проговорил Неандер, – но пламя… такого я еще не видел.

– И что это значит?

– Не имею ни малейшего понятия. Возьмите эту мазь. Обработайте раны.

Джеку не очень-то хотелось следовать его указаниям после той боли, что он испытал, но возражать хотелось еще меньше. Впрочем, в этот раз указание было весьма ценным. Боль прошла через пару мгновений после того, как пальцы коснулись мази, а еще через секунд десять не осталось следа даже от ранок. Джек был так ошеломлен всем произошедшим, что уже не сильно удивился этому.

Далее Неандер попросил его расписаться на трех больших, нарядно оформленных бумагах, также подтверждающих законность заключаемого брака, и в конце протянул маленькую элегантную коробочку, покрытую мерцающим темно-синим бархатом.

– Это подарок от нашего господина. Символ вашего официального вступления в семью.

Открыв коробочку, Джек едва не скривился. Добивки в виде обручального кольца он никак не ожидал, а это было именно оно – золотое, инкрустированное крошечными бриллиантами, которых тут было, наверно, штук двести. Бриллианты были такими маленькими, что все вместе казались единым полотном, и это полотно составляло тонкий сверкающий узор, который Джек уже как будто где-то видел.

– Родовой знак Элермонтов, – ответил на его немой вопрос Неандер. – Наверно, вы заметили его на торце кареты.

«Мама бы с ума сошла от восторга», – подумал Джек, закрывая коробочку и убирая на край стола.

Надеть кольцо ему не пришло даже в голову. Он и так уже находился в довольно скверном положении, падать еще ниже ему совсем не хотелось.

Неандер между тем начал складывать предметы со стола в аккуратный черный портфель, каких Джек никогда раньше не видел. Впрочем, ему сейчас было не до портфеля. Он чувствовал себя совершенно озадаченным и в равной степени сбитым с толку. Ему безумно хотелось задать Неандеру, в общем-то, очевидный вопрос, но его язык словно онемел, вероятно, потому что он чувствовал, что внятного ответа все равно не получит.

Вскоре Неандер встал и отвесил Джеку очередной почтительный поклон:

– Благодарю вас, хозяин. Не смею больше беспокоить.

– Какой еще хозяин? – мрачно буркнул Джек. – Это уже точно лишнее.

– Вовсе нет. Теперь вы Джек Элермонт, полноправный владелец всего, что принадлежит графу Малфреду. У вас здесь прав не меньше, чем у него.

«Джек Элермонт? Еще чего. Неважно, что там за сила в этом Древе и бумажках. Я Джек Эстансия. Родился им и умру».

– Куда ты идешь, позволь узнать?

– Мне необходимо отправиться в Гэль, хозяин. По делам графа Малфреда.

– А где он сам? – не без труда выпалил Джек этот почему-то страшно тяжелый для него вопрос.

И получил на него, наверно, самый странный ответ из всех, что мог себе представить.

– Полагаю, вы скоро увидитесь, – Неандер сдержанно улыбнулся и, ничего больше не добавив, направился к выходу из гостиной.

Джек хотел не просто догнать его, но еще и хорошенько тряхнуть в приступе негодования, однако не сделал ни того, ни другого. Неандер вскоре скрылся, и юноша остался в одиночестве, а также в полном непонимании цели собственного пребывания здесь.

Нокты тоже скрылись, остался только его тихий проводник. Как только Неандер ушел, он беззвучно приблизился к нему и сказал:

– Позвольте проводить вас в столовую. Уверен, вы очень голодны.

Это была чистая правда, однако недоумение и беспокойство, одолевавшие Джека, превосходили даже голод. Он пытливо взглянул на нокта:

– Как тебя зовут?

– Мирайе, молодой господин.

– Ты можешь сказать мне, зачем я здесь?

Мирайе ответил после короткой паузы:

– Вы супруг нашего господина. Где же еще вам быть?

– Еще один странный ответ, – пробормотал Джек, кладя локти на стол. – Неужели я кажусь настолько глупым? Я прекрасно знаю, что он не просто так меня сюда привез. Да еще и законный брак заключил. Ему что-то нужно от меня. И вы все знаете, что. Почему и я не могу узнать?

На этот раз нокт вовсе ничего не ответил: только стоял смиренно перед Джеком, глядя на него какими-то непонятными настороженно-грустными глазами.

– Где он, ты тоже не можешь сказать, да?

– Он сейчас в отъезде, – сказал Мирайе, как показалось Джеку, с некоторым усилием. – Деловая поездка на север.

Хотя явных оснований для этого не было, у Джека чуть волосы на голове не встали дыбом от уверенности, что нокт ему лжет. Но он лишь небрежно усмехнулся.

– Интересно. Так серьезно подошел к заключению брака и укатил перед прибытием… – чуть было не брякнул «невесты», но вовремя умолк, – перед прибытием.

– Я могу вас заверить, – неожиданно мягко и вместе с тем твердо заговорил Мирайе, – наш господин желает, чтобы вы были счастливы, и чтобы жизнь в замке была для вас в радость.

– Значит, я могу ничего не делать? Могу просто есть и спать с утра до ночи и ни о чем не беспокоиться?

– Именно.

– И могу ходить где мне вздумается?

– Конечно.

– Без исключений?

– Вы наш хозяин. Для вас не может быть исключений.

– Еще интереснее, – сказал Джек со вздохом. – Так интересно, что даже не по себе. Ладно. Раз большего от тебя все равно не добьешься, идем завтракать. Чувствую, силы мне здесь еще понадобятся.

На первый взгляд, все было именно так, как описал Мирайе. От Джека действительно ничего не требовалось, он был в полной безопасности (во всяком случае, пока), и его действия никоим образом не ограничивались.

По крайней мере, именно таким был его первый день в этом громадном замке, который явно не соответствовал по масштабу числу своих обитателей. Все здесь было невероятно огромным, помпезным и от того не слишком уютным. Такой же была и столовая, где состоялся его долгожданный завтрак.

Впрочем, слово «столовая» тут было, пожалуй, не самым уместным. Скорее, это был обеденный зал – ужасно большой, с не менее ужасным длинным столом, по меньшей мере, на семьдесят персон, и с высокими бархатными стульями, походившими больше на кресла. Джеку пришлось сесть во главе этого кошмарного стола, что доставило ему на первых минутах массу неприятных ощущений.

Впрочем, благодаря тому, что в зале почти никого не было (не считая двух девушек-ноктов, прислуживавших ему за столом), и благодаря давно мучившему его голоду, завтрак прошел довольно приятно, тем более что еда, разумеется, тоже была королевской.

Затем он отправился обратно в свою комнату, по пути спросив Мирайе, где здесь он может помыться. Тот ответил довольно неожиданно: оказывается, в комнате Джека имелся выход в ванную комнату, ему нужно было лишь нажать на специальный рычаг в стене слева от кровати.

Именно так он и поступил по возвращении и очутился в каком-то совершенно фантастическом месте: это было что-то вроде небольшого зала с полом и стенами, выложенными гладкой светло-серой плиткой, и небольшой глубокой ванной по центру. Ванна была такой белой, что до нее было страшно дотрагиваться. Между тем самое интересное заключалось в потолке, напоминавшем свод пещеры: он был весь покрыт небольшими темными сталактитами, которых особенно много было в центре потолка.

Приблизившись к ванне, Джек заметил на ее боку два серебристых рычага, которые предполагалось тянуть вниз. Крутанув один из них, Джек пораженно выдохнул: из незаметных щелей в сталактитах обильно хлынула вода, попадая прямиком в белую ванну. Вода была кристально чистой, но страшно холодной, в чем Джек убедился в ходе короткой проверки. Тогда он опустил вниз второй рычаг и поразился еще больше. Холодная вода начала теплеть и вскоре обрела идеальную для нормального самочувствия температуру. Таким образом, меньшая из проблем была успешно решена.

Не успел он выйти из ванной и разобраться с франтовским воротником несчастной рубашки, как в дверь коротко постучали. Он немедленно открыл и увидел на пороге Мирайе, визит которого был вполне ожидаем. В руках он держал знакомую синюю коробочку, которую Джек благополучно забыл на краю стола в Синей Гостиной.

– Вы забыли, – сказал нокт, протягивая ему унизительный предмет.

– Подожди минуту, – Джек взял коробочку и рванул к платяному шкафу.

Выдвинув самый нижний ящик, он сунул кольцо в груду аккуратно сложенных пижам, после чего со спокойной душой вернулся к Мирайе.

– Здесь ведь есть сады, верно? Я бы хотел посмотреть. Покажешь?

От Джека не укрылся быстрый взгляд нокта, дернувшийся к его правой руке и тут же поднявшийся обратно к лицу. Похоже, Мирайе полагал, что он скрылся в комнате, чтобы надеть кольцо, и это было даже немного забавно.

– Следуйте за мной, – в ровном тоне Мирайе Джеку почудился легкий холодок, даже недовольство, но это не произвело на него большого впечатления. Носить кольцо он не собирался даже в случае смертельной необходимости. Он и так уже стал супругом мужчины и, вдобавок, практически неизвестного, этого уже было более чем достаточно.

Сады здесь не просто были; как и все в замке, они были великолепны и, похоже, совершенно бесконечны. Цветы здесь росли такие, какие Джеку никогда даже не снились. Сам он неплохо разбирался в садоводстве и дома имел собственный небольшой сад, которым многие в деревне восхищались, но по сравнению с тем, что он видел сейчас, его творение было просто лужицей рядом с океаном.

Ему все хотелось узнать, куда, в конце концов, выйдет сад, и в итоге он проблуждал в нем около трех с половиной часов, но так и не нашел выхода, хоть и был уверен, что не пересекал одни и те же места дважды.

Путь назад показался ему гораздо короче, однако тоже занял немало времени. В итоге в замок они вернулись уже почти на закате.

На протяжении всего запоздалого обеда он пребывал в какой-то необычной для самого себя задумчивости, в какой-то даже легкой сонливости, совершенно ему не свойственной, а по возвращении в комнату застыл на пороге, озадаченный собственным странным состоянием, после чего снова вышел и закрыл за собой дверь.

На улице к этому времени уже было темно, и от того пышные коридоры замка казались как будто еще мрачнее. Мирайе нигде не было видно, как и других ноктов, и Джек неторопливо двинулся вперед по левому коридору.

Благодаря ярким оранжевым лампам, висевшим всюду на стенах, освещение здесь было превосходным, и все же атмосфера сильно отличалась от той, что была днем, хотя Джек не сразу осознал это. Он блуждал в одиночестве по замку, по его блестящим безжизненным комнатам, по золоченым залам и безмолвным коридорам и чувствовал странную оторванность как от времени, так и от всей своей прошлой жизни. И еще: кто-то будто выкрал все мысли из его головы, так что какое-то время он был словно лунатик: двигающийся, но ничего не осознающий.

Как долго это продолжалось, он бы и сам не смог сказать, но в какой-то момент что-то будто толкнуло его изнутри, и он остановился посреди длинного желтого коридора, совершенно не помня, по какому маршруту он вообще до него добрался.

Хуже того, он вдруг осознал к своему глубокому изумлению, что все это время, наверно, еще с самого утра, а то и раньше, он пребывал в состоянии какого-то болезненного поиска. Его грызла навязчивая потребность что-то разыскать, что-то, что – он почему-то твердо знал это – определенно находилось где-то в замке!

На первых порах эта потребность была слабой, почти незаметной, а сейчас вдруг разрослась до какого-то поистине кошмарного объема. Объем этот был таков, что Джеку стало дурно. Но вовсе не физически. Проблема была в его эмоциональном состоянии.

Однажды, когда ему было лет четырнадцать и он работал по обыкновению в поле, из дома прибежала служанка и сообщила, что на Герберта напал разъяренный бык. Джек тогда не выслушал ее до конца, помчался в ужасе домой, чтобы там с облегчением узнать, что Герберт отделался относительно легко: тремя сломанными ребрами и переломом ноги. История закончилась хорошо, но страх, что он пережил, пока несся в деревню, не зная, что его ждет, был, наверно, самым страшным переживанием из всех, что он когда-либо испытывал в жизни.

И то, что он чувствовал теперь, в этом чужом для него таинственном замке, было сродни тому жестокому чувству. Уверенность, что он должен срочно что-то найти, спасти кого-то, была такой сильной, что его разум чуть не плавился от напряжения. Но у него не было ни единой подсказки, он понятия не имел, откуда взялось это мощное чувство, уже начинавшее сводить его с ума. А, кроме того…

Кроме того, он не мог избавиться от ощущения, что кто-то наблюдает за ним. И наблюдает уже давно, возможно, с самого его появления в замке. Или даже еще раньше.

Омерзительный приступ дурноты заставил его отойти к стене и опереться на нее спиной. Дикое желание отправиться на поиски неизвестно чего приводило его в исступление. Он бы с радостью посмеялся над собственной слабостью, но ему было не до смеха, потому что он совершенно не мог это контролировать! Это было что-то извне, что-то, неподвластное доводам рассудка. Ему казалось, если немедленно что-то не произойдет, он просто разобьет свою голову о стену.

И в этот момент неожиданная, дикая и страшная мысль будто кинжалом вспорола его сознание. Это была даже не столько мысль – уверенность, крепкое и жуткое знание, постепенно переросшее в тихий режущий страх…

– Молодой господин.

Джек дернулся, словно от соприкосновения с чем-то раскаленным, и уставился на выросшего будто из-под земли Мирайе.

– Уже поздно, – сказал нокт совершенно невозмутимо. – Если вам угодно, я проведу вас в вашу комнату.

Странным, прямо-таки шокирующим было то, что Мирайе никак не прокомментировал его состояние, которое Джек сейчас был просто не способен скрыть. Хотя бы из приличия стоило осведомиться, все ли с ним в порядке, но Мирайе этого не сделал. Впрочем, Джек не придал этому того значения, которое придал бы еще минуту назад. Теперь он знал, что все в этом месте были против него.

Следуя за Мирайе в обратном направлении, он по-прежнему чувствовал себя раздавленным и угнетенным, но теперь, по крайней мере, он знал, в чем заключалась причина его страха.

Войдя в комнату, он первым делом затушил все лампы, после чего сел на кровать, даже не думая готовиться ко сну. Он сильно подозревал, что со сном у него теперь все будет обстоять чрезвычайно печально. И, надо сказать, подозрения эти не были лишены оснований.

Та зловещая мысль, убежденность, которой он почему-то не мог не доверять, вновь погребла его под своей каменной массой. Убежденность в том, что граф Малфред Элермонт, тот самый вампир, так напугавший его в детстве и вовсе не исчезнувший, как он думал, из его жизни, прямо сейчас был где-то в стенах замка.

ГЛАВА 5

Наверно, Джек и сам не знал, на что конкретно рассчитывал, соглашаясь на все это безумие. Уж точно, он не ожидал ничего хорошего и совсем не думал, что останется здесь на всю жизнь. Им руководило чувство, схожее с острой физической потребностью, например, жаждой или необходимостью в отдыхе. Это не было праздным любопытством, это было чем-то, что он не мог оставить без внимания.

Он готов был встретиться с разными неприятностями, даже ужасами, но точно не с тем, что окружало его сейчас. А это было полное неведение и невозможность хоть как-то приблизиться к разгадке сгустившейся вокруг него жестокой тайны.

Он уже не пытался даже анализировать, с чего ему вообще пришло в голову, что Малфред Элермонт находился в Диамондике; у него не было ни единой причины так думать, да и вокруг никто этого не подтверждал, но ему и не требовались подтверждения. Он просто знал это, знал так твердо, что о спокойной жизни здесь ему нечего было и мечтать. Он и не мечтал. Он просто тихо сходил с ума.

Первые три дня прошли еще более-менее благополучно. Наверно, потому что он еще верил, что сможет отыскать хозяина дома и получить, наконец, ответы на свои вопросы. Он исследовал замок дни напролет, заходил во все комнаты, чуть ли не проверял в шкафах и за шторами, пока до него, наконец, не дошло, что столь могущественный вампир не стал бы прятаться так глупо и вообще, скорее всего, не стал бы прятаться. Несомненно, он был в замке, но в той его части, куда Джеку не было доступа. А в том, что здесь были такие места, юноша даже не сомневался.

При следующей же встрече он объявил Неандеру Шему:

– Я знаю, что он здесь. Скажи мне, где именно, пока я еще держусь в здравом рассудке.

– Вы ошибаетесь, хозяин, – ответил Неандер в своей обычной манере: со спокойствием, от которого хотелось рвать на себе волосы. – Господин Малфред сейчас в отъезде. Но скоро он вернется, и вы сможете поговорить.

– И когда же он вернется?

– Я ведь уже говорил вам. В самое ближайшее время.

– А теперь я говорю тебе: я не верю. Вы все что-то затеваете здесь. И хозяин ваш дома, а не на западе Кмира.

– С чего вы…

– Можешь даже не спрашивать. У меня нет ответа. Но я знаю это так же точно, как и то, что сейчас я тебя почти ненавижу. Не скажешь, значит?

– Я уже сказал все, что могу.

– Все, что могу, – Джек криво усмехнулся. – Вот это уже ближе к истине. Раз я не могу ничего знать, какой я вообще хозяин? Одно вранье.

Он развернулся и пошел прочь от Неандера.

– Молодой господин, – окликнул его лэрк с легкой тревогой в голосе, – вы выглядите бледным. Я бы советовал вам лечь спать пораньше. Вам необходимо выспаться.

– Я бы с радостью, – буркнул Джек, не оборачиваясь. – Только вот не могу.

Это была чистая правда. Насколько скверно ему было днем, а ночью становилось в тысячу раз хуже. Глубокая тишина замка словно сдавливала его голову тяжелыми бетонными плитами, и это давление не давало ему уснуть, как он ни пытался. Кроме того, ночью потребность в поиске, желание во что бы то ни стало разыскать это непостижимое существо (теперь он, во всяком случае, осознавал цель своих поисков) усиливалось во много раз и буквально вымывало из его организма все компоненты, способствующие погружению в сон.

Он мог часами сидеть на кровати, вслушиваясь в могильную тишину замка, и тщетно анализировать свое состояние. Ему было очень страшно, больше от собственного бессилия, а иногда и очень больно, больно вплоть до отчаяния. Он не понимал, что на него так давило, почему ему было так важно найти того, от кого он даже не ждал ничего хорошего, но эта потребность впитала в себя все его умственные и душевные силы, и он чувствовал, что пока не достигнет цели, ему будет день ото дня становиться все хуже. И рано или поздно он просто сломается.

В конце концов, так и произошло. День этот наступил ровно через три недели после его приезда в Диамондик. Хотя утро отнюдь не предвещало кризиса, ожидавшего его ночью.

После завтрака Джек отправился делать то, что с некоторых пор стало его привычным каждодневным занятием: искать графа Элермонта. Диамондик был так огромен, что за три недели, по его подсчетам, он не исследовал и половины. Каждый раз он выбирал разные направления, сворачивал в незнакомые коридоры и старался не пропускать ни одной лестницы.

Нельзя сказать, чтобы он очень рассчитывал на успех, надежда покинула его уже довольно давно, но если бы он остановился и прекратил поиски, его собственный разум сыграл бы с ним не просто злую шутку, а нечто, после чего он сам сыграл бы в ящик.

Обычно он не находил ничего интересного (бесконечная роскошь уже давно перестала его удивлять), но в этот раз, спустя много часов бессмысленных блужданий, ему повезло наткнуться на лестницу, что вела куда-то вверх длинной закрученной спиралью. Джек без раздумий поднялся по ней и очутился в одной из башен замка, представлявшей собой что-то вроде закрытой анфилады.

Комнаты здесь тоже были очень красивые, но выдержанные в более спокойном стиле. Джек обнаружил просторную спальню, уютную гостиную с тяжелой темной мебелью и просто громадную библиотеку с выходящими прямо в небо высокими окнами.

В центре библиотеки располагался большой овальный стол, мгновенно приковавший к себе внимание Джека. Это, наверно, был единственный предмет в замке, находившийся в полном беспорядке. С другой стороны, приглядевшись более внимательно, юноша понял, что в этом беспорядке прослеживалась некоторая систематичность.

Груды книг занимали только одну часть стола, в то время как другая была заполнена различными письменными принадлежностями. Стопки широких пергаментных документов лежали прямо перед креслом (единственном в зале), и документ, лежавший сверху, явно был не дописан. Многие строки были пусты; складывалось впечатление, что автор вышел ненадолго за дверь, чтобы в скором времени вернуться и завершить начатое.

Но Джек знал, что никто не вернется. Что-то в этом столе было не так, и вскоре он начал осознавать, что именно.

Хотя пыли здесь совсем не было, он почему-то не сомневался, что к столу не притрагивались уже очень давно. Доказывали это, во-первых, книги, самые поздние из которых были написаны около пятидесяти пяти лет назад, а во-вторых, документы, выполненные на очень качественной, но уже изрядно потрепанной бумаге, чернила на которой потрескались и местами казались истлевшими. Изящная медная чернильница, в которую Джек на пробу ткнул перо, встретила его абсолютно твердой черной массой, которая если и была чернилами, то явно очень-очень давно.

Постепенно сомнений у него не осталось. Это была личная библиотека Малфреда Элермонта, его личные апартаменты, куда вряд ли разрешалось заходить кому ни попадя. Но не это было главным. Главным открытием для Джека стало то, что хозяин дома не бывал здесь уже очень давно, возможно, несколько лет, а то и десятилетий. Это было ясно по всем признакам: по необитаемой спальне, безжизненной гостиной и особенно по омертвелой библиотеке, будто застывшей в другой эпохе.

Джек здесь чувствовал себя очень странно. Ему было страшно неуютно, но и уйти он почему-то не мог. Он изучил все предметы на столе, рассмотрел все книги и под одной из них обнаружил большой кожаный альбом, закрытый на маленький золотой замок.

Замок не казался сложным, но как Джек ни возился с ним, открыть так и не смог. Альбом очень заинтриговал его, он даже пошел на кощунство и попытался разбить замок о торец стола, но даже это не возымело успеха. Впрочем, кое-чего он все-таки добился. Удар произвел в альбоме сотрясение, и из него выскользнул тонкий лист белоснежной бумаги.

Джек тут же подхватил его и увидел набросок какого-то ребенка. Это был мальчик лет десяти, показавшийся ему смутно знакомым. Хотя рисунок был выполнен не особо качественно, эти кудрявые волосы, широкий рот и курточку с кривым пуховым воротником он узнал сразу. Правда, сначала бессознательно. Когда же к разгадке подключилось и сознание, у него внутри будто глыба льда выросла.

Он швырнул альбом на стол, а рисунок смял в кулаке, собираясь сжечь его при первой же возможности. После чего покинул башню с ощущением, будто побывал в могиле.

Ночью он даже не помышлял о нормальном сне, но, как ни странно, заснул очень быстро и без всяких усилий, чего с ним не бывало уже очень давно. Однако плата за это счастье оказалась жестокой.

Посреди ночи он проснулся с заходящимся в бешеных ударах сердцем, разбуженный чьим-то настойчивым голосом.

Голос этот был так ясен и реален, что Джек, просыпаясь, был уверен, что его обладатель стоит сейчас прямо над ним, однако, немного оправившись от потрясения, с ужасом понял, что слышал его внутри собственной головы, а не снаружи. Сейчас он даже не помнил его точно, мог только сказать с уверенностью, что это был мужской голос, что он умолял его о помощи, умолял избавить от чего-то, что было под силу только ему, Джеку…

Он скатился с кровати, намереваясь сейчас же броситься на помощь, и тут же застыл на месте, убитый простым, но непреложным фактом.

Он понятия не имел, куда бежать. Он даже не был до конца уверен, кто просил его о помощи, и где она была необходима. Все, что он знал, было огромное, страшное и неумолимое «ничего». Но и бездействовать он больше тоже не мог. Чувство, будто кто-то наблюдает за ним, будто неведомый голос может в любой момент снова пронзить его сознание, не давало ему даже спокойно дышать, и решение он принял с единственной целью: избавиться от этого страха даже ценой еще большего ужаса.

Одевшись практически наощупь и без всякого внимания к деталям, он вышел из комнаты и бросился к выходу из замка. Этот маршрут он уже успел запомнить, да и коридоры не были лишены освещения, вполне достаточного, чтобы успешно добраться до любого места в замке.

На улице же стояла глубокая ночь, к счастью, ясная и довольно теплая.

Джек метнулся мимо фонтана, казавшегося в ночи еще более жутким, чем при свете дня, пересек небольшое поле, отделявшее Диамондик от окружавших его лесных массивов, и ворвался в лес, не чувствуя ни малейшего страха перед ослепительной темнотой, мгновенно затопившей его глаза.

Ему было все равно, заметили нокты его уход или нет. Даже если бы они сейчас попытались его остановить, без каких-либо особых умений им бы это ни за что не удалось.

Он шел вперед, не разбирая дороги, не видя поначалу ничего, кроме неподвижных громад деревьев и редких сполохов ночного света, падавших на свободные от листвы участки.

Ему хотелось верить, что он уходит из замка навсегда, что ему никогда больше не придется вернуться туда и снова жить в этом непонятном бездействии, в мучительном ожидании неизвестно чего. О том, что мысль сама по себе была глупой и невозможной, он сейчас старался просто не думать.

Примерно через полчаса его глаза привыкли к темноте, и он понял, что темнота эта была довольно относительной. Серебряные прожилки деревьев, подмеченные им еще в день приезда, ночью тоже издавали мягкое успокаивающее мерцание, превращавшее весь лес в настоящий рай для поэтических размышлений.

Впрочем, Джеку сейчас было не до поэзии. Энергия, подорвавшая его с кровати и бросившая посреди ночи в лесную чащу, угасла также стремительно, как и вспыхнула. Вскоре он почувствовал болезненную усталость и, не желая окончательно лишиться сил, устроился в корнях большого дерева, тяжело откинув голову на шершавую кору.

Он чувствовал себя изможденным, но, на удивление, страх больше не мучил его, наверно, потому что в нем попросту не осталось сил бояться. Как бы то ни было, вдали от замка ему действительно было лучше, давление притупилось, и он погрузился в легкую дремоту, почему-то нисколько не опасаясь за свою безопасность. Это было странно, даже невероятно, но здесь, в глубине леса, наполненного всевозможными мифическими зверями и созданиями, ему было гораздо спокойнее, чем в надежных стенах замка.

Он дремал около часа, а затем непонятное тихое щелканье вернуло его в осознанный мир. Любопытства он не испытывал ни малейшего (сейчас его вообще ничто не могло заинтересовать), но эти резкие звуки раздражали его, от них веяло какой-то борьбой и напряжением.

По-прежнему ничего не боясь, он встал, осторожно обошел дерево, в корнях которого спал, и внимательно оглядел все вокруг. Поначалу ничто в спящем лесу не привлекло его внимания, но вскоре он заметил в отдалении небольшое тонкое деревце, в ветвях которого горело какое-то яркое пятно. Джек неторопливо подошел к нему и увидел нечто совершенно неожиданное.

В деревце имелось небольшое овальное дупло, полностью залепленное необычной, будто бы металлической паутиной, в которой билась не кто иная, как Белая Скиталица – крошечная фея в белоснежном платьице, тщетно пытавшаяся освободить свои хрупкие крылышки из оков железной сетки. Ее попытки и производили неприятное щелканье, вырвавшее Джека из дремоты.

При других обстоятельствах он бы с ума сошел от восторга, но сейчас фантастическое существо не вызывало в нем ничего, кроме легкой досады. Кажется, фея до смерти испугалась, увидев его, но ему не было до этого никакого дела. Протянув руку, он осторожно обхватил ее двумя пальцами за талию и легонько потянул. И тут же бросил эту затею.

Паутина была не только удивительно твердой, но еще и липкой, и Джеку пришлось изрядно потрудиться, чтобы аккуратно оторвать от нее тончайшие крылья и при этом не разорвать их. Как только цель была достигнута, Скиталица сама рванулась вперед и благополучно вылетела из дупла. Джек не стал смотреть, куда она полетела, молча вернулся к своему дереву и, как и раньше, устроился у подножья.

Его снова одолела дремота, которой он охотно поддался, но все равно проснулся спустя каких-нибудь полчаса. Неподалеку от него, на ветке большого мохнатого куста, сидела Белая Скиталица. Джек почему-то нисколько не удивился и спросил без всякой приветливости:

– Что тебе нужно?

– Ничего, – немедленно ответила та, глядя на него большими удивленными глазами. – Тебе одиноко. Я побуду с тобой.

Первым порывом Джека было нагрубить ей, но он сдержался и сказал, закрывая глаза:

– Я спас тебя не потому, что пожалел. Меня раздражал шум.

– Какая разница? Спас ведь.

– Не я, так кто-нибудь другой бы вытащил.

– Да, и съел бы, – со вздохом закончила Скиталица. – Или заставил бы ответить на очередной глупейший вопрос. Ты, кстати, ничего не хочешь узнать? На твой вопрос я с радостью отвечу.

– Ничего, – сказал Джек абсолютно искренне. – Не желаю ничего знать. Даже если что-то узнаю, легче все равно не станет.

– Но если захочешь, только скажи, – с энтузиазмом затараторила фея. – Ты бескорыстно спас меня от Глима, который наверняка бы меня съел, поэтому я отвечу не на один, а на три твоих вопроса, какими бы сложными они ни были! Только скажи.

– Не нужно. Хочешь меня отблагодарить, просто помолчи.

– Да, конечно. Мы очень болтливы с теми, кто нам симпатичен. Ты спи. А я тут посижу.

Джеку не требовалось особое приглашение. После разговора он как будто еще больше утомился и, заснув на этот раз, не просыпался больше в течение всей ночи.

Открыв глаза на следующее утро, он не сразу понял, что проснулся. Вокруг него царила такая красота, что впору было подумать, что он все еще спит и видит самый прекрасный сон в своей жизни. Но лесная свежесть была слишком насыщенной, от нее у него даже голова слегка кружилась, и ему все-таки пришлось поверить в реальность окружавшего его великолепия.

Белой Скиталицы на ветке больше не было, и сейчас Джек сильно сомневался в том, что на самом деле видел ее ночью. Однако было совершенно очевидно, что кто-то за это время накрыл его теплым пледом, и что этот кто-то, несомненно, был Неандер, бесшумно появившийся откуда-то справа и отвесивший Джеку почтительный поклон:

– Позвольте отвести вас домой, хозяин. Вам необходимо подкрепиться.

Он говорил так, словно не было ничего странного в том, что «хозяин» вообще ушел ночью из дома.

– Неандер, пожалуйста, – Джек заговорил спокойно, но без всякой попытки скрыть безнадежность своего состояния, – дай мне хотя бы подсказку. В какой он части дома?

Казалось, будто Неандер не услышал его вопроса. Он долго молчал, глядя куда-то вглубь леса, а потом с обычной непроницаемостью посмотрел на Джека и сухо молвил:

– В самой темной.

Было ясно, что больше он ничего не добавит, но это и не требовалось. Джек понял.

По возвращении он хотел вовсе проигнорировать завтрак и все же пошел в столовую, когда за ним явился Мирайе. Но после его уже никто не мог остановить. Он ринулся на поиски подвала с энтузиазмом, которого сам от себя не ожидал, уверенный в том, что в этот раз его усилия точно не будут напрасны.

Но каково же было его отчаяние и ярость, когда он понял, что снова столкнулся с загадкой, неподвластной его пониманию. Все двери первого этажа вели куда угодно, но только не в подвал, за картинами не было ничего, кроме глухих стен (хотя это он успел выяснить уже давно), и полы тоже не подавали никаких признаков подземной жизни. Уже вечерело, и Джек от злости и ненависти к собственному бессилию чувствовал нервную дрожь в кончиках пальцев.

Наконец, на закате он вспомнил ночное происшествие, в которое утром не слишком-то поверил, но сейчас отчаянно надеялся, что оно все же имело место быть на самом деле.

Не особо раздумывая, он побежал в лес, добрался, как ему казалось, примерно до того же места, где повстречал ночью Белую Скиталицу, и только тут осознал всю безосновательность своей надежды. Ведь даже если эта встреча ему не почудилась, какова была вероятность того, что фея сейчас окажется где-то поблизости? И даже если так, услышит ли она его? Захочет ли сдержать слово? Да видел ли он ее на самом деле!?..

Полностью сокрушенный собственными размышлениями, Джек прислонился спиной к ближайшему дереву и испустил долгий, как тысячелетие, тяжеленный вздох.

Такого поворота он совсем не ожидал. Подсказка Неандера, полная вера в скорое раскрытие всех тайн так вдохновили его, что разочарование нанесло ему прямо-таки непосильный удар.

Уже почти настала ночь, и он серьезно подумывал о том, чтобы снова заночевать в лесу, когда где-то над его головой раздался знакомый тонкий голосок:

– Здравствуй. Что с тобой случилось?

Вскинув голову, Джек едва не заревел от счастья. На ветке дерева, к которому он прислонился, стояла его ночная знакомая и смотрела на него с лукавым и в то же время довольным видом.

– Господи! Глазам не верю. Неужели мне, наконец, повезло?

– Вижу, у тебя появились вопросы?

– Только один! К слову, как тебя зовут?

– А ты смешной, – Белая Скиталица выглядела чрезвычайно удивленной. – Никто не спрашивает Белых Скиталиц, как их зовут.

– Возможно, ты сейчас окажешь мне огромную услугу, а я даже не буду знать имени той, кому обязан. Неудобно как-то.

– Обычно это никому не интересно. Неужели ты готов истратить на это один из своих вопросов?

– У меня ведь их три. Ничего страшного.

– Да ты совсем дурачок! Ладно, за то, что ты такой милый, я скажу тебе свое имя просто так. На мой подарок это никак не повлияет. Меня зовут Дункель.

– А меня Джек, хотя ты, наверно, и так это знаешь. Дункель, скажи, пожалуйста, где…

– Подожди! Ты должен хорошенько подумать. Я могу ответить на абсолютно любой твой вопрос. Ты можешь обрести знания, которые сделают тебя великим, дадут богатство, которое никому и не снилось. Ты должен точно знать, чего хочешь на самом деле.

– Я знаю, чего хочу, – мрачно сказал Джек. – Покончить, наконец, с этими загадками. А для этого мне нужно найти его.

– Может, в тебе говорят эмоции? Если ты успокоишься, то сможешь найти лучшее решение.

Джек ненадолго задумался. Действительно, он мог выбрать совсем другое направление. Мог выяснить, как сбежать из Кмира и остаться незримым для Неземных; узнать что угодно из собственного будущего, вплоть до ожидавшей его в Кмире судьбы.

Но почему-то ни одно из мелькавших в голове соображений не привлекало его. Более того, он знал, что если не задаст свой изначальный вопрос, ничем хорошим это для него не закончится. Ему необходимо было раскрыть тайну этого замка. Ничего важнее для него сейчас не было, и он знал, что даже если выберет что-то другое, впоследствии все равно вернется с тем же вопросом. Даже если сбежит, его все равно притащит обратно та же сила, что заставила его в самом начале принять предложение неведомого вампира.

– Я твердо уверен. Мне нужно узнать именно это.

– Хорошо, больше не буду настаивать, – Дункель кивнула и ободряюще улыбнулась ему. – Задавай свой вопрос. Но будь конкретным, чтобы я правильно поняла тебя.

Джек чуть помедлил, а затем уверенно произнес:

– Скажи, как мне найти графа Малфреда Элермонта?

ГЛАВА 6

Уже было совсем темно, когда Джек вернулся домой. Он шел неторопливо, без всякой нервозности, и со стороны мог показаться совершенно спокойным, но внутри у него засел очаг такого глубокого темного напряжения, что он сам не знал, чем для него могло обернуться его высвобождение. Хотя это было последнее, что его сейчас беспокоило.

Обычно, когда он возвращался с прогулки, его обязательно встречал кто-нибудь из ноктов: чаще всего Мирайе, но иногда и другие из этой загадочной компании. Сегодня же замок казался вымершим. Даже освещение как будто стало более тусклым, а тишина была такой тяжелой и густой, что Джек не сомневался: даже если он попытается закричать, она просто проглотит его крик, не дав ему обрести силы.

Он не закричал; все также спокойно, ровным, почти неспешным шагом двинулся вперед по правому коридору и вскоре нашел то, что искал: большую ярко-освещенную гостиную в бледно-зеленых тонах. Он бывал здесь раньше во время своих безнадежных поисков, но никогда не обращал внимания на неприметное овальное зеркало, висевшее на стене у самой двери. Сегодня он сразу же подошел к нему и осторожно снял с маленького крючка, на котором оно висело. С досадой почувствовал нервную тяжесть в руках, вызванную страхом потерпеть очередное поражение. Но нет – все в точности соответствовало словам Дункель.