Читать книгу Дедо - Артак Оганесян - Страница 1

– Дедо, а правда, что орлы могут смотреть на солнце, не моргая? – спросил я дедушку.

– Откуда я знаю («а йин гидам»), – ответил он мне на арцахском наречии и проследил за моим взглядом, придерживая очки и морща и без того морщинистый нос.

– Это не орел («арцив чи»), это – ястреб («та чурак э»), – пояснил дедушка, разглядев птицу, которая зависла в воздушном потоке над ущельем.

– Это жеребенок («курак э»)? – удивленно переспросил я, не расслышав слово.

Словом «курак» по-армянски обозначают детенышей лошадей и ослов, поэтому дедушка со смехом ответил:

– Сам ты ослик («ту эс эши курак»).

– Если я ослик, то ты – осел, ты же мой дед, – обиженно огрызнулся я и тут же понял, что не то ляпнул.

Но Дедо только засмеялся.

– Осел ничуть не хуже любого другого животного. Это люди присваивают им свои черты. А потом обижаются, примеривая обратно на себя. Ослам приписывают упрямство, а самые упрямые ишаки здешние, карабахские.

– Я не хочу быть ишаком, – перебил я деда, – лучше быть конем.

– Да, лошадь выше, быстрее и… – он искал подходящее слово и нашел его: – грациозней. Вот ее и превозносят.

– Ты же был кавалеристом, ты должен любить лошадей, – напомнил я деду.

– Я люблю и лошадей, и ослов. У меня было два боевых коня. Первого пуля убила еще на Северном Кавказе, а со вторым мы дошли до Польши. Там меня ранило осколком, и я попал в госпиталь. Вот что с конем потом стало – не знаю.

– Дедо, расскажи про то, как ты воевал, – в который раз попросил я.

Дедушка никогда не рассказывал о войне. Когда мы жили в Москве, он приехал к нам на майские праздники, а у нас в школе как раз организовывали встречу с ветеранами. Я попросил его прийти в школу. Из нашего класса были он и дедушка мальчика Коли. Мы с Колей так гордились, словно это у нас на груди были медали и ордена. На самом деле медали и ордена были на пиджаке у Колиного дедушки, а у моего – три планки.

Оба ветерана не стали хвалиться своими подвигами. Колин дедушка все знал про технику, потому что в войну был механиком и чинил танки и грузовики-полуторки – про это он и рассказывал. Потом вышел мой дедушка и поведал свою историю:

– Дело было в Польше. Мы быстро продвигались.

Все мальчишки класса, и я в том числе со своего третьего ряда, вытянулись вперед, чтобы послушать про «войнушку», как в книгах и в кино.

– После многодневного перехода нашли немецкий вещмешок – «рюкзак», как потом говорили, – продолжал мой дед. – Лежал у дерева на обочине. Проверили, не ловушка ли с минами. По-правильному вообще не надо было трогать, мало ли как запрятали тросик. Но уж очень голодные были, сухие пайки заканчивались, а кухня за нами не поспевала. Полезли в этот мешок, а там… книги на немецком. Кто-то из бойцов предложил обратно положить, но рука не поднялась. Книги же. Намокнут, пропадут.

– Забрали с собой? – нетерпеливо спросила одна из девочек, отличниц класса.

– Конечно. Конь у меня был крепкий, но даже он до того устал, что лишний груз мог добить его. Дотащили рюкзак до ближайшего городка и оставили на крыльце школы, под козырьком. Здание сильно пострадало от бомбежек, но я сразу понял – это была школа.

Потом дедушки-ветераны объясняли нам, как это важно – учиться, знать математику, физику, историю и все такое.

А сегодня в ответ на мою просьбу Дедо промолчал. А ведь пару дней тому назад он разговорился. Они с дядей Гогошкой и соседскими мужиками засиделись за кизиловкой. Устроились под навесом у дома и были уверены, что мы, дети, бегаем у огорода и их не слышим. Ребятишки действительно там играли, а мне, городскому мальчику, наскучило, я слонялся по двору и оказался неподалеку от стола. Как раз застал момент, когда дед вспоминал войну.

«Нас как смертников кинули против танков. Фашисты прорвали фронт. Нам раздали противотанковые гранаты – и всё. Кто доскачет живым до танка, тот мог метнуть. Ни один не сумел подобраться. Немцы всех уложили… башенными пулеметами… там еще десант с брони автоматами косил всех. А у нас – винтовка «мосинка» за спиной, сабля на боку и граната в руке. Когда скомандовали отступать, меньше половины полка оставалось в седле. Половину этой половины добили, когда мы уже назад повернули. За мной погнались два танка. Они явно издевались, играли в кошки-мышки. Я увидел овражек, который вел к лесу. В него и направил коня. Когда немцы поняли, что их цель может скрыться, они открыли шквальный огонь. Я чудом удрал. Мой верный конь меня спас. Сумел выскочить изо рва на краю поля и за два скачка унести меня в чащу. Я спиной чувствовал, как позади пули рвали листья и кору с деревьев».

После такой истории было понятно, почему Дедо отмечал свой день рождения 9 мая. В деревне («шенум», как говорили тут) мало кто из стариков знал свой точный день рождения, потому что в двадцатом году турки сожгли сельскую церковь со всеми метриками.

– Мой отец, Алексан, – вдруг начал Дедо как будто в продолжение нашего с ним разговора, начавшегося с орла, который оказался ястребом, – воевал в армянском добровольческом отряде в русской армии. Мы своего отца мало видели, только когда он на побывку выбирался. В один из таких приездов он пригнал ишака. Купил по пути. Ослик маленький вроде, но выносливый, тяговитый. Как этот ишак нам помогал! Мы с ним в горы лезли, оттуда хворост таскали… Сейчас бы он нам подсобил.

И дедушка кивнул на два эмалированных двенадцатилитровых ведра в своих руках: в одном был кизил, а в другом – ежевика. Я нес два эмалированных четырехлитровых бидона. Пусть я и съедал немалую часть того, что собирал, но все равно груз оттягивал руки.

Это был летний день восемьдесят шестого года. Мне было двенадцать лет. Самый дурацкий возраст, когда ты уже не ребенок, но и не взрослый, когда ты все понимаешь (как тебе кажется), а все вокруг все еще считают тебя маленьким.

А с дедом мне было хорошо, как-то на равных. Мы с ним отлично ладили вдвоем.

Может, потому что он помогал расти своим восьмерым сестрам и младшему брату. Прабабушке Айе сложно было одной держать на себе дом и поднимать детей, хотя при мне все в деревне вспоминали ее с большим уважением, отдавая должное ее решительности и воле. Она овдовела, так и не дождавшись мужа с русско-турецкой войны.

Арташесу (так звали Дедо), самому старшему сыну, рано пришлось взять на себя заботу о доме, огороде, саде и младших. Чтобы заработать первые деньги, он, едва получив начальное образование, стал учителем первых классов. Взрослые с оружием защищали землю, поэтому в тылу работали женщины и дети. Мне это представить было невозможно – чтобы мой ровесник уже работал, и не кем-нибудь, а учителем.

Прабабушку Айю я застал. То есть я не помню ее, потому что был совсем маленьким, но дома сохранилась фотография, на которой я сижу рядом с ней на тахте и помогаю чистить фасоль («лоби»). А еще есть снимок, где она с Арташесом (когда его уже называли Дедо) сидят на той же тахте. Согласно семейной байке, прабабушка Айя вздохнула и спросила: