Читать книгу NEW-AGE – Эпоха тотального террора - Артур Аскеров - Страница 1

«Ваш отец дьявол; и вы хотите исполнять похоти вашего отца

Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нём истины».

(Евангелие от Иоанна)

«Бог, говоришь, нужен. Поэтому нужно взять и заставить служить на себя всю это иерархическую систему по обману людей?! Но я всегда был против их Бога! Да ведь их Бог – сам Дьявол и никакого отношения к истине они не имеют».

(Скайдо Хезли – отец нью-эйджевского радикализма, признанный особо опасным террористом.)

Глава 1. Будни в цифровом концлагере

В глубине самой бездны земли рождается огонь – он мчится к небу, низвергая страшный жар и источая яркий шафрановый свет. Пламя тянется вверх по металлическим плитам, а за ним следует лучезарный свет, который проходит сквозь синее небо и устремляется куда-то в самые небеса. Так посреди огромного мегаполиса из небоскребов зажигается цитадель – сакральное место между жидким небом и густой землёй, которое почти у всех жителей ассоциируется с величеством и незыблемостью власти Верховного Правителя и его верных поданных. Не многие могут позволить находиться, а тем более жить рядом с самой цитаделью; нужно иметь статус человека из высшего сословия, что бы иметь право обитать рядом с прекрасными сооружениями, окружающими гигантскую, металлическую башню власти. Таковы были лишь избранные, а наш герой, – прекрасный молодой человек, был вовсе не из них и жил он вообще на периферии, совсем далеко от гигантской цитадели. Однако, даже из своего района он мог спокойно увидеть величественное вертикальное здание и в одно знаменательное утро, которое, кроме полной светоносной луны на небе и белоснежного тумана на земле, ничем от других особо не отличалось – смог увидеть, как свет из цитадели прорывает лазурное небо и врезается куда-то в самую крышу небес.

– Красиво! – воскликнул юноша совсем бессознательно и как бы, вовсе не задумываясь над символичностью и значением увиденного.

Вскоре холодный осенний ветер чуть потрепал юношу, заставив его пробудиться и идти дальше своим путем по улицам Метса – пригорода, который словно чёрный паук, окружал Шайн-сити, но при этом не мог с ним окончательно срастись из-за Эпохальной стены.

Этим утром маленькие улочки Метса окутала совсем жиденькая пелена тумана и наш герой – стройный и высокий молодой человек, иногда приглядывался, когда дело касалось небольших закоулков. Одет он был тепло, почти по-зимнему: синяя зимняя куртка, шерстяные чёрные джинсы и блестящие черные ботинки, на спине висел большой темно – зелёный рюкзак. Юноша прищуривал глаза и нервно оглядывался, стараясь увидеть вдали, через заслон из светлого тумана и черных, однообразных домиков летательных дронов. Встретить такие аппаратики ему не хотелось, поэтому перед каждым поворотом на улочку, юноша внимательно смотрел вдаль и сканировал не только землю, но и небо.

Ещё больше наш герой не желал встретить на своём пути полицейского, который скорее всего, в случае незапланированной встречи, поинтересовался, почему это в такую рань наш молодой гражданин шатается по пустынным улочкам Метса да ещё и без маски. Конечно шансов встретить полицейского намного меньше, чем к примеру дрона, но ведь дрон – небольшой летательный аппарат квадратной формы с ярким прожектором посредине лицевой части. Такой аппаратик запросто сфотографирует подозрительного человека и отправит фото в базу данных. В этом нет ничего болезненного, кроме того, что потом придётся сознательно явиться по повестке и долго объяснять полицийским службам своё местонахождение в такое-то время, в таком-то месте. А вот если встретит юноша патрульного, тогда «страж закона» может начать задавать свои исполинские вопросы, интересуясь хотя бы блужданием по городу с набитым рюкзаком в такое раннее время; может патрульный к тому же начать обыск, а обнаружив что-то подозрительное, отправить молодого человек в департамент для выяснения различных обстоятельств. Стоит сразу утешить и сказать, что встретить полицейского в Метсе, да ещё и в такую рань – большая редкость; связанно это с тем, что появление стражей в форме вызваны в основном сообщениями граждан о преступлениях или сигналами, который посылают дроны.

Однако наш юноша, шатающийся по утреннему городу, несмотря даже на малую вероятность увидеть патрульного, бдительности не терял и старался всматриваться в каждый силуэт, виднеющийся вдали. По пути он уже успел разглядеть человек пять, которые просто блуждали и никакого отношения к полиции не имели.

Вот и пройдя к фонтану, наш герой заметил вдали силуэт высокого и довольного мощного на вид человека. Юноша тут же замедлил ход и насторожился; ему показалось, что силуэт этот может принадлежать патрульному, который скорее всего охраняет проход через фонтан. Вскоре, взволнованный юноша обратил внимание на то, что силуэт неподвижен, а значит – он явно не принадлежал обычному прохожему. Юноша уже задумался над тем, что бы идти обратно, но просчитав в голове такой вариант, решил: такое поведение вызвало бы ещё большие подозрения у патрульного, который, возможно, уже заметил молодого человека. А там уже и до проблем будет недалеко! Поэтому-то наш герой сжал в кулак свои холодные ладони и быстро пошёл через фонтан с мыслями: – «Да будь оно, что будет».

И вот, подойдя ближе и разглядев в силуэте бронзовую статую, юноша громко захохотал. Объяснялся его искренний смех тем, что его взору предстало бронзовое изваяние его величества Правителя, которое находилось на этом месте уже с полгода. Сама статуя отображала как Верховный Правитель в бронзе, размером с человеческий рост, прижал к себе правой рукой штурмовой шлем; на небольшом пьедестале, который предваряли 13 ступенек, было написано: «Его Величество Верховный Правитель – Гарант Закона и Правосудия».

Перестав забавляться над тем, как принял мертвую статую за живого человека, молодой человек надел капюшон, а потом перешёл через асфальтированную дорогу и, внимательно осмотрев широкую пешеходную улочку, быстрым шагом направился к одному примечательному местечку. Промозглый воздух и духота, сочетавшаяся с морозным холодом, только подбавляли ему ходу.

Место, напротив которого оказался молодой человек, – маленькая продуктовая лавочка с прозрачной стеклянной витриной. Справа был небольшой узкий проулок, находившийся между лавочкой и двухметровой кирпичный стеной. Именно в этот проулок и шмыгнул юноша, пиная своими большими ботинками банки, бутылки, разноцветные бумажки – весь мусор, небрежно валяющийся на грязном тротуаре. Белая кирпичная стена слева была полностью изрисована различными надписями, среди которых юноша, почему-то особое внимание уделил большой надписи, выполненной красным цветом. Надпись эта гласила – «Вся власть «СРС»»; задумчиво на неё посмотрев с минуту, юноша снова двинулся по проулку, а потом свернул налево и оказался позади продуктовой лавочки. Ничего кроме мусорных контейнеров, самого мусора из бутылок и алюминиевых банок в этом месте не было. Зато на фоне светло-коричневатой стены располагалась почти незаметная из-за схожего цвета деревянная дверь. Туда юноша и постучался, а через пять секунд ему открыл крупный жирноватый мужчина с большим животом. Лицо этого неопрятного на вид мужчины имело нездоровый, землистый оттенок и оно будто было изрезано морщинами. Одет он был так же отвратительно, как и выглядел: грязная, белая майка и рваные спортивные штаны.

– Сам Гедеон Крул к нам пожаловал, – восторженно воскликнул мужчина своим хриплым и немного противным голос, приветствуя юношу.

Юноша по имени Гедеон протянул свою руку, его тоненькие пальцы тут же оказались в тисках массивной кисти толстоватого мужчины.

– Дэн, рад тебя видеть, – скромно сказал Гедеон.

– Пойдём уже.

Гедеон и Дэн спустились по крутой, деревянной лестнице в подвал продуктового магазинчика; в подвал, который одновременно служил складом хранения продуктов питания. Оказавшись посреди этого плохо освященного помещёния, Гедеон стал через тусклый свет смотреть на желтоватые коробки. А вот Дэн достал откуда-то небольшой нож и при юноше разрезал коробку; потом он стал доставать из неё бутылки, заполненные водой.

– Вот мой товар, – глухо произнёс Дэн, – так сказать, можешь хоть здесь проверить качество.

– Не доверять тебе у меня нет никаких причин, ведь раньше ты мне никогда не подводил, – с улыбкой на лице сказал Гедеон.

– Ну, знаешь ли, доверяй, но проверяй. Сколько возьмешь то?

– Десятку хотелось бы, как минимум десятку.

Дэн нахмурил свои мохнатые брови и сердито сказал:

– Так давай теперь показывай, что у тебя там в рюкзачке для меня нашлось.

Гедеон тут же скинул с плеч рюкзак и стал доставать из него различную аппаратуру, которую он приготовил для своего знакомого.

– Вот тебе два смартфона, – начал говорить он, – планшет один и есть один очень примечательный гаджет, который, вне всяких сомнений, должен тебя заинтересовать. Вот смотри, – достав прямоугольный прибор, похожий на смартфон, сказал Гедеон. – Этой штукой проводишь по всему телу, она тебя сканирует, а потом говорит о всех твоих недостатках в организме… Тебе, судя по размеру живота, такая штука, очень нужна…

Дэн язвительно засмеялся, а потом бросил:

– Очень смешно! Такс, а на какой черт она мне нужна?

– Как же? Будешь за здоровьем следить, а может болезнь, какую-нибудь, найдешь. Знаешь, как называется… Какой-то там сканер короче… Ну, я не припомню точно.

Дэн взял в свои массивные кисти прибор, который так нахваливал Гедеон, а потом язвительно произнёс:

– Мне такая штука не нужна! Смысл мне на свои болячки глядеть, когда я ничего с этим поделать не могу? Это же надо, придумали: приборчик какой-то маленький здоровье сканирует, а вот так что бы это здоровье сохранить – это слабо.

– Ну не хочешь, так и не бери. Дай мне только десяток литров и я пойду.

– Да бери уже и спорить с тобой не буду. Знаю и так, какой ты торгаш…

Дэн быстро сгреб всю технику, которую выложил Гедеон , не забыв и про приборчик – сканер, а Гедеон стал не торопясь перекладывать в рюкзак бутылки.

– Благодарствую тебе, мой дорогой друг, – закончив перекладывание, сказал Гедеон.

– Давай-давай. Только меньше, чем через неделю не приходи, а то сам понимаешь, что начнут подозревать, – пожав руку нашего героя, сказал Дэн.

Гедеон, ухмыляясь, произнёс:

– Через неделю из краника моего вода будет течь чище, чем в твоих бутылках.

– Всё шутишь. Дай Бог, что бы это так и было.

– Так и будет, – уверенно сказал Гедеон и с серьезным лицом пошёл к лестнице.

Вырвавшись на улицу и снова почувствовав промозглый сырой воздух, наш герой остановился глянуть на острые стрелки своих часов. И хотя Гедеон понимал, что никуда не торопится, но почему-то он всё равно захотел добраться до дома пока часовая стрелка не добредёт до цифры восемь.

Поэтому обратно он шёл куда быстрее и оживленнее; это было вызвано тем, что он будто бы позабыл об опасности встретить на своем пути дрона или штуромовика. К тому же его ходу добавляло отличное настроение, поднявшеёся от той прекрасной мысли, что скоро можно будет добраться до любой квартирки и хорошенько позавтракать чаем с кашей.

Тем временем на улицах Метса от утреннего тумана не осталось и следа, а поэтому появилось много прохожих; в основном это были серьезные граждане, облаченные в строгую одежду, спешившие на работу. Кто-то до сих пор носил маску в качестве защиты от вирусов, люди всё ещё помнили ужасы, разрозившейся на весь мир пандемии, выкосившей одну десятую населения земли. Гедеону такие лица казались почему-то враждебными и он по типу своего опасливого менталитета, старался держаться от них подальше. Ну а когда наш герой увидел вдали целую группу людей, которая вела себя довольно шумно и по внешним признакам напоминала мигрантов, он насторожился и попытался исключить любые возможности провокации; поэтому он с уверенным лицом прошёл мимо, не обращая на них никакого внимания, тем самым показывая свою внутреннюю стойкость.

Дальше Гедеон пошёл с мыслями о тех людях, лица которых ему удалось совсем недавно разглядеть. В таких раздумьях, он быстро перешёл через мост, а потом увидел вдали трех дронов, которые парили у небольшого окна третьего этажа светлого кирпичного дома, делая фото.

– Не повезло же кому-то, – сказал себе под нос Гедеон,– скоро будут неприятности.

Понаблюдав немного за роботами, бросающими своими прожекторами свет на окно одного из зданий, Гедеон глянул на часы и вдруг вспомнил, что хотел бы добраться домой до восьми. Поняв, что за несколько минут смог забыть о таком желании, Гедеон немного обиделся на свою память, а потом помчался домой.

Дом, в котором находилась квартирка Гедеона, был расположен в восточной части Метса и по всем своим параметрам – это было довольно бедное место для проживания с весьма непримечательным фасадом землистого цвета. Дом был небольшой – четырехэтажный с мансардой, при этом был окружен с разных сторон такими же домами- клонами, похожими на коробки. Квартирка, в которой жил Гедеон находилась под мансардой и выходила окном на узкую улочку и схожий дом красного цвета.

Наконец, добравшись до этого своего домика, Гедеон потихоньку зашёл в парадную дверь, посмотрел на часы, а потом с блеском в глазах рванул через площадку к лестнице; после, он чуть ли не бегом стал по ней подниматься. Торопился наш молодой герой по причине того, что старался не привлекать к себе лишнего внимания; он всячески старался избежать встречи с кем-либо из жильцов.

Однако этого ему сделать не удалось. Поднявшись на последний, четвертый этаж, он увидел на площадке своего соседа, жившего напротив. Гедеон сразу захотел быстро прошмыгнуть к своей квартире, не снимая капюшона и делая вид, что соседа вовсе не замечает. Здороваться и заводить праздные разговоры Гедеон хотел меньше всего.

А вот сосед, стоявший у порога своей квартиры, завидев Гедеона, поздоровался и вежливо спросил:

– Эй, дружище. Не одолжишь ли ты мне литра три?

Сняв капюшон и показав свои растрёпанные темно – русые волосы, Гедеон ответил резко, даже немного грубо:

– Дайте мне хоть согреться и разуться!

Гедеон мог своего соседа проигнорировать или обмануть, сказав, что воды нет; но наш герой прекрасно осознавал, что сосед Томас – это человек довольно приставучий и к тому же прекрасно знает о наличии бутылок с водой в его рюкзаке. А поэтому наш герой с опаской подозревал, что в случае отказа помочь ближнему своему сразу станет в глазах всех своих соседей последним негодяем.

Томас после слов Гедеона больше ничего не произнёс, но при этом остался ждать у порога своей квартиры. Гедеон же, сделав немного недовольный вид, подставил левую ладонь к красному сенсору электрозамка, а когда дверь открылась, зашёл в квартиру.

Первым делом, оказавшись в своей родной каморке, он скинул рюкзак, а потом уже снял ботинки, теплую куртку и помчался на кухню, дабы прокипятить воду и приготовить завтрак.

Общаться с Томасом Гедеон хотел, пожалую, меньше даже, чем ещё раз его видеть; уж слишком не переносил своего соседа наш герой, считая его слишком наглым и хитрым. Такое мнение о Томасе объяснялось тем, что этот небедный сосед, живущий очень хорошо, имеющий прекрасную жену и двоих детей, существовал только за счёт средств государственного обеспечения. Получал Томас эти средства за двоих детей и как ветеран – участник военных действий. По глупости своей он не раз говорил Гедеону, что не в каких военных действиях не участвовал, так как пацифист и не допустит не только крови человеческой, но и слезы; это тоже не раз вызывало кипящий гнев в сердце Гедеона.

Ко всему прочему, у нашего героя сложилось о своем соседе впечатление, как о безработном тунеядце, который получает свои средства ни за что. Ну родил он детей и отслужил в вооруженных силах – для Гедеона это не было показателем человеческой значимости для общества.

Гедеон налил воды в большой прозрачный чайник, а после поставил его на синее пламя, низвергающеёся из конфорки плиты. Вдруг он услышал негромкий стук в дверь и сразу, не торопясь, пошёл из кухни в прихожую, дабы посмотреть на того, кто там так ломится. Слева от железной входной двери, на уровне пояса, располагался небольшой монитор, отображающий всю площадку, напротив квартиры; в этот-то монитор Гедеон и увидел Томаса, а потом со злостью произнёс:

– Да что всё надо этому тюфяку? Достал он уже меня.

С большой неохотой Гедеон открыл дверь и сделал недовольное лицо человека, которого попусту побеспокоили.

– Господин Крул, вы не позволите мне получить именно сейчас литра три воды,– проговорил Томас, почесывая свой короткий тонкий нос, – помню прекрасно, что занимал ещё неделю назад, но поймите… Сейчас мне своего сына вести в садик, а мне даже кофе не сварить.

Про долг недельной давности и напоминать не стоило, ведь Гедеон все это желчно помнил, но при этом говорить на протяжении недели своем непутевому соседу не видел надобности; да и было бы такое напоминание для нашего героя ниже собственного достоинства.

– Сейчас, – согласился Гедеон, понимая, что лучше быстрее отдать воды и не видеть раздражающего соседа, – вы только мне немного кофе дайте. А то я и не против кофе выпить, но его то как раз у меня и нет.

Произнося это, Гедеон с хитринкой посмотрел на плотное тело Томаса, который в последнее время сильно разжирел и нисколько этого не стеснялся; из под светлой майки его торчало большое пузо, а лицо его уже с большие щеками стало шириной чуть ли не с плечи.

– Так вы берите пару бутылок и идите к нам, – сказал Томас, шевеля своими толстыми губищами, – Роузи и я всегда рады гостям… Посидим, да позавтракаем вместе, пообщаемся, а заодно увидите моего сынишку Томасика – младшего. Он невероятно подрос в последнее время.

После этих слов, произнёсенных с очень позитивной интонацией, на лице Гедеона появилась доброжелательная улыбка, а прежняя злость сменилась на радость. Даже презрительное отношение Гедеона к физическим недостаткам соседа вдруг куда-то исчезло.

– Хорошо, сейчас я подойду. Минуток через пять, – подмигнув своими вострыми глазами, сказал Гедеон.

Томас тут же ушёл, долго не поворачиваясь спиной и как бы пятясь назад, а Гедеона посетила мысль, что не так уж плох его сосед.

– И как можно было назвать сына своим именём? – проговорил Гедеон, когда Томас уже убрался из виду,– совсем нет никакой фантазии у человека.

По прошествии пяти минут Гедеон уже садился за большой стеклянный столик овальной формы, расположенный в уютной и весьма просторной кухне семьи Томаса. Гедеону, как гостю, было позволено сесть за очень приятный диванчик, прямо напротив большого экрана; правда экран Томас предпочел не включать, возжелав больше пообщаться с соседом, чем наполнить тишину монотонными речами телевизора.

Пока все располагались вокруг овального столика, возле плиты возилась Роузи – миниатюрная жена Томаса очень приятной внешности. Это была худенькая блондинка с тонкими чертами лица. Она аккуратно кипятила воду и готовила завтрак. Потом прибежал Томас- младшенький, четырехлетний мальчишка со светлыми солнечными волосиками и ангельским, весьма умным лицом. На Томаса старшего он был похож только формой некоторых частей лица, но вот глаза говорили о совершенно другом менталитете этого мальчугана.

Роузи начала подавать кофе с риторического вопроса, обращенного непонятно кому:

– И как они могли допустить такую аварию?

– Аварию значит? – с удивлением сказал Гедеон, взяв на себя бремя ответа, – а я то слышал, что никакой аварии не было. Просто запасы пресной воды заканчиваются, поэтому такие вот меры.

Роузи искренне захохотала и произнесла:

– И как вы могли в такую чепуху поверить? Это же очередные бредни всяких там конспирологов и сторонников теорий заговоров.

– Ну, я слышал это от одного хорошего знакомого, он явно не является сторонником конспирологии, – немного обидевшись на такое возражение, сказал Гедеон.

– Да не может этого быть! – воскликнула Роузи.– Такие слухи очерняют правительство, а значит это вздор и ничего общего с действительностью не имеет. Мои родители ещё прекрасно помнят, как все протестовали против чипизации. Говорили мол: «Будем все под колпаком, под контролем», раздували всякие необъяснимые слухи…А что теперь? Никаких ненужных бумажек: ни паспорта, ни денег, ни другой ненужной ерунды. Весь этот анахронизм ушёл в небытие и теперь всё в одной штучке, размером с зерно. А ведь это ещё помогло справиться с вирусом, который мог уничтожить нашу планету! И самое главное: мы не замечаем его – никакой бюрократии томительной уже нет. Это ведь сплошное удобство, а многие глупцы, верящие во всякую чушь, до сих пор поют песенки о тотальном контроле и порабощении человечества. Вздор, – уже с каким-то нелепым отвращением, сказала она, – наш младенец Джейсон. Ему всего пять месяцев, а у него уже есть чип – так я полностью уверена, что наше правительство о нём сможет позаботиться. И никаких нелепых мифов, высосанных из пальца я не страшусь.

Гедеон слушал речь Роузи с умилением, одновременно поражаясь тому, как обычная домохозяйка с бледно-розоватым лицом так хорошо разбирается во всех тонкостях таких сложных политических вопросов и, насколько в её словах виднеется преданность правительству и режиму.

Поднеся чашечку кофе к своему рту, Гедеон с иронией произнёс:

– Тут и добавить нечего: всё сказанное очень логично и справедливо.

Томас кивнул головой, а Роузи, удовлетворившись такой реакцией, снова помчалась к плите выкладывать на тарелки приготовленный завтрак; она именно помчалась, так как слово «пошла» не может стоять рядом с этой энергичной импульсивной женщиной.

За столом никто не смел говорить и Гедеон от скуки начал осматривать хорошенькую кухоньку Томасов. Больше всего ему понравилось не столько современный интерьер и красивая отделка, сколько панорамное окно, открывающеё прекрасный вид на утренний Метс и на лазоревое небо, накрывавшеё сверху городок. Ещё наш герой заметил на стене большой семейное фото в рамке, на котором в прекрасном одеянии были изображен Томас с супругой и двумя детьми.

Вскоре Гедеону от нудной тишины стало не столько скучно, сколько неловко и он вдруг решил, что единственной кто из этой семейки сможет его повеселить это домохозяйка Роузи.

– Я извиняюсь, а всё-таки не могли бы вы выполнить мою очень странную просьбу, разъяснив очень интересующий меня вопрос, – повернувшись к упругим бёдрам Роузи, проговорил Гедеон, – насколько помню, ведь раньше детей чипировали с 3 лет, а теперь же…

– Вышла поправка, – махом ответила Роузи, отвернувшись от плиты и повернувшись к Гедеон своим приятным лицом, – теперь можно хоть с самого рождения его вшивать, прямо в роддоме. Конечно, требуется разрешение родителей, но…

– Ясно, – сказал Гедеон.

Когда Роузи, наконец, поднесла к столу завтрак из хлеба с яичницей, Гедеон с улыбкой на лице принялся завтракать, а вот семья Томаса к еде сначала не притрагивалась; они закрыли глаза, а спустя секунд тридцать Томас произнёс:

– Аминь.

– Аминь – подтвердила Роузи.

– Аминь, – уважительно покачивая головой, произнёс Гедеон, – молитва перед едой?

– Да, – ответил Томас, приступая к разрезанию яичницы на две части.

А вот – Роузи есть не спешила; перед этим ей хотелось выговориться:

– Теперь мы всей семьёй ходим в Храм и вы не представляете, как изменилась наша жизнь. Это же такое благое деяние ходить к священникам и учиться у них такой значимой вещи, как жизнь во имя торжества закона Божьего. А ведь наше правительство и особенно наш благороднейший Верховный Правитель, которого так часто ругают в маргинальных кругах нашего города, такие духовные начинания поддерживают. Значит Благороднейший заботится не только о нашем материальном благополучии, но и о духовном тоже… прямо святой, – без доли иронии сказала она.

Гедеон в ответ кивал, еле сдерживая недоумение.

– Вот сегодня тоже пойдём с сынулей, – сказала Роузи, посмотрев на Томаса – младшего.

В этот момент Гедеон вспомнил о молчаливом четырехлетнём мальчишке, который скромно сидел боку и будто бы был отторгнут невидимой стеной от всех остальных.

– Ты чего такой грустный? – спросил Гедеон у него.

Однако мальчик никак не отреагировал на слова.

– Молчун он, скромненький мальчик. – сказала Роузи, потрепав его по густым, приятным волосам.

– Пусть молчит. Он мелкий ещё, что бы говорить тут с нами. Ума у него мало и ничего путного он сейчас не скажет. Пусть взрослых слушает и соблюдает субординацию, – с высокомерием, свойственным наглому взрослому, произнёс Томас про своего сынулю.

– Строго с тобой, – сказал Гедеон, сделав немного печальное лицо.

Все вдруг уставились на этого ребёнка, а он опустил олову и продолжал смиренно молчать.

– Да не строго. Просто он недавно мне нагрубил, и отец его отругал немного. По справедливости отругал! Ребенок должен быть послушен – так учит Храм. Кстати, это и взрослых тоже касается. Как младенец должен служить своим родителям, так и взрослые должны служить Храму и правительству. Ну а для этого нужно много работать над собой, в Храм ходить и закон не нарушать. В общем жить в смирении со всем.

Почему-то Гедеон вдруг воспринял эти слова как упрёк в свою сторону, немного нахмурив брови.

– Может вы пойдете с нами? – спросила Роузи, перекладывая в свой ротик кусочек хлеба.

– Нет, извините. Не болен я этим. Уж лучше зомбоящик посмотрю, чем пойду на дедов в балахоне любоваться, – резко отказал наш герой.

Томас, улыбнувшись, сказал:

– Не слышал ли новость одну? Не знаю, слухи это или правда. Говорят, что новый департамент полиции появится. Что-то вроде «полиции нравов»… Так вот те, кто не ходит, ни в Храм, ни церквя, ни в мечети – короче, люди нерелигиозные могут попасть в разряд потенциальных преступников. Мол, в Храм не ходишь – можешь вести аморальный и противозаконный образ жизни… Так что ещё подумай над её предложением, – с улыбкой на лице закончил Томас, ласково щипнув своими толстыми пальчиками жену.

Эти слова уже всерьез раззадорили Гедеона, и он уже не мог оставить эти замечания в свой адрес и продолжать спокойно есть яичницу. Однако благодаря своему природному холоднокровию, он смог остаться довольно рассудительным.

– Про полицию нравов я слышал ещё когда в Академии учился, – начал атаковать он, – так вот, по-моему, всё это – бредятина редкостная! Такие идеи возвращают нас в средние века; тогда женщин на костре сжигали за то, что она была чрезмерно красива. Конечно, я не думаю, что у них ума хватит учреждать такой орган, ведь это нарушит и без того попираемые права нашего населения… А слух этот – скорее всего, просто страшилка.

– И всё-таки жаль, что тебя выгнали из Академии, – с разочарованием произнёс Томас.

Сказал он это, желая перевести разговор в другое русло, так как тема возвращения в средние века показалась ему очень болезненной и он, как ярый пацифист и человек очень неконфликтный, постарался избежать спора. А вот Роузи не желала соглашаться с мнением Гедеона и, жадно проглотив кусок твердого хлеба, резко возразила:

– Никакая это не бредятина! Вон та дрянь, которая живёт на первом этаже – Мишель. Вытворяет она такое безобразие, что говорить стыдно и никакой управы на неё нет. А сделают полицию нравов – сразу же упекут её за решетку, что бы знала.

Посмотрев на высокий, обеленный потолок Гедеон задумался, пытаясь вспомнить Мишель, с первого этажа; он пришёл к выводу, что не знает кто это.

– И как же она творит своё безобразие? – с иронией спросил он.

Призадумавшись, Роузи прикрыла ладонями уши младшего Томаса и тихо произнесла:

– Блудом, проституцией,– потом, убрав руки от ушей мальчика, Роузи продолжила, – к ней каждый день сброд ходит; в основном юноши кстати. И все это знают, но ничего сделать не могут. Поэтому и нужна полиция нравов, а вы говорите – не нужна.

– В этом случае – я согласен. Но ведь она просто закон нарушает, причём тут полиция нравов? Они как сказал ваш муж, будут в список подозреваемых заносить тех, кто не ходит по церквям. А я вот например не хочу туда идти, хоть и не атеист.

– Слава Богу хоть так, – выдохнув, сказала Роузи, а Гедеон продолжил свой напор:

– А не хожу туда, потому что вижу там руку государственную. Будто бы не Господу я молиться прихожу, а Правителю нашему; будто и не в храм Божий прихожу, а в дворец королевский. А иногда мне вообще думается, что все эти святые в сутанах прямо на правительство и работают.

– Да правительство наше так прекрасно, что должны люди работать прежде всего на него и нет в этом ничего плохого, – пискляво заявила Роузи, – а возвращаясь к распутнице этой Мишель, стоит сказать, что раньше все люди жили в блуде, как и она. Даже не жили, а гнили в этом разврате, уподобляясь своим вожделением, грязным животным. Все заповеди нарушались и стали мы опускаться все ниже и ниже. Скатились даже до мерзкого либерализма, который и есть по природе своей содомия и разврат… И только сильное наше правительство и Верховный Правитель вернули нам веру, духовность и благородный консерватизм. И почему же теперь не славить нам нашего Правителя в церквях? Это же он своей властью избавил нас от эпохи гнилого либерализма, в котором процветала содомия, а дети не знали своих родителей.

– Мужчины, воспитанные матерями одиночками, – добавил Томас – старший, будто говоря о самом себе.

– Да, именно так,– подтвердила Роузи, – вcпомните, как институт семьи погибал от этой псевдо свободы. Ещё вчера наши отцы дышали этим смрадным запахом разврата и лжеценностей… Даже омерзительные нацисты боролись с развратом, в отличие от грязных либералов, которые плевали в душу людям. Но это, как Садом и Гоморра, уже в прошлом, а теперь – новый век и новая эпоха преобразований. Новое небо и новая земля должны воцариться на наших глазах.

– Вас послушаешь и такое ощущение, что других проблем, кроме разврат у нас нет. Должны ли мы так глубоко людям в душу лезть? – нервно подергивая вилкой, спросил Гедеон.

– Не решены все проблемы! – согласилась Роузи, – а всё из-за таких Мишель, которые молодых людей растлевают. Да разве придет наш спаситель – Мессия к таким преступникам как мы?

Гедеон от удивления приоткрыл рот и чуть не подавился куском хлеба, его непроницаемое как камень и умиротворённое как море лицо вдруг дало сбой и стало совсем очевидно показывать эмоции. Такая реакция Гедеона была вызвана огромным удивлением; слова о приходе Мессии не только, впрочем, его удивили, но и приподняли его дух и задор. Так, он ещё раз внимательно осмотрел Роузи и заметил, что одета она довольно вульгарно. Раньше он на это внимание не обращал, но услышав упоминание о спасителе, почему-то стал пристально искать в этой женщине какой-то изъян и нашёл светлую полупрозрачную блузку, облегающую стройное женственное тело; Гедеону тотчас пришлось отвернуться, дабы не любоваться на маленькую грудь Роузи, виднеющуюся через светлую просвечивающуюся ткань.

–Приход Мессии, то есть Иисуса? – спросил Гедеон. Он посмотрел на Томаса, ожидая, что тот подключится к разговору.

Однако Томас продолжал закладывать в рот булочки, не проявляя интереса к разговору и заставляя своей апатией ещё больше злиться гостя.

А отвечала опять Роузи:

– Мой священник не называет его по имени, а только словом Мессия. Прийти он должен, когда люди выполнят свой завет с Богом; здесь воцарится закон церковный и Храм станет миром, Храм станет всем. Тогда и придёт спаситель, придёт новый мир и настанет Новая Эпоха.

– Он принесёт Рай на нашу землю?– скептически играя скулой, спросил Гедеон.

Роузи торжественно ответила:

– Это будет Новая Эпоха жизни всего человечества. Все будут богаты и счастливы, болезней не будет существовать…Эх, новая эра всеобщего благоденствия под властью великого Мессии. Дожить бы этого времени. Самое главное, знатные лица говорят, что свершиться это должно очень и очень скоро. Разве вы не хотите жить в таком Царстве?

– Не знаю точно, может и хочу, – почесывая ладонью свою покрасневшую шею, произнёс Гедеон.

– Так вот, для того, что бы наступила новая эпоха на этой грешной земле, нужно весь род человеческий к этому подготовить; так сказать, подготовить для этого почву. И сейчас так и делается: люди вернулись к традиционному укладу, завещанному нашими великими предками. Идёт соединение всех религий в одном движении – Великом Храме, к которому и мы себя относим. А нам, простым мирянам, нужно людей в своё братство зазывать, дабы побольше спаслось, уверовав… Только тогда воцарится Новый мир под властью Мессии.

Когда Роузи закончила, Гедеон захотел ей возразить, посчитав, что говорит она глупость, но немного подумав, не стал; он вдруг вместо этого возжелал поскорее идти к себе, что бы прилечь и обдумать этот разговор.

Когда все тарелки опустели и Роузи стала их собирать, она потянулась за тарелкой Гедеона так, что ему снова пришлось отворачивать свой взгляд, дабы не видеть её свисающую грудь, которая в этот момент стала полностью видна. Тут всякие нехорошие мысли стали возникать в голове у нашего героя и он решил встать со словами:

– Ладно, я, пожалуй, пойду.

– А десерт? – нежно спросила Роузи.

– Спасибо огромное, но я так сильно наелся, что боюсь десерт окажется для меня лишним. Так что извиняйте, но я пойду, – отказался Гедеон и быстро шмыгнул из квартиры соседей, не забыв перед этим попрощаться и с Томасом.

Вернувшись к себе, Гедеон сразу же направился в спальную комнату, в которой кроме невзрачного темного диванчика, деревянного стола, тумбы и шкафа – купе, ничего не было. Было, правда, ещё и небольшое окно, открывающеё вид на маленькую улочку; Гедеон первым делом подошёл именно к этому окну и стал, наблюдая за безмолвным тротуаром, размышлять о Томасе, его семье и той интересной беседе, которая развязалась во время общего завтрака.

«Томас – настоящий боров, причем как снаружи, так и внутри; он апатичный, ленивый и словно корова ко всему безразличен, – подумал Гедеон, – его сын загадочен своими умными и грустными глазами; наверное, он несчастен из-за этих глупых предписаний, который есть в его семье. А вот Роузи, – Гедеон скривил лицо, вспомнив о ней, – та ещё штучка: такая правильная и в тоже время сексуальна на вид. Она смела даже со мной начать спор и хоть зла я не держу, но все же на душе моей остался неприятный осадок… Неужели и впрямь есть у этой дамочки убеждение в том, что вот-вот появится Мессия и мир изменится до неузнаваемости? Это теоретически возможно, но мне только в это не особо верится; слишком уж похоже это на очередную ересь, которую подбрасывают нормальным людям мудрые деды в сутанах… Нет, вздор это, ведь слишком не похоже, что эпоха, в которой мы живем самая благоприятная для прихода спасителя или Мессии; много проблем явных на наших улицах, что бы вдруг кто-то пришёл и озарил своим светом заблудшие души. Хотя и такое возможно; отрицать из-за своего незнания я не могу, поэтому и спорить нет смысла.»

После недолгих размышлений Гедеон, почувствовав приятную слабость по всему телу, упал в диван и тут же с хорошими мыслями преспокойно уснул.Проснулся он только самым вечером и уже через пять минут после своего пробуждения вырвался из душного дома на узенькую неосвящённую улочку.

На улице он сразу почувствовал, насколько свежим и прекрасным к вечеру стал воздух. Быстро пройдя к широкой пешеходной улице, оказавшейся в этот момент абсолютно безлюдной, Гедеон обратил внимание на яркий электронный билборд, в центре которого было довольно мрачное серое изображение человека в анфас. Лицо изображенного низвергало всем своим видом злобу, ненависть и презрение – в общем, сразу все самые дурные чувства человеческой души. Между прочим, и само строение лица было очень вострое: особенно вострыми были большие злобные глаза; вострым был и длинный орлиный нос, да и сама форма худощавого лица с волевым подбородком, большими скулами, впалыми щеками. Ко всему прочему на голове у изображенного была копна растрепанных волос, доходившая до самых плеч. В общем, весь вид этого человека был страшен, инфернален и как бы заключал в себе таинственную, почти потустороннюю энергию. Поэтому не удивительно, что под изображением была надпись ярко-черными буквами: «Разыскивается особо опасный террорист, изображенный на данном фото. Если увидите данное лицо, нёмедленно сообщите в ближайший пункт полиции. Помните, что несообщение о расположении особо опасных лиц является уголовным преступлением».

Около минуты Гедеон со всех ракурсов рассматривал билборд сверлящим взглядом, будто бы пытаясь узнать в этом лице знакомого человека. Потом он чуть улыбнулся и пошёл дальше; пройдя немного вперед и завернув в сторону Западного парка, Гедеон вдруг обнаружил, что ночное тёмное небо украшает не только изумительная мириада звёзд, но и полная светлая луна, казавшаяся в этот вечер особенно яркой и огромной. Немного полюбовавшись изумительно красотой таинственной луны, Гедеон прошёл по освященному лунным сиянием тротуару к мосту. А пройдя через него, он снова обратил свое внимание на изображение мужчины, которое теперь располагалось на белой кирпичной стене и было совсем небольшим в размерах.

– Опять ты, – с какой-то досадой произнёс Гедеон, посмотрев на плакат, сияющий от тусклого лунного света.

После этого наш герой с некоторой злостью на лице отвёл взгляд от плаката, но тут же его внимание привлёк яркий золотистый свет, образованный в несколько равных цилиндров и падающий на стену вдали; без сомнения, это от рыскающих дронов падал свет прожекторов. Наблюдать за летающими роботами, которые уныло просматривали всё подозрительное, Гедеон не любил, поскольку вид этого зрелища вызывал у него только негативные эмоции, поэтому он решил быстрее завернуть в один из проулочков. Выйдя к большой улице, он снова встретил освещённый билборд, только теперь с изображением его величество Правителя. На этот билборд Гедеон не обратил особого внимания и с большим воодушевлением направился в известный на весь Метс паб.

Паб с виду был небольшим и непримечательным заведением. Только неоновая вывеска синего цвета с надписью «Бар Сандерса» выглядела более или менеё прилично, остальное же не вызывало никаких эмоций. Но популярным это место делал не экстерьер, а совсем другое; поэтому Гедеон, посмотрел на своё размытое отражение в луже на фоне луны, а потом со счастливым лицом зашёл в Бар Сандерса.

Внутри бар был маленький, имел очень бедный интерьер: деревянные стены, барная стойка из массива дерева, высокие барные стулья; слева от входа располагались столы, а справа большая барная стойка. В общем, все традиции лучших баров прошлого в этом заведении были соблюдены.

Народу в баре было довольно много: слева за столом сидело трое, а справа за барной стойкой четверо, не считая бармена, который ловкими движениями наливал пиво. С теми, кто стоял за барной стойкой Гедеон раньше пересекался, однако, зайдя, первым здороваться он не стал и прошёл мимо, будто бы их не замечая. После Гедеон присел за барный стул, протянул руку бармену и по совместительству владельцу бара – старику Сандерсу. В это время четверо молодых людей за барной стойкой громко и оживлённо о чем-то беседовали, создавая гул и шум. Гедеона это стало раздражать, и он захотел переплюнуть их возгласы; он торжественно воскликнул, почти выкрикнул:

– Дружище Сандерс. Давай-ка одну кружку!

Все в баре замолчали и посмотрели удивлёнными глазами на Гедеона, который спокойно уставился на маленького, но очень живого старичка, орудующего с пивным краном.

Один молодой человек, сидящий за барной стойкой и казавшийся самым возбуждённым, вскочил с места и быстро рванул к Гедеону, что бы протянуть свою короткую бледную ладонь. Этого грязноватого и неряшливого на вид человека все звали Мелоун, особым авторитетом он не пользовался и считался среди прочего грязнулей, да пьяницей. Одет Мелоун был даже не столько бедно, сколько грязно, неаккуратно и походил он от этого на закоренелого бродягу и попрошайку. К тому же этот бродяга был ужасно небрит: длинные редкие волосики немного росли на его остром подбородке, над верхней губой и совсем немного на щеках. От таких вот подростковых сорнячков его лицо казалось чудовищно неумытым.

Когда Гедеон увидел Мелоуна, то совсем не торопясь пожал его руку, да так, что его длинные пальцы сомкнули в круг совсем маленькую ладонь.

– Ну как ты? – начал Мелоун.

– Всё отлично, – неохотно произнёс Гедеон, стараясь даже не смотреть на неумытое лицо Мелоуна.

– Давно я тебя не видел, – быстро произнёс Мелоун и присел рядом на стул.

В это время Сандерс – маленький седой старик в очках, принёс Гедеону кружку пива.

– Да, я просто приболел. Так сказать, соблюдал кроватный режим, – объяснил Гедеон, а потом вдруг посмотрел на Мелоуна, – слушай-ка Мелоун. Ты же здесь с рождения живешь и знаешь всех лучше любого дрона…

– Ну, быть может не лучше дрона, но многое знаю.

– Не помнишь девчонку одну? Звать Мишель. Живёт она в моём доме, на первом этаже.

– Что-то знакомое, – сделав задумчивый вид, сказал Мелоун.

– Она же типа куртизанки?

–Ах да, работает. Да ещё как работает! Та ещё проститутка эта девица.

– А что-нибудь знаешь о ней конкретнее?

– Ну, с ней история одна произошла и весь район об этом говорил. Знакома она была с одним типом… Как их там нам называют? Ну, которые фильмы снимают?

– Режиссёр?

– Именно. Так вот он её и снимал в фильмах очень интересных, что для взрослых. Думаю, ты знаешь, о чем речь,– улыбнулся Мелоун, – так вот этого типа казнили, оставив её без работы. Однако в тюрьме ей даже не удалось побывать за свой срам, так как у неё ребенок маленький и к ней государство милость проявило. А потом она снова блудом занялась, а дальше уже не знаю ничего… Хотя нет, помню один рассказывал недавно, что к ней ходил по делам. Сам понимаешь по каким, – тут он сделал паузу, а потом спросил,– а чего спрашиваешь то? Уж не думал ли связываться с ней?

– Нет, не думал, да и зачем мне это? Спрашиваю только из интереса к этой персоне.

– А то, можем сходить к ней. Она девица очень красивая говорят.

– Тьфу, – с презрением плюнул Гедеон на пол, вызвав этим действием порицающий взгляд Сандерса, – да я же к ней теперь на миль не подойду. Я же спрашивал, что бы подтвердить слова, что о ней были мне сказаны.

– Понятно. Да и лучше к ней не приближаться, а то говорят, что скоро у всех наших куртизанок начнутся проблемы с законом.

– И давно пора! – стукнув по стойке, воскликнул Гедеон.

Пока Гедеон разговаривал с Мелоуном, в бар зашёл высокий светловолосый мужчина, показывающий всем своим видом свое высокое положение. Мужчина этот был будто живой карикатурой на аристократа: он имел худощавое бледное лицо с правильными чертами, высокий морщинистый лоб и надменные, чуть низвергающие высокомерие, глаза. Одет был этот осанистый человек также эстетично: в длинный плащ, из-под которого виделся темный классический костюм, с синим галстуком и белой рубашкой.

Мужчина прошёлся по тем трём, кто сидел за стойкой, крепкими рукопожатиями, которые в его исполнении были похожи на скрещивание мечей. Потом он подошёл к Гедеону, раскинул в стороны свои руки и принялся его обнимать; Гедеон сразу сделал вид приветливого друга, обрадовавшегося увидеть старого приятеля.

Пока они дружественно обнимались, Мелоун встал со стула и смиренно ждал, пока ему подадут руку.

– Ну как помолился Ольсон? – почти смеясь, спросил Гедеон. Но Ольсон никак на это не отреагировал и пройдя мимо Мелоуна, будто не замечая, протянул руку Старику Сандерсу.

Гедеон вдруг заметил, что Ольсон какой то странный: слишком серьезный задумчивый и как будто чем-то озабоченный.

Казалось, что Ольсону вообще нет никакого дела до тех, кто находился в пабе. Заказав себе кружку пива, он торжественно воскликнул на все помещение со всем своим ораторским мастерством священника:

– Внимание новость! Все слушаем очень внимательно! – при этом Ольсон именно воскликнул, а не закричал.

Тут же все замолчали и даже перестали подносить к своим ртам кружки пива. Потом Ольсон обратил внимание на трёх блуждающих путников, сидящих за столиком в самом конце бара. Сверкув в их сторону своим надменным взглядом, он подозвал их:

– Вы тоже слушайте!

Те обернулись произнося:

– Говори уже.

– Слушаем!

Все остальные навязчиво повторяли то же самое, одновременно ожидая услышать невероятную новость, способную изменить их настрой. Особенно горячо кричал старичок Сандерс – у него от этого действа даже немного скривилось лицо.

Спокойным оставался, пожалуй, только Гедеон, который продолжал сидеть и хлестать из кружки пиво.

Сначала Ольсон, как человек, которому было присуще умение говорить на публике, помолчал, желая увидеть спокойный настрой всех окружающих. А когда все угомонились и замолчали, он очень негромко, будто заставляя прислушиваться, начал свою речь:

– Итак, Все вы, наверное, слышали, а если и не слышали, то уж точно видели такого харизматичного и даже, можно сказать, что в какой-то мере культового персонажа нашего города как Скайдо Хезли, – все вокруг молчали, слушая внимательно, а Ольсон стал говорить с другой интонацией и намного громче, будто подражая лучшим политическим ораторам, – его фото висит на каждой стене! На каждом рекламном билборде! И все вы знаете, насколько опасен это человек… Террорист, убийца детей, подстрекатель и провокатор, радикальный фанатик и презренный маргинал – столько лестных эпитетов предоставляет ему наше правительственное телевидение. От многих я, правда, слышал, что он не так уж и плох, что все это клевета и наговор. Говорят, что истина где-то посередине, но я лично думаю, что это не подходит к случаю с Хезли, Уж слишком он противен обычному гражданину – даже тому, который не отличается патриотизмом, набожностью и любовью к своей стране… Этот, без преувеличения сказать, падонок вызывает у людей рвотный рефлекс своим радикализмом, человеконенавистничеством, готовностью любой ценой, даже самой ужасной и кровавой, достигать своей цели. Не мне его судить и у каждого из вас может быть насчет него свое мнение, но это уже ваше интимное, личное. А так, спешу доложить до вас, что Скайдо Хезли был задержан и доставлен в тюрьму Деладор. А если выразиться более конкретно – повязали нашего героя террора!

Наконец, после долгого вступления, когда все услышали долгожданную новость, в баре развязались бурные обсуждения и от этого воцарился неприятный шум. Даже те трое, сидевшие за дальним столом, возбужденно начали беседовать, а потом и вовсе пошли ко всем. Кто-то из них даже сказал:

– Да врёт он всё.

Потом все посетители бара, кроме Гедеона, который скучал в сторонке, начали донимать Ольсона разными вопросами:

– Откуда информация?

– Кто задержал и когда?

– Что сделают с преступником?

Ольсону оставалось только всматриваться в лица, пытаясь найти того, кто задал ему вопрос. Из всего этого кипящего – бурлящего котла эмоций, вопящего в ожидании узнать какие-то подробности, по-прежнему выделялся спокойный и непринуждённый Гедеон, который спокойно сидел за стойкой; он уставился на деревянную стену, допивая при этом кружку пива. Казалось, что ему никакого дела до происходящего нет, а новость о поимке Хезли ему никак не интересна.

Спустя какое-то время все вдруг замолчали, и снова слово взял Ольсон:

– Началось всё с того, что кто-то начал проникать через Эпохальную стену в Шайн-сити. Проше говоря, какие-то смельчаки с помощью крюка через неё перелезали. Место их выхода, а именно небольшой подвал в старом заброшенном домике отследили дроны, они же всё просканировали. Потом вызвали самых обыкновенных патрульных, даже не предполагая, что встретят в маленьком крысином подвальчике семерых вооруженных до зубов, хищных и опасных бойцов «СРС»… Правда, по иронии судьбы все эти хищники тихо спали, когда патрульные зашли и вкололи им снотворного, дабы сон им был ещё слаще,– Ольсон широко улыбнулся,– в общем, что было дальше я не знаю, но представляю, как проснулся Хезли и сильно удивился тому месту, в котором он оказался. Теперь им прочно взялся Комитет Расследований и вскоре думаю, на эшафот поведут зверя. По поводу источников – они у меня предельно точные. Достоверность информации гарантирую. Завтра, возможно, будет выброс в СМИ, и тогда сами убедитесь.

Когда Ольсон закончил свою речь, один из слушателей – плотный мужичок с густой щетиной и выпученными глазами, совсем тихо сказал:

– Да и чем вообще этот ваш Хезли так интересен?

– Тем, что поезд взорвал год назад, – сказал тёмненький молодой человек восточной внешности.

– Да враньё это всё! Ничего он не взрывал! – противным писклявым голосом воскликнул Мелоун, навлекая на себя недружелюбные презрительный взгляды, – мало вы чего знаете о нём и о «СРС». А у меня в среде радикалов друг погиб, сражаясь за правду. Так вот и знайте, что никакого поезда Хезли никогда не взрывал.

Многие посмотрели на Мелоуна как на идиота и сумасшедшего, а старик Сандерс вообще перестал слушать; он подошёл к скучающему в стороне Гедеону и громко спросил во всеуслышание:

– А ведь ты, Гедеон, сам лично знал его. Так расскажи нам что-нибудь.

Когда все четко услышали эти слова Сандерса, реакция была живеё, чем на новость о самой поимке беглого преступника; все вдруг уже окружили Гедеона, создавая вокруг него некий дискомфорт.

– Лично знал? – спросил кто-то из людей.

– Когда ты его в последний раз видел? – спросил другой.

– Расскажи нам о нём, – попросил Ольсон.

В смущении от непривычного интереса к собственной персоне, Гедеон с большой неохотой начал рассказывать:

– Лично я его не знал. Но много раз мы с ним пересекались…

– А раньше же все трезвонил, как был чуть ли не его лучшим другом – желчно перебил Сандерс, отвернувшись.

– Ты чего, перепил что ли? Ничего тебе я такого не говорил, – уверенно кинул Гедеон, – я тебе рассказывал про то, что мы вместе работали, а я много раз видел его по молодости. Запомнился он мне как физически крепкий, мощный и сильный человек с лицом несокрушимого ястреба; и без этих длинных волос как на фото. А вот насчёт личных взаимоотношений, это ты явно приврал…

– Да ну тебя! Сам же говорил, – с разочарованием сказал Сандерс.

– А где работали-то?– спросил темненький юноша.

– В исследовательском центре. Я был юнцом, кем-то вроде мальчика на побегушках. И хоть я понимал в свои 18 много чего по физике и математике, но для реальной помощи в осуществлении интересных и очень важных проектов моих сил не хватило бы. Работали тогда у нас очень крутые ученые – настоящие мастадонты и церберы науки. Фамилия Амальгаймер говорит что-то?

Не услышав должной реакции, Гедеон с ещё более серьёзным лицом продолжил:

– Вот к этим ученым и внедрился один физик-ядерщик, специалист по квантовой механике, человек – энергии, то есть тот самый – грозный и ужасный Скайдо Хезли… Я был обычным ассистентом, работал там, а потом научно исследовательскую работу прикрыли. Да говорят, что службы силовые. В общем, проект закрыли, а Хезли стал…– Гедеон остановился, не зная то, каким словом его назвать.

– Террористом! Пока не стал Террористом! – громко воскликнул Ольсон.

– Да не террорист он никакой! – судорожно закричал Мелоун, – это же неправда все. Этот Хезли против самого Правителя пошёл, вот его и в человекоубийцу превратили. Славу то дурную сложно ли подарить? А теперь под Эшафот, ну и вздор несусветный.

– Ну ты и бред несёшь! – разъяренно возгласил Ольсон, – а кто же устроил эту кровавую резню в парке?! А поезд? Этот Хезли – исчадие ада, он – есть само воплощение зла и такие защитники как ты – его пособники!

Мелоун попятился назад от этого мощного рыка Ольсона, он никак не ожидал от священника такой яростной реакции. А Ольсон, почувствовав свою силу, продолжил напористо атаковать:

– Не дружки ли Хезли вытворяют в этом городе бесчинства? Хотя они даже не дружки, а его самые, что ни на есть его подчиненные… Выполняют работёнку своего босса. Этот Хезли – сам дьявол и сатана в человеческом обличии.

– Бред, бред, бред, – отрицал Мелоун, – сущность этого Хезли и его предназначение не так просто, как вам может показаться.

– И чем же его сущность так не проста?– спросил кто-то из людей.

Мелоун тут же поспешил ответить:

– А тем, что пусть он, возможно, и последний негодяй, но борется со злом великим, что несет людям наша новая система. Ох, неужели вы не видите? Или ваш разум затуманен, а вы сами обезумели?.. Какое же зло нас окружает!

Все остальные вдруг стали смотреть только на Ольсона и Мелоуна, внимательно следя за тем, кому же снова достанется слово; такие наблюдатели были кем-то вроде зрителей на теннисе, отслеживающие переход мяча от одного игрока к другому.

Тут мяч перешёл к Ольсону и он грубо сказал:

–И какое же зло тебе принесло наше правительство? Не умыло твое грязное рыло, не почистила тебе ботинки, не заштопало тебе дыру в штанах; или же не подтерло твою грязную вонючую задницу? Ты хоть за всю жизнь на кружку пиво себе заработал?.. Ещё тут несет всякую чушь.

В порыве ярости Ольсон уже совсем не походил на скромного набожного священника; в его лице виднелась ярость, злость, да и все другие негативные эмоции. Разъяренный не на шутку, он уже стал больше походить на выпившего футбольного фаната, готового перерезать оппоненту горло за приверженность к другой команде. Мелоун же после унизительных слов пал духом, замолчал, чуть покраснел, а лицо его стало немного потерянное. Ему понадобилось проявить в себе недюжинные волевые усилия, дабы выстоять, набраться сил и быть готовым к новой словесной дуэли.

Ситуация таким образом накалялась. В холодных расчетливых глазах Ольсона виднелась неугасаемая злость. Мелоун дал заднюю, но уже был готов ответить. Гедеон же просто сидел в стороне и смотрел на все это представлением с неистовым изумлением.

Вот именно за такие вот зрелищные эмоциональные встречи этот бар и пользовался популярностью; за эту свободу слова, за то, что каждый мог выговориться и сказать все, что у него в голове… Здесь не раз оскорбляли самого Правителя! И делали это, не опасаясь публичного порицания, ведь это был маленький бар свободы, куда не доходила контролирующая десница правительства и куда не может заглянуть всевидящеё око летательных дронов. Ну а самое примечательное, что это была просто пивнушка и те, кто произносил резкие и яростные речи в адрес власти мог впоследствии оправдаться за свое свинское поведение состоянием сильного опьянения. Однако по факту, все разборки, праздные разговоры и неодобрительные высказывания в адрес Правителя оставались за стенками бара. Объяснялось это отчасти тем, что в состоянии опьянения большинству людей такие высказывания казались слишком незначительным и отчасти тем, что доносительство у постояльцев данного заведения было явно не в почёте.

Полюбовавшись на всех, Гедеон вдруг забеспокоился, что ситуация с Мелоуном и Ольсоном вскоре может преобразиться не только в словесную, но и в кулачную дуэль. А вот, именно, этого он не хотел, так как это могло бы создать определенные проблемы для бара.

«Сейчас подерутся, – подумал Гедеон, – потом полицию вызовут, а там станут допрашивать об обстоятельствах. Спросят и про это разговор. Нет, лучше уж их утихомирить».

Гедеон попытался как можно быстрее разрешить проблемную ситуацию. Он встал, подошёл к Ольсону и попросил о разговоре наедине. Ольсон тут же перевёл свое внимание на него и казалось уже позабыл про спор с Мелоуном.

Гедеон стал перебираться к самому дальнему столику, а вот Ольсон сначала подошёл к дрожащему Мелоуну, показавшемуся рядом с огромным двухметровым Ольсоном маленьким мальчишкой. Посмотрев на Мелонуа сверху вниз, а также тыкнув в его потрёпанную, клатчатую рубашку своим длиннющим указательным пальцем, Ольсон дерзко сказал:

– Ты чёрт! Несёшь ты то, чего не понимаешь. Лучше тебе молчать – так ты сойдешь за умного… Хотя с твоим плачевным видом вряд ли сойдешь.

После этого Ольсон пошёл к Гедеону и Мелоун, выдохнул с облегчением – сил на то, что бы что-то ответить у него не было.

Ольсон присел напротив Гедеона, не скрывая своего тревожного выражения лица.

– Зачем так грубо?– начал Гедеон, внимательно рассматривая пиджак Ольсона.

– А так вот и надо с таким отребьем…Чернь, да сволота.

– Да я его давно знаю. Нормальный он парень, пусть и немного реакционных взглядов.

– А по нему и видно, какой он нормальный. Спорит, ругается, судорожно защищает своего кумира. А сам Хезли гниёт в тюрьме, но всё равно люди некоторые о нём пекутся. Правильно говорят, что если дьявола нет, человек его сам находит, ибо по глупости своей стремится к страданиям. Трагедию и трэш ему подавай. Будто бы жизнь игра и будто бы мы в ней актёры…

– Да вы чуть друг друга не перегрызли там, если честно. Я думал вот-вот будет что-то такое горячее.

– Да нет же! Я в руках себя держал, но если что, успокоил бы его пыл. Давай уже забывать об этом. Ты лучше поведай мне, зачем меня сюда позвал? О чем поговорить то хотел?

Гедеон посмотрел на барную стойку, вокруг которой становилось всё меньше и меньше людей, а потом, поднеся к своему рту кружку пива, произнёс:

– Давай тогда новость об этом Хезли тоже забудем и не будем вообще эту персону обсуждать. Это ведь не для нас забота. Я вот предлагаю вернуться к нашим спорам о режиме…

– О власти,– аккуратно поправил Ольсон и тут же подобрел лицом.

– Ну хорошо, о власти. Поговаривают, что новый департамент при полиции будет создан,– Гедеон сделал небольшую паузу, ожидая, что Ольсон начнет говорить, но не дождался и продолжил,– будет этот департамент заниматься делами исключительно нравственного характера. Вот ты как священник скажи, как к этому относишься?

Ольсон внимательно выслушал, облокотился на заднюю спинку и стал с умным лицом объяснять:

– Во-первых, указ уже лично Верховный Правитель подписал и скоро этот департамент начнёт свою деятельность. Лично я к этому отношусь очень хорошо. Гайки пора уже закручивать всякому отребью. Этот указ реально переход на новый уровень. Я бы сказал, на новый этап в создании сильного, нравственного, а самое главное высокоморального общества. Сказать честно, сначала я был удивлен такой поправке, поскольку она выделяется на фоне других, малозначительных, тем, что играет роль этакого мощного пинка для глобальных подвижек, исторических процессов. Эта поправка – революция, новелла, что-то новое и неизведанное…

–Даже так! – удивился Гедеон. – Ты так говоришь, будто мы не указ обсуждаем, а создание машины времени. Чем же так все это ново? Насколько я понимаю, закон этот, наоборот, разрешает государству свою руку запускать в дела личные – интимные, сугубо совестные. Так почему же указик этот новьём пахнет и почему он так тебя вдохновляет?

–Так тем и вдохновляет, что общество становится при нём совсем другим – у него появляется смысл, цель. Такими методами кардинальными мы низвергнем всю грязь, все нечистоты из человека. Понимаешь, что теперь государство наше не просто будет порицать весь тот ужас и смрад, что происходит в обществе, но и будет против него законно бороться.

– Вот именно этого я и боюсь, – опустив свой взгляд в пол, сказал Гедеон.

– Чего боишься то? Против пороков идём, против разврата, содомии. Да разве можно ли говорить о прогрессе, о космосе, когда духовно деградируешь? Стремиться нужно к свету, а не наоборот, – Ольсон воодушевленно говорил, а потом достал из кармана смартфон,– вот смотри: заходишь в интернет и не найдешь сейчас в нём никакого зла, ни нечисти порнографической, ни сайтов для всяких там негодяев – извращенцев. А всё это благодаря вовремя предпринятым мерам ««МинИнфо»». А что раньше? С молодого возраста сознание людей отравляла всякая дьявольская зараза, – Ольсон снова тыкнул в смартфон, – кстати, вот из-за такой вот мерзости люди и вырастали подонками, преступниками и ленивыми жлобами. А ввели тотальный контроль за интернетом – спасли целое поколение. А тогда все твердили об опасности этого шага, ведь по мнению защитников всяких там псевдосвобод, нужно было оставить порождение такого поколения слабых мужчин – онанистов и легкодоступных женщин, которые ходили с открытым задом! Но это же было бы преступлением против всего человечества, а это самое скверное, что может быть.

– Всё в голове твоей прекрасно и прям не жизнь у нас будет, а сказка после очередной реформы. Хотя на самом деле ничего кроме навязывания своей идеологии в этом акте я не вижу. Также не вижу я у нашей власти никакого желания сближаться с народом. Одна только Эпохальная стена чего стоит! Это же какой век, а у нас по-прежнему стоит стена и разделяет город господ от города нищих, маргиналов и прочих…

– Нищих значит, – улыбаясь, перебил Ольсон, – это я нищий? Или маргинал?

– Ты может и не маргинал, но не из господ, и жить в Шайн-сити позволить не можешь. Поэтому пока это стена стоит, она будет олицетворять неравенство и несправедливость.

– Может неравенство и будет, но справедливость тут причём? Там ведь живут люди самой чистой крови, приближенные к цитадели, к самому Верховному Правителю. Они разве могут быть равны обычным плебеям с окраины?

– Да это всё абсурдно же: чистая кровь, аристократия. Нет в этом справедливости и точка, а возвращаясь к этому закону, скажу, что теперь будут судить за промискуитет, гомосексуализм и прочий разврат. И хоть мне эта нечисть противна, но я уверен, что не получат много преступники. Да, арестуют их ненадолго, а потом выпустят, только уже лояльными режиму государственному. Выйдут они и будут исступленно целовать плакат Правителя и петь ему оды.

– Домыслы это твои, – возразил Ольсон, скривив лицо, – будут бояться, а значит, не будут совершать своих деяний. Это и есть закон! А если и будут совершать, то не станут везде об этом болтать, то есть призывать других не смогут. В общем, хватит уже словоблудием заниматься. Что будет – то будет.

Ольсон встал и пошёл к барной стойке, там он попросил у старика Сандерса две кружки пива.

В это время оставшаяся часть людей у стойки бурно обсуждала новость о поимке Хезли, а другая сидела за столами и тоже о чем-то разговаривала; среди них, как то сбоку с потерянным видом сидел и Мелоун. Старик Сандерс что-то подпевая себе под нос, ловко справлялся с пивными кранами, а Ольсон в это время бросил холодный взгляд на унылого Мелоуна, а потом взял кружки с пивом и пошёл к Гедеону.

–Ну, на чем мы там остановились, – сказал Ольсон, передавая кружку Гедеону.

– Слушай Ольсон. Как уже раньше говорил, я выступаю за соблюдение основополагающих прав человека. Мне это ближе по духу. Люблю свободу я и никто, наверное, так её не любит, как люблю её я. Судить меня никто не сможет, потому что люблю её настолько, что готов умереть за неё.

– Ну, вот уж этого не надо, – шутя, сказал Ольсон.

– Так вот. Вмешательство нашего уважаемого государства в дела сугубо совестные нарушают такой принцип, который нарушать нельзя – принцип свободы совести. И дух выбора, который может сделать человек от этого пропадает.

– Ты говорил ведь, что веришь в Бога?

Гедеон от неожиданности услышать данный вопрос оцепенел, и на лице его ясно появилась гримаса удивления. Он спросил:

– Ну да, а это тут причём?

– Так веришь или нет? Говори прямо.

– Ну, знаешь, смотрю я на букашек разных и вижу в них руку Творца. Вот на стаю пчёл или муравьев, например. Вот вроде бы роются они себе и роются, а ведь вдумайся о том, как они взаимодействуют друг с другом. Это же феноменально. А ведь они говорить не умеют, и разума у них нет, так значит по чьей-то воле. Значит по воле Божьей. И на все смотрю я: и на стаю птиц, и на сходных существ; и вижу в этом руку Господню. Но вот одно меня смущает…

– И что же?– спросил Ольсон, посмотрев на Гедеона с высока.

– Не вижу руки Творца я в этой системе иерархичной, системе несправедливой, системе уродливой до безобразия. Неравенство не может быть поставлено как главный принцип человеческого устройства, несправедливость тоже… И вот, когда вижу я лик этой системы, то сразу поневоле дьявола вспоминаю, и на меня страх нападает и думы. Тем ли путём мы идем или мы блуждаем давно и до пути истинного нам не добраться? А пророчество из Библии про знак зверя…

– Его интерпретирую так, что бы очернить наше правительство, – перебил Ольсон.

– Не важно! Важно другое; одни люди восседают на тронах в роскошных дворцах, а другие пухнут с голода за Эпохальной стеной.

Ольсон выслушал, стараясь не перебивать; все-таки он на рассуждения Гедеона реагировал сдержанно, поскольку относился к нему уважительно и считал, что этот человек имеет право на свое мнение.

Как только Гедеон закончил, Ольсон выдержал паузу, а потом сказал:

– Ваша либеральная модель гласит…

– Я не совсем либерал, – тотчас поправил Гедеон.

– Ну не ваша, без разницы. Либеральная идеология декларирует, что все от рождения равны и у всех должны быть одинаковые права. Это, вне всякого сомнения, абсурд или ты действительно считаешь, что все вокруг равны? Если это так, то в чем тогда смысл и в чем тогда разница между нами? Кто-то выше, кто-то сильнее, кто-то отличается своей красотой, а кто-то умом и набожностью – все это неравенство.

– Это понятно, но перед лицом закона все должны быть равны.

– Как показывают уроки истории и в грёбанном либерализме все были равны, а кто-то равнеё; те же министры, например. Так что чушь все это и никакого отношения к реальности такие декларации не имеют. Написать то что угодно можно, но вот время показывает, что историей правит иерархия, закон власти – подчинения, закон раб – господин и каждый в этой системе должен занять свое правильное место. А на твои недовольства я вправе спросить: разве равен благородный аристократ известного семейства, какому-то оборванцу типа Мелоуна? А равен ли грешник и праведник?

– Разумные рассуждения, – согласился Гедеон, – ну а правительство…

– Ну а что правительство? – с блеском в глаза спросил Ольсон.– Его в Метсе все ругают, а вот сказать – сколько всего оно для нас делает, забывают.

Тут Гедеон с некоторым раздражением бросил:

– Что же она такого сделало, кроме своих узурпаторских законов?

– О чём ты, мой друг? Очнись! Ты немного только вдумайся и сам поймешь! Вот ты, Гедеон, сколько за всю жизнь всего съел? А сколько рубашек износил и носков? Потом ты все выкинул, а то, что съел, в канализацию отправил. Всё потребил. А что же ты сделал? Что произвел своими усилиями?

Задав этот страшный вопрос порицающим голосом, Ольсон остановился, поскольку так заметил, что Гедеон нахмурился и будто бы о чем-то задумался.

Ещё минуты три Гедеон сидел с непроницаемым лицом и стеклянными глазами, в которых ничего кроме недоумения прочитать было невозможно. Внутри же он ощущал неприятный жар, заставляющий его сердце сжиматься в боли. Вызваны эти неприятные ощущения были одним единственным вопросом, который он навязчиво себе задавал: « Что же, кроме сумятицы их домыслов я произвел?»

После этого, такой же оживленной беседы не вышло и Гедеон, допив пиво и попрощавшись со всеми, с мрачным лицом пошёл на выход, а потом скрылся под покровом, освященной светом луны, ночи.

Глава 2. Поиски себя

Гедеон очнулся в сильном исступлении. Только он пробудился, поняв, что он это он, то сразу заметил, в каком некомфортном состоянии он оказался: у него сильно болела голова, в животе было неприятное тупое покалывание, во рту все пересохло, а горло побаливало. К тому же Гедеон за ночь сильно вспотел, но никакого облегчения это не принесло, поскольку это был холодный мерзкий пот, пропитывающий одежду и вгоняющий в состояние некоего переосмысления.

Все эти физические неудобства, ставшие последствием вчерашней пьянки в баре, нашего героя особо не волновали. Он прекрасно осознавал, что никуда не торопится и может сегодня отлеживаться хоть целый день. Он даже это успел обдумать, но это приятное понимание вдруг стало вгонять его в совсем отвратительную зацикленность на том, что нужно что-то предпринять. И Гедеону было особо не важно, что именно – ему просто хотелось применить свои усилия и получить от этого какой-то результат.

«Слишком долго продолжается мое бессмысленное существование, – подумалось ему,– от думы этой сердце в груди предательски заболело, а легкие стали трудом перегонять воздух, – самое главное, что я ничего не предпринял, дабы выпутаться из всей этой грёбаной реальности, в которой я просто ничего не значу. Да и как я могу что-то значить, если от моих действий не зависит ровным счетом ничего?»

Все эти пугающие рассуждения, мучающие его голову, несомненно были не просто неприятным результатом похмелья, но и следствием того тяжелого вопроса, который священник Ольсон посмел ещё вчера ему задать. Поэтому теперь Гедеон себя терзал и получал при этом какое-то мазахистское удовольствие; он ворочался в бреду, мучился, страдал, но желание встать, пойти в туалет или даже просто открыть глаза, у него попросту не было. Теперь это казалось ему бессмысленным, и он продолжил лежать, пытаясь направить свой поток мыслей в сторону того, как изменить свою жизнь. Мысль о том, что больше никаких поздних пьянок и свободолюбивых разговоров быть не должно, появилась в его голове. А после этого Гедеон неожиданно вспомнил о своих родителях, которых обещал себе навестить ещё неделю назад. Тут нашего героя снова начало мучить угрызение совести, которое давлело над ним и мешало даже спокойно дышать. Потом у него вдруг начали болеть ноги, руки замерзли; Гедеон же, не обращая на это никакого внимания, продолжал пытаться выйти из бредового похмелья и заставить себя придумать идею, которая должна перевернуть его маленький мир.

Вспомнил он вдруг и про Мишель. На этот раз он подумал о ней без всякой злобы – если раньше он с презрением представлял её как молодую распутную девку, готовую на всё ради денег, то теперь он видел в ней заблудшего человека с тяжелой судьбой. Гедеон даже не по своей воле представил себя на её месте, но тут же ужаснулся и ещё больше стал видеть в ней глупую мученицу, которую всю жизнь экплуатируют чужие руки как какой-то товар.

Мысли гуляли в голове Гедеона, а он, словно искатель клада, выбирал среди них какие-то по-настоящему ценные, а потом пытался за них зацепиться, отбросив все лишнее. Легче от этих разбирательств в голове, ему не становилось, а поэтому он выбрал единственный выход: применить усилие, поднять свое уставшеё измученное тело и донести его до ванной комнаты. Так Гедеон и сделал; не открывая глаза, он переместился сразу в ванную. Но и вид воды землистого оттенка его нисколько не пробудил; у нашего героя было такое ощущение, что он и вовсе все ночь не спал, а был ковром, по которому прошла мириада людей.

В зеркале он увидел опухшеё бледное лицо; от больших серых глаз остались маленькие щелочки, веки набухли, а щеки раздулись. Все это ощущение излишней жидкости на лице болезненно воспринималось Гедеоном и он решил включить воду самой комфортной для организма температуры. Стоять под струей в душе у него не было сил, и он просто сел приятно расслабившись. От воды становилось уже легче: возвращался здравый ум, циркуляция крови по всему телу нормализовалась и Гедеон уже начал чувствовать прилив сил. И вот от этого приятного чувства у него появилось даже убеждение, что погорячился он заканчивать с походами в бар.

Уже через тридцать минут Гедеон находился в комнате, а его сердечко снова начало убого поддаваться сильному чувству страха, который непонятно откуда возник. И вроде бояться то было нечего, но все же Гедеон буквально вырывал из своей головы какую то фобию, и со всех сторон её рассматривал. И уже под действием всего этого совсем другая мысль пришла ему в голову: «Быть может и не совесть ко мне пришла, а что-то посерьезней? Может страх этот позорный – есть сигнал к чему-то более страшному?»

Но мысли эти скоро он с трудом отогнал и пошёл на кухню. Там он выпил литр воды, считая, что жидкость лучше выводить обильным питьем. Потом он немного, без аппетита, перекусил яблоком и кашей. Взбесившись на все тело, ставшеё в последнее время слабым и нёмощным, он принялся отжиматься и делать подъем туловища. При этом он не переставал думать, и ему становилось все легче и легче; голова стала соображать намного лучше и уже более эффективно выбирала витающие мысли.

Гедеон понял, что окончательно пришёл в себя и, посмотрев в окно на каких-то молодых людей, принял сиюминутное решение сегодня же навестить своих заждавшихся родителей. Однако перед этим он возложил на себя миссию посетить заблудшую Мишель! Все это он захотел сделать как можно быстрее, предполагая, что потом будет вершить другие более важные дела.

К полудню Гедеон опять сильно вспотел, измотав свое тело физическими упражнениями. Он снова пошёл в душ, смыл технической водой пот, побрился и почистил зубы; на чистое свежеё тело он надел такое же чистое белье. В зеркале он увидел, насколько изменилось его лицо всего за пару часов. Одев чистую белоснежную рубашку и строгие темные брюки, а сверху накинув пальто, он с волнением направился к выходу, уже обдумывая, как он себя поведет, что скажет этой Мишель. Гедеон прислонил левую ладонь к электрозамку и, когда дверь открылась, вырвался в прохладный коридор. Он сразу постучался в дверь Томаса, но никто долго не открывал – Гедеон подумал, что никого нет. Вскоре, однако, он услышал монотонный голос робота из прямоугольной стальной коробки электрозамка:

– Здравствуйте, что вам нужно?

Гедеон сначала возмутился тем, что его не пускают соседи, которые ещё вчера его угощали и так мило с ним беседовали; он даже подумал, что они держат обиду за некоторые из его высказывании.

– Это Гедеон, ваш сосед, – неуверенно сказал он.

Никакого ответа он не услышал и только спустя минуту машинный голос произнёс:

– Посмотрите вверх, пожалуйста.

Гедеон так и сделал, а уже через секунду дверь открыла улыбающаяся Роузи.

– Ой извините пожалуйста, – вежливо проговорила она, – я вас сегодня и не узнала; подумала, что вы посторонний. Проходите. Мужа моего нет, а старшенький в садике.

Выглядела Роузи очень неплохо, её прекрасную форму вновь подчеркивала откровенная одежда: тоненькая маячка с зоной декольте и обтягивающие штаны. Гедеон это сразу заметил, ведь ему нравилась Роузи с какой стороны не посмотреть, а слова о том, что дома нет мужа, он вообще воспринял с каким-то недвусмысленным намеком. Однако, поглядывая на эту привлекательную фигуру, он совсем не забывал, зачем сюда заявился.

– Видимо это пальто мне не идёт,– сквозь зубы сказал Гедеон.

– Идёт, вы сразу взрослее и мужественнеё стали.

Гедеон чуть засмущался и, почесывая шею, сказал:

– Я ведь пришёл по одному вопросу. Помните, вы говорил о том, что в нашем доме проживает дама легкого повеления – её, по-моему, Мишель зовут. Так вот не сочтите за наглость, но не скажете ли вы, в какой квартире она располагается?

– Вам это зачем? – посмотрев на Гедеона с некоторым порицанием в своих лазоревых глазках, спросила она. – Неужели решили связаться?

– Нет, нет, – начал открещиваться Гедеон, – вы не так поняли…

– С такой женщиной не связывайте, а лучше проходите, и поговорим на этот счет, – продолжала Роузи.

– Да вы не так поняли, – наконец достучался до Роузи Гедеон. – Спасибо за предложение, но времени у меня нет на разговоры. Мне ещё родителей навестить… Да и к тому же я решил узнать её номер, так как долго мучился этим, и тут появилось желание у меня жалобу написать одному знакомому из Комитета Расследований.

Такую версию сказал Гедеон лишь для того, что бы долго не объяснять странные причины, побудившие его связаться с этой Мишель.

– 11 квартира у неё. Живёт она не одна, а с ребенком. А ночью спит со всеми, – с недовольной гримасой проговорила Роузи.

– Спасибо. Боюсь оказаться невежливым, но мне пора идти. Благодарю вас, – сказал он и тут же пошёл медленными шагами по светлому коридору к лестнице, одновременно обдумывая слова, которые стоит сказать Мишель.

В коридоре яркие лучи солнца доходили сквозь маленькое окошечко и заливали стены феноменальным лучезарным светом, от которого Гедеону становилось совсем не по себе. Наш герой повернул налево и начал спускаться по серой крутой лестнице. Там он попытался выстроить в порядок свои дальнейшие действия, а также уловить в потоке мыслей некоторые слова и построить из них предложения.

«Сейчас постучусь, а потом скажу, что пришёл по делу, – подумал он, – главное вовремя остановиться и спросить у неё о жизни. Может, она очень одинока?.. Нет, она наверняка очень одинока! Никто не захочет слушать душевные переживания проститутки – такого низа. Всем просто нужно её тело. Стоит сказать ей об этом…»

Дойдя до первого этажа, Гедеон шагнул в коридорчик, через который он проходил каждый день. После он стал взглядом искать номер 11.

– 9, 7, – приговаривал он, осматриваясь по сторонам.

В этот момент в дом вошла ярко одетая женщина средних лет и сразу исподлобья немного злобно глянула на, стоящего посреди коридора Гедеона. После этого, она со злобным сморщенным лицом вошла в 10 квартиру, которая находилась прямо напротив 11.

Тогда Гедеон расслабился и стал медленными шагами приближаться к заветным темным цифрам на фоне белой двери. И чем ближе он к ним приближался, тем больше сомнений появлялось в его голове, насчет этих действий. И вот уже, когда он стоял и понимал, что сейчас, возможно, несколько человек за ним наблюдают из своих квартир, и что нужно уже постучать в эту проклятую дверь – его начали мучить дурацкие размышления, от которых он не мог двинуться с места, словно истукан.

«Да зачем же я вообще сюда явился? Дурак проклятый внутри меня надоумил на такую дурость, – все отчетливей и громче внутри его головы проговаривал внутренний порицающий голос, – свой нос в чужие дела сую и, поэтому не хватает смелости и решимости дверь мне открыть эту заколдованную.»

Потом очень быстро, словно молния, промелькнули в его голове эти облегчающие слова: « Надо бы идти уже своим путем. Пора на свое законное место вернутся».

В таком раздумье Гедеон стоял с минуту, хотя для него этот отрезок продлился как целые полчаса. И ещё неизвестно как бы он поступил, если бы его молчаливое отрешенное стояние у порога не нарушил скрип двери. Одиннадцатая открылась и, Гедеон увидел перед собой маленькую, очень приятную на вид, девушку с темными волосами и красивым молодым немного детским лицом. Такую Мишель он увидеть не ожидал; она была слишком красива в его глазах, что бы заподозрить такой вздор.

– Вы так и будете здесь стоять у моего порога? Может вам что-то нужно?– нежно спросила она, пытаясь прервать уединение Гедеона в мире своих мыслей, эмоций, впечатлений. Но у неё это не вышло, Гедеон смог лишь бессознательно всматриваться в её милое лицо; в её яркие карие глаза, правильные черты лица, малый ротик с чуть пухлыми губками, небольшой и немного курносый нос; при этом все лицо её было молодо свежо и очень походило на лицо прекрасной девицы лет 15.

После долго торможения Гедеон все-таки собрался и заявил:

– Я просто по делу пришёл, – неровно запинаясь, произнёс он.

– По какому вопросу? – проговорила она также мило, как и выглядела. Её голос был необычайно чувственен, женственен, нежен. Им она словно загипнотизировала нашего героя и от этого взгляда, он вдруг понял, что даже не знает, как ответить на её неудобный вопрос; вроде бы и были в его голове кое-какие варианты, но вот выбрать среди них стоящий Гедеону было трудно.

– Наслышан, что вы оказываете кое-какие услуги за деньги. Мне бы хотелось с вами об этом поговорить,– очень неуверенно произнёс Гедеон.

Однако, ему самому почему-то понравились эти сдержанные и очень нерезкие слова.

– И о чем же вы хотите поговорить? – спросила Мишель, посмотрев на нашего героя взглядом искусительницы.

Гедеон сразу задумался над тем, сколько погубленных мужских душ стало жертвой этого греховного змеиного взгляда. Потом Мишель посмотрела чуть по-другому, явно ожидая услышать четкий ответ на свой вопрос, но Гедеон, как загипнотизированный стоял и не мог ничего сказать.

Заметив его заторможенность, она очень нежно произнесла:

– Ладно, проходи дружок.

И он прошёл. Прошёл, не отрывая от неё пристального взгляда. Какая восхитительная фигура предстала его взору! У неё была восхитительная талия, красиво обернутая в облегающие шорты, чуть загорелые стройные ножки и небольшая упругая грудь, виднеющаяся из под светлой маячки. Перед этой девицей, казалось, невозможно было устоять, но Гедеона в момент её созерцания опять начало мучить сердце, которое предательски начало болеть и отдавать куда-то в желудок; и опять, тот же страх и мысли о том, что нужно менять свою жизнь начали довлеть над ним; снова происходило внутри него какое-то переосмысление, которое и на миг не давало ему спокойно наслаждаться жизнью. Именно из-за этого Гедеон отвлекся от девушки и начал осматривать прихожую, которая выглядела шикарной, но чрезмерно яркой. Ярко в ней было все, начиная от красного дивана и заканчивая вишневыми обоями. При этом все выглядело богато и, было сразу заметно, что хозяин данной каморки ни в чем себе не отказывает. Вокруг лежали всякие дорогие безделушки: бесполезные сувениры, средневековые вазы, мраморные статуэтки. На пурпурной стене висела большая картина. Кругом было и много всякой одежды, причем только женской. Все это было наполнено сдержанной ноткой шика и умеренного богатства. Гедеон даже начал завидовать Мишель, заглядевшись на убранства её квартиры. Ну а верхом его изумление стал момент, когда он увидел на деревянном столе ключи от машины…

Дело в том, что иметь транспортное средство для жителя Метса было престижно по той причине, что мало кто мог позволить себе такую роскошь, ведь на авто был огромный налог. Его ввели ещё десять лет назад, дабы прекратить губительное действие транспорта на окружающую среду и заставить жителей пересесть на электрокары и велосипеды; такая мера позволила избежать смога и потери пресной воды. А ведь эти явления стали основной причиной ухудшения жизни в промышленно развитой части Азии.

Гедеон снял кожаные туфли и отправился в комнату, в которой он уже успел налюбоваться издалека.

– Присаживайся, – сказала Мишель, показывая на мягкое удобное кресло.

Гедеон подчинился. Комната была маленькой, пунцового цвета, с большой и высокой кроватью. Освещёние было слабым и, Гедеон сразу догадался, что это та самая комната, в которой Мишель принимает своих клиентов. С некоторым отвращением он посмотрел на малиновое покрывало и розоватые наволочки подушек, представляя, сколько уже мужских тел побывало в этой комнате разврата.

– Так зачем ты пришёл? – ласково улыбаясь, спросила она.

На душе у Гедеон от её приветливого милого вида стало гораздо легче. И это было даже несмотря на его догадки о том, что Мишель, возможно, подумала о нём, как о простом клиенте, желающем получить от неё час удовольствий.

Просмотрев её прекрасное тело, Гедеон на мгновение действительно захотел стать простым клиентом, но потом оставшаяся частичка рассудка вдруг сказала ему, что, если он подчинится воле своей плоти, то непременно потом пожалеёт об этом.

Поэтому Гедеон сделал мрачное лицо и спросил:

– Вас зовут Мишель?

– Да, но какая разница?.. Ты такой смешной задумчивый нерешительный и ты мне так нравишься, – она подошла к нему уже совсем близко и Гедеон уже смог почувствовать её прекрасный запах.

– Я просто хотел с вами поговорить о том, чем вы занимаетесь.

– Вот сюда, – она показала на небольшой моноблок, лежащий на столе, – 30 юнитов.

И тут Гедеон уже полностью решился атковать, ведь 30 юнитов для него было слишком большой ценой за час сомнительного блаженства. Надо отметить, что наш герой не был расточителен.

– Я пришёл не затем, что бы с вами чем-то заняться, а только, что бы поговорить. Мне стало известно о вашем роде деятельности и признаться, я считаю, что вы абсолютно несправедливы к себе, занимаясь столь унизительной и мерзкой работой.

Тут лицо Мишель скривилось, а губы её злобно сжались. В глазах же её Гедеон заметил вдруг возникшую апатию и безразличие.

– Если вы пришли со мной просто говорить, то убирайтесь, – громко произнесла она.

После этих слов она улыбнулась и сказала:

– Как я не смогла увидеть в вас сумасшедшего фанатика, помешанного на всякой чепухе?!

Гедеон от такой реакции не просто покраснел, а даже побагровел; и при этом с трудом мог проговорить хоть что-то.

– Послушай меня, давай выясним,– попытался он направить разговор в правильное русло, но Мишель была настойчива и тотчас, размахивая своими руками, возразила:

– Ты попусту тратишь мое время.

– Да я могу заплатить, если ты о деньгах.

– Пошёл из моего дома, – злобно сказала она, а потом вплотную подошла к Гедеону с недовольной гримасой, но ничего не смогла сделать.

Гедеон встал с кресла и посмотрел ей в глаза. Воцарилась неловкая пауза и, они стали заглядывать в глаза друг друга, словно ожидая, кто первый произнёсет слово. Тишину конечно же прерывал нетерпеливый Гедеон:

– Разве вам не хочется поговорить о том, как изменить свою жизнь?

– Я вызову полицию, – почти крича произнесла Мишель.

Вдруг из другой комнаты послышался детский крик. Мишель тотчас рванула из комнаты, а Гедеон смог лишь выкрикнуть ей вслед:

– Ты поступаешь несправедливо к самой себе. Неужели ты этого не поймешь?

Оставшись один в этой дурацкой комнате, походившей на клетку, Гедеон во всю начал вкушать эту неприятную болезненную горечь, которую своими словами и жестами принесла ему эта презренная девица. После её недоброжелательного поступка только одна мысль осталась у него в голове: «И кто я такой, что бы судить или советовать этой девице? Я ведь своих родителей то полгода не навещал». Вспомнив о родителях, он расстроился и, его душу тотчас стала разъедать совесть; она будто говорила ему, что ты слишком отвратителен, тем, что пытаешься решить чужие проблемы, при этом совсем позабывая о проблемах собственных. Поэтому Гедеон исступленно захотел поскорее выбраться из этого развратного дома и отправиться к родным.

Но просто уйти он не мог, все та же совесть не давала ему это сделать. Он зашёл в комнату, откуда на всю квартиру раздавался противный детский крик и откудабыл слышен мягкий спокойный голос Мишель. Там он увидел бледного худенького мальчика с редкими волосиками, который лежал на кровати и безумно кричал; Мишель же гладила его по головке, целовала, а он только лежал и кричал, хлопая выпученными глазами; она так пыталась его успокоить, что совсем не заметила стоящего посредине комнаты Гедеона. А вот мальчик, как только заметил большой силуэт незнакомого мужчины, сразу же успокоился и перестал истошно реветь.

После этого Мишель все-таки заметила Гедеона и сердито сказала:

– Говори уже и убирайся.

– Наедине, без твоего сына.

– Я же с ребенком.

–Я подожду, – сказал Гедеон и тут же шмыгнул из комнаты.

Он вышел в прихожую и стал пристально рассматривать там красивую картину, на которой были изображены двух обнаженные девицы, распластавшиеся в шатре, в прекрасном солнечном саду. Тёмно-зелёные и желтые краски как фон для изысканных белоснежных тел красавиц переносили нашего героя в какое-то неведомое место, где царило спокойствие и свобода от страха и боли. Гедеон вдруг даже вспомнил про тот рай, который, по мнению Роузи, вот-вот должен прийти с приходом Мессии.

Когда Мишель пришла в прихожую и увидела Гедеона, созерцавшего прекрасную картину, она мягким тоном произнесла:

– Давай говорить, о чём хотел…

Гедеон перевёл на неё свой сверлящий взгляд и не увидел в лице Мишель никакого сходства с этой роскошной райской картинкой. Теперь наш герой легко смог заметить уставшее лицо этой девушки и её совсем безразличные, апатичные глаза, в которых была видна усталость от жизни.

– Тебе нужно измениться,– твёрдо проговорил Гедеон.

– В смысле?– с совсем глупой гримасой спросила она.

– Перестать заниматься такой мерзкой деятельностью. Ты губишь себя и тех, кто к тебе ходит.

В ответ она посмотрела на него какими-то полубезумными и в тоже время притягательными глазами, а потом таинственно сказала:

– Странно, а ты сначала показался мне приятным парнём и, я думала, что ты хочешь просто удовлетворить свою страсть. Так ведь ведут себя все нормальные парни – они все хотят от меня только удовлетвориться. Но ты какой-то другой – ненормальный, шизоидный. В твоей голове творится не пойми что. Это меня пугает! Я тебя боюсь, ты ведь можешь убить меня. Я знаю, ты способен на убийство… Эти холодные глаза – они смотрят сквозь этот мир и, они будто совсем безразличны к переживаниям этого мира. В твоих глазах живёт неистовая звериная злость, но ты сам этого даже не понимаешь.

Гедеон выслушал это с непроницаемым лицом. Будто бы согласившись со всем, что сказала Мишель, продолжил гнуть свою линию:

– Скоро с тобой начнут бороться и с такими, как ты… Не слышала про указ Правителя? Создается новый департамент, он может заняться тобой в ближайшее время. Знай, что перед ликом системы все мы бессильны, а поэтому может прийти время и никто тебе не поможет.

– Да мне плевать! Мне не привыкать к этому унижению. Через эту грязь я иду всю жизнь. А занятие своё я не брошу. Что бы ты от меня поскорее отстал, скажу, что сын мой болен, а без лекарств не проживёт и недели. А вот правительство не собирается оплачивать его лечение.

Тут на лице у нашего героя появилась гримаса сострадания, он очень мягко спросил:

– Что с сыном, чем он болен?

– Его зовут Мик, ему 7 лет. В своей бурной молодости я вела такой зажигательный образ жизни, что тебе и не снилось, – сказал она очень ярко, будто бы возжелав разжечь в сердце Гедеона огонь зависти. – Ты даже представить этого не можешь, потому, что таких, как ты уже отучили от простой порнухи. Жизнь казалось мне кладезью удовольствий и я не заметила, как забеременела… Я пила алкоголь, снималась в запрещённых фильмах, но при этом вынашивала плод своего мальчика. Однажды, отдыхая у одного друга, я почувствовала сильную боль в спине. Вызвали врача, отправили меня в больницу. Там мне сказали, что я на седьмом месяце. Об аборте не могло быть и речи: да и легче было бы родить, а потом убить ребёнка. В общем, потом роды и очень нездоровый мальчик. Куча всяких болезней у него: ходить он не может и при этом постоянно болеет. У него всё болит, живёт он с рождения в сильном мучении. И на всём этом лежит моя вина.

Эта печальная история совершенно выбила Гедеона из колеи в том плане, что он не знал, как стоит лучше ответить, дабы посеять хоть какую-то светлую надежду в сердце Мишель.

– Грустно это, – сказал он, понимая, что нужно хоть что-то сказать.

– Тебе это сложно понять.

– Нет, я понимаю, – совсем скупо, без эмоции и как бы на автомате, сказал Гедеон.

Но Мишель, видимо, обладала острой интуицией, заподозрив его во лжи.

– Да как ты же можешь меня понять? Ты мне даже незнаком!.. В каждом его крике я чувствую свою вину. Это невыносимо! Это словно какое-то безумие. Первое время после родов я жила в каком-то неведомом трансе, не осознавая, что происходит. Всё стало каким-то мрачным, тёмным и я подумала о том, что вот оно – наказание за все мои смертные грехи. Пошла в Храм, откуда и ты наверное пришёл, но вскоре в нём я разочаровалась, стала материалисткой. Хотя один раз я так плохо себя чувствовала, что даже подумала о сильном проклятии… И конечно мне хотелось покончить с собой, но потом я встретила хорошего психолога, он помог мне вылечиться, помог уменьшить мое чувство вины за искалеченную жизнь ребенка.

Гедеон посмотрел ей в глаза и всё равно не мог понять, искренне ли она рассказывает всё это или что-то недоговаривает, передергивая факты; он на секунду подумал, что истина в этом случае где-то посередине.

Мишель, заметив, как нагло и вульгарно Гедеон пытается разглядеть в ней что-то секретное – то, что лучше было не знать, тут же бросила:

–А теперь убирайся отсюда! Ты выслушал всё, что я могла тебе рассказать. Не думаю, что тебе надо знать больше.

Гедеон машинально стал надевать туфли, думая над тем рассказом, который ему поведала Мишель. Потом он выпрямился, посмотрел в последний раз на прекрасную картину с двумя девицами в саду и с опущенной головой вышёл за дверь. Прощаться с Мишель он не стал, посчитав, что это только поставит формальную точку над его пораженческим приходом.

Уже стоя в коридоре, он почувствовал неведомое почти блаженное чувство сопереживания незнакомому человеку и в этот самый момент будто бы сама жизнь стала для него интимно близкой.

Полностью осознав, что прибытие к этой девушке закончилось полнейшей катастрофой, Гедеон рассердился на свою слабость, слабохарактерность, мнительность. Он немного себя потравил в голове; поиздевался над собственной гордостью, над своей самооценкой и с мыслью, что стушевался перед презренной проституткой, машинально пошёл на выход, уже не замечая абсолютно ничего вокруг. Ему захотелось просто вырваться на улицу и в раздумьях побродить по городу пешим ходом. Ещё ему хотелось вдоволь надышаться свежим, осенним воздухом.

Но это был очень душный день и Гедеон, оказавшись на улице, сразу это почувствовал своими лёгкими: он стал задыхаться, потеть, чувствовать себя очень некомфортно и плохо. К тому же над ним давлели те переживания, которые ему удалось испытать только что.

Он шёл по улице совсем на автомате, не обращая на других прохожих никакого внимания. Он даже чуть дважды не врезался: один раз в велосипедиста, а другой в мусорный бак. А один раз он все-таки задел плечом прохожего, но тотчас машинально извинился.

После, он, совсем не думая, свернул на очень людную и шумную улицу, где толпы прохожих гуляли по освященному солнцем тротуару. Улыбки на их лицах прохожих заставляли Гедеона нервно содрогаться. Среди прохожих на этой улице были молодые юноши со своими девушками, дети с родителями, пожилые пенсионеры, темнокожие и бледнолицые – в общем, все они были в этот солнечный день такие красивые, веселые. Кто-то из безопасности продолжал носить на лице защитную маску. И напролом чрез них, никого не замечая, рвался Гедеон. Он будто был отшельник, изгой, который различен от всех не только тем, что идёт против всех, но и своим задумчивым видом и какой-то особенной энергетикой. Лицо его было полно нервного напряжения. Казалось, что вот-вот оно покраснеет, скривится и низвергнет со своих губ несколько слов от боли. Гедеон постоянно смотрел только вперед и мелькание чужих лиц, красивых и молодых, не давало ему возможности сконцентрировать поток своих размышлений на чем-то одном. Тут и яркое раскаленное солнце, объединившее сотни людей на улице, стало нашего героя раздражать своим ослепительным светом всё больше и больше. Немного пройдясь в нервном напряжении, Гедеон почувствовал усталость, головокружение и теперь он уже с отвращением подумал, какая же отвратительная сегодня погода, как же неприятен это проклятый свет, не дающий привести рассудок в порядок.

Наконец, пройдя сквозь оживленный поток людей, он вырвался на пустую улочку и с облегчением пошёл дальше. Неожиданно его взору предстал огромный билборд, на котором был изображен самый разыскиваемый террорист мира – Скайдо Хезли, а посредине фотографии была эпическая надпись большими красными буквами: «Злодей пойман! Спешите узнать все подробности на Площади Восстания».

От волнения сердце Гедеона забилось сильнее – это несколько облегчало его самочувствие. Он вдруг вышел из своего аутичного раздумья и даже смог вспомнить вчерашнюю новость, которую в баре огласил Ольсон. Вмиг Гедеон сообразил, зачем такой поток людей собрался вместе и куда-то идет. Он подумал, что они идут туда – на площадь Восстания, что бы узнать все о поимке этого негодяя, который столько лет мешал им крепко спать, а их детям спокойно выходить на улицу.

В момент такого понимания событий Гедеон испытал блаженное чувство своей избранности и несхожести со всем остальным миром. Он будто вознёс себя над всем другими людьми, когда вспомнил о своем старом знакомстве с Хезли – о том, что тот был его хорошим старшим приятелем, но лишь до того, как пошёл вершить историю своими руками и потерпел фиаско. Хотя, как фиаско? Хезли уже вошёл в историю! Он стал почти легендой и хоть плохой, но легендой. Теперь о нём напишут в учебниках истории, а его именем будут пугать непослушных детей. Уж точно никто не назовет своего ребенка таким отрицательным именем как Скайдо. А может это вскоре вообще станет не имя, а просто оскорбительное прозвище, означающее свирепого зверя – людоеда.

Конечно, Гедеон своего старого заблудшего приятеля не считал прям таки зверем, но для остальных людей, для этих милых улыбающихся прохожих, Хезли навсегда останется именно свирепым и кровавым зверем.

«Интересно, а если бы я согласился тогда пойти вместе с ним, то кем бы сейчас был?– задался риторическим вопросом Гедеон».

И, конечно, он знал, что в лице других стал бы таким же террористом – анархистом, но его мучил другой вопрос: а было бы столько дурной славы о нём, сколько сейчас о Хезли? Хотя это уже не имело бы никакого значения, ведь для Гедеона Хезли он всё равно проиграл. Проиграл потому, что умер раньше своих врагов, раньше режима и Правителя. Гедеон вынес ему смертельный приговор ещё тогда, когда отказался сражаться против правительства; тогда, когда революционные идеи показались ему проигрышными и ведущими к полной разрухе. И вот теперь произошло подтверждение прогнозов нашего героя – настал конец Хезли! И хоть этот великий человек, попытавшийся изменить мир, вошёл в историю, он все-таки проиграл.

Гедеон, смотря на красную надпись на белом фоне, произнёс свой печальный и одновременно жуткий вывод:

– От тебя, мой друг, оставалась лишь фотография, а теперь ты и вовсе исчез.

Набрав в лёгкие чистого воздуха и расправив плечи, Гедеон пошёл дальше, немного расстроенный и угрюмый. А уже через двадцать минут он оказался на большом вокзале, где-то и дело ходило множество поездов. Вскоре пришёл и его поезд с номером Е-253; тут же к дверям этого стального красавца выстроилась очередь и Гедеон смиренно встал в неё, будто бы позабыв о своей избранности. Через томительные минуты ожидания наш герой, наконец, добрался до дверей поезда; там он поднес свою левую руку к красному идентификационному дисплею и, услышав тихий разрешающий голос робота, прошёл в поезд.

Он присел на свое место и тут же обратил внимание на большой плазменном экран, на котором показывали очередное бессмысленное ток-шоу, вгоняющеё в тоску и уныние. Такая реакция на шоу была и у большинства пассажиров, за исключением нёмногих, кто обращал свой заинтересованный взгляд на телеэкран.

Поезд тронулся и стремительно развил огромную скорость. Гедеон стал внимательно смотреть вслед унылому Метсу, который всё больше и больше удалялся из виду, оставляя после себя лишь маленькое серое пятно, украшенное тусклыми блеклыми огнями. Дальше взору Гедеона предстали сухие пожелтевшие деревья и чёрная земля, мимо которых очень быстро пролетал поезд.

Гедеон вдруг заметил, что по телевизору начались новости, он тотчас стал ожидать главную сенсацию – задержание особо опасного террориста!

Однако молоденький диктор в иссиня – черном костюме начал свою передачу не с рассказа о поимке беглого Хезли, а с другой, не менеё примечательно новости – со встречи Председателя союза европейских религий и Духовного правителя Великой Азиатской Империи. Видимо эта встреча была на самом деле так важна, что перекрывала сенсационную новость о задержании суперизвестного на весь мир преступника, который несколько лет держал режим и его поданных в самом свирепом страхе.

После вступительных слов ведущего начался, по словам самого ведущего, исторический и грандиозный репортаж. Сюжет начался с того, как у невысокой черной трибуны толстый узкоглазый старичок, одетый в шафрановый азиатский балахон, пожал руку солидному высокому европейцу в классическом костюме. Вокруг были толпы людей: среди них извилистые фотографы, озабоченные журналисты и важные политики в строгих костюмах. Однако главные выделяющиеся фигуры были те двое представителей духовенства, которые жали друг другу руки; а остальные же просто составляли фон из смеси огромных белокурых европейцев с их брутальными скулистыми лицами и маленьких, похожих друг на друга, азиатов. Тут ведущий репортажа проговорил о том, как это историческая встреча поможет создать основу для слияния двух полюсов, двух миров, в единое космополитическое пространство. Что отныне проблемы войн, голода, эпидемий нас волновать не будут. После этого – те важные особы вместе, словно сладкая парочка, прошлись к большой черной машине и под сопровождением охраны поехали через радостную толпу ликующих людей; через толпу, которая неистово кричала и приветствовала своих героев. Видеокамера с вертолета показывала, насколько много людей собралось; сверху такое скопление масс напоминало большой человеческий муравейник. Большинство в этой толпе – китайцы, похожие друг на друга как две капли воды, – они оделись специально в яркие красочные одеяния, дабы создать своим видом особую атмосферу грандиозности и торжественности. Все они с улыбкой на лице исступленно махали своими ручками, будто бы искренне видя в этой исторической встрече пролог к взаимовыгодному сотрудничеству с большой Европой.

Потом стали показывать, как чёрная машина остановилась у огромного императорского дворца с колоннами. Из машины под пристальным присмотром огромных охранников вышли два важных переговорщика, а потом тут же направились в роскошный золотистый дворец, излучающий всем своим светлым видом богатство и величие Азии. Здесь картинка сменилась на высокий величественный зал из золота и драгоценных камней – там под дулами фотоаппаратов оба переговорщика о чём-то мило побеседовали за столом, а потом стали подписывать какие-то важные документы. Сразу же диктор начал говорить о том, какие выгодные договоры о взаимном сотрудничестве и укреплении двух великих режимов подписаны, а потом стал их перечислять.

После этого слово дали экспертам и самые влиятельные специалисты в области политики, культуры и религии произнесли пафосные речи, о том насколько это встреча важна на пути всеобщего братского объединения и укрепления единого духа гармонии во всем мире. Все они были едины в том, что эта встреча поистине грандиозна в своем величии и значимости, а последний эксперт – старый седовласый мужчина, лицо которого было покрыто какими-то пятнами, оспинками и болячками, вообще заявил:

– Это шаг для создания единого пространства, не имеющего никаких границ на территории всего земного шара. Этим историческим визитом разрушена последняя стена между двумя великими цивилизациями, это пролог для настоящего объединения. Поистине, мы стоим на пороге новой цивилизации, не имеющей аналогов в истории человечества. Наше сотрудничество с Азией должно стать шарниром времени. Мы входим в новую реальность космполитического единого пространства под знаменем новой духовной идеологии «Нью-Эйдж». Отныне все общечеловеческие проблемы, такие как глобальное потепление, войны, экономические кризисы, пандемии мы будем решать в едином порыве…

На этом сюжет, который продлился минут десять, благополучно завершился. Никакого интереса у Гедеона встреча европейского министра по делам религий, заместителя Великого Храма и какого-то азиатского монарха – супербогача не вызвала. Очередная попытка сблизиться двух полюсов рассматривалась им как ошибка, аберрация; не верил он в соединение этих идеологически противоположных цивилизаций и рассматривал такую встречу не как великое историческое событие, а скорее как банальную имитацию какой-то важной рабочей деятельности. Невозможно, по мнению нашего героя, было взять и смешать в один котёл трудолюбивых азиатов с из фабриками и современных европейцев с совсем другим менталитетом, а потом из всего этого получить что-то общее с какой-то духовной приправой; или получить было можно, но только Гедеон не знал, что именно, а поэтому и относился к этому не серьезно. Он слушал весь репортаж между позёвываниями, совсем не вдумываясь в значение тех слов, что сыпались изо рта диктора. Но вот когда диктор с серьезной гримасой на лице заявил, что в западном Метсе задержали целую группу террористов из «СРС», Гедеон тут же навострился и в его глазах появился блеск заинтересованности.

А диктор с всё той же серьезностью продолжил:

–По данным Комитета Расследований среди террористов оказался сам Скайдо Хезли – особо опасный убийца и преступник, он считается лидером террористической организации «Союз радикального сопротивления».

Гедеон оживился, он приготовился увидеть что-то поистине захватывающее и интересное. А на большом экране тотчас появились давно забытые кадры, на которых группа вооруженных автоматами мужчин в балаклавах бегают по плохо освященному туннелю метро и расстреливают всех, кого встречают на своем пути. Под эти кадры ведущий репортажа проговорил, что сейчас зритель может воочию узреть всю звериную сущность той организации, лидером и основателем которой считается пойманный Хезли. На экране появился сам ведущий репортажа – выхолощенный, отличающийся худобой, молодой человек, который со страхом вцепился в большой микрофон. Стоял этот ведущий на фоне большого синего фасада главного здания Комитета Расследований и говорил о том, что, возможно, ещё совсем недавно здесь допрашивали отпетого негодяя, унесшего так много невинных жизней. После, ведущий проговорил, что вероятней всего Скайдо до судебного заседания отправили в самую охраняемую тюрьму Деладор, в которой содержат самых опасных преступников. Закончился же репортаж торжественной речью высоченного стройного мужчины в белой форме с красными погонами – Скота Литарда, председателя КР:

– Скайдо Хезли арестован, он сейчас даёт признательные показания. В самое ближайшее время будут проведены необходимые следственные действия, будет собрана мощная доказательственная база, и тогда мы сможем по всей строгости наказать этого страшного человека, который годами наводил на людей смертельный ужас только своим именём. Если вина Хезли будет доказана, а в этом я не сомневаюсь, ему грозит высшая мера наказания, то есть публичная смертная казнь через повешение, – спустя небольшую паузу он завершил, – остальные участники также уже дают признательные показания о своей преступной деятельности в «СРС».

На этом репортаж бесславно закончился, но у Гедеона тут же возникли серьёзные подозрения к правдивости всех сведений, которые передали с экрана. Ведь ни живого Хезли, ни даже того места, где его задержали, не показали!

«А не грамотно ли это выстроенный политический ход?– тут же задался вопросом Гедеон. – А жив ли вообще наш герой? И стали бы патрульные задерживать его, зная, как много проблем он может принести? Скорее бы убили – да 90 процентов, что так и сделали! Скайдо явно не был безоружен и уж, конечно, стал бы сопротивляться. Да и спать в таком небезопасном месте он бы не стал – не его это уровень. А значит – точно убили. Сейчас… А может давно, но объявили о задержании сейчас, сделав мощный рекламный ход. Но почему именно сейчас?»

Плешивый мужчина в очках с глазами на выкате, сидевший рядом с Гедеоном, в это время неистово торжествовал:

– Поймали, наконец, негодяя. Теперь можно хоть спокойно ездить на поезде и за жизнь свою вовсе не опасаться.

Но вот Гедеона эта новость нисколько не успокаивала; и даже не столько из-за своего скептического отношения к ней, сколько по причине того, что деяний своего старого приятеля Скайдо и его организации, он никогда нисколько не опасался. Почему-то Гедеон никогда не боялся, что его жизнь может изменить или вообще забрать какой-нибудь акт террора; он к этому относился как-то проще, будто бы вовсе игнорируя вещи, которые происходят не по его воле и одновременно веря в то, что судьбу по большому счету изменить нельзя, а поэтому стоит просто с ней смериться. Из-за этого Гедеона зачастую терзали не переживания насчёт того, что его жизнь вдруг может прервать злобное действо «СРС», а думы о каких-либо незначительных мелочах. Однако сам он относился к таким мелочам или пустякам очень серьезно и считал их чрезвычайно важными хотя бы из-за связи исключительно со своей персоной. Поэтому подумав немного о Скайдо, он с тревогой переключился на размышления об отношениях со своими родителями; как будто это было намного важнее, чем такое историческое событие, как поимка Скайдо. И так ведь было на самом деле, по причине того, что отношения со своими «пращурами» были для него сугубо личными, а вот Скайдо уже давно отдалился…

О предстоящей встрече с родителями Гедеон думал с тревогой, а иногда он даже впадал в оторопь от своих дум; только он представлял, как его отец, а ещё хуже мать узнают, что его отчислили из Академии по подготовке кадров для КР, то сразу внутри него что-то переворачивалось. Но Гедеон, как всегда, это стоически терпел – на лице его эта боль не проявлялась. Хотя, пожалуй, взгляд его был чрезмерно напряжен, а брови так сомкнуты, что поверх них появились ровные морщины. Но все это было мелочи по сравнению с тем, что происходило в его душе.

А тем временем поезд летел с бешеной скоростью, сотрясая пыль со стальных рельс; уже через пять минут он должен был добраться деревеньки, где проживали родители Гедеона. А пока из окна поезда виднелись маленькие симпатичные домики приятных тонов на фоне желто-зелёной листвы и деревьев. Весь осенний пейзаж излучал спокойствие, безмятежность и эту опасную дьявольскую пустоту.

Когда поезд остановился у платформы, Гедеон быстро вырвался из душного вагона и сразу почувствовал всей своей широкой грудью свежий воздух своего детства, напоминающий о незабываемых моментах прошлого, которые уже невозможно вернуть.На Гедеона нахлынули воспоминания о детстве, родном доме, родителях, а вместе с этим он почувствовал не только блаженную радость, но и в тоже время грусть и едкое разочарование. Чуть расстегнув свою рубашку, он словно заезжий скиталец пошёл, осматриваясь по сторонам.

Казалось, ничего в этом городе не изменилась: все те же белые двухэтажные домики, украшенные превосходными ставнями и аккуратными садами, узкие переулки и сплошные пешеходные улочки. Здесь, как и много лет назад царила атмосфера сельской местности: жители предпочитали машине велосипед, а стильной элегантной одежде удобную и практичную. Но всё же определенные изменения в жизни города были внесены – Гедеон это заметил, как только вышел из вагона. Это были всё те же вездесущие дроны, рассматривающие своим всевидящим оком каждого приехавшего. Гедеон отнёсся к ним абсолютно индифферентно, так как не счёл, что они не смогут омрачить своим присутствием такую прекрасную атмосферу, которая царила в этом милом городке.

Не торопясь, пройдя минут десять, Гедеон оказался на большом пересечении дорог, посреди которого величественно стоял большой фонтан, который являясь главной достопримечательность деревушки, низвергал из множества каналов прозрачную чистую воду. Гедеон жадным взглядом посмотрел на роскошно льющуюся воду и задумавшись о том, насколько же мучает его жажда и насколько это прозрачная вода не пригодна для питья, он зашёл в темный переулок и через минуту вышел к небольшому двухэтажному домику с каменной облицовкой, ограждённому невысоким деревянным забором. Это и был родной дом нашего героя, в котором он прожил аж до 17 лет.

Пройдя через забор и тусклый газончик, Гедеон постучался в старую, деревянную дверь, а потом увидел в окно свою мать, одёргивающую штору.

Она открыла ему дверь, а потом скупо сказала:

– Здравствуй, сынок.

Мать никогда не была щедра на радость, восторг и улыбку, а поэтому встретила сына лишь словесным приветствием; при этом своим худощавым лицом она нисколько не выразила никаких эмоций.

– Привет, как поживаешь?– отвечая таким же бедным на эмоции выражением лица, спросил Гедеон.

– Неплохо, совсем неплохо, – ответила мать, невольно сделав совсем грустное лицо.

Никаких объятий, поцелуев, нежных родственных приветствий после этого не последовало. Так уж было заведено в их семье – холодность и бесчувственность текли по их венам.

Когда Гедеон зашёл в дом и посмотрел сверху вниз в лазоревые глаза своей матери, то увидел в них усталость, слабость и тоску. Сама мать выглядела не так хорошо как раньше. Все-таки сказывался возраст, к тому же у неё появились новые морщинки. Но при этом она оставалась в хорошей физической форме: у неё не было, ни лишнего веса, ни больших мешков под глазами.

Мать улыбнулась и весьма серьезно, но без лишних эмоций произнесла:

– Мы давно тебя ждали. Думали, ты приедешь неделю назад. Я каждый день сидела у окна, ожидая, что ты появишься. Ждала так дня три и каждого, кто приходил к нам, я принимала за тебя. И теперь ты вернулся, когда мы уже не надеялись, что ты приедешь, – мать сделал небольшую паузу, – ты не представляешь, как я по тебе соскучилась… Сложно было без тебя.

Она проговорила такие сентиментальные, чувственные слова и при этом не показывала свою эмоциональность ни интонацией, ни выражением лица.

– Мне тоже было сложно, я тоже скучал, – сказал Гедеон, выдавливая из себя эти слова, будто бы насильно заставляя свой рот говорить.

Возможно, так было потому, что на самом деле по своей матери он вовсе не скучал. Гедеон вообще не знал, что значит скучать по своим родителям и даже наоборот, вдали от них чувствовал себя намного лучше. Он и сам так считал, что истинная любовь к родителям появлялась у него, когда он с ними расставался.

– Пойду, разбужу отца, а ты иди на кухню. Будем пить чай, – сказала мать и тотчас поскакала по деревянной спиральной лестнице на второй этаж.

Гедеон пошёл на кухню, осмотрелся, присел, а потом налил из прозрачного графина стакан воды и тотчас утолил свою жажду приятной жидкостью.

– Вот оно – возвращение блудного сына, – сказал отец Гедеона, входя с высоко поднятой головой на кухню вперед матери.

Отец сразу же доброжелательно протянул сыну свою мощную руку, которая в отличии от руки сына имела толстые и очень мощные пальцы. Сам отец выглядел довольно старым человеком: у него были седые помятые волосы, круглое морщинистое лицо и огромная покладистая борода – этакая бородища Маркса, которую отец носил сколько себя помнил. Она тоже стала отдавать сединой, вкупе с уже большим торчащим вперед животом сильно старила отца.

– Ну давай рассказывай, как тебя угораздило вылететь из академии? – без особой злобы, но с насмешливой язвительностью спросил отец.

И тут всё, о чём предполагал Гедеон сошло на нет, так как они уже всё знали! Родители каким-то образом знали. Но откуда, подумал Гедеон. Этот вопрос стал проноситься в его голове и он вдруг начал ощущать себя, ничего не понимающим дурачком.

– Да ладно, можешь ничего не говорить. Пусть это останется тайной,– сказал отец, совсем запутав своего сынка.

Мать язвительно добавила:

– Сейчас скажет, что это из-за мерзкой тётки, которая перешла дорогу от своей гнилой натуры.

После этих слов мать стала наливать чай.

– Почему так долго не появлялся? Мы ведь волновались о тебе, а ты даже не соизволил отписаться, – спросил отец, сев напротив Гедеона и заставив тем самым своего сына чуть засмущаться.

– Теперь я не пользуюсь компьютером, слишком большие штрафы и налоги вынудили отказаться от интернета, – невнятно проговорил Гедеон.

– Мог бы просто приехать. Час пути, – сказал отец, – мы всё ждали, когда ты приедешь. Думали, гадали, когда же твой запал вольного сосунка кончиться? И, наконец, дождались…

– Я ведь приехал просто дом родной навестить, а завтра уже вернусь в Метс, – стесняясь, ответил Гедеон.

– Значит запал не закончился, – насмешливо сказала мать.

Отец бодро произнёс:

– Ты не расстраивайся, насчёт Академии. В жизни часто так случается, что дело твоей жизни рушит какой-нибудь ничтожный человечек. Но время расставит всё на свои места. Злость то твоя уймется; она то ведь есть в твоем сердце, её то не может не быть. Я ведь сам это вижу, вижу, как ты её скрываешь, но родного отца не обманешь… Но потом, может, поймешь, что к лучшему это все и даже поблагодаришь злую судьбу за то, что свела со всяким гнильём. Главное нос не вешай. Не становись неудачником и смотри в будущее.

Отец сказал именно те слова, которые Гедеон услышать очень хотел и при этом, меньше всего ждал. От удивления Гедеон даже немного изменился в лице: напряжение спало, скулы расслабились, а брови разошлись. Будто бы наш герой вновь оказался в зоне комфорта, вновь почувствовал теплоту домашнего очага.

Мать положила на стол чай, а потом стала накладывать из большой кастрюли суп, от запаха которого у Гедеон сразу начали течь слюни. А вот отец по-прежнему продолжал говорить, подбадривая своего сына:

–В моей жизни ведь тоже были свои вредители. Да знаешь, сколько их было? Захочешь всех упомнить, так и не упомнить уже. А все по тому, что жизнь у меня слишком насыщенная и пакастников, желающих меня уничтожить была целая свора. Сколько я из-за них потерял в свои годы? И ведь даже под стражей был из-за их лживых слов, но теперь даже лиц их не вспоминаю и злоба вся прошла…

Гедеон с радостью понял, что родители с пониманием относятся к его трудному положению и всеми силами стараются его поддержать. Такое хорошеё отношение делало его более открытым и искренним. Теперь он уже говорил совершенно откровенно, не боясь ничего скрыть или утаить. Он сказал:

– Приятно слышать, что вы меня понимаете. Но все же я хотел бы знать о там, как вы узнали о моём отчислении. Ведь я же стыдился этого первое время и скрывал…

– Да как же такое скроешь? – удивленно спросила мать, положив Гедеону тарелку с супом, – о таком даже в журналах пишут.

– Да брось ты его путать, – басом проговорил отец, – когда ты не стал отвечать на звонки, мы сразу забеспокоились и начали звонить в Академию. Вот там то нам и сказали такую новость. Мы друзьям твоим начали звонить после этого и они рассказали про эту гадкую Ясоу и я сразу все понял.

Мама наложила тарелок с супом на всё семейство и все медленно начали трапезу.

Неловкую тишину, которая продлилась совсем недолго, прервал отец своими словами:

– Я ведь знаю, что это за мерзкая змея по имени Ясоу.

Гедеон не обратил на это никакого внимания и продолжал есть, а вот отец отошёл от супа и продолжил говорить:

– И как же это возмутительно! И ты хоть и злость свою уйми, так как она тебе не помощник, но такой вздор никогда не забывай. Ибо это преступление, как и всякая ложь. А преступление должно быть наказано. Или мы зря молодость свою отдали на служению делу великому? Или наши братья погибли ради того, что бы всякая Ясой себе позволяла такое самоуправство.

– Сынок, ты лучше расскажи, чем она тебе так навредила? – спросила мать , нарочно перебивая яростный порыв отца.

– Обвинила меня в том, что исследовательская работа моя чистый плагиат и при том даже никаких доказательств не привела. Это для бывшего работника КР край глупости и непрофессионализма. Хотя я усмотрел в её поступке какую-то личную неприязнь лично ко мне..

– Значит был плагиат,– уверенно произнесла мать, заставив Гедеона оторопеть от удивления. Он насупил брови, сделал серьезный взгляд, разозлился и немного обиделся.

– Я же сам писал, так значит это моё. Я все пишу сам, – шипящим голосом ответил он.

– Станет она к тебе по пустому поводу лезть. Этакий ты особенный у нас, – сказала мать, – просто схалтурничал, признавайся… А то выдумал тут нам…

– Да моё это было, – злобно ответил Гедеон в раздражении от того, что мать сочла его лжецом.

– Твое было бы, так и не стала бы она к тебе лезть с претензиями, – холодно сказала мать.

– Я же говорю, что моё! Ты вообще, почему мне не веришь? Или тебе она ближе, чем я…

Отец хотел вмешать, но мать перебила:

– Тебе сынок только дай волю, так ты такого насочиняешь. Станет ли такая женщина так предвзято к тебе относиться? Дам ведь одни профи сидят, а не дурочки какие-то. А ты у нас мальчик с особенностями и никогда особо в лидерах не был замечен.

– Вот так значит! – исступленно бросив взгляд на мать, произнёс Гедеон. – Может скажешь ещё, что я вовсе твоих надежд не оправдал и в этом целиком моя вина? Я же такой слабак, что не дожал эту Ясоу, что не прошёл через неё. Ты же меня винишь больше, чем всех остальных. Так скажи же, что совсем мною недовольна – что я вовсе не оправдал твоих надежд. Быть может, ты и вовсе заяви, что жалеешь о том, что меня родила или о том, что я вырос таким. Из глупой куклы – таким… Так знай, что не просил тебя об этом. Бремя своё я несу не по своей воле, а тебя разочаровываю вовсе не из-за прихоти.

Мать нисколько не отреагировала на такой яростный выпал сына и продолжила есть, а отец решился и сказал:

– Ну что ты такое говоришь, сынишка? Да это же твоя мать, которая тебя вырастила, которая тебе жизнь дала, а ты… Она ведь просто видит в тебя ребеночка до сих пор, поэтому полностью…

– Извини, – резво сказал Гедеон, а потом неловко дотронулся до плеча матери, – всё-таки я вспылил, переборщил. Я это с пониманием признаю. Слишком уж расстроило то, что не хочешь ты верить своему сыну, а вместо этого веришь какой-то женщине, которую ты даже не знаешь.

Мать нисколько не отреагировала, а отец вмешался:

– Надо жалобу было накатать на неё, а то вздумала такое творить. Я тебе сейчас покажу, как мы в свое время все свои проблемы решали. Только нужно будет на чердак подняться. Там много изменений обнаружишь.

Мать опустила голову, бездумно посмотрела в суп и никак не отреагировала на слова отца. Гедеон же без удовольствия продолжал есть суп.

– Ты ешь, подкрепляйся, а то тебе нужны силы. Стал таким доходягой, что смотреть на тебя больно. Будто тебя голодать заставляют.

– Ты сам молодой был куда худощавей, – возразила мать, нарушив своё безмолвие.

– Так это и было во времена голодные, а сейчас…

– А сейчас тоже голодные. Еды то много, а нормальной и не сыскать – сказал Гедеон, улыбаясь,– так ещё и воды нет нормальной.

– Приезжай сюда и кормись, набирайся сил и решай чем тебе в ближайшем будущем заниматься. Отчислили, ну и плевать на это! Во всем есть свой знак провидения. Вот у меня в свое время тоже была возможность в полицию поступить, и теперь бы уже лежал в гробу, наверное; то было бы, если бы судьба не вмешалась, не сделал меня революционером.

– Ну что ты такое говоришь? Какая ещё полиция? – улыбаясь, спросила мать а отец лишь махнул рукой.

Гедеон доел суп, не обращая на слова отца никакого внимания; уж слишком много переживаний бурлило в его душе после выпадка гнева против матери и эти переживания, которые он старательно сдерживал, никак не давали ему спокойно слушать своего отца.

Мать же подхватила речь отца и решила его поддержать. Однако сделала она это по своему, по-женски, то есть выразилась не совсем корректно:

– Твой отец был среди первых, кто поддержал Новый Порядок и приход нашего вождя – Верховного Правителя. Ещё он поддерживал переход к традиционному обществу. И, между прочим, в прокламации о праве низов свой след оставил.

– Серьезно? – с удивлением спросил Гедеон, как только распознал смысл слов матери.

– Не всё верно! – поправил отец. – Я ведь не Правителя поддержал, а будущее всего человечества. Идеи у нас тогда были поистине грандиозные. Причем настолько, что коммунизм Маркса в сравнении с ними можно считать – идеологией скотской… Мы бились за великое царство, власть над которым будет принадлежать лишь закону Господнему. А вот Верховный Правитель уже потом пришёл как некий символ. И мы вообще-то его не звали… Что ж, лично я к нему равнодушен, – подытожил отец.

Гедеон досыта наелся, молча слушая говорливого отца, производившего на него не такое-уж большое впечатление. Так было из-за того, что отец рассказывал о своих революционных похождениях и раньше, но при этом всегда разбавлял свои интересные рассказы кучей заумных идей, которые приземленный Гедеон считал просто философской бредятиной, выдуманной какими-то хитроумными мошенниками, стремящимися запудрить голову простому народу. Поэтому ко всему этому идеализму отца наш герой относился скептически, он больше верил в силу рока, чем в какую-то человеческую волю, способную созидать и преобразовывать.

– Пойдём, я тебе кое-что покажу, – произнёс отец с особой важностью. Встав со стула, он тут же рванул к лестнице. Мать стала говорить о том, что нужно сначала доесть, но отец резко ответил:

– Сейчас вернусь и поем.

Гедеон пошёл за отцом. Поднявшись по винтовой лестнице на второй этаж, они подошли к небольшой дверке, спрятанной за ширмой. Отец раздвинул ширму, открыл дверь и тут же пошёл вверх по крутой деревянной лесенке, ведущей на чердак.

Чердак был весьма просторный, но в тоже время низок; там было чисто, прибрано, а беспорядок и хаос царил только на большом столе, напротив маленького окошечка – там лежала куча книг, тетрадей и листов с рукописью.

– Теперь это моё место уединения, – торжественно произнёс отец, разводя руками.

– Ничего себе! – воскликнул сын, удивляясь увиденному.– Ты и впрямь здесь постарался. Помнится мне, что ничего такого раньше здесь не было.

А раньше там действительно был простой, заброшенный чердак, в котором хранились всякие ненужные вещи. Но за последнее время отец сделал из него свой уютный тихий кабинет, в котором он мог спокойно поразмышлять над прожитой жизнью и усердно поработать над своими мемуарами.

Отец подошёл к стене, что была чуть ниже самой кровли, а Гедеон уже увидел его держащим в руках автомат. Отец передернул затвор и стал играючи прицеливаться куда-то в окно.

– Вот этим мы раньше и устанавливали порядок и справедливость. Брали такую вот винтовку и восстанавливали себя в правах, проливая кровь, – с улыбкой до ушей, сказал отец. – А что делать было? Иначе никак. Разве путь к свободе может быть легким? Разве комфортом добьешься чего-то? А эта поганая Ясоу тогдабы умоляла у тебя прощение за свою ложь… Эх, ты только представь себе эту картину: вина и возмездие – справедливость! Она солгала и сразу получила сполна. А теперь о таком и мечтать нельзя. Тотальный контроль убил справедливость, равенство, братство. Даже оружие – сакральный символ нашей великой победы над либералами, запретили. Эх, родненькая винтовка моя, – произнёс он, красуясь с этим грозным металлическим оружием в руках, – теперь тебе лишь пылиться на чердаке, а раньше я бы передал тебя сыну.

Смотрелся отец в этот момент воистину очень грозно и воинственно: лицо его украшала роскошная седая борода, а тело черная как смоль рубашка, в руках же был опасный автомат. При этом, оружие будто молодило отца, сделало его совсем похожим на живого энергичного революционера.

– Именно этой винтовкой я вбивал гвоздь в гроб нашего либерализма, нашего греховного потворства, нашей слабости. Видел бы ты меня тогда: молодой статный атлет с густой черной бородой. Но потом всё это захлебнулось и Новый Порядок стал ещё хуже прошлого.

– Да ты и сейчас смотришься круто, – совершенно искренне заметил сын.

– Да брось! Я сейчас старый и дряхлый домосед. Сижу тут, вспоминаю свою жизнь и пописываю мемуары о своей молодости. О тех временах, когда был революционером. О том, как вершил историю своими руками – я оставил свой след в прокламации европейского братства.

– Да, ты великий. Мне есть, чем гордится.

Отец повесил автомат на стену, а сам присел за стол, говоря:

– Как я уже говорил, тебе обязательно сейчас нужно чем-то заняться сынок. Эта кажущаяся статика в политике нашей не более, чем пролог к великим историческим событиям. И ты должен во всем этом участвовать. Это самое главное, это цель твоей жизни. Не просто наслаждаться жизнью, словно животное, есть, пить и спать – так ты будешь подобен либералам, а именно участвовать в великих свершениях. Это твоя экзистенция – твоя главная цель. А просидев в своей коморке всю жизнь, к концу ты будешь словно старый несчастный младенец. Так что доверься воле судьбы и иди вперед к новому миру.

Гедеон серьезно смотрел на отца, который через небольшую паузу продолжил:

– Сейчас ты даже не думаешь об этом… А если я расскажу о тех предположениях насчет того, что будет лет через 10, то ты мне не поверишь. Но я ведь прожил уже многое и знаю, как быстро все меняется и те идеи, которые казались нам фантастическими сейчас воплощены в реальность…

– Так за это вы так рьяно боролись? – спросил Гедеон из желания прервать, наконец, этот благой порыв отца. – За тотальный контроль и за власть одного человека над всеми нами вы воевали?

– В том то и дело, что нет. Мы никогда не шли умирать за Правителя. Мы умирали за идею нового мира, за идею победы над смертью. Мы желали торжества духа. Но наше великое дело – не завершено. Наоборот, оно встало на полпути, на жесткую грань, на ребро. Иногда, что бы победить, нужно приблизить врага – разозлить его. Ещё один шаг вперёд и тогда – победа или крах.

– То есть нужна ещё одна революция? И теперь нужно к чему идти? К всеобщему благу во имя чего?

– Мы мечтали дать людям смысл жизни, великую идею, ради которой стоило бы умирать. Наши головы мыслили эсхатологически, мы хотели донести до других людей это знание. За это мы и воевали. Мы были революционеры, радикалы, партизаны. Нас всех объединяло безудержное стремление к иллюминации всего существующего миропорядка. Но зло, которое мы отправили в бездну, вскоре было заменено Верховным Правителем… Не знаю почему, но любая власть на этой грешной земле оказывается порочной, безнравственной и преступной. Это странно. Ещё я заметил, что каждый безбожный народ стремиться заменить Бога Истинного на бога лживого. И как многобожник высекает из камня презренного истукана, что бы потом ему поклоняться, так и целые народы заменяют свое естественное стремление к вере на глупость – на веру в своего вождя. Так народ без руководства Божьего всегда будет искать себе деспота – тирана, который укажет ему, что делать. Ибо жить человек без приказа не сможет и пусть деспот народ унижает, презирает и возвышается над ним, но только тиран этот умрет, народ сразу скажет: «Верните нам его. Он покажет нам путь, он вернёт справедливость». Но это все лирика по сравнению тотальным контролем…

Гедеон с изумлением слушал, как отец поносил и оскорблял Правителя, но по сути сам Режим; тем самым отец совершал уголовное преступление.

Гедеон очень тихо, будто бы боясь, что кто-то его прослушивает, произнёс:

– Я и не знал, что ты так настроен против нашего Правителя.

– Он – выскочка! Появился вдруг откуда-то и прибрал к рукам власть. Иногда, я вообще думал, что он ставленник либералов и хочет нас просто обмануть. Но все оказалось гораздо страшнее: к власти пришла неведомая доселе по своей жестокости сила. Сила диктатуры, основанная на тотальном контроле, чипизации и полнейшем порабощении человека как свободного индивида. А может власть, таким образом, просто мутировала…

Гедеон усмехнулся:

– Диктатуры? Свободного индивида?.. На что боролись – на то и напоролись. Но как же все эти божественные догмы, заложенные в основы строя?

– Прикрытие. Ширма. Уютное покрывало для иерархичной кучки клерикалов, заменившей закон Божий на службу своим богатым хозяевам.

– Я с тобой во многом согласен, но в чем смысл говорить про это? Пока в сознании людей не сработает какой-то сдвиг, и они не поймут, что власть не так уж хороша, то не восстанут они вновь и ничего не изменится.

Отец почесал свой морщинистый лоб, задумался и сказал:

– А как же Хезли и его «СРС»?– отец с блеском в глазах посмотрел куда-то в сторону,– ух, та маленькая группа людей, рискующая своими жизнями во имя великой идеи. Сколько дел они уже натворили?!

На это Гедеон так сильно расхохотался, что его громкий смех стал слышен даже на улице. Смеялся он искренне – по-настоящему. А все потому, что в его голове сразу всплыла свежая новость о поимке Скайдо Хезли.

– Хезли, Хезли. Взяли нашего героя – теперь ждет его эшафот унизительный.

– Да не может быть! – воскликнул отец, – Его же недавно ещё везде показывали, мол разыскивается преступник. На всех плакатах его физиономия торчала.

В лице отца все больше проявлялась эмоция разочарования, которая будто убивала в его глазах надежду. Гедеон наоборот взбодрился, ему, будто нравилось поражать отца такими новостями. Он уверенно сказал, глянув на встревоженного отца:

– Разыскивали и разыскали… Он с группой ходил через эпохальную стену, а потом его задержали. Хотя может, нет. Может его убили давно, а теперь крутят и рейтинг делают из него. В любом случает такая громкая фигура, в которой больше рекламы, чем качества, выгодна для правительства.

– Террористического качества имеёшь в виду?– с задумчивым видом спросил отец.

– Скорее качества борца против режима. Я ведь общался с ним о многом, и он ведь очень был фанатично настроен сместить власть, а на деле стал простым уличным разбойником.

Отец разочарованно посмотрел в сторону стены и с умным лицом стал говорить:

– Да я же его знал, когда ему 10 лет отроду было. Такой хороший мальчишка, умный, во всем разбирался и за свою честь всегда горой был. И отца я его знал – такой же человек чести. Так что ты не особо смейся то, Хезли не так уж плох, как о нём молвят.

– Может быть. Мне он ничего плохого не сделал, но для других радикалов он пример явно не положительный пример – детоубийца, террорист. Эх, чего только про него сейчас не говорят, даже вспоминать все эти помои неприятно…

– Ну а ты хотел, что бы о нём оды стали петь хвалебные? Он враг режима, а режим контролирует все, и очернить человека, превратить его в негодяя, – не составляет для них никакого труда. С этим лицемерием я столкнулся, как только из под маминой юбки стал вылезать. А сейчас все вообще сильно запуталось и лишь истинный профи может весь этот мир, в котором мы живем раскусить.

– Ты ли такой профи? – улыбаясь, спросил сын.

– У меня опыт, я все насквозь вижу и ни чему не верю. А вот так, что бы сразу втиснутся и раскусить – это не многим под силу.

Отец перестал говорить, а Гедеону не захотелось продолжать беседовать; вместо этого, он решил насладится прекрасными секундами тишины, которая длилась и длилась. Отец сидел задумавшись, а Гедеон расслабленно стал осматривать все вокруг.

Потом, однако, Гедеон решил нарушить свое молчание:

– О чем хоть пишешь-то?

Отец покачал головой и медленно стал отвечать:

– Да мемуары. О молодости, о войне и все такое.

– Это понятно. А конкретнее? Мне бы подробностей разузнать.

– Не буду ничего говорить, даже тебе. Поскольку отношусь к этому делу с особым трепетом и любовью. Это ведь как какое-то сакральное сотворение – оно в таинстве должно быть и никому неизвестно… Но когда все будет готово, так и начитаешься досыта сынок.

– Интересно, – сказал Гедеон, позёвывая.

– Спать что ли, желаешь? Так иди, выспись. Здесь воздух то чистый, не то, что у вас в городе.

– Я был бы не против поспать.

– Так иди в свою комнатку – там ничего не изменилось с твоего отъезда.

Гедеон медленно вышел из чердака, а потом отправился в свою старую добрую комнатку, в которой он провел 17 лет своей жизни и которая, кажется, за столько лет успела пропитаться энергетикой нашего героя. Комната была маленькой, со скучными светлыми стенами и обшарпанными изрисованными обоями. Справа была небольшая кровать, а слева стоял небольшой деревянный столик, который уже давно состарился и стал похож на настоящую рухлядь. Впереди было небольшое квадратное окошко, открывающеё вид на задний дворик и большой трёхэтажный дом.

Когда Гедеон зашёл в комнату, на него сразу нахлынули теплые воспоминания о детстве, проведенном в этой каморке. Гедеон с грустью посмотрел на стол, за которым он, будучи совсем юным школьником, сделал так много домашних заданий. Потом он глянул на свою кроватку и сразу вспомнил о тех сонных и бессонных ночах, проведенных в давно ушедшие годы прошлого. Глянул Гедеон и в небольшое окошко, а потом с грустью вспомнил, как когда – то на заднём дворике он играл с друзьями, с другими детишками, многие из которых выросли совсем не дружественными ему. Тут Гедеон припомнил и настырного заносчивого мальчишку с длинными волосами и суровым пронзительным взором; мальчишку, которого все ласково называли Скаи и говорили, что он небесный юнец с красивыми лазоревыми глазками. Кто бы знал, что из такого мальчугана вырастет человек-террор, подумал Гедеон. От такого, возникшего внезапно, когнитивного диссонанса наш герой даже начал все больше и больше вспоминать призрачные моменты, оставшиеся в памяти, которые были связанны со Скайдо. Припомнил он, как они вместе играли, словно в какой-то сказке; как вместе бегали в тьму под дождем и всегда проводили вдвоем свободное время летом. Вспомнил Гедеон и маленький деревянный домик, в котором жил Хезли и который был раньше на месте большого трёхэтажного дома напротив.

Гедеон всерьез призадумался над этим временем, потом прилег, словно в детстве, на свою кроватку и предавшись размышлениям и мечтам, которые приносили много грусти, стал просто лежать. Уснул он лишь через несколько часов таких раздумий.

Глава 3. Встреча с другом

На следующий день Гедеон находился уже в Метсе, в своей маленькой квартирке, расположенной на четвёртом этаже небольшого, кирпичного дома. Проснулся он в хорошем расположении духа: голова его не болела, а всё тело будто бы хорошо отдохнуло и восстановилось за время долгого, крепкого сна. Это утро совершенно отличалось от предыдущего, проведенного в состоянии тревожного бреда, сопровождающегося сильным исступлением. Теперь Гедеон даже чувствовал некоторый испуг, вспоминая вчерашний рассвет после сильной пьянки. Он снова дал себе обещания проводить свое время другим более ценным образом.

На улице была пасмурная унылая погода. Моросил, вгоняющий в тоску, дождь. Такая унылая атмосфера лишь придавала нашему герою жизненных сил. Настроение в это утро у него было отличное, он будто проснулся новым человеком, что-то переосмыслившим и в тоже время бодрым. Он уже с постели рвался вершить новые, куда более значимые, поступки и деяния; рвался их совершать он не торопясь, обдумывая свои предстоящие поступки и решения.

До этого он, однако, вспомнил свой печальный разговор с Мишель – проституткой, которая оказалась в трудном положении из-за больного сына. И если вчера Гедеон ещё думал о том, что его визит с призывом к другой жизни можно считать пораженческим, то на свежую голову он думал совершенно не так. Визит был удачен, решил он. Гедеон по-настоящему выиграл, так как впервые не просто подумал о совершении благого деяния, но и попытался его свершить. Другое дело, что не вышло. Не вышло сейчас, так выйдет в другой раз, подумал он. Гедеон также переосмыслил плачевное положение Мишель, которому он вчера из-за всех сил сочувствовал. Для этого ему хватило вспомнить ту роскошь, показывающую с одной стороны зажиточность этой дамы, а с другой, что этой девице очень присуще стяжательство.

Думал Гедеон и о визите к своим родителям, который оказался очень приятным, несмотря на некоторые слова, произнёсенные им на повышенном тоне, в адрес матери. Вообще родители на самом деле не просто не рассердились на него, но и поддержали в такой сложный момент. И пусть мать вчера ненадолго стала заблуждаться насчет причин, приведших к отчислению Гедеона и он из-за этого на неё вспылил, на утро вся прежняя неприятность столь колкого момента сошла на нет.

А вот удивление тому, каким все-таки неугасаемым стремлением к справедливости и революции обладает его уже старый отец, все-таки никуда не делось, и Гедеон стал даже думать над причинами того, почему его отец превратился из-заядлого сторонника консервативного порядка в настоящего радикала. Ранеё Гедеон думал об отце, как о бывшем революционере, как о борце с либеральной заразой, который в прошлом прошёл ни один круг ада. В общем, считал он отца одним из огромного числа сторонников возвращения режима железной власти монарха, и верховенства его закона. Теперь же Гедеон осознавал, что отец не так уж прост и его идеи на порядок выше тех, что воплощены в действующем политическим режиме; Гедеон даже заподозрил, что идеи его отца сопряжены с каким-то эсхатологическим пониманием мира, не связанными с материальными ценностями и ориентирами. В этом Гедеон усматривал поверхностную схожесть отца со сторонниками власти Его Величества. Гедеон даже невольно вспомнил Роузи – симпатичную молодую жену Томаса, – которая ждет переход в новый мир, в мир идеальный, совершенно не похожий на этом мир со всеми его изъянами и недостатками. Новый же мир, по мнению Гедеона, может быть только Раем на земле переход на него должен сопровождаться изменением преобразованием законов физики, а также преобразованием биосферы и открытием ноосферы.

И тут Гедеон объединил многих своих близких, знакомых и вдруг пришёл к выводу, что и его отец, Роузи, Ольсон и куча других людей всем сердцем желают этот новый мир получить, войти в него, соприкоснуться с ним. «А разве мне такая мечта чужда?» – неожиданно спросил себя Гедеон и тут же понял, что он тоже является тем, кто мечтает осуществить переход в новый, совершенно иной мир – фантастический, феноменальный, идеальный, который в сравнении с этим миром могущественный оригинал над блёклой тенью. Такой мир должен соответствовать всем человеческим потребностям души и тела, подумал Гедеон. «Так неужели все человечество является носителем этой невообразимой идеи о переходе на новый этап? – воодушевленно спросил себя Гедеон, – а не навязана ли она кем-то?» Он с удовольствием начал сам отвечать на свои вопросы: «Идея эта навязана быть не может просто технически и, скорее всего, просто восходит к естеству человеческому. Слишком уж наш мир неидеален, что бы мы им могли в полной мере удовлетвориться: голод, войны, боль, но хуже всего этот свирепый страх. А всё это вместе, причиняя физические неудобства, несомненно, действуют на психику, ведя соответственно к стремлению человека, боящегося умереть, перейти в другой, совершенно восхитительный идеальный мир».

Долгие размышления привели нашего героя к состоянию сильной эйфории; он начал получать настоящие удовольствия от тех умозаключений, который проецировались и рождались в его напряженной голове. Но вот сама голова уже не выдерживала и вскоре начала болеть, будто давай сигнал, что пора бы уже угомониться. Так, по крайней мере, понял Гедеон и тотчас пошёл налить себе чаю. После он походил по своей небольшой комнатке, сделал небольшую зарядку и выглянул в маленькое окошечко. Ему сильно захотелось прогуляться по маленьким серым улочкам Метса, дабы взбодрится и окончательно разрешить все свои мысленные проблемы. Но просто болтаться по городу Гедеону не хотелось – он всё-таки любил проводить время с максимальной пользой и задумал пойти в продуктовую лавочку к Дэну, дабы набрать себе чистой воды и продуктов. А допивая вкуснейший чай и восхищаясь вкусом чистой воды, Гедеон вспомнил про своих соседей, которые обещали собрать для него немного ненужной электроники. Гедеон надеялся: этого немного хватит, что бы забить продовольствием целый рюкзак.

Собравшись с мыслями, он решился и, надев свою теплую осеннюю куртку с капюшоном, закинув на спину большой рюкзак, пошёл в квартиру, где жило семейство Томаса. Постучавшись Гедеону долго ждать не пришлось. Ему открыли почти сразу же. Открыл сам Томас с обезумевшими, полусумасшедшими глазами на выкате. Вид соседа говорил Гедеону об очень многом. В особенности о том, что у Томаса было что-то не в порядке – он был неряшливый, потрепанный, стоял в белой мятой майке. С гримасой растерянного и взволнованного человека Томас протянул свою сальную руку через порог. При этом протянутая рука Томаса оказалась где-то совсем в стороне от самого Гедеона; Томас будто вовсе не видел, куда её протягивает.

Увидев такого Томаса, Гедеон не захотел начинать говорить, а лишь подождал до тех пор, пока Томас не наберется мужества и не скажет первым слово.

И вот, в сильном исступлении Томас промямлил:

– Ты слышал? Слышал последнюю новость? – голос его был не эмоциональный, крайне сдержанный.

– Хезли взяли, – спокойно сказал Гедеон, вмиг догадавшись, от чего так оторопел его сосед.

– Да черт с ним! На самого Правителя покушались. Бог спас. А вот важных министров – нам уже никто не вернет!

– Да ты что?– удивленно сказал Гедеон, но при этом он и глазом не моргнул.

Наш герой, правда, удивился столь шокирующей новости, но все же это нисколько его не задело, так как слишком уж к нему не относилось. Поэтому он не испытал ни тревоги, ни переживаний. Вообще, любые, шокирующие обывателя, события Гедеон переносил хорошо, даже немного радуясь каким либо изменениям. Ну а тут новость была действительно важной настолько, что в корне меняла много в жизни не только Государя, но и всей страны.

– Вы что, новости то не смотрите? – судорожно промычал Томас. – С утра уже крутят, как вчера сразу четыре покушения состоялись.

– А подробнеё расскажите. Что там говорят по ящику?– спокойно попросил Гедеон, всматриваясь Томасу в его стеклянные покрасневшие глаза.

– Заходите, что вы у порога? – тут Томас ещё раз протянул руку; на этот раз прямо к Гедеону, который её пожал. Однако, Томас тотчас своей большой толстой ручищей затянул Гедеона к себе в квартиру, а потом нервно отбросил руку соседа. Эти действа нашему герою сильно не понравилось и он очень возмутился, насупив брови. Но все же Гедеон догадался, что такое не культурное действо был скорее бессознательным и вызвано сильной оторопью. Но такое осознание нисколько не унимало раздражения нахлынувшеё на нашего героя.

Через секунд пять Томас все-таки извинился и качаясь пошёл на кухню, где располагалась вся семья. Гедеон туда заходить не хотел, он сильно торопился и желал поскорее выйти на свежий воздух, дабы добраться до лавочки.Поэтому ему пришлось крикнуть нервному Томику:

– Подойди-ка сюда лучше.

И Томас подошёл.

– Я тороплюсь сейчас за водой. Времени нет, но когда приду, то загляну к вам обязательно. А сейчас расскажи мне про эти покушения.

Томас, запинаясь, начал объяснять:

–На кортеж Его величества была совершена террористическая атака… Грёбаные убийцы! Изверги! Из ручного гранатомета по машине. Психопаты!.. Бог миловал и та машина, в которой ехал Верховный Правитель не пострадала… Ещё два убийства произошли: застрелили главу «МинИнфо» и одного видного начальника из спецвойск. Ещё: покушение было совершенно на главу КР…

– Это такой высокий, белобрысый. Как его там?

– Скот Лидлоу, со шрамом на левой…

– Да, да точно, на щеке, – кивнул Гедеон.

– Чуть ниже глаза,– поправил Томас.

– И что с ним?

– Бросили под машину динамит.

– Динамит? Что ещё за бред? – удивился Гедеон.

– Ну, или что-то подобное… Так вот Лидлоу сейчас в больнице, но уже готовит удар по «СРС». Удар будет недюжинный, вот увидишь. Так что готовься: скоро и здесь будут рыскать в поисках подозрительных субъектов.

– Мне-то чего бояться?! Пусть они боятся, – сказал Крисствл очень двусмысленно, оставляя только догадываться, кому он желает бояться, «СРС» или правительству.

Но Томаса это нисколько не смутило, он ведь и в мыслях не мог себе представить такого допущения. Он спросил:

– А ты зачем пришёл то?

– Хотел у вас электроники спросить, все-таки вам тоже вода нужна будет.

И Томас сразу после этих слов на всех парах помчался из прихожей. Гедеон же стоял и ждал, когда появится его супруга Роузи и сын. Однако они так и не вышли его поприветствовать. Буквально через минуту Томас вбежал в прихожую с набитым электроникой мешочком; будто бы в состоянии сильной тревоги он забыл про все свои замашки скупердяя и с лихвой набрал разной ненужной аппаратуры, накопившейся за долгие годы жизни.

– Благодарю, здесь даже больше, чем надо, – уважительно произнёс Гедеон, – вам достанется несколько бутылей с чистейшей водой.

– Давай, давай. Забирай все и не жалей, – ответил Томас таким напряжённым голосом, что Гедеон тут же понял: пора идти.

Взяв с собой мешок, Гедеон сразу отправился к себе в квартиру, дабы укомплектовать электронику в рюкзак. Он поднес левую руку к электрозамку, дверь открылась и он вошёл.

«И что этот сумасшедший так волнуется? – улыбаясь, спросил себя Гедеон. – Уж никак же это его не касается, да и никак касаться не может, а он все волнуется и бегает по квартирке своей, словно бешеный кролик. Прямо таки сердце у него душевное, что пожалел двух чиновников- бюрократов. Интересно: а что набожная Роузи по этому поводу также печется? Не должна, вроде как».

Гедеон вывалил на пол все из пакета и стал перебирать технику, в основном это были смартфоны. За все это он мог получить от Дэна двадцать литров чистой воды. Осознав, что получит он её только благодаря Томасу, Гедеон немного по другому воспринял своего юродивого соседа; он теперь подумал о нём, как о довольно хорошем чеговеке, который хоть и был довольно неприятен на вид, но имел при этом какие-то задатки щедрого, безкорыстного человека. Но потом Гедеон почему-то припомнил его предостерегающие слова: « Готовься, скоро здесь будут рыскать в поисках подозрительных субъектов». Эти слова сперва его смутили, а потом зазвучали в голове Криссстала, словно голос, заставляющий серьезно задуматься». А вдруг и, правда, начнутся обыски?– подумал он.– А может уже начались и скоро комитетские морды придут ко мне? Вот поэтому и избавился этот жирдяй от всей электроники… Что бы меня подставить. Хотя зачем тогда он так любезно стал меня предупреждать? Он же был в агонии – не осознавал, что творит вот и кинул все в мешок. Глупый, а не хитрый. Главное что бы, не взяли меня с этой электроникой и не отправили в отдел… Надеюсь, пока патрульные не бродят по закоулкам Метса.»

Гедеон спокойно и аккуратно положил электронику в рюкзак и стал воображать то, что сейчас возможно твориться в городе из-за совершенных терактов. Если целая сеть «СРС» располагается в Метсе, то, несомненно, полиция сразу же направит туда кучу своих парней, подумал он. И такой запоминающийся молодой человек с большим полностью забитым рюкзаком на спине может вызвать у них серьёзные подозрения. Гедеон всё это прекрасно понимал, но при этом он все-таки надеялся на то, что город контролируют дроны, а поэтому смысла запускать реальные отряды, не убедившись в наличии потенциальной угрозы, у правительства не существует. К тому же серьезно опасаться проблем с законом Гедеону не стоило, ведь такое действие, как нелицензированный сбыт электроники подпадал под проступок, а не под преступление. Но и не санкции так боялся Гедеон, а совсем другого, – он больше опасался неприятного общения с сотрудниками правоохранительных органов, которое при всех обстоятельствах может сопровождаться обыском и другими выяснительными мероприятиями. При этом всем, стоит отметить, что Гедеон почти всегда отличался своей законопослушностью и педантичностью в соблюдении императивных запретов и портить свое непорочное имя прекрасного гражданина своей страны ему не очень-то и хотелось. Даже, несмотря на некоторый скепсис в отношении к режиму, который появился у него в последнее время, он все-таки имел перед ним кое-какие моральные обязательства. Однако желание употреблять чистую природную воду, несомненно, превалировало у нашего героя перед такой идеёй фикс, что во всем нужно неукоснительно следовать букве закона. Поэтому Гедеон за свои проступки себя никак не осуждал, и совесть его нисколько не мучила, ведь интерпретировал он такие казусы, нарушающие закон своеобразно: императив закона должен прекращаться тогда, когда в законе отпадает целесообразность.

Широко прошагав до окошка, Гедеон высунул голову, дабы осмотреть пустынную, утреннею улицу и найти где-нибудь оживленное движение. Однако, кроме мелькающих вдали силуэтов людей и ярких прожекторов, летающих, дронов, он ничего не увидел. Не было никакой спецоперации и город тихо, мирно спал. Спали будто бы все жители, и только роботы беспрерывно маячили над маленькими переулками. В городе царила атмосфера полной расслабленности, умиротворённости и даже парящие дроны скорее были похожи на сонных мух, чем на рыскающих церберов города.

– Идти можно, – поговорил себе под нос Гедеон, – никакой операции нет.

Решившись, он пошёл быстрым шагом, будто бы торопясь в опасении, что такое умиротворение на улице скоро может сойти на нет. Накинув на спину рюкзак, он быстро помчался на улицу. Вырвавшись и вдохнув свежего воздуха, Гедеон пошагал по каменному тротуару к лавочке. По пути, ему на удивление, изредка встречались прохожие. Встретил Гедеон даже весьма прилично одетого мужчину средних лет. Правда, одет он был явно не по погоде, в легкий классический костюм – этакий Денди современной эпохи.

Встретилась нашему герою и милая девушка лет этак 20. Гедеон с удовольствием её осмотрел, и насладившись её красотой, пошёл дальше, вдруг и вовсе позабыв обо всех опасностях, которые могли его ожидать – уж слишком по ангельски выглядела это милое создание, что бы о ней не поразмышлять и не помечтать. И это, несомненно, забирало у нашего героя бдительность и внимание. Он как человек задумчивый, пошёл дальше машинально и в сильных раздумьях. Машинально он и завернул в переулок, даже не убедившись в том, что там никого нет.

Переулок был довольно узкий. С обеих сторон нависали пятиэтажные серые дома с маленькими, выстроенными в ряд, окнами. Кроме мусорных баков, фонарных столбов в этом переулке практически ничего не было. Но пройдясь минуту в сторону пешеходной улицы, на которую вел переулок, Гедеон услышал отвратительный звук, идущий откуда-то справа. И он не мог не узнать в этом звуки машинный голос патрульного.

Вскоре Гедеон с содроганием сердца даже смог разобрать слова: « Подчиняйтесь и делайте всё, что я вам говорю. Вы представляете угрозу 3 уровня. Встаньте на колени и положите руки на голову».

Это пугающие по содержанию и интонации слова словно вытащили Гедеона из задумчивого состояния – чуть испугавшись, он сразу приободрился. Сердце его спасительно стало биться быстрее, насыщая мозг кровью, а лёгкие стали исступленно качать кислород. Гедеон обернулся, а потом осмотрелся вокруг. Ему показалось, что этот отвратительный голос был впереди – в маленьком закоулке между двумя кирпичными домами. Решившись, Гедеон сначала медленными шагами приблизился к этому закоулку, а потом остановился, услышав странный звук и человеческие крики. Сердце у Гедеона заколотилось ещё сильнее. Он вообразил, что там происходит какая-нибудь спецоперация – возможно, зачистка. Ему крайне не хотелось становиться её случайной жертвой.

– Не делайте больше глупостей, – снова прозвучал голос, так похожий на противный машинный голос тех самых патрульных.

А в этот момент Гедеон уже думал над тем, что пора бы уже проваливать, но при этом ему было очень интересно: а что же сейчас происходит в глубине этого, пугающего своей темнотой, закоулка.

Ещё с минуту Гедеон стоял как вкопанный, не решаясь на один шаг, который позволил бы ему увидеть всю картину. Простояв ещё чуток, Гедеон в страхе решился на то, что бы уйти по другой улице, а потом вернуться домой; от того что можно пройти по другой улице ему становилось намного спокойнее и легче. Он неловко попятился назад. Но только он хотел развернуться и быстро идти, как, выплывший из ниоткуда дрон, нарушил его планы. Гедеон сразу понял, теперь есть только один выход: это зайти в этот чёртов закоулок и выяснить, что же там такое страшное происходит. Дрон не оставлял выбора, он словно поддал Гедеону мощный пинок, отправляющий в самое пекло. Сделав три быстрых шага вперёд под заботливым оком дрона, Гедеон увидел поразившую его картину: у красной, кирпичной стены было четверо патрульных и двое гражданских. Поразило его то, как худо-одетые гражданские лежали на твёрдом асфальте, уткнувшись носом в самую грязь. Патрульные просто стояли и что-то бубнили. Некоторые из них частенько наступали своими высокими кожаными ботинками по маленьким телам двоих бедолаг. Вдруг Гедеон за секунду решил, что у него уже нет другого выхода – нужно идти прямо к ним, а иначе проклятый дрон сообщит патрульным по радио о блуждании неизвестного человека с рюкзаком на плечах.

Гедеон пошёл прямо к патрульным. Когда он подходил, никто из них даже не в смотрел в его сторону; по своей невнимательности они попросту не замечали крадущегося гостя. Присмотревшись, Гедеон увидел, что среди тех двоих гражданских была одна худенькая девушка, смиренно лежавшая вверх своими круглыми будрами и длинной прямой косичкой. Гедеон продолжил идти – ему казалось, что он вскоре совсем вплотную подойдет к патрульным, а они все равно его не заметят. У двоих из них были электродубинки, низвергающие из острия ток. К тому же, у всех патрульных в кобуре лежали пистолеты, но к ним они особо не притрагивались. А один так вообще держал в руках небольшой металлический чемоданчик белого цвета. Одеты они все были, как и полагается быть одетым обычным патрульным: на голове синий, кевларовый шлем с небольшим пространством для глаз и вокодером для изменения голоса, на теле – чёрный бронежилет с золотистым полицейским жетоном, на ногах – утеплённые штаны темно-синего цвета и огромные кожаные ботинки.

Дрон так и следовал по пятам Гедеона и даже быстро прошёлся своим ярким прожектором по кирпичной стене, напротив патрульных. Это и заставило их обернуться – они тотчас узрели перед собой не только сияющего в темном переулке дрона, но и уверенно идущего юношу с рюкзаком на плечах.

Сразу же, будто опасаясь огласки, один из патрульных убрал ногу с худощавого тела гражданского. Гедеон, обратив внимание на этот жест слабости, захотел сыграть в этакого юриста, за которым следует его верный спутник и доблестный свидетель всех дел – летающий робот помощник.

– Что здесь происходит? – очень уверенно произнёс Гедеон, а в голове его пронеслось: « Ну что ж, лучшая защита это нападение».

Один из патрульных быстро начал отвечать, словно перед начальством:

– Идёт проверка лиц на причастность к революционным организациям.

– А почему они лежат, а вы их топчите, словно землю? Вы что, не знаете основы законного проведения розыскных мероприятий?

Другой патрульный, державший в руках кейс, мигом ответил:

– Мы их просто обыскивали. Вот и лежат на земле.

– Да я же видел, как вы их пинали. И звук даже слышал странный. Вы что, их дубинками били?

– Допустим, а ты откуда взялся?– спросил другой патрульный с электродубинкой в руке.

Одним нажатием на кнопку этот патрульный заставил появиться из острия дубинки угрожающий ток. Гедеон от этого сразу стал понимать, что обратного пути у него нет и либо он заставит их бояться, либо его сомнут вместе с теми двумя гражданскими. Теперь нужно было сломя голову идти в словесную атаку. Гедеон начал говорить очень пламенно, пытаясь защититься:

– А кто это вам давал право использовать против безоружных людей электродубинки? Вы что, чувствуете свою безнаказанность? Этот дрон – он же всё запишет, отправит, куда следует – тогда вы будете отвечать перед судом,– показывая на безмолвный металлический аппарат, проговорил Гедеон.– Как вам не стыдно так нагло пользоваться своим положением и преимуществом перед другими лицами?!

Эти пафосные, адвокатские слова никакой реакции патрульных не вызвали. Наоборот, они начали оглядывать дрона, будто бы желая совершать что-то противоправное – то, что не должно попасть в объективы всевидящего ока камер. Тогда Гедеон попробовал последнее, что у него оставалось в арсенале хитрого оратора.

Он сказал:

– Вот вы спрашиваете, кто я такой и я вам отвечу, что я именно тот человек, осуществляющий надзор за соблюдением прав человеческих при производстве данной спецоперации. Так что вашими делами может вскоре сам Комитет по расследованиям заниматься.

На такие слова Гедеона вскоре ответил патрульный с кейсом;

– Их убивают как и нас, а они ещё пекутся о правах человеческих.

Потом случилось вообще что-то невообразимое – то, что Гедеон не ожидал и даже не просил: патрульные любезно подняли с асфальта тех двоих мирных жителей, чьи лица оказались перемазаны в непонятной саже.

– Пожалуйста, проверка не выявила никаких подозрений в вашей революционной деятельности, – сказал патрульный, явно с иронией. Однако вокодер совершенно устранил в его голосе интонацию – понять эту иронию можно было лишь по смыслу.

– Работайте, – приказал Гедеон с презрением бросив свой пламенный взгляд на патрульных,– но работайте, соблюдая закон.

Двое гражданских, которые были освобождены от произвола полицейских, стояли с опущенными головами и не произносили ни слова. Это был один молодой сухой юноша и очень симпатичная, такая же худая девушка с чуть оттопыренными ушами – что нисколько её не портило, а даже придавало ей некой экстравагантной красоты.

Никак не поблагодарив Гедеона, они быстро ушли, взяв друг друга за руку, в сторону переулка, который вёл к большой пешеходной улице.

А вот Гедеон, сделав свое дело, уверенно развернулся и ещё увереннее пошёл вслед за ними, немного опасаясь того, что сзади кто-то из патрульных со злобы может отомстить и выстрелить ему в спину. В тоже время, вечно находящийся неподалеку дрон, придавал нашему герою уверенности, что этого не произойдет – это был один из тех редких моментов, когда Гедеон благодарил тотальный контроль за его вездесущность и широту зрения. Ведь за превышения полномочий наказывали и патрульных – режиму нужны были послушные рабы, но не слишком самоуверенные.

Дойдя до переулка, Гедеон уже не смог разглядеть тех двоих спасённых. Скорее всего, они в страхе убежали в свои дома и поклялись больше не появляться на улице в ближайшее время. Гедеону их видеть особой надобности не было. Всё, что надо – они уже сделали. Они сыграли роль жертвы, которую нашему герою пришлось, рискуя своей шкурой, спасать. Но сам Гедеон, размышляя, приходил к выводу, что спас не их вовсе, а самого себя. Ведь в его сердце, словно свежая кровь, после этого рискованного, геройского поступка влилась такая уверенность, что обо всех прежних переживаниях он решил тотчас позабыть.

– Один против четырёх, – проговаривал себе под нос Гедеон, – четырёх вооруженных!

Сильное удовлетворение от своих действий заставляло Гедеона идти увереннее, шире, в развалочку. При этом удовлетворение это придавало его глазам блеску. Поначалу даже он от избытка чувств позабыл о том, что идёт к лавочке Дэна. А потом и вовсе ему пришла в голову мысль о том, что бы пойти домой и не портить своё прекрасное настроение, которое возникло небывалым геройским поступком.

Но Гедеон всё-таки решил пойти дальше и через пять минут быстрого шага он уже стучался в совсем незаметную дверь продуктовой лавочки. Дэн открыл, Гедеон быстро заскочил с улицы на крытую лестницу, ведущую в подвальное помещение. Наш герой оставался молчаливым, погруженным в себя, задумчивым. Все его мысли были о том его подвиге, который он свершил несколько минут назад. Он даже не стал торговаться, насчёт количества воды и получил от Дэна по традиции один заполненный рюкзак. Дэн же, как всегда был отвратительно одет: грязная майка и дырявые штаны. Гедеона всегда удивляло, что этот неряшливый человек работает непосредственно с едой. К тому же Дэн всегда отличался своей приземлённостью – он не грезил о высоких идеалах. Большинство своих разговоров он начинал с того, что рассказывал, как хорошо он поел, поспал или про свои недосыпы и геморрои. Поэтому на серьёзные темы Гедеон никогда с ним не говорил и старался побыстрее убежать от него, дабы не слушать всяких неинтересных рассказов. Так было и на этот раз. Даже искушение рассказать о своём подвиге или искушение поболтать с Дэном о покушении на Правителя и поимке Хезли не смогли переубедить нашего героя и заставили его молча в раздумьях выйти из подвала и тут же направиться домой. На этот раз по пути ему встречалось ещё больше прохожих, в основном это были пожилые люди – бабушки с палочкой и дедушки, выгуливающие своих собачек. Их появление свидетельствовало о том, что в городе не проходило никаких крупных спецопераций, а значит, можно было идти спокойно и не опасаться того, что ещё раз придется проявлять недюжинную смелость и хитрость, дабы уберечь себя.

В блаженном спокойствии Гедеон дошёл до своего дома, а потом воодушевленно зашёл в свою квартирку. Он помнил, что обещал явиться к соседям и поделиться водой. Ему хотелось узнать все подробности последних террористических атак. Но сбросив с себя рюкзак и тёплую куртку, Гедеон сразу же кинулся в объятия кровати, которая так соблазнительно манила его поспать после прогулки на свежем воздухе.

Спал наш герой очень крепко. Часа в три но проснулся совершенно разбитым: голова болела, тело казалось немощным, а мышцы ватными. С таким состоянием он часто сталкивался после дневного сна, а поэтому старался всегда находить в себе сил, что бы весь день бодрствовать. Засыпал он днём лишь тогда, когда силы его совсем покидали, но после такого сна он обычно расплачивался своим самочувствием.

Пробудившись, Гедеон сразу же скинул с себя одежду и рванул в душ. На его радость и удивление технической воды текло очень прилично – что было большой редкость в последнее время. Она даже текла под небольшим напором. Однако её качество оставляло желать лучшего: вода была грязновато- желтого цвета и если принюхаться к ней, то можно было почувствовать небольшой запах канализации. Такая жуть граждан Метса давно не удивляла и хотя пить такую воду люди брезгали и побаивались, но вот мыться ей привыкли.

Приняв контрастный душ и окутавшись в полотенце, Гедеон зашёл в комнату, что бы распахнуть маленькое окошко. Свежий, осенний воздух нахлынул с улицы, заставляя сознание нашего героя пробудится ещё сильнее.

И вот Гедеон уже вспомнил о том, что у него в прихожей валяется рюкзак с настоящей кладезью ценностей – рюкзак, полностью набитый чистой водой. Ещё Гедеон вспомнил, что получил эту воду он исключительно благодаря своему соседу Томасу, который сегодня утром был сам вне себя от поразившей его новости о террористической атаке на четырех крупнейших лиц государства. Узнать все подробности этих событий и заодно вернуть долг щедрому соседу Гедеон особо не торопился. Первым делом он вытащил всю воду из рюкзака, а часть переложил в пакет из-под электроники – тот, который принадлежал Томасу, а другую – меньшую часть, он отнёс на кухню и, испытывая сильную жажду, очень жадно выпил целую двухлитровую бутылку. Испытав наслаждение от чистой, пресной воды, Гедеон помчался в прихожую одеваться, дабы навести своего соседа.

Надев тёмные брюки, белую рубашку и чёрные, блестящие туфли, Гедеон взял в руки мешок и, дождавшись, когда дверь откроется от поднесения к электрозамку левой ладони, медленно пошёл прямо к двери своих соседей.

Стучаться ему не пришлось. Буквально через несколько секунд дверь открыл Томас. На этот раз он показался Гедеону ещё более потрёпанным и неопрятным. Гедеон заметил выплывшую, некрасивую шею и распухшее, красное лицо своего соседа. Но Томас хоть и стал более потрёпанным, при этом казался намного спокойнее и умиротворённее; будто бы он принял чего. Спокойный Гедеон выглядел на его фоне закоренелым бодрячком. Однако всё-таки именно он ждал первых слов от Томаса, но ничего не услышав, произнёс первым, передавая пакет с водой:

– Вот, здесь водичка.

– Спасибо, – спокойно ответил Томас, стоя на месте и не делая практически никаких движений, в том числе и движений лицом.

– Ты спал что ли? – поинтересовался Гедеон.

– Я принял там одну пилюлю, а то был на взводе. Теперь спокоен.

В это время в унылый разговор двух мужчин вмешалась очень резвая, эмоциональная женщина по имени Роузи:

– Ну что, ты его не приглашаешь к нам то? Опять тормозишь? – ласково потравила она своего мужа.

Потом из-за горы жира Гедеон смог разглядеть её маленькое тельце. Роузи была одета как всегда странновато: в пурпурную блузку и синие штанишки.

Она нагнулась за Томасом, словно за деревом, что бы увидеть лицо Гедеона.

– Мой муж принял успокоительного средства, – сказала она.

Потом она отпихнула гору жира Томаса своим нежным изящным локтём, оказавшись прямо визави нашего героя.

– Почему вы не проходите?– нежно произнесла она, а Гедеон, немного подумав, всё-таки решил зайти. Сняв свое пальто и ботинки, он расслаблено осмотрел прихожую. Там как и во всей квартире царил уют и порядок.

Роузи любезно помогла Гедеону убрать вещи, а потом отправила его на кухню, где в это время за столом учил уроки Томас – младший; огромный телевизор, сверкающий самыми насыщенными цветами, никак ему не мешал. Зайдя на кухню, наш герой первым делом поприветствовал маленького мальчишку Томаса, задумчиво сидевшего за столом с тетрадями, учебниками, ручками и прочими канцелярскими принадлежностями. Поприветствовал он по взрослому, протянув свою большую длинную ладонь маленькому ученику. На это Томас – младший отреагировал очень неуверенно: во-первых, он сначала не заметил руку Гедеона, а когда тот всё-таки окликнул его, Томас просто подставил прямую ладонь напротив ладони Гедеона.

Гедеон и присел рядом так, что бы удобно было смотреть телевизор, по которому шла какая-то совершенно нудная программа о всяких жизненных проблемах. Такая бытовуха никак на интересовала Гедеона. Он ждал, когда же появиться Роузи – та женщина, способная по количеству передаваемой информации превзойти телевизор и всякие там шоу.

И вот, спустя пару минут она вошла на кухню, держа в руках пакет с водой, который принес Гедеон.

– Благодарим вас, господин Крул. Эта вода – настоящеё чудо, такая вкусная каша из неё получается. Сейчас я вам покажу.

– Да не надо. Я совсем не голоден… А где ваш муж?

Роузи присела за стол, прямо напротив Гедеона и нагнулась к нему, да так близко, что ему становилось немного неловко из-за того, что можно было разглядеть её в самой близи; каждую часть её лица, от формы носа до ресниц, от неровностей глаз до мимических морщин. С такого расстояния Гедеон совсем не обратил внимание на то, какой грустный вид был у Роузи, когда она начала говорить:

– Он сильно переволновался из-за тех ужасных событий, произошедших вчера. Воистину наша страна в великом трауре и оплакивает жертв этой трагедии. Одно радует, что Верховный Правитель наш жив по воле Божьей, ибо спасся лишь чудом.

–Да, ну и события творятся в мире, – живо произнёс Гедеон, – и как же смогли покушаться на драгоценную жизнь его величества?

– Сама диву даюсь. Как могли допустить охранники, Второе отделение, что бы на самого Правителя смогли покушение организовать?!

– Я до этого считал, что покушение такое невозможно априори.

– Оказалось, что возможно. Не так, видимо, мы защищены от этой угрозы, что за один день могут сразу четыре акта подобных провести. Видно, мы ещё слабы и не готовы расправиться с этими антихристами.

– Кстати, кто пошёл на этот теракт?

Роузи сделала такое лицо, будто не поняла этот вопрос. Тогда Гедеон переспросил:

– Кто те исполнители?

– Кто, кто… Да ясное же дело, что «СРС»… Союз радикальных сатанистов! Мстят они за своего лидера – Хезли. Вы, наверное, слышали, как его задержали.

– Слышал.

– Так сами делайте вывод о том, какие выродки это совершили.

– А описание террористов есть?

– Да все молодые – студенты этакие. Умереть таким молодым ради такой глупой разрушительной идеи – такая же нелепость! – воскликнула Роузи своим звонким голоском.

– Все молодые значит?

– Одному 16 лет.

– А что они не могли кого-то постарше на смерть послать?

– Да я вообще думаю, что этот акт – это предсмертная агония этой индустрии зла. Погибли мальчишки – террористы, погибли их молодые души… На этом всё – «СРС» исчезнет. Это было что-то вроде последней жертвы и скоро наступит совсем другая эпоха. Нужно лишь, что бы это зло ушло в небытие.

Проговорив эту фразу, Роузи отвела свой пристальный взгляд с лица Гедеона на плиту, а потом встала и пошла к ней. Гедеон своим видом не настаивал на дальнейшем разговоре, а сам же хотел побыстрее посмотреть новости в телевизоре, что бы по возможности увидеть в них то, что не увидела Роузи. Однако там по-прежнему яицеголовые ведущие в классических костюмах лечили профанам души. Но Гедеону ждать не хотелось и, оглянув всю большую кухню от гарнитура до большого окна, он заметил, что на невысокой стоечке лежит ноутбук. У Гедеона сразу появилось искушение сделать то, что он так давно не делал – зайти в интернет и просмотреть все нужную актуальную информацию.

Пока Роузи копошилась у плиты и что-то бубнила, Гедеон подошёл поближе к стеклянной стойке, что бы убедиться ноутбук ли там лежит.

– А можно воспользоваться? – убедившись в том, что это именно ноутбук, крикнул Гедеон в сторону Роузи.

– Там зашита. Принесите его сюда, что бы я могла зайти, – ответила она звонким голосом.

Когда Гедеон принёс большой ноутбук к столу, Томас младший, одиноко делающий свои уроки, посмотрел на ноут с какой-то досадой и сожалением. Видимо, он тоже был бы не прочь порыскать по просторам интернета или сыграть в какую либо игру; наверняка он даже желал этого больше, чем делать уроки. Однако такой возможности у полностью подвластного своим родителям сынка не было.

Включив ноутбук, Гедеон сразу заметил ту защиту, о которой говорила Роузи. Синий экран запрашивал левую ладонь и наш герой тотчас догадывался, что его ладонь не подойдет.

– Сейчас я вам открою все… А что вам там необходимо посмотреть?

– Да вот хотел новости порыскать, а то совсем отупею без телика, если буду так бессовестно пропускать всякие важные события.

Услышав это, Роузи улыбнулась, подошла и взяла в свои хрупкие женские руки большой ноутбук; проведя несколько раз своей левой ладонью напротив инфрокрасного датчика и понажимав разные кнопки, она передала его Гедеону, а сама подсела ближе к своему мальчику, стараясь помочь ему с уроками. Гедеон же расслаблено сел и стал обдумывать какую новость ему просмотреть первой в поисковой системе. И на ум его не пришло ничего, кроме такого сногсшибательного исторического события, как задержание Хезли.

Из всего потока различный сообщений о поимке беглого террориста, Гедеон захотел обнаружить лишь несколько сведений; во первых это фото пойманного Хезли,ну а во вторых видео с проведением его задержания. Спустя долгие минуты серфинга Гедеон понял, что никакого реального фото пойманного Хезли нет вообще! А вот видео задержания, непонятно по каким причинам, было в таком ужасном качестве, что не только сложно было различить лица задержанных, но и трудно было понять, где их лица вообще.

Так что дальше Гедеон начал с интересом искать ответы на свои вопросы уже только в сером тексте. Из всех многочисленных статей про задержание Хезли ни одна не отличалась по содержанию от всех остальных. Сказывался понятно контроль «МинИнфо», но всё же оставалось очевидным и то, что все новости о Хезли из разных источников являются порождением одной новости, созданной самим «МинИнфо».

А вот такое состояние дела о Хезли вычитал Гедеон на официальном сайте КР:

«На данный момент особо опасному террористу, человекоубийце, закоренелому радикальному фанатику, впавшему в глубокое греховное существование – Скайдо Хезли, предъявлено обвинение в совершении двух террористических актов, повлекших за собой человеческие жертвы (96 человек). Также есть основания полагать, что Хезли не просто причастен к особо опасной террористической группировке «СРС», но и является её непосредственным главарём. Сейчас он допрашивается нашими компетентными служащими в присутствии защитника и дает признательные показания. В отношении его избрана мера пресечения в виде заключения под стражу и до начала судебного разбирательства он будет содержаться в тюрьме Деладор. Столь разыскиваемому когда-то – Скайдо Хезли – грозит смертная казнь, даже если не будет признана его вина во всех совершенных преступлениях».

Вот такая вот официальная версия КР о состоянии дел Хезли на сегодняшний день. Кажется, что в этом описании нет ничего удивительного, но Гедеону так не показалось. Уж слишком мягко и трепетно, причём на публику, разбираются с самым отъявленным борцом против власти; соблюдены все уголовно – процессуальные нормы, даже защитника вызвали и все для того, что бы по закону решить дело Хезли. А ведь могли совсем по другом: взять и четвертовать его прямо на стадионе без суда следствия, что бы было повадно всем, кто прет против власти, что бы знали эти паскуды – законы, против которых они так рьяно борются, слишком милосердны и на них не распространяются! Но ведь не сделали так, а лишь устроили показательное следствие с Хезли, при этом забыв про всех остальных участников тоже взятых вместе с ним. В общем, много ещё вопросов оставалось у Гедеона, и решить их он не мог и чем больше понимал, что он совсем мало чего в этом понимает, тем больше ему хотелось откинуть ноутбук и, взявшись за голову расслабиться в мечтаниях. Но он пошёл другим путем; вспомнив о сегодняшних акте мщения от «СРС», он начал вводить в поисковую строку: покушение на Правителя.

А в это время на кухню, шатаясь, с бледным уставшим лицом и прищуренными красными глазами зашёл Томас – старший. Вид у него по-прежнему оставался уставший и измученный. На издыхании, хриплым голосом он произнёс:

– Роузи приготовь мне поесть.

После этого Томас сел за стол и, склонив голову, стал ждать обещанной еды, изредка что-то невнятно бубня.

А Гедеон продолжал читать новости. Теперь он заинтересовался недавними актами против важных лиц правительства, а особенно он заинтересовался покушением на Его величество – Правителя. Событие это было поистине историческое – до этого оно казалось Гедеону совсем нереальным, но теперь он все больше был сторонником того, что такой вопиющий акт на самом деле мог быть даже завершен. Все-таки теперь над умом Гедеона давлела информация, доносившаяся из серых текстов статей.

Вот, как новостные издания описывали данное покушение: несколько молодых людей ( неизвестно сколько их было на самом деле ) расположились в одной из высоток Шайн-сити. Вид из этого монументального сооружения открывается поистине феноменальный: огромные шикарные здания в стиле постмодерна, лазурная величественная река и самое главное – это большой железный мост, ведущий к самой Цитадели. Если верить информации о данном событии, то картеж Правителя состоял всего из пяти машин, а дронов не было вообще! Такая вот обстановка есть крайняя степень расслабленности службы личной охраны. При этом все машины черные большие бронированные и на вид ничем друг от друга не отличались, а соответственно знать о том, в какой из этих машин ехал Верховный Правитель, радикалы не могли… При помощи ручной ракетной установки молодые люди пустили по картежу несколько залпов. Однако что-то прошло мимо, а что-то задело машину с охраной; через несколько секунд из машин повыскакивало куча здоровенных мужиков в балаклавах, которые благополучно устранили при помощи «особого оружия» террористов. «Особое оружие» это какие-то тайные, совершенно новые и засекреченные ручные винтовки.

После прочтения данной информации Гедеон начал рассматривать различные мнения экспертов, которые сходились в одном утверждении: власть монарха ощутила существенный удар. Удар, который никто не ожидал и кажущаяся недосягаемой, величественная жизнь Правителя теперь может быть под угрозой из-за простых мальчишек решивших поиграть с ракетницей.

Среди всех экспертов выделялось мнение одного философа – маргинала, который вообще на свой страх и риск назвал этот акт сакральным символическим, в котором кроется глубинная суть всех исторических изменений протекающих в наше время. Акт этот, по его мнению, спланирован может и «СРС», но явно поддерживается со стороны третей силы – силы системной оппозиции, которая хочет принятия престола наследником, сыном Правителя -мнение, конечно, от части конспирологическое маргинальное или даже фантастическое, но при этом оно имеет право на существование

– Ты в интернете? – неожиданно спросил уверенным голосом Томас – старший, перебив умозаключения в голове размышляющего Гедеона.

– Да,– нервно ответил Гедеон.

– Новости смотрел?

– Смотрю.

– Ну и как там? Ещё не допустили никаких актов наши доблестные защитники?

– Пока затишье, – ответил Гедеон, не отводя взгляда от экрана.

– И как, я не могу понять, в век информационного контроля могут допустить такое? Ведь есть же дроны, чипы, глаз из космоса и всё-такое…

– Да я вот читал мнение одно. Извини, что перебиваю… Так вот говорят, что возможно к акту причастны кто-то из системы, – сказал Гедеон, а потом закрыл ноутбук и отложил его.

– Вот это и есть смута, – с ходу прокомментировал Томас.

– Ну и бред! – вдруг вмешалась Роузи, которая казалось что-то делала у плиты и ничего не слышала.

– Почему же? – спросил Томас.

– Не верит она во всякие теории заговора и всё тут – почти смеясь, сказал Гедеон.

– Да как же в можно уверовать, если это утверждение лишено всякого смысла? – резко ответила Роузи, переворачивая котлеты,– Ну если и есть среди высших кругов те, кто не любит Правителя, то почему так изощренно устроили это покушение?

–Может, что бы свалить все на «СРС», на кучку мерзких фанатиков. Хорошая маскировка, по-моему. Под таким щитом можно действовать очень скрытно, – проговорил Гедеон, уже собираясь вставать с мягкого дивана.

–Домыслы не являются доказательствами, – сказала Роузи и стала молча перекладывать в тарелки приготовленную еду.

Однако Гедеон есть не собирался; был он не голоден, а запах жареных полуфабриктов только отбивал у него остатки аппетита. Смотреть что-то в интернете ему уже ничего не хотелось и он, встав с дивана и любезно поблагодарив всю семью Томаса, собрался уйти. Правда, сначала понадобилось долгое время убеждать Роузи в отсутствии аппетита и в своем нежелании прикасаться к еде. После долгих и мучительных уговоров наш герой согласился немного посидеть за столом со всеми и поесть вкусного яблочного пирога. Но в середине трапезы Гедеон, извинившись, все-таки встал из-за стола и ушёл.

Уже одеваясь в прихожей, он услышал, как Роузи недовольно приговаривала о нём, как о вежливом, но при этом очень тупом человеке, который не только несет всякий бред, но и нарушает морально – этические нормы, уходя в середине трапезы. Эти слова не вызывали у Гедеона никакой злобы – даже наоборот, он усмехнулся, как над этими словами, так и над этой милой женщиной Роузи, которая своей искренностью и добротой подкупила его.

– Всего доброго,– на прощание сказал Гедеон.

Придя домой, он совершенно не знал чем себя занять. На улице уже стемнело, и выйти погулять было бы довольно опасной затеёй. Поэтому Гедеон решил провести время в одиночестве, надеясь в полном блаженстве поразмышлять над своим сегодняшним геройство, которое он проявил во время спасения двух молодых людей. Он мог часами так рефлексировать – обдумывать такие вот минутные мгновения своей жизни, наслаждаясь мыслями о том, как же хорошо он себя в них проявил.

Гедеон присел на кресло, откинул назад голову и закрыл глаза. Ему показалось на мгновение, что он может даже уснуть в таком спокойствии. Однако вскоре его пробудил громкий вопль, доносившийся откуда-то с улицы. Будто бы толпа разъяренных людей шагала по асфальту, кричала и переговаривалась с собой в бурном молодежном экстазе. Такие толпы не вызвали у Гедеона никаких хороших чувств, он их опасался и старался избегать. Поэтому от этих зверских звуков сердце Гедеона забилось сильной тревогой и он уже не мог просто сидеть на кресле, сложа руки. Желание увидеть источник этого массового человеческого рёва и простое любопытство заставило Гедеона выключить свет и подойди к маленькому окну. В нём он увидел совсем уж не страшную для глаза картину: по улице шло человек тридцать, они несли сквозь тьму в разных видах и формах ярко-желтое пламя. У кого-то в руках были зажигалки, у кого-то – свечи, а кто-то вообще нес целые факелы. Эти люди несли с собой не просто огонь, но теплую любовь к нацизму в своих больных сердцах. На вид они сами казались беленькими из-за чисто выбритых голов. А вообще, они частенько проходили толпами меж домов, выкрикивая националистические лозунги и оскорбляя приезжих. Тем самым это движение молодых людей, выступающеё не только против мигрантов, но и за национальные суверенитеты, напоминало всем о свое существовании. Однако никакой реакции со стороны государства на эти молодежные банды не было. Это было вызвано тем, что по сути никакой реальной угрозы для действующего режима от этих презренных маргиналов тоже не было.

Толпа прошла мимо дома Гедеона и скрылась в темноте, оставляя за собой лишь маленькое огненное пятно. Наш герой посмотрел вслед язычкам пламени с небольшим разочарованием, будто бы расстраиваясь от того, что все действа, даже такие противные и омерзительные, проходят мимо него. После этого Гедеон не был уже так спокоен, и просто усидеть на кресле в раздумьях у него не хватило бы терпения: он надумал почитать книг, дабы скрасить свое одиночество загадочным и непредсказуемым миром литературы.

Вообще-то, читал наш герой совсем немного, но очень стремился к знаниям и поэтому в своих планах ставил цель прочитать к 30 годам множество художественных и научных произведений. Как и любой человек нового века, Гедеон читал с трудом и с большой неохотой. Книга не могла в полной мере заменить ему привычные развлечения, такие как компьютерные игры, фильмы, шутеры в 3D. Но ведь и книги совсем не развлечение, думал Гедеон. Книга это совершено другое – в ней нет ни красочного насыщенного, хорошо прорисованного окружающего мира, нет и возможности повлиять на ход событий. А ведь именно такие преимущества есть у шикарной индустрии компьютерных игр, которая развилась так сильно, что многие люди уже стали терять грань между игрой и реальной жизнью; хотя многие, наверняка, и искали в играх убежище от пугающего своей непредсказуемостью и агрессией бытия.

Однако Гедеон уже давно находил именно в книгах ряд определенных преимуществ, которых не сыскать в других индустриях. Во-первых, он видел в них самый удобный источник получения знаний, а во вторых только книга могла передать то внутреннеё, совсем интимное ощущение автора насчет окружающей действительности – это было поистине ценно в век машин и технологий.

Гедеон немного расстроился, вспомнив, что последнюю свою электронную книгу по своему легкомыслию он скинул в рюкзак, а потом обменял на воду. Дурной поступок! Теперь же делать и вовсе решительно было нечего. Однако, немного подумав, наш герой всё-таки вспомнил, что в столе у него валяется одна книжка, которую он начал читать, но до конца оставалось ещё очень далеко. Книга называлась: «Самодержавие против демократии». Написана она была известным пропагандистом, политическим деятелем и основателем движения за поддержку вождизма – Иозефом Мекельсом.

Вся книга являлась скорее большой прокламацией, чем выдающимся научным трудом; она содержала в своей основе размышления над тем, насколько хорош такой политический режим, как ничем не ограниченная власть вождя – Верховного Правителя. Книга была пропагандистской, тем самым убивала в себе научную и практическую пользу. Мекельс написал эту книгу с всевозможными тезисами, в которых он изложил свое мнение насчет исторических и политических процессов. Один из главных тезисов: демократия – это власть хауса, народ не может быть источником власти, поскольку ни в одном из проблемных вопросов он не сможет принять единого решения – уж слишком много мнений, что бы найти компромисс; уж слишком тупые и необразованные люди и есть то большинство, о котором так много говорят демократы – утописты. Этот труд был призван заставить группы продвинутых интеллектуалов, увлекающихся литературой, поверить в необходимость передачи власти одному человек – несомненному лидеру, который своей неоспоримой харизмой должен ввести массы к всеобщему благу.

Гедеон с самого начала читал данный труд с таким отвращением, будто бы ел еду, которая ему не только не нравилась, но и не приносила никакой пользы. Ему не нравилось читать, но он заставлял себя насильно, будто бы пытаясь приучить себя любить одного единственного, избранного. Со многими тезисами Иозефа Гедеон, однако, соглашался: к примеру, он признавал анархичность демократии, бессмысленность коммунизма и утопию либерализма. Но как только Гедеон читал о том, что Иозеф предлагает взамен, то сразу у нашего героя появлялось жесткое отвращение.

На этот раз возможности отвертеться от столь противного чтения не было, поскольку эта была единственная книга, которую можно было помять, полистать, да и почитать. Ходить к соседям ещё раз Гедеону совсем не хотелось, и он решил спокойно взять в руки эту книгу Иозефа. На её обложке красовался величественный трон и скипетр как атрибуты власти. Полистав немного книгу, желая вспомнить на какой странице остановился читать, Гедеон быстро потерял к ней интерес – ему вдруг стало безразлично абсолютно всё. Он положил книгу на деревянную тумбу, а сам в таком сильном упадке прилёг на кровать, что даже не стал снимать с себя одежду. Он всегда бросался в объятья кровати, когда ему становилось не по себе от скуки и уныния. Уж лучше ничего не делать в те моменты, когда делать что-то нет желания, считал он. Поэтому он даже частенько не снимал одежду, не находя в этом действии никакого смысла. Так, как бродяга, он пролежал минут пять, а потом уснул. Спал он крепко, не просыпаясь, но уж очень некомфортно. Сказался и поздний приём пищи; в животе были спазмы и боли, что сильно ухудшало самочувствие.

Снились ему какие-то непонятные похождения, сопровождающиеся неприятной, почти ужасной атмосферой.

И всё было в таком роде, пока Гедеон не услышал до боли знакомый и очень уж живой энергичный голос. Понять, кому сей голос принадлежал, в глубоком сне наш герой ещё не мог. Единственное, с чем у него ассоциировался данный голос так это с какими-то прошлыми, давно забытыми воспоминаниями. Потом Гедеон из глубокого сна перешёл в какое-то сумеречное состояние между явью и сном; он даже начал чувствовать телом холод, озноб и одновременно вдумываться в смысл тех слов, которые вместе с этим голосом доходили до его сознания.

– Просыпайся бездельник… Эх, проснешься же ты сегодня или нет?

Гедеон почувствовал неприятный запах табачного дыма. Это уже навело на него сильный страх, заставивший его тело быстрее просыпаться. А поставленный дикторский голос всё продолжал говорить:

– Да сколько же можно спать? Тюфяк! Никто не спит больше, чем ты.

Гедеон, ещё ничего не осознавая, открыл глаза и заметил, что в комнате горит свет. Потом он заметил перед собой силуэт человека с сигаретой в руке. Серый вонючий дым наполнял комнату, выходя изо рта этого человека. Лицо этого человека показалось лежащему Гедеону очень знакомым, но будучи ещё совсем не пробудившимся от сна и не способным мыслить ясно, он не мог отождествить его с какой-то личностью.

Сильное желание уснуть стало брать верх над интересом узнать в этом лице своего знакомого, и Гедеон вновь закрыл глаза, не понимая до конца, сон это или явь. Тогда сразу же он почувствовал на своих щеках брызги холодной и пробуждающей воды. Тяжело вздохнув и почувствовав сильно стучащеё от страха, сердце в груди, Гедеон быстро начал пробуждаться и с трудом открыв глаза, он, по началу, не мог им поверить. Перед ним с сигаретой во рту и книгой в руке сидел на стуле исхудавший, немного изменившийся – Скайдо Хезли!

Скайдо сидел с очень спокойным выражением лица и, как всегда, в его лазорево-серых глазах читалась исключительная самоуверенность. Гедеон, сразу осознав, что это именно Хезли, припомнил и этот мужской голос, который, казалось, доносился в глубоком сне.

– Наконец-то, – сказал Хезли, вставая со стула, – тебя разбудить сложнее, чем слона. Даже сложнее, чем наш многострадальный народ!

Хезли показался Гедеону чрезмерно повзрослевшим с последней встречи, во всех его чертах лица он видел неистовую силу и мужество. А такие специфичные части лица, как орлиный нос, волевой подбородок и вострые живые глаза делали его образ ещё более уверенным и непоколебимым. Среди изменений во внешности своего давнишнего приятеля, Гедеон углядел коротко подстриженные волосы, совсем не похожие на те, что были на фото, впалые щеки и множество различных морщин, появившихся на лице. Особенно выделялись морщины на лбу, который сам, казалось, стал намного шире и выше, будто бы свидетельствуя, насколько Хезли поумнел и стал более интеллектуален.

Когда Гедеон окончательно пробудился, он на все сто процентов поверил в то, что происходящеё вокруг – реальность, а не сон. Он даже не задумался поначалу о том, что в его комнате ходит тот самый Скайдо Хезли, который на самом деле должен содержаться в самой строго охраняемой тюрьме – Деладор. Перед Гедеоном в этом момент предстал обычный Хезли – старый знакомый и всё. Мысль о том, что такая встреча поистине невозможна после недолгого сна – в голову ему не приходила.

–У тебя даже здесь нет нормального шмотья, – колко сказал Хезли, подойдя к шкафу- купе, рассматривая там одежду. Сам Хезли одет был в спортивные штаны и белую майку, а на левой его руке были черные металлические часы.

Гедеон был совершенно растерян и не знал, что сказать в ответ. В юности он всегда немного побаивался Хезли, но сам считал это скорее не страхом, а уважением к бесспорному авторитету данной персоны.

– Какие тебе нужны вещи? – с трудом спросил хриплым голосом Гедеон.

– Куртка с капюшоном и теплый пуловер, а лучше свитер, и ещё рюкзак или сумка, – быстро проговорил Хезли.

– Дай мне немного проснуться, и я все тебе дам, – ответил Гедеон все тем же истошным голосом.

Хезли пригляделся к лицу Гедеона и, улыбнувшись, произнёс:

– А я ведь даже тебя не поприветствовал. Вернее поприветствовал, но только ты дрых как медведь и ничего не слышал. Так что спешу сказать тебе: здравствуй, мой дорогой друг! Эх, сколько же не видел я тебя, сколько за это время мы могли бы сделать вместе. Потерянное время хуже всего переносит наше многострадальное сердце,– он стукнул по груди, – но не стоит ни о чём сожалеть и печалиться не стоит. Это я совсем недавно понял -теперь не оглядываюсь назад. А сколько я потерял…

Лицо Хезли, когда он говорил эту долгую фразу, было дружелюбно настолько, что Гедеон вмиг запамятовал о том, какие слухи шли об этом человеке.

Хезли подошёл поближе и протянул нашему герою свою изящную ладонь. Поприветствовав друг друга мужским рукопожатием, они немного посмотрели друг на друга; Гедеон всматривался в знакомые черты лица Хезли, пытаясь понять, настоящий это Хезли или нет; а Хезли просто смотрел на сонное потерянное лицо своего старого и молодого приятеля.

– Я ведь не просто так сюда явился, Гедеон, – проговорил Хезли, – а по делу очень важному. Не знаю почему, но вижу в тебе необычайный потенциал лидера. Лидера справедливого и стремящегося к истине во всём… И совсем уж не похоже, что бы ты верил во всю чепуху, которая здесь написана, – Хезли показал пальцем на раскрытую книгу Питера Хазарда, лежащую на стуле.

Потом Скайдо развернулся, он подошёл к стулу и, взяв в руки книгу, присел на стул и начал читать:

– «Режим, при котором вся власть сосредоточенна в руках одного человека, будь то авторитаризм или монархия, – представляется наиболее целесообразной формой государственного правления. При этом самый главный человек должен быть избран не народом, а высшими слоями общества – они из-за своего высокого положения и блестящих знаний имеют право на избрание лица, который будет вести от имени всего населения, государство по верному пути. Пусть народ, который в большинстве своем не понимает различных тонкостей в делах истеблишмента, прямо не участвует в выборе Избранника, но всё же обязан почитать его, любить, приветствовать и уважать, поскольку это лицо не просто главная фигура, но представитель всего народа, а также гарант закона и справедливости…» – Хезли перелистнул, – читаем дальше: «Верховный Правитель избирается не просто по воле высших слоев, но по воле Божьей, ибо на всё воля Божья», – Хезли улыбнулся, – вот так демагогия! А сатана – нам начальником поставлен, а мы к нему должны идти на поклон… По-моему, то, что ты читаешь – полная бредятина.

– Знаешь, мне это книга нравиться не особо и автор тоже. Но давай начнём с того, как ты оказался в моей квартире.

Хезли с отвращением отбросил книгу на пол.

– Ты же меня давно знаешь, а спрашиваешь такие дурацкие вопросы. Для меня не существует ни дверей, ни стен, ни преград, – широко скаля зубами, сказал Хезли.

– Ну а если серьезно?

– А если серьезно, то тебя совершенно не это должно волновать. Ведь вопрос о том, как я здесь оказался – он технический и имеет множество путей решения. А вот само мое появление здесь, когда я должен находиться в тёмном карцере четыре на четыре, это уже другой разговор.

– Об этом-то речь. К тому же, разве это не такой же технический вопрос?– показывая свое полное спокойствие, сказал Гедеон; будто бы он и вовсе не был удивлен появлением в своей квартире самого Сайдо Хезли – легенды с большим именем, но с плохой репутацией.

Услышав этот вопрос, Скайдо сильно рассмеялся, хоть и его смех продолжался очень недолго.

– Мне все-таки кажется, что покинуть самую охраняемую тюрьму вопрос не столько технический, сколько метафизический, – улыбнулся Хезли, – ну да ладно, не об этом речь. Если хочешь узнать, как я попал в твою коморку… Кстати, извини, что так называю твое скромное унылое жилище. Так вот, попасть в квартиру, которая почти под самой кровлей не так уж и сложно, когда имеёшь навыки лазания по крышам.

– Значит через окно? – подмигнув своей улыбкой, спросил Гедеон, а дождавшись утвердительного кивка, закончил говорить,– очень ловко. А что там насчёт метафизического? Что-то я совсем не понимаю. Ты просто взял и растворился в этой тюрьме, а потом оказался на воле, так что ли?

Хезли снова сверкнул своими выступающими клыками, посмеиваясь над словами Гедеона.

– Ну стал бы я такую жесть нести? Я ведь хочу ещё поберечь твой мозг. Потому рассказывать про то, как я оттуда свинтил, тебе сейчас не буду, – сказал он.

– А почему-тогда ты этот вопрос причисляешь к чему то метафизическому?

– Да потому что суждено мне свыше ещё много дел свершить и уверен я, что многое мне удастся. Вот там наверху все решили и мне ещё одна возможность предоставлена. Теперь я воспользуюсь ей изо всех сил. И к тебе я, кстати, пришёл не за трепьём вовсе, а за помощью.

– Какая же от меня может помощь быть? Да я ведь клоп комнатный. Ты же сам говорил, когда мы ещё с тобой расставались…

– Да забывай уже, – звонко сказал Скайдо.

– Не так разве всё? Я и сам так считаю, что от меня толку не будет…

– Сон я видел, когда в камере сидел темнушной. Сон, как и не сон, а как явь. Ты бы это видел, так и сразу от всего отказался, да совсем другим бы стал. Поэтому я и готов был горы свернуть лишь бы до тебя добраться и рассказать тебе толкование сна моего, его понимание. А до этого я ведь и не вспоминал о тебе и забыл вроде бы вообще о твоём существовании. Но сон напомнил про тебя и вот я перед тобою.

– Рассказывай уже.

– Снилось мне, что я брёл по улицам города нашего и вокруг много людей, и будто бы есть у меня какое-то сильное убеждение. И с этим убеждением я, словно проклятый, мчусь по серому разрушенному городу, будто желая поделиться со всеми. Но вокруг хаос, а небо подобно кровавому пятну, а люди, словно обезумевшие, толпами бегут в разные стороны. Люди эти в таком страхе безумном, что самому мне становится страшно, и они будто стали глухи, слепы и не видят ничего вокруг. На небе же появляются неведомый существа, которые летают – облик их подобен облику дьявольскому… И вот, я все бреду в этом страхе со своим убеждением и верой, а вокруг никого, кто может её принять – это меня огорчает. Я будто бы плачу и все вокруг плачут. Потом много разрухи я вижу: много смертей, отчаянных людей – и все они страдают, и все они мучаются. Все в каком-то сером тумане, который словно ядовитый дым, мешает свободно дышать. В общем, хаос кромешный, никто меня не слушает, и я хоть говорю, но словно мои слова до людей не доходят. И вот в этом ужасе, бурлящем котле из людей мне незнакомых, я твоё лицо вижу и оно словно свет. И ты сам словно мое спасения и, когда я тебя вижу, то будто бы успокаиваюсь, и мое убеждение к тебе переходит, ты его новый хранитель,– Скайдо сделал паузу,– вот поэтому я пришёл за тобой.

Выслушав эту громогласную историю о сне, Гедеон даже не знал, как и реагировать. Но в какой-то момент он вспомнил, что Хезли обладает очень хорошим чувством юмора и предположил, что тот решил сей историей лишь пошутить.

– Ты это сейчас меня разыгрываешь? – улыбаясь, спросил Гедеон.

В ответ он увидел совершенно серьезное лицо Хезли, которое к тому же после этого вопроса ещё и наполнилось некоторой злобой и раздраженностью.

Скайдо ответил:

– Многие вещи, которые сегодня кажутся тебе забавными, для меня очень серьезны , к ним я отношусь со всем трепетом. Такой сон – великое знамение Господа и я не имею право его отбросить. Пока я не могу его однозначно интерпретировать, но завтра начнут исполняться события предопределенные и станет многое ясно.

Теперь-то Гедеон ясно понял, что Хезли до безумия поверил в свой сон, который, скорее всего, просто явился плодом бурного воображения. При этом наш герой увидел в каждом слове Хезли появляющиеся нотки эйфории и экстаза, которые, казалось, он получал, веря во всё это. Однако разделять подобные чувства Гедеон не собирался, а наоборот – он уже обдумывал свой план разговора, целью которого было быстро и безболезненно отшить явившегося Хезли, да так что бы остаться после этого живым.

И для начала Гедеон захотел узнать, что именно может предложить ему Хезли:

– Так, ну я понял насчёт твоего сна, твоей убежденности и всё такое… Ты видишь во мне какую-то сакральную фигуру в своей жизни. Но удосужься объяснить мне: а кем я собственно могу явиться для тебя и твоей деятельности в реальной жизни?

– Знаешь, я говорю лишь правду тем людям, в которых я вижу лучи истинны. И моя убежденность также заставляет говорить меня только лишь правду. Так что не буду тебе лгать, говоря высокопарные речи, а просто, признаюсь – не знаю. Я не знаю, как ты послужишь моему делу.

– Значит, не до конца ещё понял свой сон…

– Понять его невозможно до конца, но можно всё узнать. И вот сегодня я и пришёл узнать, пойдешь ли ты со мной или нет? Выступишь ли ты против того, что мне отвратно или останешься в этой дыре? Знать мне хочется, как ты себя поведешь. Ведь помнишь, когда мы ещё работали вместе, и ты смотрел на меня, как на взрослого и обращался на вы, – помнишь тогда, я предложил тебе отправиться со мной за свободой, за силой, за справедливостью и тогда ты отказался; большие планы стали для тебя искушениям, и ты последовал своим мечтам и предположениям. Ты верил в великое будущее и надеялся воплотить свою мечту в реальность, но как и бывает в суровой жизни, ты не смог идти против стихии, подчиняясь ей. И теперь ты, наверное, живешь совершенно не той жизнью, о которой мечтал. Надеюсь, что теперь ты все понял, переосмыслил и понимаешь, что другого выхода, кроме бескомпромиссной борьбы со всеми тоталитарными режимами у нас нет… Так что, пришёл я за твоим безусловным подтверждением моих светлых надежд на пробуждение в твоем теле духа свободного человека, – подытожил Скайдо.

Гедеон нахмурил брови, ответив:

– Подтверждаю, что являюсь абсолютно свободным человеком, при этом совершаю, что хочу и пожелаю. К великому сожалению, мой друг, среди всех моих потребностей самое последнее место занимает борьба с действующим режимом. Так что, никакого революционера из меня вряд ли получиться. Не готов я убивать и рисковать своей жизнью. Даже терять что-то из-за далёких призрачных идей, ничем не отличающихся от идей нашего правительства, – не готов.

Хезли выслушал эти слова, пытаясь скрыть свое несомненное разочарование. Однако судорога, пробежавшая по его лицу, будто бы сказала о том, как он недоволен и расстроен.

– Ты не изменился, – сказал Скайдо, уже не пытаясь скрыть своё разочарование; даже его совсем переменившийся голос предательски выносил наружу все внутренние переживания.

Гедеон почесал лоб и с серьёзной гримасой ответил:

– Изменился немного, но тебе эти изменения покажутся незначительными. А так я по-прежнему всё такой же ценитель не только свобод, но и других ценностей. Таких, например, как право на жизнь, гуманизм и равенство. А твоя идеология, как мне известно, никак не связана с защитой неотъемлемых человеческих прав. Ведь ради великой цели вы можете и ребенка убить невиновного, да и вообще любого человека, который просто стал жертвой ваших великих идей. Но самое главное, мой друг, что я в принципе не понимаю того, куда ваш путь ведёт, и к чему, в конце концов, вы хотите прийти. Я лишь понимаю только, что вы сильнее всего желаете разрушить весь существующий строй. Уж видима такая натура у вас радикальная, что вы мечтаете устранить всё и вся, да так, что бы покровавее и посмачнее всё это было сделано.

Гедеон ещё долго мог продолжать обосновывать свою позицию, но заметив, что Хезли от расстройства склонил голову, остановился. На мгновение он даже подумал о том, что Скайдо вероятнеё всего отступил и достойно принял отказ.

Гедеон встал с кровати, почувствовав при этом небольшой прилив сил, который возник из-за сильной и четкой речи. Заметив, что занавеска не полностью закрывает окно, он сразу же дернул её так, что бы ни один дрон не смог увидеть того человека, который находится в его квартире.

Хезли продолжал спокойно сидеть, склонив голову, будто бы находясь, то ли в сильном раздумье, то ли в сильном разочарований. Гедеон слегка удивился, заметив такую реакцию грозного и железного Хезли. Ведь совсем другое мнение насчет его характера имел до этого наш герой, считая Хезли человеком скорее деятельным, старающимся быстрее все опровергнуть и ринуться в атаку, нежели чем размышляющим, который много думает и говорит лишь, предварительно все оценив.