Читать книгу В степи - Артём Весёлый - Страница 1

Партизанский отряд матроса Рогачева замирил восставших казаков Ейского отдела и возвращался ко дворам. Дотошные разведчики пронюхали, будто в недалекой станице в старой казенке хранятся запасы водки.

Весть мигом облетела ночевавший в степи отряд.

Самовольно собрался митинг.

Рогачев, гарцуя на коне в гуще партизан, кричал:

– Ребята, контрики подсовывают нам отраву! Долой белокопытых! Напьемся – быть нам перебитыми! Не напьемся – завтра будем дома! Кто за бутылку готов продать совесть и свою драгоценную жизнь? Долой прихлебателей царизма! Я, ваш выборный командир, приказываю не поддаваться на провокацию! Казенку надо сжечь, водку выпустить в речку!

– Правильно, – подпрыгнул корноухий вихрастый мальчишка и завертелся на одной ноге.

– Неправильно, – отозвался другой партизан, – чего же ее жечь, не керосин.

– Спалить таку-сяку мать! – взвизгнул пулеметчик Титька.

– Жалко, братцы.

– Яд, – убежденно сказал подслеповатый старичишка Евсей. – Сорок лет пью и чувствую – яд.

– Комиссары сами пьянствуют, а нас одерживают. Суки!

– Верно. Ты, Рогач, на себя оглянись.

Рогачев, происходивший из крестьян станицы Старо-Щербиновской, действительно прославился по Тамани не только незаурядной храбростью, но и разгулом.

– Братцы, – обрадовавшись догадке, заговорил рассудительный печник Нестеренко, – как мы с победой и как мы сознательные, то должны ее, эту треклятую зелью, разбавить водой, чтоб не так в голову ударяла, и с криком «ура» выпить всю до капли.

– Совесть ваша, дядечка, серая, – с сожалением глядя на Нестеренко, сказал вихрастый мальчишка.

Приподнятый над кучкой хуторян рябоватый матрос Васька Галаган махнул бескозыркой:

– Уважаемые, и чего такое вы раскудахтались? Дело яснее плеши. Забрать водку – раз, выдать по бутылке на рыло – два, остатки продать и разделить деньги поровну… Тут и всей нашей смуте крышка.

Командиру удалось настоять лишь на том, чтобы не ходить в станицу всем табуном. Были поданы подводы. Выбранные от рот делегаты, возглавляемые каптенармусом, двинулись в поход.

В томительном ожидании прошел и час и два – посылы не возвращались. На выручку была послана конная разведка. Разведчики, божась страшными божбами, ускакали и тоже пропали.

Солнце покатилось за полдень.

Партизаны загалдели:

– Делегаты называются… Выглохтят все сами.

– Известно, темный народ.

– Товарищи, а не пахнет ли тут изменой? Может, их там перебили давно, а мы тут ворожим?

К возу Рогачева подходили все новые и новые партии партизан, требуя отправки.

Трубач проиграл сбор.

Отряд построился и, выставив охранение, в полном боевом порядке двинулся на станицу.

В станице перед казенкой гудела тысячная толпа. В помещении перепившиеся делегаты горланили песни и плясали гопака. Из распахнутых на улицу окон производилась дешевая распродажа водки. Партизаны всю дорогу уговаривались бить своих выборных, но, дорвавшись до цели, забыли уговор и, сшибая друг друга, кинулись к ящикам.

Гульнули на славу.

Горе подружило Максима с Васькой Галаганом.

Проснулся Максим первым – его испугала тишина, – схватился за пояс: кобуры с наганом не было. Он огляделся… Просторная горница, в окнах зелень и солнце, на столе острыми огнями искрился пустой графин. Рядом, локоть в локоть, спал матрос.

– Э, слышь-ка, – принялся он его расталкивать, – слышь-ка, морячок!

– А! – открыл тот затекшие мутные глаза и сел. – Ты чего?

– Где мы?

– Где ж нам быть, как не у попа?

– У меня наган сперли.

– А? Наган? – Матрос цоп: кольта не было. – О, курвы, срезали!

Дверь скрипнула. В горницу заглянул поп.

– Самоварчик прикажете?

– Где наши? – грозно спросил моряк, спрыгнув с постели и став в боевую позу.

– Ушли.

– Почему не доложил, лярва?

– Будил, не добудился.

– Давно выступили?

– На заре.

– Куда затырил наши самопалы?

– Не ведаю.

– Врешь, лохмач! Вынь да выложь. – Васька уцепил его за бороду. – А также где мой карабин?

– Не ведаю, – еще смиреннее ответил поп, стараясь высвободить бороду. – Вы вчера пришли ко мне пеши и безоружны, из карманов одни бутылки торчали.

– Это хуторские хапнули, больше некому, – сказал Максим. – Они тут свой партизанский отряд собирают, а оружия нехваток… Беда, с голыми руками пропадем ни за понюх табаку.

Васька выдернул из-за голенища бомбу:

– Есть одна.

– Мало.

– Мало? – Матрос свистнул. – Да я тебе с этой самой штукой любой кубанский город завоюю. Лошади есть? – повернулся он к попу. – За лошадей мы заплатим.

– И рад бы услужить, да нету. Жена с работником на хутор за рассадой уехала.

Босая девка внесла кипящий самовар.

– Долой! – приказал матрос. – Некогда чайничать. Прощай, батя, молись угодникам за доброту нашу.

Безоружные партизаны прошли из конца в конец всю улицу в поисках подводы, но подводы им никто не дал. Изрыгая складную, как псалмы, ругань, они покурили за околицей, переобулись и бодро зашагали по пыльной дороге.

Под солнцем курилась степь, свистали суслики, дремали курганы, омываемые полынными ветрами.

– Переложил, – поморщился моряк, – брюхо крутит и крутит.

– С перепою, – знающе сказал Максим. – На кружку кипятку намешай горсть золы и выпей, первое средство.

– Надо попробовать, а то несет меня, как волка. Вскакиваю ночью, сортир не знаю где, забегаю в чулан, вижу, на гвозде поповы праздничные сапоги висят… Ну, в один я напорол с верхом, а в другой не хватило.

Оба заржали так, что пахавший за версту мужик остановил лошадь и перекрестился. Подошли, поздоровались.

– Будь добрым человеком, дай воды.

– Угорели? Пойдемте на стан, угощу.

На стану, спрятавшись от жары под телегу, пуская сладкую слюну, спала дряхлая репьястая собака.

– Што за люди будете и далече ль путь держите? – спросил мужик, оглядывая гостей.

– От полка отстали, – сказал Максим. – Не видал, не проезжали?

– Какой, дозвольте узнать, партии будете? По разговору, похоже, свои, кубанцы?

– Мы свои в доску, – ответил матрос. – У меня отец кубанец, дед кубанец, и сам я тут в окрестностях безвыездно сорок лет живу.

– Та-ак… Полка не видал, а банда у нас гуляет.

– Где?

– Вон хуторок. Вторую неделю стоят.

– Чья банда?

– Шут их разберет. Какие-то полтавские… И с белыми дерутся, и красным спуску не дают.

Васька, скроив престрашную рожу, пропел с пригнуской: