Читать книгу Потерявшие имя - Август Северн - Страница 1
Ким
ОглавлениеОставив на границе зрительного контакта неброский фургон, я припарковал свой автомобиль. Прибор показывал, что это именно тот фургон, что взял в прокат Сид. Мне было не по себе следить за своим Старым Другом (именно из сокращения этих двух слов образовалось в моей голове имя СиД), но после визита Тёмного как мог я оставить всё не проверив. Пожалев, что не позаимствовал в зоопарке портативный тепловизор, вышел из машины. Сделав порядочный крюк, оказался напротив лобового стекла кабины фургона Сида. Положив руку на капот, ощутил уходящее тепло остывающего двигателя. Вспоминая правила охоты из передач про дикую природу, мне следовало начать поиск по спирали. Руки болели после долгого управления автомобилем, плюс я давно перестал доверять своему телу. Ноги меня подводили меньше, чем мои руки и не хотелось после каждых трёх шагов опускаться, чтобы отдохнуть, на землю.
Пришлось включать мозги – искать выбранное Сидом направление. Позади припаркованного фургона зажигались в ночи огни проезжающих по трассе машин. Значит, Сид туда не собирался. Оставались два выхода из тупика парковки: первый к супермаркету; второй к двухэтажным домикам (то ли гостиницы, то ли мотеля). Вспоминая почерпнутую мной из газет информации, выходило, что все три жертвы работали в ночную смену. Нужно поворачивать к мотелю, так как супермаркет был давно закрыт.
В кромешной темноте под моими ногами был асфальт, чему я был несказанно рад. Осматривая окрестности, не хотелось свалиться на землю, споткнувшись о невидимое препятствие. Фонари не столько освещали пространство вокруг себя, сколько мне сейчас мешали, ослепляя и сбивая с фокуса. В приближающемся здании не горело ни одно окно. Вблизи оно больше походило на заброшенную школу, широкую и приземистую. Зайдя в его тень, прислонился ладонями к холодным стенам, направил всю энергию на размышления. Понимая, что могу бродить тут до утра, а по возвращении обнаружить лишь пустую парковку, решил вернуться в уют моего автомобиля, подождать Сида (если он ещё не уехал). Повернувшись лицом к супермаркету, прислонился к стене, собираясь с силами на обратный путь. Боковым зрением уловил слабую вспышку слева от себя. Оттолкнувшись от стены для ускорения, меня понесло не к стоянке, а в сторону отражённого, от чего-то блестящего, света.
Приближаясь, я заметил знакомую фигуру в длинном брезентовом плаще. Свет фонарей сверху бил на асфальт парковки супермаркета. На его фоне мне показалось странным положение рук Сида. Человек что-то обнимал или держал перед собой обеими руками. Мне он был виден со спины. Кричать в приветствии было глупо и нелогично. Забирая чуть левее, я решил обойти Сида и посмотреть, чем он там занят. Не успел я сделать и десятка шагов, как Фигура в плаще передо мной стала осторожно опускать что-то на землю. Человек так похожий на Сида, своим плащом, телосложением, распрямился, запрокинув голову назад посмотрел в звёздное небо. Пока я промаргивался, стараясь понять, кто этот человек, как он резко повернулся и пошёл тяжёлым шагом в сторону парковки, где стоял мой автомобиль.
Решив, что мне более интересен предмет, который Сид так бережно опустил на землю, чем объяснение с ним на тему «почему, я слежу за ним вдалеке от дома, посреди ночи», я направился к белеющему среди травы предмету. Через несколько шагов мне было неудобно перед собой за то, что я называл девушку в белом платье, спящую на земле, предметом. Было что-то завораживающие, притягивающее меня в открывшейся картине: среди серого асфальта выделялся островок газона с невысокой травой; на этой мягкой, зелёной перине тихо спала девушка в белом платье, лёжа на спине; её красивые, обнажённые ноги были обращены в мою сторону, скромно скрывая щиколотки и пальцы ног в белых туфлях на невысоком каблуке; мягкий свет фонарей, отражаясь от серого асфальта, травы создавал вокруг тела девушки иллюзию сферы, накрывшей её от ненастий и неприятностей. Подходя ближе, мне становились видны более мелкие детали, добавляя сказочному образу спящей красавицы законченные, реальные мазки: красный, бархатный ошейник, облегавший её тонкую шею; созвучные с цветом ошейника на разрезе платья в область груди красовались играющие красными лучиками самоцветы рубинов; на лице детская улыбка спокойствия и защищённости.
Только прекрасна грудь девушки не поднимается от спокойного дыхания. Холодный ночной воздух проникая за воротник моей рубашки и касаясь обнажённой кожи рук, вызывает дрожь во всём теле, заставляя останавливаться мысли в моей голове, которая не успевает за быстро накрывающей меня реальностью – девушка мертва! То, что я принимал за рубины – оказалось капельками крови, застывшими бусинами на белом платье. Ошейник, так манящий мой взгляд на расстоянии, оказался страшной раной на горле девушки. Как после пропущенного прямого удара в челюсть, я мог только стоять, качаясь на грани между сказкой и ужасом. К действию меня побудил ворвавшийся в моё сознание отрывок из статьи. Там описывалось место преступления, и впивающаяся в мозг странность. В нескольких метрах от ног тела девушки на зелёной траве белели спирали из очищенной кожуры яблок (точно из протокола полицейского). Перескочив яблочную кожуру, я склонился над телом девушки. Кровь заполнила страшный разрез на её горле, но не стекала по шее. Она вся вытекла на траву и землю, выделяясь тёмным пятном. Вскочив на ноги, упёрся взглядом в холодную россыпь звёзд, кружащейся до тошноты над моей головой, над остывающим телом девушки. Сдерживая рвотные позывы (не хотелось осквернять покой спящей красавицы), меня несло в сторону парковки. В голове крутились виды подручного орудия, которым я мог размозжить череп Сида. Где-то на границе двух парковок «ярость» вырвалась из моего тела спазмами, оставив во рту неприятный привкус. Когда я добрался до своего автомобиля, то первым делом посмотрел на место, занятое прежде фургоном Сида. Оно пустовало. Забравшись на сиденье авто, моё тело долго трясло так, что я не мог защёлкнуть ремень безопасности. Руки не поднимались завести машину.
Давно я не ощущал себя настолько беспомощным. Наверное, со времени после аварии, когда мой разум пытался понять, почему молодое тренированное тело отказывается выполнять простейшие команды. Больно вспоминать то время, когда снова учился пользоваться ложкой, собственными ногами. Сейчас я находился в таком же положении. Мой разум отказывался связать тело «спящей красавицы» с Сидом. Да факты были на лицо: его фургон рядом; человек, положивший девушку на траву, своим плащом, сложением тела походил на Сида. Но Тёмный возмущался действиями моего «протеже». Значит, если принять Сида за моего протеже (он был единственным, кроме Теда, с кем я общался в последнее время), то его действия возмутили Тёмного. Получается, Сид творит добро? Убивая девушек (эта уже четвёртая)? Или он, как Джон Коффи из «Зелёной мили», просто оказывается рядом и проводит какой-то обряд, нарушающий планы Тёмных?
От мысли, что я мог своими действиями сдать Сида, меня прошиб холодный пот. Дрожь в теле унялась, руки слушались, машина завелась. Сидя в заведённом автомобиле, не решаясь включить фары, я вглядывался во все клочки темноты, стараясь рассмотреть малейший признак Тёмных. Новая мысль погнала меня по ночному шоссе к городку Сида, наперекор просящему отдыха телу. Лишь бы я не стал причиной поимки Сида Тёмными. Уже подъезжая к городку, в моей голове утвердилась решимость, что сам во всём разберусь и не буду сдавать Сида ни полиции, ни Тёмным.
Подъезжая к дому Сида, с выключенными фарами, я вспомнил, последние дни, посвящённые его поискам. В моей памяти был только дом его матери, но он там не появлялся, а его фамилия напрочь вылетела из моей головы. В силу обстоятельств я не мог просто постучаться во входную дверь старой женщины (несколько позже узнал, что она умерла), напугав её своим нынешним видом. Прибегнув к не совсем законным методам мне удалось узнать фамилию Сида. Дальше проще, несколько дней слежки и на фургоне, припаркованном рядом с домом «моего протеже», появился GPS датчик. Я наивный полагал, что отдохну после тяжких трудов пару дней. Но трекер, установленный в моём телефоне, оповестил меня, что Сид отправился в поездку.
События последних дней изрядно вымотали моё искорёженное аварией тело, привыкшее к более бережному отношению. Осознание того, что Тед получит после сегодняшней ночной гонки несколько штрафов за превышение скорости, вызвало на моём лице лёгкую улыбку. Возможно, он поднимет от удивления брови как в тот вечер, когда нас посетил Тёмный.
Я только спустился в паб, чтобы принять «полезную» для моего организма пищу. Её готовил сам Тед, лично, не доверяя моё здоровье докторам и шеф-поварам. После перипетий в зоопарке мне пришлось немного сдвинуть свой график. Последнее время я просыпался поздно, почти к полуночи. Естественно, в такое позднее время обычные обыватели уже успели принять свою «дозу» и тихо сопели в кроватках. Только безнадёги и пропойцы тусили за слабоосвещёнными столиками паба. Запихивая под косыми взглядами Теда последнюю ложку «полезной» еды, мы услышали колокольчик над входной дверью. Мне были неинтересны ночные визитёры, ищущие дозаправки по дороге домой, поэтому, показав Теду пустую тарелку, я собирался прикрыть глаза для серьёзных размышлений. Удивлённо поднятые брови Теда, смотрящего на ночного гостя, вызвали во мне интерес. К моему столику, уверенной походкой, приближался подтянутый человек в дорогом костюме. Я с кем угодно был готов побиться об заклад, что оправа его очков, как и все блестящие элементы его гардероба из чистого золота. Банкир (так я окрестил гостя) подошёл к моему столику, отодвинул ногой стул.
– Вы тот, кто называет себя Ким? – вопрос-утверждение не предполагали какого-то моего участия. Банкир расположился на стуле, чуть отодвинув его подальше от стола. – Наша Ассоциация выражает Вам претензию.
Тут мне показалось, что я ошибся. Передо мной никакой не банкир, а респектабельный ветеринар, «подпитываемый» крупной фармкомпанией. Их, конечно, взбесило, то, что я выкинул их представителей из стен зоопарка, став одним из учредителей (за всю оставшуюся мне от отца долю в компании). Во мне начало закипать веселье, и пора было им делиться. Собираясь привстать с места, чтобы заключить Банкира в свои объятия моё сознание разделилось на двух независимых наблюдателей.
Первая половина отчётливо услышала и увидела напряжённое (краснеющее) лицо Теда, кричащее – «Ким, не смей!».
Вторая половина смотрела в начинающие темнеть стёкла очков Банкира. Окунаясь в разрастающуюся из его зрачков клубящуюся Тьму, мне казалось, что в дорогом лимузине медленно опустилось стекло, из глубин тёмного салона на меня упала тень Небытия.
– Нам не нужны проблемы с Организацией. – Банкир чуть повернул голову, не выпуская меня из тени, в сторону Теда. Потом сосредоточился на мне. – Ваш протеже нарушает своими действиями планы, согласованные всеми сторонами. Дальнейшего попустительства с нашей стороны не будет. Мы примем меры. Жалобу Мы выразили Вам лично (копию – отправим в Совет).
Вторую половину моего сознания отпустило, стекло поднялось, лимузин отъехал. Хотелось сделать хоть что-то, чтобы не торчать как трус (кинуть камень, показать язык). Первая половина меня разозлилась за «мягкость» второй и собиралась ударить по поднимающемуся Банкиру крестом.
– Ким! – Тед за стойкой начал «светиться» от решительности помешать непоправимому.
Приопустив на кончик носа очки, Банкир выпустил Тьму, нависшую надо мной непроницаемо чёрной и тяжёлой как гранитная скала. Казалось, от соприкосновения с Тьмой всё останавливалось: свет, воздух, время, жизнь.
– Ты, сломанная игрушка. Организация простит потерю сырой ве… – рука Банкира вернула очки на место. Повернувшись к Теду, с полнейшим безразличием в голосе и внешнем виде, ночной гость обратился ко всему пространству паба сразу. – Интересы Организации и Наши в этом районе пока не пересекались. Не советую обострять ситуацию. Мы примем нейтралитет, но будем отвечать на противодействие Нашим интересам.
Что-то на углу дома Сида стало набухать темнотой. Весь собравшись, для предупреждающего удара, я с облегчением выдохнул, когда разобрал, что это всего лишь куст, наклонивший свои ветки в мою сторону, под порывом ветра. Вняв усталому телу и голосу разума (воспалённое воображение будет искать в удлиняющихся тенях рассвета врага), мне оставалось завести двигатель и медленно прокатиться мимо дома Сида. Осмотрев окрестности в последний раз, решил, что на сегодня моя миссия закончена. По дороге меня терзали сомнения: чем я мог противодействовать Тьме?
За стойкой бара передавал смену Тед. Бросив на меня оценивающий взгляд, он налил на два пальца крепкого, пододвинул стакан в мою сторону.
– Как успехи?
– Четвёртая. – Закинув одним привычным движением, холодную, но обжигающую пищевод, жидкость, я устало опустился на стул за барной стойкой.
– Есть сомнения?
– Разум отказывается делать очевидные выводы.
– Не принимай скоропалительных решений. – Тед, посмотрев на меня, убрал стакан под стойку. – Без утверждения Совета, пока нет претензий от Светлых, активных действий принимать они не будут. Может, и мои связи сгодятся. Есть хочешь?
Помотав головой, я направился к двери, ведущей на второй этаж.
Можно назвать пустыми несколько дней, проведённых в нервном ожидании сигнала с трекера, но жизнь шла своим чередом и мне, во время дежурства в зоопарке, удалось раздобыть тепловизор (носимый на голове). Животные вели обычную ночную жизнь, а люди дневную. Поэтому разбудивший меня днём сигнал трекера был лишь поводом понять, что машины иногда надо заправлять. Я знал Алекса, нашего с Сидом школьного приятеля. Его отец владел фирмой, предоставляющей в прокат грузовые фургоны. Именно он помог мне найти номер телефона Сида и, под небольшим давлением (бутылка старого доброго виски), дал мне его адрес. По тем же самым причинам, что и я Сид избегал дневного образа жизни, но кто-то же доставлял ему еду и заправлял оформленный на Алекса фургон. Логика железная штука, прогоняющая сон на раз. Пришлось спускаться в паб. Хоть и было время дневной смены, за стойкой стоял Тед. Увидев меня, он поманил меня к себе потираемым стаканом.
– На ноутбуке за твоим столиком есть интересная информация. – Ловкими руками бармена, не переставая натирать кристально чистое стекло бокала, он выставил на прилавок два бумажных пакета с едой и два термоса. – Джил тебе всё принесёт за стол. Советую подкрепиться, ночь обещает быть долгой.
Заинтригованный, ухватив ртом пару соломинок, я удалился к своему столику. Пока я возился с ноутбуком, переваривал добытую Тедом информацию, пришла раскрасневшаяся Джил, поставила рядом с ноутбуком поднос с едой и парой бутылок витаминизированной воды. Мне удалось выделить ей лишь свою улыбку, так как мой «счётный механизм» складывал дважды два.
– Старина Тед неплохо поработал. – Я кивнул в знак уважения Теду. – У меня все козыри на руках, жаль, что ход не мой. – Откинувшись на спинку стула, закрыл глаза, констатировал. – И козырей объявляю не я.
Из добытой Тедом схемы перемещения фургона (днём на нём доставляли еду, а в ночное время, ездил Сид, до происшествия в зоопарке). Жирные точки (места, где фургон стоял продолжительное время) и места, отмеченные на карте, где находили жертв Яблочного Джека (так в прессе прозвали серийного убийцу), совпадали. Четыре места совпадали! От осознания этого кровь стыла в жилах, закипал мозг. Фургон находился в этих «точках» за месяцы до убийств! Пока я старался разогреть застывающее тело холодным салатом и питательным супом (который я поглощал через соломинку), мои глаза предоставляли моему мозгу выдержки из полицейских отчётов (кто у Теда друзья и кем был Тед раньше?). Странностей в деле было хоть отбавляй. То, что мне не давало покоя, также вводило в ступор и полицейских. Все жертвы «ритуала» (более точного выражения полицейские придумать не могли), были нарядно одеты, на их телах нет следов борьбы (не считая разреза не горле), на всех лицах – Улыбка?!
Остальная информация: не обнаружено каких-либо связей между жертвами; адреса последнего места жительства; номера телефонов и адреса родственников и друзей; по первым трём жертвам были опросные листы людей, общавшихся с погибшими в течение 24 часов до смерти. Из всего выходило, что у всех жертв: места убийств девушек совпадали с их постоянными маршрутами; работа, так или иначе, связана с ночными или вечерними сменами; в последний раз приходили на работу в своём самом лучшем костюме (за что «отхватывали» от напарников).
Суммировав сведения из прочтённых мной материалов следствия и сопоставляя с виденным мной, складывалась картинка «Ритуала». В прессу эта информация не просочилась, но «пиратам от пера» только дай время. Осталась ознакомиться с папкой под названием «Экспертиза». Тут для меня, как неспециалиста, заботливой рукой подчеркнули нужные места: нож с изогнутым, серповидным лезвием длиной 12 см, заточка по внутренней стороне лезвия; очень мало крови на месте преступления, как на земле, так на одежде и обуви жертв; служебные собаки не смогли взять след (три первых места убийств); в нескольких метрах от ног жертвы, всегда находили кожуру от яблок (разных сортов) срезанную ножом с серповидным лезвием длиной 12 см, заточка по внутренней стороне; ни на кожуре яблок, ни на месте смертельной раны нет частичек металла (что за материал? обсидиан?); не обнаружены отпечатки пальцев рук, частички кожи или волос преступника на месте преступлений; на телах жертв не обнаружены следы свежих побоев (кроме второй жертвы, её перед сменой в придорожном кафе ударил сожитель), насилия.
То, что Сид не пахнет из-за пересажанной ему искусственной кожи, можно принять с натяжкой, но его ноги не пострадали в момент аварии, только верхняя часть тела. Там точно не может быть частичек кожи и волос. Но одежда, обувь должны пахнуть. Нужно оставить все несущественные вопросы на потом, попытаться угадать в какое место поедет Сид. То, что это мой старый школьный друг участвует в каком-то странном ритуале, который как кость в горле для Тёмных, у меня не вызывало сомнения. Оставалось разобраться что к чему, а дальше…
Трекер оповестил меня, что машина Сида начала движение. Сложив не выключая ноутбук и поместив его под мышку, я устремился к выходу из паба. Уже оказавшись в машине, мои большие пальцы рук заныли, предчувствуя дальнюю поездку. Собираясь опустить ноутбук на переднее пассажирское сиденье, обнаружил на нём пакеты с едой и два термоса. Пришлось всё «аккуратно подвинуть». Это дало мне время успокоиться и не нестись сломя голову в неизвестность. Исходя из выводов (с которыми я согласен) сделанных Тедом, Сид должен поехать в одно из (я посчитал «точки стоянок» его прежнего фургона) 40 мест.
– Минус четыре. – Поправил себя я. – Нужно узнать направление и определиться с вероятной точкой.
Стараясь успокоить разгорячённый мозг, я стал рассматривать маршруты «ночного гуляки». Прозрение редкий гость в моей голове, но сегодня мне было от него не спастись. Глядя на схему маршрутов Сида, становилось понятно, что в некоторых точках он останавливался на какое-то время, а потом продолжал маршрут. Сверившись со временем, когда были совершены остановки, получалось, что Сид проводил светлую часть суток в фургоне (спал?), чтобы с темнотой продолжить маршрут. Проведя необходимые манипуляции, мне удалось исключить дневные стоянки.
– Двадцать восемь, минус четыре. – Подвёл я итог. – Не такой уж ты и кровожадный, Сид.
Сверившись с показаниями трекера, мне оставалось: усмехнуться своей «мудрости», завести мотор и медленно выкатиться на дорогу. Уже проделав, по подсчётам, половину пути до предполагаемого места, моя дырявая голова вспомнила про прибор ночного видения. Меня от уныния и скорби спас вид бумажных пакетов, источающих соблазнительные запахи. Молясь, чтобы на свете было больше людей мудрей меня, я открыл бардачок.
– Нет, зря я не повесил фотографию этого святого человека как икону. – Благодаря стараниям Теда, весь объём бардачка занимал тепловизор (которым я перед ним хвастался пару дней назад). И я был уверен на сто процентов, что батареи у прибора полностью заряжены. – Позвоню папе, пусть он причислит Красного Теда к лику святых. Хотя он ему и так дом купил, доверил «остатки» любимого сына.
Машина Сида пересекла последнюю возможность к короткому путешествию и понеслась к месту днёвки.
На месте я оказался раньше Сида, ещё засветло. Выбрав удобный наблюдательный пункт, внимательно ознакомился с местностью. Согласно полицейским протоколам, все места «ритуала» проводились на открытой почве. Таких клочков земли без асфальта, бетона, плитки, гравия в зоне видимости было три. Показания трекера освободили меня от ожидания приезда Сида, поэтому всё своё внимание я сосредоточил на поисках Тёмных. Во мне горела детская надежда, что Сид выступит в роли Джона Коффи, пытаясь спасти от тёмных сил невинную жертву. Я холил и лелеял эту надежду, всё больше мрачнея, не находя посторонних субъектов на обозреваемой территории. Мне было ясно, что если в светлое время суток тут так мало людей, то с заходом солнца их не прибавиться.
Сверившись с показаниями трекера, когда фургон Сида въехал на парковку, я продолжил выискивать силы зла, собирающегося строить свои козни. Чем темней становилось вокруг, тем ясней для меня было, что где-то я ошибся. Простой бинокль уступил место на моей голове тепловизору. Теперь любое живое существо было для меня чётким и заметным «пятном тепла». Оглядывая окрестности, я упустил из вида Сида. Холодный пот начал проступать на моей коже, когда я увидел пустую кабину его фургона. Уже собираясь рвануть из машины, вращая головой не хуже совы, я с облегчением заметил яркое пятно «тепла» на одном из примеченных мною вечером кусочков земли. Это должен был быть Сид, сидящий на корточках в темноте, так как эта позиция располагалась как раз напротив кабины его фургона.
Осторожно покинув машину, не прекращая изображать сову, я начал сокращать дистанцию между мной и Сидом. Подойдя на достаточное расстояние, чтобы видеть, что руки Сида Держат что-то холодное и серповидное (нож) и круглое (яблоко). Очистив яблоко, Сид начал отрезать маленькие кусочки и отправлять их в рот. Заворожённый этим действием, я чуть не прошляпил появление нового «тёплого». Вернее – Тёплой. Определённо девушка шла к месту, где ужинал Сид (ну на 80% он). Вдруг, не доходя до Сида метров 10, девушка остановилась. Температура её открытых частей тела начала быстро возрастать, потом резко упала. Девушка стояла как столб, в немом «крике» жадно хватая воздух всем ртом (так «кричат» рыбы на воздухе). Я видел, благодаря тепловизору этот крик, а Сид его услышал. Он поднялся, повернулся в сторону девушки и медленно, словно двигался в очень вязкой субстанции, сделал три шага. Девушка увидела Сида, перестала хватать воздух ртом (успокоилась?). Сид опустил капюшон. Да теперь я был на сто процентов уверен, что передо мной стоит Сид. Девушка потянула руки и побежала к своему «спасителю» (так дети бегут от бабайки в надёжные объятия родителей). Подбежав, она крепко обняла Сида. А потом произошло всё так быстро, что мне, казалось, всё происходящее нереально и действительность поменялась местами со сном (я был очень замедлен и, казалось, вдыхал кисель).
Девушка, не отпуская обнимающих её рук Сида, повернулась к нему спиной, наклонилась вперёд и через миг на холодную землю полилась её тёплая кровь. Снять «заклятие» мне удалось, только сорвав со своей головы прибор ночного видения. Мир приобрёл привычные краски, время со стуком крови в висках возвращало свой ход, Земля притянула меня к себе. Стоя на четвереньках, мне приходилось бороться с головокружением, тошнотой. Стараясь ногтями впиться в холодный асфальт, хоть как-то удержаться на поверхности этой планеты. Мне оставалось только ждать пинка вбок или холодного лезвия у моего горла, так как я находился почти на обратном пути Сида к его фургону. Эта мысли привела меня в чувство быстрей нашатыря. Ещё плохо соображая и ориентируясь в пространстве, я отполз в «безопасную» зону, сел, пытаясь разогнать тёмные пятна перед моими глазами.
Остатками разума или на интуиции, а может, благодаря хладнокровию рефлексов, на моей голове оказался тепловизор. Мир снова стал понятным и чётким. Сид подходил к своей машине. Тело девушки медленно остывало под холодным светом звёзд.
Прибегнув на рефлекторном уровне к дыхательным упражнениям, я успокоил свои нервы и восстановил связь с телом. Медленно поднялся с земли, отряхнул колени. У меня было время до обнаружения прохожими тела девушки. С прошлого раза в моей голове накопились вопросы, теперь нужно было набраться смелости и поискать на них ответ.
Какой-то части моего сознания было неприятно, что я ошибся в отношении Сида. Он имел прямое участие к убийствам, но теперь я мог занять место Джо Коффи, если слишком замешкаюсь или свалюсь без сознания возле остывающего тела девушки. Надеясь на свою память и помня по пунктам беспокоившие меня вопросы, я чуть ли не обнюхал тело девушки, запоминая всё до мельчайших подробностей.
Выводы я делал по дороге. Не собираясь ехать тем же маршрутом, что приехал сюда (у трекера села батарея, зарядить мне его было нечем), боясь столкнуться с Сидом по дороге. В моей голове одновременно крутились ответы на вопросы, если вдруг столкнусь нос к носу с Сидом и складывалась общая картина, пускай и с огромными чёрными пятнами. Девушка пришла добровольно. Она была «празднично» одета, маникюр, макияж. После вечерней смены, так за собой не следят. Согласно отчётам полиции, все девушки как будто готовились к смерти: одевали лучшую (иногда просто чистую) одежду; приводили свою внешность в порядок, даже делали педикюр. Но согласно имеющимся у меня данным Сид был в этом месте больше трёх месяцев назад. И был тут один раз. Девушка узнала его, когда он опустил капюшон. Или приняла за другого? На кого похож Сид после аварии? На человека? На демона? Ну уж точно не на ангела. Скорее всего, он похож на оплавившегося пластмассового солдатика, попавшего в костёр. Какая-то заботливая рука не дала ему сгореть до конца, вытащив за ноги и старательно подула на лицо.
Мысленно сравнив своё отражение в зеркале и вид «оплавившейся» головы Сида в тусклом свете паба (он всего лишь раз опустил капюшон при первой нашей встрече). Мне сразу пришло в голову, что красавцами нас не назовёшь.
– Нам обоим можно сниматься в фильмах ужасов без грима. – Опустив капюшон, сказал я своему отражению (горели только глаза, на тёмном контуре моей головы). – Но я красивее. – Подмигнув своему отражению, накинул капюшон назад на голову. – У меня есть волосы. И когда я закрываю глаза, меня нельзя принять за труп, варившийся неделю в котле с кипящим молоком (искусственная кожа, плюс плохое освещение придавали странный цвет лицу Сида).
Проинспектировав свои ощущения, мне пришлось констатировать тот факт, что ревную Сида к девушке. Что она в нём нашла? Когда он опустил капюшон, при том освещении, что было, его во всей «красе» не разглядеть. Но всё-таки. Даже Дженнифер, когда заходит по моей просьбе в комнату, просит выключить свет, закрыть шторы, поворачивается ко мне спиной. Как я мечтал о миссионерской позе с ней, чтобы смотреть в её глаза.
– Так, успокоился. – Прикрикнул я на себя в зеркало. Часть моего тела напряглась от мысли о Дженнифер. Или от всплывшей в памяти картинки мертвенно-бледного тела девушки? – Хватит превращаться в некрофила! У тебя и так мало достоинств. И от новых закидонов ты не станешь привлекательней для девушек.
Подъезжая к дому, я уже знал, что обязательно должен увидеть лицо следующей Жертвы и опустошить пару бутылок самого крепкого пойла из закромов Теда. В том, что Жертва будет, я не сомневался. Как не сомневался и в том, что не сдам Сида ни полиции ни Тёмным. Пускай последние вешают на меня всех собак – друга предавать я не буду.
У меня появилась странная привычка. Перед душем, после сна, разглядывать своё обнажённое тело в зеркале. Понимая, что это попахивает маньячеством (не хватало только начать ещё танцевать в таком виде), пришлось анализировать свои «отклонения». Главное было – определиться с точкой «невозврата». Такой можно считать вечер, когда в пабе появился Сид. Тогда во мне проснулась ревность? Другого слова я не находил.
До появления Сида я был «уникальным», выжившим наперекор судьбе. Как укор, спасшим мне мою искалеченную жизнь, отказался от пластической операции (желая, чтобы они перестали меня жалеть). Столько плюсов для поднятия самооценки и всё коту под хвост после визита школьного друга? Как моя психика только выдержала?
Выполняя свою работу в зоопарке и пабе, я уже неполностью отдавался работе. Считая себя на стороне Светлых, всё больше чувствовал растущую во мне червоточину. Во время моих ночных обходов зоопарка, чем ближе я подходил к вольеру со львами, тем яснее ощущал стыд и вину пред Сидом. Это, видимо, служило для последнего «обострением» дружеских чувств к нему с моей стороны. Ведь когда он только пришёл в паб, весть такой «Герой», что я испытывал? Недоверие, злость (придётся оправдываться), смущение (как он отнесётся к моей ущербности). А потом он опустил капюшон.
Возвращаясь раньше обычного после обхода зоопарка (звери вели себя спокойно), мне не хотелось проходить через полный посетителями (в этот час) паб. Решив немного прогуляться, я обогнул наш квартал и зашёл с чёрного хода. Меня удивило, что на месте машины Теда стоял совсем другой автомобиль. Не собираясь подниматься в свою комнату и копаться в своих ожиданиях или в очередной раз разочаровываться в самом себе, решил всё-таки окунуться в наполненный словами, винными парами, эмоциями паб. Когда я сел за свой столик, с удивлением обнаружил, что ко мне с подносом в руках идёт сам Тед.
– Как успехи? – Его интонация стандартного вопроса всегда скрывала в себе «космические масштабы». В ней заключалось и моё самочувствие, сопротивление тела моим попыткам вернуть прежнюю ловкость рук, дела на работе, успехи в личностном развитии. Возможно, ещё стул и слюноотделение. В общем – всё.
Тед подвинул стул и сел напротив меня, сдёрнул накрывавшую поднос тряпку. На нём кроме двух бутылок пива и тарелки с хрустящими наггетсами, был ноутбук. Услужливо раскрыв ноутбук, Тед повернул его ко мне: – Прочитай, – сказав, откинулся на спинку стула в ожидании.
Стараясь не отрывать Теда от любимого дела надолго, я бегло пробежал открытые файлы, свежих отчётов с мест убийств, последних двух жертв Яблочного Джека. Там говорилось, что возле тел последних двух жертв были обнаружены следы второго человека (на моём лбу выступила испарина). Также камера видеонаблюдения, распложённая на стоянке рядом с последним местом убийства, зафиксировала въезжающий автомобиль, который покинул эту стоянку через полчаса после предположительного момента смерти. На снимках был чётко виден автомобиль Теда, а в момент выезда можно было рассмотреть человека с головой, закрытой капюшоном (меня!). Я схватил, любезно открытую Тедом бутылку пива, жадно прильнул к ней, помогая губами удерживать её возле моего рта. Опустошив больше половины, но не утолив жажду полностью, опустил бутылку на стол.
– Извини. – голос мой был сух, как после целого дня, проведённого в пустыне. – Из-за этого ты поменял машину?
– Осторожность не помешает. – Тед взял в руки вторую бутылку пива, отпил маленький глоток. Это говорило о его напряжённости и сильном расстройстве моим поведением, так как Тед никогда не пил на работе. – Номера не засветились, плюс теперь это юрисдикция другого штата. Кстати, это последний отчёт из полиции, так как делом занялась ФБР.
Мне оставалось только поднимать в изумлении изломанные шрамами брови, стараясь, чтобы мои глаза не выкатились на грязный пол паба. Не находя слов извинения или оправдания, я снова припал к бутылке. Поставив пустую бутылку на стол, вопросительно посмотрел на Теда. Он ждал от меня какой-то реакции, но не такой.
– Работать надо на трезвую голову. Пока ты не изучишь весь материал, тебе будут приносить только воду. О последствиях можешь не беспокоиться. Ты не сильно наследил, а то, что могло привести к нам, уже подчистили. Думай о своём решении и что Ты будешь делать дальше.
Тед закрыл глаза. Он сидел и слушал, попивая пиво, как живёт и дышит его паб. По его лицу можно было представить, что перед его мысленным взором уже проходили картинки, в которых он лишился своего паба. Допив пиво, Тед тяжело вздохнул, поставил пустые бутылки на поднос, убрал с него тарелку с наггетсами, накрыл всё куском ткани, поднялся и ушёл.
Моё лицо приняло хмурое выражение (так, мне казалось). Отчёты следователей показывали мою некомпетентность, дилетантство. Так мог наследить только… а почему в отчётах нет упоминаний о фургоне Сида? Внимательно отсмотрев все материалы, мне пришлось убедиться, что мой школьный друг обладал какими-то знаниями, позволяющими ему избегать видеокамер и посторонних глаз. Пришлось себя успокаивать тем, что он не смог избежать моей слежки. Или он это сделал специально?
Проведя в бесплодных поисках «компромата» на Сида, я закрыл глаза и начал анализировать. Я – соучастник убийств, уже не просто свидетель, так как не обратился в полицию. Те вопросы, что не давали мне «моральных» прав донести имеющуюся у меня информацию полиции (равно Тёмным), так или иначе, должны быть озвучены мною лично Сиду. На прямые вопросы хотелось получить конкретные ответы. Моё воображение уже рисовало картинку Сида, сидящего напротив меня в пабе, опустив глаза в стол. Полный праведным гневом, я возвышаюсь над ним, а он сжавшийся как замёрзшая мышь, что-то пищит. Открыв глаза, к моему огорчению, пищал не Сид, а подавал сигналы бедствия разрядившийся ноутбук.
Когда я поднимался из-за стола, то был несколько озадачен возбудившейся плотью. Нужно было срочно принимать меры. Поднявшись в свои комнаты, я набрал номер Дженнифер, удостоверился, что она свободна, заказал её визит. Приняв душ, застелил чистую постель. Визиты девушек в мою берлогу были не часты. Из всех девушек Дженнифер «продержалась» дольше всех. Она, конечно, была со странностями, куда в наше время без них. Например, мы редко проводили время в постели (никогда) лёжа в обнимку. Вообще, я не мог припомнить ни одного лица девушки, согласившейся провести со мной всю ночь в постели. Лицо Дженнифер. Его я тоже вспомнить не мог, как и лица той, шагнувшей навстречу смерти, не мог разглядеть в темноте. Почувствовав возбуждение плоти, нахмурился.
– Не хватает мне превратиться в маньяка. – хмурясь стоял в сумраке комнаты, на том самом месте, где предпочитала меня «принимать» Дженнифер. Яркий свет уличного фонаря проникал через незашторенное окно. Вспомнив, что рядом есть ростовое зеркало, перед которым я каждый раз, прежде чем выйти из комнаты, вспоминал кто я такой теперь, после аварии, повернул голову. – Ты, братец, похож не на хмурого маньяка, а на озабоченного зомби. Пара лоскутов свисающей клочьями кожи и будешь неотразим.
В дверь постучали. Включив в комнате свет, я подошёл к двери, стараясь придать лицу приветливое выражение. Ожидая увидеть за дверью Дженнифер, я очень удивился, обнаружив Джил, с подносом в руках.
– Ты ждал другую? – Джил окинула моё изломанное тело (после душа я надел только трусы), с вежливостью профессионала. Она работала медсестрой в госпитале для малоимущих, часто осматривала моё тело на предмет бо-бо и ай-ай (делала массаж, когда меня скручивали судороги). – Так и будем стоять? – Протиснувшись в дверной проём мимо меня, она тихонько шепнула мне на ухо. – Боишься, что тебя увидят в моём обществе?
Видимо, моё лицо залила краска, вернулась способность двигаться. Пропустив девушку в квартиру, я закрыл дверь и повернулся, смотря на покачивающиеся бёдра Джил. Её фигура была прекрасно оформлена в это платье и передник, стянутый на талии. Красивые ноги, бёдра, талия, спадающие на плечи волнистые волосы.
– Смотрю, ты готов к встрече. – Джил поставила на стол поднос, повернулась и тоже рассматривала моё тело. – А я уже переживала, что девочки будут избегать твоей «красоты».
Её шаги заглушал пушистый ковёр на полу. Подойдя ко мне вплотную, она подняла моё лицо (мой взгляд приклеился к вырезу платья на её груди), стараясь заглянуть в глаза. В дверь постучали.
– Удачи. – Джил обошла меня, легонько хлопнув по моему заду.
Слушая заминку в дверях моей квартиры, я тяжело вздохнул и повернулся. Дженнифер быстро опустила глаза в пол. Стеснение на её лице (проститутки!), вызвало прилив крови. Изобразив подобие извиняющейся улыбки, она, пискнув «я в ванную», унеслась как лёгкий ветерок. Только её туфельки остались стоять возле входной двери. Что ещё раз наводило меня на мысль, что «Дженнифер» не её настоящее имя, и что она была эмигранткой из Европы.
Не желая больше смущать девушку своим видом, я выключил свет, прошёл к дивану возле места наших встреч, сел. Сидя по-турецки, стараясь не касаться спиной спинки дивана, слушал, как в душе журчит вода. Я стал представлять, как вода стекает с волос Дженнифер на её плечи, талию, бёдра, ноги. В моей голове всплыла картинка покачивающей бёдрами Джил. Вспоминая девушек, с которыми я был «близок», вместо их лиц, которые ускользали в локоны волос, сразу всплывали картинки их вида со спины. Плоть моя пробудилась, от приятных картинок, в голове и в теле просыпалось нетерпение: «Что она там отмывает? Неужели так сильно запачкалась?». Шум воды в душе смолк. Я обратился весь в слух-нетерпение. Казалось, мне было слышно касание её босых ног кафеля на полу ванной. Скрипнула дверь, зашуршали лёгкие шаги по ковру. Вот её дыхание рядом со мной. Лёгкое касание тёплой, ещё влажной кожи пальцев рук девушки на моём плече. Шаги. Она уходит?
Открыв глаза, я посмотрел в сторону удаляющейся девушки. Уличный фонарь исправно наполнял комнату светом, близким к лунному. Она остановилась, обойдя диван, замерев на её любимом месте. Волосы не были мокрыми, они спадали на её лицо, пряча его в тени.
– Идём. – Её голос тихо прошелестел над покрытой сумерками комнатой. Она, слегка выгнув спину, опёрлась руками на ручку дивана.
Выскользнув из трусов, я подкрался со спины к Дженнифер. В призрачном свете мне было видно её спину, плавно переходящую в ягодицы, ниспадающие тёмным треугольником слегка расставленных ног. Она была тёплая и влажная. Обнимала меня, дышала в такт со мной. Стараясь отвлечься от обуревавшего меня желания, постарался вспомнить её лицо. Переводя взгляд с ягодиц на спину, плечи, голову, я обратил внимание, что её голова повёрнута в сторону. Проследив её взгляд, меня отбросило от тела девушки. В отражении зеркала было прекрасно видно наши тела из света и теней. Меня шокировало, не то, что было отчётливо видно моё искорёженное шрамами лицо, а то, на кого мы походили. Наше отражение в зеркале так походило на то, как Сид держал в руках, отстраняющуюся от него верхней частью тела, Жертву.
Холодея от знака равенства между двумя картинками, проставленного моим мозгом, я бросился в свою спальню, упал на спину, стараясь вжаться в мягкую поверхность кровати.
– Ким, ты здесь? – неуверенные шаги девушки зазвучали на полу моей спальни.
Плохо ориентируясь в потёмках спальни, она дошла до кровати, опустилась на пол, рядом со мной.
– Я сделала тебе больно? – в её голосе слышалось страдание и жалость.
Раздался звук включившейся лампы, стоящей на тумбочке, рядом с изголовьем кровати. Старясь закрыться от резанувшего глаза света, я закрыл лицо руками.
– Мне жаль, что так произошло, но нечего стесняться. – Её нежная рука легла на мои искорёженные руки. Она попыталась убрать их от моего лица. – Может, я и странная, но меня возбуждают твои шрамы (твоё уродство – пронеслось в моей голове).
Она опустилась на меня сверху, обняв меня своим теплом. Мне хотелось сбросить её с себя (ненавидел, когда меня жалели), но мои руки не годились для этого. Приходилось крутить бёдрами, стараться сбросить тело девушки с себя, выгибая тело. Хотелось, чтобы моё возбуждение прошло и ей стало не за что «цепляться», удерживаться на мне. Её руки оторвали мои от моего лица. В ярком свете лампы я увидел её красивое лицо, пухлые, прикрытые помадой, губы, горящие глаза. Начиная тонуть в её глазах, я поймал своё тело на движениях, устремлённых вверх, в девушку. Дженнифер, прижав мои руки своими руками к кровати, вбирала меня с каждым толчком, с каждой секундой взгляда. Пресытившись своей властью надо мной, она отпустила мои руки, подняла свои к потолку. Запрокинув голову назад так, что её волосы щекотали мои колени, девушка начала издавать довольные гортанные звуки. Их схожесть с призывом к спариванию у львиц, заставила меня улыбнуться и расслабиться.
Дженнифер пробыла у меня до утра. Мы ели, пили, говорили в перерывах между «спариваниями». Так, я узнал, что она стеснялась своих странностей, но не стал её разубеждать в вопросе откуда у меня всё эти шрамы. Испытывая странное возбуждение после нашей первой встречи, она, пересматривая «Выжившего» дома на DVD, мастурбировала, когда на траппера Хью Гласса нападает медведица.
Мне не хотелось разочаровывать девушку и Теда. Благодаря истории с медведем в зоопарке, у него был постоянный приток посетителей. Он старательно поддерживал интерес к моей истории развесив на стенах своего паба старые газеты с фотографиями меня в обнимку с медведем. Я тогда уже был «красавчиком», но рядовому обывателю трудно объяснить, что эти шрамы оставил мне не медведь (поэтому на снимках нет крови).
– Когда она узнает правду – она тебя бросит. – Вместо приветствия, пробурчал Тед, ставя передо мной традиционный витаминный напиток. – Что ни будь ещё желаете?
– Хватит ёрничать. – Я устало опустился на стул. В теле была приятная опустошённость и усталость. Я себе сейчас сам завидовал, так как мог спокойно проспать весь день, после бурной ночи. – Мне нужен хороший прибор ночного видения.
Тед повернулся в мою сторону, удивлённо подняв брови.
– Свет включать не пробовали?
– Ты же сам хотел, чтобы я оставлял поменьше следов. Летать я не умею. – выпив воду, я встал со стула, собираясь получить дозу законного сна.
– А чем тебя твой не устраивает?
– Мне нужно, – я замялся, стараясь выдавить из себя правду, – видеть лицо «жертвы». Что на них «написано» когда они стремятся в Его объятья.
Через несколько дней в моих руках оказался новейший образец «коммерческого» прибора ночного видения. Испытав его на смене в зоопарке, я остался доволен. Также на моём ноутбуке появилось приложение с указаниями всех камер слежения и наблюдения в районе километра от центра интересующих меня мест. Оставалось только дождаться сигнала от трекера. Уже прошло больше недели, как я побывал на «ночной вылазке». Я начинал нервничать, так как не мог должным образом уделять время своей основной работе и Дженнифер.
Днём фургон Сида отправился на заправку. Как мы и надеялись, вечером сам Сид сел за руль и направился в противоположную от нашего города сторону. Значит, мне следовало поспешить, чтобы не только нагнать его, но и опередить. В этот раз меня в машине ждали две бутылки витаминизированной воды и непонятный чемодан на заднем сиденье. Зная слабость Теда к шоколаду, я надеялся найти в бардачке пару батончиков, но нашёл там только портативный электрошокер.
Успеть на место раньше Сида в этот раз у меня не получилось из-за пропущенного съезда с магистрали. Плюс ехать мне приходилось, сверяясь с расположением камер на экране ноутбука. Мы прибыли почти одновременно. Когда я припарковался в метрах 30 от фургона, Сид из него вышел, подошёл к задней двери, что-то достал и положил в карманы плаща. Закинув голову назад так, что с него слетел капюшон плаща, Сид смотрел на звёздное небо. Его губы шевелились (новый прибор оказался с потрясающим разрешением), лицо кривилось и дёргалось. Я не был фанатом немого кино, поэтому мне казалось, что мой друг угрожал всем, кто находился над ним. Потом, совершая странный ритуал, Сид наклонился к земле, высказал и ей все «ласковые» слова.
Мне было удобно сидеть и наблюдать за… я запнулся, стараясь подобрать слово, подходящее обстановке. Маньяк, Серийный убийца, Протеже? Решил оставить «Сид», так как хоть его вина и была очевидна, но Светлые не высказали претензий его действиям, а Тёмные – пускай идут лесом. Сегодня мне не приходилось работать совой, так как я уже знал, что все убийства – это не происки Тёмных сил против Сида. Скорее всё походило на ритуал (тут я согласен с полицией и ФБР). Заметить приближающегося человека мне было легко, оставалось выбраться из машины и посмотреть в лицо Жертвы. Это – девушка (всё-таки разобрал вторичные половые признаки под этими одеждами) была странно сложена. Одежда придавала её телу форму, близкую к шару. Она приближалась к месту, где сидел Сид (со стороны его спины) уверенно, без боязни. Шаг её был твёрд (не пьяна, не под кайфом), глаза смотрели вперёд. Самого Сида девушка навряд ли видела (я проверил, подняв «ночник»), медленно приближаясь к нему. Когда девушке оставалось метров 10 до пятна темноты, в котором сидел Сид, она вдруг встала как вкопанная. На её лице быстро прошла смена удивления, страха, боли перетёкшее в застывшую маску ужаса, с открытым в безмолвном крике ртом.
Словно услышав этот крик, Сид поднялся с места, повернулся в сторону девушки. Медленно-медленно, будто преодолевая загустевший в патоку воздух между ним и девушкой, он начал перемещать своё тело к «Жертве». Не отвлекаясь на посторонние предметы, мне сейчас этот его «забег» напоминал замедленную съёмку, которую применяют при финишировании на ипподромах и спортивных соревнованиях. Вот Сид прошёл положенную ему дистанцию и остановился, глядя на девушку. Его лица сейчас мне видно не было, о чём я сильно жалел. Ещё больше стало моё огорчение, когда он опустил капюшон плаща. Девушка только после этого заметила Сида. Мышцы её лица расслабились, рот принял форму смущённой улыбки (кажется, она заплакала от радости или облегчения), руки поднялись для объятий, и она бросилась вперёд.
Дальше всё было по уже виденному мной сценарию (только у меня не возникло желания опустошить желудок). Меня больше занимал вопрос, как сильно она сможет отклониться, а Сид (с его ростом) удерживать нож возле её горла. Ах вот как (Сид опустился на одно колено). Она его, что поцеловала?! В щёчку?!
– Сейчас меня точно стошнит. – прошептал я своим ботинкам, – Такого интима не ожидал увидеть.
Девушка повернулась к Сиду спиной, не отпуская его рук, наклонилась вперёд. Землю снова «напоила» кровь человека. Звёзды не померкли. Земля не разверзлась. Всё вокруг продолжало жить, спать, дышать, шелестеть, стрекотать. Подняв «ночник», я сел на асфальт, ещё тёплый после жаркого дня. Устав ждать, когда Сид опустит девушку на траву (он опять выбрал место со свободной от «комфортного» для людей покрытия), поднялся и добрался до автомобиля Теда. Если знать куда смотреть в темноту, можно было разглядеть силуэты Сида и девушки в его руках, не надевая ночника.
Наблюдая за ними из автомобиля, мне оставалось только хмурить лоб, создавая на нём новые морщины. За сегодняшнюю ночь я не получил ответов на грызших моё нутро вопросы. Очевидные факты были на лицо: это был Сид; девушки сами кидались в его объятья; они шли сознательно на эту жертву; какими бы странными ни были их наряды, но так или иначе, они были лучшими в их гардеробе. Эта рассмотренная мной в чёрно-белом цвете улыбка на устах девушки, когда она увидела Сида, придавала моему внутреннему червю сомнения ещё больше пищи для размышлений и вопросов. Её белое, фарфоровое лицо, в приборе ночного видения, приносили ещё больше ирреальности происходящему ритуалу. Жертва не воспринималась мной как живое существо. Скорее она походила на куклу или актрису из японского театра.
Боковым зрением уловив движение, я повернул голову, увидев Сида, садящимся в его фургон. Мне хотелось поддаться накопившемуся раздражению и, выскочив из машины, вытрясти из Сида все ответы на мучившие меня вопросы. Раздражение перешло в гнев, гнев в смех. В моей голове высветилась картинка, как мои изувеченные руки хватают, срываясь с ткани плаща, Сида, изо рта идёт пена, лопающуюся пузырями бессмысленных звуков. Пока я утирал рукавом выступившие слёзы, фургон Сида, не включая фары, покинул парковку, медленно катясь в темноте.
Приехав домой под утро, тихо покрался в свои комнаты (мне не хотелось видеть Теда). Меня раздражало даже собственное отражение в зеркале. Сегодня я чувствовал себя увечным не только физически, но и умственно. Приняв наскоро душ, я рухнул на кровать, опасаясь, что промучаюсь бессонницей до обеда, полуденное солнце напомнит мне о временах, когда мои руки были способны сжимать руль мотоцикла. Проснулся я уже по будильнику, что со мной не случалось последние полгода. Приняв душ и оценив, при помощи зеркала, что чуда не произошло – моё тело по-прежнему являло собой образец еретика после пыток инквизиции. Эта мысль иногда меня согревала, когда мне удавалось прятать настырную правду где-то глубоко в своей памяти, отдаваясь буйству воображения.
Всё-таки один «инквизитор» ещё остался. Не успел я войти в паб, как поймал на себе, колющий своим пристальным вниманием, взгляд Теда. Мотнув головой, показывая, что пока у меня нет желания общаться, я проследовал к своему столику. Стараясь уберечься от посторонних взглядов, поглубже натянул капюшон. Но сегодняшний день был полон сюрпризов. Тед не собирался меня «допрашивать», он мило беседовал с седовласым, высоким мужчиной, в довольно странной одежде. Только когда собеседник Теда поднялся с барного стула, я понял в чём была странность. Такой тип одежды я видел один раз, и то в кино. Это был фильм «Имя Розы», там в таких одеяниях ходили монахи.
Монах шёл, освещая всё вокруг себя улыбкой на губах и во взгляде. Когда он подошёл к моему столу отшельника, мне захотелось зажмурить глаза, упасть на колени, покаяться за себя и всех собравшихся в зале.
– Могу я обращаться к тебе «Ким»? – Монах выдвинул из-под стола маленькую табуретку, на которую я иногда закидывал уставшие ноги. Сев на неё, его глаза оказались на одном уровне с моими (каков же его рост?). – У меня к тебе есть разговор.
Через его взгляд лилось столько Света, Любви, Понимания и Прощения, что мне пришлось срочно опускать глаза в стол. Я чувствовал, что иначе мне одними слезами и покаяниями не отделаться. Только вырвавшись из Света, исходящего от Монаха, мне удалось собрать себя и понять смысл последних его слов. Удержав руку от движения, закрыть свой готовый разверзнуться Правдой рот, я попробовал сглотнуть. Во рту снова была пустыня. «Святая» Джил появилась с подносом, на котором кроме двух бутылок пива и тарелки с наггетсами была тарелка с ломтями чёрного хлеба и стакан воды. Ловкими движениями пиво и наггетсы оказались напротив меня, а вода и хлеб напротив Монаха.
Мой гость терпеливо ждал, пока я утоляю настигшую меня жажду.
– Можешь называть меня Верн. – Сияние, исходящее от Монаха, поубавило свою яркость. Теперь без страха раствориться в Свете, я мог смотреть в его глаза.
– Разве не отец Верн?
– Ну зачем так официально. – Монах угостился, отломив маленький кусочек хлеба, запив его небольшим глотком воды. – Мне интересен больше ты, чем деяния твоего друга. Наша сторона, в свою очередь, представила свои возражения Совету на действия твоего друга.
Мои глаза полезли на лоб: «Ну надо же, Сид перебежал дорогу и Светлым. Кого он тогда представляет?». Я выдыхал воздух из свои лёгких, пока они не попросили пощады, пытаясь перекрыть поток беспокойных мыслей.
– Я не могу отвечать за чужие решения и поступки. – Тщательно подобранные слова выходили из меня, словно мой рот заполняла вязкая каша. – Если вы выскажете свою точку зрения, то, возможно, я сумею её донести до…
– Ким. – Монах опустил свою тёплую руку на мою, лежащую на столе возле почти пустой бутылки. Меня охватило странное ощущение и понесло в воспоминания, когда пятилетний я собирался на свою первую конную прогулку, отец взял меня за руку. – Правила просты, но их нужно выполнять. Иначе все соглашения лишь фикция. Решение принимать только тебе и только о себе, своём будущем пути.
Дальше выныривая из одних картинок моего прошлого, чтобы окунуться в другие, я мог с трудом сложить слова Верна в связный рассказ. Получалось, что Сид перешёл дорогу и Светлым, и Тёмным. Все «жертвы» Сида явились, как и положено к «вратам Рая», но раньше срока и не пройдя уготованного им пути. Согласно договора, Тёмные должны были «прокачать» своих сторонников, для получения ими нового уровня, на девушках, которых «забрал» Сид. Эти «мученицы» должны были получить «повышение» уровня в Ордене Светлых, после чего выполнять более высокие задачи в новых воплощениях. А что делать с «недоучками»? Куда их направлять?
Моя голова трещала как после трёхдневной попойки. Глаза заволокло мутной плёнкой от слёз и резавшего их света. В ушах была вата, но громкие голоса посетителей паба отзывались в голове как удары гонга.
– Хорошо, что ты принял себя. – Рука Монаха прошлась, едва касаясь, по шрамам на моём лице. – Ты принял страдание, прими и Свет.
После прикосновений к моему лицу, все негативные ощущения с меня стекли как с гуся вода. Монах сидел передо мной как обычный, измученный подагрой и сухим, жарким воздухом, человек почтенного возраста. Стакан перед ним был пуст.
– Я не готов давать обет безбрачия. – Выпалил первое что пришло мне в голову, чтобы не принять столь заманчивого предложения.
– А кто сказал, что я зову тебя на путь монаха или священника. – Верн откинулся от стола, выпрямив спину. Уперевшись руками в колени, замер. Теперь он выглядел очень уставшим, старым, человеком, экономящим свои силы, прежде чем встать и уйти. – Ты останешься собой, будешь делать всё то же самое (заботиться о животных и людях). Только дай Свету прорости из тех «зёрен» что я пробудил в тебе – боль и сомнения останутся позади. С большой вероятностью могу сказать, что из тебя получится прекрасный отец, муж, дедушка.
Моё сердце защемило от картинки сидящих на моих коленях светловолосых близнецов. На плечо легла рука любимой женщины. Когда она наклонилась, чтобы поцеловать меня, я утонул в её запахе.
– И для этого мне нужно предать друга? – Это произнёс не мой рот, но мои губы шевелились в так этим словам. – А Свет даст мне силу легко расстаться с жизнью человека?
– Имеет значение выбор. На какой путь ни встань, всё равно придётся его пройти. – Старик поднялся, посмотрел на меня с высоты своего роста. – Когда придёт время, коснись лучика света, скрытого внутри тебя.
Проходя мимо барной стойки, Монах коротко кивнул Теду. Колокольчик над дверью жалостно звякнул, провожая гостя. Пиво у меня кончилось, наггетсы и время тоже. Пора было собираться на ночной обход зоопарка. Когда я проходил мимо Теда, то поймал себя на коротком кивке. Тед с жалостью в глазах (ты держись) проводил меня взглядом до дверей.
Бродя по тёмным аллеям зоопарка, мне с трудом удавалось слоить дважды два, стараясь избежать проснувшейся во мне жалости к себе, своей судьбе. Только дойдя до вольера со львами, вдыхая их запах, ко мне пришло понимание, что Светлый прекрасно видел причины моего поступка. Он знал ВСЁ. Светлый прокатился по мне ещё более тяжёлым катком, чем Тёмный. Во мне закипела злость, пары которой осаждались капельками гнева, собираясь в сгусток ярости. Мой громкий смех тряс меня, впившегося побелевшими от напряжений пальцами в сетку вольера. Львы недовольно стригли в мою сторону ушами. Весь зоопарк выдавал звуками своё недовольство моим «весельем».
– Одна сторона готова стереть меня в порошок. Вторая даёт «сладкий леденец». А что даст третья? Кто направляет Сида? Кому не страшно противостоять «Аду» и «Раю»? – Задрав голову, я попытался разглядеть звёзды на, «загаженном» светом фонарей зоопарка и города, небе. Вспомнив, что Сид также смотрел и ругал звёзды, я рассмеялся им в «лицо».
Утром я сразу из зоопарка ушёл в свою квартиру. Неприятно ощущая сосущее чувство под ложечкой, ассоциирующееся у меня сейчас с аскезой. Вторая часть меня жаждала сорвать трубку телефона, позвать Джил и Дженнифер на оргию плоти. Включив в душе ледяную воду, я дрожал, сморкался и рычал, стараясь заглушить все голоса и радужные картинки, холодом, болью и судорогами, рвущими мои мышцы. Для большей уверенности я готов был удариться головой о край ванны, когда меня подхватили сильные руки Теда.
– Успокойся, Ким. – Его тепло, его голос, остановили головокружительное кружение Мира во Времени. Я в его руках истекал слезами, как когда-то кровью. – Они любят бить по слабым местам. Прикоснуться к «почкам», они набухают, а после их ухода начинают болеть. ДЖИЛ!!!
Через какое-то время я начал чувствовать тепло в своём теле. Кончики пальцев рук и ног кололи маленькие иголочки. Пахло яблоками. Нежные руки Джил втирали, мяли, возвращали мои мышцы к жизни.
Ближе к вечеру я проснулся, чувствуя себя «нормально», для человека, проспавшегося после запоя. Волны лёгкой вибрации прокатывались по моему телу, вызывая дрожь в руках и ногах. Хотя одно отличие было – голова была чиста и легка. Звонивший будильник не заставлял расколоться голову на части, а побуждал к действию. Только вот тело было несогласно с головой. Не с первого раза попав по кнопке будильника мои усилия не принесли плодов. Только посмотрев на дисплей будильника, я понял, что звонит телефон (до моего пробуждения оставался ещё целый час).
– Спускайся, – голос Теда в трубке был напряжён, – к тебе посетитель.
Молча положив трубку, попытался прожечь взглядом потолок, но до небес мой взгляд так и не дошёл. Собрав силу воли в кулак, спустил дрожащее тело с кровати и отправил его в ванную. Контрастный душ вернул тонус в тело, прогнал дрожь, но лёгкая дезориентация осталась. Чтобы не вызывать конфликт между ясным мозгом и расслабленным телом, мне пришлось направлять негативные эмоции в другое русло. Как приятно сейчас было костерить Теда с его клиентами. Когда он убедил меня закончить учиться на ветеринара, я поддался. Его предложение получить диплом психолога, несколько удивило меня, но у меня была куча свободного времени. Подвох заключался в предоставлении Тедом мне клиентов, которым наличие у меня диплома психолога никак не помогало. Этим людям, потерявшим нить своей жизни, было достаточно взглянуть на мои руки, без перчаток. В особо тяжёлых случаях, я просто опускал капюшон, и в них просыпалось желание жить и действовать. Традиционные объятья наполняли их уверенностью и задором. Мы всегда смеялись после объятий, даже если это была «принцесса несмеяна», залетевшая по пьяни на одной из вечеринок.
Если в душе моё тело отрезвила холодная вода, то вид Сида на моём месте встряхнул мой мозг. Это «чучело» в капюшоне спокойно сидело на моём месте. Хоть мне его лица не было видно, его взгляд парализовал меня. Тот, кто сидел на моём месте, походил на моего школьного друга ещё меньше, чем в тот день, когда он пришёл впервые в этот паб. Внутри меня разрасталось настойчивое желание поддаться панике и убежать. Моя голова невольно начала поворачиваться в сторону входной двери паба. Пустой взгляд моих глаз зацепился за хмурое лицо Теда. Качающийся из стороны в сторону подбородок бармена заставил подняться моей душе из пяток. Когда голова вернулась на место, мне пришлось сглотнуть комок вины, чтобы она не проступила на лице.
– Привет, Сид. – голос мой хоть и не выражал искреннюю приветливость, слава богу, не дрожал от страха. Глаза видели отличия в облике Сида: другая одежда (похожа на монашескую рясу Светлого); другой взгляд (требовательный, задающий вопросы, на которые уже знает ответ); энергетика (больше не было видно чёрного сгустка в области сердца).
– Садись. – его рука указала мне на приготовленный напротив него стул.
Когда моя пятая точка коснулась прохладной поверхности стула, я осознал, как горят мои уши, лицо и макушка. Сид придвинул по чистой поверхности столешницы рисунок. Сначала животное, изображённое на нём, показалось мне странным и знакомым, но разобрав, что на его голове не рога, а прибор ночного видения, тогда мне стало всё ясно. Думая, что со стороны было видно, как моя кожа меняет поочерёдно все цвета радуги. Внутри меня эмоции устроили чехарду: страх, стыд, злость, гнев (как защитная реакция, ослабленного организма, на вину).
– Ты знаешь, что нарушил все мыслимые и немыслимые законы, – я решил выпустить гнев, оправдывая себя тем, что нападение является лучшей защитой, – человеческие и…
Мою неоформленную гневную тираду, разъярённой девочки, прервала Мэдисон, поставившая на стол две кружки пива и две бутылки с витаминизированной водой. Моей прерванный гнев вылился через взгляд, способный испепелить маленький городок муравьёв. Девушка усмехнулась, в глазах её читались азарт и уверенность (следовать полученным инструкциям Теда), опустила в кружки с пивом по соломинке.
– Наггетсы? – Красивые глаза девушки пытались заглянуть под капюшон гостя. Капюшон качнулся в кивке и Мэдисон удалилась, отчаянно качая бёдрами.
Такая её реакция подлила масла в огонь (передо мной она так не выставляла себя), все мои эмоции «дистиллировались» до состояния гнева, переходящего в ярость, и процесс завершился, очищающим сознание, смехом. Я смеялся до слёз, мне хотелось встать со стула, обойти стол и обнять Сида, но картинка на столе между кружками с пивом и бутылками воды, подсказывала другой выход.
– Тебе высказывают свои претензии представители Тёмных. Они считают тебя моим протеже, а значит, я в ответе за все твои поступки. Чтобы понять, за что меня хотят наказать, мне пришлось следить за тобой. В полицию мне идти не было резона, так как я друзей не предаю (даже таких странных, как ты), плюс ты перешёл дорогу Тёмным. Это говорит о твоих деяниях как не о самых плохих на этом клочке суши.
– Суши? Мне принести? – Мэдисон появилась из-за моего плеча, поставив на середину стола (Сид ловким движением убрал рисунок и расчистил стол) большое блюдо с горячими наггетсами.
– Дорогуша, – эта девушка начинала играть на тонких струнах моего терпения, хоть мы ни разу не целовались, – попроси Теда выдать тебе чистой бумаги и карандаши с мелками. – Посмотрев в непонимающие глаза девушки, пришлось пояснить. – Бумага и карандаши для моего друга, а мелки для тебя. Нарисуешь классики на заднем дворе. Попрыгаешь, выгоняя излишки энергии (может мозги на место вернуться).
Фыркнув, девушка достала из-за передника листки белой бумаги, а из его кармана на груди карандаш. Аккуратно положив всё это перед Сидом, она, удаляясь ещё раз фыркнула, задев мой локоть бедром.
– Почему ты решил действовать именно так? – припадая к трубочке, я пытался заглянуть в глаза Сида, спрятанные под тенью капюшона.
– Предназначение. – Зачерпнув горсть нагеттсов, он отклонился к стене паба, показывая, что готов больше слушать, чем отвечать.
– С чем ты сегодня пришёл? – Я не собирался так быстро сдавать свои позиции. – Ты пришёл обвинять или просить?
– Как живёшь? – Рука Сида сделала многозначительный жест.
Мне пришлось включать весь потенциал своего мозга, активировать интуицию и подсознание. Его жест мог упрекать меня, что я спрятался от мира, но он вёл себя точно так же. Или этот широкий жест обозначал большее? Например, мою жизнь после аварии? Он и другие люди мало что знали про меня. Значит, сопоставляя его затворничество с моим ему был интересен мой образ жизни и мышления. Кошки внутри меня перестали скрести стенки черепа, ёжики успокоились, значит – это правильный путь.
– Ты желаешь узнать, чем я живу? Почему не сломался после аварии?
– Да. Всё это.
Мне хотелось врать ему в лицо, рассказывать придуманные мной небылицы. Тяжело вздохнув (пиво помогало расслабиться, уйти от всплывающей боли, хоть на время), из моего рта полилась история.
Мальчик, мечтавший объехать весь мир, чтобы посмотреть на животных из зоопарка в местах их обитания. Мальчик, желавший встреч с самыми красивыми девушками. Мальчик, проводящий в седле мотоцикла сутки напролёт, гордость и краса родителей. Этот мальчик сломался после аварии, пытался покончить с собой, когда услышал приговор своим мечтам и чаяниям в коротко брошенной фразе «Квазимодо» одной медсестре другой возле дверей его палаты. Его сопли и слёзы во время реабилитации, как право на самостоятельное решение – решение уйти из этого мира, когда ему вздумается.
Я сидел и слушал свой голос, как абсолютно посторонний человек. Настолько посторонний, что чужие (мои!) переживания и боль не весят больше, чем произнесённое слово. Перед моим мысленным взором предстала больничная палата, за стенами которой меня не ждало ни чего. Эта палата была настолько мала по сравнению с большим Миром Моего Рухнувшего Будущего, как была мала крышка на бутылке с водой, стоящая передо мной на столе по сравнению с Миром, не ограничивающимся стенами этого паба. Маленький «я» балансирует на этой части пространства, окружённый пустотой. Жалость в глазах отца и слёзы матери толкают меня, плохо стоящего на одной ноге, упасть в пропасть небытия. Потом обещание-просьба отца (что я не буду сломанной куклой в инвалидном кресле) и моя клятва (что я устою на этой бутылочной крышке, не буду прыгать сам).
В одно из посещений Тед научил меня одним движением выпивать содержимое стакана при помощи рук. Моих рук, неспособных удержать что-то больше трёх секунд. Сейчас я понимаю, что неправильно истолковал его советы и уроки. А тогда я начал заполнять окружавшую меня пустоту крепким алкоголем, желая залечь на дно и больше не всплывать.
Обещания данные Теду, обещания данные отцу. Чего они от меня хотели! Им казалось, что я заливаю алкоголем боль, но на самом деле я в нём плавал как рыба. Нет, не рыба (она не может утонуть) – дельфин. Выныривая иногда из запоя, я обозревал окрестности и своё тело, смотрел в грустные глаза отца, слушал плачь мамы. Лишь одна сестра верила, что рыба может ходить по земле. И она пошла!!!
В одно из моих «выныриваний» Тед и моя сестра заперли меня в квартире (в той самой, в которой я живу последнее время), оставив мне право питаться, пить витаминизированную воду, смотреть передачи про животных и людей «вставших на ноги» после аварий. Мне было настолько больно и страшно, что я рассердился. Моя злость вылилась в гнев, а ярость швырнула вилку в экран телевизора. Глядя на перекошенное изображение лица человека на полуработающем экране телевизора, я взорвался хохотом, выдавливающим из меня все жидкости и выделения. У меня болело всё тело, руки и ноги сводило судорогой, но голова моя была чиста и алкоголя в крови больше не было. Как больше не было жажды плавать в алкоголе и собственных экскрементах. Я увидел себя со стороны, плавающем в аквариуме, в котором давно не меняли воду. И эту субстанцию из отходов моей жизнедеятельности и остатков разлагающейся пищи я принимал за воду?
Теперь дыша одним воздухом с людьми, я стал их слышать. Мой слух был настолько хорош, что я разбирал отдельные голоса в общем гуле паба. И снова оказавшись на маленьком «клочке суши» я стоял, балансируя на одной ноге. Мне оставалось держаться или упасть в «жижу», которую мой организм и сознание не принимало уже за панацею. Крыльев у меня не было, а значит, и других вариантов избежать падения тоже. Страшно устав балансировать на грани трезвости и пьянства у меня был только один выход – нарваться на мощный апперкот. И вот сидя вечером в пабе и давясь пивом, я рассмеялся в лицо одному из «мучеников» покрепче. «Мученик» изливал своё «горе» собутыльникам (девки не любят, негодяям везёт, а славным парням достаётся только тёплое пиво). Я всё прекрасно слышал и меня разбирал смех, от сравнения своего положения с его «жизненными проблемами». Подойдя к нему вплотную, шатаясь от распиравшего меня хохота, я рассмеялся ему в лицо, рассчитывая, что он меня по меньшей мере вырубит (в лучшем случае убьёт). От бродившей в моём теле ярости у меня резко заболел живот. Плюс вырывавшийся смех, вызывал спазмы, заставляющие меня сгибаться. Так, я случайно обнял «Мученика», избежав его гнева. До самого закрытия мы как сумасшедшие ржали, стоило нам взглянуть друг на друга.
Так начался новый виток в моей жизни – я нашёл своё предназначение. Теперь алкоголь на меня не действовал, если я специально ему не позволял «отравлять» мой организм. Теперь я ждал встречи с очередным неудачником в пабе, как раньше искал выпивки. Свободное время между сном и «предназначением» я размышлял, вспоминал, думал. Один из старых советов Теда и связи (деньги) отца позволили мне устроиться ночным смотрителем в зоопарк. Старые запахи и старые друзья возродили во мне интерес к ветеринарии. Поступив на дистанционные курсы, я их прослушал, но не стал сдавать квалификационные экзамены (какой из калеки ветеринар?). В одном из разговоров с Тедом он мне предложил пройти обучение по курсу психологии, раз мне так нравится «исправлять мысли» людей. Так, я и поступил.
Мне нечего было больше сказать. Днём я спал, вечером беседовал с «клиентами» в пабе, ночью успокаивал свои нервы и «буйных» животных.
Пиво кончилось, слова кончились. Осталось одно удивление, почему я исповедуюсь серийному убийце? Что делает его лучше меня?
– Если ты будешь продолжать… – тут я запнулся, не зная, как по-другому назвать убийства, – «следовать курсу», то Тёмные и Светлые объявят на тебя охоту.
Посмотрев в «глаза» Сида, прислушался к внутренним ощущениям. Нет, внутренне «Я» не считал его Яблочным Джеком – простым серийным убийцей девушек. Но какой-то червячок внутри меня гаденько хмыкнул, когда я подумал, что Сида, так или иначе, устранят. Стыдясь этой своей радости на такую мысль, я опустил капюшон, оставляя себя перед ним беззащитным.
После недолгой паузы Сид опустил свой капюшон. Да, он действительно изменился. Теперь его кожа не походила на оплавленный пластик манекена, она была живой, хоть и имела странную текстуру и цвет.
– Ты же к этому стремился, когда появился здесь в первый раз? – опять пришлось выгонять из себя смущение словами.
– Было дело. – Улыбка исказила его лицо гримасой боли. Теперь Сид медленно разделял слова, а не выдавливал из себя «смысловые сгустки». – Закажи пива. – Его рука указала на две пустые кружки передо мной.
Я повернулся, ища глазами Теда, поднял руку. Когда до моего сознания дошло, что я выполнил все эти движения автоматически, в угоду «предложения» Сида, моё лицо нахмурилось. Не желая показывать своё мрачное настроение Сиду, я дождался внимания Теда, перебирая в голове материалы из полицейского следствия и «догадок» журналистов – «Гипноз». Меня тоже когда-то интересовала тема гипноза. Наблюдая, как змеи гипнотизируют своих жертв плавными движениями своего тела, мне было интересно попробовать обратный эффект на людях. Вид моего лица вызывал ступор у непосвящённых людей, переводил их сознание в изменённое состояние, через которое можно было достучаться до их сути или найти проблему. Повернулся и посмотрел в немигающие глаза Сида. «Действительно – два змея» – подумал я, рассматривая его лицо и прислушиваясь к осторожному шёпоту в пабе. Только сейчас, отстранившись от своих переживаний, я осознал, что после того, как мы скинули капюшоны, посетители притихли и украдкой бросали на нас взгляды.
– Мы вызываем интерес и ужас у публики. – попробовал я разредить обстановку.
– Чувствуешь их взгляды?
Посмотрев на лицо Сида, меня передёрнуло. Он сидел с закрытыми глазами и снова походил на манекен, который незадолго до этого опустили головой в пламя костра. Решив забрать инициативу в свои руки, пока он меня не «гипнотизирует», я начал атаку.
– Я видел тебя, – опять я запнулся, подбирая слово взамен слову «убийство», – в деле. Не стал обращаться в полицию только потому, что ты так сильно насолил Тёмным. – «Интересно, что из него попрёт, если на него нажать. Свет или Тьма?» – пронеслось в моей голове, пока мой рот придерживался «утверждённого плана». – Буквально вчера меня посетил Светлый. – сделав ударения на последнем слове, я ждал какой-то реакции, но Сид сидел спокойно. – Он тоже подал жалобу на тебя. С какой стороны ни крути – я перед всеми виноват.
Сид меня слушал! Он открыл глаза и вопросительно поднял то, что у обычных людей называется брови.
– По законам людей я твой соучастник. По законам Тёмных и Светлых, ты мой протеже, и я отвечаю за твои поступки.
– Видел в трёх местах. – Сид кивнул и показал мне три пальца на поднятой правой руке. – Людей, Светлых, Тёмных не было.
– Так вам ещё и тёмного надо было захватить? – Из-за моей спины «выскочила» Мэдисон, опустив на стол две кружки пива и три бутылки (Тед за нами внимательно смотрел!) витаминизированной воды. Забирая пустые кружки и бутылки, девушка продолжала ворчать, не отрывая глаз от лица Сида (загипнотизировал?). – Могли сразу заказать, что я лошадь, носится по залу в пустую.
Сид медленно, как удав, начал движение правой руки к нагрудному карману, достал свёрнутую банкноту с двумя нулями и медленно положил её перед девушкой: – За старания.
Мэдисон секунду смотрела на сотку, потом, на рефлексе официантки, отправила её в кармашек передника. Выйдя из транса, она собиралась уходить, когда, увидев моё лицо, подпрыгнула на месте от неожиданности. Лицо её побелело, она набрала полную грудь воздуха собираясь то ли закричать, то ли обложить меня последними словами. Рот её беззвучно закрылся, она вся покраснела и быстро унеслась с пустой посудой.
– Ты веришь в Бога? – наклонившись над пенной кружкой, я припал к соломинке, внимательно вглядываясь в лицо Сида.
– Теперь нет. – его рука вернулась от пустой тарелки, увидев, что я забрал последние.
– Если брать христианство, то более «сильные» сущности делятся на Тёмных и Светлых.
– Я понял. – Сид двумя руками поднял пустую тарелку над головой. Потом опустил на стол тарелку правой рукой, на левой показал два пальца. – Он беспокоится за тебя.
Настала моя очередь поднимать брови. Обернувшись, я посмотрел на спокойное лицо Теда. Прочитать каких-либо эмоций на его лице мне не удалось. Снова повернувшись в Сиду, я произнёс: – Мне скоро на работу, а ты в одного умял всю тарелку.
– Ты будешь следовать за мной?
– Да. – я смутился, снова инициатива уходила из моих рук.
– Перед работой я буду заезжать. – Глаза Сида задвигались, сопровождая кого-то взглядом (Мэдисон?). – Можно?
– Ты возьмёшь меня с собой?
– Хорошо.
– Когда?
– Не я выбираю Время.
– А кто?
Нашу «оживлённую» беседу прервала Мэдисон, опустившая на стол тарелку и яркое ведёрко с надписью «KFC». От ведёрка пахло так же, как и от тарелки.
– Мэдисон. Сегодня моя смена и так меня зовут. – Девушка попыталась улыбнуться через недовольство. Но увидев снова моё неприкрытое лицо вблизи, она снова покраснела и унеслась на всех парах, с пустой тарелкой в руках.
– Завтра. – Сид, накинув капюшон, поднялся с моего места, что-то внимательно разглядывая на крышке ведёрка. Подняв визитку паба, он «улыбнулся». – Если Время – позвоню.
Пока Сид шёл через паб к стойке Теда, в зале стояла тишина и все глаза смотрели за его перемещением. Склонившись над стойкой бара, Тед выслушал, кивнул и также молча проводил гостя глазами до двери. Звякнул колокольчик и, через закрывающуюся дверь, в паб просочилась Жизнь. Люди расслабились, продолжили прерванные разговоры. Не желая упускать возможность примкнуть к Жизни, я занял своё законное место, с нетерпением выхватывая кусочки обжаренной курицы из тарелки.
Следующие семь дней в пабе каждый вечер был аншлаг. Тед не только хотел продавать билеты, но и переименовать своё заведение в «Два близнеца» (это он про нас с Сидом). Я не находил в этом ничего смешного. Сид был прекрасным слушателем, высиживал свои часы до моей работы, потом исчезал. Мне, чтобы не впасть в уныние, приходилось каждую ночь медленно бродить по дорожкам зоопарка, хоть в этом и не было надобности. Эту «халявную» работу я получил как знак признательности моему отцу (его деньгам), привнесённым им в развитие зоопарка пока я был молод, здоров и силён. Впоследствии моя осведомлённость в природных потребностях и индивидуальных особенностях каждого жителя зоопарка (плюс моя интуиция), позволили мне утрясти несколько разраставшихся эксцессов среди устоявшихся пар хищников. Своим «нутром» я чувствовал, когда у кого-то из моих подопечных сдадут нервы или разыграется «эго». На животных действовали успокаивающе мой голос, запах, вид. Мне было этого достаточно, так как «учёные люди» и руководство зоопарка признало мою полезность. Я сам гордился собой, пока не произошёл «сбой программы» – не поверив в слова Сида, мне было легко дать обещание. Так же легко, как его же не сдержать. В следствии моей самоуверенности зоопарк потерял двух львиц, ведущего ветеринара и субсидии от фармкомпаний.
После гибели двух львиц я понял, что рано остановил своё обучение, посчитав себя специалистом по характерам и поведению животных. Теперь находясь на дежурстве, я проводил всё время возле вольеров, слушая их ночные голоса, учась определять особь, её настроение, состояние здоровья, отношения с окружающими. Большинство обитателей зоопарка ведут ночной образ жизни, в отличие от людей. Собранную за ночь информацию я систематизировал, сверял с имеющимися данными, записывал, анализировал (много умных слов, а толку чуть).
Моя работа с людьми возросла на пике популярности заведения Сида. Столько кайфа от забранной у людей негативной энергии я не получал. Мне и раньше не очень нравилось определение «пылесос», которое мне дал Тед, объясняя процессы, происходящие между мной и клиентами. Но это было моё предназначение, призвание, «Карма» – куда же мне от этого. Я продолжал свои эксперименты и над людьми, подводя разных мужчин и женщин к Сиду. Ожидаемого результата (как у Жертв) ни разу не получилось. Из недельного исследования выходило, что Сид сильнее всего воздействовал на женщин (как я и предполагал), только после разговора с ним у «испытуемых» не находил следов гипнотического воздействия. И если на женщин Сид оказывал большее воздействие с открытыми глазами, то мужчины «впечатлялись» от его вида с закрытыми глазами (живой манекен!).
В общем, последняя неделя далась мне нелегко. Я за это время похудел, ни разу не позвонил Дженнифер, но умудрился позвонить отцу. Измотанный и уставший, словно всю ночь разгружал вагон с тюками сена, завалился утром в паб, желая окунуться в алкогольную дремоту, хоть на время.
– Ревность не приводит к правильным решениям. – Тед поставил пустой стакан передо мной и по моему требованию, плеснул крепкого виски. Не самое лучшее пойло, но прочищает мозги. – Ты так изведёшь себя, позвони Дженнифер (она про тебя спрашивала, беспокоилась о твоём здоровье), выплесни накопившуюся энергию.
– Ревность? Вот ещё. – От сочетания вкуса и крепости заслезилось в глазах. Громко вдохнув, задержал дыхание, отслеживая маршрут алкоголя по моему организму. Выдохнул. – Он мой друг. Кого мне с ним делить?
– А ты встань на его место и посмотри на себя со стороны. Если тебе противно быть в его теле, то можешь позаимствовать мои глаза. – Я никогда не понимал шуток Красного Теда. А сейчас у него наблюдался пик «красности» значит он был очень серьёзен.
– Хорошо, я подумаю, после того как высплюсь. – Захватив со стойки бутылку воды, я собирался в душ, потом немного поворочаться на своей кровати.
– Боюсь, сегодня ночью тебе предстоит путешествие. – Сделав значительную паузу (или он сказал «с Ночью»?), Тед добавил. – Он позвонил. Сказал «Время».
Пока я стоял ошарашенный известием, я не только утерял контроль над организмом (вследствие чего протрезвел), но и спокойно принял телефон из рук Теда (это тебя).
– Алло. – голос Дженнифер.
– Привет. Ты сейчас свободна?
Через несколько часов я лежал опустошённый в своей постели. Шторы на окнах были открыты. Яркий солнечный свет, лаская обнажённую кожу Дженнифер, дарил мне наслаждение. Она лежала, чуть отстранясь от меня, проводя пальчиками правой руки по моим шрамам на руках, ногах, лице. Отдалённо мне были интересны тараканы в её голове, которые заставляли её возбуждаться и возбуждаться от вида моего изломанного тела.
– Это не передаётся по наследству?
Наивность её вопроса, произнесённая с такой нежностью, слегка ввела меня в ступор, потом задела. Но подумав, я осознал, что она не знала меня прежнего, здорового и молодого. Покопавшись в своей памяти, мне с трудом удалось вспомнить, что все свои фотографии мной уничтожены.
– Нет. – Я взял и поцеловал её руку, оторвав её от моих шрамов, так как ещё одно соитие могло меня убить. – Это последствия аварии. Сразу после окончания старшей школы, я разбился на мотоцикле. Меня нашёл и спас Тед. Если хочешь, могу попросить родителей переслать мне фотографии того периода. Говорят, я был красавчиком.
– Надо сказать Теду: «Спасибо», за тебя. – Девушка нависла надомной, поцеловала. – Прямо сейчас и скажу. – Она спрыгнула с кровати и исчезла в ванной.
Слушая как шумит вода, пред моим мысленным взором замаячил смутный силуэт мокрой Дженнифер. Не имея уже сил на фантазии, я сполз с постели и дотащился до ванной. Оперевшись о косяк двери, стоял и любовался салочками, который устраивали струйки воды на коже девушки. Она, не закрывшись шторкой, была у меня вся на виду.
– Мне нужно на работу. – Почувствовав мой взгляд, девушка повернула ко мне мокрое лицо. Она смотрела куда-то ниже моего живота, улыбка коснулась её губ, заискрилась озорством в глазах. – Мог бы позвонить и раньше. Я скучала.
Конечно, я проспал. Телефон разрывался над моей головой. Сид меня ждал. Тед, меня ждал. Главное меня ждала Дженнифер. Ни за что не покажу ей Сида. Боясь даже представить последствия их встречи, я быстро оделся, спустился вниз, разгоняя выделившийся адреналин.
Бессонный день сказался. Почти всю дорогу я проспал в кабине фургона Сида. Он, как всегда, был немногословен, написал на листке адрес (дом с противоположной стороны зоопарка) и вышел, кода закончилось время «демонстраций». Витая в романтических облаках, я совсем позабыл о подготовке. Хорошо Тед вручил мне холщовую сумку. Зевнув с чувством, я заглянул в сумку. Там оказалась провизия (бургеры для Сида, кусочки курицы для меня), вода, и монокуляр ночного видения (охотничий на винтовку). Поискав в остальных отделениях и кармашках сумки, я к своему облегчению винтовки не нашёл. Зато нашёл перчатку, на левую руку, к которой пристёгивался монокуляр.
Сид ни о чём меня не спрашивал, я не спрашивал его. Так мы и вышли из машины, когда добрались до места. Следуя своей интуиции, подпитанной размышлениями прежних дней, я пошёл в противоположную, спине Сида, сторону. Удалившись на достаточное расстояние, выбрал местечко потемней, сел в засаду. Пока время тянулось, я, заставляя проснуться мозг, стал анализировать, почему Сид сменил свой шерстяной наряд монаха на брезентовый плащ. Возможно, он боялся испачкаться в крови? Или у него там был спрятан генератор, настроенный на частоту женского мозга? Может у него там затерялась мрачная сущность, доставшаяся ему от прежнего владельца-маньяка?
Поняв, что сегодня мой мозг непригоден для холодного анализа, решил довериться глазам. Потянувшись к монокуляру, я увидел Её. Она прошла метрах в семи от меня. Девушка вышагивала как модель на подиуме (её красивые ноги белели отражением далёких фонарей под короткой юбкой), что-то напевая себе под нос. Потянув воздух через расправленные ноздри, пытаясь уловить её запах, я выбрался из укрытия, стараясь соблюдать дистанцию и не создавать шума.
– Не оставляй следов. – напомнило мне подсознание.
Теперь я тщательней следил за «пространством» у себя под ногами. Вдруг что-то изменилось. Девушка остановилась. Казалось, сильный порыв ветра не даёт ей двигаться дальше, а от его холодных струй, тело девушки дрожит. Схватившись за монокуляр, я вспомнил, что сегодня моя цель не она. Чуть отступив в сторону, направил прибор ночного видения в направлении Сида. Его светлое пятно было в метрах десяти от превратившейся в статую девушки. Сид сидел спиной к ней. Через миг он начал расти, вбирая тени, стелющиеся по земле.
– Он просто поднимается на ноги. – успокоил я своё трепетавшее сердце, мысленно подхватив душу от падения в пятки. – Я его знаю ещё со школы. У него идёт (шла) кровь, когда бьёшь его по носу. Он ходит в туалет (проверял, добавив в воду мочегонку), ест, дышит. Правда, не пахнет.
Волосы на всём моём теле встали дыбом, кровь начала леденеть в жилах. Девушка не видела Сида. Она как будто задыхалась, схватилась руками за своё горло, присела. Сид «рвался» к девушке через разделявшую их «космическую» пропасть. Они, через прибор ночного видения, походили на две яркие галактики, медленно сближающиеся (для стороннего наблюдателя). В миг замершей вечности произошло действие – Сид опустил капюшон. Глаза его были закрыты, лицо напряжено или искажённо чрезмерными усилиями, руки медленно упали вдоль его тела. Блеснул нож. Этот блеск ослепил меня, пришлось менять глаз. Теперь вторая галактика (девушка) стремительно неслась навстречу сиянию Сида (ему яркости прибавили что ли?). Вот они встречаются, заключив друг друга в объятия. Снова вспышка от лезвия ножа ослепляет меня. Пока я менял глаз, Жертва повернулась к Сиду спиной, поднимая его руку с ножом к своему горлу.
– Да что тут происходит? – Мой мозг отказывался верить глазам.
Девушка наклоняется в мою сторону, смотрит чуть в сторону от того места, где стою я. Улыбка?! на её губах опускается, становиться больше и… Нет, это темнеет разрез на её шее, из которого на землю льётся тёплая кровь.
Пытаясь избавиться от нереальности происходящего, трясу рукой стараясь выкинуть монокуляр, но реальность настолько изменилась, что монокуляр становится частью меня. Чтобы избавиться от него, нужен нож. «Или снять перчатку» – поносится, как холодная струйка воды, мысль в моём вскипающем мозгу. Пристально разглядывая в слабом свете хитрое приспособление, я возвращаю реальность на положенное ей место (вокруг меня и всегда рядом). С облегчением смотрю, как Сид укладывает девушку на траву, что-то поправляет в её волосах, платье. Потом он поднимается в полный рост и смотрит, запрокинув голову, в холодную пропасть ночного неба.
Мне хочется знать, что это за чертовщина, кто виноват и где выход из этого дурдома. Широким шагом я приближаюсь к Сиду. Он поднимает левую руку, останавливая мой порыв. Сознание резко вцепляется в реальность, вылавливая ясность понимания, как тормоз в пол на скорости за двести километров в час.
– Мать твою – следы! – Я замираю как вкопанный на мягкой и податливой земле. Оглядываясь назад, вижу, что до края газона пара шагов. Осторожно, стараясь попасть след в след, возвращаюсь на асфальт. Затем несусь на всех парах к фургону Сида.
Разговор в машине пошёл не потому руслу, что я рассчитывал.
– Ты специально под камеру полез? – Каждое его, медленно выговариваемое, слово падало как свинцовая капля на жестяную крышку моего гроба. – Ищешь популярности?
– Где была камера? – Голос. Разве это мой голос? Или он будет звучать так с того света?
Сид остановил фургон, показал рукой под крышу здания. Вглядываясь с минуту, я увидел холодный отблеск стекла. Я стоял под ней, когда реальность играла с моим сознанием.
– Повезёт, если не работает.
– Давай её собьём. – моя правая рука нашаривала ручку двери фургона.
– Смысл. Если работает – уже записало. – Сид нажал на педаль газа, машина медленно покатилась, поворачивая к выезду с парковки. – Будешь искать по кабелям? Остановлю.
– Нет, – я чересчур сильно ударил себя ладонью полбу. – Едем домой.
– Что ты хотел, подходя так близко?
– Мне нужно увидеть лицо, – я запнулся, подбирая более мягкое слово вместо «жертва», – девушки. Все приборы, что я смог достать, не дают нужного разрешения, эффекта. Я уже думал установить инфракрасные прожектора, но… – Тут я запнулся, если объяснять всё, то придётся рассказать обо всей своей слежке.
– Не поможет. – Сид был спокоен как Ларч из «Семейки Адамс». Я прищурился – «это лунный свет или моё воображение?». – Камеры увидят усиление свечения. Полиция поймёт.
– Уже ФБР. – Хмуро поправил его я.
– Хуже. – согласился Сид.
Посмотрев на измождённое лицо друга (или мне так показалось), я предложил свои услуги водителя. Сид молча припарковался у обочины, вышел из кабины. Перебравшись на водительское место, я ждал, что он сядет на моё место, но по хлопнувшей задней двери фургона и покачиванию машины, понял, что ехать в кабине мне предстоит в одиночестве.
Тяжесть руля была непривычна, плюс дрожь от осознания, что я мог так глупо влипнуть. Хорошо. Свидетелем чего я был? Глубоко вдыхая и выдыхая воздух, я остужал свой мозг и успокаивал нервы. Свидетелем убийства? Подвергнув свои чувства и сопоставив «картинки», я пришёл к выводу, что нет. Мой мозг утверждал, что это похоже на ритуал, съёмку сцены для низкопробного хоррора, не способного напугать учеников средней школы. Или злая сказка, где Чудовище укладывает Красавиц (с выбеленным лицом фарфоровой куклы) спать, под открытым небом. Что меня приводило к таким выводам? Нет испуга у Жертвы. Вернее, он был, но до появления Сида. С его появлением девушки расставались со Страхом и с Радостью бежали ему навстречу. Это не походило на Смерть. Мне есть с чем сравнивать? Да. Одной из неприятных обязанностей служителей зоопарка – кормление хищников «живым кормом». У козла или барашка нет шансов убежать в маленьком вольере от хищника. Я видел обречённость в глазах жертвы и огонь азарта в глазах хищника. Во всех случаях Ритуала у девушек был выбор. Или нет? Что заставляло их всех останавливаться, замирать, дрожать, пугаться? От чего «спасал» их Сид? Вопросы без ответа.
Что ещё не даёт мне прировнять Ритуал к убийству? Отсутствие вида крови. Нет, кровь там была в виде капелек на одежде, волосах, коже девушек и на траве. Как я не напрягал свою память, не мог вспомнить луж крови, которая покинула тела девушек из разреза на горле. Ни с мест, где я был, ни из фотографий полицейских отчётов. Значит, я не был свидетелем убийства, по моим внутренним ощущениям, и «верность» дружбы с Сидом перевешивала «гражданскую ответственность».
Какие у меня «чувства» к Сиду? Его странное произношение, ответы на мои вопросы, участие в беседе, напоминали мне старого ворона, жившего в зоопарке, когда я впервые туда устроился работать волонтёром, ещё учась в школе. Ворон был большой, говорящий, и, по заверению всех сотрудников, вещим (нужно было просто задать правильный вопрос). Я, молодой и горячий, задаю кучу вопросов, ожидая немедленных и правильных ответов. Мудрый ворон смотрит на меня своим чёрным глазом, думает, подбирает слова, а потом, как ответит. И тебе остаётся только правильно интерпретировать его ответ на один из кучи заданных тобой вопросов.
Как и мудрый ворон из моего пошлого, Сид давал ответы, но не совсем так и те, что я ожидал. Вспоминая сейчас все наши последние беседы, пока нас не отвлекали вечерами в пабе, можно было сложить более-менее правильную картинку. Он не знал точного времени и места «Ритуала». Его слов и картинок не хватало мне объяснить это процесс получения им информации. То, что у него был «правильный» план действий, доказывала карта его перемещений до умерщвления (убийство – очень громкое слово) львиц. После он «уверовал» и начал действовать. Если при первом посещении паба я принял его за Тёмного, которого только начал поглощать Мрак, то сейчас я бы принял его за Светлого. Но не такого Светлого, как отец Верн, способного выгнать Тьму из любого уголка моей души, из каждой клеточки моего тела. Силу Света отец Верн брал извне, дополняя им собственный. Свет, исходящий из Сида, был его внутренним, как в газовом фонаре. И Темнота Сида отличалась от Темноты Банкира. Я видел Чёрную дыру на месте сердца Сида. И сейчас прислушиваясь к своим ощущениям, я понимал, что она осталась на месте, но скрыта от моего взора Светом (как Чёрные Дыры в центре Галактик). А Мрак, вытекший на меня из Банкира, был как в кошмарном сне, он был бесконечен, давил своей безысходностью, походил на открывшийся портал сразу в центр самой Темноты. Я понял, что запутался в определениях своих ощущений и понятий. Мне приходилось жит и работать в окружении простых людей. Открыть в себе сверхспособности у меня не получилось (те, что я желал бы в себе видеть). Чтобы поставить точку в своей «безграмотности», попытался ещё раз описать Свет, «сваливший меня с ног»: так можно было представить себя внутри звезды, наполненной одними фотонами, их интенсивности и воздействие на посетителя определяется не им; такой Свет может и приободрить, наполнить энергией, так и полностью уничтожить твоё «Я», вытеснив его как ненужный серый туман.
Перестав давать оценки Свету и Тьме, устав от неизмеримо больших величин чем «Я», пришлось признать, что я на стороне Сида. Никакие моральные мучения или угрызения совести не способны толкнуть меня на предательство. Пусть я «попадусь», но со спокойным сердцем, честно буду отвечать на все вопросы правду, что не был на месте убийств и не был свидетелем таковых.
Принятые решения и выводы настолько успокоили мои нервы, что дрожь усталости перестала мучать мои руки. Как жирная точка в вопросе «Что делать?» появился указатель границ моего города, а значит, пора будить Сида и отправляться на боковую самому.
– Пусть всё идёт своим чередом.
Я начал превращаться в человека – спать по ночам. Нет, я не чувствовал себя животным, не сопоставлял себя с одним из обитателей зоопарка, просто вёл ночной образ жизни, как большинство хищников. Теперь мне было незазорно забраться на крышу зимнего вольера для львов и бессовестно проспать до утра. Возможно, мне хватило бы смелости проводить ночи в обнимку с живыми львами, но зачем. Плюс, «дневное бодрствование» людей требовало моего вниманья, так как Тед начал нагружать меня клиентами. Вечерами мы с Сидом сидели на стульях за моим столиком с опущенными капюшонами, больше не боясь шокировать публику. На нас шли толпами (увеличивая выручку Теда), заранее бронируя места. Правда, все два-три часа, что мы с Сидом проводили вместе под крышей паба, могли выдержать лишь завсегдатаи или редкие «герои». Основной массе посетителей было достаточно минут пять побросать на нас взгляды украдкой, выпить пару кружек пива и уступить своё место следующим страждущим зрелищ (на нас уже заказывали автобусные туры из городов других штатов).
Приятным бонусом последних дней стали спонтанные визиты в мою берлогу Дженнифер. Теперь мы проводили больше времени вместе, в не менее страстных объятиях и позах. Что тоже требовало от меня траты сил, которые я мог восстановить на сеансах, устраиваемых Тедом или беззаботно сопя под открытым ночным небом.
Пытаясь вернуться к привычному для меня графику, я взмолился, прося пощады у Теда (от Дженнифер отказываться я не собирался). Просил, чтобы он уменьшил поток поставляемых мне клиентов. Нехватка сил была лишь поводом «пролить слёзки», так как основной причиной стали менее фееричные ощущения от «встреч» с другими людьми. Раньше любое объятие с незнакомцем, излившим мне свою душу, его проблемы и чаяния, вызывали во мне ощущение, сравнимое с выпитым бокалом шампанского, после проведённого дня в пустыне без воды. Теперь любое объятие вызывало приятное тепло, как от кружки горячего чая, в холодный вечер. Объятия с Дженнифер не в счёт. С ней был тот самый фейерверк, до полного бессилия и растворения друг в друге, в окружающей нас Вселенной.
Мои мольбы не были услышаны. После вчерашних стенаний на моём ноутбуке появился странный файл с таблицами. Только благодаря разъяснениям Теда (который провёл бессонную ночь, составляя для меня таблицу, обрабатывая данные), мне удалось понять его коварный замысел и всю глобальность моей работы – цели жизни.
– Кто-то способен укоротить жизнь живого существа. – Тед смотрел с грустью и печалью, отвечая на мой бурный протест против дневной занятости. – Ты способен если не продлевать Жизнь, то качественно её менять для тех людей, что соприкасались с тобой. Взгляни на эти показатели.
Он долго и педантично пытался восстановить в моей памяти имена, лица тех людей которых я заключал в свои объятья. По всем цифрам выходило, что я самый настоящий Светлый. Больные, слабые духом люди от соприкосновения со мной обретали Силы и Уверенность в себе, находили новый подход к Жизни. «Заражая» своими искрами Жизни окружающих их людей они (Я) делали этот Мир лучше, красивее, интересней. Против таких лестных доводов мне было трудно возражать. «Весело виляя хвостом» я принял сладкую «косточку» и продолжил свой «непосильный» труд. Меня до мурашек пугало только одно, что сегодня вечером Сид объявит о новой поездке.
Мы боимся лишиться комфорта, приобретённого благополучия, считая, что знаем все факторы, способные лишить нас покоя и уверенности в завтрашнем дне. Я в этом убедился, когда из сладких объятий Дженнифер меня вырвал телефонный звонок – меня ждал клиент.
Внизу, в почти пустом пабе в светлое время суток, кроме дневной смены и уборщиков, посторонних не было. Только моё «рабочее» место в дальнем конце паба было задвинуто ширмой. Тед посчитал полезным для его заведения, проводить мои сеансы с клиентами в нём, предоставив, наиболее стеснительным, пространство за ширмой, отгораживающей мой стол от остального помещения. Прихватив со стойки бара пустой пластиковый бокал, я пошёл, унимая раздражение к загадочно-стеснительному посетителю, перебрасывая бокал из руки в руку, не давая ему упасть на пол.
Первое удивление у меня вызвал льющийся из-за ширмы свет. Аккуратно заглянув за её край, я с облегчением вздохнул, увидев не очередного Светлого, а всего лишь стоящую на столе лампу. Проверив, накинут ли на голову капюшон (в последнее время я стал меньше стесняться своего «необычного» вида), шагнул в огороженное пространство, поправляя перчатки. На ярко освещённой половине отгороженного пространства сидела девушка, крепкого телосложения, на ней была одета одежда, максимально облегающая её тело. Тёмные волосы были собраны в тугой пучок.
Сев на стул, находящийся с теневой стороны лампы, я слушал сбивчивые извинения девушки, плавно перешедшие в рассказ о её страхах. Она была сестрой Мии, девушки чьё платье из кружев и ленточек походило на шар. Её мучил страх за свою жизнь. Боль и страдания от мученической смерти Мии, не давали девушке спокойно смотреть на любую тень. Ей везде мерещились вампиры и кровопийцы, так как из тела Мии, по словам сотрудников ФБР, вытекла вся кровь, отчего она и умерла. Девушка «надела» на себя эту боль, подсознательно не желая отождествлять себя с Мией, она одевала максимально отличную одежду от наряда сёстры, в котором её нашли мёртвой.
Слушая девушку, вместе с нарастающим в ней страхом, менялось моё настроение. Действовать по установленному мной шаблону не получалось. Моя метода работы с неудачниками (потерявшими веру в успех) и опустившими руки (потерявшими веру в себя) клиентами была проста: когда они развивали максимальную плаксивость, ошарашить их уроненным на стол пластиковым бокалом, показать им мои искалеченные руки; добить их «слабость» видом своего «прекрасного лица»; улыбаясь максимально дружелюбно обнять их, и отпустить. Хоть и глупо всё выглядело, но по статистике Теда, получалось, что эта метода работала.
Теперь получалось, мне будут посылать клиентов, которые живут в боли утрат и страхах чужой смерти. Сработает ли тут моя метода? Мне не хотелось портить моё мнение о себе, окунувшись в шарлатанство и ложь во имя добра. Прекрасно понимая, что раньше я мог противопоставить всем неудачам, лени, слабой мотивированности на жизнь свой пример «выживания», теперь же мне нечего было бросать на весы Правды из личного опыта. Мои родители были живы и здоровы. Бабушку и дедушку со стороны отца, я не знал при их жизни, а мамины родители старели вдалеке от нас, путешествую по миру на лайнерах, выбирая для кратковременного проживания маленькие экзотические города. Что мог противопоставить я чужому горю, чужой потере?
Моя нервозность начала просачиваться наружу, впитываемая как губкой, сидящей напротив меня девушкой. Это посторонняя «смазка» позволила вылиться страхам девушки. Подстёгиваемые её фантазией, полученная ей информация от сотрудников ФБР, перерастало в такой кошмарный образ кровопийцы и истязателя хрупких девушек – Яблочного Джека. Распространяемый девушкой страх стал материализоваться, постепенно отъедая силу у света, лившегося из настольной лампы. Образ, рисуемый чужим воображением, проникал в мою голову: состоящее из самого мрака существо (ни одна камера в округе не смогла его заснять) с белыми, длинными зубами разрывает горло Мии; жадно впитывая в себя каждую каплю тёплой крови (материалы из полицейского следствия подтверждают слегка окроплённую кровью землю); вместе с кровью девушки Яблочный Джек поглощает её скованную ужасом душу.
Только стряхнув с себя это наваждение (моя рука роняет пластиковый бокал), я, сопоставив образ Сида с образом Яблочного Джека, начинаю смеяться гротескным пропорциям, порождённым Ужасом сестры Мии. Стеклянный Ужас в глазах девушки разбит, если его сейчас не заполнить чем-то тёплым, жизнеутверждающим, то там поселится сомнение в моём здравомыслии. Опуская капюшон со своей головы, выпускаю из памяти образ Сида, когда он первый раз появился в пабе. В этот образ собирается всё, что я знал о нём тогда и узнал потом. Бонусом на меня накатывает одиночество и тоска, после безвозвратной потери Любви жены и детей. Эта чужая Боль щемит моё сердце, делает мой смех прерывистым (на грани истерики), на глазах выступают слёзы. Я, поднимаясь над застывшей девушкой, как монстр из мультика «Корпорация Монстров», медленно перемещаюсь к ней, опустившись на колени, обнимаю её.
Тени отступили под натиском усилившего Света. Нас окружает понимание одинокой дороги с редкими попутчиками. Неизбежность конца пути ласкает Сердце и тревожит Ум. Прощение и Благословение Делам. Отречение и Молчание за Бездействие.
Когда Свет ослабевает, Мы обнаруживаем себя стоящими на коленях в обнимку друг с другом. Она мой друг – часть моего Сердца и Я теперь её друг – часть её Сердца. Мы принимаем себя такими, какие мы есть, обещаем стать лучше, но не будем винить себя и других, если это не получается.
Получив «прививку» от Светлых, я больше не теряюсь в Свете. Мне легко пропускать его через себя, трансформируя его в смех или слёзы. Да я научился плакать, научился прощать других как себя за ошибки, слабость, бесхарактерность, лень. Но Ревность мне не поддаётся. Я, благодаря намёкам Теда, прекрасно осознаю в себе её щупальца, метастазы. Есть способ Её победить – выпустить наружу и переварить (трансформировать). Ревность растёт во мне как опухоль, тёмные сгустки которой я стараюсь обходить, не буду показывать Сиду.
У меня теперь было очень мало свободного времени. Каждую свободную минуту я старался трансформировать в сон, так как не знал, что меня ждёт завтра. Это меня пугало и радовало одновременно. Всё больше "трансформируясь" в человека, мне становилось смешно, как я мог в серьёз сожалеть о своих утерянных детских мечтах. Сколько больничных подушек пропиталось моими слезами в честь их утраты. Каждый визит Сида служил для моей гордости вакциной и вызывал трепет усталости от мысли о дальней дороге за рулём. Тёмное время суток теперь у меня было для сна, а не для бодрствования.
Таких тяжёлых случаев как с сестрой Мии мне больше не попадалось, но я к ним морально готовился. Как готовился посетить ещё несколько «мест», где Сид будет проводить свой странный ритуал. Через образ Сида, через его молчание, я старался понять побуждающие его на Ритуал мотивы. Но Сид оставлял меня в неведении, а я имел мало времени, чтобы полностью слиться с его образом в моей голове.
Естественно, напряжённость во всех аспектах жизни сказывалась. Даже в постели я старался чем-то блеснуть перед Дженнифер. Мне казалось, что я начал отставать от Времени, от любовников-клиентов Дженнифер, как я безнадёжно отстал от Сида. Его спокойствие за столом равнялось невозмутимости скалы перед любой непогодой, стихией, гневом Земли. Каждому своё, прятал я глупую ухмылку «познания» в кружке пива, когда Сид, сидя напротив меня, тянул из бутылки витаминизированную воду.
– Сегодня. – это слово прогремело для меня как гром среди ясного дня.
– Мы успеем? – я сомневался не в словах, а в правильности их интерпретации моим воспалённым мозгом.
– Тут недалеко. – Сид закрыл бутылку воды крышкой, поднялся, пряча её в карман своего балахона.
Мой мозг посылал сигналы «что я там не видел!», которые тут же тонули под проснувшейся надеждой «а может, сегодня?». Тело уже плелось за скрывшимся за дверью чёрного хода Сидом.
Прихватив из кладовки возле выхода сумку, заботливо приготовленную Тедом, я направился к хозяйственным воротам зоопарка. Пересекая быстрым шагом, так милое моему сердцу (когда-то) место, мне вспоминались только текущие вопросы и проблемы, встающие на повестке дня перед руководством зоопарка. Решив для себя, что надо дать возможность животным высказывать своё мнение и настроение удобными для них способами, я перестал дежурить по ночам в зоопарке. Так, я скинул большой груз с плеч, оставив кучу времени на восстановление сил после нахлынувшего на меня потока клиентов. Тед уверял меня, что скоро ажиотаж в отношении меня и Сида спадёт. Вот тогда и отдохнём, заживём спокойной жизнью обывателей столицы штата.
Я улыбнулся, проходя мимо зимника львов, который мне с трудом удалось отстоять перед руководством. Редкие холодные зимы не являлись поводом к его сносу или переоборудованию под нужды других питомцев зоопарка, тем более что иногда меня тянуло поспать на его крыше под открытым небом.
В кабине фургона Сида было тепло, двигатель так убаюкивающе рокотал, шуршание шин звучали как колыбельная. Машина остановилась, я открыл глаза.
– Мы уже приехали?
– Иди за мной. – Хмурый Сид вышел из кабины, направившись к задней двери фургона.
Выбравшись из кабины, я, протерев глаза, смотрел на открывающиеся просторы вокруг пустой дороги. Обойдя фургон, увидел возле открытой створки двери Сида. По его «ауре» можно было сказать, что он мной недоволен.
– Залазь. – Сид, подхватив меня за локоть, помог мне подняться в фургон. – Кнопка – открывает дверь. – Его рука указала на красную кнопку возле открытой створки двери. – Свет. Выключатель возле кровати. Остальное найдёшь. – Перед тем, как створка двери закрылась, я услышал. – Жди, когда остановиться.
Едва я добрался до кровати, как машина тронулась. Пошарив руками, нащупал такой же грибок кнопки, как у входа в фургон. Притопив кнопку, зажмурился от хлынувшего с потолка света. Привыкнув к свету, оглядел внутренности фургона.
– А неплохо Сид тут устроился.
Внутреннее пространство фургона было грамотно переделано под жилое помещение. Вдоль правого борта стояла кровать (на которой я сидел), по левому борту стоял биотуалет, прикреплённый к стене монитор, бутылка воды с помпой, возле кровати откидной столик, под которым оказался небольшой холодильник. Из любопытства заглянув в холодильник, там кроме банок содовой и кусков жареного мяса, завёрнутых в фольгу, я ничего не нашёл.
– А где же яблоки? – удивление заставило меня подняться с кровати и посмотреть в содержимое двух странных ящиков на полу.
На железном ящике, стоящем вдоль левого борта, под монитором, был кодовый замок. И судя по спускающимся к нему проводам, яблок там не было. В пластиковом ящике возле левой створки двери обнаружились старательно проложенные упаковочной плёнкой яблоки. С облегчением вздохнув, я, взяв одно яблоко, отправился на койку, перебрасывая его из руки в руку. Прежде чем улечься, потянувшись к выключателю, меня заинтересовал перевёрнутый планшет, лежащий на столике. Положив яблоко на стол, освободившейся рукой перевернул планшет. К нему был прикреплён лист бумаги, на котором была изображена балерина в «стойке». Ноги балерины ступали по бриллиантам, а вокруг её шеи и плеч струился тёмный плащ, который поддерживали за края ещё более черные руки. Странность этого рисунка состояла в том, что казалось из-за плаща, перехватившего горло Балерины, она не может встать нормально на ноги, или присесть. Приблизив рисунок, чтобы более внимательного рассмотреть его детали, я увидел, как бриллианты впиваются в ноги Балерины, окропляя её кровью устеленный ими пол.
Загадки мне сейчас разгадывать не хотелось. Положив планшет, как он лежал до меня, я взял яблоко, положил его на подушку, рядом со своей головой, закрыл глаза. Стараясь уловить запах лежащего рядом яблока и вслушиваясь в шуршание шин, меня настиг сон.
– Ты в порядке? – На моём плече лежала рука Сида.
– Вымотался за последние дни. – Я рывком сев на кровати, осматривался, прикрывая рукой глаза от света, проникавшего внутрь фургона через открытую створку двери. – Уже пора?
– Скоро. – Сид достал из железного ящика знакомый мне брезентовый плащ.
Стараясь утолить своё любопытство, я чуть приподнялся на руках, делая вид, что разминаюсь после сна. В открывшемся мне нутре ящика виднелись лишь корешки пластиковых папок, с приклеенными к ним номерами. По правому краю ящика было что-то с выходящими из него кабелями (как у системного блока компьютера).
– Для чего монитор?
– Камеры. – Рука Сида указала на четыре стороны крыши фургона.
Посмотрев, что я освободил основную площадь кровати, Сид подсел к столику, взял планшет в руки, задумчиво посмотрел на рисунок. Вытащив из зажима карандаш, дорисовал в правую руку балерины пирожное, посыпанное бриллиантами. Посмотрев на замершего Сида, я увидел, что его глаза закрыты.
– Зачем бриллианты?
– Это битое стекло. – Сид пришёл в движение. Вытащив рисунок из планшета, он поместил его в одну из папок, которую потом убрал в железный ящик.
Только когда Сид выходил из фургона, до меня дошёл смысл этого рисунка. По моей коже пробежали мурашки, на лбу выступил холодный пот, словно чужая боль собиралась завладеть моим естеством.
– Захлопни дверь. – Перебив нарождающийся во мне вопрос, бросил Сид и скрылся из видимости.
Загадки. Кругом одни загадки. Я даже не представлял, в какое место нас занесло (давно перестал отслеживать перемещения Сида). Какая по счёту жертва предстоит сегодня? К тому, что моё отношение к убийству девушек переросло в апатию завсегдатая театрала, уставшего от бутафорской крови и плохой игры актёров, я уже привыкал. Надев на голову ночник, медленно выбрался из фургона. Когда я захлопнул дверь, бивший в проём неяркий свет фонаря угас. Видимо, тут стоял временной таймер освещения парковки. Хоть свет был не таким ярким, как мне показалось спросонья, но он бы здорово поспособствовал моему перемещению по незнакомой местности. Вздохнув, я опустил окуляры ночника. Теперь мир преобразился в белые объекты, окружённые градиентами серого. Сделав пару шагов, меня снова начали одолевать мурашки. Первые, помельче, бежали от осознания того, что этот мир, видимый мной при помощи ночника, очень похож на рисунок карандашом на белом листе бумаги. Более крупные мурашки несли мысль, что сейчас на «встречу» с Сидом придёт Балерина в белой пачке и пуантах. На голове сверкающая стеклянными бриллиантами диадема. Руки обнимают что-то воздушное, почти как пирожное, дорисованное Сидом, слегка припорошённое битым стеклом.
Мне с трудом удалось избежать позывов рвоты, когда я вспомнил о битом стекле. Мне казалось, что в животе начинается резь, ведущая до бесконечно смертельного кровавого поноса. А когда моё внимание переключилось на движение впереди меня, моя голова предательски закружилась, заставив меня опуститься на землю. Перед Сидом стояла балерина, в белой пачке. Только руки её старались защитить её от чего-то невидимого, прикрывая белое, как на рисунке, лицо.
Задыхаясь, я сорвал с головы ночник. Аккуратно вдыхая через нос ночной воздух, я выдыхал накопившийся внутренний жар через рот. Казалось, что только тот факт, что со своего места я не вижу лица девушки, позволял моему мозгу не засвистеть как кипящий чайник.
Холод тихо опускался от моей макушки вниз, возвращая ясность ума и усмиряя выпрыгивающее из груди сердце. По телу разлилось запоздалое разочарование, что мне опять не удалось прочесть эмоции на лице девушки, когда она увидела Сида. Балерина уже минуты две держалась в вертикальном положении только благодаря силе рук «партнёра». Вспомнив о второй сегодняшней своей цели, мне с трудом удалось заставить себя подняться и поплестись назад к фургону. Там в оставленной мной сумке лежал охотничий тепловизор. Когда я вернулся, Балерина уже лежала на земле, Сид беззвучно материл звёзды. Обойдя их по широкой дуге, вспоминал расположение камер (Сид мне показал схему, когда я садился в фургон). Как я и предполагал, интенсивного теплового пятна крови возле остывающего тела Балерины не было. Куда девалась вся кровь? Думаю, даже удаляющийся красно-синий Сид (приятно было видеть хоть какое-то изменение в восприятии ночного мира) не смог бы ответить на мой вопрос. Даже если бы захотел.
Чувствуя себя выжатым как лимон, мне с трудом удалось выехать со стоянки (не включая фары). Рука хмурого Сида (как ему это удаётся ввиду отсутствия бровей?) легла на руль.
– Поведу я. Иди спать.
Обойдя фургон, Сид открыл мне створку задней двери. Чувствуя себя последним человеком, которого можно возвысить до ранга «Друг», я провалился в сон.
В редкие минуты, когда я мог считать себя в одиночестве, мне приходило в голову, что потеряв (отказавшись) от своего имени мне трудно привязывать конкретное имя к конкретному человеку. Сейчас в моей голове находилась картотека, похожая на папки в железном ящике фургона. На корешках значились безликие «Корологос Том», «Кинг Коретта Скотт», «Моргенто Генри (старший)». Только открыв папку, можно было узнать, что за человек является её содержимым. Живыми людьми (без папок) оставались для меня Тед, Дженнифер, Сид, Отец, Мама, Сестра (когда последний раз я их называл по имени?).
Я опять начал сбегать в зоопарк. Так как ночи были уже холодные, пришлось «выписать» у Теда тёплый спальник. Золото, а не человек. Достаёт всё без вопросов, иногда предугадывая мои желания. Вдыхая холодный воздух с нотками мускуса львов, приправленный звуками ночного зоопарка, я размышлял – «кем я стал?». Если бы не тепло тела Дженнифер, временами касавшееся моей кожи, то я мог себя назвать сошедшим с ума манекеном. Мне были безразличны страдания живых существ, их горести, радость, смерть. Меня интересовали проникавшие иногда в пластик моего мозга мысли, желания и капризы. Настоящий человек, так себя не ведёт. Взять Дженнифер: почему я к ней не ревную других мужчин, зная её профессию? Над этим вопросом я долго думал и пришёл к неутешительному для себя выводу – я любитель. Если представить тело Дженнифер как редкий музыкальный инструмент, скажем, скрипку Страдивари, то играющие на ней профессионалы извлекают из неё божественные звуки. Я, как любитель, чудом смог заполучить в свои руки такой драгоценный инструмент. Мои познания в «музыке», в способах извлечения правильного звука минимальны. Действуя скорее по наитию, чем, согласовываясь с мастерством, что я мог желать исполнить?
А если Дженнифер не станет в моей жизни, что я буду делать? Пойду всех валить направо и налево? Подсыплю яда, сгубившему её упырю? Смогу я уподобиться Сиду, неся Свет через Смерть?
Морозный воздух так не пробирал моё тело как проскочившие в голове мысли. Чтобы остановить поток вопросов, мне пришлось специально подкатиться к краю крыши и упасть (там была небольшая копна соломы). До смерти я не расшибся, но боль очистила голову от плохих мыслей, как удар «дохлого» тела об землю выбивает весь воздух из лёгких.
В общем, я, как личность, покатился по наклонной, к состоянию говорящего манекена. В последние две поездки с Сидом я боялся любых белых предметов, отдалённо похожих на листки бумаги, склонялся вокруг, делая вид, что изучаю окрестности. В итоге Сид отказался от моих услуг, что я воспринял с несказанной радостью. Теда больше интересовали мои «успехи» на поприще народного целителя. А Дженнифер выслушав изматывающую мои силы исповедь, лишь пожала плечами:
– Так живут все люди. Работа всех доводит до состояния робота. Жениться тебе пора. – Я не знал, как ответить на её предложение, когда она, смеясь, обняла меня за шею, повалила на диван. – Тогда будешь отдыхать от семьи на работе.
Время немного замедлило свой бег, когда убавилось количество клиентов. Тед сообщил мне, что всё преходяще в этом мире и Слава, и Жизнь (протирая до дыр очередной бокал).
Как оказалось, он был прав.
Меня разбудил стук в дверь. Я сначала не понял, что происходит. Дженнифер имела свой ключ (дня три её не видел, соскучился). Тед, если собирался зайти, то предварительно звонил. Джил не стеснялась, заходила сам, пользуясь ключом Теда. Заинтригованный, я забыл надеть халат, что обнаружил, уже подходя к двери. Решив устроить сюрприз незваному гостю, я открыл дверь. На пороге стояли два джентльмена, одетых в костюмы с иголочки. Один из них открыл рот, собираясь меня поприветствовать, второй пытался осмотреть помещение за моей спиной. В итоге они оба глазели на меня.
– Чем обязан? – С поклоном разыграл я свою карту.
– ФБР. – наконец первый «джентльмен» пришёл в движение как автомат, одновременно выговаривая фразу и демонстрируя удостоверение.
Второй, оторвав от моего «прекрасного» тела взгляд, оглядел помещение, придя к удовлетворительному результату, коснулся руки первого.
Так началась моя чёрная полоса.
Меня засыпали кучей вопросов, просили помочь расследованию. Второй господин буквально «сканировал» мои помещения. Так как мне скрывать было абсолютно нечего, то я сидел расслабленный без халата. После пятнадцати минут их присутствия мне предложили позвонить моему адвокату, одеться и последовать за ними.
В пабе возле моего столика крутились подозрительные личности, посыпавшие белым порошком стол, стулья. За стойкой стоял третий «близнец». Возле дверей главного входа в паб стоял полицейский с собакой. Напротив входа манил своей открытой задней дверью чёрный внедорожник. Пока я добирался до машины, собака по незаметной команде полицейского, обнюхала меня. Облизнулась и чихнула, снова облизнулась. Полицейский слегка покачал головой.
В непонятном помещении без окон меня продержали часа три, рассказывая о двадцати шести жертвах, меньше чем за год. Показывали фотографии с известными мне жертвами, считывая с меня информацию всеми доступными им способами. Когда я попросил воды, «большой человек» с минуту оценивал меня, сквозь едва приоткрытые веки. Мне принесли закрытую бутылку без видимых маркировок. Попробовав открыть бутылку, стоящую на столе, мне пришлось попросить помощи. Большой с наигранным удивлением поднял брови, попросив меня, подать ему бутылку. Нисколько не смущаясь, я, мысленно рассчитав расстояние, «подал» ему бутылку. Она угодила бы ему точно между ног после того, как отскочила от стола, если бы не его реакция. Ворвавшиеся два «свидетеля» начали «петь» про нападение на сотрудника при исполнении, заламывать мне руки, стараясь вытереть моим лицом достаточно чистый стол. Показывали бухгалтерские записи о пройденных мной семинарах о гипнозе, задавали вопросы «для чего «калеке» диплом психолога и гипнотизёра?».
Мне повезло с развлечениями. Специально для меня привезли мой старый плащ, заставили его одеть, потом притащили видеокамеру. С первого раза с камерой вышла промашка – она разбилась. Как я понимал, мне сейчас будут вменять порчу государственного имущества, со всеми вытекающими. Но сказка кончилась, когда в помещении появился Первый джентльмен. Положив на стол папку неопределённого цвета, он что-то шепнул на ухо Большому. Наморщив лобик Большой, перепроверил информацию, полистав и изучив несколько листов (видимо, по закладкам). Выражение его лица изменилась на «вежливое» и мне было предложено попозировать с другим типом видеокамеры, имеющей ремешок для ладони. После фотосессии меня посетил Первый, заверяя, что всё можно объяснить, если я смогу…
Оставив меня на несколько минут в одиночестве, Первый и Второй доставили меня назад в паб. За стойкой стоял Тед. Напротив него сидел Джентльмен с сединой на висках. Когда я проходил мимо них, Тед кивком головы показал мне сесть за свой столик. Спустя минуту ко мне присоединился Джентльмен. С минуту он пытался найти мои глаза под опущенным капюшоном. Потом улыбнувшись, он принёс извинения от лица всех сотрудников, проявивших излишнюю бдительность. Просил войти в ситуацию, когда полиция десяти штатов стоит на ушах, агенты ФБР в пене носятся по всем окрестностям, буквально роя носом землю. И вот к ним поступает «звонок». Все данные сходятся, фотографии один в один совпадают с единственным видео. Плюс показания приборов, программ слежения за поведением человека. Только никто не учёл состояние моего «организма». Промашка вышла. Как бонус, в знак уважения к заслугам моей семьи и моим гражданским позициям, меня просили принять к сведению, что лица, оповестившие соответствующие органы, оказались моими конкурентами. Теперь их ждёт определённые взыскания и ущемление их интересов при сотрудничестве с ФБР и полицией.
Чтобы остановить честного Джентльмена от выдачи мне всех «явок и паролей», я опустил капюшон. Должного эффекта мне добиться не удалось. Эмоции старший ФБР-овец умел скрывать, его выдали расширившиеся зрачки. Потянув ему руку, я мило улыбнулся и выразил своё понимание. Упомянул вскользь, что проводил работу с несколькими из пострадавших от «деяний» Яблочного Джека.
Когда он ушёл, мне принесли бутылку крепкого. За стойкой стоял дневной Бармен. Тед исчез, не попрощавшись. Ну раз он так решил, кто будет спорить?
Распивая виски в полном одиночестве, я вспоминал странную подругу Балерины. Она появилась у нас дня через три после той ночи. Весь ужас от последней встречи состоял в том, что Подруга завидовала погибшей Балерине. Она причитала о тяжёлом труде балерины, низком спросе в «глубинке» на «настоящее искусство». Что к её годам уже не выбиться в Примы, а значит, надо думать о замужестве, детях. Мечтать не о большой сцене и овациях, а о дешёвом зале, где можно портить жизнь маленьким девочкам, бредящих балетом, в вечернее время делая деньги на престарелых дамах, желающих научиться «танцам». Беспросветность, источаемая Подругой, захлестнула и меня. Мне уже на полном серьёзе казалось, что фотография на первой полосе захудалой газеты с твоим изображением улыбающегося лица, где разрез ножа на шее больше улыбки на губах, служит самым замечательным завершением карьеры. Мои руки и лицо в натуральной красе не произвели ни малейшего впечатления. На мой немой вопрос «в чём дело?», старая балерина под обещанную бутылку крепкого рассказала о «трудовых буднях» балерин.
В общем, я пил сейчас не один. В моей голове прокручивался монолог старой балерины, в моменты, когда она прерывалась на «вздрогнем» (так говорят настоящие русские балерины), я сейчас пил вместе с ней. Битое стекло в пуанты, слабительное в питьё на премьере, подкуп партнёров, чтобы «нечаянно» уронили и многое другое – будни балерин, претендующих на место Примы.
Тогда я в первый раз в моей жизни не смог помочь хоть чем-то человеку. И сейчас мне нужна была помощь самому, так как с каждым новым глотком во мне росла уверенность, что это только цветочки.
Ягодка появилась в виде полной бутылки виски на моём столе. Тед придвинул стул и сел напротив меня.
– Дженнифер исчезла. – Тед нервничал, краснел, наливая по полной рюмке.
– Как? – мой пьяный язык не поспевал за моментально трезвеющим мозгом.
– Никто не видел её последние три дня. В квартире пусто, на работе она не отпрашивалась. ФБР молчит. – Тед выпил залпом, упёрся взглядом в мои глаза. – Тебе предстоит сделать выбор. Время твоего друга истекает.
– Стоп. – мысли в моей голове создавали такую воронку смерча, что весь Мир начинал кружиться. – При чём здесь Сид?
– А ты думаешь, из-за твоей славной персоны заварилась вся эта каша? Считаешь Тёмных слабыми игроками? Или что Светлые дадут тебе карт-бланш? – Глаза Теда стрельнули по моей полной рюмке.
– Требую объяснений, – хлопнув рюмашку, я выдохнул более тихо, – хоть от кого-нибудь.
– Ну что же. Ты уже не мальчик, играть в одни лишь «хотелки» время прошло. -Теперь узнай новое правило взрослой жизни – слово «Должен». – Виски налит и выпит (без закуски, что странно для Теда-трезвенника). – Тёмные упустили тебя и двадцать восемь инициаций на этой земле, что очень их разозлило. Светлые упустили Ночь (или он на стороне другого Игрока, это Они нам пояснять не будут), и согласились на двадцать восемь мучеников, пусть и низшего ранга. Их карта в «рукаве» – Ты. Уже чувствуешь, как плавиться твоя личность?
Я требовательно стукнул рюмкой по столу, мотая головой в знак того, что у меня недостаточно информации.
– Хорошо. – рюмки наполнены, а в голове не становится спокойней – Солнышко ещё не выглянуло. – Тёмные и Светлые наняли Охотника из Организации для устранения твоего Друга. Интерес Тёмных – убрать Ночь до указанного Времени, чтобы получить хоть две «фигуры» в этой партии. Светлым нужно не позволить передать Тебя и Ночь в руки других Игроков, а значит, ты должен принять «правильное» решение. Организация в любом случае в выигрыше, при любом раскладе они получают дух Ночи, плюс оплату от других сторон (если поторопятся, то Тёмные им заплатят больше).
– А мы на какой стороне? – Тут в моей голове появилась точка опоры, соломинка, за которую следовало хвататься. – На чьей стороне играешь ты, Тед?
– Я играю на твоей стороне, Мальчик. – Тед посмотрел в мои глаза, подвинул свою полную рюмку к моей, добавил к ним бутылку. – Ты не сможешь выпить одновременно из двух рюмок и бутылки. Поэтому тебе предстоит сделать выбор.
В общем, я попытался. Облил себя и разлил содержимое бутылки на стол. Хотелось злиться, смеяться, плакать – хоть что-то чувствовать.
– Как я могу стать Тёмным?
– Устрани Ночь до окончания его миссии.
– Светлым?
– Отдай друга на «Суд Божий».
– А если не тем и не другим? Сдать его ФБР?
– Если раньше срока, то поможешь Тёмным, а после уже будет зависеть, в какие руки попадёт его Дух.
– Какой из вариантов возвращает мне Дженнифер?
Тед молча разлил остатки виски по рюмкам, тяжело вздохнул.
– Сам, как думаешь?
– Светлые мне не дадут жить жизнью простого человека. Тёмные на время разрешат с ней поиграться. А по человеческим меркам от меня мало что зависит. – С каждым сделанным выводом я мрачнел всё больше. – Каково же правильное решение?
– Спроси своего друга. По-моему, он знает ответ.
– Что ж, будем ждать вечера. А время быстрее пролетает за выпивкой. Только последний вопрос: на чьей стороне Организация и как её найти?
– У неё свои интересы и она их отстаивает очень жёстко, невзирая на стороны. – Тед поднялся из-за стола, забрал пустые бутылки, собираясь уходить.
– Ты не ответил на вопрос. – я попытался схватить его за руку.
– А как ты нашёл остальных? – Тед посмотрел на меня сверху, как взрослый смотрит на разыгравшегося в песочнице малыша. – Они пришли к тебе сами.
Давно я столько не пил. Внутри меня что-то клокотало, хлюпало, болело. У людей это называлось сердцем. Оно должно быть очень большим, чтобы вместить в себя Дженнифер, Сида, Теда, Отца, Маму, Сестру. На меня уже не оставалось места. Вот и маялся неприкаянный я между воспоминаниями, упущенными возможностями и надеждами. Мечты как мусор, поднятый ветром, кружили вокруг.
Когда в пабе появился Сид, я уже потерял счёт своим состояниям озарения и падениям в омут отчаяния.
– Скажи мне друг. – мой язык заплетался, мысли путались, в голове лишь одна надежда на ответ Сида. Он большой, добрый, восстал против решения Светлых и деяний Тёмных.
– Время. Завтра получишь ответ. – Сид опустился на стул, недовольно попробовал носом запах свежего перегара, как облако окружавшего меня.
– Нет, ты скажи сегодня. – Пытаясь налить ему виски, я благополучно разлил содержимое бутылки по столу. Хорошая получилась лужа, большая. Она быстро приближалась к краю стола, за которым был Сид.
– Поедешь, сам увидишь. – Сид отодвинулся, поднял правую руку вверх. Показал два пальца.
– Завтра? – Я «икнул», выпустив наружу часть паров из содержимого моего желудка. Вспомнив, что за целый день «кушал» только виски, тихо рассмеялся и выключился.
Проснулся я ближе к вечеру. Голова хоть и болела, но мысль, что сегодня мне не удастся предать друга, приносила облегчение. Холодный душ и вид косметики, оставленной в ванной Дженнифер, вернул ясность ума и мрачное настроение. Мне казалось, я начал понимать Сида, потерявшего дорогих его сердцу людей. Призрачная надежда вернуть, только сильнее колола в груди.
Зазвонил телефон. Наскоро вытершись, я успел поднять трубку.
– Он ждёт на старом месте. – Голос Теда, приглушенный телефонными проводами, тоже не сулил ничего хорошего.
– Так, ещё солнце не село. – говорить в трубку и пытаться вытереть волосы ускользающим полотенцем, та ещё задача.
– Поведёшь ты. Он звонил из автомата.
Посмотрев на внезапно замолкшую трубку, мне показалось, что нас пасут или ФБР, или Тёмные. Что же у меня был припасён один трюк. Достав из шкафа пыльную коробку, я извлёк из неё парик с длинными светлыми волосами, солнечные очки в пол лица и пару банок грима. На грим времени не было. Чувствуя себя заговорщиком, быстро перевоплотился по молодёжной моде (15-летней давности). Тихонько выскользнул к чёрному ходу, пошарил в шкафу. Сюрпризом для меня стало то, что шкаф был пуст. Тед ничего не приготовил! Что это могло значить? Если я выйду через дверь чёрного хода, то Они за мной увяжутся. Возьмут Сида с поличным на месте, если успеют, то с живой девушкой. Или? Старый наряд для проказ, когда я сбегал от себя, от Теда через подвал. Подвал!
Приняв решение главное, было – не останавливаться. Не оглядываться и не паниковать. Когда я добрался до фургона, то увидел, что Сид сидит на пассажирском месте. Быстро метнувшись, я занял место водителя, завёл двигатель. Когда Сид назвал Место, ответил «хорошо» и смутился мысли, что он знает про нашу с Тедом слежку за ним. Возможно, с самого начала.
Когда мы приехали на место, то оказались на очень большой парковке. Куда ни брось взгляд был один асфальт. Неужели Сид решил изменить своим принципам? Только спросить было уже не у кого – Сид вышел из машины. Заглушив двигатель, поставил фургон на ручной тормоз. Инстинктивно потянулся к бардачку, там лежала бутылка воды и пара шоколадных батончиков. Мурашки от мысли, что я сегодня буду пустой, так и сновали по моему телу. Без прибора ночного видения, без тепловизора, что я мог разглядеть. Оставался вариант – подойти вплотную и самому приставить нож к горлу Жертвы.
Потерянный я смотрел из тёмной кабины на Сида, идущего прочь от фургона. Свет сопровождал удаляющегося Сида. Он, что святой? А, нет, простой человек. Сид, перейдя под другую группу фонарей, оказался в новом потоке света. Фонари, горевшие до этого, погасли.
Сняв дурацкий парик и очки, накинув капюшон спортивной ветровки, я вышел из машины. Решив обмануть умную технику, выверил середину между рядами столбов освещения. Изображая ниндзя (надо было до конца соответствовать образу юнца), пригнув туловище к земле, я крался в темноте. Заметив, что свет впереди меня потух, решил поэкспериментировать: махал руками, выпрыгивал то в сторону одних фонарей, то в сторону фонарей другого ряда.
Случайно впрыгнув в область света, обнаружил сидящего на перевёрнутой мусорке Сида. Глаза его были закрыты (он никак не отреагировал на свет), руки чистили очередное яблоко. Решив больше не изображать юность (возраст не тот, устал), я прилёг метрах в пяти от Сида, прямо на газон. Узкая полоска газона, ограничивалась бордюрами и столбами освежения с каждой его стороны. Когда я успокоился, свет через минуты две потух, стали видны звёзды. Всё-таки дух озорства во мне не успокоился, утопая в видимой части Вселенной, шум проезжавших по далёкой трассе грузовиков, казался мне звуками космических кораблей. Возможно, не все они были торговыми, часть точно была пиратскими, замаскированными под обычных торговцев. Конечно, просто так торговцы сдаваться не будут, начнутся баталии из орудий. Выстрел каждого даёт вспышку света. Вспышки сливаются в световое пятно. Бой приближается ко мне, так как свет становится всё интенсивнее. Свет!
Я резко поднялся на ноги. Сид сидел в столбе света от двух фонарей. Метрах в десяти, за его спиной застыла девушка. Её тело представляло для меня размытое пятно, так как всё моё сознание занимал Ужас в глазах девушки. По её белому, как чистый лист бумаги, лицу бежали слёзы. Глаза, устремлённые в Великое Ничто, уже не молили, они готовы были перестать быть частью Живого, чтобы перестать быть частью, видимого только им, Кошмара.
Что-то тёмное нарастало между мной и девушкой. Это Сид медленно преодолевал невидимое «силовое поле». В каком-то фильме я уже видел подобное. Отойдя от оцепенения, я решил больше не попадать в ловушку Ужаса, источаемого глазами девушки. Аккуратно перемещаясь, я старался всё время оказываться за широкой спиной Сида. Вот он остановился. Но девушка его не видит. Может, она выплакала все глаза? Смещаясь одновременно с медленно опускающимся капюшоном Сида, я вновь увидел лицо девушки. На нём выражение уходящего страха. Узнавание, Доверие, Любовь.
Девушка кинулась в объятия Сида. Его плечо закрыло от меня её лицо. Я как маньяк кинулся в обход, остановился, лишь когда полные Любви глаза девушки нашли моё лицо. Она улыбалась, прижавшись к широкой груди Сида. Кто эта девушка? Я её знаю? Где я видел это выражение лица? Её глаза говорят мне об обещании, что этот Ужас больше не повторится. Разве я могу предать её – Дженнифер? Моя рука судорожно тянется к несуществующему ножу. Ножа нет! Девушка отворачивается от меня!
Ночь перерезает горло девушке. Вскипевшая во мне ревность не находит такого простого выхода, какой находит кровь девушки. Ревность, яркой вспышкой, выжигает моё нутро. Всё становится чётким и ясным. Медленно разворачиваясь, я иду к фургону. В каждой моей руке по тонне печали и скорби. Они вдавливают мои ноги в асфальт, но Память о Дженнифер даёт им силы на каждый новый шаг.
Когда Ночь открывает дверь кабины фургона, я уже завёл двигатели и готов ехать.
– Ночь иди отдохни. – Я смотрю на край его капюшона, больше не ища его взгляда. – Ты хорошо поработал.
Последние вечера я коротаю в ожидании Охотника. Пару дней назад у Теда образовались неотложные дела. Переложив обязанности на своего помощника (Давида), он уехал. Ночь по традиции заваливает на огонёк на два три часа. Я ездил к дому его жены и детей. Видел, как она укладывает их спать, как долго горит свет в окнах после этого. Я могу рассказать об этом Ночи. Я могу рассказать ему о своём решение.
Но я не могу рассказать о своей зависти (у него есть дети!). Не могу рассказать о той Любви, которой у меня не было, а у него была. Не могу рассказать о том секрете, что узнал в глазах той, последней девушки. Как и не могу сказать, во что она была одета в тот вечер.
Возможно мне приятно думать, спасться за мыслями, что Дженнифер исчезла из-за Ночи. Но холод разливается по моему телу, когда я закрываю глаза и вижу взгляд улыбающейся девушки, прижимающей своё лицо к широкой груди Ночи. Я искал ответы, но нашёл лишь подсказки. Ответы всплывали постепенно из моего прошлого, освобождённые яркой вспышкой прозрения.
Ночь пришёл чуть раньше, чем обычно. Сел напротив меня, посмотрел на пустую барную стойку. Мне было не до разговоров. Я устал ждать. Боялся, что усталость не даст мне следовать принятому решению.
– Время. Сегодня.
– Я не поеду. Пусть хранят тебя… – я запнулся, пытаясь вспомнить чужие слова.
– Прощай. – Ночь достал из кармана куртки сложенный клочок бумаги, придвинул по столешнице ко мне. – Береги своего друга.
На его лице проступило то самое детское выражение, которое я видел на лице последней Жертвы, которое я узнал на записи видеокассеты. Там была запись моей первой поездки на мотоцикле. Отец берёт меня пятилетнего за руку, а я с Безоговорочным Доверием вкладываю свою маленькую ручку в его большую, сильную ладонь.
– Прощай. – выдавливаю я из себя. Боясь поднять глаза от клочка бумаги на столе, чтобы не выдать своё предательство взглядом.
Сегодня днём Давид (помощник Теда) отпросился. Его место занял я. Через несколько минут на стул перед стойкой опустился светловолосый парень. Его английский был слишком правильный. Взгляд слишком чистый и ясный для простого смертного. А мой карман так обжигал кожу клочок бумаги с координатами последнего Места, что, было разумным, поскорее от него избавиться – избежать ожога. Я быстрым движением пришлёпнул ладонью, обжигающий мою кожу, бумажный клочок. С трудом оторвав взгляд от лежащего на поверхности барной стойки «ключа» к судьбе Ночи, я увидел в руках Охотника два странных клочка бумаги. Незнакомец что-то говорил, но мой мозг отказывался переводить звуки в слова. Мой взгляд выхватил в руках незнакомца две бумажных полоски. Широко улыбаясь, он присоединил к ним «судьбу Ночи», потом протянул мне жёлтый от времени клочок тетрадного листа в клеточку. Сказал «спасибо», сделал прощальный жест рукой (словно приподнял шляпу) и ушёл.
Как он представился? Мне пришлось сделать усилие, чтобы составить из звуков слово – Мартин.
Под утро появился Тед с крепким темноволосым мужчиной. Взгляд у гостя был оценивающе-убийственный. По выправке и поведению угадывался кадровый военный или агент ЦРУ. Он бы один съел всех сотрудников ФБР, обрабатывавших меня, и не подавился. Сила и уверенность быстро наполнили помещения паба. Когда они подходили к моему столику, даже мне захотелось встать по стойке смирно и отдать честь.
– Ким, разреши представить тебе моего старого друга. – по виду красного как рак, Теда, можно сказать, что он чувствовал себя не в своей тарелке. Это заведении, в котором он царь и бог! – Микош. Микош, это мой друг Ким.
Когда Гость потянулся пожать мою руку, я скинул капюшон с головы, ожидая реакции нормального человека. Но старого волка не испугаешь чучелом собаки. На лице Микоша лишь появилась ухмылка, а глаза засветились пониманием. Охотник.
Тут до меня дошло. Визиты Тёмных, Светлых. Опека Ночи, меня. Тед был сотрудником Организации. А наш Гость очень большой шишкой в ней. Моё тело начало трястись от хохота.
– Один убивает из Любви, второй предаёт ради Любви. – смог выдавить я из, с трудом поднимающейся, груди. – Корпорация Монстров.
Я – монстр, Ночь – монстр. Гость – Монстрище. Тед? Тед, наверное, вампир, раз по ночам работает. Слёзы, накатывавшие на мои глаза, искажали лица сидевших напротив меня людей.
– О чём ты? – Тед протягивал мне полный стакан воды.
– Скорее, Организация Уродцев. – Гость настойчиво протягивал руку.
Я снял перчатку и пожал терпеливо протянутую руку:
– Вы уже в курсе, что опоздали?
Микош спокойно устроился на учтиво подвинутом Тедом стуле. Он перестал изображать из себя большую шишку. Сейчас передо мной сидел обычный деревенский работяга, не гнушавшийся и навоз за коровой убрать, и корову подоить. Моргая (мой мозг пытался понять, как он это делает), глаза говорили, что, наверное, кто-то ошибся в оценке.
– Ты дашь мне координаты (следы оставляют все)?
– А что я получу взамен? – Раз я встал на путь предательства, то надо учиться торговаться.
– Членство или покровительство Организации, Целитель.
Целитель? Это моё новое имя или должность? Его слова весили больше, чем стол, но по моим наблюдениям выдыхал он всё-таки воздух. Я посмотрел на Теда, требуя пояснений.
– Членство надо заслужить. Целителей у нас хватает. Что ты умеешь ещё, Мальчик?
«Предавать» – хотел сказать я, но передумал. Достал из стопки бумаги, оставленной на столе для Ночи, листок. Взял в руки карандаш. К моему крайнему удивлению в памяти всплыли координаты, которые я передал Мартину. Быстро написав комбинацию цифр, сложил листок пополам, но оставил его под своей рукой.
– Имя «Мартин» Вам что-то говорит? – вспомнив про бумажку, которую мне не хотелось разворачивать ни тогда, ни сейчас, вытащил её из кармана и протянул Микошу.
Мне удалось успеть прочитать все быстро сменившие эмоции на лице Гостя: удивление, сомнение, радость и смех человека, которого обыграл старый друг. На той стороне тетрадного листа, что был обращён ко мне, был химическим карандашом написан адрес нашего паба и стояло моё полное имя (которым меня назвали при крещении).
– Ну тогда нам спешить не куда. – Микош вытер слёзы из уголков глаз. – Красавчик (это он обращался не ко мне, а к Теду), организуй нам что-нибудь на длительный перекус. Вы тут комнаты сдаёте (это уже ко мне)?
– Могу предоставить вам свою кровать, а сам перебьюсь диваном.
– Там разберёмся. Красавчик научил тебя пить, не пьянея? – Когда я кивнул, Гость наклонился ко мне и доверительно прошептал. – Именно поэтому мы взяли его под своё крыло. Куда он годен с такой сверхспособностью?
За длительным «пиршеством» Гость выслушал мою историю, то, что я знал о Ночи. Он был хороший слушатель, а Тед расторопен в перемене блюд и замене опустевших бутылок. Бумажка с координатами так и лежала возле меня, придавленная бутылкой с водой.
– Значит, говоришь «предавать ради любви»? Это не самый страшный грех, Ким. Покажешь мне зоопарк?
– Так, он уже закрыт. – видя, что Гость трезвеет на глазах, я тоже отпустил контроль над «пьянством».
– Так интереснее и нам никто не помешает.
– Почти полтора года прошло, Микош. – Недоверчиво сказал Тед. – Может договориться с ФБР и съездить на место?
– Я Охотник, или погулять вышел? Смотри облажаюсь, как будешь смотреть в глаза молодому поколению. – Микош собирался встать из-за стола, когда я вспомнил:
– Если вам не нужны координаты, зачем…
– Мальчик, ты задаёшь ненужные вопросы в неудобное время. – Микош поднялся, осмотрел наполняющийся зал. – тут много ушей, на живых головах. Как потом Красавчику объяснять человеческие головы без ушей в витрине его заведения. И потом, будет столько кровищи, что сам он не управится, а я давно не смывал кровь с деревянного пола.
– Если вы не хотите смотреть на мой кусочек бумаги, могу я взглянуть на ваш?
– Пожалуйста, только не помни. – Гость протянул мне, а потом шутливо убрал в сторону руку с тетрадным листком. – Это послание от моего очень старого друга. Возможно, я его всё-таки найду и «обниму».
На обратной стороне листка было лишь одно имя «Вардан».
Я сидел спиной к залу, боясь увидеть, как он заходит в ореоле Света. Так его светлая улыбка не будет корить меня. Она будет полна Любви и прощения – это теперь его уровень, после моего предательства. На каждый звон колокольчика моё тело содрогается как от удара кнута, а голова всё глубже опускается в плечи. Мне кажется, что я чувствую спиной жар Света, источаемого его телом. На лбу моём выступает пот. Пытаясь судорожно найти платок в кармане куртки, я достаю на свет клочок бумаги с уже затёртыми буквами, написанными его рукой «Предайтесь всем грехам и придите ко мне, чтобы никогда больше не поддаваться им». Бумага жжёт мне пальцы, болью отдаваясь в моей голове. Микош просил Его адрес, перед отъездом. Значит, велика вероятность, что Он придёт за мной.
Жар от Его тела расплавляет одежду на моей спине. Я боялся пошевелиться, чтобы не сорваться в ещё более жаркий Ад. Чувствую, как Он склоняется ко мне. Его дыхание касается моего уха.
– Я соскучилась, – Голос! Запах Дженнифер! – прости меня за…