Читать книгу Перелетная птица - Бель Чагрин - Страница 1

Через две недели мне исполнится двадцать лет. Невероятно. Просто невероятно.

Именно с этими мыслями я проснулась пасмурным утром пятнадцатого сентября. И что меня разбудило в такую рань? Сегодня у меня был выходной, спала бы себе и спала. Обычно я не слышу, как мои младшие сестры собираются в школу, но это утро явно было не таким, как все. Я почувствовала это, едва мои веки распахнулись. Нет, даже раньше. Еще прежде, чем успела проснуться, пока отголоски сна тревожили мое сознание и мелькали перед смежившимися глазами. За пару секунд до пробуждения мне приснился короткий, но очень реалистичный сон будто бы я на холодном рассвете зачем-то иду по дорожке от дома к заднему двору, где стояли папины старые жигули и наблюдаю за тем, как на востоке медленно поднимается яркое солнце, разгоняя теплотой туманную дымку на линии горизонта. На мне была моя старая детская ночнушка, которую я носила еще в школе. Ветерок поднимал мои волосы и я видела, как изо рта выходит пар. «Странно – пронеслось у меня в голове. – Зачем я тут хожу с утра пораньше?» И у меня не промелькнуло и тени сомнения, что все это не по-настоящему. Что это мне только снится.

А когда мнимые солнечные лучи начали таять перед моими глазами, я вдруг вспомнила, что проживаю последние месяцы своего подросткового возраста. «Надцать» скоро навеки оставит меня и я стану совсем-совсем взрослой. Когда-то восемнадцать казалось мне пределом взросления, но теперь я понимаю, что ошибалась. В восемнадцать лет я еще училась в колледже, мама собирала мне продукты в общагу, папа каждую неделю давал по тысяче и относились ко мне практически также, как к моим сестрам. Не могу сказать, что после получения диплома я стала в их глазах прям уж «большой», но отношение ко мне заметно поменялось.

В начале лета, когда моей подруге стукнула двадцатка, я молча ужаснулась от того, какая же она «старая». Тогда мне еще казалось, что мой час наступит нескоро и что мне еще долго будет девятнадцать. Летом я даже не думала, что каждый уходящий день приближает меня к этой дате, не думала, что с приходом осени придет и мое день рождение. Сейчас вообще трудно сказать, о чем я думала все эти три месяца, но так или иначе, они привели меня к тому дню, когда я впервые в полной мере осознала полномочия времени, свою беспомощность перед ним и то, что через каких-то две недели стану настолько взрослой, насколько мне никогда и не снилось.

Двадцать лет. С ума сойти можно…

– Мам, сделай мне хвост! – требовала моя двенадцатилетняя сестра, нервно крутясь у зеркала. Она стояла у шкафа с высоким зеркалом, находившимся рядом с окном и ее рыжая макушка была первым, что я увидела, открыв глаза. Деревянный мостик на моей кровати закрывал мне все, что было ниже, зато не уберегал от яркого слепящего света, исходящего от включенной лампочки.

У нас была двухъярусная кровать. Я спала на верней полке, а Катя на нижней. Сестра неоднократно уговаривала меня поменяться местами, но я была категорически против, как минимум потому, что ее постель была доступна дня нашего домашнего пса, а тот частенько заваливался на нее с грязными ламами и пачкал покрывало. Ну и как максимум, – Катя лунатила и могла свалиться с верхней полки. А мне достаточно и того, что я бегаю за ней ночью, уговаривая ее в бессознательном состоянии вернуться в постель.

– Мама! – крикнула она еще громче и притопнула ногой.

Я перевернулась на бок и, уткнувшись лицом в стену, натянула на глаза одеяло.

«А ведь они так собираются пять дней в неделю, – подумала я. – Но для меня они всегда были просто в школе. Я уже четыре года не слышала, как они собираются. С тех самых пор, когда сама была школьницей, а моя средняя сестра – второклашкой».

– Я Сашу заплетаю! – послышалось из соседней комнаты и Катя в очередной раз топнула ногой. Я не видела ее, но по тому, как она выпустила воздух у меня сложилось впечатление, что в этот момент она нервно запустила пальцы в густые волосы и сжала кулаки. После сна она бывает очень нервной и меня это забавляло. Иногда я не могу сдержать смех, но ровно до тех пор, пока сестра не примет против меня физическую силу. Ее безумно злит, когда кто-то над ней смеется, а поскольку она пошла немного в другую породу, в свои двенадцать лет она не уступает мне в силе и почти догнала меня по росту. Так же надо признать, что в генетической лотереи ей повезло куда больше, чем мне. Мало роста, так ей достались еще более густые волосы, которые она совершенно не ценит. Этим летом мама даже разрешила ей покрасться, а после рыжего теперь она хочет стать фиолетовой. Глаза у нее больше и с красивым разрезом. Полагаю, и грудь у нее будет пышнее, когда она вырастит, об этом говорило уже то, что мы носим с ней примерно одного размера бюстгальтеры, только у меня взрослые, а у нее детские.

В противовес этому, можно добавить, что кость у нее более широкая и тяжелая, у меня же тонкие запястья и щиколотки. Катя немного полная, а я всегда была худая. И все же, я считаю, что когда она станет старше, то будет гораздо красивее меня.

– У меня на голове какое-то говно! – на гране плача кричала она. – Я не справляюсь с этими волосами!!!

«Отлично, тогда отдай их мне» – со вздохом подумала я, прекрасно понимая, что это невозможно.

– Мама, я вообще никуда не пойду, если ты не заплетешь меня!!!!

– Да иду, иду, – послышались мамина шаги и вместе с ее приходом комната наполнилась запахом ее духов. Приятный, ненавязчивый, но абсолютно неописуемый. Когда мама пару недель назад купила этот парфюм и прислала мне фотографию флакона, я спросила: «чем пахнет?», она ответила, что не знает. «Как это не знаешь? – написала я. – Разве можно купить духи с запахом, которого не знаешь?». Только когда я понюхала их, мне стало ясно, что она права. Запах безумно приятный, но совершенно ни на что не похожий. По крайней мере, ни на, что знакомое.

Я глубоко вдохнула полную грудь. Теперь для меня это запах мамы. Захотелось сладко причмокнуть и я не отказала себе в таком удовольствии.

Пока мама делала ей хвост, они говорили, о ее классном руководителе, по совместительству физруку и парне, учившимся всего на пару лет старше меня. Дома мы называли его просто Ваньком. Мама всегда смеялась, когда приходилось звонить ему и называть по имени-отчеству. Сейчас они говорили о том, что он хочет съездить с классом в Аква-парк, но пока не определились с датой и не собрали достаточно человек, чтобы набить весь школьный автобус. Из разговора я поняла, что они собираются поехать с еще одним классом, но там дети не так хорошо жаждут этой поездки. А вернее их родители.

– Правильно, – сказала мама, – еще бы восьмилетних детей отправлять куда-то с подростками из шестого класса! Да их там задавят на горке или еще где-нибудь! Я Сашу отпускать не собираюсь!

– Ну, мама, чем больше наберется людей, тем больше вероятности, что мы поедим! – вторила ей сестра раздраженным голосом, который подсказывал мне, что мама собирает ее волосы на макушке.

– Собрали бы уже давным-давно, если бы Ванек взял параллельный класс! Ну или хотя бы пятый! Зачем брать второй, это же идиотизм!

– Мама, ты не понимаешь! Ванек влюблен в Викторию Владимировну, поэтому и хочет ехать с Сашиным классом!

(Вика – училась на три года старше меня. Забавно, что теперь они учат моих сестер. Поначалу я очень этому поражалась, теперь меня удивляет только то, что они вернулись в школу, как будто там есть что-то интересное. Мало того, что они 11 лет провели там в качестве учеников, теперь будут неизвестно сколько в статусе учителей. Возможно, до конца жизни…)

– Так пусть зовет ее на свидание! – цокнула мама. – Вне школы и без детей!

– Мама, ты не понимаешь… Ай-яй! Больно!

– Конечно, больно. Такое чувство, что твои волосы никогда не были знакомы с расчисткой. Когда ты уже научишься нормально их прочесывать?

– Когда у меня их станет столько же, сколько у Аси!!!

Я распахнула глаза. Да, мне нравились ее волосы, я завидовала ей, но также мне было известно, что Катя завидовала мне. Несмотря на то, что ее слова немного меня задели, в них не было умысла обидеть меня. Она и сама бы с радостью поменялась со мной. Но, как я уже сказала, к сожалению, это невозможно.

– Может тебя подстричь? – предложила мама и до меня донеслись звуки расчесывания – она провела массажкой по хвосту, который уже затянула.

– Нет, я не хочу быть, как Саша!

(Сашу по ее же желанию подстригли под горшок).

– Почему сразу, как Саша? Ну хотя бы по плечи подстрижем. Все будет попроще.

– Нет, мама, я не хочу короткие волосы! Я просто хочу, чтобы они были прямыми и не путались! Мне нужно кератиновое выпрямление или филировка!!!

– Филировка вредна, только испортишь прическу, а на кератин у нас сейчас нет денег. Вырастишь и сделаешь себе.

– Ты всегда так говоришь!!!

– Так, не ори. Ася спит.

– А во сколько она сегодня уезжает? – спросила сестра понизив голос.

– В три часа, – сказала мама и я услышала, как она поцеловала сестру скорее всего в макушку. – Готово. Пойду, приготовлю вам завтрак. Яичница устроит?

Мама ушла на кухню, Катя продолжила сборы, а я просто лежала и не то прикидывалась, что сплю, не то хотела обмануть саму себя, чтобы быстрее вернуться к сновидениям и поспать еще хотя бы пару часиков. Обидно так рано проснуться в свой выходной, который я мечтала проспать до самого обеда. Но мозг уже проснулся, а грудь теснилась от какого-то непонятного чувства, которое вернее всего было описать нехваткой кислорода. Мне как будто не хватало воздуха.

«Боже, неужели сегодня уже пятнадцатое сентября?» – подумала я, и как бы не веря, нащупала рукой телефон и разблокировав его, посмотрела на дату в верхнем левом углу прямо над значком wi-fi. Пятнадцатое сентября… две недели до моего двадцатилетия. Ну почему, почему лето всегда остается только в нашей памяти?

На кухни зашкваркала яичница, до меня донесся запах разогревшегося растительного масла, от которого я почувствовала легкий приступ тошноты. Завтракать для меня было непостижимо. Еда в прямом смысле слова не лезла в меня по утрам, я даже не могла на нее смотреть.

Потом мама позвала мелких есть. Катя как всегда умяла все, получив похвалу, а Саша съела только белки. Мама не стала ее ругать, а лишь попыталась вдолбить в ее голову, что желтки тоже надо кушать, потому что они богаты на витамины и микроэлементы. Но, думаю, она понимала, что занятие это тщетное и, если ребенок не хочет что-то есть, убедить его не получится.

Я повернула голову и легла на спину, уперев взгляд в потолок. С моей полки до него легко можно было дотянуться рукой и я прикоснулась указательным пальцем до головки гвоздя, торчащего из под обоев. Они выглядывали тут отовсюду прямо, как звезды и напоминали мне, о том, как пятнадцать лет назад родители делали ремонт в доме и вместо штукатурки набили на потолок ДВП, а после поклеили его обоями. К слову, сказать, с тех пор мы ни разу не делали ремонт. Даже мебель почти не покупали. Исключением стала лишь наша двухъярусная кровать, которую родители приобрели после рождения моей младшей сестры. Катя, прежде спавшая с ними, переехала ко мне, а мой диван переехал в зал и на нем стал спать папа, дожидаясь того дня, когда Саша подрастет и вернет ему законное место рядом со своей супругой. И этот день не наступает вот уже восемь лет. Саша говорит, что вообще собирается спать с мамой до тех пор, пока мы не достроим новый дом и она не переедет в собственную комнату. Думаю, это смотивировало папу быстрее купить металл на крышу. Правда, для этого нам пришлось взять еще один кредит…

На потолке все еще сидел паучок, нашедший пристанище рядом со мной еще на прошлой недели, когда я приезжала к родителям на свои прошлые выходные. Мне было приятно думать, что это девочка и я ласково называла ее «миссис Паук».

Интересно, почему она не уходит? Что тут для нее интересного? Добычи нет, место не укромное, опять же, человечешко время от времени под тобой лежит и пялится на тебя. Я к ней испытывала нежность, но другой на моем месте задавил бы ее, не раздумывая, а это, надо думать, неприятно. Тогда я решила, что она умирает, потому и не плетет себе паутину, но прошла неделя, а она жива и все еще тут.

Я дунула на нее, проверяя не застыла ли она навек и та пождала под себя лапки. Живая. Вчера мы с Сашей ловили для нее мух, а после я приклеивала их рядом с ней на клей-карандаш, но все они так и весели под потолком нетронутыми. Не знаю, почему, но это расстроило меня. Мне бы не хотелось, чтобы миссис Паук умерла.

Загрустив о ней, я тут же поймала себя на мысли, что это не вполне нормальные заботы, которые должны волновать двадцатилетнюю девушку. Но ведь и ночами качаться на качели с наушниками в ушах тоже не вполне нормально для человека моего возраста? Ладно, сделаем ремарочку. Необычно. Так будет правильнее. Но это делает меня счастливой и отказывать себе в маленьком удовольствие я не собиралась. К тому же, в эти минуты, когда я ночью качаюсь под звездами, меня посещает вдохновение и я придумываю новые сюжеты для своих книг.

И да, именно этим летом, после получения диплома, я, наконец, исполнила свою мечту и написала свой первый роман. Правда, когда я его закончила, он показался мне настолько бездарным и отвратительным, что я не просто не стала его публиковать – я его удалила подобно Гоголю, который сжег рукописи второго тома Мертвых душ. После этого меня наполнило глубочайшее опустошение, во-первых, потому что я избавила свою душу и разум от героев, прочно поселившихся во мне и не дающих мне покоя своими разговорами, а во-вторых, потому что испытала огромное разочарование, в частности от того, что написанный роман не сделал меня счастливой. Более того, я поняла, что никакая я не талантливая писательница, хоть и пишу едва ли не с самого рождения, пусть это были коротенькие рассказы или страшилки.

Бездарность, – вот, что я подумала о себе, после завершения первой книги, на которую потратила почти целое лето. А ведь пока я писала, книга не казалась мне убогой. Таковой она предстала моим глазам лишь, когда я поставила точку последней главы. Что примечательно, она заканчивалось словом «начало». Я решила, что это будет ознаменовать начало моей писательской карьеры, но с тех пор я так ничего и не написала, а с этой работой вообще неизвестно, когда смогу писать, хотя несколько первых глав мне все же удалось настрочить под скорую руку, но когда я берусь их перечитывать, мне каждый раз что-то не нравится и я переписываю их снова и снова. Иногда засиживаюсь с этим делом прямо на работе из-за чего Кристина уже стала делать мне замечания.

– Пиши дома, – говорит она мне.

– Понимаешь, я не выбираю время, когда меня настигает наитие. Если я не запишу мысль, она ускользнет.

В середине августа, а значит месяц назад, мы с подругой сняли на двоих квартиру в городе и нашли работу в торговом центре, куда устроились вдвоем барменшами во фреш-бар. Один-два раза в неделю, каждая из нас берет выходной и тогда на работу выходит другая. Чаще всего это понедельник или вторник – дни когда, в торговом центре не так много народу. Мы решили по очереди брать сразу по два дня в неделю. В этот раз очередь была моя.

Однажды, схватившись за телефон, во время приготовления фреша, я уронила почищенное манго на пол и мне пришлось за свой счет покупать новое.

– Блин, Ася, у нас и так денег в обрез, а ты умудряешься так косячить! Вот почему ты дома не пишешь?!

– Потому что я не могу писать, когда мне вздумается, я это не контролирую!

Вот и свой вчерашний выходной я хотела потратить на новую главу, вместо этого ловила со своей восьмилетней сестрой полудохлых мух, а после клеила на потолок, чтобы миссис Паук не умерла с голоду. Очаровательно.

Сегодня писать настроения тоже не было. В особенности его портил тот факт, что я уже месяц топчусь на месте, тупо переписывая три первых главы…

Мама поцеловала сестер и отправила их в школу. Дверь за ними хлопнула. Я услышала, как с громким лаем вместе с ними выбежал наш такса Джери, и как на его раздражающий немного визгливый лай отозвался соседский черный «немец» просто гигантских размеров, который, к гадалке ходить не надо, терпеть не может нашу таксу и все время кидается на забор, каждый раз, когда он пробегает мимо.

Я потянулась, насколько мне позволял это сделать потолок. Было ясно, что уснуть мне уже не удастся. Но перед тем, как слезть с кровати, я еще раз взяла в руки телефон и проверила сообщения. Кристина поскидывала мне кучу скриншотов с перепиской, которые я решила прочитать после и сразу вошла ВКонтакте. Сердце так тихо и в тоже время бешено застучало, когда я увидела сообщение. Мне захотелось наполнить полную грудь воздухом, но с тех пор, как мы заделали форточки в окнах, воздух дома стал стоящим. Пока палец тянулся к кнопке сообщения, за какие-то доли секунд во мне успели вспыхнуть мириады звезд! Да что там звезд – галактик! Вселенных!

Он написал мне! Он написал! – кричало сердце и разгоняло по венам горячую кровь. У меня даже успела закружиться голова от эйфории, которая спросони подействовала на меня опьяняюще. В мире не существовало человека, от которого я желала бы получить сообщение больше, чем от него. Когда он писал мне, клянусь, мир становился совсем другим.

Но это был не он. Чат от любимого молчал. Вчера все закончилось на «спокойной ночи», а «с добрым утром» он мне не написал, хотя был в сети полчаса назад.

Я долго смотрела в экран телефона, в который раз чувствуя себя не взорвавшимся салютом. Салютом, который готовился к полету, салютом, который успели поджечь, но ледяной ветер потушил фитиль в самый последний момент и он взорвался внутри себя. Не по-настоящему, конечно, а только мысленно. Экран потух и я увидела в нем отражение своего в миг отяжелевшего лица. Губы были приоткрыты, глаза распахнуты, но не так сильно, как в самом начале. Я опустила взгляд и глаза скользнули по белой коже на моей левой руке. Ногти отрасли, надо бы подпилить их и покрыть прозрачным лаком. Дома его нет, мама красит только в цветные. Зато у Кристины есть…

Я вздохнула. Было ли мне больно? Да. Хотя я понимала, что это мелочь. Подумаешь, какое-то сообщение. Подумаешь, не написал. Подумаешь, все мои звезды погасли, не успев зажечься. Сгорели, не дав тепла. Даже не ярко…

Я вздохнула снова и закусила губу. Телефон выскользнул из моей руки и упал на простынь. Следом за ним упала слеза, потом еще одна и еще. Вот я уже чувствую, что мое лицо все мокрое и пылает. Из груди вырвался предательский всхлип и я прикрыла рот ладонью, чтобы мама не услышала моих рыданий.

Это ж надо было так влюбиться. Так неожиданно, так глупо и так сокрушительно. И это при том, что он первый, к кому у меня возникли подобные чувства. Сравнивать было не с чем и я не понимала, если это любовь, то почему так больно? А если не любовь, тогда что?

Воздуха стало казаться меньше, а я потеряла способность ритмично дышать. Вдохи приходилось чередовать со всхлипами и делала я это как можно тише. Мама ходила по кухне и, напевая какую-то веселенькую мелодию, что-то переставляла в кухонных ящиках – тарелки, кружки. Кажется протирала их полотенцем. Она всегда так делает, если посуду мыла Катя. Иной раз после нее приходится все перемывать, но, не смотря на то, что последнее время она стала выполнять домашние поручения более добросовестно, мама все ровно проверяла за ней.

– Катя, Катя! – цокнула она, очевидно обнаружив что-то неладное. Затем послышался звук полетевшей в мусорный пакет тарелки. – Будите так усердно их бить, будите есть с пластиковой посуды!

М-да, вечная проблема нашего дома и все потому, что одна мелкая постоянно роняет тарелки, а другая так моет их, что они бьются друг об друга и на них появляются сколы. Не говоря уже, о папе, который любит поставить тарелку на пол, чтобы ее облизал Джери. Конечно, от этого она не пострадает, но приятного мало. В особенности, учитывая то, что всем нам прекрасно известно, чем питается наш такса, выбегая на прогулку. Однажды он нарыгал папе на кровать своим недавним обедом и это оказалось самое настоящее человеческое… И вот вам еще причина, по которой я не хочу меняться с Катей кроватями.

Если бы сестра не забыла выключить свет, в комнате было бы темно. Сквозь полупрозрачную занавеску проходил тусклый свет, глядя на который во рту возникал привкус холодного дождя из грязной лужи. По крайней мере, так казалось. Хотя врать не буду, я никогда не пробовала из нее пить, зато видела, как это делал один мальчик из моей школы много лет назад. Спустя годы он и не так успел отличиться, и насколько я знаю, даже лежал в психушке, где работает мой папа. Но это уже другая история.

С подоконника выглядывали Катины папки, сумка с физкультурной формой, которую она сегодня оставила дома и две мягкие игрушки – Умка и Бакс, оба белые и мохнатые. И с обоими уже давно не играют.

Вечером после того, как стемнело к нам в окно долбились обезумевшие от прохлады и темноты мотыльки, так отчаянно, так рьяно ровно до тех пор, пока мы не погасили свет и они потерялись. Я еще подумала, что будь я на их месте, мне бы показалось, что вместе с этим светом погиб весь мир. Осталась только темнота ветер и холод. Осень пришла незаметно, летом мотыльки так себя не вели, хотя и залетали к нам в комнату через щель в марле, служившей за место москитной сетки. Но форточку заделали неделю назад и теперь им было не пробраться, а дома стало тяжело дышать.

Я наполнила полную грудь, но и этого оказалось мало. Слезы продолжали бежать по моим щекам, скатывались с ресниц, покидая мои глаза. Грудь сильнее защемило от боли и я повалилась головой на подушку, которая еще не успела остыть и свернулась в позе эмбриона.

Как же я его люблю… Как хочу быть рядом с ним… Он снится мне чуть ли не каждую ночь, а когда не снится, я все ровно не перестаю думать, о нем даже во сне. Я не понимаю, как жила без него раньше, как могла написать роман, о любви даже не знаю, что это такое. О, если я встретила его раньше, многое было бы изменено. И мне даже в голову не могло прийти, что любовь – это боль.

А ведь все произошло так по-дурацки, никогда бы не подумала, что в человека возможно влюбиться по интернету. Мы познакомились в «дайвинчике». Помню, когда я увидела его фотку, первой мыслю было «какой красивый парень, он точно меня не лайкнет в ответ. Но с другой стороны, терять нечего.» и я нажала на сердечко. Когда мне пришла взаимная симпатия не то, чтобы я была на седьмом небе от счастья, просто я удивилась. На моей фотографии в анкете даже лица толком видно не было, при этом он не «дизнул» меня.

Пролистав его фотки на страннице, я поняла, что этот парень не просто красивый, он, блин, вообще самый красивый из всех, что я видела! Само собой, этого было недостаточно, чтобы влюбиться и, когда я решила ему написать, мне было все ровно ответит он или нет, хотя получать от такого красивого парня сообщения, безусловно, было приятно.

Я не знала, с чего начать разговор, спрашивать, «как дела» было тупее некуда, поэтому я сразу решила перевести разговор в шутку и стала писать ему, что он самый красивый чувак из «дайвинчика», даже прислала ему смайлик в виде медальки с номером «1». И я бы никогда не влюбилась в него, если бы он не оказался еще и очень милым и добрым. По большому счету, я навязывала ему свое общение, написывала, даже, если он подолгу молчал, находясь при этом в сети, но он никогда не отвечал мне грубостью. А спустя неделю я рискнула написать ему:

«Пошли как-нибудь погуляем тють-тють?»

Почему-то мне казалось, что он не согласится, ведь он даже не видел меня. В отличие от него, на моей старицы не было ни одной моей фотографии. А на утро от него пришло сообщение:

«Ну как-нибудь погуляем тють-тють».

И вот в этот момент я пропиталась к нему такой огромной нежностью, какую не испытывала даже в детстве к своему сиамскому коту Басе, которого хотелось до смерти затискать в своих объятиях. Он был старше меня на четыре года и хотя разница небольшая, все ровно казался мне более взрослым, умным и сильным, во всех смыслах.

А кем была я? Обычная девчонка из деревни, которая всего пару месяцев назад закончила колледж и вернулась к родителям, не зная, что делать дальше. Я писала ему и в это время качалась на качели, а когда приходила домой, писала свою книгу и мечтала о том, что она принесет мне много денег и славу. Я изменяюсь, стану классной и он влюбится в меня. Ведь я никогда не была из тех девчонок, по которым сходят с ума. Да мне и не хотелось такой быть до тех пор, пока я не встретила его…

«Ну что за бред, Ася? – спрашивала я саму себя. – Ну зачем тебе влюблять его в себя? Разве ты сама влюбилась? Разве такое может быть?»

Еще через несколько дней общения, я уже не задавая себе подобных вопросов и не сомневалась в том, что влюбилась в него, как самая настоящая дура. Правда, отвечал он мне всегда очень долго, бывало я часами ждала от него ответа, кое как сдерживаясь, чтобы не написать что-нибудь еще.

За день до назначенной встречи он вдруг опомнился и попросил у меня фотографию. Я решила пошутить и отправила ему картинку очень толстой девушки. Было очевидно, что эта фотка скачена из интернета, и все же он испугался и стал не просить, а требовать, чтобы я показалась ему, иначе мы никуда не пойдем. Когда я прислала ему пару штук, он несколько минут молчал, после чего отправил «ангелочка», а уже этой ночью я вышла во двор и, упав на траву, стала умолять звезды, чтобы они подарили нас друг другу. Я никогда прежде не испытывала ничего подобного, но что-то внутри меня говорило, что он тот самый, что он предназначен мне свыше и наше знакомства не было случайностью.

Трава была мокрая от тумана, а звезды яркие, как никогда. Темнота укрывала меня своим покрывалом, прохладный ветерок ласкал мои волосы и кожу. По щекам бежали горящие слезы. Джери бегал где-то с обратной стороны забора и лаял на Цезаря, зная, что соседский «немец» не сможет перепрыгнуть через забор. Мои губы дрожали. Я повторяла одни и те же слова и, если бы в эту ночь с неба стали падать все звезды, предлагая мне миллион желаний, я бы на каждую попросила его любовь.

И вот мы встретились. Я как-то не верила, что все это происходит взаправду. Ночь казалась мне бесконечно долгой, а во снах я видела, что что-то пошло не так, он не пришел, я не смогла приехать и судьба сыграла против нас. Папа был на работе, поэтому я попросила машину у своего дяди и на свой страх и риск поехала на механике через пост, тогда, как права у меня были на автомат. Деревня наша находилась всего в семнадцати километрах от города, двадцать минут езды, но мне все ровно не хотелось говорить ему, что я не городская, поэтому этот момент я нарочно упустила. Впрочем, он не спрашивал меня, где я живу, поэтому сказать, что я врала, было нельзя. Скорее, не договаривала.