Читать книгу Ведьмины сказки прощаний - Бэлла Якушкина - Страница 1

Я очень хорошо помню то утро, когда не стало Матери.

– Я ухожу сегодня, – улыбнулась она мне так, словно речь шла о походе к Речной Деве за добытыми ею ценностями.

Я тогда даже не поняла, о чём идёт речь. Лишь улыбнулась ей в ответ, мимоходом обратив внимание на то, как сильно обострились на её лице морщины. Обычно их не было видно. Несмотря на многовековой возраст, у Матери было гладкое, почти фарфоровое лицо. Ей нравилось сохранять иллюзию молодости, хотя, как я знаю, обычно это не принято.

– Я ухожу, – повторила она настойчивее. – И теперь лесной Ведьмой, Исполнительницей Желаний и Хранительницей Времени, будешь ты.

В этот момент я всё поняла. Мне захотелось заплакать – как человеку, как маленькой девочке. Но я не смела. Мне не престало плакать. Особенно, когда Старшая Хранительница Уходила. Мы никогда не оплакивали друг друга – памятуя о цепи перерождений, памятуя о переходе Дара.

К тому же, меня к этому уже готовили ни одно десятилетие. Я не помнила, сколько времени прошло. Но на тот момент я всё ещё была слишком молода, чтобы занять место Матери.

Однако, видимо, ей уже было невмоготу. Века жизни делают смазанными и нечёткими любые раны, разочарования, сожаления и потери, а шрамы всё равно остаются с нами навсегда. До тех пор, пока…

– Можно ли подождать ещё немного? Я бы хотела ещё чуть-чуть побыть твоей ученицей.

– Нельзя, нельзя. Мне пора уходить. А тебе пора приступать к работе. Мы не можем спорить со Временем. Как моя преемница, это ты должна знать лучше всего.

И я знала. Время мудро, но безжалостно. Оно дарит надежды, мечты, планы. Оно уносит беды в далёкие дали и помогает менять взгляды. Но оно может быть и разрушительно. Оно дарит нам воздушные замки – и оно же их отнимает.

Руки матери, которые нежно поддерживали меня всё это время, начали разжиматься. И, даже когда она провела рукой по моему лбу, это было похоже на прикосновение ветра.

– Будь справедлива и искренна, – прошелестела Матерь. – Распоряжайся Даром мудро, но так, как считаешь правильным.

Мне было, о чём задуматься, но именно эта фраза вызвала у меня замешательство. Ведь если я хочу распоряжаться мудро, то это и будет правильно? И если я что-то восприму «правильным», то оно и должно быть мудрым?..

– Прощай.

Отпустив это слово, как букет цветов перед покойным, Матерь вышла из нашего домика на улицу. Дверь за ней осталась открыта. И я могла видеть, как Матерь поднимает лицо к свету извечной луны. Свет выбелил её лицо – и фарфор на нём начал скукоживаться. За несколько секунд лицо избороздили многочисленные складки морщин, кожа стала похожа на жухлый лист, а зачем обнажился череп.

Она обернулась в мою сторону, посмотрев на меня пустыми глазницами – и я поняла, как действительно выглядит Время. После этого Матерь рассыпалась в прах.

Дверь захлопнулась. И я осталась одна.

Я осталась стоять в нашем домике, словно всегда жила здесь только одна. Пространство было полно вещей, которые моя предшественница часто использовала, но не было ничего личного, ничего, что говорило бы о ней. Ничего, что показало бы её характер, интересы, сущность. Ничего.

И когда в небытие уйду я, оставив вместо себя юную преемницу, после меня тоже ничего не останется.

Я должна была ответить на её прощание. Это были бы не просто слова – это стало бы своего рода завершением ритуала. Переходом. Той дверью, которая действительно бы отделила нас друг от друга. Но я медлила.

Можно ли добровольно позволить отсечь кусок от себя? Можно ли добровольно отдать часть души? Можно ли отказаться от того важного, что составляет твою жизнь? Для меня это было совершенно невыносимо.

Потому нужные слова, всего два слова, застряли у меня в горле. Или зацепились за кончик языка. В любом случае, они не хотели вылетать наружу.

Что останется, если я попрощаюсь сейчас? Хранительницы Времени специально не оставляют после себя ничего, что могло бы напомнить о них. После их полноценного ухода начинают исчезать даже воспоминания о них у тех, кто когда-то их знал. Так что, если я произнесу слова прощания, то даже призрака Матери рядом со мной не останется.

Но есть ли толк оставлять призраков?..

Да, Время неумолимо. И каждая секунда, которая проходила с момента растворения Матери в пространстве, жгла меня, словно тычок раскалённого металла. Время требовало отпустить, требовало произнести слова. Даже если это будет гораздо больнее. В сто раз больнее.

Я должна была это сделать.

Я закрыла глаза. И собирала все многолетние воспоминания о матери, которые у меня были. Каждую её похвалу и улыбку. Каждую её недовольную фразу и нахмуренные брови. Завитки волос и складки платья, тонкие руки, мудрые наставления, глубину голоса. Хаотично упаковывала десятки лет в несколько минут, которые всё ещё у меня были. Я пыталась напиться всеми этими воспоминаниями разом – как путник, у которого остался лишь последний глоток воды в сухой пустыне.

Это бы мне не помогло. Но создавало иллюзию, что поможет. Что будет не так больно. Как засунуть в рот ложку варенья перед тем, как тебе прижгут ранку.

Ещё одно воспоминание, ещё, ещё… Воспоминания убегали сквозь мои пальцы, словно это действительно была вода. Я пыталась не упустить ни одного, но, перебирая, путалась. Параллельно я представляла, как готовлюсь разом оторвать клейкий листовичный пластырь с заживающей ранки. Оторвать – и выбросить. Это будет мгновенная и резкая боль. Но потом она пойдёт на затухание. Да, пойдёт.

Просто тут затухание будет дольше.

Я поняла, что всё-таки плачу.

Зажмурилась, приготовившись. Последние минуты – позавчерашний, вчерашний, сегодняшний день – проносились уже медленнее. Я помнила их лучше всего. К тому же, они приближали меня к концу.

Последняя секунда. Та самая, когда растворяющееся лицо матери на моих глазах превратилось в череп. Та самая, когда её тело и душа начали исчезать в воздухе.

Пора.

Я вдохнула. Мой рот открылся. И слова, которые прозвучали в воздухе, показались мне почти материальными. Жгучими, острыми и невыносимыми.

– Прощай, Матерь.

В моей руке материализовалось ожерелье с кулоном в виде змеи, пожирающей саму себя. Раньше оно было у матери, но теперь было даровано мне, пусть и изменённое по виду под меня. Это означало, что Дар теперь мой.

Теперь мы со Временем связаны навечно.

* * *

Лепестки одуванчика всё своё время проводили вместе – именно потому они и были так дружны.

Ночами и в неприятную холодную погоду они близко-близко жались друг к другу, а в ясную и тёплую – тянулись к солнцу, наслаждаясь его лучами и согреваясь. Так они вместе делили радости и беды, оставаясь частью одного целого.

Как же хорошо им было вместе! Каждый яркий жёлтый лепесток знал все другие лепестки и очень этим родством гордился. Они все были друг для друга равны по значимости. Но среди них были три особенных лепестка, которые росли друг к другу ближе всех остальных.

Эти три лепестка часто и подолгу о чём-то шептались и хихикали, поддерживали друг друга во время жестокого ветра, делились тайнами и секретами. Они могли обсуждать трудолюбивого муравья, который пробегал мимо с найденным семечком. Они могли подшучивать над пролетавшей рядом пчелой, которая сердито жужжала им в ответ. Они могли восхищённо рассматривать облака на далёком небе, предполагая, на что похоже каждое из них. Им было вместе лучше всего.

Единственное, что их тяготило – это знание, что скоро они вынуждены будут разделиться.

Они с самого своего рождения ведали, что, когда время придёт, им нужно будет обратиться в семяносные парашютики. И, конечно, исполнить свой долг – донести семя до земли, где оно должно будет превратиться в новый одуванчик, у которого будут уже свои лепестки. Через это проходил каждый лепесток с момента появления на земле таких одуванчиков. И эти три лепестка не были против. Однако им отчаянно не хотелось расставаться друг с другом. Все остальные лепестки относились к этому спокойно. Но не эти трое.

В какой-то момент, когда мысль про это стала им невыносима, они взмолились. Взмолились новой Хозяйке Времени и Исполнительнице Желаний, которая росла в их лесу и недавно сменила свою предшественницу. Они молили о том, чтобы время их не разлучило. О том, чтобы они могли остаться вместе после того, как превратятся в парашютики и ветер отделит их от старого дома.

И новая Ведьма им откликнулась.

Её голос раздался для них одних – но раздался словно отовсюду.

– Вы уверены, что это и есть ваше желание? Навсегда остаться вместе, втроём? Вы уверены, что именно этого вы и хотите?

И лепестки радостно закивали ей в ответ. Да-да! Именно этого они и хотели! Они хотели остаться вместе даже после отделения от своего одуванчика! Они хотели продолжать расти вместе! Они хотели этого больше жизни!

Хранительница Времени на это ничего не ответила. Но в воздухе на мгновение повис гул, который сообщал: желание принято к сведению. И будет исполнено.

С этого дня лепестки больше не волновались про то, что будут разлучены. Они продолжали радоваться жизни, общаться друг с другом и с другими лепестками – и с большим нетерпением ждать момента своего первого и единственного полёта. Им казалось, что после этого их жизнь станет лучше. Ведь они будут вместе становиться большими и сильными. И им не придётся больше шушукаться, чтобы другие лепестки их не услышали. Это ли ни счастье?..

Так, пока день сменялся ночью, наконец наступил тот момент, когда лепестки превратились в парашютики. Каждый обзавёлся красивым воздушным пухом и грезил своим вольным полётом. Кто-то мечтал улететь дальше всех, кому-то было достаточно просто упасть недалеко от знакомого места. Кто-то хотел полетать как можно больше, чтобы увидеть новые часть их поляны, а возможно, и леса, а кому-то было достаточно просто найти плодородную почву для прорастания. В любом случае, они все изнывали от желания взлететь. И три дружных лепестка не были исключением.

Наконец, сбылось: особенно сильный порыв ветра дёрнул стебелёк одуванчика – и почти все парашютики взмыли в воздух. Они разлетелись, кто куда, радостные, полные сил и надежд.

На головке одуванчика остались только три бывших лепестка. Те самые, которые хотели оставаться вместе.

Их желание было исполнено. Пухом они зацепились друг за друга. Но семечко одного из них крепко засело в головке цветка. Поэтому, когда он не смог выбраться вместе с порывом ветра, не смогли и двое остальных.

Это несколько их расстроило. Но они упорно продолжали радоваться тому, что, по крайней мере, они остались вместе. А следующий порыв ветра обязательно вытащит их на волю!

…следующий порыв ветра, который для этого был достаточно сильным, случился через целых три дня, когда их терпение было уже на исходе. И то, это не был ветер. Это лишь заяц, понюхавший головку цветка, недовольно чихнул – и уже после этого они полетели. Их полёт был неожиданным. И не таким ярким, как они представляли. Глядя на своих собратьев, на другие улетающие лепестки, они видели, что те взмывают высоко, а некоторые отлетают достаточно далеко. Кого-то ветром и вовсе отнесло до самого далёкого леса.

Эти же три парашютика, забрызганные слюной зайца, сцепленные своим пухом, едва поднявшись вверх, почти тут же упали на землю. Это был очень недолгий полёт, который они не успели почувствовать. Зато, не успев этому и огорчиться, они тут же почувствовали под собой твёрдое. Они упали прямиком на тропу, где земля была жёсткая, вытоптанная. А местами – высушенная солнцем из-за отсутствия травы. Почти, как камень.

Все три бывших лепестка были очень недовольны своим вольным дебютом. И каждый из них почувствовал, что злится на двух других. Ведь это явно была их вина, что так получилось. Если бы кто-то из них не застрял! Если бы они не стали такими тяжёлыми друг из-за друга и из-за слюны зайца!..

Но они ведь были вместе. Возможно, это было не так уж и плохо?..

…спустя какое-то время они поняли, что уже терпеть не могут друг друга. Продираться сквозь сухую жесткую землю получалось, пусть и с трудом, ведь одуванчик прорастёт всюду. Но чужие корни мешали. Питательных веществ и так не хватало, а тут ещё соседние будущие цветки жадно собирали всё, что находили.

Никто из них бы не погиб от такого соседства, ведь одуванчики живут и более плотными кучами. Один из них, тот, который изначально зацепился за голову, и вовсе был в восторге от этого места. Но они постоянно спорили друг с другом и ругались.

Старые обиды и разочарования отравляли их и мешали примириться. Будущие цветки стали друг друга ненавидеть. Всякий раз, когда они сталкивались с неудобством, которое не смутило бы других одуванчиков, эти постоянно вспоминали былые обиды и то, что пришлось пережить. И не могли примириться. Они всё больше ссорились и вид других двух стал противен для каждого их них.

Но их семена уже пустили корни. А это значит, что до самого конца жизни им предстояло терпеть такое соседство.

И в какой-то момент они одновременно воззвали к уже знакомой им Ведьме о том, чтобы она их разлучила. Они стали настолько невыносимы друг другу, что иного выхода просто не было.

Как и раньше, Хранительница Времени спросила у них:

– Это действительно то, чего вы хотите? Разлучиться друг от друга?

Они с живейшим энтузиазмом закивали. И вновь воздух огласил тот самый гул, который сообщал, что желание учтено.

Вскоре к ним пришла сама Ведьма. Высокая, худая и с печальными глазами, которые были слишком мудры для её юного лица.

– Вы так неосмотрительны, – покачала она головой, нагнувшись к ним. – Неужели первый опыт вас ничему не научил? Я бы могла попросить того зайца съесть двух из вас. Или сорвать вас троих и засунуть в разные банки, отчего бы вы медленно завяли, но в одиночестве. Но вы ведь не этого хотите?

Одуванчики печально покачали головой. Они хотели жить. Но, увы, вместе они жить уже не могли. У каждого из них будет своя голова с лепестками, свой стебель, свои корни. А сейчас у каждого из них были свои обиды. Казалось, сама их дружба перезрела и стала гнить, как их бывший общий стебелёк. И вскоре они сами могли бы точно так же сгнить.

– Я рассажу вас, – вздохнула Хранительница Времени и Исполнительница Желаний. – Рассажу на этом поле по разным местам. Один из вас любит жёсткий грунт и ему нравится сухая земля, поэтому он останется здесь. Второго я посажу ближе к задумчивому и прохладному бормотанию леса. А третьего посажу на жирную и плодородную землю под самыми яркими лучами солнца. И тогда вы будете счастливы. Но не потому, что будете врозь. А потому, что у каждого из вас – свой путь. Каждому из вас нужно своё место. Просто это место не подойдёт для другого. А вы захотели пойти против природы.

Одуванчики устыдились, но были в восторге от её предложения. На взгляд каждого из них, оно было идеальным и обеспечило бы им счастливую дальнейшую жизнь.

Ведьма потребовала, чтобы они простили друг друга и попрощались перед тем, как навсегда разлучатся. Они сначала сделали это с неохотой, потом – с чувством вины. И, наконец, искренне.

Ведьма попрощалась с одним бывшим лепестком, бережно выкопала два других, и унесла их в те места, где им будет хорошо расти. И пусть помирившимся будущим цветам вновь стало грустно от того, что они расстанутся, теперь они понимали, что у всех – своя собственная судьба. И что они не могут ей жертвовать, терпеть неудобства и страдать, если хотят жить дальше.

В каждом из мест одуванчики обрели новых друзей, новую жизнь и дали потомство. И прожили свой цветочный век полноценно и ярко. Они никогда больше не виделись. Лишь изредка они вспоминали друг друга – но с благодарностью за все те весёлые и радостные времена, что они провели вместе, будучи лепестками.

* * *

Мне удавалось поработать ещё при Матери, когда я ей помогала. Поэтому первое задание, первое желание, которое я Услышала, не стало для меня проблемой. Я знала, что во время процесса Исполнения я пропускаю чужое желание через себя и могу Услышать у Вечности, как нужно его исполнить. Решение проявлялось само собой, даже когда я сама не знала, о чём говорю. Но оно всегда было верным.

Поэтому я лишь сухо посмеялась над иронией, которой обладало Время. В этот раз оно наградило меня возможностью через чужое желание посмотреть на своё собственное.

Ведь мне хотелось, чтобы всё обратилось вспять и Матерь снова зашла в наш домик, как ни в чём не бывало.

«Навсегда остаться вместе»…

В своём эгоизме я была похожа на невинный лепесток одуванчика. Но ведь это бы ничего не изменило. Я знала, что бесполезно цепляться за того, кто удаляется из мира. Я знала, что даже если бы Матерь осталась помимо своей воли, или если бы я не произнесла слов прощания – то это ничего бы не изменило. А если бы и изменило, то лишь в худшую сторону.