Читать книгу Возвращение к земле - Black Cattaleya - Страница 1

Любимому С., моим родителям Ф. и А., моим дедушке и бабушкам, а также людям, чьи руки покрыты шершавыми мозолями…, всем ушедшим, существующим и будущим поколениям фермеров, работникам сельского хозяйства, обеспечивающих нас едой, как ни крути, без вас, мы бы давно умерли голодной смертью…

Благодарю вас, встающие засветло, работающие без воскресений и Рождества, пропускающие субботние матчи своих детей, попавшие в крепкую, неравную схватку с погодой, скользким законодательством и сочувствующими взглядами знакомых. Разумеется, кто в здравом уме, пожелает стать фермером, в современном мире это не модно. Не престижно, не круто.

Вспоминайте об этом каждый раз, когда готовите свой фотогеничный веганский салат или жарите кусок сочного стейка, обсуждая последние новости мировой паутины, мира моды, кино и конечно же политики, вспоминайте и благодарите тех людей, которые вырастили для вас овощи, которые заполнили ваш холодильник продуктами питания, ваш Instagram топовыми фото, которые зарядили ваш организм здоровьем и энергией!

Благодарим вас за каждодневный адский труд, благодаря ему мы сыты!!!

Благодаря вам мы все еще живы…

Моим учителям Jari и

Taru, а также моему четвероногому другу Möhkö…, вы показали мне совершенно другой мир, мир наполненный заботой, любовью к природе и животным, вы закалили мой слабый дух и укрепили тело, вы наглядно продемонстрировали, что в мире не существует плохой погоды, времен года, плохого самочувствия и прочей ерунды, если ты твердо намерен достичь своей цели. Также, с вашей помощью, я узнала, как накормить сотни животных, убрать за ними, обеспечить им комфорт, проследить за их здоровьем и при этом не сойти сума.

Теперь, я с уверенностью могу назвать цену одного стакана молока и речь совсем не о деньгах. Благодарю!

Миру

нужны

фермеры....

World

To need

Farmers…

От автора

Из «Дневника Благодарности»

«Благодарите тех, кто позаботился о вашей пище, когда вы склоняете свои головы над щедро накрытым столом по воскресеньям. Складывая руки в короткой молитве, обязательно упомяните фермера, который вырастил вам еду, он достоин этой благодарности не меньше Бога, а возможно даже больше. Ладно-ладно, они достойны поровну».

Я всегда знала, что однажды это случится. Вместе с этим, я понятия не имела, каким образом, когда именно и насколько успешно я сделаю это – напишу книгу о людях, которые ежедневно кормят человечество. О людях, которые от рассвета до заката работают не покладая рук, не разгибая спины, жертвуя свои жизни, свое здоровье, а порой и благополучие, чтобы вы могли пить воду с лимоном по утрам, чтобы ваши завтраки, обеды и ужины насыщали вас, заряжали энергией, чтобы, в конце концов, во всем мире царило изобилие и миллионы людей не умирали от голода.

В далеком 2015 году я присвоила идее будущей книги имя «Ящик винных бутылок» и она, словно осадок винного напитка, сделанного наспех, неумелым виноделом новичком, осела на самое дно моего подсознания. Время от времени, я взбалтывала содержимое и смотрела на кружащиеся частицы, понятия не имея, что со всем этим делать.

Жизнь, как это обычно бывает, подслушивала все мои желания, чтобы сплести идеальное кружево из времени, места и нужных людей для их проявления. Жизнь всегда слушает вас, даже в то время, когда вы молчите.

И вот, настал день, когда все прояснилось. Жизнь оказалась щедра и подарила мне шанс увидеть все изнутри. Так, я оказалась в самой гуще событий жизни фермера.

За окном едва ли можно было что-нибудь разглядеть из-за темноты полярной зимней ночи и танцующих хлопьев снега. В такую пору хорошо сидеть в глубоком мягком кресле, слушать треск поленьев в камине и завывания уставшего от вечных странствий ветра. Однако, если ты фермер, в такую погоду тебе придется натягивать рабочий комбинезон, резиновые сапоги на шерстяной вязанный носок и отправляться в сарай, слушать мычание горячо любимых питомцев, а также поить их, кормить, убирать за ними, следить за их здоровьем, устранять различные поломки, принимать роды.

Целых четыре года мне посчастливилось наблюдать лично за ежедневным вкладом одной семьи в сытое существование человечества. Я прошла долги путь от дурацкой глупой брезгливости и собственной важности, через непринятие, непонимание, до бесконечной, чистой, как воды северных озер, любви и благодарности.

Помните, когда вы тянетесь за гроздью глянцевых томатов в супермаркете, в ваших руках оказывается кусочек жизни человека, который их вырастил. Помните, когда вы кладете в переполненную тележку пакет свежего молока, на самом деле вы получаете гораздо больше – вы получаете великую силу духа человека, способного поднять себя с теплой постели, посреди ночи, в тридцатиградусный мороз, чтобы проверить, все ли в порядке с животными. Человека, работающего без воскресений, дней рождений и Рождества, ведь животные хотят есть и в праздники.

Сейчас, в своих руках вы держите книгу, посвящённую людям, которые трудятся не покладая рук, чтобы прокормить человечество. Мы просто обязаны выразить им благодарность за заполненные полки супермаркетов, наши завтраки, обеды и ужины. Это меньшее, что мы можем сделать.

Чтобы присоединиться к потоку благодарности, добавляйте специальный хеш-тег к своим фото с едой и продуктами питания:

#thanks_for_farmers

#thanks_for_food

#come_back_to_land

#come_back_to_land_thanks_for_farmers

#blackcattaleya_book_thanks_for_farmers, чтобы на деле продемонстрировать кормильцам человечества что мы о них помним, что мы благодарны. Они, как никто другой, этого заслуживают.

Станьте моим другом в Instagram @writerblackcattaleya, чтобы поделиться впечатлением о прочитанном, выразить свою благодарность или заявить о несогласии.

Благодарю, благодарю, благодарю!!!

«Лучшее сочетание любого продукта –

энергия природы и энергия человека,

то, что мы всегда будем любить…"

Роман, который наконец-то нашёл приют на бумаге, он больше не мечется по просторам моего разума, нанизывая на нить воспоминания, собирая, словно ягоды отрывки  прошлого, вглядываясь в туманное будущее…

Внимание! Данная книга не содержит рецензии. Будьте крайне осторожны, это может привести к тому, что в результате прочтения, у вас появиться собственное мнение. Как всегда, прошу не воспринимать прочитанное слишком серьезно. Любые совпадения совершенно случайны, да простят меня мои близкие друзья и подруги.

***

На дворе стоял поздний ноябрь. Ветер срывал листву с продрогших до корней деревьев. Их ветки отчаянно стучали в полутемные окна старого фермерского дома. Дождь барабанил по оцинкованной крыше сарая, плотно прилегавшего к задней части жилища. Джек беспокойно ходил вдоль гостиной, то и дело поглядывая на часы. Что-то громыхнуло снаружи, похоже ставня – ставни в фермерском доме были что надо – вытесанные из древесины дуба, украшенные богатой резьбой. Джек, шаркая в мягких тапках из воловьей кожи, утепленных шерстью овец, лишь бегло отметил про себя, что ему, в такой час, еще не хватает оторванной ветром ставни. Он старался не глядеть на прозрачный графин, наполовину наполненный жгучим, янтарным виски.

Джек ждал. Ожидание подчас невыносимо. Надо же Изабелле растелиться в такую ночь. Началось все с вечера. Бедняжка протяжно мычала, словно это могло облегчить родовые боли. Джек положил свежей сухой соломы, нежно погладил мокрый животный нос. Глаза Изабеллы были полны боли. Джек знал этот взгляд. Когда ты фермер, ты любишь животных всем своим сердцем, пусть в меня полетят помидоры из рук защитников прав друзей наших меньших, но спросите у любого фермера и он ответит, что без ума ото всех этих мокрых, сопливых носов.

Вечер спешно превратился в дождливую темную ночь, а Изабелла все мучилась в родовых схватках. Мучился Джек. Каждые полчаса он возвращался проверить, все ли в порядке и каждые полчаса его встречал тот же взгляд. В растопленном наспех камине плясали яркие языки пламени. Что-то кольнуло в старой фермерской груди и Джек поспешно натягивал резиновые сапоги на распухшие от ходьбы ноги, хотя прошло всего десять минут с его последней проверки. Чутье не подведешь. Он точно знал, что Изабелла произвела на свет дитя.

В полусонном сарае горели ночные лампы и Джек спешно подошел к стойлу. В дальнем углу Изабелла шершавым темно-фиолетовым языком слизывала мокроты, густую слизь родовых путей с трясущегося от холода дымчато-серого теленка. Джек улыбнулся. Природа всегда отдает предпочтение новой жизни.

– Будешь Дождем.

Подбросив утомленной корове свежего силоса, он потушил свет. Свершилось. Можно снять насквозь пропахшую смесью молока и коровьего навоза одежду, намылить тело ароматным мылом, которое он неизменно покупал у Жанны и пропустить стаканчик другой, за успешное разрешение.

Придвинув, продавленное не одним поколением Коуэлов, огромное кресло, с удобной подставкой для ног, к пылающему огню, Джек смешивал свои воспоминания с крепким напитком и они, размерено струились по выпирающим узловатым жилам.

Фермерский дом, а если быть точнее, его южное крыло, выложил собственноручно первый из Коуэлов. Его имя стерли в пыль жернова времени, однако из поколения в поколение, с некими поправками и многочисленными домыслами, передавалась вот эта история. Ее рассказывали утомленные, после вечернего доения, отцы и деды, своим чадам, пока те нетерпеливо ворочались под пуховыми одеялами и жаждали заполучить хоть немного родительского внимания.

Коуэлы занимались животноводством с давних времен, насколько они были давние никто сказать не мог, однако было принято считать, что животноводство у них в крови и все хозяйственные азы передавались каждому последующему поколению с молоком матери.

Тут Джек мог бы возразить, что ему пришлось немало потрудиться, прежде чем он мог интуитивно распознавать болезни и чуять нутром переменчивую скотину, но нужны ли нам с тобой, читатель, его возражения? Человеку легче всей душой поверить, что у других все слаживается само собой. Так проще всего списать собственное бездействие и лень, страхи и сомнения, на простое невезение, что уж тут поделать.

В тот далекий год зима стояла долгая. В горах снег лежал до колен, мороз крепчал день ото дня, держа промерзшую насквозь землю стальной хваткой. Запасы сухой травы, сложенной под хилым навесом из парусины, подходили к концу.

Первый из Коуэлов принял единственно верное решение – спуститься со стадом в долину, в поисках пропитания.

Никто никогда не задавался вопросом, как долго пришлось брести измученным голодом животным и человеку, прежде, чем они нашли свое пристанище вот на этом самом холме. Поговаривали, будто Первый из Коуэлов был настолько очарован видом, открывшимся с холма, что перестал поглядывать себе под ноги, наткнулся на скользкий, поросший мхом валун и покатился кубарем вниз.

Как любой, ограниченный в познаниях устройства мира, человек, Первый из Коуэлов посчитал это особым знаком. В минуты отчаянья, люди во все времена, ждали особых знаков. Будь то сон, приснившийся беспокойной ночью, слова цыганки, обрывками осевшие в воспалившемся разуме, простая небрежность, неосмотрительность, в результате которой мы катимся кубарем вниз.

Тот самый камень, стал первым камнем, положенным в основу будущего Коуэлов на Большой Земле.

Сейчас, в беспокойном свете пламени, перед нами грел свои старые кости Последний из Коуэлов. Однако до этого еще далеко.

Шли годы, Коуэлы сменяли друг друга, не успевал один превратиться в прах, как другой расширял дом, увеличивал стадо, устраивал сыроварню.

Женщины никогда не задерживались в фермерском доме дольше, чем требовалось. Обычно их нанимали в помощь, когда луга покрывались зеленой сочной травой и молока прибывало больше обычного. Когда трава сохла, а молоко шло на убыль, они расходились по далеким и близким деревням, думая о том, как пережить надвигающуюся зиму. Случалось, какой-то из них родить Коуэлу сына. Так продолжалось до тех пор, пока отец Джека, тридцать с лишним лет назад, не заменил ручное доение на механическое, а по прошествии еще двадцати лет на автоматическое. Девушки потеряли сезонный заработок. Джек остался без сына. В свои шестьдесят пять лет он точно знал, что он – Последний из Коуэлов.

В ночной час, когда ветер бушевал за окном, Джека тревожили мысли о том дне, когда ему придётся продать ферму.

Ферма была его страстью, его жизнью. Каждое утро Джек открывал глаза, разминал одеревеневшие за годы тяжелого физического труда, ноги, его мысли, словно полустертые графитовые карандаши, делали наброски предстоящего дня.

Первым делом осмотреть ферму. Много всего может приключиться за долгую осеннюю ночь. Порой утро приносит немало сюрпризов – открытые изгороди, разбитые окна, разбросанные тут и там кучи сухого торфа, разворошенные стога сена. Когда представляется возможность порезвиться, животные никогда не упускают подобного веселья. В молодые годы Джек бывал страшно зол. Такие проделки кого угодно способны вывести из себя. Сейчас, если подобное случалось, старый фермер лишь улыбался и принимался за дело – как жаль, что четвероногие не понимают, что такое уборка. Их мозг примитивен. Он не различает понятия грязно и чисто. Им неведомо, что они оставили после себя горы мусора. Как жаль, что иногда это касается не только животных.

Вчерашний дождь щедро напоил землю. Джек наспех выпил стакан воды, без лимона, как мягко советовала Жанна, на ходу оправдываясь перед самим собой за нехватку времени, натянул рабочий комбинезон, тяжелые резиновые сапоги и распахнул двери черного хода.

В нос ударил запах сырой прелой земли. Такой бывает только поздней осенью, когда опавшие листья и жухлая трава, щедро политые ноябрьскими дождями, дают первую гниль. Земля всегда возвращает в свое чрево то, что любезно предоставила, для временного использования.

Двери черного хода выходили прямиком во внутренний дворик фермы, а оттуда, через боковую дверь можно было легко попасть в мир животных. Внутренний дворик был выложен массивным речным булыжником. Воздух тут, подобно узнику, заточен со всех четырех сторон каменными высокими стенами, лишь только подняв голову, можно почувствовать немного свободы. Каждый раз, оказываясь во дворике, Джек поднимал взор к небу – каждый раз оно было не похожим на предыдущие. Нежное, ласковое свечение догорающих звезд, на фоне синего, дымчатого ночного покрывала. Мир вокруг нас красив, но для того, чтобы оценить это нужны доброе сердце и видящие глаза, тогда как почти каждый из нас может смотреть на что либо, но далеко не каждый обладает способностью видеть. Порою, сердце слепого способно разглядеть больше, нежели здоровые глаза зрячего.

Лет двадцать с лишним назад, Жанна посадила у северной стены вьющиеся, темно-красные розы. Они стали единственным украшением внутреннего двора. Помню, как смеялся над ее затеей, убеждал, что ничего из этого не выйдет. Розы не сажают у северных стен, они погибнут от холода, не пережив и одной зимы. Жанна лишь улыбалась, с долей вызова, забавно опрокидывала назад, мешающие работе волосы, продолжая настойчиво делать свое дело. Сама того не зная, она оставила оживающие каждую весну надежды, больно ранящие меня, когда я обрезаю лишние плети, удаляю сухие ветви, срезаю отцветшие бутоны. За прошедшие годы куст превратился в огромное дерево, ветви которого мертвой хваткой вцепились в стену, проросли сквозь каменные швы кладки, слились с домом воедино. Минуя мои опасения, из года в год, в апреле, куст медленно оживал, чтобы радовать обильным цветением до поздней осени. Каждое лето я срезаю лучшие соцветия и собираю в букет для Жанны. Она до сих пор улыбается, с долей вызова, запрокидывая назад непослушные волосы, неизменно пахнущие апельсином и еще чем-то нежным, цветочным.

Сейчас куст похож на нервную клетку, многократно увеличенную в размере. Закрыв глаза, я отчетливо вижу, как Жанна берет из моих рук букет алых роз и погружается в нежность бархата лепестков, как медленно, с наслаждением проводит букетом из стороны в сторону, жадно вдыхая аромат лета. Стоя на влажном сером булыжнике, я гнал эти мысли прочь. Сейчас не время. Пора приступать к работе.

Сквозь давно немытые окна сарая, пробивался слабый свет ночных ламп. Из вытяжных отверстий, в утреннее сивое небо, поднимался густой белый пар.

Джек сладко зевнул. Он давно не устанавливал сигнал будильника. Как только настенные часы пробивали четыре гулких удара, его глаза раскрывались. Пора начинать новый день. Его ждут сотни животных, о которых нужно заботиться.

Джек щелкнул выключателем. Вдалеке послышались шаги. Ральф медленно шел по широкому проходу сарая, предвкушая сытный завтрак.

– Сейчас, сейчас, дружище, – Джек мягко похлопал косматого и поставил перед ним полную миску теплого молока.

– Надеюсь, ночь прошла, что надо.

Ральф был чем-то, вроде талисмана. Поговаривали, что Первый из Коуэлов, спускаясь с гор, привел с собой пса, крупного, черной масти, которого называл Ральфом. Не буду настаивать, что каждое слово – правда чистой воды, однако с той самой поры на ферме всегда жил пес, обязательно черной масти, которого, как и всех предыдущих, неизменно называли Ральфом. Считалось, что пока на ферме живет собака с именем Ральф, хозяйству ничего не грозит. Джек мог с легкостью опровергнуть эту взаимосвязь, за годы его работы на ферме случалось немало хлопот, а порой и масштабных трагедий, однако кому от этого станет легче.

Первым делом проверить систему раздачи еды и воды. Пройтись вдоль сарая, поглядывая по сторонам. Никаких внешних признаков, вызывающих беспокойство. Облегченно вздохнуть, мысленно поблагодарив жизнь. Все в порядке. По размеренным звукам плох-плох, ясно, что доильные роботы справляются с поставленной задачей. Проверить систему электроснабжения, видеонаблюдения, теплоснабжения. Горят зеленые лампочки на панелях, значит сейчас не о чем беспокоиться.

Пришел черед самых маленьких жителей фермы. Набрать свежее молоко, включить систему подогрева. Телята требуют больше внимания. По правде говоря, с ними придется хорошенько повозиться. Некоторых придется поить вручную. Как младенцев, с помощью специальной бутылки и силиконовой соски.

Проверить автоматизированную систему доения на компьютере, сегодня молока меньше. Две коровы нуждаются в лечении.

Обновить солому у молодых телок. Насыпать немного свежего сухого торфа полугодовалым телятам. Загрузить на грядущий день систему подачи еды. Джек еще помнил времена, когда они с отцом раздавали корм для животных вручную. К концу рабочего дня у него отваливались руки и немела спина. Хорошо, что все это осталось далеко позади, сейчас ему достаточно нажать несколько кнопок на панели приборов, предварительно загрузив все нужные составляющие на транспортные ленты. Немного ароматного сена, сочного силоса, перетертого овса, витамины и минералы, приправленные густым сиропом из переработанной сахарной свеклы.

Молоко подогрето до нужной температуры – пора поить малышей. Дать свежей еды, подсыпать сухую смесь из молока и полезных пищевых добавок в автоматизированную поилку. Тщательно перемыть ведерки и соски. Сегодня на ферме новенький – Дождь. Он уже обсох и выглядит довольно мило. Джек бережно перенес малыша на руках в теплую часть сарая и положил на свежую сухую солому. Ему предстоит знакомство с другими телятами. Теперь нужно заняться Изабеллой. Дать усиленное питание и витамины, подоить, подогреть густое жирное молоко до нужной температуры и напоить Дождя.

За окном медленно рассветало. Джек, довольный тем, как прошло утро, неторопливо шел по широкому проходу и поглядывал на свое хозяйство. Вдалеке показался тусклый свет фар – это молоковоз спешит за свежим продуктом. Были времена, когда они с отцом самостоятельно разливали молоко в тяжелые стеклянные бутылки и доставляли по указанным в потрепанной книге молочника адресам. Их небольшой грузовичок был своеобразным сигналом начала нового дня. Он тормозил у деревенских калиток и двухстворчатых городских дверей, оставляя в специальном углублении наполненные бутылки, взамен забирая пустые.

Много раз его спрашивали, хотел ли он другой жизни? Без фермы. Без животных. Без ежедневного тяжелого труда. Признаться, он никогда не думал об этом. Ему была страшна мысль, что его дни будут проходить по-другому.

Время завтрака. Чашка крепкого кофе и пару хорошо прожаренных яиц. Румяные тосты и несколько соленных огурчиков. Джек готовил простую еду, не требующую много сил и навыков.

Порой он думал, как здорово оказаться женатым мужчиной. Сложные блюда, сытная настоящая еда каждый день появлялась бы на вытертом деревянном столе. Потом он вздыхал и гнал эти мысли прочь. Ни одна женщина не достойна быть женой, только ради щедро накрытого стола и возможности не мыть за собой посуду. Джек был убежден, что женщина, в равной степени, как и мужчина, создавая пару, должны любить. Больше ничего. Любой из нас, способен обеспечить себе безбедное существование, без паразитирования. Любой из нас, способен удовлетворить свои желания самостоятельно. В современном мире, любой из нас, способен реализовать самые смелые мечты за свой счет, используя собственные ресурсы и развивая себя, как личность. Создавая пару мы должны думать лишь о любви. Больше никто ничего друг другу не должен.

Джек любил лишь однажды. Отчаянно, безрассудно, отдавая всего себя и не требуя ничего взамен. Она была его идеалом. Каждый мальчишка, в пору юности, размышляет о том, какая Она – его женщина. Со временем в сознании, словно на фотопленке, под действием реактивов, проявляется идеал. Не всякому везет встретить свой идеал в реальной жизни. Джеку повезло. Он встретил. Он любил. На этом его везение закончилось. Если уж быть честным с тобой, читатель дело тут совсем не в удаче.

Он не посмел. Ему не хватило мужества или безрассудства. Какая уж теперь разница. Чтобы сделать такую счастливой, нужно быть сильным, понимаешь? Мужчина должен быть во многом мудрее и сильнее, чем она сама. Стоило взглянуть ей в глаза, чтобы увидеть – в них плещется сила, подобная морю. Такой нужен лишь океан. Он был океаном. Проблема заключалась в том, что он этого не знал. Он сумел сохранить тонкую нить дружбы, рвавшуюся не раз, связанную множеством беспорядочных тугих узелков. За это стоит быть благодарным.

Джек потянулся к старой потрепанной книге, он листал ее, когда был ребенком, она перешла к нему в наследство вместе с домом, фермой и животными. В книге он всегда находил утешение, она всегда выручала, в минуты, когда мысли, словно серная кислота, разъедали его стареющий мозг.

Это были сказки. Их читал ему на ночь Отец, тихим, размеренным, чуть хрипловатым голосом. Порой Джек перечитывает затертые до дыр страницы, они успокаивают его дух, возвращают разум в нужное русло.

Он читал их ей, после бурных ночей любви, нежась под теплыми звериными шкурами. Она внимательно слушала, перебирая его волнистые волосы, пропуская их сквозь свои тонкие пальцы, словно песок.

Из книги сказок Коуэлов

Дух Времени

Жил на свете старик, думаю и сейчас он жив, ибо испокон веков бьется в его широкой груди сердце самой Жизни и кругом слышен его стук – тик-так, тик-так – эхом в наших сердцах отдаётся.

С бородой седой, открытым взглядом да добрым сердцем, в бархатном кафтане, сапогах из меха да кожи, день ото дня, мягко, бесшумно шагает он по избитым дорогам. Никто на всём белом свете не мог сказать, откуда начал старец свой путь, почему непрерывно странствует он по миру, нигде не останавливаясь, нигде не задерживаясь, день за днём, год за годом, век за веком, продолжая своё путешествие, не зная сна да отдыха. Многие из нас окликали его, крича во всё горло, звали его назад, да ни разу не обернул седой головы старик, ни к кому ещё не возвратился, ни задерживался он ни у бедного, ни у богатого, ни у мудрого ни у невежды. Безразличен он был к зову людскому.

Звался тот старик Духом Времени, был ему верным Хранителем. Сквозь пальцы его – длинные, да тощие, невидимой рекой текло время вперёд, а он всё за ним поспевал.

За своими худыми плечами нёс Хранитель огромный мешок и не было в том мешке ни начала ни конца. Наполнял он ношу свою непосильную потерянным людьми временем да навсегда ими, простофилями, утраченным.

Много на своём несчётном веку довелось повидать Духу Времени. Видел он людей, бросавших ему в лицо свои обещания пустые, слова, что делом не подкреплены, а от того лишены силы. Перемалывал он их в жерновах своих, да пускал по ветру. Не любило Время пустых обещаний.

Встречались и те, кто смеялся ему в лицо, говоря, что имеют свой запас времени, что его полно в людских закромах, что всё ещё успеется. А старик всё мимо проходил, унося с собой время прочь, начисто выметая его из чуланов веником золочёным, продолжал свой вечный путь, шёл себе, да не оглядывался. Чтобы знали люди – ни у кого нет времени про запас, ибо время не сахар, им нельзя запастись с избытком.

Были на его пути люди похитрее – в дом свой зазывали, искушали уставшего старика перинами пуховыми, да столами щедро накрытыми. Смотрел на всё то Хранитель, вздыхая тяжко. Многие желали приручить Время, а оно лишь ускользало сквозь пальцы. Так как Время не приручить.

Встречал он и тех, кто терял драгоценное время, отправляясь на вечные его поиски. Никому не отыскать время утраченное, схороненное Хранителем в его бездонном мешке. Жаль ему было людей. Да людям не жаль было Времени. Растрачивали они его попусту. Не раз смотрели ему вслед, тяжело вздыхая да пополняя его и без того тяжёлый мешок, раз и навсегда, потерянным временем.

Были и те, кто весело да бодро шагал в ногу со Временем, будучи верными спутниками на его пути. Получали они подарки щедрые, осязали мечты свои, ибо время, как никто другой, знало, как попутчиков своих подбодрить, как пополнить иссякающий запас сил, для дальнейшего совместного путешествия. Горько было расставаться Хранителю со своими спутниками, да ничего не поделаешь. Ровно в срок отрезал Дух ножницами, ржавыми да скрипучими, ниточки жизней человеческих, а новые всё вплетал в свой клубок.

Шло Время, и сейчас идёт, только вот всё мимо нас. Мы, знай, думаем, что оно гляди, к нам придёт, а оно, смеялось да мимо проходило. Любило время, чтобы люди, не ждали его, а вместе с ним в ногу шагали, да его драгоценное не теряли среди дел бессмысленных, да мирской суеты.

***

В открытое настежь окно лился серебристый свет Луны. Джил резко открыла глаза. Опять кошмар. Смятые белоснежные простыни беспорядочно окутывали все еще привлекательное женское тело.

Запустив влажные пальцы в спутанные каштановые кудри Джил глубоко вздохнула. Дыхательные упражнения всегда действовали на нее успокаивающе.

Снова и снова в своих сновидениях Джил уносилась в тот день. Обнаженная, слегка растерянная она подошла к окну. Ночь была нежна, словно дорогой импортный шелк, ночь приносила с собой долгожданную прохладу…, ночь была темна и полна тайн. Иногда Джил хотелось стать ночью. Тогда ее тайна не была столь тяжелым грузом. Тогда бы тайна давно ушедших дней, стала неотъемлемым аксессуаром, которым восхищались, который пытались бы разгадать. Но Джил обычная женщина, хотя, если вы ее спросите, она назовет себя девушкой. Собственно не вижу причин с ней спорить, так как не знаю четких различий между этими двумя понятиями. А если я чего-то не знаю, значит время обратиться к тебе, читатель. Ты наверняка сможешь помочь разобраться чем отличается девушка от женщины? Если таковы различия существуют.

Пора приступать к делу, думала Джил. Она медленно одевалась в мягкий льняной костюм перед огромным зеркалом в грубой, кованной оправе. Джил подарила это зеркало одна старая дама, жившая в огромном особняке на южном склоне холма.

В тот ноябрьский день Джил отправилась в особняк поглазеть на грандиозную распродажу. Это было что-то типа аукциона, куда понаехало много незнакомых лиц с ближайших городов, хотя, ходили слухи, что парочка особ прибыли сюда с далеких земель. Виной всей этой шумихи стало то, что фамильное гнездо покидал последний птенец.

Агнес Мириэм было девяносто шесть лет, последние тридцать из которых она хоронила родных и близких, умерших своей смертью, погибших в автокатастрофах, павших в неравном бою с болезнями, утонувших в рюмке со спиртным. В тот дождливый день она выглядела страшно уставшей. Богатое имущество, нажитое не одним поколением большой, порой не очень дружной семьи, расходилось под гулкие удары молотка. Она сидела в мягком, оббитым вишнёвым бархатом кресле и смотрела в огромное зеркало, прислонённое к стене. Оно отражало картину в целом .

Джил осмотрела часть выставленных на продажу предметов. Они были ей не по карману. Так говорят, когда ты не можешь позволить себе купить комод по цене однокомнатной квартиры в центре небольшого городка. Причин такой непозволительности может быть несколько – либо у тебя нет денег, либо ты умен и понимаешь, что это абсурд. Комод не принесет тебе ежемесячной платы, с него придется стирать пыль, а чтобы подчеркнуть его стоимость об этом придется говорить. Что ж, неплохо, если других тем для душевных разговоров не нашлось.

Джил думала об этом, остановившись перед прекрасной вещью – зеркалом, окруженным тяжелой кованной рамой. Наверняка ручная работа. Эту раму сделала не современная точно отлаженная машина. Это видно по многочисленным, непохожим друг на друга завиткам. Зеркало, слегка потускневшее от времени, придавало этой оправе особый неповторимый шик. Сколько событий отражало оно? Сколько лиц уверенных в себе, смеющихся, растерянных и мокрых от слез смотрелось в него?

Джил стала рассматривать отражение. В этом зеркале она казалась себе все еще привлекательной. Его потертости и крапинки сглаживали первые морщинки в уголках глаз и губ. Темно-синее шерстяное пальто, мягкий свитер, черные джинсы, грубые кожаные ботинки. Непослушные завитки каштановых волос, легкий загар ушедшего навсегда лета. Джил улыбнулась.

– Вижу тебе нравиться то, что ты видишь, – услышала она тихий голос, впрочем в нем угадывалось эхо былой силы.

– Красивая вещь, не знаю, как это работает, но в нем я кажусь себе намного привлекательней. Отражение зеркала имеет огромную власть над женщиной, не правда ли?

– Зеркало моей матери. Она привезла его с города на воде. Ты можешь забрать его, Джил. Это подарок.

Джил, словно пораженная молнией, застыла на месте, она словно окаменела. Откуда этой даме известно ее имя? Почему она так запросто готова отдать ей зеркало принадлежавшее дорогому человеку? Они никогда не были знакомы лично. Когда Джил родилась Агнес Мириэм жила со своей семьей далеко от этих мест. Особняк сдавался в аренду, его прекрасные залы использовали во время свадебных сезонов, комнаты сдавали туристам время от времени.

Лет десять назад, Агнес вернулась в родительское гнездо, после того, как предала земле тело своего старшего сына. Порой, когда я наблюдаю за нашими жизнями, мне кажется, что мы, словно листья, медленно распускаемся, всю жизнь нежимся на солнце, а с приходом осени возвращаемся к земле, чтобы ее чрево медленно переварило нас, и, в конце концов, возродило к новой жизни. Все эти годы Агнес никуда не выходила. Все это время она предавалась тихой скорби в небольшой комнатке, огромного и пустого дома. Она пересматривала тяжелые пыльные фотоальбомы, перечитывала любимые книги, прогуливалась по затененным плющом коридорам, поглядывала на портреты, висящие в галереях.

– Я прямо чувствую, как твой мозг закипает от вопросов. Когда тебе девяносто с лишним, когда ты потерял всех своих детей, родных и близких, расстаться с вещью не составляет особого труда. Бери его, и каждый раз, когда уверенность покинет тебя, подходи к нему, чтобы убедиться, что ты прекрасна, что ты достаточно сильна, чтобы справиться с этим.

Джил улыбнулась, воспоминания о подарке немного притупили боль. Странно, не правда ли? Слышали вы когда-нибудь, что сновидения способны причинить боль? Если нет, то с этой поры вы никогда больше не ответите отрицательно. Теперь вы знаете, что порой, ночные грезы, холодные, словно сталь, способны наносить глубокие колотые раны. Острая боль, заполнившая внутреннее пространство Джил убывала. Обувшись в мягкие удобные тапочки, она хлопнула дверью.

Джил была хозяйкой кофейни. Она уютно расположилась в дальнем углу главной и единственной площади. Из увитой восковым плющом террасы открывался чудесный вид на центр старого городка. Это был один из тех домов, тесно прижатых друг к дружке, которые, если верить легендам, являли собой начало этого поселения. Неизвестно, кто и когда заложил крепкие камни, ставшие надежным фундаментом, выгнал стены, накрыл оранжевой черепицей разнобокие крыши. Неизвестно, кому они впервые открыли свои двери, много времени утекло с тех пор. Сорок лет назад, дед Джил купил полузаброшенное здание пекарни у разоренного бедами пекаря. Он отремонтировал крышу, выбелил каменные стены, продал на переработку старое оборудование. Испечь хлеб в новой пекарне ему так и не удалось. Иногда мы сдаемся прямо в конце пути. Дом с отремонтированной пекарней перешли в руки отца. Отец Джил едва ли мог продолжить семейное дело. Выпечка хлеба не входила в его планы. Он был потомком знаменитого рода, бравшего истоки из Восточных Земель. Его предки, получили немалые награды, принимая участие в налетах и грабежах. Отец безумно гордился своими предками. Это был его основной вид деятельности – гордиться заслугами давно истлевших в сыром чреве земли. Больше поводов для гордости никак не находилось.

Джил спустилась на первый этаж, тряхнув головой, она прогнала образ мужчины, выступивший из темноты, это все игра воображения, он давно мертв и кому, как ни ей знать об этом.

Электронные часы показывали три сорок восемь. Пора браться за дело. Джил включила свет. Кухня сияла чистотой. У нее всегда было правило – убрать в конце рабочего дня, какой бы уставшей она ни была. Новый день не может начинаться с созерцания грязи. Новый день это всегда чистый лист.

До прихода девочек еще три с половиной часа, за это время Джил замесит несколько видов теста, испечет хлеб, кунжутные булочки и хрустящие пустотелые круасаны, которые потом наполнит в соответствии с пожеланиями клиентов ванильным кремом, шоколадом собственного производства или сладким джемом.

Здесь она всегда чувствует себя в безопасности.

Руки автоматически повторяли доведенные до совершенства движения – высыпать муку, добавить специи, подтаявшее масло, несколько секретных ингредиентов. Не смотря на наличие автоматической тестомешалки, первые несколько раз Джил перемешивает все составляющие чистыми руками. Тесто любит живые прикосновения. Прикосновения сильных, и в тоже время, нежных рук. Это обмен энергией. Каждый раз, когда вы приходите за булочкой с кунжутом – вы платите не за кусок теста. Вы приобретаете энергию. Именно поэтому в современном мире автоматизированных машин такие заведения, как у Джил, процветали. Мы устали от автоматов разливающих нам кофе и металлических лопастей, вымешивающих тесто. Мы хотим получать настоящее, трепещущее живой силой угощение. Не забывайте – мы то, что мы едим. Лучшее сочетание любого продукта – энергия природы и энергия человека, то, что мы всегда будем любить…

Кухня практически не изменилась с тех самых пор, когда Джил стала хозяйкой.

Деревянные кадки с разнообразными сортами муки, которую Джил неизменно покупала у Ричарда. Она видела с какой заботой и любовью он обрабатывает свою землю, и в качестве не сомневалась. Мука исключительно грубого помола, словно измельченная каменными жерновами старой мельницы. Вы должны чувствовать структуру помола.

Джил вдруг вспомнилось, как мать всегда вскрывала острым стальным ножом один из мешков, только что прибывшей партии. Джутовые нити одна за другой расходились под действием острой стали и силы человеческих рук.

Она закрывала глаза и опускала руку в мешок по самый локоть, а потом медленно, очень медленно, с необъяснимым наслаждением, вытягивала ее обратно. Ее пальцы перебирали измельченное в песок зерно, измельченное в муку, навсегда ушедшее лето. Она улыбалась.

– Ты должна чувствовать, Джил. Иначе ничего не выйдет. Ты должна чувствовать.

Я смотрела на нее, словно заколдованная. В такие моменты мама была прекрасна – белоснежная льняная сорочка в пол, мягкие тапочки, иссиня-черные волнистые волосы, словно вороньи крылья, аккуратно заправлены за уши, стянутые в низкий пучок. Легкие морщинки в уголках глаз, зеленых, словно поле поспевающей пшеницы, с чуть желтыми прожилками.

Она брала мою пухленькую ручку и окунала в мешок с мукой.

Я чувствовала прохладу летнего утра, нежность солнечных лучей и силу, бесконечную силу земли.

Став хозяйкой, я проделываю это с каждой новой партией. Это доставляет мне удовольствие. Это позволяет мне сохранить связь с землей.

Вдоль выбеленной кирпичной стены от потолка и почти до самого пола на огромных крюках висели медные сотейники, миски всевозможных форм и размеров. Причудливый каменный узор под ногами. Камень-дикарь. На берегах местной реки можно увидеть такой же узор. У деда не было желания и средств выдумывать что-то эдакое. Лучший художник – природа. Нужно уметь выделять и использовать, но при этом не навредив. Возьми ровно столько, сколько необходимо. Земля терпелива к нам, она позволяет людям играть в наши глупые игры – рыть, добывать, выкачивать, перекраивать себя вновь и вновь. Но запас терпения не безграничен, однажды она стряхнет с себя все, что считает лишним. Мы должны чувствовать. Чувствовать меру, иначе ничего не выйдет.

Джил колдовала над хрустящими круассанами. За этим лакомством выстраивается очередь из новоиспеченных влюбленных. После страстной ночи круасаны с кофе помогают восстановить силы. А если копнуть глубже, то совместный завтрак – это тлеющая надежда на продолжение.

Любовь, словно прыжок в пропасть. Когда прыгаешь впервые, ты делаешь это быстро и не особо раздумывая, пока летишь – тебе хорошо.

Дело в том, что приземление неизбежно. Пока у тебя нет опыта, оно будет очень болезненным. С каждым новым прыжком мы становимся более осмотрительными. Стоя у самого края мы долго оглядываемся по сторонам, закрываем глаза и делаем осторожный медленный шаг. Мы летим и наслаждаемся, однако к чувству сладости полета примешивается горечь надвигающегося приземления. Иногда случается прыгнуть и обнаружить за спиной два крепких крыла, в таком случае летать случается довольно долго, пока не устанешь, пока будет достаточно сил. Полет – это не только свобода и наслаждение. Полет – это адский труд, каждую секунду, без права на перерыв.

Чтобы полет длился как можно дольше, вместо страстных немых поцелуев – разговаривайте друг с другом. Будьте честны. Выясните заранее, кто этот сидящий напротив мужчина вскруживший вам голову. Каковы его планы на жизнь? Что он знает о себе? Любит ли он готовить, убирать квартиру, насколько громко он слушает музыку и каким образом будет воспитывать детей? Прислушивается ли он к себе или у него есть советчики из вне? Держит ли он свое слово? Задавайте любые волнующие вопросы после бурной ночи любви и слушайте. Возможно эти ночи единственное, что вас связывает, тогда насладитесь ими сполна и двигайтесь дальше.

Проводя большую часть рабочих будней с женщинами, Джил была наслышана о мужчинах, о страсти, любви и разочаровании. Истории, которые поглощались вместе с ее творожными пирогами были совершенно разными – однако все до одной твердили, что любовь стоит того. Были и те, кто раскаивался, сожалел о неосмотрительности, но в глубине заплаканных глаз читалось другое. Любовь – единственная сладость, перед которой нам не устоять.

Джил открыла старую книгу рецептов. Она знала их все наизусть, но было что-то магическое в прикосновении к чуть волокнистой, шершавой бумаге с причудливыми буквами. Эта книга хранит множество секретов. Тут и там, на пожелтевших от времени и непрерывного использования страницах, видны отпечатки пальцев, оставленных не одним поколением. В детстве любимым развлечением было разглядывать черно-белые листы. Придумывать забавные истории, глядя на рисунки.

– Никогда не люби и не готовь по чужим рецептам, Джил.

Именно с этими словами она получила книгу. Она стала толще, в ней появились пустые, ждущие своей участи страницы. Перед тем, как передать книгу, мать заботливо разняла петли и добавила новый чистый блок. Джил напишет собственные рецепты.

Теперь она была хозяйкой, теперь на ее плечи легла ответственность за семейное дело. С этой самой минуты она больше себе не принадлежала. Она знала, что это значило – никогда не покидать пекарню, это значило никогда не закрывать двери кофейни, не иметь ничего и никого важнее. Это означало служить. Служить, во благо себе и другим. Джил все это малость пугало и вместе с этим наполняло чувством, которое она не могла идентифицировать. Это было похоже на горечь сладкого густого шоколада, который Джил собственноручно делала из какао бобов.

Однажды Жанна сказала, что никогда не встречала никого отважнее, а она повидала не мало смелых людей, за время долгих странствий.

– Нужно быть очень отважным, чтобы добровольно согласиться на подобный подвиг. Провести всю свою жизнь в стенах пекарни, изо дня в день повторяя одно и тоже. Просыпаться, когда ночь еще не уступила свету дня, чтобы другие люди могли съесть еще теплую, наполненную живой энергией земли, булочку. Я благодарна тебе, Джил.

С этого дня Жанна стала рассказывать все, что повидала за долгие годы путешествий. Я наливала себе чашку густого теплого шоколада, закрывала глаза и слушала удивительные истории о неизвестных мне городах, о далеких странах, о чудесных растениях, о животных, о людях. Благодаря Жанне мне столько всего удалось повидать.

Она ворвалась в сонный городок, окатив его кубарем густой дорожной пыли. Лихо притормозив у самого краешка городской площади, она вызвала у меня улыбку. Жанна выглядела чудесно, дело было не в одежде и туфлях, хотя туфли, были просто загляденье. Дело было в том, как она держалась, будто только что вернулась домой. Дело было в ее улыбке, обезоруживающей, притягательной, живой. А еще были глаза – в них плескалось море любви, ко всему, что они отражали.

Позже Жанна признается, что осталась в деревне только потому, что здесь подают лучший в мире шоколад, но я читала в ее ясных глазах, что она наконец-то обрела душевный покой, ее разум наконец-то насытился созерцанием мира и желал, как следует, отдохнуть.

В утренней тишине, среди кадок с мукой, в густом жарком воздухе парили мысли, они оседали на столовых приборах, на грубых деревянных балках, на гладкий и прохладный пол кухни.

До того, как в открытые настежь задние двери врывались шумные, молодые девушки Джил погружалась в сладкую негу раздумий о том, что было бы, сложись все по-другому. В минуты одиночества она проживала другую жизнь, перебирая время радости и горя, наслаждаясь такими живыми чувствами…, разум с трудом отличает реальность от вымысла. В такие моменты Джил была благодарна за это.

Она уносилась прочь от жаркого дыхания печи, туда, где у порога старого города плещется синее море и волна накрывала ее с головой, уносила в глубину несбывшихся мечтаний.

Из книги рецептов Джил

Когда становится невыносимо грустно, отправляйся в холодную комнату и набери из джутового мешка добрую пригоршню гладких, словно морская галька, какао бобов.

Очисти их, измельчи в кофемолке до состояния муки. Вдохни немного горьковатый пряный аромат дальних земель. Поблагодари мозолистые руки, которые собрали для тебя это лакомство. В медной миске смешай горсть шоколадной муки с горстью сахарной пудры. Бережно достань со дна деревянного сундука хлопковый сверток. Разверни. Возьми один средний стручок ванили. Остальные отправь обратно в сухой, темный ящик, предварительно завернув в отрез чистого хлопка. Крепко сожми в руке острый нож и разрежь стручок вдоль, раскрой его. Осторожно соскреби чайной ложкой семена, переложи в ступку. Сделай несколько мягких круговых движений. Не стоит давить слишком. Добавь размятые семена к сухой смеси. На водяной бане растопи несколько столовых ложек какао масла. Вливай его в сухую смесь тонкой струйкой, непрерывно помешивая. Когда густота шоколада достигнет желаемого, подержи его на водяной бане несколько минут, чтобы ингредиенты, как следует прониклись друг другом.

Перелей шоколад в чашку, дай ему остыть, так ты убережешь свой язык. Вымой посуду. Возьми из белой фарфоровой кадки щепотку крупной морской соли, посыпь шоколад. Соль усилит его сладость. Ешь медленно, наслаждайся вкусом. Шоколад напрочь стирает чувство грусти.

***

Ричард пил свой утренний кофе, торопливо просматривая сводку новостей.

Очередная схватка политических сил.

Авария на высокоскоростном городском шоссе.

Какой-то везунчик выиграл в лотерею.

Засуха на Востоке.

Дорогие дизайнерские платья на красной дорожке.

В большом городе вандал повредил статую.

Потоп на Западе.

Скачки на финансовой бирже.

Зафиксированы новые рекорды. Человек в очередной раз прыгнул выше своей головы.

Землетрясение унесло жизни сотен людей.

В городском роддоме на свет появились мальчики и девочки.

Изменения цен на черную кровь Земли.

Кто-то вновь свел счеты с жизнью.

Прогноз погоды.

Ну, почему прогноз погоды оглашают в самом конце? Прежде, чем узнать, пойдет дождь или нет, приходится просматривать кучу глупостей. Кого волнует очередная схватка политических сил или в каком платье прошлась, покачивая аппетитными бедрами, звезда популярного кино, когда на небе ни облачка?

Кофе приятно обжигал. Его терпкий аромат, с едва уловимыми нотками шоколада, заполнял современную светлую и просторную кухню. Ричард гордился каждым квадратным метром своего жилища.

Он глубоко вдохнул и закрыл сверхтонкий ноутбук.

Медленно провел рукой по грубой шершавой поверхности деревянного стола. Природа всегда действовала на него успокаивающе. По этой причине, он неизменно покупал у Жанны ее лучшие травяные сборы, так чтобы с лихвой хватило на долгую холодную зиму. До зимы еще далеко.

Он огляделся вокруг. Светлые стены, огромные стеллажи с книгами от пола до самого потолка. Лестница, чтобы доставать книги с верхних полок, а если быть честным, то для того, чтобы облегчить задачу сбора пыли, паутины и прочих радостей еженедельной уборки. Ричард обожал дом. Высокие толстые стены, огромные двухметровые окна от пола до самого потолка, ничем не прикрытая, обнаженная кирпичная кладка, балки, свисающие на огромных чугунных цепях. Много пространства и света.

Двадцать лет назад он выкупил старые конюшни у местного совета, вместе с прилегающей к ним землей. Земля долгие годы не возделывалась. Весь склон порос дикой травой до колен, местами она доходила по пояс. Кое-где пробивались кустарники. От огромного фермерского дома осталось лишь основание, увитое светло-зелеными лианами душистого хмеля. Из всех построек уцелели одни конюшни. Они сиротливо жались к северной стороне холма, с сорванной холодными ветрами крышей, с разбитыми окнами, они представляли довольно жалкое зрелище. Работы предстояло немало, однако Ричард нутром чуял, что этот холм того стоит. Эта земля, под его ногами, была живой. Пришло время напомнить ей о любви, пришло время напомнить ей о нежных прикосновениях шершавых, сильных рук фермера.

Ричарду пришлось немало потрудиться, чтобы она отплатила ему за заботу и внимание щедрым урожаем. За эти годы он вывел для себя формулу хорошего сбора – качественные семена, заботливое отношение и дождь. Как раз последнего слагаемого не хватало. Ричард громко отхлебнул, отставил кружку. Вот то, ради чего стоит просматривать сайт новостей – прогноз погоды. Дождей не предвидится. Во рту стало невыносимо горько. Хорошо, что он не стал готовить завтрак, аппетит совершенно пропал. Если завтра не пойдет дождь, все мы умрем от голода.

На земле ничего не растет без дождя, без хмурого грозного неба, льющего воду, все погибает. В жизни, человек не растет без дождя. Для непрерывного развития нам нужен дождь. Иначе, мы так и будем стоять на месте, медленно высыхая и превращаясь в прах. Дождь смывает все сомнения и страхи, дождь заставляет искать более комфортное место. Только бы переждать этот дождь. Обсохнуть. Оглядеться. Расправить крылья. До следующего дождя.

Он посмотрел на портреты, висящие в просторном полупустом холе.

Безмолвные лица смотрели безразлично и холодно. Им не было абсолютно никакого дела до дождя. Все они никогда не имели связи с землей. Доктора, работники транспортной сферы, парочка бизнесменов и даже один пианист. Все его предки избегали связи с землей. Ричард опустился на вытертый кожаный диван. Воспоминания закружили в причудливом танце, лица в быстром темпе сменяли друг друга, Ричард пытался остановить их, отыскать точку опоры, узнать в образах, вспыхивающих в памяти тот самый. Когда он был маленьким мальчиком, часто слышал историю, которая не давала ему покоя. Кто-то, чей образ, подобно соляной кислоте, растворило время, рассказывал о страшном голоде, голоде, разъедавшем людей заживо, изнутри.

В тот далекий год лето выдалось сухим и жарким. Местные фермера бросали семена в выцветшую от палящего солнца землю. Изо дня в день люди поднимали свой взор к неизменно чистому и лазурному небу. Солнце с ухмылкой распаляло горизонт. Растения, пробившиеся сквозь сухую корку были слабыми, с каждым днем все чувствовали приближение осени, с каждым новым днем надежда, на то, что все наладиться таяла.

Восемьдесят шесть дней без дождя. Восемьдесят шесть дней знойной тишины, наполненной страхом, пропитанной грустью.

В тот далекий год, тысячи крепких мужчин проиграли природе, она в который раз беспощадно продемонстрировала, кто хозяин на этой планете. Солнце испепелило поля. Заводы и фабрики остались без первичного сырья. Полки магазинов опустели. Хозяйки в панике метались по городу, изо всех сил стараясь раздобыть жалкое подобие продуктов. Осень принесла долгожданную влагу и сырость, а вместе с ней холодную долгую зиму и голод. Болезни и смерть. Погода, верная помощница нашей планеты, безжалостно расставила все по своим местам. Эта бедная девочка поступает так всякий раз, когда мы – гордые хозяева Земли, в очередной раз, слишком стараемся. Трудимся не покладая рук. Грабим и насилуем ту, которая нас приютила. Из года в год, из поколения в поколение нам все мало, наши аппетиты растут. Как жаль, что из шершавой волокнистой бумаги, именуемой деньгами, самая умелая хозяйка, не состряпает примитивный обед, даже если кухня укомплектована самыми современными гаджетами. Деньги не еда. Это всего лишь бумага. И если купить будет нечего, вспомните, что у бумаги есть множество других назначений. Выбирайте любое, не стесняйтесь.

Сейчас, бредя по потрескавшимся от жары дорожкам, Ричард молча смеялся над людьми. Над собой. Если зерна не будет, всем нам придется сесть на безглютеновую диету, сократить количество потребляемых углеводов. На белок тоже не слишком рассчитывайте – бобовые растут на полях, прежде чем попасть на полки супермаркетов. Это касается и любителей сочного стейка. Вряд ли он оправдает ваши надежды. Голодные тощие животные выглядят не аппетитно. Его губы чуть тронула улыбка. Некоторым не помешает скинуть пару десятков лишних килограмм. Здоровее будем, если и вовсе не умрем.

Истории ничему нас не учат. Ураганы, тайфуны, засухи и потопы. С каждым годом их сила все мощнее, последствия природных катастроф все ужаснее. Мы не испугались выстрелов в холостую в прошлом, нас даже не останавливают минометные обстрелы сегодня. Мы безнадежны.

Обогнув конюшни, мужчина набрал полные легкие целительного воздуха, такой бывает только летом, когда луга покрыты сочной зеленью, когда в ранние часы еще чувствуется ночная прохлада, когда солнечные лучи ласковы и нежны.

Медленный выдох. И снова вдох. Мысли, не сдерживаемые никакими преградами, вихрем закружились над отдохнувшими за ночь полями.

Мысль – это стрела, которая рано или поздно попадет в цель. Но для этого вам придется смастерить лук. Чтобы мыслить необходимо ежедневно тренировать свой мозг. Лучший тренажер – книга. Спортзал для мозга – это библиотека. Тренироваться лучше регулярно, однако не следует забывать о разгрузочных днях.

Ричард думал о современном мире. Мир перенасыщен, а нам все мало. Мы никак не утолим свой внутренний голод, нам никак не удается заполнить внутреннюю пустоту новыми моделями стиральных машин и холодильников, вафельниц с пультом управления и само моющихся унитазов. С каждой новой порцией мы становимся все ненасытнее, мы злимся, наши ожидания не оправданны. Любая вафельница, в конце концов, печет вафли. С пультом управления или без, со встроенной музыкальной системой или светошоу, не имеет значения. В итоге вы получите вафли. Просто вафли. Что мы делаем со старой вафельницей? Выбрасываем. Разумеется, по случайной наивности или собственной глупости мы уверенны, что ресурсы Земли неисчерпаемы. Зачем об этом беспокоится, когда есть более значимые события – сосед напротив купил новую поливочную систему, она не только сама включается и выключается, но и перебегает с места на место, вот это действительно лишает покоя. Любой произведенный товар – это ресурсы планеты. Они не принадлежат нам с вами. Они принадлежат ей. Дерево, камень, уголь, песок, золото, нефть – это продукты, образовавшиеся в результате ее природного развития. Мы с вами палец об палец не ударили. Хотя, нет, мы все таки пораскинули мозгами, и придумали, как это все отобрать. Высосать. Вырубить. Выкачать. Вырезать. Выковырять.

На этом ресурсы нашего мозга себя исчерпали. Нам не хватило их для разумного, бережного потребления, для заботы и восполнения использованного.

Сколько можно так безрассудно насиловать Землю. До каких пор эта девочка будет бесплатным донором для всех нас, ненасытных, жадных и тщеславных кровопийц?

Мы в неоплатном долгу перед ней. Мы насилуем ее каждый день. Плюем ей в лицо. Каждый раз, когда ты выбрасываешь мусор прямо на улице ты плюешь в лицо нашей планете. Вряд ли она долго станет терпеть подобное отношение.

Мы – воры. Но, послушайте, у кого мы воруем? Планета – наш общий дом. Мы с вами воруем у собственных детей. Делаем это с удовольствием и не краснеем. Называя это успехом. Тут мы, конечно правы. В нашем случае успех – значит успеть. Успеть обобрать будущие поколения до нитки, не оставив им шанса на долгую сытую жизнь.

К счастью, мир меняется. Сегодня мы должны перерабатывать то, что гниет на миллионах плодородных гектар Земли, сегодня мы обязаны смыть все кладбища невостребованных товаров, переработать мусор. Сегодня, мы обязаны использовать знания и добывать энергию Солнца, ветра, земли и воды. Сегодня, мы должны очистить водные артерии, обработать оставленные человеком кровавые раны, бережно подуть на них, облегчая страдания и свято пообещать, что больше такого не повториться. Мы обязаны выполнить обещания. В конце концов, за все свои деяния нам придется расплачиваться.

Природа всегда дает человеку в долг. Человек не всегда помнит об этом. Да, что там, многие даже не понимают, что задолжали. Однако всегда наступает момент, когда среди темной и ветреной ночи, она стучится в окно холодным дождем или градом, срывает крыши, чтобы заглянуть человеку в глаза, в надежде достучаться и получить по счетам.

Мы перед ней в неоплатном долгу. Скажете, нет? Когда в последний раз вы благодарили землю за щедрость? За сытость? За энергию? За изобилие? Благодарите прямо сейчас. Благодарите и переходите от слов к действиям. Все, что от нас требуется разумный, осознанный подход к использованию ресурсов и благодарность.

Земле не нужны деньги. Ей не нужны современные модели телевизоров и горы невостребованного пластика и текстиля. Для нее все это мусор, забивающий поры и провоцирующий гнойные нарывы. Ей нужно бережное отношение и любовь. Наша с вами любовь.

Ричард по уши влюбился в эту девочку много лет назад. В те годы он был молод, много путешествовал. Он никак не мог отыскать свое место в жизни. Лучшее решение – отправиться на его поиски. Вы сразу узнаете его, вы почувствуете, иначе ничего не выйдет.

Был жаркий летний день, мы мчались по проселочной дороге на новехоньком спортивном авто, взбивая густое облако пыли. Кэрри без конца слушала одну и ту же мелодию, чем немного выводила меня из себя. После ночных гуляний голова была тяжела, желудок громко урчал, требуя немедленно погасить пламя ночного пожара. Чувствуя легкий голод, я поглядывал по сторонам, в надежде отыскать место, где мы могли бы перекусить. Спустя десять минут, я затормозил у дорожного указателя, на котором от руки было написано, что если повернуть направо и проехать ровно пятьсот метров нас угостят сытным деревенским обедом. Жизнь всегда заботится о нас, предугадывая желания и выполняя их точно в срок.

Это был довольно большой, крепкий деревенский дом, с огромным садом оливковых деревьев. Мы уселись за небольшим столиком, укрытым разноцветной скатертью, на широкой деревянной террасе. Кэрри брезгливо морщила густо напудренный носик, желая выпить только кофе. Хозяйка дома, женщина среднего возраста, поприветствовала нас и выслушав пожелания, отправилась их выполнять. Мне было необходимо размять ноги. А еще, я хотел взглянуть на оливковые рощи, спускающиеся с холма. В подобного рода видах есть что-то едва уловимое, что-то, чего ты не можешь видеть, однако ты это чувствуешь. Тысячи сильных деревьев пустили корни на этой земле. Земля их кормит, питает своей энергией, а когда придет время она превратит их в прах. Я взглянул себе под ноги. Корней у меня не было, но во всем остальном, я вдруг почувствовал себя деревом. Мне захотелось отыскать место и пустить корни.

После обеда я вернулся в город, чтобы проститься с ним навсегда.

Мне уже давно приглянулась одна усадьба, вернее то, что от нее осталось. Конюшни. Высокое здание, формой напоминающее букву «П», сложенное из массивных гранитных блоков.

Признаться, когда сделка уже была оформлена, взглянув на свое приобретение я почувствовал укол сомнения. Мне выдали связку огромных тяжелых, местами покрытых ржавчиной, ключей, в которых совершенно не было потребности, так как в здании были разбиты несколько окон, да и крыша была больше похожа на дуршлаг.

Обогнув конюшни, я едва не задохнулся от восторга. До самого горизонта простиралась земля. Я чувствовал себя так, словно только что связал душу священными узами брака. В горе и в радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии. Только смерть разлучит нас. Была еще Кэрри. Мы встречались уже второй год и несколько последних месяцев жили в моей городской квартире, с прекрасным видом на реку. Я был уверен, что как только ей станет известно о моей затее, она тут же бросит меня.

Кэрри устроила грандиозный скандал. С битой посудой, яростными обвинениями, пощечинами и потрясающим сексом.

– Я не передумаю, Кэрри. Ты можешь поехать со мной.

– Ничего не обещаю. Ты настоящий подлец. Ты ужасен.

Она выгнулась, словно кошка, лениво потянувшись за пепельницей.

– Почему ты вдруг решил копаться в земле?

– Это придаст жизни хоть какой нибудь смысл. Буду кормить людей.

– С чего ты взял, что у тебя получится?

– Я люблю землю, она это чувствует.

– Думаю, одной любви тут недостаточно. Держу пари, ты не продержишься и года.

Я выпустил клубок густого табачного дыма. Никто из нас не может быть уверен, пока не пройдет через что либо самостоятельно.

Сосны подступали к дороге вплотную, лес словно сжимал в тисках извивающегося ужа. По пыльному шоссе, с небольшой скоростью, по направлению к деревне, двигался фургон. Это был такой тип машин, которые арендуют, чтобы захватить с собой, в новую жизнь, все то, что приносит нам счастье.

Дорога проходила сквозь большие города и деревеньки, луга, леса, горы и равнины. Она, словно нитка, заправленная в иголку умелой рукой, сшивала все детали мира воедино.

По мере приближения к месту назначения, сомнения Ричарда отступали, превращаясь в пыль, они уносились вдаль вместе с ветром, оседали на листьях, растущих у дороги деревьев. Еще один поворот и Ричард увидит свой дом, вернее то, что он должен будет превратить в дом.

Деревня широко распахнула свои объятья, принимая очередного путника, сбившегося с пути и теперь возвратившегося домой, к земле.

Это была небольшая деревенька, или городок, коих на свете миллионы. Ты, житель мегаполиса, даже не догадываешься об их существовании, о том, что творится за ржавым, изрядно потрёпанным временем и ветрами указателем. А за ним бурлит жизнь. Весной в землю падают зёрна, чтобы целое лето впитывать лучи солнца, потом, с приходом осени, заботливые руки деревенских жителей превратят собранное с полей зерно, в муку, чтобы серым дождливым холодным утром мы могли съесть тёплую, щедро посыпанную кунжутом, булочку, спешно просматривая новости в социальных сетях.

В деревне вы всегда найдете душевный покой, однако не спешите собирать чемоданы. За покой придется платить – тяжелым ежедневным трудом, без права на перерыв. Земля терпеть не может лентяев. Она их просто на дух не переносит. Земля любит прикосновения человеческих рук. Земля любит тень хозяина.

Грузовик лихо притормозил в тени старых, широко раскинувших свои кроны, эвкалиптов. Шесть огромных деревьев на северном склоне холма, полуразрушенное здание конюшен и хозяйственных помещений, выполненных просто, и в тоже время искусно, все, что осталось от былой роскоши.

Это была довольно старая и богатая усадьба, которую разрушило время, северные ветра, ранние заморозки и страсть к азартным играм самого наследника хозяина.

А теперь обо всем по порядку. Молодой человек приятной наружности, вернулся в родные края из-за шумного океана, с немалой суммой денег, деловой хваткой, свободным нравом и парочкой непристойных историй. Как давно это было, никто уж и не вспомнит.

Поговаривают, что он был влюблен в эти земли и люто ненавидел строгий устрой жизни здешних обывателей. Ему опостыли давно потерявшие актуальность, способы ведения хозяйства и использования земли. Поколесив по миру, он немало нагляделся, без устали перенимал опыт в сфере ведения сельского хозяйства, экономики и финансов, не забывая и о сфере ночных утех.

Теория – это основа, крепкий фундамент, практика, все, что ты будешь наслаивать.  В любой деятельности важны знания. С ними мы действуем более осознанно.

Возвратившись домой, он принялся искать место для того, чтобы пустить корни. Ему приглянулся невысокий пологий холм, плавно спускающийся в плодородную долину, к реке. За долгие годы эксплуатации, река потеряла немало воды и сейчас, была не шире, чем приличная автострада, состоящая из восьми полос. Прикинув все за и против, молодой человек заключил сделку. Земля перешла в его собственность, а вместе с ней, бессонные, от неустанных размышлений ночи и пропитанные, от тяжелой физической работы, соленым потом дни. Ко времени, когда все было улажено, в небольшой порт, расположенный в одном дне пути, прибыл огромный контейнер.

Молодой человек нанял повозку с четырьмя добротными лошадьми и отправился за своими сокровищами.

Он привез лозу лучших сортов винограда и вознамерился производить отборное, первоклассное вино, разрушить, стереть в пыль сложившиеся стереотипы, на своем примере продемонстрировать, что в мире нет ничего невозможного, если ты твердо вознамерился достичь своей цели.

Он вспахал южный слон холма до самой реки, собственноручно высаживал каждый куст гибкой, чуть шершавой лозы, соблюдая все технологии садоводства современного мира.

На вершине холма он посадил самый крепкий куст, первоклассно обложил его красочным булыжником, найденным на берегу, проложил дорожку из камня песчаника до места, где по его замыслу, будет стоять дом. Каждое утро, едва солнце вставало, первым делом он взбирался на вершину холма и приветствовал своего друга. Спустя год, куст отвечал ему тихим шелестом зеленой листвы, успокаивая расшатанные ежедневными досадными мелочами, нервы. Он глядел на зеленеющий холм и все нутро его содрогалось в приятных, щекочущих душу конвульсиях. В лучах восходящего Солнца, молодая листва поблескивала, складывалось впечатление, что кто-то довольно щедрый, рассыпал по склонам холма драгоценные изумруды. В деревне, тотчас, прозвали холм Изумрудным.

Когда стало понятно, что лоза прижилась на новой земле, молодой человек принялся за постройку дома. Любая хозяйка сказала бы, что северная сторона холма подходит лишь для сезонного выпаса коров и овец, но никак не для того, чтобы строить дом. К счастью, он был холост и ему не грозили подобного рода упреки и нарекания.

Молодой человек нанял лучших в округе строителей, каменщиков плотников и работа закипела, словно воскресный наваристый суп.

Местные мамаши незамужних хорошеньких дочерей, с большим аппетитом поглощали последние новости Изумрудного холма, в прикуску с пирожными и пирогами, запивая все это яблочным сидром, чтобы немного успокоить расшатанные неясностью нервы.

Спустя год тяжелой кропотливой работы, было истрачено немало денег, выпито немало виски, вина и прочей дряни. Среди изумрудного моря листвы высился огромных размеров дом. Белоснежные стены, облицованы тончайшим белым мрамором, оранжевая черепичная многоуровневая крыша, причудливые дымоходы разных размеров, резные арочные окна хаотично разбросанные вдоль стен. Широкие дорожки, словно ветви неизвестного дерева, разбегались от входной двери по всему винограднику.

Чуть выше дома расположилось еще одно громадное здание, с огромными арочными проемами, черепичной крышей и белоснежными стенами. Его собирались использовать в качестве конюшен и хозяйственных построек. Между домом и конюшнями, измотанный, но безумно счастливый молодой человек, в хаотичном порядке, на приличном состоянии друг от друга, посадил десяток, истощающих необыкновенный аромат, эвкалиптов.

Под конюшнями был обустроен глубокий погреб, для хранения вина, с дощатым полом, воздушной подушкой, во избежание сырости, огромными каменными арочными потолками, пузатыми, пахнущими свежей древесиной, бочками, широким столом, многочисленными корзинами из ивовых прутьев для сбора винограда, бутылками, ящиками и прочей нужной утварью.

В хозяйственных помещениях разместилось новейшее оборудование для производства вина.

На примыкающих к конюшням землях, щипали траву упитанные разномастные лошади, резво машущие пышными хвостами, прогоняя надоедливых мух.

К тому времени, как утихли вызывающие головную боль, отбойные звуки десятков работающих молотков, лоза дала свои первые ягоды. Молодой человек позвал всех желающих и принялся собирать урожай.

На уставшую за лето землю, бережно ступая, пришла осень, все кусты были заботливо обрезаны, укутаны мешковиной и прикопаны землей.

К Рождеству, когда винное сусло забродило, молодой человек выбрал себе жену, тем самым разбив самые смелые надежды мамаш из приличного местного общества. Он разрушил все ожидания на свой счет. Его женой стала хрупкая деревенская девушка, работающая на винограднике в сезон сбора ягод. Она была не счесть каким ребенком, в вечно голодной шумной семье, с бледной кожей и черными как смоль волосами, волнами спускающимися до самых колен.

Тихая и застенчивая, с молчаливой грустью в больших синих глазах, она смотрела на лозу с таким восхищением и любовью, что это было ясно, как Божий день, лучше спутницы ему не найти. Он всем сердцем желал, чтобы девушка полюбила Изумрудный холм всей душой.

К весне девушка немного повеселела, земля напрочь убивала всю грусть, требуя ежеминутного внимания и заботы. Они с ней спасли друг друга и были связанны невидимыми нитями на век.

Спустя годы, у вытянувшихся эвкалиптов делали свои неуклюжие шаги дети, туда сюда метались собаки, по многочисленным дорожкам сновали рабочие, время от времени раздавался звонкий смех. Повсюду жизнь била ключом. К вечеру слышался плеск воды – это рабочие смывали с загоревших лиц пыль навсегда ушедшего дня. Каждый день тебе предстоит делать выбор. Все, что тебе нужно – выбирать то, что находит отклик в твоем сердце.

Вино удалось на славу. Заказы поступали со всех уголков Большой Земли. Его разливали дворецкие, в бокалы из лучшего хрусталя, чтобы уставшие от пустых разговоров дамы, в роскошно обставленных гостиных, могли промочить пересохшее горло. Вино поблескивало в свете свечей, словно жидкий янтарь, оно облегчало головную боль, скрашивало скучный вечер, а порой, этот напиток был единственным спасением от долгих холодных зимних ночей.

Дети выросли и покинули отчий дом, виноградник вернул свои пожелтевшие листья земле. Время посеребрило ее черные, как смоль, волосы. Теперь ему, с каждым днем, стало все тяжелее подниматься на холм, чтобы выкурить сигару в тени сильного, покрывшего вершину холма, виноградного куста.

Однажды, они закружились в медленном танце, словно листья. Они возвращались к земле. На дворе стояла теплая осень, было время обрезки, однако на виноградниках слышалось лишь нежное, спокойное шуршание возвращающихся домой, к земле, листьев. Их прошлое, настоящее и будущее навеки сплелись, как виноградные лозы.

Когда на Изумрудный холм пришла зима, ветер трепал незакрытые ставни большого дома, он свободно гулял в опустевших комнатах, со свистом проносился сквозь холодные пустые конюшни, яростно трепал необрезанные, неприкрытые тонкие гибкие лозы. Человек навсегда простился с жизнью, он обрел вечный покой в сырой земле.

Ричард знал эту историю, благодаря случайной находке.

Под дощатым полу прогнившим полом погреба был найден ящик. Ящик винных бутылок. Он был очень старинным, в современном мире такие можно только заказать у столяра. Сколоченный из грубых  неотесанных досок, ящик был поделен на сорок восемь частей специальными, слегка выпуклыми, медными перегородками. Сорок семь из них крепко держали разнокалиберные бутылки из толстого стекла. Каждая из бутылок хранила солнечные лучи, энергию земли и тепло человеческих рук, ушедшего навсегда года. Сорок семь бутылок, сорок семь долгих счастливых лет. В сорок восьмой ячейке, вместо бутылки, был сверток, похоже кто-то плотно скрутил журнал, или тетрадь. На мягкой, податливой обложке, аккуратным ровным почерком чья-то рука, определенно женская, темными чернилами, вывела «Дневник Благодарности».  Воспоминания о великом будущем, черными чернилами ночи, въедались в бумагу. Ричард страшно обрадовался. Он почти ничего не знал о истории этого места, это был шанс познакомиться с Изумрудным холмом поближе.

Страницы потускнели от времени, буквы утратили былую форму и расплылись от сырости подвала.

Ричард подхватил находку, сгорая от нетерпения, он стал перешагивать по две ступеньки сразу, пока не оказался на поверхности, ногой прикрыл дверь, ведущую в глубокий погреб, чтобы какое-нибудь животное, случайно, не забрело и почти бегом, не сводя глаз с тяжелеющей ноши, отправился через заднюю дверь прямо в просторную кухню. Голос из прошлого тихо заговорил с ним, стоило лишь прикоснуться к пыльной находке.

Вино – это не просто напиток, это история…Возьми вон ту, с шоколадной тесьмой, осторожно, ей уже много лет, возможно её грело тепло рук известного человека, а может уставший крестьянин не раз бросал глаз на её манящий силуэт, в надежде утопить в ней свои беды,…сколько слов слышала она, сколько рук согревало это тёмно-зелёное, мутное стекло и где было начало её пути? Все ответы внутри, стоит лишь открыть, почувствовать аромат, сделать один глоток, и она расскажет, раскроет все свои тайны… Одна из таких историй заслуживает вашего внимания.

Она стала еще одним знаком. Не то, чтобы Ричард сомневался в своей затеи, однако всегда приятно получить дополнительную поддержку.

Из «Дневника Благодарности»

Случилось это много веков назад, это были времена, когда в доме модно было держать прислугу, непременно с кожей цвета промокшего угля, купленную на ежегодной ярмарке. Это были те еще зрелища. Посреди площади, в огромных клетках, сидели люди. Вокруг толпились те, кто называл себя людьми, и жадно сбивали цену, ссылаясь на неровные зубы, большой, опухший живот, грустные глаза и прочую чепуху, которая по их мнению не должна быть оплачена из толстого кармана.

Той весной, моя бедная Шерли, только что вышла замуж и обзавелась собственным домом. Прошло всего лишь несколько недель после свадьбы, как Гарри, желая угодить молодой супруге, купил на местной ярмарке, по весьма сходной цене, молодую чернокожую рабыню.

В доме была служанка, пухленькая, неповоротливая. Гарри всегда морщился, когда в начале каждого месяца отсчитывал ей мизерное жалование. Рабыня обойдется дешевле, думал он, довольно потирая руки, к тому же, чтобы не упасть в грязь лицом, перед обществом, им просто необходим этот модный аксессуар, при случае, он может проиграть ее в карты, или, наоборот, выиграть компаньонку.

С тех пор утекло немало воды, у Роберты, так ее назвала моя Шерли, родилась прекрасная здоровая девочка. В своих письмах Шерли не скрывала, что догадывается, кто отец этой маленькой крошки.

Гарри умер, от праздной веселой жизни, от вечного переедания и сопутствующих этому газообразований, от чрезмерного потребления алкоголя и беспорядочных связей, когда малышке исполнилось семь, а через два года случилось это ужасное событие.

Все началось с погоды. Был уже поздний апрель, а снег все не желал таять, погода стояла такой холодной, что никто не верил отметинам в календаре. Запасы угля стремительно таяли, а снег продолжал укрывать плотным одеялом, отдохнувшую и лениво потягивающуюся землю.

Спустя шесть недель, хлынули сплошные дожди. Месяц за месяцем вода висела в воздухе, местные крестьяне не смогли обработать поля и массово уходили в город, в надежде найти подработку, чтобы прокормить семью, были и такие, кто уходил в запой или же сразу на тот свет.

Лето выдалось холодное и слишком сырое. Запасы продовольствия таяли.

К Рождеству это приняло ужасный оборот.

От Шерли пришла Рождественская открытка, она желала мне сытой жизни, хорошей погоды и богатого урожая, а также Божьего Благословения. Мы всегда склонны желать другим людям того, чего не хватает нам самим.

После письма прекратились.

Когда сошли снега и наши лошади немного оправились от голодной зимы, я отправилась в дорогу.

Я обнаружила дом, с заколоченными ставнями, открытые настежь, тяжелые кованные ворота. Сад увяз в сорняках, отдохнувшая земля была щедра на всходы, а так, как полезных семян никто в нее не посеял, она проращивала все подряд. Все выглядело зловещим. С первого взгляда стало ясно, что дом лишился человеческого внимания, человеческой заботы, дом лишился жизни. А еще, в воздухе витала та самая, «зловещая» тишина, когда слышно собственное дыхание, когда тебе кажется, что эхо уносит прочь, биение встревоженного сердца. У меня было немало вопросов, за ответами я спустилась в деревню. Такое событие не могли оставить без должного внимания. В местной таверне, вместе с шипучим напитком из каких-то горьких кореньев и картофельным пирогом, к столу подавали истории.

Изголодавшаяся, после долгого мучительного пути, я заказала скудную пищу, а на десерт, мне подали горькую правду, которая преследовала меня всякий раз, когда я оказывалась за щедро накрытым столом.

Моя бедная Шерли, надеюсь ты обрела душевный покой. Я произнесла эти слова, коснувшись холодных каменных колон крыльца. Я вернулась в опустевший дом, чтобы попрощаться с сестрой.

В ту голодную зиму, она стала пищей. Ее съели. Сварили в огромной кастрюле, словно выкормленную за лето курицу. Голод, подчас, заставляет совершать ужасные вещи. Не нам судить, ведь все мы с вами, прежде всего люди.

Мать и дочь. Они нашли, чем, а вернее кем, прокормиться в голодную долгую зиму. Я гнала эти мысли прочь, но они словно были привязаны к моему сознанию, они прочно пустили корни и по ночам, я видела ужасные сны.

Нашлись только зубы и волосы, прекрасные волнистые волосы, цвета спелой пшеницы. Все остальное было проглочено. Измельчено, проварено, переработано. На кухне были обнаружены следы крови и остатки костной муки.

Местные поговаривали, что должно быть, это случилось прямо в канун Рождества. После праздника, Роберта никого не подпускала к своей госпоже, ссылаясь на то, что она очень больна и слегла. Когда снега сошли, обнажив землю, обе бесследно исчезли. За дело взялись следователи, они обнаружили волосы и зубы, остатки крови на каменном полу в кухне и остатки костной муки, в глубокой мраморной ступке. Все стало на свои места.

Всю дорогу обратно я думала о том, что необходимо вырастить побольше сладкого картофеля, томатов и капусты. Чтобы еды было в достатке, чтобы голод не пробуждал, давно уснувшие в человеке инстинкты, в память о моей бедной Шерли…, надеюсь ты обрела вечный покой.....»

За окнами давно уж стемнело. На Изумрудный холм опустилась ночная прохлада. В траве трещали сверчки, а Ричард все не мог сдвинутся с места. Он не был уверен что все, записанное в «Дневнике Благодарности» правда, чистой воды, однако что-то шевелящееся внутри, в области живота, подсказывало, что такое, вполне могло случится. Он станет выращивать еду, чтобы подобные истории никогда больше не повторялись.

Чтобы прогнать из возбужденного сознания духов чужого прошлого, которых он, из любопытства, выпустил на свободу, Ричард вскипятил чайник. Жанна принесла ему в подарок чай, особый травяной сбор, он дышал силой земли и покоем, дух запаренной кипятком воды проникал во все щели дома, изгоняя беспокойство и страхи, которые ночь, приносила на своих черных крыльях.

Жанна появилась в двухстворчатых арочных дверях конюшни, когда я заносил многочисленные коробки с вещами. Ее силуэт был угольно-черным, на фоне ярких, ослепляющих лучей, заходящего солнца. Она принесла с собой ароматы трав, едва уловимые ноты диких цветов. Жанна улыбнулась и протянула бумажный пакет.

– Это чтобы прогнать их.

– Прогнать кого?

– Твои страхи.

– Я ничего не боюсь.

– Все мы чего-то боимся, особенно ночью. Когда почувствуешь беспокойство, вскипяти воду и залей ею сухие листья. Вода напоит их жизнью, раскроет их силу, отвар подарит тебе спокойный крепкий сон.

– Чокнутая.

Она громко рассмеялась, ее хохот эхом звучал в огромных пустых комнатах будущего дома.

Откуда Жанне было знать, что это как раз то, что нужно? Тяжеленный ящик коснулся пола, я разогнул одеревеневшую за долгий день спину, обернулся, но Жанна давно исчезла. Она растворилась в закате, смешалась с его теплыми, оранжево-розовыми красками. Чокнутая, определенно она была чокнутой.

Из «Дневника Благодарности»

«Благодарите тех, кто позаботился о вашей пище, когда вы склоняете свои головы над щедро накрытым столом по воскресеньям. Складывая руки в короткой молитве, обязательно упомяните фермера, который вырастил вам еду, он достоин этой благодарности не меньше Бога, а возможно даже больше. Ладно-ладно, они достойны поровну».

***

Шумный город спешил. Опаздывал на работу, часами простаивал в пробках, задыхаясь от выхлопных газов. У него часто не оставалось времени на обед. Город пил много кофе, спеша, на ходу, обжигая сухие обветренные губы. У города ни на что не хватало времени, он утопал в важных делах, его затягивало в трясину, он до смерти боялся не успеть. Шумный город спешил. Спешил жить.

По промокшим от осеннего дождя тротуарам, опаздывая на работу, под раскрытым прозрачным зонтом, в лакированных туфлях лодочках, неизменно черного цвета, на каблуке, высота которого была ровно восемь сантиметров, бежала Николь Грей.

«Зачем я раскрыла зонт? Дождя все равно нет.», – думала девушка высматривая по сторонам наиболее привлекательное кофейное предложение. В городе ни в коем случае не стоит привязываться к чему-то определенному. Так поступает только наивная деревенщина. В городе всегда нужно быть на чеку.

Любимая кофейня – это роскошь. Да и как можно выбрать любимую, из десятка постоянно появляющихся новых, которые вырастают словно грибы, после проливного сентябрьского дождя? Нет, это в принципе невозможно.

В городе вкусный кофе определяется несколькими факторами, думаю мне стоит о них рассказать, тем более, что я «кота в этом деле съела.» Перестаньте брезгливо морщиться, это не буквально, так говорят, когда у тебя много опыта в определенной сфере. Я буквально инвестирую в кофе. Если бы я варила его дома, могла бы позволить себе босоножки из новой коллекции Manolo Blahnik.

Итак, пока я опаздываю на работу, которую в принципе еле выношу на дух, что частично оправдывает мое поведение, поделюсь с вами подробной инструкцией, как ухватить одну из самых вкусных и ароматных чашек кофе и заплатить за нее сущие копейки, при этом избежав длинной и вечно недовольной очереди.

Первое – следите за новинками. Другими словами, держите руку на пульсе кофейной артерии вашего города. В новых кофейнях кофе всегда чуточку лучше. Это, как на первом свидании, ты надеваешь лучшее платье и тщательно наносишь макияж. Тебе необходимо произвести впечатление. Еще одним огромным плюсом новеньких являются цены, обычно ниже среднего. Одним выстрелом – двух зайцев.

Второе – вторгаясь в переполненную кофейню, ведите себя так, словно вы не случайный прохожий, направляйтесь сразу к барной стойке, уверенно подмигивайте официанту, тем временем считывая с бейджа его имя, на всякий случай и не стесняясь, говорите что-то, типа: «О, не понимаю, как ты поднялся в такую рань, это после вчерашнего, надеюсь я заслужила чашечку кофе?». Прибавьте к этому милую улыбку и кофе без очереди вам гарантировано. Никто в здравом уме, не посмеет опровергнуть ваше заявление.

Если это слишком, у меня наготове есть еще вариант, не посягающий на вашу железобетонную гордость. Уверенно пробираясь к барной стойке, скажите: «Дорогуша, мне кофе с собой и не забывай, что ты на испытательном сроке, постарайся уложиться в минуту».

Есть еще вариант выстоять очередь, чтобы узнать, что твоего лавандового сиропа уже пятнадцать минут, как нет в наличии. Зато у тебя совесть чиста. Или, как любят говорить у нас в городе – зато он человек «хороший». Я соглашусь с этим утверждением, только не суетливым утром и тем более не тогда, когда на кону моя ежедневная доза счастья.

Вы еще со мной? Тогда буду рада знакомству – меня зовут Николь. Я типичная городская девушка, умеющая бегать на высокой шпильке по скользким городским тротуарам, читающая умные книжки в общественном транспорте, люто ненавидящая свою офисную работу, она вызывает зевоту, поэтому все офисные работники пьют много кофе. Я – девушка, с нетерпением ждущая вечера пятницы, чтобы сменить брюки на короткое облегающее платье, пропустить парочку, пощипывающих язык, коктейлей и, разумеется, вдоволь посплетничать. Я та, которая большую часть времени проводит рассматривая чужие фото в социальных сетях, знает последние новости мира кино, искусства и конечно же моды! Я девушка, которая улыбается тебе в переполненном лифте, кормит уличных собак остатками своего ленча и ноет о нехватке билетов в городской театр.

Остальные подробности вы узнаете при более близком знакомстве. Не забыли – мы опаздываем на работу.

Жизнь в городе кипела, словно воскресный наваристый суп.

Каждый раз, под утро, город засыпал на несколько часов, чтобы у него хватило сил пережить следующий день. Город не смотрел далеко в будущее. Ему достаточно было прожить еще один день. Он редко встречал сочные, словно подоспевшие яблоки рассветы, иногда, устало приподнимая веки, он успевал запечатлеть размытую картину восходящего Солнца, проваливаясь в глубокий сон.

А тем временем Солнце вставало, окрашивая спящий город в золотые мягкие цвета, заливая улицы и мостовые теплым светом. Огромные каменные трубы промышленных заводов, словно черные стражи парили. Они были похожи на острые пики, беспощадно пронзающие чистое лазурное небо.

Тут и там вился дымок из многочисленных труб, Солнечные лучи лениво прогуливались по черепичным крышам старого городка, заглядывая во все потайные уголки, чтобы этот ленивый увалень прогрел свои бока, как следует.

У города есть несколько часов покоя. Вскоре зазвонят колокола на церковной башне и город будет поспешно просыпаться, впереди новый день и за него следует побороться.

Улицы постепенно заполняют первые авто и желтые автобусы. Сонные пешеходы снуют в поисках заветной чашки кофе. Уютные кафе распахивают перед ними свои двери, в надежде получить хорошую прибыль, а также десяток другой новых благодарных (платежеспособных) посетителей.

К десяти часам город выпьет тысячи литров кофе, съест сотни бутербродов и выскажет немало мнений. Город занят делами. В это время дня, он успешно продает и не менее успешно покупает. Оказывает услуги, дает неплохо оплачиваемые дружеские советы, при этом не забывая поглядывать на часы, висящие на бетонной офисной стене. Город ведет сложные переговоры, решает споры, ломает и чинит.

Иногда я сбегаю из города. На пару дней. Город не замечает отсутствия. Точно также он не замечает присутствия. Ему все равно. Он равнодушен. Иногда мне кажется этот увалень даже рад избавиться от нескольких тысяч надоедливых и вечно ворчащих жителей, они вредны для его пищеварения.

У меня есть особое место, о котором я ни за что не признаюсь городским друзьям и приятелям.

Чуть больше часа, вдоль зеленеющих холмов на скором поезде, в компании модного журнала, стакана холодного лимонада и любопытных взглядов.

Деревенские всегда смотрят на тебя иначе. Их взгляды устремляются в глубь моих глаз, они зрят в корень. В городе смотрят вскользь, обращая внимание лишь на твои туфли из последней коллекции, прическу и тон губной помады. Город взирает оценивающим взглядом эксперта. Деревне все равно во что ты одет, лишь бы это не боялось грязи, пыли, было непромокаемым, удобным и непременно из натуральной ткани. Кстати, о натуральности.

В деревне вы никогда не услышите – это натуральное молоко или заверения в том, что эти овощи непременно домашние, органически выращенные и прочую модную чепуху. Деревня не приемлет другого. Здесь это само собой разумеется. В деревне не существует подделок.

Подделки – это городских рук дело.

От нетерпения я слишком часто поглядываю по сторонам и ерзаю ногами под мягким сиденьем. Кстати, я обута в мягкие тапочки, от чего ноги приятно щекочет. Соломенная сумка, белоснежное льняное платье. Бледная кожа. Из косметики лишь тушь для ресниц и увлажняющий крем.

Поезд делает остановку. В вагон с кондиционером врывается поток горячего воздуха с примесью пыли. Я стараюсь не вдыхать. Ловлю несколько неодобрительных взглядов. Похоже мой носик все же сморщился. Самое лучшее решение – рассмеяться. Лица деревенских подхватывают улыбку брезгливой городской девушки.

Жанна меня не ждет. Она любит сюрпризы и я потакаю этой любви.

Мы познакомились, когда я была совсем ребенком. Мне было лет шесть, в наши края только что пришло лето, я была готова к разного рода приключениям.

Кэрри, сославшись на продолжительную головную боль, а также на то, что я отбираю у нее лучшие годы, собрала увесистый чемодан и посадила меня на поезд. В деревню. К отцу.

Когда я вспоминаю об этом сейчас, безумно горжусь той маленькой Николь, мне не было ни капельки страшно, я была уверенна жизнь позаботится обо мне, как следует. С нетерпением, которое присуще всем шестилетним девочкам, я ерзала на широком кожаном кресле, ожидая, когда поезд тронется. Впервые я покидала город.

На станции, бережно укрытой от всех возможных невзгод, кронами высоких деревьев, меня ждала Она. Жанна.

Помню, как впервые увидела Ее. Длинные золотые волосы, причудливые браслеты на обеих руках, которые всякий раз весело позвякивали, добрая, искренняя улыбка и глаза, полные мудрости.

– Думаю, ты знаешь много сказок, – выпалила я, прыгая в теплые объятья, пахнущие чем-то цветочным.

– Я все их тебе расскажу, обещаю.

И она сдержала свое обещание, с Жанной по-другому быть не могло. С первой минуты у меня было чувство, что мы знакомы добрую сотню лет. Я подала ей руку и мы поплелись к машине.

С отцом прошло не так гладко. Он приехал, когда солнце уже садилось, весь в пыли, с головы до кончиков тяжелых ботинок. Поблагодарив Жанну, он понес нас к огромной, покрытой густым слоем пыли, машине. Меня и мой чемодан.

Прошло двадцать лет, я свято храню традицию и первым делом отправляюсь к Жанне. В доме у самой реки, меня всегда ждут теплые объятья, пахнущие чем-то цветочным и долгие разговоры обо всем на свете. Еще я забыла упомянуть еду. Такую вам ни за что не отыскать в городских ресторанах. Такая бывает только на деревенской кухне, где ее готовят не спеша, специально к вашему приезду, щедро сдабривая любовью.

К моему стыду, я не научилась готовить, так, как делает это Жанна. Мне кажется повторить просто невозможно. Конечно, благодаря ей, я теперь подхожу к плите, без страха стать жертвой удара тока, с вызовом включаю ее и стряпаю, в основном омлеты, иногда примитивные овощные супы. Это позволяет сохранить связь, дарит странное ощущение, что если все кафе и рестораны города в одночасье закроют свои двери, я не умру от голода. Всегда приятно сделать что либо собственными руками, даже если это слегка подгоревший омлет. А еще это ужасно злит Кэрри. Она не готовит. На подобного рода пустяки у нее совершенно нет времени. Она занята важными делами. Все ее дни буквально расписаны по минутам – мытье головы, укладка, маникюр и педикюр. Массаж, тут разгладить, там подтянуть, здесь присобрать. Когда заняться нечем Кэрри заболевает. Обычной простудой или чем по серьезнее. Каждый раз, я выхаживаю ее с серьезным видом, хотя так и хочется прыснуть со смеху.

В один из таких побегов, Николь сидела на высоком табурете, в теплой уютной кухне. Жанна, собрав свои густые волосы в небрежный пучок, колдовала у плиты. Ее блюда приправлялись лучшими восточными приправами, которые она закупала на самой масштабной ярмарке года, и разговорами, обо всем на свете.

– Город все так же, без умолку, болтает?

– Он не болтает, он высказывает мнение. В городе можно смело облачать любую глупость в шуршащую яркую обертку. Главное, произносить с уверенностью. Это называется иметь свое мнение.

– Город всегда умел пустить пыль в глаза. Главное, он делает это с достоинством.

– Ты скучаешь по городской жизни?

– Только по утрам, когда мне приходиться возиться с печью.

– У тебя прекрасная печь.

– Кэрри все так же восхитительно выглядит?

– Город полон салонов красоты. Это ее стихия.

– Она подозревает меня в нетрадиционной сексуальной ориентации. Думаю, меня стоило подозревать в наличии разума. Мне ни к чему спешить. Хочу осмотреться, как следует.

– Ты ведь любила когда-то?

– В городе постоянно влюбляешься. Обычно, это длится несколько недель. Большую любовь я еще не повстречала.

– Почти готово, попробуй, может стоит добавить щепотку соли?

– Мммм,....как вкусно…, у меня никогда не получается ничего подобного.

– Хорошая еда, как большая любовь, любит внимание. Современный мир не находит времени на полноценное приготовление пищи.

– Не ворчи. В городе, мы готовим время от времени.

– И куда ты смотришь при этом? В свой компьютер или телефон?

– Ну…, в городе много чего может произойти, пока сварится суп.

– Зайдешь к отцу?

– Дай перевести дух. Я сбежала на несколько дней, раствориться в покое и тишине здешних мест. Схожу к реке, а потом, если хватит сил…

Жанна оборвала мои мысли вслух.

– У него не самые лучшие времена, лето выдалось слишком жарким.

Удивительно, как жаркое лето может стать для кого-то настоящим испытанием. Такое увы случается, если этот кто-то – фермер. Фермер никогда не будет хозяином своего дела. Им повелевают Солнце, дождь и ветер.

– Подай мне соль.

– Знаешь, о чем говорит город последние несколько месяцев?

– Когда он научится молчать?

– Думаю, никогда.

– Что на этот раз?

– Соль вредна для организма, к счастью, ты живешь в деревне и совершенно не знаешь об этом.

– Город не знает меры, ему что не дай, вредно. Без щепотки соли любое блюдо будет пресным. Это касается всего. Это касается самой жизни.

Она всегда имела запас соли, непременно морской. Соль она хранила в выбеленном льняном мешке на нижней полке кладовки, словно это воспоминания, которые то и дело пощипывают глаза, но без них жизнь кажется пресной, безвкусной. Когда приходило время готовить обед, она набирала пригоршню крупных матовых полупрозрачных кристаллов и высыпала в глубокую мраморную ступку. Кажется она привезла ее с далекого острова, скрытого туманами, там много лет назад она и появилась на свет. Остров был богат мрамором, светло-серым с причудливыми черными прожилками, эта ступка, единственное, что изо дня в день напоминает ей о том, что Она жива, в ней есть еще силы. Она достает из банок сушенные травы, посыпает соль, добавляет перец, семена кориандра и удар за ударом превращает все это в пыль. Так она всегда поступала.

– О чем еще болтают в городе?

– Обо всем. У города не лучшие времена. На улицах не спокойно.

– Что на этот раз?

– Мусор.

– Что?

– Мусор. Он повсюду. Контейнеры всегда переполнены, из них все вываливается. Ветер разметает по улицам обертки, бумажные стаканчики, никогда не знаешь, что прилипнет к твоим туфлям в следующий раз. Все обеспокоены. Все только об этом и говорят. Теперь, мы выпиваем два стакана кофе, вместо одного, плюс шоколадный батончик. У города стресс, понимаешь.

– Понимаю.

– Все вокруг в панике. Кажется, мы доигрались. Дело не только в мусоре. Мусор – это вершина айсберга. Человечеству грозит катастрофа.

– Главное, вовремя оплатить страховые взносы.

– На этот раз деньги не помогут. Мы в опасности.

Я сказала это слишком серьезно. Я буквально почувствовала, как нахмурились идеально выщипанные брови, как мой высокий лоб прочертили мимические борозды. Жанна сдерживалась до последнего. После, мы безудержно хохотали. Хохотали до слез.

В мире появился новый вид безопасности – экологическая. А это значит, что нам угрожают. Нет, не террористы, нам угрожает сама природа. Не нужно притворятся дурачками, сетуя на безжалостный нрав планеты Земля. Не нужно всхлипывать, повторяя, что мы невинные жертвы. Она, имеет полное право. Эта девочка и так слишком долго терпела.

Мы не добываем. Мы уничтожаем. Мы делаем это, не потому что нам чего-то смертельно не хватает. Мы делаем это, потому что одни из нас расчетливые, алчные эгоисты, а другие слепы и невежественны, чтобы разглядеть и осознать, что происходит. У нас нет абсолютно никакого уважения к остальному живому миру. У нас нет никакого уважение к себе. Мы вцепились в собственное горло стальной хваткой, лишив себя возможности свободно дышать. Мы отчаянно смотрим по сторонам, ждем, что кто-то спасет нас, а все, что нужно разжать руки, сменить привычки, не жить в прошлом. Будущее уже наступило.

Из дневника Благодарности:

«Если на что-то не обращать внимание – оно перестает существовать. Обращайте свое внимание на то, что важно».

«Театр существует пока у него есть зрители…, это касается всего, что вы оплачиваете своим временем, своим здоровьем и своими эмоциями…»

***

Плотно укутавшись в кашемировое пальто, из новой коллекции, известного всему миру дизайнера, Кэрри Митчелл, готовилась выйти из такси.

Холодный осенний ветер, больно ударил в лицо, она вся сжалась, только что тщательно наложенный макияж, не позволял нырнуть в меховой воротник. Город не оставляет выбора. Летом слишком жарко, осенью слишком сыро и холодно, зимой вообще не выносимо из-за снега и праздничных толп приезжих зевак, весной слишком грязно. Хорошо, что существует такси. Хорошо, что существуют магазины. В городе, ты либо продаешь, либо покупаешь. Кэрри покупала. Часто и помногу. Это был ее основной вид деятельности. Она была частным предпринимателем. Каждый день она предпринимала меры по увеличению своего гардероба, который едва вмещался в комнату средних размеров, дорогой городской квартиры.

Вместе с холодными северными ветрами в шумный город врываются скидки. Они повсюду. Тебе не избежать. Твой взгляд ежесекундно цепляется за это слово – распродажа, акция, скидка. В голове идут сложнейшие расчёты. Ты, вдруг, ловишь себя на мысли, что неплохо проводишь математические расчёты с процентами. Странно, что в школе у тебя не было подобных талантов. Скидки сковывают наше сознание не хуже пониженной температуры воздуха. Город буквально взрывается, словно вулкан, он выплевывает наружу все то, что гнило на полках магазинов. Жители спешат за обновками. Жители голосуют. Деньги – это ваша энергия. Ваше время. Зачастую ваше здоровье. Каждый день, в не зависимости от того, знаете вы или нет – вы принимаете решения с помощью денег. Вы голосуете. Чем тяжелее кошелек – тем весомее ваш голос. Что последнее вы приобрели и почему? За что проголосовали? На что потратили свою энергию?

Когда видишь слово – скидка тебе автоматически что-нибудь нужно. Вот прям срочно. Без леопардовой юбки я просто не доживу да вечера. Она же достанется мне со скидкой семьдесят процентов. Такое предложение ни в коем случае нельзя упустить.

Осознанность – единственная вещь, в которой нуждается каждый из нас. Помните об этом, особенно в сезон скидок.

Кэрри родилась в семье коренных горожан. Ее далекий предок, появился в здешних краях, когда город лишь зарождался. В семейном кругу всегда опускали тот факт, что этот самый предок, выходец из далекой деревни, прибыл в город с небольшим капиталом и большими амбициями. Он основал строительную фирму. Кэрри любила повторять, что этот город построили ее предки, собственными руками. Большинство зданий старого города принадлежало семье Кэрри. С рождения она стала обладательницей огромного капитала.

Город обожал таких, как Кэрри. Он буквально носил ее на руках. Она была предметом воздыхания. Ее образы повторялись, за ней следили тысячи глаз. Она была влюблена в город. Еще будучи маленькой девочкой, она навсегда подарила ему свое сердце. С годами он превратил его в камень. Городу нужны камни, так он расширяет границы, чтобы, в итоге, получить еще больше камней. Процесс не остановить. Такова плата за большую любовь, большого ненасытного мегаполиса.

Кэрри знала город, она чувствовала его изменчивое настроение. Она выстраивала свою жизнь, оглядываясь на его биение сердца, измученного непрерывной вечеринкой. У города нет привычного времени. У него есть только сейчас и завтра. Сейчас – время, обеспечивающее успех. Завтра – время, рождающее неудачников. Таковы правила.

Никогда не отправляйтесь за покупками в выходные. Лучший день для похода по магазинам – четверг. В пятницу все слишком спешат. Вы не получите должного внимания. Суббота и воскресенье – дни поздних завтраков, ранних ужинов и крепких коктейлей. Понедельник – день похода в салон красоты. После выходных коже нужно экстренное увлажнение. Во вторник, обязательно отправляйтесь за город. Покататься на лошадях, выпить бокал холодного вина с домашним, фермерским сыром. Когда я говорю – отправляйтесь за город, я имею ввиду, что куда бы вы не отправились, город должен находиться в поле вашего зрения. Даже стоя на зыбкой тропинке из гравия, вы должны видеть его прекрасный облик. Всякий раз, у меня начинается паника, если городские черты исчезают из моего видения. Деревенские просторы меня пугают. Там не за что зацепиться. Куда ни глянь, кругом пустота. Пустота вызывает тревогу. В городе можно зацепиться за что угодно. Например, за эту красную шелковую рубашку. Сегодня всего лишь среда, но я просто обязана войти и примерить. Город прощает подобные слабости. Он ни за что не спустит с рук, если ты облачишься в панцирь скромности, но на такой пустяк, как очередная новая блуза, он охотно закрывает глаза.