Читать книгу Тот ещё кадр - БоЖенька - Страница 1
ОглавлениеЛюбовь с первого гада
Для переезда я взяла только рюкзак с повседневной одеждой и технику для работы: микрофон-петличку размером с ластик, кольцевую лампу и увесистый телефон, на который снимала, монтировала и писала.
Папа не считал мой видеоблог или сочинение книг настоящей работой, но теперь, когда денег с них хватало на съемную квартиру, ему было нечего возразить.
Риэлтор просто обезумела, когда узнала, чем я занимаюсь. Едва выдерживая писк из динамиков телефона, мне удалось разобрать, что "есть местечко на Петроградке, которое идеально подойдет".
К слову "рядом с метро" в Петербурге значило "идти сорок минут по грязи вдоль дороги, чтобы добраться до станции".
Меня это не пугало. Собственное жилье, хоть и в муравейнике, означало вступление в полноценную взрослую самостоятельную жизнь. А свободный рюкзачок за спиной как будто шептал через плечо "этот переезд будет легким".
Папа с надутой от коробок ладой так не считал.
– Садись, – приказал он, ворочая спичку в зубах.
– Скажи мне, что эти коробки пустые, и ты просто ждешь, что я буду в них жить, – взмолилась я, плюхаясь рядом на переднее сиденье.
– Твоя тетка передала кастрюли, тарелки, полотенца, постельное белье, на котором умерла баба Тося…
– То, которое с цветочками?
– Которое с безумной желтой губкой.
– Спанч Боб!
– Ага…
– Это мое любимое!
Мы тронулись с места.
Папа всегда ворчал на мою просьбу довезти до Санкт-Петербурга из пригорода на машине. Но сегодня, даже не пришлось уговаривать, он сам вызвался помочь. Вот только никто не обещал, что отец не будет бурчать.
– Ладно, пап, я поняла, что капитализм это зло, можем мы поговорить о чем-нибудь еще?
– Конечно! Знаешь что еще зло?
– Коммунизм?
– Именно! Но не волнуйся, я хотел поговорить о другом. Вот Америка. Не продай мы им Аляску…
Это были самые долгие два часа в моей жизни.
Мне бы хотелось поделиться с папой проблемами, которые действительно тревожат. Например, я отправила свою очередную рукопись в издательство. И хотя у меня были читатели, и полноценные книги на электронных площадках, многие все равно не воспринимали меня всерьез. В этом мире ты не писатель, если тебя не публикует какое-нибудь чванливое издательство.
Хотя на самом деле, ты не писатель, если ты не пишешь, и тебя не читают.
На всякие разы в прошлом мои работы готовы были взять, но с условием, что я сама оплачу печать тиражей. Нехилые деньги. Триста тысяч. А то и больше. Нетрудно понять, что никогда еще я не могла согласиться на подобное.
Хотя если тираж будет распродан, я верну деньги, может даже в двойном объеме. Но что если нет?
Что если никому не интересны мои писаки? Страшно слить сотни тысяч в унитаз, и остаться с десятком коробок, наполненным бумажным доказательством своего графоманства. Еще страшнее осознать, что ни ты, ни твои мысли, ни твой труд никому не нужны.
Вот о чем мне хотелось поговорить с папой. Вот что меня по-настоящему волновало.
– Вот почему Павел I сопляк…
***
Виктор выехал на съемки с утра. Покидать уютную квартиру, благоустроенный жилой комплекс, удобную парковку не хотелось. Не хотелось даже вылезать из нагретой постели на холодный воздух, не хотелось тратить час на дорогу и еще час на прихорашивания и установку звука. Не хотелось записывать весь день подкаст об очередной глупости с приятелем, чтобы перегонять аудиторию друг другу. Не хотелось. Но Виктор все равно ехал.
– А, Вика, девочка моя, – из всех сокращений на свете к Виктору прилипло именно это. Было забавно, когда друзья называли его так в начале карьеры видеоблогера. Теперь, когда он старичок-миллионник ютуба, это казалось странным.
Мишу это не смущало. Он позвал друга обсудить, читайте "обосрать", новый фильм про супергероев. Мода на тупые боевики постепенно угасала, чтобы через пару лет вернутся снова то ли в сеттинге боевых роботов, то ли с историями наемных убийц.
К сожалению, Миша был слишком пьян вчера на премьере фильма, где мужчины прыгают по Нью-Йорку в обтягивающих костюмах. Так что посчитав это действо слишком слащавым, Миша громко и бурно распрощался со зрительским залом полном двенадцатилеток, и потащил Виктора на показ фильма с грудастой девушкой на постере.
Так и случилось, что на сегодняшнем подкасте парням придется обсуждать фильм Барби. Вроде неудача. Но Виктору даже понравилось.
– Грудь у нее и правда была ничего, – проскулил в микрофон Миша, он еще не оправился от похмелья.
– И мораль об индивидуальности звучит очень иронично от стандартизированной куклы, призванной быть идеалом красоты, – в тон подтвердил Виктор. Он надеялся, что друг воспринимает его голос как мерный непрекращающийся белый шум и сегодня они смогут избежать споров какое кино лучше: развлекательное или идейно-морализаторское.
– Эй, – удивительно громко воскликнул Миша, – эта женщина всегда вдохновляла заниматься тем, что нравится, быть рок-звездой или лечить собак или стать принцессой!
– Сколько у тебя было кукол в детстве?
– Нет-нет, Вика, у моей сестры были. У нее были Челси и Тереза. И ни одной куклы мужика. Так что я обычно брал ту, что есть, и мы играли семейную пару, которая напивалась вусмерть, спорила и дралась.
– Челси это не та, которой на вид восемь?
– А то что они обе девчонки тебя уже не смущает?
Виктор нахмурился:
– Кажется, я понимаю, почему ты вырос таким странным…
Они болтали уже добрых четыре часа. Монтажеры-искуссники покрамсают этот бред и выйдет в лучшем случае час, может, полтора.
После Виктору задержался еще немного для записи рекламной вставки и со спокойной душой отправиться домой.
Ему нравилось дома. Там была шикарная кровать с ортопедическим матрасом и подушкой, там была приставка с анатомически-правильным джойстиком от которого не болели запястья, там был умный холодильник, с заказанной пищей богатой витаминами и минералами. У Виктора было все. И даже больше.
У него была любимая работа. Точнее по-началу она была таковой. Теперь они как будто десять лет в браке, а слово "любимая" звучит скорее выучено-беспомощно.
У них с Работой закрутилось быстро, сначала бурный конфетно-букетный роман, где он делал все для нее, а она манила своей недоступностью, потом эмоциональные качели, где Работа то дается в руки, то играет святую невинность. Потом свадьба, где Виктор наконец сумел на скандале с Мишей поднять свой первый миллион подписчиков. И, конечно же, первый совместный ремонт с Работой, где Виктор нечаянно сказал расистскую шутку и весь интернет добрую неделю пытался его отменить. Теперь Виктор живет со своей деятельностью душа в душу. Ведь его вечно пытаются из нее вытрясти.
И как оказалось, главный фактор успеха у любого творческого человека, это чувство, что что бы ты ни сделал, этого всегда недостаточно. Именно благодаря этому вечному внутреннему демону "Работа" Виктор и остается до сих пор на плаву. Ведь чтобы ни случилось, он любит и верит, в то что он делает, и ему каждый раз хочется делать еще больше.
Проблема была скорее в другом.
Как бы он ни любил снимать видео, с какой бы восторженностью не ездил на студию, всегда придется возвращаться домой. И как себя не убеждай, иногда хочется, чтобы дома ждала не только Работа…
Виктор вышел на лестничную площадку своего этажа и:
– Помочь?
Сгореть от здрасьте
– И да, это физически невозможно, скажу по опыту: Екатерина вторая не спала с конем.
– Да, пап. Первый аргумент меня убедил, на нем можно было остановиться и не продолжать, – я устало, но победно вытащила из багажника последнюю коробку.
– А, аккуратнее, тут сервиз из Абхазии.
Я скривила лицо. Это был не сервиз. Это было двадцать салатных тарелок и еще с десяток блюдец. Очень уродливых. Очень.
– Ладно, я справлюсь сама, это последняя. А ты езжай, па.
– Справишься, как же. Я уеду, а ты их выкинешь.
– Садись в машину, – я стала подгонять отца ногой, вынудила плюхнуться в машину.
Он медленно опустил окно водительского сиденья, и пальцами продемонстрировал, что следит за мной.
И я потащилась наверх с коробкой посуды наперевес.
Повезло, и за все время, как я перетаскивала коробки, навстречу не попался ни один сосед. Казалось бы, мелочь, но я не выношу неловкого молчания в лифте. Обычно, заходя в эту душную коробку с посторонними, я стараюсь делать вид, что никого нет. Будто я тут одна. Стою смирно, как труп спрятанный в ковре, чтобы ни с кем не соприкоснуться, гляжу в пол, молчу. Никакой естественности. Если бы внутри и правда никого не было, я бы глядела в зеркало и пыталась кадрить красотку напротив.
Я нажала на вызов лифта один раз, но пришло сразу два: легковой, для любителей близкого контакта с соседями, и грузовой. Ненавижу грузовые. Они выпендрежники. Будь грузовые лифты людьми – пили бы темное пиво, смеялись над сексисткими шутками и работали в сфере ремонта. Эти ублюдки отказывались поднимать меня вплоть до пятнадцатилетия.
Но я услышала как кто-то открыл домофонную дверь позади, и черт возьми, я не собираюсь сегодня ни с кем делить свой лифт. Нет.
Быстро юркнув в ближайшие раскрывшиеся двери толстопузого лифта, я лихорадочно тыкала кнопку закрытия.
Снаружи доносились шаги, а створки слишком медленно съезжались. Секунда, промедление…
Ха.
Человек не успел даже увидеть мою довольную морду – двери захлопнулись раньше.
Я расхохоталась дьяволицей. Меня распирало самодовольство и чувство успеха. Не сегодня, социальная тревожность, не сегодня!
Ах, как бы эпично я бы сейчас уехала, если бы не забыла нажать кнопку своего этажа, а не осталась стоять в глухом неподвижном погасшем лифте.
Пустяки. Сегодня замечательный день, сегодня день успеха. Сегодня я победительница.
Я доехала до восьмого этажа, окрыленная перспективой взрослой жизни. Я пела под нос, пританцовывала. Даже уродские абхазские тарелки не испортят настроения. Ничто не выбьет меня из колеи.
– Помочь?
А! Какой ужас. Сосед по лифту живет со мной на одном этаже. Ну, зато голос приятный.
– Да, пожалуйста, – я согласно протянула коробку, "да, пожалуйста, помогите донести, как же я двух метров не пройду". Хотя, ладно, чего я ворчу? Если у соседа такой низкий секси голос то ему можно быть и идиотом. Я попыталась взглянуть на мужчину из-за коробки, подумала: лишь бы он был красавчиком и сказала, шутя, – если найдете способ избавиться от этих уродских тарелок.
В эту секунду молния шока ударила мне прямо в темечко. Передо мной стоял Виктор Вавилов. Миллионник ютуба.
Сказать, что я опешила в тот момент – ничего не сказать. Я знатно так охерела. От испуга дернула руками, уронила грохотом и звоном коробку.
А мужчина так и остался стоять напротив, протянув услужливо руки.
– Нашел, – сказал он мягко.
– Что? А да.
Виктор присел на корточки, попытался поднять мои вещи, но я от неловкости, пнула коробку в сторону. Прямо к своей двери.
Даже если какие-то тарелки и уцелели после падения, то теперь у них не осталось и шанса.
– Простите, я просто, – меня затопило смущение, наверное, это немного грубо, пинать вещи у людей из рук, – я подумала, будет лучше не возиться с этим хламом.
– Все в порядке, – Виктор медленно выпрямился, он глядел на меня с нечитаемым выражением лица. Мне показалось, что его накачанная и широкая грудь тяжело вздымались под свитером.
И я очень надеялась, что он просто немного запыхался от приседания, а не злился прямо сейчас.
Черт.
Черт-черт-черт.
Я поспешила спрятаться в квартире, достала связку ключей и принялась елозить у замочной скважины, в попытке вставить ключ.
Виктор встал позади меня.
Может я накручиваю себя, может он не заглядывает мне сейчас через плечо и не думает, что я идиотка? Может у него просто квартира напротив, зачем я придумываю лишнего?
Давай же, дурацкий ключ, попади в замок.
– Шерлок бы решил, что ты пьяница… – черт возьми, его голос прозвучал у моего уха. Этот тип стоял прямо за моей спиной и с интересом глядел на замок. Разве это нормально? Социальная дистанция, чувак. Личное пространство.
Мне нечем дышать.
– Давай помогу, – сказал спокойно Виктор. Он даже не дождался моего отказа, просто протянул ладонь к ключу.
Стоит отдать должное, Виктор дождался, что я уберу руку, и только тогда взялся за связку. Ладно, может он и не жуткий, не трогает ведь без разрешения.
И вообще помочь вроде хочет.
Виктор приподнял большим пальцем заслонку – точно, я еще не привыкла что у дверей в новомодных ЖК они могут быть – мягко провел ключом сверху вниз, и точно попал в замок.
Слитным движением, уверенно и властно он вставил ключ, а у меня в голове тут же всплыли травмирующие воспоминания обо всех нефритовых жезлах и сокровенных норках прочитанных в силу профессии.
Я даже не успела сообразить, шутка сама вырвалась из меня, это был глупый порыв веселья, беспечная шалость, но как только ключ вошел до основания, я коротко и звучно простонала.
Молчание.
Виктор опустил руку и просто отстранился. Я услышала как он спокойно отошел к себе, отпер замок, открыл свою дверь.
Какой позор.
Я бухнулась головой вперед и захихикала, стараясь побороть стеснение.
– Всего доброго, – послышалось вдруг от Виктора. Я оглянулась неловко, кивнула в ответ и только тогда сосед исчез в своей квартире.
Позор.
От всей этой ужасной ситуации есть только один плюс: можно выкинуть тарелки.
Ох, а еще мне следует позвонить своей риэлторше и высказать все, что я о ней думаю.
И, наверное, послать ей корзину фруктов.
Эта женщина поселила меня на одном этаже с красивым, успешным, богатым, вежливым, высоким мужчиной. Так не бывает.
В нем точно должно быть что-то не так. Он женат. Или замужем. Точно. Это многое объясняет.
Как бы то ни было, вот он – мой новый дом. Студия.
Люди называют квартиры из одной комнаты красивым словом "студия". Папа называет их лаконичнее: халупа.
Оба слова подходят.
Двадцать квадратных метров. Смешно. Здесь пукнуть нельзя – места не останется.
У самого входа дверь в ванную, где и ванной-то нет, душ и унитаз. Через стенку вроде как кухня: раковина, холодильник и тумба, прикидывающаяся плитой. Нет, милая моя, нельзя просто нарисовать на стекле круги и делать вид, что ты может кого-то нагреть.
Но мне все равно нравилось это место. Оно было крохотным, но от того уютным и спокойным. Здесь достаточно места для кровати и камеры, а большего мне и не нужно.
Нет.
Нет, эта фраза просто ужасна.
Кровать – чтобы спать. Камера – чтобы работать. Разные, абсолютно не соприкасающиеся вещи.
Снимаю я видеоблог. Читаю книги, а потом рассказываю о них. Это простая система, в которой не участвует кровать. Обычно в своих рецензиях на нетленные опусы других творцов меня отличает писательский опыт. Но людям скорее нравилось, если я читала пошле зарубежные книжки.
Рассказывать о сложной отечественной литературе бесполезно. Тем более ее писать.
Но в этот раз меня непременно ждет успех. А даже если нет, я его найду, скручу и заставлю ждать.
Моя новая рукопись проще и веселее предыдущих: в ней бабуся-одуванчик оказывается обращенной в вампира по ошибке, она больше не может прогуляться в солнечный денек по парку или зайти к подружкам в гости без приглашения, у нее меняется аппетит, и бог знает как это сложно соблазнить свежую кровь, когда у тебя вставная челюсть, а еще сложнее влиться в новый коллектив кровопийц или расследовать тайну своего обращения в нежить, но бабуся обязана справиться, иначе жертвы продолжатся.
Конечно, я старалась не так явно тыкать аллюзией на недавнюю эпидемию китайского вируса, но образ нетопырей так ладно ложился в концепцию, что я просто не могла удержаться.
Это идеальный винегрет из продающих тем: вампиры, теории заговора, расследование, роман с разницей в возрасте: ей шестьдесят, ему триста. Что еще нужно читателям?
Даже если ни одно крупное издательство не возьмет меня с декадансной старушенцией-вампиршей на контракт, я все равно напечатаюсь под их именем. Просто за свои деньги.
На сей раз я решила, я устроюсь на настоящую работу с хорошим и постоянным заработком, скоплю для тиража в пару тысяч копий и издамся.
Да. Идеально. Теперь все будет великолепно, я это чувствую.
Только… Нужно найти работу…
***
– Здравствуйте, меня зовут Василиса. Нет. Здравствуйте, я Василиса. Как глупо. Слишком претенциозно. Вася. Привет, я Вася. А так чересчур расхлябанно. Здравствуйте, я… Нет-нет. Добрый день!
Виктор вышел на лестничную площадку и тут же увидел новую соседку. Она стояла к нему спиной, ожидая лифт.
Но стоило заветным дверям распахнутся как соседи встретились взглядами в отражении зеркала злополучного лифта.
Вася тут же прыгнула внутрь и принялась долбить по кнопке закрытия дверей. Она безумно глядела в пол, и делала вид, что не заметила Виктора.
– Придержи, пожалуйста, – как бы между делом попросил он, ленно запер дверь, прошелся по коридору мерным шагом и вошел к девушке как ни в чем не бывало, словно не замечая с каким волнением она перекатывалась с носка на пятку.
– Значит, Василиса, – спросил Виктор.
– Вася. Да.
– Вика.
– Приятно познакомиться.
– Взаимно. Собеседование?
– Ага.
– Волнуешься?
– Ага.
– Не волнуйся…
Вася смерила соседа тяжелым взглядом, хотя все время до этого показательно глядела куда угодно, но не на мужчину.
– А Вы чем займетесь? – Вася постаралась звучать вежливо, но запуганный взгляд и полное непонимание следует ли ей вообще разговаривать с мистером популярность выглядели скорее загнанно.
– У меня свидание.
– В восемь утра?
– Почему нет?
– Никто не пьет так рано. А трезвые свидания обречены на провал. Ну, по крайней мере, первые… – лифт открылся на первом этаже, выпуская соседей. Девушка припустила вперед, она надеялась разминуться, уйти первой, избегая неловкой беседы. Но путь до входной двери они все равно прошли бок о бок.
– Мне больше тридцати, я не могу позволить себе пить на каждом свидании, – Виктор улыбнулся, открыл дверь, выпустил Васю.
– Значит, Вы не можете позволить себе свидания.
И Вася спешно ретировалась.
Странно было, как легко она угадала, что свидание у Виктора было первое. В последнее время дальше дебютных прогулок зайти не удавалось.
Встречи эти были двух видов: краткосрочные отношения на одну ночь и с перспективой игры в долгую. Первые, исчерпав базовые потребности, прогорали как спички. Для вторых не хватало основания разгореться.
– Я считаю, мужчина должен содержать свою женщину, только так ее энергия и материнский потенциал раскрывается полностью.
– Прости, а энергия кинетическая?
– У меня трое детей и у всех разные отчества. Скажу сразу, вступая в отношения со мной, ты также начинаешь отношения с моими детьми.
– Это считается педофилией?
– Поэтому-то я и получила повышение. Представляешь? Эх. Мне понравилось свидание, было бы здорово встретиться снова. Ах, в субботу? Нет, в субботу я работаю. И, вся следующая неделя командировочная. Да. Подожди секунду, по работе звонят.
Где-то в глубине души Виктор знал, сегодняшнее свидание исключением не станет. Может поэтому и хотел расправиться с неудачной попыткой пораньше.
Заказал столик в полупустом ресторане, пришел минут за пять до назначенного времени и принялся изучать меню. Он знал его наизусть.
Каждое первое свидание он устраивал здесь. Сносное, тихое, укромное место. Официанты молчаливы и исполнительны, повара предсказуемы и постоянны, цены скотские. Что еще нужно человеку для счастья?
– Как обычно? – спросил официант. Виктор кивнул и устремил взгляд к входной двери.
"Как обычно" значило принести чайник чая и две чашки. А дальше по ситуации: если девушка красивая и обаятельная, то начать с салата, продолжить пастой с креветками и закончить десертом. Если нет – сразу десерт.
Стоило официанту возникнуть у столика с подносом наперевес, вошла она. Девушка из приложения знакомств. Ухоженная, невысокая, грациозная.
– Морковный торт, – спросил понимающе официант.
– Тирамису, – вздохнул Виктор.
Он привык, что фотографии в анкете не соответствуют реальности. Более того, он выработал стратегию, додумывать образ с картинки до удручающего чудовищного существа. Тогда сладостные ожидания встречи не разобьются о стену разочарования.
Порой он даже мог позволить себе браваду и гордость, когда точно попадал в цель догадкой.
Сегодняшняя девушка была поистине приятной. И даже то, что фотографии на аватарке потеряли актуальность лет пять назад, совершенно ее не портило. Все было притягательно: и тембр голоса, ласково и томно шепчущий "здравствуй", и кроткая улыбка на вопрос "я заказал черный чай, ничего?", и медленные гибкие движения.
Но Виктор, привиреда, все равно оказался недоволен. Он чувствовал фарс в общении, наигранность, фальшь.
Сама внешность девушки была неестественной. Ее пышные кудрявые ресницы наклеены. Когти нарощены. Лицо нарисовано.
– А я тебя знаю, – сказала скромно она, – видела в интернете.
Виктор кивнул.
– Я даже фанфики про тебя читала, – засмеялась девушка.
Виктор снова кивнул. Да. Он тоже читал эти рассказы. И все они были словно под копирку. Будто все сайты с фанатским творчеством на самом деле продукт искусственного интеллекта.
Виктор раза три натыкался на единый сюжет, где люди, которые никоим образом не связаны с профессией баристы, оказывались в кофейне. Еще чаще он видел как всех поголовно запихивают в школу, где никто из присутствующих не учится вообще. Никогда.
Фанфики писались по большей части ради порно. Виктор вот узнал про себя много интересного. Как он и на столе, и на диване, и в учительской, и на камеру брал сзади Мишу. Во всех подробностях. Смачно. Со вкусом.
Это было порой даже изобретательно.
Так что Виктор относился к фанфикам лояльно. Даже к такого содержания фанфикам. По крайне мере потому, что в каждом произведении он оказывался сверху, а это в какой-то мере льстило. И благодаря своему попустительству, а иногда подыгрыванию, юные писательницы еще больше одаривали его вниманием и творчеством. А это повышало охваты.
– Это правда?
– Что "правда"? То, что там написано?
– Глупый вопрос, да?
– Ничуть. Я открою тебе секрет, если пообещаешь молчать: некоторые драбблы я написал сам.
– Боже мой, – девушка охнула, прикрыв рот рукой, боязливо оглянулась на пустующий зал, словно могла нечаянно кому-то выдать секрет своей реакцией.
– Некоторые даже основаны на реальных событиях.
– Ты шутишь!
Виктор улыбнулся. Конечно, он шутил. Но лицо собеседницы означало одно – она шуток не понимает. Виктор вздохнул.
– Выпьем?
Тревожности притягиваются
Я вернулась в студию в четыре вечера. Уставшая, эмоционально вымотанная и разочарованная. Но меня ждал долгий вечер и готовый сценарий к видео. Нужно было записать парочку роликов, чтобы на протяжении всей следующей недели их мучительно и долго монтировать.
Я включила перед собой лампу, поставила телефон, подключила микрофон и разложила бумажки: сценарий и две книги для сравнительного обзора. "Мы" и "1984".
Такие видео я снимала скорее для поддержания репутации интеллигентного человека, читающего умные книжки. Ведь нужно же чем-то разбавлять с десяток обзоров романтических фэнтези историй с таинственными драконами, превращающимися в горячих богатых наследных принцев.
Вводная часть, приветствие, представление произведений – уже вылетают на автомате и не вызывают сложностей.
Краткий пересказ обеих книг – легко.
Рассказ об истории написания, и я начинаю торопиться, сбиваться, путать слова.
– Только ленивый не пнул. Не ткнул. Только ленивый не указал на… На… Понтий Пилат… Плагин… Плагиат! Только ленивый не пукнул на плагиат. Да, господи боже мой!
Нервозность во мне вскипела до предела. Обычно общение перед камерой вызывало столько волнения, что заканчивались съемки тахикардией и покрасневшим лицом.
Ей богу, лучше бы курила…
Я привыкла записывать видео второпях, пока домой не вернется папа. Теперь же ко мне никто не ворвется, не помешает, не отвлечет. Ко мне никто не придет. И можно выдохнуть. Расслабиться и дать себе время сосредоточиться.
Я выключила телефон.
Поглядела в пустоту.
Как же иррационально со стороны смотрится общение с камерой. Безумие.
Может, я поторопилась снимать видео, может, стоит сначала отдохнуть? Перекусить. Да.
Только в холодильнике пусто.
Ладно, пора в магазин.
– Я напишу? – послышался томный женский голос.
Черт возьми, ну почему всегда так. Только я вышла из квартиры, как дверь напротив распахнулась, выпуская игривую кокетку.
– Не стоит, – мягко и ласково произнес Виктор.
А ты не… Нет?
Я обернулась на соседа с возмущенным, нахмурившимся лицом.
– Как собеседование? – еще более непринужденно спросил он.
– Нормально, да, неплохо… – и я понизила голос, спросила одними губами, чтобы девушка рядом не услышала, – это же грубость. Вы вызвали ей такси?
– Да, – в тон мне прошептал Виктор.
– Оплата наличными? – упирая руки в бока я нахмурилась злобной сахарницей.
– Да, но она этого не знает, – Виктор едва дернул уголком губ, выдавая, что шутит.
Вдруг девушка обернулась.
Я испуганно подскочила. Виктор даже бровью не повел.
Его мимолетное увлечение неловко махнуло на прощание рукой и уехало.
– Вам должно быть стыдно! – позволяя себе говорить во весь голос, я грозно возмутилась.
– Я был бы самым совестливым человеком на свете, если бы за это платили. Возвращаясь к собеседованию: как представилась?
– Что? Да никак. В каждом отделе кадров, как у меня забирали документы, читали их в полнейшей тишине, а потом накидывали кучу неуместных фраз: "есть кредит?", "когда планируете детей?", "какую зарплату ожидаете?" и коронная: "мы Вам перезвоним".
Виктор мечтательно вздохнул:
– Иногда я жалею, что на сайте знакомств не заполняют анкеты так подробно.
– Ага, чтобы перед каждым встречным придурком устраивать душевный стриптиз, чтобы потом получить жестокий отказ? Вы ведь сделали тоже самое. Только гораздо бессовестнее и подлее. Вы отшили эту бедную тетеньку, как меня отбрили эйчары.
– "Тетеньку"?
– Можно же было поласковее…
– И обмануть ложными надеждами?
– Обмануть… Вы могли с ней не спать! Вот что такое обман надеждами. Ой, надеюсь ее не Надя зовут. Но было бы смешно.
– Все было честно и обоюдно.
– А выглядело лживо и эгоистично, – я вызвала лифт, прислушиваясь, уехала ли уже спутница Виктора. Не хотелось бы встретиться с ней в холле первого этажа.
Я постояла в молчании, оглянулась на соседа. Он стоял в молчании, держа приоткрытую дверь, глядел на меня терпеливо. Чего он ждал?
Уходи.
Чудик.
Я отвернулась. Но не удержалась, обратилась к нему снова:
– Вы плохой человек. Мне плевать, что Вы красавчик, Вы мне не нравитесь!
Бинго, лифт приехал аккурат к окончанию фразы и я могла победно уйти, хлопнув лифтом.
Только закрывались двери еще долго, и мне пришлось выдержать скучающий, но пристальный взгляд Виктора долгих три секунды.
Макароны, макароны, макароны. Рожки, ракушки, бантики, паста, вермишель. Макароны с майонезом. Макароны с овощами. Макароны с сосисками, хотя нет, сегодня не было акций в мясном отделе. И почему никто не говорил, что у самостоятельной жизни такой макаронный привкус?
Папа позвонил мне аккурат к моменту, когда я стояла на кассе.
– Ну, как успехи?
– Нормально.
– Нормально? "Нормально" звучит плохо.
– Нормально.
– Как продвигаются поиски работы? Ты ведь еще дома планировала пройти парочку собеседований.
– Да.
– И как?
– Нормально.
– Вася…
– Ну, что? Оказывается никто не хочет брать в качестве редактора литературных рукописей выпускника девяти классов.
– Ты им показала свои грамоты медвежонка?
– Пап…
Я вышла из магазина с пузатым пакетом, села на лавочку перед домом и уставилась на детскую площадку, грея ухо телефоном.
– А ты не пробовала искать работу там, где у тебя уже есть опыт?
– У меня есть опыт в писательстве книг…
– Ну, я имел в виду реальную работу.
– Я бросаю трубку.
– Почему бы тебе не попробовать предложить свою кандидатуру какому-нибудь заводу? Ты с детства отлично ладишь с шлифовальным станком, а когда перестала боятся стружки, то и за фрезерным стояла не хуже.
– Па, я ненавидела бывать у тебя на работе.
– Но у тебя получалось. Хочешь я позвоню своим знакомым? Сходишь туда-сюда, попробуешь, посмотришь варианты?
– Не, – ответила я, хотя в глубине души уже как будто смирилась и согласилась на папино предложение. Я почувствовала, как бесконечно устала за сегодняшний день, так что попрощалась с отцом и сбросила звонок. Откинула голову на лавку, уставилась на округу. Вечер уже окончательно сдался мрачным краскам ночи. Фонарные столбы, склонившиеся над мусорками как заядлые курильщики, еще не зажглись. Я просидела всего каких-то десять минут в тишине и покое, наслаждаясь свежим воздухом, когда двор опустел. Не было ни хозяйек, спешащих с продуктами домой, ни их игривых детей.
Тогда, рискуя быть пойманной и осужденой, я прокралась к красочным постройкам детской площадки, покаталась немного на качелях, представила, что ловлю волну на балансире, попинала головой канат, взобралась по неудобной узкой лесенке в игровой теремок и скатилась с жестяной горки. Громогласный грохот прогнувшейся подо мной горки разнесся по всему двору, отразился от стен высоченных домов и усилился в высоте.
Тишина зазвенела, опустилась и я услышала, как открываются форточки недовольных жильцов. Я вскочила на ноги. Горка отогнулась обратно с металлическим выстрелом. Нужно побыстрее сбежать с места преступления. Давясь от неловкого смеха, я ушла, и мои макароны гордо удалились со мной.
И, нехотя, уже с плохим светом, я вернулась к записи видео.
***
Вопреки стереотипам о холостяках, Виктор сам мыл посуду, сам стирал одежду, сам выносил мусор, сам готовил себе еду в микроволновке и даже мылся сам. Вот только уборку он не жаловал: мыть полы, протирать пыль, оттирать жир, а то и накипь, плесень или прочие радости, Виктор не любил. И потому охотно платил клинингу.
Сегодня, стоило ему проснуться, раскачаться, перекусить, Виктор набрал привычный номер пожилой работницы и оделся, чтобы съездить по делам. Решил убраться сам, так сказать.
Вскоре он открыл дверь знакомой женщине лет пятидесяти и ее молоденькой помощнице. Внешне, они не были похожи на специальную службу клининга: униформа мало отличалась от повседневной одежды, под рукой не было огромных чистящих аппаратов – только дорожные сумки. В общем, когда Виктор открыл дверь в свою квартиру двум женщинам, было сложно сходу сказать, что он впускает уборку.
А потому, когда Вася почти в тот же момент открыла дверь своей квартиры, чтобы отправиться на очередное собеседование, она оказалась крайне удивлена.
– Сразу с двумя? – спросила она шепотом. Но не стала дожидаться ответа, прытко захлопнула дверь и подскочила к лифту. Она опаздывала.
– Это клининг, – Виктор схватил ключи и поспешил из квартиры тоже, хотя еще секунду назад планировал сначала выпить чай, мило побеседовать с уборщицами и только потом отправиться по рабочим вопросам. Ему почему-то очень хотелось продлить общение с забавной соседкой.
– Я не разбираюсь в этих ваших извращениях, – отмахнулась Вася.
Они вместе вошли в лифт, и тут же отвернулись к дверям, не глядя друг на друга. Вася, может даже надеялась, что они больше не заговорят, но Виктор нарушил тишину:
– Считаешь меня красавчиком?
– А Вы уточняете мнение всех соседей по этому поводу?
– Нет. С прошлыми жильцами твоей квартиры, я так ни разу и не заговорил. Но если бы выдалась возможность, то обязательно бы спросил.
Вася с интересом покосилась на Виктора. Она не смогла сдержать любопытства и спросила:
– А кто там жил до меня?
– Шесть киргизов.
– Шесть?! – Вася устремила взгляд вдаль, явственно стараясь вообразить как шесть человек умудрились хотя бы поместиться в ее узкую студию, не то что жить там.
Двери лифта раскрылись на первом этаже.
Вася не спешила покидать лифт, она еще оставалось в задумчивой фрустрации, когда Виктор дошел до выхода и задержался, чтобы придержать перед девушкой дверь.
Вася мухой проскочила мимо, едва одаривая Виктора нахмуренным взглядом и тут же юркнула в машину, стоящую у подъезда.
Виктор ничуть не обиделся, он встал у дороги, засунув руки в карманы и скучающе поглядел на машину. Он хотел бы проводить взглядом уезжающую Василису и бросить ей вслед мысль или две о ее странности. Но неожиданно Вася выскочила из машины, извинилась перед водителем и встала рядом с Виктором, снова усиленно стараясь на него не глядеть.
– Не твое такси? – стараясь сдержать улыбку, спросил Виктор.
– Это вообще не такси.
Из Виктора вырвался смешок. Вася в ответ обиженно возмутилась:
– Кто вообще в здравом уме покупает себе белую шкоду?!
И Виктор засмеялся. Он смилостивился и услужливо предложил подвезти Васю, все равно ведь никуда не спешил.
– Нет, – колючкой ощетинилась Вася, – я заказала такси.
И в подтверждение своих слов достала телефон, поглядела, где едет ее водитель. Значок белой машины мерно крутился вокруг своей оси где-то в устье Невы, а внизу приложения значилось ровно 23 минуты до того, как машина прибудет к месту назначения.
– Подвезти? – снова спросил Виктор.
– Нет.
Мужчина развел руками, мол насильно мил не будешь, и направился к подземной парковке. Какой-то интерес внутри него заставил обернутся, чтобы снова посмотреть на Васю и вовремя, в этот момент она буравила спину Виктора грозным взглядом, а стоило ему обернутся – продемонстрировала язык и показательно отвернулась.
"Странная девушка", улыбнулся своим мыслям Виктор и надолго забыл о соседке.
На повестке дня была встреча с партнерами по бизнесу. Раз в год или полгода Виктору приходилось приезжать в магазин мерчендайза, пожимать лапки своим сотрудникам, фотографироваться со случайными посетителями и подписывать пару бумажек. Виктор, как и большинство людей, зарабатывающих своим лицом, быстро понял, что наживаться со своей медийности можно не только напрямую с видеороликов и рекламы, но и косвенно, через продажу кружек, значков, футболок свитшотов, кепок, открыток, наклеек, обложек на паспорт и прочего мусора, стоит только нацепить на него свой логотип. Но такие старички как Виктор, были не в почете у детей, готовых скупить любое яркое месиво от любимого видеоблогера, а для взрослого, платежеспособного и адекватного населения синтетика с наклейкой, не выдерживающей бережной стирки, были глупым вложением средств, поэтому Виктор был вынужден вечно искать средне арифметическое между качеством и дешевизной. Так ему приходилось заморачиваться с поставщиками ткани и дизайном вышивки, чтобы они выглядели прилично, чтобы купить свитшот мог не только отбитый фанат, готовый носить лицо кумира на все пузо, но и обычный человек, не лишенный чувства стиля и меры. В общем, Виктор любил заморачиваться над качеством того, что он делал, а потому, нередко приезжал к коллегам по созданию мерча и придумывал что-нибудь новенькое.
Сегодня Виктор приехал дабы оставить свою подпись тут и там, ведь недавно закончился их контракт с рекламщиками быстрого поиска авиа…
– Чего такой хмурый, Викуся, – растянувшись самодовольно по столу спросил бухгалтер магазина, – у тебя чистыми выходит больше двух лямов, я думал, ты радоваться будешь, в обе щеки меня целовать, хвалить, что я у тебя такой молодец.
– Ты молодец, – согласно кивнул Виктор. Но бухгалтер остался глядеть на него с веселым прищуром, явно ожидая другого ответа.
– Это никто не спорит, а грустишь-то ты чего?
– Я не грущу, я думаю куда мне эти деньги деть.
Вопрос был хорошим. Для комфортной жизни в месяц Виктору было достаточно ста двадцати тысяч и на еду, и на бензин, и на подписки сервисов, и на рестораны, кино, развлечения, и на прочие мелкие расходы. Остальные деньги приходилось куда-то девать. По-началу Виктор вкладывался в работу, покупая новое оборудование вроде камеры и света, затем стал откладывать на квартиру, но при покупке второй и третьей недвижимости и сдачи их в аренду, денег стало появляться все больше, а идей, куда эти деньги девать – все меньше. Вкладываться в акции и облигации Виктор не любил, не располагал достаточными знаниями и средствами для этого, а держать деньги в банке под процентами не позволяли мысли, что накопления обесцениваются быстрее, чем капают проценты. В общем, как только в руки Виктору попадали лишние деньги, он тут же начинал мучиться мыслями, куда эти средства деть, чтобы они не прогорели.
Глядя на бухгалтера, Виктор думал, что хорошо было бы открыть еще какой-нибудь бизнес: кафе или магазин. Но самому копаться во всех трудностях Виктор не имел желания, а вкладываться в бизнес знакомого или друга – возможности. Все знакомые были либо ненадежными, как это и подобает повесам-знаменитостям, либо связаны с кальянами, проституцией и алкоголем, в чем Виктор точно не хотел пачкать свою репутацию.
– Жену тебе надо завести, Витя, и не было бы вопросов куда деньги девать, – засмеялся бухгалтер.
Виктор тут же представил, как купил бы на эти два миллиона кольцо вчерашней девушке с сайта знакомств. Потом он представил, как легко бы купил своей странной соседке машину за два миллиона в ту секунду, как она очень нуждалась в такси. А потом он представил, как предложил бы бедной девушке из клининга два миллиона на карманные расходы, а потом бы предложил женится и обеспечивать ее. И да, что-то внутри самодовольно встрепенулось: было нечто приятное в том, чтобы радовать и удивлять женщин своими деньгами. Но все же радость от того, чтобы тратиться на гипотетическую женщину не перекрывали в Викторе нежелания терять эти деньги попусту.
– Вот эти вот когти, пряди, лапти, реснички, бровки, ламинирование, шугаринг, отбеливание, наращивание и, считай, не было никаких денег, – сардонически усмехнулся бухгалтер.
– Ты же сам на пилинг ходишь.
– Эй, ты говорил это не по-бабски…
Строить глазки и карьеру
Днем, пока еще было солнце, я записала остатки несчастного видео об антиутопиях, а ближе к вечеру съездила на свою последнюю надежду – собеседование в книжном издательстве из трех счастливых букв.
Я легко могу понять отказ, поэтому ласковое "мы сообщим Вам", я сразу услышала как "мы сообщим Вам об отказе в ближайшее время".
Возвращаться в квартиру не хотелось, так что доехав до дома на метро, я принялась прогуливаться по округе.
Мне нужно было отдохнуть от писательства. Следовало сосредоточиться на видеоблоге, а еще лучше погрузится в реальную работу. Но голова сама, не переставая, работала, подкидывала новые идеи для романов.
Я снова сидела на детской площадке поздним вечером, в окружении темноты и прохлады. Ненарочно, в голове всплывали образы: вот маленькая девочка, светлая и неиспорченная, а вот злой, жестокий и мрачный мир, что ее окружает.
Я почувствовала, как отключилась от реальности, сидя на качели, мои пальцы озябли и отказывались разгибаться, нос покалывало от холода, спина затекла. А я все глядела на небо и представляла перебранку героев.
Маленькая девочка, которую непременно бы звали Маруся, потому что Мария слишком очевидно. И взрослый импозантный мужчина, который помогал бы Марусе найти денег и спасти бабушку от коллекторов. Я бы не стала так сразу называть этого мужчину Сатаной или Лукавым. Я бы начала повесть с того, что девочка оказалась в беде и отчаянии, просит помощи у высших сил, но на зов ее приходит только необычный дядя. Самый красивый и могущественный ангел – падший Люцифер. Мужчина с идеальной осанкой, в дорогом костюме, с черными волосами и с проседью на висках. Он бы говорил исключительно вежливо и грамотно, всегда был учтив и саркастичен. Мне бы хотелось играть на контрастах, чтобы Сатана очень хотел убить девочку, но обязан был бы во всем ей помогать, сопровождать и спасать, повязанный контрактом. Он бы желал искусить ее, поиздеваться, замучить реальным миром, но должен был забрать ее душу еще чистой и непорочной.
Они бы вместе, спасаясь бегством от бандитов в кожанках и с кастетами, путешествовали бы по городу. Вот на очередной опасности они бы ринулись к трамваю, и, бедная Маруся, чуть бы не попала под рельсы. А Сатана, хитрый черт, и не стал бы ее спасать. А зачем? Чем быстрее умрет, тем быстрее ее душа достанется геенне огненной. Зато в тесном переулке Сатана бы девочку от насильников спасал – ибо негоже растлевать детский ум и тело, а-я-яй.
Что-то внутри меня теплело от мысли о двойственности самых злых сил на свете: чтобы чопорный мужчина в слишком шикарном костюме издевался, измывался, подтрунивал и шутил, но все же заботился.
Мне тут же пришло в голову как описать постсоветский сеттинг панелек их города, как в хрущевках ковры висят на стене и мальчишки в адидасе на скемейке под домом семечки лузгают. У меня даже руки зачесались обрисовать первые пару глав.
Но я четко решила для себя – не писать. Надо отдохнуть от сочинительства. В загашнике еще томились дюжина ностальгирующих рассказов из детства, нацарапай я еще с десяток забавных случаев – можно было бы попробовать сборником в издательство снести. А еще я уже больше года вынашиваю идею "Кормушки" – рассказа про птичек. Вот мол, построили кормушку детишки из пятого "В", и сначала бы воробьи да синички бы брали семечек, ровно столько, чтобы наесться. Потом бы пришли голуби, устраивать рекет. Следом конечно же галки и чайки стали бы взымать налог для починки кормушки, с тех кто ею пользуется, пока бы не развалили страну. Ну, в общем, эта идея пока что была в разработке…
Мне казалось, что я и так создала уже достаточно произведений, чтобы наконец-то стало понятно – получается у меня писать или нет. Десять книг – опубликованных, но не изданных, написанных, но не читаемых – достаточное количество, чтобы осознать, стоит ли вообще дальше стараться. Бабушка вампирша была десятой по счету полноценной, дописанной книгой, которую я создала, уже будучи в состоянии написать хоть что-то дельное.
Предыдущие девять я выстрадала, вымучила, считая себя чуть ли не Мартином Иденом, вот мол, сейчас вы меня не принимаете, сейчас не считаетесь с моим творчеством, но придет время, и я стану самым популярным, богатым и знаменитым автором…
Конечно, такими мыслями я переболела еще лет в шестнадцать. Теперь осталось только переболеть призрачной идеей зарабатывать на жизнь писательством.
Я увидела как возвращается домой сосед Вавилов. Мне было неловко даже смотреть на него: такой уверенный в себе, успешный, богатый, знаменитый. Я привалилась головой к цепи качелей, пока рассматривала его и понимала, что есть вещи, с которыми надо просто смириться. Например, смириться, что чтобы стать безумно популярным видеоблогером, надо обладать достаточным везением, связями и попасть в волну успеха, которая существовала лет восемь назад. Или, например, смириться, что есть люди из разных миров. И если уж ты родился в семье простого рабочего, то внезапно знаменитым артистом не станешь. Я с грустью проследила, как сосед скрылся за домофонной дверью, и как вместе с ним меня покинули последние детские мечты о невероятном успехе и удушающей славе. Достав телефон, я написала папе короткое и простое "позвонишь за меня?".
На утро от отца пришло лаконичное "В час. Илья Владимирович" и адрес производства. Совсем рядом от дома, даже до метро идти не придется, полчаса пешком или пятнадцать минут на автобусе. Это похоже на сказочную небылицу. Невозможно жить в столице, пускай и северной, и иметь работу в шаговой доступности. Это по определению невозможно. Но я посчитала, что это хороший знак.
Взяла свое резюме, пару дипломов, паспорт, трудовую, оделась по-презентабельнее и выглянула в глазок входной двери. Столкнуться в очередной раз с мистером совершенство не было никакого желания. Снаружи чисто.
Я без проблем прогулялась до назначенного места и совершенно потерялась. Вокруг был обычный Петербург, с его желтыми нарядными домами, увитыми белыми сахарными узорами. Вот вдалеке виднеются два моста через Черную речку, вот сквер, укрывающий деревьями чей-то нахальный бюст, вот чванливое здание с золотой табличкой университета. И где здесь вообще может быть производство? Я сверилась с картами в телефоне. Метка красовалась где-то во дворе. А как в него попасть? Загадка.
Теперь понятно что имели в виду тетушки, когда говорили, что в Петербурге тяжело найти работу. Вход в нее – невозможно.
– Чего крутишься? Вон твой Вуз, – из будки у шлагбаума высунулся дядька с обветренным загорелым лицом, он ткнул пальцем в ехидную крепость знаний.
– Я ищу Владимира Ильича, на работу устраиваться, – пугливо оглядываясь на университет, отозвалась я.
– Так ты к нам что ли? – рассмеялся дяденька. И я кивнула.
Красное кирпичное основательное здание завода было великолепным в своей красоте и могуществе, я легко могла бы представить как здесь в эпоху индустриализации искали лучшей жизни оборванцы в плоских кепках и коричневых жилетках.
Меня завели в темную комнату, которую все умники нашего века окрестили бы лофт-пространством, с высокими потолками, с кирпичными стенами, со стальными прутьями перекладин и лестниц.
– Второй этаж, направо, – приказали мне.
И, делать нечего, я поплелась наверх.
Вокруг гудели машины, станки; среди высоких механизмов то и дело мелькали люди, чтобы снова забуриться в детали. Кто-то кричал, но различить среди возгласов слова было невозможно, где-то стучали об железо, где-то визжали шлифовальные диски.
– Владимир Ильич? – я сунула нос в первый попавшийся кабинет.
– От! Я те говорю, тут никто не верит в развал СССР! – крикнула весело дородная тетка в рабочем комбинезоне.
– Илья я. Илья Владимирович. Ну, не стой, заходи, – устало отозвался моложавый мужчина, что беседовал с рабочей.
Мысленно одарив себя оплеоухой, я вошла в кабинет и протянула Владимиру Ильичу стопку своих документов. Тот как ни в чем не бывало, принял их, не глядя, положил на стол и уставился на меня.
И тут я впервые ощутила, что нужно что-то сказать:
– Здравствуйте, я Вася, – и я протянула ему ладонь для рукопожатия. Услышав в ответ удивленный смешок, я тут же отвесила себе вторую пощечину, но руки не отняла. Решила, раз позориться – так до конца. И Владимир Ильич без обиняков легко пожал мне руку.
– Ну, Вася, рассказывай, что умеешь.
Я готовилась к этому вопросу. Хотела бы сказать, что сдала ОГЭ по русскому языку на сто процентов, что выиграла областную олимпиаду по русскому языку, что знаю отличие фразеологизма от идиомы, что такое аллитерация, и как определить фокализацию в тексте. Но это определенно не то, что хотел услышать Владимир Ильич.
– Я окончила ПТУ по специальности станочник широкого профиля, работала у отца на производстве больше шести лет.
– На чем стояла?
– Да на всем. И на шлифовке, и на фрезеровке, и…
– Тебе сколько лет-то?
– Двадцать три.
– С семнадцати у отца работала?
– Скорее с одиннадцати, просто периодами.
– Периодами. Ну, иди, работай, – Владимир Ильич махнул рукой, более незаинтересованный во мне.
– Снимай куртку-то, – обратилась ко мне работница, – а то смотри на нее, оделась как на парад. Пойдем, я тебе на смену дам что-нибудь.
Я не знала, что она имела в виду под словом "смена": то ли замена моей неподходящей одежды, то ли поиск мне дела на весь рабочий день. Оба варианты выбивали землю из-под ног.
Приходя впервые на собеседование, я ожидала беседы с начальством, обменом каверзных вопросов, вежливых кивков, натянутых улыбок и обещаний перезвонить. А тут меня с корабля на бал уже танцует эта тучная дама, ведет из основного здания во внутренний колодец всего завода. А оттуда в самые обычные коробки цехов. Хоть что-то знакомое: скудное, обычное, простое, такое родное.
– На тебе, фуфайку, одевай.
"Одевай"… Я усилием воли заставила себя промолчать – не ехидничать и не уточнять: во что одевать фуфайку? Молча облачилась в дутую грязную куртку.
– О, погляди-ка! Утонула там? – женщина одернула на мне одежду, закатала слишком длинные рукава, отогнула ворот, и спросила, – нормально?
Я неловко кивнула.
– Я Лена. Но все зовут меня Фиксик.
– Фиксик? Потому что Вы хорошо чините?
– Нет. Потому что у меня "ты-дыщ", – Лена резко сняла с руки рабочую перчатку, обнажая культю без мизинца и безымянного пальца. Она игриво помахала в приветствии обрубками фаланг и громогласно рассмеялась, наслаждаясь моим растерянным видом.
– Ясно, – только и выдавила я. И Лена повела меня через цех, через длинные и толстые канаты проводов, через баки с металлической стружкой и поддоны с нагромождением деталей. Мы пришли прямиком к шлифовальному станку.
Он был грязного зеленого цвета с облупившейся краской, и выглядел как любой другой шлифовальный станок – магнитный стол и нависающий над ним шлифовальный круг. Лена выудила сбоку от станка гайку размером с человеческую голову, водрузила с легкостью на стол. И я расторопно включила станок, примостила круг.
Машина загудела, задрожала, шлифовальный круг опустился на гайку, закрутился, пуская снопы искр, и плавно прошелся вдоль металла.
У станка, слева, лежала железная щетка. Я посмеялась, мне показалось, будто все станочники-шлифовальщики клали свои щетки слева. На папиной работе, каждый человек по инерции тянулся за щеткой налево. И я потянулась также, и, самое смешное – нашла, что искала.
Я, чтобы занять руки, стала счищать со стола машины кашу из металлической пыли и жидкости.
Помню, как папа рассказывал, будто шлифовальный станок – исключительно женский инструмент. Он говорил, что на рабочем месте важно поддерживать чистоту и что только женщины могут ухаживать за механизмами как следует. Я на него тогда смертельно обиделась. Как он мог думать, будто женщины рождены с навыками уборки, как мог вменять мне чувство, будто я по факту пола обязана быть чистоплотной? В общем, мой юношеский максимализм, тогда еще не знающий термина феминизма, но активно следовавший его принципам, начал бойкот. Я отказалась от уборки, мытья и стирки на целую неделю. Я выбрала вонять и быть говнимой, то есть гонимой, только чтобы доказать отцу, что чистоплотность человека не зависит от пола. Надо ли говорить, что отец этого не понял? Точнее сказать, он даже не понял за что я на него взъелась, если так посмотреть, то со взгляда отца, его дочь просто в один момент перестала чистить зубы, принимать душ, стирать вещи и убираться. Он тогда усиленно делал вид, что ничего не изменилось, непременно целовал меня в грязный лоб перед уходом на работу и по возвращении. Ел из немытых тарелок. Сам стирал свои футболки и носки. Это была бы забавная история, припомни я, чем она закончилась. Я принялась выдумывать смешную, а то и поучительную притчу к такому событию, уже вознамерившись создать из нее рассказ в свой сборник ностальгического детства, когда из размышлений меня грубо выдернула Лена:
– Эх, ты! Бракодел. Чего задумалась, еще бы немного – резьбу бы испортила, – женщина грубо ударила по красной кнопке станка и позволила мне вглядеться в сверкающую плоскость гайки. До резьбы было еще пара миллиметров.
Но я не стала спорить или оправдываться. Себе дороже. Проглотив все обвинения, я перевернула гайку, закрепила ее и продолжила шлифовку. На сей раз, я осталась внимательна и сама вовремя остановила процесс.
– Так и надо, – будто похвалила Лена. Она переложила гайку на полупустой поддон. И я, не теряя времени, схватила новую необработанную тяжеленную заготовку, с грохотом уронила на стол, закрепила в тисках, наладила круг.
Лена кивнула и оставила меня за работой.
***
Существуют мужчины, которые ходят в спортивный зал, чтобы покрасоваться, есть те, кто помешался на своем внешнем виде и ходят туда исключительно чтобы превратить свое тело в комок мышц, а есть такие как Виктор, кто ходит туда для здоровья. Была бы его воля, все упражнения и нагрузки делал бы дома, но покупать ради этого бассейн и инструктора было за гранью адекватности. Так что Виктор ходил в спортивный зал два раза в неделю, чтобы улучшить осанку, подтянуть мерно сползающий в трусы живот и побарахтаться в теплой хлорке бассейна. У Виктора было красивое стройное тело, но это была скорее заслуга высокого роста, чем усиленных тренировок. Единственное, что отличало худощавого Витю от плюгавых подростков – это развитая от плаванья спина и поддутые мышцы. Виктор хорошо смотрелся в строгом пальто или классических брюках, так что он не считал нужным набирать форму или подкачиваться. Да и лень, если честно, было.
Возвращаясь в очередной раз с приятной тренировки, Виктор обнаружил на лестничной клетке соседку Василису. Девушка сидела на полу, привалившись спиной к двери своей квартиры. Она была погружена в книгу.
Василиса, как и любой читающий человек, обладала книжными заначками в каждом рюкзаке или сумке. Прочитанные наполовину или вовсе непочатые книженции в мягких обложках всегда имелись у нее в избытке. Вот и в своей демисезонной курточке Вася припасла повесть автора с нечитаемой фамилией.
– Сидишь? – удивился Виктор.
– Сижу, – не отрываясь от книги, отозвалась Вася.
– Тебя обидели стулья в квартире и ты им мстишь?
Вася на мгновение подняла глаза от чтива, чтобы одарить соседа взглядом "очень смешно". И, дабы поскорее закончить их неловкий диалог, Вася пояснила:
– Я захлопнула дверь и ключи остались внутри.
– Нужна помощь?
– У вас есть ключи от моей квартиры?
– Это было бы странно.
– Согласна.
– У кого-то еще есть ключи от твоей квартиры?
– У хозяйки. Она, наверное, уже написала, когда сможет приехать, но мой телефон сел.
– Ясно.
Вася вернулась к книге.
Она сидела как маленький ребенок, вытянув ноги перед собой. Виктор редко видел, чтобы кто-то сознательно находился в такой неудобной позе, так еще и на холодном полу. А картину нерадивого щенка в Васе завершал неопрятный вид, испачканная одежда, разводы грязи на лбу и щеках, черные лунки вокруг ногтей, будто она только что вернулась из драки в грязи с детсадовцами.
Но странный характер и неприлежный вид нивелировала симпатичная внешность девушки. Так что Виктор сжалился и открыл настежь дверь своей квартиры, сказал спокойно:
– Заходи.
Джентльменский жест доброй воли Вася не оценила, даже не поднимая взгляда, она спросила:
– Вы думаете, что Ваша компания и беседа интереснее признанного французского классика?
– А что, у французского писателя есть горячий чай и зарядка?
Вася задумалась, ответила чуть погодя:
– Аргумент.
– Тайп Си подойдет? – Виктор оставил дверь открытой, позволяя девушке войти, а сам на ходу принялся раздеваться, шерудить чайником и стучать ящиками, – у дивана провод, можешь поставить свой телефон, – не глядя махнул он рукой.
Вот только Вася не спешила переступать порог чужой квартиры, она стеснялась и мялась войти. Виктору подумалось, что он общается с вампиром, и снова пригласил:
– Проходи.
– А вдруг Вы серийный убийца.
Короткий смешок.
– Я не убийца.
– Ага! Вы избежали слова "серийный". Может это уловка, и Вы сказали "я не убийца", потому что серийный убийца.
– Я не серийный убийца.
– А вдруг вы маньяк-убийца.
– Я вообще никакой не убийца.
– Нет, теперь придется проговорить все виды убийц.
– Я не маньяк-убийца. Какие еще есть?
– Не знаю. Массовый? Убийца по вызову?
– Как женщина по вызову?
– Ну, типа киллер.
– Я не киллер. И не массовый убийца. Что-то еще?
– Нет.
– Тогда садись и пей чай.
Вася нехотя вошла в квартиру, медленно затворила за собой дверь. И осталась стоять на пороге. Ей совершенно не хотелось разуваться. Одна только мысль, снять с себя ботинки, в которых она бегала весь рабочий день, и распространить по квартире запах потных ног, была сродни мучению.
Виктор поставил на стол две чашки, сел сам и приглашающе кивнул Васе сесть напротив.
– Что? – не понимал мужчина.
– Может я у Вас телефон оставлю заряжаться, а сама снаружи подожду?
Виктор пожал неопределенно плечами, встал, подошел к Василисе.
Она испуганно и неловко вжалась в дверь спиной, взглянула на него снизу вверх, нахмурилась.
– Телефон? – Виктор протянул руку, чтобы взять устройство Васи.
– А! Да, – она тут же зарылась в карманы, выуживая двумя руками гаджет. Протянула Виктору и едва кивнула, вроде как благодаря за услугу. Она уже схватилась за ручку двери, как Виктор окликнул:
– Чашку возьми, или предлагаешь мне из двух сразу пить?
– Да я не… – Вася стало было отнекиваться, но осеклась. Ей не хотелось отказываться от горячего.
Виктор, заметил ее нервозность неопределенность, поставил телефон на зарядку и вернулся, чтобы проследить глазами взгляд Васи.
– Не хочешь чай?
– Ну, я не против.
– Возьми, чашку потом вернешь.
– Вы не могли бы мне ее подать, чтобы я не снимала обуви?
Виктор постарался удержать губы от злорадной улыбки. Он услужливо отступил в сторону и сказал самым сладким голосом, на который способен:
– Возьми сама.
"Ах ты гнида!", – подумала Вася. Она еще немного постояла, теряясь в размышлениях, и, кивнув себе, сделала шаг с коврика прямо в сапогах.
С Виктора слетело все расположение духа, он вмиг похолодел, прикрыл глаза и вздохнул тяжело.
Вася тут же отступила обратно.
– Просто сядь за стол, – спокойно сказал Виктор. И Вася послушно юркнула на стул.
И уже в полнейшем молчании они принялись за чаепитие. Виктор держал свою чашку одними пальцами за край и поглядывал на Васю исподлобья. Сама же Вася обнимала чашку обеими руками, пила быстро, шумно глотая, и бестолково оглядывала убранство квартиры.
Ее смущали и удивляли квадратные метры викторовых хором. Как на одной лестничной клетке может умещаться кладовка вместо квартиры и двухкомнатные просторы?
Квартира Виктора была светлая, просторная, залитая светом из широких окон. Мебель простая, невычурная, без деталей. Украшений или не было вовсе или все они были геометричными и однотонными коробками техники. Во всем антураже сквозила дороговизна, сдержанность и педантичность хозяина.
Вася оглядела квартиру глазами писателя, ей тут же захотелось сделать Виктора героем своей новенькой новеллы, с синими занавесками, говорящими фамилиями и многозначительными описаниями, которые бы раскрывали скучность героя, не говоря это напрямую.
– Тебе не жарко? – вдруг спросил Виктор, – не хочешь снять пуховик?
– А вдруг вы насильник?
– Я понял, не начинай.
Они снова притихли. Вася, слишком быстро выпив чай, больше не могла греть пальцы об остывшую чашку. Тогда она едва заметно укуталась в куртку, пряча ладони в карманах.
– Замерзла?
– Ну…
– Вот почему нельзя сидеть на холодном, – сетуя, выдохнул Виктор. Он встал, заворчал, беря с дивана плед, нахмурился задумчиво, – вот так всегда, пока не узнают, что такое цистит, даже не думают о здоровье. А если бы почки застудила?
– Да я не то! – возмутилась нечленораздельно Вася, и постаралась оправдаться, – у меня ноги вообще-то замерзли!
– Ноги. Давай таз горячей воды налью?
– Не надо.
– Точно? Или просто выгибаешься? Мне не сложно, я уже встал.
– Ну… Тогда да. Пожалуйста.
Мужчина с самым спокойным видом направился в ванну. Послышался стук пластиковых контейнеров, журчание воды. Как будто Виктор каждый божий день ухаживает за продрогшими незнакомцами.
Стоило наполненному тазику опуститься у ног Василисы, как она смущенно попросила:
– Отойдите.
– Почему?
– Как только я сниму сапоги, активизируется древнее химическое оружие, от него будет резать в носу, брови и ресницы скукожатся и скрючаться, а глаза иссохнут в изюм.
Виктор постарался сохранить в лице серьезность, поджал губы, кивнул, и послушно отошел, держа руки обезоруженными у головы.
– Где ты так изгваздалась?
– На работе! Где? Много было предположений, где можно испачкаться?
– Мало ли, вдруг на тебя напали. Хотя тут скорее, ты на кого-то напала.
– Тогда бы я сидела в участке.
– И что у тебя за работа? Грязевые драки в купальниках?
– Если бы такая работа на самом деле существовала, то мне бы уже сильно за нее задолжали.
– Так что за работа?
Вася подперла щеку рукой, недовольно уставилась в стол.
Не тупил – не мужик
Мой импровизированный неожиданный рабочий день окончился к пяти часам. Я поднялась в кабинет Владимира Ильича, рассчитывая обсудить дела.
Меня мучали вполне справедливые вопросы. Как они умудрились поставить меня на станок, прежде чем подписать трудовой договор, всякие там согласия, ознакомления, условия? Как они припахали меня к работе, на которую я даже еще не согласилась?
– Владимир Ильич?
– Тьфу ты. Ну, ладно. Заходи, чего стоишь?
– Мои документы, – я указала на стопку бумаг, покоящихся на столе начальника. Тот даже не взглянул в их сторону.
– Что с ними?
– Я хочу их забрать.
– Передумала работать?
Я захлебнулась воздухом от возмущения.
– Нет! Я просто хочу забрать свой паспорт.
– Пусть полежат, я тебя еще не оформил.
– Но ведь это…
– Тебе они срочно нужны что ли?
– Нет. Но это мои документы. Я хочу их забрать. Если вам нужно – сделайте ксерокопию, я разрешаю.
Владимир Ильич хохотнул. Его позабавило, как я со своего барского плеча позволила ему выполнить его же работу.
– Ну, хорошо, – сжалился он, – посиди пока.
Но сесть было категорически некуда, кроме рабочего кресла Владимира Ильича, так что я осталась стоять. Поглядев вокруг, я постаралась собрать мысли в кучу, и задать новый неловкий вопрос:
– Когда можно будет прочитать трудовой договор?
– Вот кончится твой испытательный срок, не сбежишь, дам тебе твой договор, – слово "договор" Владимир Ильич говорил с ударением на первый слог. Меня передернуло, будто от скрежета ногтей по школьной доске. Я с исключительно правильным ударением произнесла:
– Договор также заключается и на период испытательного срока.
– Ну, а кем я тебя оформлю? Разнорабочим? Так ты у меня и будешь получать двадцать семь в месяц. А если фрезеровщиком – так все семьдесят.
Мои глаза загорелись. Семьдесят тысяч. Это всего-то четыре месяца работы. Ну, если забыть про траты на еду, аренду и транспорт. Четыре месяца и я издам первый тираж своей книги.
– Или я тебя на сделку поставлю – так можно и двести в месяц заработать. Понимаешь?
Горло сжалось от волнения. Я с трудом представляла такие деньги. Мне сразу же почудились пачки пятитысячных, которые бы не помещались в руках.
– Держи, – Владимир Ильич протянул мне документы. И я, не в силах говорить да и просто соображать, только и смогла, что кивнуть и уйти.
Двести тысяч. Двести! Не просто двести – двести тысяч! Это были баснословные деньги для меня. Невероятные. Неосуществимые. Заработать за один жалкий месяц целые двести тысяч.
Это значит, что всего за каких-то полтора месяца, ну ладно два, я смогу издать свой роман. Мечта так близко маячила перед носом, что я рисковала заработать косоглазие, пялясь на нее так беспардонно.
Всего два месяца работы и я смогу полностью погрузится в ведение блога и написание новых историй. Всего каких-то два месяца, а за ними желанная жизнь. Нужно только потерпеть, поработать ударно, постараться и все будет, как в розовых сладких мечтах.
Но я тут же ударила себя по рукам. Не стоило обнадеживаться раньше времени. Владимир Ильич сказал, что две сотни получают на сдельной зарплате, а любые слова работодателя можно делить на два. Что если он назвал потолок, а что если приукрасил или округлил? Лучше всего, ориентироваться хотя бы на зарплату фрезеровщика. Хотя, с моим вторым разрядом, стоило закатать губу и на этом.
Я принялась воодушевленно батрачить. Таскать коробки, мести полы, подменять коллег. Серьезно меня никто не воспринимал. Чего и стоило ожидать от великовозрастных работяг.
– Это ты сейчас в облаках витаешь, в телефоне сидишь, чтобы потом в свои инстаграмы фоточки делать? А ты попробуй двадцать лет у станка простоять. Вот и будешь красоваться.
– Ага, гляди, все строчит что-то, может это? Доносы на нас?
– Отстаньте от нее, может учится? Ей надо институты кончать или замуж. А здесь девке не место.
– Не место, – соглашались остальные на обеде. Люди только смеялись, пока я в торопях глотала холодные макароны, и писала идеи для новых видео в заметках телефона. Мне было плевать на все смешки.
В лучшем случае мне придется проторчать здесь только два месяца. За это время, я даже могла бы поддерживать жизнь на ютуб-канале. Сейчас можно выкладывать те видео, что заранее сделаны. А по мере занятости записывать потихоньку ролики, которые выйдут во второй месяц работы. Только бы придумать что-нибудь интересное, но простое.
"Книги, которые должен прочитать каждый"?
"Лучшие книги в подарок близким"?
"Топ-5 книг, которые ты должен немедленно сжечь"? Нет, топы давно никто не смотрит.
"Он вам не Дмитрий Быков". Черт, нет, меня же съедят.
"Каких книжных видеоблогеров стоит смотреть"?
"Почему современная литература такая всратая"?
Или может просто как-нибудь сесть и прочесть бестолковую книжку и поорать на нее на камеру? Тогда надо выбрать что сейчас популярно.
Вот только возвращаясь домой, я каждый раз садилась за работу и не могла себя заставить даже закончить монтировать старое видео. Я открывала монтажную комнату и глядела до отупения на часы бесконечного бестолкового видео.
Так и прошла неделя: в мыле, в страданиях и неопределенности. А сейчас я каким-то образом оказалась посреди кухни великолепного соседа, грела ноги в его тазике и пыталась понять, кто я. Вот кем я работаю? Писателем? Видеоблогером? Станочником? Лучше бы я и вправду дралась в грязи за деньги…
– Вьетнамские флешбэки? – с улыбкой спросил Виктор.
– Вроде того.
– Если это что-то криминальное, то лучше не говори.
– Да нет, просто сложно сформулировать. Можно сказать, я разнорабочая.
– Необычный выбор.
– Я его принимала примерно также как и президента.
– Не понял.
– У меня не было выбора.
– Понял.
Мой телефон зашелся истеричной трелью. Впопыхах натянув на мокрые ступни носки, я бросилась ответить на звонок.
– Васенька, – послышался старческий и нежный голос старушки, – спускайся, забери ключики, я подъехала к парадной.
– Да, спасибо большое, бегу!
Я суетливо убрала телефон, подскочила к выходу, второпях втиснулась в сапоги и, прежде чем нажать на ручку двери, потянулась по привычке к прощальному поцелую. Виктор стоял привалившись плечом к косяку, его руки были сложены на груди, а глаза скучающе обращены ко мне. Не знаю, понял ли он, что делает, когда едва склонил голову мне навстречу, но я быстро одернула себя, отвернулась, выпрыгивая из квартиры.
У меня не было ни сил, ни терпения ждать лифт, так что я опрометью бросилась в сторону лестниц и мигом сбежала на первый этаж, перепрыгивая по пол пролета за раз.
– А, Васенька, – меня обдал морозный ветер, уколовший разогретую кожу щек и рук. Я не сразу смогла совладать с холодом и разглядеть пожилую даму за рулем внедорожника. Машина скрывала за матовыми грозными стеклами бабусю, чьи кудряшки белоснежных локонов и громоздкие очки на цветастой цепочке бусин резко контрастировали с брутальностью одежды и транспорта. Старушка высунула из окна худощавую руку, звякнула ключами и сказала ласково, – я подожду, открой дверь и спускайся обратно.
Я послушно кивнула, расторопно, не тормозя, выхватила связку и приспустила наверх. В Петербурге с бабками не шутят.
***
Прерывающийся звон, шипение, хлопки искр подняли Виктора из постели до восхода солнца. Домофон захлебывался в сломанной мелодии, не переставая шуметь даже когда Виктор поднял трубку. Пришлось выключить устройство вовсе. И, вместо того, чтобы лечь спать, оставив эту проблему до лучшего времени, Виктор позвонил в домофонную службу.
Там его конечно же обматерили, но пообещали прислать работника.
И вот уже битых десять минут тот стоял на пороге, держа дверь нараспашку, и сонно разглядывал сломанную трубку.
– И прямо искрилась? – недоверчиво спросил он.
– Искрилась.
Работник цокнул языком, мотнул головой, упер руки в бока. Вздохнул тяжело:
– Да, дела. Ну, тут разбираться надо. Подай-ка плоскую отвертку.
Работник принялся разбирать пластиковый короб домофона, оставив хозяину квартиры заботы по поиску инструментов в своей рабочей сумке.
А Виктор, хоть и не интересовался ремонтными штучками, уж мог различить крестовую отвертку от плоской. Он без труда выудил необходимое, когда дверь напротив распахнулась.
– Доброе утро, – поприветствовал Виктор. Глаза Васи в ответ расширились, она замерла испуганной мышкой, и попыталась медленно закрыться обратно.
– Ха! – послышалось вдруг весело от работника службы, – угробить меня решил?
И Вася и Виктор обратились к мужчине лицом, пока тот продолжал ковыряться в технике, отмахнувшись от предложенной Виктором отвертки.
“И что не так?” – одними бровями спросил Виктор у соседки. Та мягко улыбнулась и охотно подсобила: присела у сумки с инструментами и легко достала новую – практически такую же отвертку.
– Ага, спасибо, – отозвался рабочий. И Виктор взивлся, раздраженно взмахнув рукой, он будто безмолвно спрашивал “а в чем разница?”. И Васька едва слышно шепнула ему на ухо:
– Резиновая ручка не проводит электричество, – девушка не переставала улыбаться, ее бесконечно смешило то, что Виктор мог не знать такой очевидной мысли. Даже более того, Вася решила проверить мужчину. Достала из той же рабочей сумки две упаковки с мелочевкой, и спросила тихонько, – где шурупы, а где болты?
Виктор ткнул наугад. Он отчего-то сам улыбался, когда видел довольное выражение лица Васи, а потому легко вовлекался в ее игры. Девушка только подавила смешок:
– Они оба саморезы. А чем отличается дрель от перфоратора?
– Парой букв?
– Ясно, – громогласно послышался недовольный возглас работника, он дал отмашку хозяину: – вырубай свет.
Виктор не был дураком и прекрасно понимал, что его просят отключить подачу электричества, но он позволил себе секунду заминки, чтобы протянуть руку к выключателю света. Он глядел в глаза Васе, будто демонстрируя свою шутку, и она охотно беззвучно смеялась.
Все же они подошли к щитку. Открыли дверцу. Виктор даже не старался сделать вид, будто что-то понимает. Он просяще уставился на соседку.
– Что такое дюбель? – спросила напоследок Вася.
– Это я.
И девушка не стала докапываться, опустила разом все рычажки от квартиры Виктора, вырубив электричество, ткнула соседа локтем на прощание и ушла.
А Виктор так и остался стоять. Странно, но эта глупая встреча подняла ему настроение. На губах Виктора растянулась насмешливая улыбка, а брови нахмурились.
Оставив электрика ковыряться в проводах, Виктор сел за работу. Он, как и другие некогда популярные видеоблогеры, должен был изредка напоминать зрителям о себе. Кто-то избрал путь реакций, выпуская пустые развлекательные видео. Кто-то – подкастов, прикрывая пустоту злободневными темами. А такие как Виктор выбрали новостной формат, пытаясь оставаться хоть и пустыми и блеклыми, но хотя бы информативными.
