Читать книгу Вихри сансары - Борис Александрович Титов - Страница 1

Колесо сансары вращалось в вечном движении жизни…

ПРОЛОГ

Поезд Ленинград – Хельсинки готовился к отправлению. Проводники проходили по вагонам и монотонно повторяли:

– Поезд отправляется, провожающих прошу освободить вагон.

Вера Владимировна нервно теребила в руках зачитанную книгу «Колесо сансары», с которой она не расставалась с самой юности.

«Центральной идеей индуизма является положение о вечном круговороте бытия – сансара. – Прочитала она на случайно открытой странице. – На этом строится учение о перевоплощении душ. Человек умирает, но его душа обретает новое тело. Так продолжается до тех пор, пока эта личная душа – Атман – не сольется с вселенским Абсолютом – Брахманом».

– Я все-таки выйду напоследок, вдруг она придет, – нерешительно произнесла Вера Владимировна, обращаясь к сухощавому восьмидесятипятилетнему старику, сидевшему напротив в сильно поношенном костюме с таким важным и торжественным видом, как будто на нем был генеральский мундир.

– Она не придет, – хорошо поставленным голосом военного человека отозвался старик. – Лучше бы не пришла, – с досадой добавил он.

Бывший граф, бывший министр Императорского Двора Российской империи, бывший член Государственного совета, бывший генерал от кавалерии Владимир Борисович Фредерикс, получив, наконец, разрешение советского правительства, отъезжал в Финляндию со своей дочерью – вдовой офицера русской армии, героически погибшего за царя и отечество в боях под Барановичами и матерью – страшно подумать! – революционерки с баронской родословной.

Вера Владимировна вышла на перрон, снова и снова вглядываясь в серую невыразительную толпу чуждых ей людей в поисках дочери. Она прижимала к груди, словно страшась, что отнимут, разрешение на выезд Надежды – бесценный документ, добытый с неимоверным трудом.

***

Когда в России наступила смута, ее Наденька, шестнадцатилетняя смолянка, ровесница бурно наступающего двадцатого века, увлеклась демократическими идеями, стала посещать какие-то кружки, где политика непостижимым образом перемешивалась с искусством и вседозволенностью, и начисто выскользнула из-под влияния семьи.

Впрочем, семьи-то уже и не было. Всесильный отец был в Ставке с государем, а она, Вера, оплакивавшая смерть горячо любимого мужа, была в полной прострации.

Надежда тем временем проявляла все большую политическую активность и каким-то образом оказалась в техническом секретариате Временного правительства.

Когда это самое правительство арестовало ее деда, а революционно настроенная толпа разграбила и сожгла их особняк, Надя, к счастью матери, разочаровалась в справедливости бурных событий и вернулась домой, вернее, не домой, а в дворницкую, куда переселилась Вера Владимировна, в то время как их дворник по-барски расположился в уцелевших от пожара комнатах особняка.

Но неуемная энергия и тяга к приключениям привели Надежду к большевикам, пришедшим к власти как снег на голову. На одном из митингов она познакомилась с матросом, который в это смутное время неожиданно для самого себя был назначен ревсоветом командиром военного корабля. Эта, как ей казалось, героическая судьба, заслуживала восхищения и поклонения. Так Степан, малограмотный парень с рабочей окраины Петрограда, стал ее кумиром и гражданским мужем.

***

Из толпы отделилась девушка и бросилась к Вере Владимировне.

– Милая моя девочка, ты успела, счастье-то какое! Вот разрешение на выезд, идем в вагон.

Она повела дочь в тамбур, однако путь им преградил матрос.

Словно краб, неожиданно вылезший из норы, нарочито качающейся походкой проковылял он к Наде, решительно взял ее похожими на клешни руками под локоть, выразительно сплюнул и произнес:

– Минуточку, гражданка! Никуда она не поедет: наше место в Советской России.

Только теперь Вера Владимировна заметила, что ее Наденька беременна, и по тому, как прижалась ее девочка к этому страшному человеку, она поняла, что это тот самый злодей, который отнял у нее единственную дочь.

– Я не поеду с вами, я пришла, чтобы сказать вам об этом, и это мое окончательное решение, – выпалила Надя заученные слова, словно рапортуя на митинге, которые новая власть устраивала по каждому поводу, преследуя единственную цель – дать самовыразиться каждому плебею, дабы тот почувствовал себя хозяином жизни.

Понимая, что все кончено и она навсегда теряет дочь, Вера Владимировна, задыхаясь от слез, в отчаянии почти прокричала:

– Уедем, эта страна проклята, тебе не будет здесь счастья, умоляю тебя, уедем!

Надежда с вызывающим презрением смотрела на мать, не произнося в ответ ни слова. Исполненный показного величия матрос, стоял рядом как олицетворение новой жестокой и бездуховной России.

Поезд тронулся, проводник силой втащил Веру Владимировну в вагон и запер дверь в ее прошлую жизнь.

***

Словно сомнамбула, вошла Вера Владимировна в купе, взяла книгу и начала водить глазами по строчкам.

«Люди подвержены страданиям низких миров от рождения до смерти. Кем бы мы ни рождались в шести мирах живых существ, мы нигде не будем свободны от природы страдания».

– Да, вот они вихри сансары, – подумала Вера Владимировна.

Еще недавно обласканный судьбой, приближенный самого императора, ее отец был арестован Временным правительством, а их роскошный особняк был разорен. Уже тогда, сразу после освобождения отца, надо было бежать. Надеяться было не на что. И, может быть, она не потеряла бы свою девочку.

Когда же в октябре к власти пришли невежественные, бедные, озлобленные люди и свобода утонула в бессмысленном насилии и море крови, мышеловка захлопнулась, и из новой России выехать было уже невозможно.

Только теперь, через семь лет унижений и мытарств, им разрешили покинуть пределы страны.

Но дочери с ней не было, и отъезд не приносил ни освобождения, ни радости.

– За что?! За что такие муки? Это же так несправедливо, – в отчаянии шептала Вера Владимировна. – Впрочем, может быть, самобичевание отца не пустой звук? А что если именно Надя расплачивается за его великий грех? Грех непротивления распаду Империи.

Дрожащими руками она разыскала нужную страницу и прочла вслух:

«Место человека в каждом новом воплощении, его положение в обществе и судьба зависят от его деяний и деяний его близких, благих или дурных поступков в прошлых воплощениях. Возмездие за грехи определяется законом кармы».

Поезд нервно стучал колесами, усугубляя мучительное страдание Веры Владимировны. Ее отец сидел напротив, бессмысленно глядя куда-то в пустоту. Мысли его были далеко в прошлом.

***

А прошлое было феерически ярким. Потомок шведского офицера, генерал от кавалерии, барон, возведенный в день 300-летия дома Романовых в графское достоинство, он верил в великую Россию и честно служил родине, делая, как ему казалось, все для ее процветания.

И теперь он никак не мог понять: что произошло с могучей многострадальной Россией? Зачем новая власть упразднила сословия, сословные звания и гражданские чины? Как могло случиться, что дети дворян опасались вспоминать собственных родителей? Страшась быть признанными дворянскими отпрысками, они уничтожали семейные документы, письма и фотографии, прятали семейные реликвии, часто меняли фамилии и мигрировали по стране.

Впрочем, в этих метаморфозах есть и его вина.

Когда в Государственном совете, членом которого он состоял, высказывались либеральные взгляды, очевидно ведущие к разрушению самодержавия, он возражал лишь про себя, ни разу не высказав своего возмущения публично.

Когда с начала войны он находился с Николаем II в Могилеве и был свидетелем принятия бездарных военных решений, он, пользовавшийся полным доверием государя, тоже молчал.

И, наконец, то, чего он никогда не сможет себе простить. Когда 2 марта 1917 года во Пскове он своей подписью скреплял машинописный лист с Актом об отречении от престола Богопомазанного Государя, он все еще мог убедить царя не делать этого во имя спасения России. Но, как и все его окружение, привык бояться, что при отсутствии лояльности к решениям монарха незаметно и мягко лишится своего положения при дворе. И хотя бояться было уже нечего, по рабской привычке он безропотно исполнил то, что было велено, не страшась большего наказания – проклятия Господнего до седьмого колена за причастность к разрушению Великой Российской Империи.

***

Вера Владимировна закрыла книгу и взглянула в окно. Поезд неожиданно остановился среди все еще заснеженного весеннего леса. Мощные карельские скалы грозно возникали из лесной чащи. На одной из них Вера Владимировна разглядела волка, вальяжно лежащего в окружении покорной стаи. Вожак мирно спал, положив голову на вытянутые лапы, но даже в его ленивой расслабленной позе чувствовалась могучая сила. Рядом с ним лежала волчица, которая то и дело нервно привставала при излишне резвых действиях молодняка.

В приливе нежности к вожаку подполз светло-серый волк. Прижав уши и поскуливая, он стал лизать ему морду. Вожак ответил осторожным прикусыванием. Тот умиротворенно отполз в сторону. В это время мощный волк, лежавший несколько поодаль, резко вскочил и бросился на серого. Вожак привстал, оскалился, и хватило одного стремительного взгляда его колющих огненно-черных глаз, чтобы в стае мгновенно воцарился порядок.

ГЛАВА 1. БРАХМА

Новенькая «Волга», давняя мечта Алексея, мягко шуршала шинами по асфальту Приморского шоссе. Спокойный и невозмутимый Алексей плавно вел машину по извилистому побережью Финского залива.

Рядом с ним сидела жена – Любовь, которая то и дело импульсивно прижималась к мужу, выражая таким образом свой восторг по поводу знаменательного приобретения. В отличие от Алексея, который никогда не сомневался в собственном успехе и благополучии, она и мечтать не могла о таком счастье.

Будучи совершенно непритязательной, она могла довольствоваться тем, что имеет, и быть при этом счастливой. Чуткая и отзывчивая, Люба притягивала к себе окружающих. Она была воплощением женственности и для Алексея всегда была желанной. Ради этой женщины он был готов на любые жертвы.

На заднем сиденье расположилась их дочь – кукольно красивая смуглая девочка с большими выразительно-умными бархатистыми глазами, о которых в стране, где она проживала с самого рождения, отзывались в высшей степени превосходства: «У нее глаза, как у оленя».

Девочку звали индийским именем Майя.

***

Алексей, сын военного летчика, героя отечественной войны, погибшего при бомбежке Берлина в 1941 году, пережил тяжелое детство. Оказавшись с матерью в блокадном Ленинграде, трехлетний Алеша заболел дизентерией и угасал у нее на глазах. Мать не в силах была смотреть на больного, голодного, жестоко страдающего сына и отдавала ему почти всю свою и без того скудную пайку хлеба. Алеша выжил, а мама вскоре умерла от голода.

В числе тысяч других сирот зимой 1943 года его вывезли из Ленинграда по льду Ладожского озера и определили в детский дом.

Переполненный гордостью за героя-отца, Алеша старался быть целеустремленным и любознательным, что помогло ему после школы поступить в институт, а по его окончании довольно быстро стать одним из ведущих конструкторов в области гидроэнергетики.

***

Люба родилась в марте жестокого 1942 года. Ее мать, Вера, названная так в честь высокородной бабушки, рожала в блокадном Ленинграде во время бомбежки. От прямого попадания снаряда в здание роддома Вера вместе с бригадой врачей погибла, а новорожденная чудом осталась живой в полуразрушенной больнице.

Отец Любы Николай пошел добровольцем на фронт и погиб в первом же бою, даже не подозревая о своем отцовстве. Николай дружил с Верой с первого класса. Они вместе учились в медицинском институте и по окончании мечтали пожениться.

Новорожденную забрали бабушки, решившие назвать Любовью дитя любви горячо любимых и безвременно ушедших из жизни детей.

Бабушки с трудом выходили Любу. Мама Николая вскоре погибла во время бомбежки, а бабушка Надя по иронии судьбы умерла в день снятия блокады Ленинграда. Оба деда не вернулись с войны, и ребенок остался круглой сиротой.

Так маленькая Люба, внучка баронессы, отказавшейся от своего сословия в круговороте революционных событий, оказалась в детском доме.

***

После войны все усилия были брошены на восстановление страны и поддержку многочисленных сирот. Люба с отличием окончила и среднюю школу, и медицинский институт, а после обязательной в ту пору трехлетней отработки выпускников медицинских вузов на селе, вернулась в Ленинград и вышла замуж за молодого талантливого конструктора, тоже воспитанника детского дома.

Вскоре им предложили работу за границей. Советский Союз помогал Индии в возведении гидроэлектростанции Балимела. Алексей в качестве одного из проектировщиков был направлен на строительство ГЭС, а Люба – врачом на ту же стройку.

Так они оказались в сердце страны – столице штата Орисса Бхубанешваре – городе тысячи храмов, в одном из самых почитаемых священных мест индуистов, где соблюдались древнейшие традиции. Где по небу благословенной Индии медленно проплывало жаркое солнце.

***

Пока шло строительство гидроэлектростанции, о рождении ребенка они даже не помышляли, так как это означало непременное возвращение в Советский Союз, а Алексей так мечтал увидеть запуск своего первого проекта, что Люба понимающе соглашалась с ним.

Когда станция была запущена, ему предложили остаться для обеспечения ее эксплуатации. К тому времени произошли послабления для работающих за границей, и специалистов с новорожденными детьми на родину уже не отправляли.

На семейном совете было решено родить ребенка и до исполнения ему семи лет оставаться в Индии, что могло позволить им, воспитанникам детского дома, не имевшим никакого другого жилья, кроме места в общежитии, заработать себе на квартиру.

Решение было принято, но счастье не улыбалось им. Люба не беременела, чрево ее не хотело давать новую жизнь. А ведь она так страстно желала иметь детей!

Еще в детстве, когда все детдомовцы проводили лето в пионерском лагере, и в родительский день к другим детям приезжали родственники и заласкивали их, Люба наблюдала за этой идиллической картиной, прячась в кустарнике, плакала от жалости к себе и мечтала о своей счастливой семье. Позже, когда ее подруги рожали, она радовалась так восторженно, так искренне, как если бы это были ее дети.

Теперь, когда настал черед ее счастливого материнства, который год подряд она не могла забеременеть. Ей не в чем было себя винить, но, тем не менее, Люба чувствовала себя виноватой. Она так любила Алексея, что готова была уйти от него, чтобы с другой женщиной он мог быть счастливым отцом. Можно было, конечно, взять ребенка из детского дома, но с ее точки зрения это было бы эгоистично по отношению к Алексею, который мог иметь своих детей.

Она непременно возьмет ребенка из детского дома, когда отдалит от себя, бесплодной, любимого Алешу, думала Люба. Вместе с тем она понимала, что никогда не пойдет на это: он для нее был всем, и жизнь без него казалась ей бессмысленной, ненужной. Она страдала, но держалась из последних сил, не теряя надежды.

Алексей видел ее страдания, но не жалел, а обнадеживал ее. Со свойственным ему оптимизмом он шутил:

– В прошлом году это было несвоевременно: в Индии была страшная засуха.

Или:

– Ну как ты представляешь нашу семейную радость, когда в Японии цунами смыл пол-острова?!.

И уверенно заключал:

– Все случится в нужное время.

Но иногда непонятно откуда выползала и, как наваждение, преследовала его предательская мысль оставить Любу и завести новую семью. Он вытравливал из своего сознания эту крамолу, но она цеплялась за жажду отцовства, пряталась в потаенных местах его подсознания и подлым образом все чаще и чаще появлялась при звуке детского смеха и виде счастливых родителей. Однако он понимал, что если оставит Любу, то никогда себе этого не простит. Каждый отпуск он вез ее в новую лечебницу или на курорт, рассчитывая на чудодейственное излечение.

Отношения не портились, но наступала очевидная отчужденность, проявлявшаяся в уходе в работу. Они все меньше времени проводили вместе.

Но вот однажды из телепередачи они узнали, что существует обозначенное верховным брахманом место, благоприятное для зачатия, куда в определенное время съезжаются молодожены и просветленные индусы, чтобы в богослужении дать миру новую жизнь с чистой кармой.

Согласно индуистским установлениям, зачатье, рождение, формирование и развитие человека – не только и не столько физиологический, сколько мистический процесс и потому требует постоянного освящения санскарами – очистительными ритуалами жизненного цикла.

Усмотрев в этом луч надежды, Алексей обратился за советом к Балараме – ведущему инженеру гидроэлектростанции. Брамин по происхождению, представитель высшей касты, он был высокообразован – причем как в светском, так и религиозном смыслах. Ореол его духовной славы был усилен тем, что дед его принял аскезу, закончив жизнь от добровольного голодания.

***

Баларама с большим вниманием и заинтересованностью выслушал Алексея, молча взял его правую руку, пристально рассмотрел ладонь и сказал:

– Я вижу дочь, более того, я вижу дочь твоей дочери, которая будет прямым перевоплощением своей матери, что, впрочем, не очень хорошо. Но вам с Любой надо очистить кармы от запретов на священное продолжение жизни во Вселенной.

– Если ты имеешь в виду избавление от плода, то этого не было, – попытался оправдаться Алексей.

– Мысль также материальна, – со священно-мистическим видом произнес Баларама. – Учение о карме утверждает, что не только за физическое или моральное действие, будь то поступок или слово, но и за духовное – мысль – карма воздает соответственно. В законе кармы нет прощения, но есть искупление. Возьми, к примеру, эту скатерть, – философски продолжал Баларама. – По своей природе она белая, но, когда ты ею пользуешься, она становится несвежей и на ней появляются пятна. Ты отдаешь ее прачке, и та возвращает тебе белую свежую скатерть. Подобно скатерти, твоя душа чиста, но наше эго загрязняет ее, наши нечистые помыслы, низменные желания отдаляют нас от духовного начала. Садхана – духовная практика – подобно заботливой прачке, очищает душу, и она снова обретает свою чистоту. Даже самые мудрые наставления не принесут пользы тому, кто страшится действия. Что проку от светильника в руках слепого? Я смогу вам помочь лишь в том случае, если вы готовы приступить к духовной практике очищения.

***

Ради ребенка от любимой женщины Алексей готов был петь мантры, сгибать себя в кольцо, стоять на голове. Но, вопреки его ожиданиям, Баларама принес Махабхарату, эпос древней Индии, и передал со словами:

– Это священная книга о философии, религии и других сторонах жизни Индии. Не прочитав ее, вы не сможете вникнуть в суть индуизма и приступить к своему духовному просвещению.

Ключевую часть священного писания – Бхагавад-Гиту, в котором Кришна ведет диалог с принцем Арджуной, чье послушание и мужество стали для индусов примером исполнения религиозных предписаний, Баларама, подобно Кришне, обсуждал с Алексеем и Любой долгими вечерами, разъясняя глубинный смысл прочитанного.

– Индуизм не требует постоянного посещения храма, – деликатно заметил как-то Баларама. – Вера живет в сердце человека, но все индусы имеют в доме алтарь, фигурку бога, которому поклоняются, регулярно возлагая божеству цветы и пищу. В вашем случае это безусловно должен быть Брахма – творец и правитель мира, отец богов и людей, сын Верховного Существа Брахмана и женской энергии, известной как Пракрити, или Майя.

С этими словами Баларама поставил на стол фигурку Брахмы.

– Мы не сможем понять Вселенского бога, если не познаем его в персонифицированном виде. В действительности существует только один бог, который является нам во многих проявлениях. Все они – лучи света этого божественного источника. В этом смысле и Иисус, и Мухаммед, и Будда – это тоже, наряду с Брахмой, лучи единого бога. К слову сказать, – с видом мудреца, раскрывающего великую тайну, заметил Баларама, – мало кто знает, что Иисус Христос восемнадцать лет осваивал в Индии йогу и духовные практики. Он и сам – инкарнация Будды, который, в свою очередь, был инкарнацией Вишну.

Алексей взял фигурку и стал пристально рассматривать лица божества.

– Четыре головы Брахмы олицетворяют четыре Веды, – пояснил Баларама. – Каждая из его голов непрерывно декламирует одну из Вед: Риг, Саму, Яджур и Атхарву. Белая борода символизирует вечную природу его существования. Четыре руки Брахмы указывают на четыре стороны света. При этом задняя правая рука представляет ум, задняя левая – разум, передняя правая рука – эго, а передняя левая – уверенность в себе.

– Я что-то не припомню храма, посвященного Брахме, – подметил Алексей.

– В Индии существует всего несколько храмов бога Брахмы. Дело в том, что его культ очень мало распространен, хотя Брахма, наряду с Вишну и Шивой, является одним из трех основных богов индуизма. В ведических и пуранических текстах описывается, что Брахма только иногда вмешивается в дела других богов и еще реже в дела людей. Но в вашем случае, я в это искренне верю, Брахма поможет вам, – горячо завершил свое повествование наставник.

– Баларама, – робко спросила Люба, – ты научишь нас, как не допустить кощунства и сделать так, чтобы молитвы наши были услышаны во Вселенной?

При этих словах Алексей явно забеспокоился. Советские специалисты запросто заходили в гости друг к другу, и он почти воочию увидел, как к ним приходит секретарь парткома, воинствующий атеист Порфирий Васильевич, видит их обращенных с молитвами к Брахме и ни слова не говоря готовит представление на их отъезд из Индии.

Баларама, словно почувствовав возможную угрозу, сказал:

– Ваше обращение в индуизм практически невозможно, но вы можете взывать к индуистским богам через мурти – образ Бога, избранного вами для связи с высшим духом – Ишварой. Ваш мурти – это Брахма. И если это обращение будет искренним, боги услышат вас и даруют то, что вы просите. Домашний храм, имеющийся во многих домах, расположен в специальной комнате, богато оформленной по канонам индуизма. Такая комната становится местом обитания Ишвары – высшего божества, которому поклоняется индус. Но не все могут позволить выделить для этих целей отдельное помещение. В этом случае люди удовлетворяются скромным домашним алтарем. Ваша пуджа – благоговение перед богом – может проходить скромно, но важно ежедневно ранним утром осуществлять песнопения и подношения из цветов и фруктов. И тогда вам будет дарована божественная энергия, которая очистит вашу карму.

В один из вечеров Баларама водрузил на стол простую глиняную чашечку с фитилем и превратил ее зажжение в священнодействие. Он объяснил, что дейя – так называлась эта чашечка – является непременным атрибутом религиозных церемоний и обрядов. Налив в нее благовонное масло, Баларама зажег фитиль, сел в позу лотоса и стал призывать богов, распевая мантры.

– Магическое сочетание звуков помогает соединиться с высшими силами, а медитация – отделить себя от бренных мыслей и мира вещей, что приводит к успокоению и гармонии, – наставлял Баларама. – Вибрации, возникающие при пении мантр, способны привести к проявлению Бога в человеке.

Баларама объяснил, что один из главных постулатов индуизма о ненасилии ко всему живому – ахимса – обусловлен учением о перевоплощении и распространяется на употребление пищи.

– Поедание животной пищи требует убийства, а так как человек после смерти был или может стать животным, то любое животное потенциально является человеком. Значит, при широком понимании всего живого на Земле, убивать и есть мясо – каннибализм. Никто не знает, чья душа находится, например, в козе, чье мясо человек ест. А если это душа умершего отца или матери? Поэтому всякий, принимающий индуизм как учение, должен быть вегетарианцем. Древняя мудрость гласит: «Нельзя разбудить человека, который притворяется, что спит». Вы не сможете достичь цели, не соблюдая ахимсу.

К индийской кухне Люба с Алексеем привыкли давно и знали, что, если в гости к ним приглашены индусы, выставлять на стол блюда из мяса недопустимо. Так что от мясной пищи они отказались на удивление легко и больше никогда к ней не возвращались.

***

Как-то в воскресенье Баларама пригласил Любу с Алексеем в свой дом.

Всюду курились благовония, звучали мантры. По дому ходил павлин, то и дело распуская свой царский хвост.

– Хороший знак, – заметил Баларама. – Он редко покидает сад.

Жена Баларамы Анкита приготовила изысканные индийские яства. Люба, по отзывам соотечественников, лучше всех готовила блюда индийской кухни, но то, как это делала Анкита, было выше всех похвал.

Гостей ждали три вида протертых супов. Алексей испробовал все и объявил, что его обед на этом завершен. Нан, то есть лепешки, выпеченные в тандуре, Баларама готовил сам. Они были с разнообразными специями, ни одна лепешка не походила по вкусу на другую. Приготовленные Анкитой баклажаны были истинным кулинарным чудом.

Люба много раз готовила оригинальное блюдо под названием самоса, которым восторгались все гости, но такой сочный и нежный фарш из овощей ей не удавался никогда, не говоря уж об изящной форме каждого самоса.

Десертам не было конца. Люба спросила Анкиту, как та готовит кервай – маленькие фаршированные банановые шарики, состоящие из девяти ингредиентов, так, что он не разваливается. На что Анкита почти извиняющимся тоном ответила:

– Бананы должны быть неспелыми.

Чай был одного вида, но какой! Знаменитый имбирный чай готовили на глазах у гостей. Имбирь, мед, лимонный сок и черный молотый перец, поочередно перемешивая, варили, остужали, отжимали, растворяли, мешали, процеживали. В итоге получился пикантный сытный напиток.

– Этот напиток, – как бы невзначай заметил Баларама, – способствует очищению всей детородной системы как у мужчин, так и у женщин.

В саду всех ждал красочный костюмированный спектакль, подготовленный детьми. В ярких одеждах, торжественно и пафосно дети играли фрагменты из «Махабхараты», где Брахма представлялся как создатель Вселенной управляющий течением времени, утвердивший звезды на небе и землю среди вод, и как он вверял во владение богам сферы мироздания.

Ближе к вечеру Баларама привел гостей в богато украшенный домашний храм, здесь же расположилась вся его семья. В центре алтаря на полу стоял мурти семьи Баларамы – металлическая статуэтка Ганеши, слоноголового бога мудрости. На стене висел портрет деда Баларамы – семейного гуру.

Усевшись перед алтарем в позе лотоса, Баларама приступил к совершению пуджи. Он зажег лампу, и все положили гирлянды цветов к стопам божества. Баларама начал песнопения, во время которых делал подношения Ганеше в виде изысканных блюд, приготовленных накануне для ритуала.

Священные тексты Баларама распевал на хинди, и Люба с Алексеем не могли понять их смысла, но то блаженство, которое они испытали, слушая божественные гимны, привело их в состояние невесомости и растворило в вечности.

Затем Баларама приступил к купанию Ганеши, поливая его молоком, которое собиралось в специальном углублении. После купания Ганеша был тщательно вытерт и украшен. В заключение ритуала Баларама собрал из углубления молоко, ставшее, по его утверждению, освященным и чудодейственным, и налил его в правую ладонь каждого присутствующего. Все омыли лицо и волосы священной жидкостью.

Баларама пояснил, что, совершая пуджу, он просил богов о семейном счастье Алексея и Любы.

– В индуизме известны три главных способа достижения духовной чистоты, – умиротворенно и, в то же время, торжественно сказал он. – Джнана-йога – спасение через познание и медитацию. На пути к духовному очищению вы изучаете священные книги. Бхакти-йога – спасение через самопожертвование. Вы отказались от многих привычных для вас вещей, постоянно обращались к Брахме и тем самым принесли свою жертву. Третий способ, Карма-йога – ритуалы жертвоприношения. Для достижения духовной чистоты вам осталось совершить паломничество к святым местам. Причем сделать это можно исключительно по зову сердца, по искреннему внутреннему побуждению. Вы готовы к санскаре?

Люба улыбнулась такой светлой улыбкой, что ответа не понадобилось.

– Тогда на следующей неделе я приглашаю вас совершить паломничество в Храм Солнца в Конараке.

***

До города Пури добрались поездом, а оттуда по живописному побережью Бенгальского залива направились в Конарак на такси.

Конарак оказался маленьким, ничем не примечательным городком, но уже само его название, означающее «Край солнечного света», многое обещало.

– Сегодня вы увидите жемчужину Индии – величественный храм древнего индийского бога Солнца Сурьи, построенный прославленным правителем Ориссы раджей Нарасимхадевой Первым на берегу Бенгальского залива еще в тринадцатом веке, – начал рассказ Баларама. – Великий завоеватель поклонялся богу Солнца и считал, что все победы он одерживает только благодаря милости и покровительству Сурьи, почитаемого как всевидящее око богов, небесного стража, носителя света и целителя. К строительству храма Нарасимхадева приступил на пятый год правления, считающийся в индуизме наиболее благоприятным для подобных начинаний, и закончил сооружение храмового комплекса в рекордные даже для нашего технологичного века сроки – через восемнадцать лет.

– Да, нам бы его секреты стахановского строительства, – заметил Алексей.

– Боюсь, сегодня эти методы не приемлемы, – рассмеялся Баларама.

– Может быть, у вас, инженеров, какое-то свое видение пространства, но я не понимаю: если храм был построен на берегу, то почему же моря возле него вовсе не видно? – спросила Люба.

– Дело в том, – ответил Баларама, – что раньше ступени храма действительно омывались морскими волнами, но живая земля находится в непрерывном движении, и за сотни лет море отступило на три километра.

***

Храм был построен в виде гигантской колесницы, вознесенной ввысь тремя большими уступами, перед которыми располагались каменные скульптуры.

– Эта величественная статуя и есть бог Сурья, – пояснил Баларама. – Сурья стоит по всем четырем сторонам храма, а лев, напавший на слона, это олицетворение силы Нарасимхадева – ведь его имя переводится как «человек-лев». Колесницу везли семь священных коней, что означает ход времени. Как вы видите, до настоящего времени сохранилась лишь пара лошадей.

– Вглядитесь, с какой филигранной тщательностью исполнены детали скульптуры Сурьи, – заметила Анкита. – Кажется, что ожерелья бога не часть мощной глыбы, а отдельно изготовленные и надетые драгоценные ювелирные украшения. С таким же изяществом здесь выполнены все скульптуры и барельефы, а резьба отличается богатством форм и утонченностью исполнения.

Подошли к огромным, в два человеческих роста, колесам. В своем основании храм имел 24 вырубленных из камня колеса – по двенадцать с каждой стороны. На гигантских колесах и стенах Храма Солнца барельефы изображали эротические сцены.

– Два колеса, соединенные осью, символизируют мужское и женское начало, супружеский союз Неба и Земли, – продолжал экскурс Баларама. – Вот почему стены храма изобилуют каменными фигурками мужчин и женщин, находящихся в соитии. Тема земли и неба, мужского и женского начала, пребывающих в супружеском союзе, говорят нам о космическом единстве макрокосмоса и микрокосмоса, достигаемом во время соития мужчины и женщины. Многие ошибочно считают, что эротические сцены изображены лишь в храме любви, который в Кхаджурахо, но это не так. Здесь на колесах и дальше по всему периметру святилища вы увидите скульптуры мужчин и женщин, сгорающих в любовных объятиях. Вы были в Кхаджурахо?

– Советским людям чужда апология секса, – отшутился Алексей.

– И совершенно напрасно. Индуизм рассматривает секс не как естественную потребность, сводящуюся лишь к физическому удовольствию. Сексуальная близость имеет магическое значение. Это божественный ритуал, который ведет к духовному озарению и раскрывает истину Вселенной. Чувственное удовольствие, получаемое при соитии мужчины и женщины, обозначается термином кама. Сакральный характер камы делает ее одной из четырех целей человеческой жизни – Пурушартхи.

– А какие три другие? – спросил Алексей.

– После камы в восходящем порядке следуют: артха – материальное процветание, дхарма – мораль, праведность и мокша, как мы с вами теперь знаем, это освобождение из круговорота рождения и смерти, – ответил Баларама.

– Но вернемся к дворцу. Центр святилища украшает башня, остатки которой величественны и сейчас. Но это лишь половина от ее истинной величины, составлявшей некогда более шестидесяти метров в высоту. Согласитесь, для тех времен это были поистине гигантские размеры! В конце шестнадцатого века произошли какие-то события, приведшие к разрушению храмового комплекса, что заставило людей покинуть его. Существует много версий, почему это произошло. То ли это следы стихийного бедствия. То ли дело рук мусульман или европейцев. Но тайна разрушения храма не раскрыта до сих пор. Свое второе рождение храмовый комплекс получил в середине восемнадцатого века благодаря паломничеству Баба Брахмачари, обнаружившего храм в плену поглотившего его тропического леса. Лишь недавно его освободили от джунглей.

Баларама еще долго показывал храмовый комплекс и так увлекательно рассказывал о его истории, что даже Анкита, неоднократно бывавшая здесь, без устали задавала вопросы.

Наконец Баларама привел всех в тень деревьев и интригующе произнес:

– Теперь о самом главном. В месяц Магха, одиннадцатый месяц индуистского календаря, когда Солнце входит в созвездие Козерога и активизируется вселенское Сознание и вселенская Энергия, сотни тысяч индусов съезжаются в Сангаме, чтобы очистить карму и, возможно, выйти из сансары. То есть освободиться от цикла перерождений и слиться с вселенским Абсолютом – Брахманом. Сангаме – священное место слияния Ганги и Ямуны, где образуется незримая третья река – Сарасвати. На четырнадцатые сутки темной половины месяца Магха наступает великая ночь Бога Шивы, знаменующая бракосочетание Шивы и Парвати. Начиная с этой ночи, паломники трижды купаются в священных водах Ганги и Ямуны, чтобы смыть свои грехи и укрепить семейные отношения. Сегодня как раз канун четырнадцатой ночи. Ступайте в святилище Храма солнца и принесите дары Сурье, уничтожающему все недуги. А с заходом обратитесь к Шиве с просьбой о ребенке. Когда же появятся первые лучи солнца, совершите омовение в священном пруду, что находится на пути к морю. Космос услышит вас, и вы получите божественный импульс для зачатия новой жизни.

Три дня Алексей и Люба взывали к богам, три дня омывались в водах чудодейственного пруда.

***

Вскоре верховный брахман объявил очередное время и место санскары зачатья. Люба и Алексей оформили отпуск и с волнением стали ждать предстоящего события, которое на этот раз должно было состояться в городе Каньякумари на южном окончании Индии, где у мыса Коморин два моря соединяются с океаном, где солнце поднимается из моря и погружается в море, где в горах живут садху, исцеляющие всех жаждущих спасения.

– Неподалеку от Каньякумари, – напутствовал перед отъездом Баларама, – находится гора Марутувазмалай, что в переводе означает: гора, где живет исцеление. Легенда гласит: когда во время битвы Рамы и Равваны неподалеку от Шри-Ланки был смертельно ранен брат Рамы Лакшман, понадобилась волшебная трава Сандживи. Только ее чудодейственная сила могла исцелить его. Трава эта произрастала на вершинах гималайских гор, и принести ее в нужное время был способен лишь умевший летать Хануман. Но он совершенно не разбирался в лечебных травах, поэтому, не раздумывая, взял всю гору вместе с растительностью. На обратном пути Хануман обронил часть горы близ Каньякумари, и теперь там растет много уникальных лекарственных растений. В пещерах горы Марутувазмалай живут и медитируют садху, которые знают уникальные секреты лечебных трав. Идите в ашрам, расположенный на пути к вершине горы, где отшельники занимаются врачеванием всех, кто к ним обращается, расскажите о своей проблеме, и они помогут вам.

***

До мыса Коморин добирались почти двое суток на всех видах транспорта: от самолета до рикши. Несмотря на огромный приток паломников, легко устроились в небольшой гостинице на самом побережье.

В храме Каньякумари круглосуточно распевались мантры в честь богов, и все желающие в любое время могли присоединиться к молитве. Здесь же или в уединенных специально оборудованных местах, можно было медитировать. Особенно рекомендовались медитации с восходом солнца. Зрелище это было поистине зачаровывающим. Поражала сама масса медитирующих. Тысячи пар стекались к побережью, чтобы увидеть великое волшебство рассвета.

Сумерки рассеивались. Там, где море плавно перетекало в небо, появлялся нежный алый свет, перерастающий в багровую зарю, разливавшуюся по бескрайнему морю. Солнце нехотя потягивалось, выбрасывая в небо свои первые лучи, а вслед за этим появлялся огромный бледно-желтый полукруг, на который можно было смотреть не щурясь. Но, поднимаясь над горизонтом, солнце бронзовело и ослепляло своим сиянием. Отражаясь от морской поверхности, солнечные лучи пронизывали мир космической энергией; человек чувствовал себя ничтожной песчинкой и частью могущественной Вселенной одновременно. Возникало ощущение, что солнце рождается вновь и дарит людям новый светлый счастливый день.

Море торжествовало и с силой билось о скалы. Казалось, оно вместе с людьми с нетерпением ожидало рассвета в желании заиграть перламутровыми бликами волн под лучами жаркого солнца благословенной Индии.

Неподалеку от берега из моря едва выступал маленький островок, который с восходом солнца, казалось, увеличивался в размерах.

– Ты знаешь, – обратился Алексей к Любе, – на острове находится мемориал, посвященный индийскому духовному лидеру Свами Вивекананде. Он не прожил и сорока лет, но стал символом индуизма. Надо как-то нанять лодку и побывать там. В поисках духовной истины он прошел вдоль и поперек всю Индию. Добравшись до Каньякумари, вплавь преодолев вот этот пролив, отделяющий нас от острова, он уединился в крохотной пещере и стал медитировать, размышляя о судьбе Индии. Там провел он три дня и три ночи. Поэтому именно здесь построили мемориал. Позже, если не изменяет память, в 1893 году, как раз за десять лет до смерти, он представлял индуизм на Всемирном парламенте религий. А его дальнейшая деятельность по популяризации индуизма и индийской культуры пробудила к ним интерес во всем мире.

– А я вычитала, что на этом маленьком островке находится куда более романтичный, я бы сказала – мистический объект. Давным-давно, – начала по-детски таинственно свое повествование Люба, – когда это место было частью царства Параваров и славилось лучшим в мире жемчугом, сюда прилетел демон Бана. Над царством нависла смертельная опасность. Тогда боги создали Деву Кумари и наделили ее особой способностью: ее совершенство и чистота делали демона бессильным. Прошло время, слух о неземной красоте Каньякумари долетел до Бога Шивы, и он решил взять ее в жены. Однако другие боги не могли допустить этого: ведь только девственная Канья могла разрушать силы тьмы. И тогда обратились боги к мудрецу Нараде с просьбой расстроить свадьбу. Нарада, взявшийся устроить бракосочетание, выставлял Шиве поистине непреодолимые условия, при которых он мог бы взять в жены богиню Каньякумари, но для великого бога Шивы не существовало препятствий, и Нарада пошел на последнее ухищрение. Он сказал, что по расчетам астрологов нет ни месяца, ни дня, ни часа благоприятствующего этой свадьбе. «Тогда, – ответил Шива, – свадебная церемония произойдет в полночь, когда один день будет сменяться другим, старый месяц кончится, а новый не начнется. Это будет мгновение между часами, днями и месяцами». Наступила назначенная ночь. Одетая в свадебные наряды Дева Кумари ждала жениха. В сопровождении пышной процессии в кромешной тьме Шива направился к невесте. Нарада превратился в петуха и трижды прокукарекал в неурочное время рассвет. Шива, услышав пение петуха, решил, что он опоздал к началу свадебного ритуала и вернулся назад. Свадьба не состоялась, и безутешная Каньякумари отправилась на этот самый остров, где простояла на одной ноге тысячу лет в ожидании своего жениха. Вокруг камня, где остался след от ноги «вечной невесты», возвели памятное сооружение. Похоже, это вот то небольшое строение с плоской крышей.

– Да не надо так расстраиваться, – шутливо обратилась Люба к сосредоточенно слушающему ее Алексею. – Легенда гласит, что девственная невеста дождется жениха, свадьба все же состоится, и ты сможешь стать гостем на этой свадьбе.

– Это как?

– Потеряв с первыми лучами солнца надежду стать женой Шивы, Каньякумари в отчаянии превратила все, что было приготовлено для свадебных торжеств в камень. Со временем все крупные предметы разбились, в целости остались лишь рисовые зерна. И каждый, кто найдет на берегу камешек в форме рисового зернышка, будет приглашен на свадебное пиршество. Я вот парочку уже нашла.

С этими словами Люба вынула из кармана камушки, действительно похожие на рисовые зерна.

Встретив рассвет, поток паломников устремился в храм вечной невесты бога Шивы.

После утреннего омовения Люба с Алексеем направились вслед за ними. Храм был возведен на том самом месте, где Каньякумари поразила демона. У храма было множество калек и отшельников, которые, похоже, здесь и жили. Пройдя мимо стены, ярко раскрашенной в белый и красный цвета, вошли в храм, миновали колоннаду, в которой на гранитных столбах были высечены фигуры женщин с протянутыми руками-светильниками и погрузились в прохладу святилища. Пуджари играли на рабабах, били в барабаны и пели мантры, распространяя вибрации жизни. Любовь и Алексей омыли маслом каменное изваяние богини Каньякумари, возложили у ее ног гирлянды цветов, устроились в уголке храма и стали медитировать.

***

После обеда наняли рикшу и поехали в Сучиндрам, маленький городок, расположенный неподалеку от Каньякумари, в храм Тханумалаян, где поклоняются тримурти – Брахме, Вишну и Шиве.

Прямоугольный комплекс храма уходил в небо, изобилуя скульптурными группами отражающими сюжеты великих индийских эпосов. Колонны храма были украшены изображениями мифологических персонажей. Посетители, в основном индийцы, подходили к колоннам и ударяли по ним, а те издавали мелодичные звуки разной тональности в зависимости от силы удара. Люба тоже подошла к колоннам и буквально слегка тронула их рукой. Полились чарующие звуки. Настолько высокие и долгие по звучанию, что зачарованные паломники просили ее воспроизвести этот космический звук еще и еще раз.

Однако истиной целью посещения храма был лингам, сочетающий в себе всех трех богов в единой форме, который находился в одном из двух главных святилищ. Отшельники с горы Марутувазмалай посоветовали им побывать в храме, пролить на лингам – символ божественной оплодотворяющей силы – молоко и омыть живительной жидкостью, полученной после омовения лингама, лицо и волосы. Считается, что здесь сам Индра, царь всех богов, молился лингаму об освобождении от проклятия и получил очищение.

Возле храма было небольшое озеро с белоснежной многоярусной башенкой посередине. Уютно устроившись на берегу под тенью пальмы, Алексей и Люба долго наслаждались изяществом храмового ансамбля.

С ангельской легкостью в теле и с радостью в душе возвращались они вечером в Каньякумари.

***

Закат вселял покой и умиротворение.

Казалось, за день солнце замучила жажда, и оно поспешно устремлялось в море. Но испив освежающей влаги, оно зависало над морем огромным огненным полушаром, который, нехотя погружаясь в водную гладь, утрачивал свой величественный блеск.

Но блеск этот передавался морю и небу. Море переливалось золотистыми тонами, а небо окрашивалось в ярко-розовый цвет с красно-оранжевыми оттенками.

Наступали сумерки, и горизонт растворялся между морем и небом.

Однажды вечером, когда Алексей с Любой, по обыкновению, сидели на скале и наблюдали закат, с востока подул сильный ветер и многочисленные облака устремились на запад, куда уходило солнце. Ближе к горизонту багровые облака чернели и исчезали, поглощаемые гигантским светилом. Люба прижалась к Алексею и прошептала:

– Мне страшно. У меня такое чувство, что сейчас в эту огненную лаву затянет и нас.

Алексей обнял ее и как всегда с уверенностью произнес:

– Ну что ты, родная, ветер уносит и солнце сжигает только черные тучи, а белые облака – чистые, добрые и ласковые – остаются с нами. Посмотри на небо: оно полно тепла и света, и мы пребываем в этом светлом пространстве.

Исполненные оптимизмом слова успокоили Любу. Ей стало тепло и уютно рядом с этим сильным мужчиной, ее мужем. И тогда она решила окончательно снять беспокойство, охватившее ее в последние дни.

– Ты знаешь, Алеша, вот уже несколько дней мне снится один и тот же сон. Будто сидим мы с тобой вдвоем вот так на берегу, с моря наступает туман, и как-то тревожно становится на душе. Туман сгущается и превращается в плотное белое облако. Ты нежно обнимаешь меня за плечи и ведешь в эту густую дымку. Мне страшно, но я повинуюсь тебе и молча иду в невесомую облачную даль. Впереди слышны детские голоса и веселый смех. Дети бегут нам навстречу, окружают нас и резвятся. Я спрашиваю тебя: «Кто это?», а ты отвечаешь: «Это наши дети». Облако поднимается все выше, внизу синеет бесконечный океан, дети безмятежно снуют подле нас, и солнце с лучами, как на картинке, улыбается нам. Внезапно дети убегают в другой конец облака, сильный порыв ветра разрывает его, и мы уже не вместе. В отчаянии я просыпаюсь.

– И такой прекрасный сон беспокоит тебя? Да ведь тебе подается четкий знак, что у тебя будут дети, причем не один ребенок, а много, разве это может не радовать! Ну, а что касается разлуки, так человек не вечен. Увы, наступает час, когда мы уходим, а дети остаются. Это неколебимый закон природы.

***

Повсюду проходили беседы и диспуты, но, к сожалению, только на хинди. Наконец, они нашли группу иностранцев, где занятия велись на английском языке. Люба им владела свободно, а за время изучения Махабхараты преуспел и Алексей. Беседы велись вокруг семейных ценностей. Вечная и простая, как день, проблема приобретала неожиданное звучание. В индуизме священность супружеского союза обеспечивается совместной медитацией, которая приводит к тому, что супруги, осознавая и почитая божественное начало в партнере, приходят к его обожествлению. Предписываемая длительная и пристальная совместная фиксация внимания супругов на зеркале души, глазах друг друга, укрепляет любовь, рождает взаимопонимание и взаимоуважение. Секс в индуизме – священное соитие двух противоположностей, синтез двух тел и душ в любви, сладости и нирване. Зачатие ребенка делает человека сотворцом высших сил. А его рождение – это не что иное, как чудодейственный, божественный процесс.

***

Ребенок был зачат. Сила бога проявила себя. Люба и Алексей были безмерно благодарны своему гуру Балараме за то, что он указал им верный путь. Имя Баларама в переводе с санскрита, как они позже узнали, обозначает: «сила бога».

Вынашивание проходило так, как если бы Люба не была беременна. Вопреки традициям, установленным в среде советских рабочих, рожать остались в Индии. Девочку, родившуюся в Индии и благодаря Индии, решили назвать индийским именем. Перебрали множество имен. Более всего по смыслу подходила «Эша», что означает «желанная». Но как с таким именем будет жить девочка в Союзе, вопрос был далеко не второстепенный. Поэтому сошлись на употребляемом на их родине индийском имени Майя, что в переводе с санскрита означает «энергия». Так звали прародительницу Вселенной – мать индийских богов.

Самое живое участие в выборе имени, конечно же, принял Баларама. Он признался счастливым родителям, что они – его первые духовные ученики. Дело в том, что для его детей наставником был его мудрый отец.

– Впрочем, – оптимистично заметил Баларама, – для детей своих детей я определенно буду духовным учителем, как мой благочестивый дед был моим, но пока именно вы мои первые ученики, причем успешные. Мой дед учил меня, – глубокомысленно произнес Баларама, – «Думай при каждом пробуждении: “Какое добро совершить мне сегодня? Зайдет солнце и унесет с собой часть моей жизни”. И тогда все в твоей жизни сложится по законам мироздания». Эти мудрые слова я дарю вам на счастье.

***

Алексей резко затормозил и остановился. За поворотом прямо на проезжую часть, отчаянно размахивая руками, выскочил мальчик лет десяти. Он подбежал к окну автомобиля и стал упрашивать:

– Дяденька, возьмите щенка, пожалейте, иначе папа их утопит, смотрите какие хорошенькие.

Только теперь Алексей увидел у обочины дороги коробку, из которой выглядывали три милые щенячьи мордашки. Уже довольно большие, щенки с любопытством высовывались из нее, то и дело повизгивая и пытаясь выпрыгнуть.

– Нет, мальчик, мы едем в санаторий и не можем взять щенка, с ним нас там просто-напросто не примут.

– Какие хорошенькие, давайте посмотрим, – взмолилась Майя.

В Индии не принято отказывать желаниям детей. Именно поэтому, по мнению Алексея, индусы такие эмпатичные и отзывчивые. В этих традициях любви и доброты воспитывалась Майя.

Алексей съехал на обочину, и все вышли из машины. Майя подошла к коробке, и наиболее резвый щенок буквально запрыгнул к ней в руки.

– Папа, посмотри какой чудесный волчонок, – воскликнула Майя. – Мы непременно должны его взять.

Мальчик между тем стал рассказывать о том, как в свое время уговорил отца взять в дом собаку, отец разрешил, но с двумя условиями: собака должна быть небольшого размера, во-первых, и мальчиком – во-вторых. Все условия были выполнены, и в доме появился Тузик, который стал расти, как в сказке, не по дням, а по часам, вырос в настоящую овчарку и за два года принес два приплода.

Все развеселились, а он продолжал:

– Чтобы вы не попали в неудобное положение, я вам честно скажу, что это породистые овчарки. Остались только девочки, мальчиков разобрали. Проявите любовь к братьям нашим меньшим, – заключил он, – возьмите одного, иначе папа их утопит.

Услышав это, Майя заплакала и кротко произнесла:

– Мамочка, папочка, вы же не допустите такого, давайте возьмем всех.

– Ладно, берите одного, а двух я пристрою, – деловито вмешался мальчик и с этими словами, взяв коробку с оставшимися щенками, удалился.

Счастливая Майя, считая вопрос решенным, со щенком на руках направилась к машине, а Люба обняла мужа и ласково произнесла:

– Не переживай, как-то все устроится.

«Волга» тронулась с места. Сквозь мощные сосны просматривался Финский залив. Берег, усыпанный валунами, казался суровым и неприветливым, но яркое солнце, отражавшееся в играющих с мощными валунами волнах, сглаживало эту суровость и вызывало умиротворение.

Люба потянулась к Алексею и нежно поцеловала его.

– Сиди спокойно, – с напускной солидностью проговорил Алексей. – Дорога полна неожиданностей.

– Звери что ли могут выскочить на дорогу? – раздалось с заднего сидения, где Майя забавлялась со щенком. – Так у нас защитник есть. Ух, какой свирепый! – нарочито проревела она, изобразив гримасу на своем милом личике.

***

Безмятежно счастливое детство Майи прошло в благословенной Индии.

Люба и Алексей независимо друг от друга страстно желали, чтобы их ребенок играл на фортепиано, и Майя оправдала их надежды, но девочка с раннего детства тянулась к танцу. Когда двухлетняя Майя встраивалась в группу танцующих и с поразительной точностью повторяла витиеватые позы распространенного здесь утонченного танца одисси, это всех вводило в умиление и одновременно поражало: ведь одисси, где каждый жест несет свою смысловую нагрузку, где в танце можно рассказать целую историю, постигают годами.

Под напором индийских друзей Майю отдали в школу танца, где преподавала Махари, что означает «избранная». Так называют храмовых танцовщиц в Орисси. Она, было, отказала родителям в приеме трехлетней девочки, к тому же не индуски, но увидев ее в танце, сказала:

– Я сделаю из тебя храмовую танцовщицу. Хочешь?

Совершенно не понимая смысла сказанного, Майя воскликнула:

– Да, хочу, очень-очень хочу, я всегда об этом мечтала!

С тех пор за ней закрепилось второе имя «Храмовая танцовщица» и она, предполагая, что это что-то важное и сказочно-таинственное, с самозабвением относилась к обучению.

Майю в совершенстве обучили утонченному искусству одисси – самому древнему, а потому самому почитаемому из восьми классических стилей танца Индии.

Ей с изяществом змеи удавалось управлять своим телом, причем по канонам стиля, независимо друг от друга выполнять пластические рисунки на уровне ног, корпуса и головы.

А когда Майя замирала в классической позе и стояла не шелохнувшись длительное время, она была похожа на мраморную статуэтку.

Маленькая Майя так выделялась на фоне танцующих девочек, что уже через три года обучения была удостоена чести танцевать на Ратха-ятре – празднике колесниц, символизирующем возвращение Кришныв обитель своего детства – Вриндаван. Праздник колесниц ежегодно проводился в расположенном на берегу Индийского океана городе Пури, где находится один из четырех самых почитаемых храмов Индии Джаганат, который каждый индуист должен посетить в течение жизни.

***

Теперь, когда гидроэлектростанция вышла на полную мощность, а Майе исполнилось семь лет и пора было идти в школу, они вернулись в Ленинград, где на накопленные за годы работы в Индии чеки – заменители валюты – разом обзавелись квартирой и машиной.

И вот, счастливые, они ехали в санаторий.

– Через пару километров будем на месте, – уверенно произнес Алексей, и Люба, как всегда, почувствовав силу в его голосе, ощутила душевное умиротворение.

Но в это самое мгновение с возвышенности, что шла справа от дороги, в них с бешеным ревом врезался «Камаз». При съезде с холма у машины отказали тормоза, и она стремительно понеслась вниз. Вместо того, чтобы направить автомобиль в лес, растерявшийся водитель стал отчаянно сигналить и при выезде на Приморское шоссе буквально наехал на «Волгу», придавив ее переднюю часть.

От резкого толчка Майя упала в проход между сидениями. Щенок взвизгнул.

– Ну, папа, осторожней, мы с Рыжухой упали, – так она успела назвать щенка за ярко рыжую шерсть на спине.

Но папа ничего не ответил, а Майя уже не могла забраться на сиденье. Машина, по которой кто-то громко стал стучать, превратилась в маленькую собачью конуру, где было тесно и страшно. Майя прижала к себе щенка и затаилась в испуге. Вскоре какие-то люди взломали искореженную дверь и вытащили их из машины.

Скорая помощь, милиция, рыдающий в отчаянии мужчина, какие-то незнакомые люди – все это так напугало Майю, что она не сразу подумала о родителях. В полной прострации стояла она со щенком в центре этой сумятицы. Кто-то трогал ее в разных местах и спрашивал: «Здесь не больно? А здесь, а здесь, а здесь?»

Майю подвели к машине скорой помощи.

– Нет, нет, нет, только не сюда, – запротестовала женщина в белом халате. – Если нет травм, пусть ее отвезут гаишники.

Лишь когда ее повели к милицейскому автомобилю, она опомнилась и спросила:

– А где мама с папой?

– Они приедут позже, – ответил милиционер. Усаживая ее в машину, он взял из рук Майи щенка и положил на обочину дороги.

– Езжайте, – бросил он и захлопнул дверь автомобиля.

– Я никуда с вами не поеду, где мама с папой, отдайте мне Рыжуху, сейчас же остановитесь, – кричала испуганная Майя, дергая за ручки автомобильных дверей. Но двери не открывались, а машина мчалась в пугающую неизвестность.

***

Приехали в отделение милиции. Ее посадили в коридоре и велели подождать. То и дело мимо проводили пьяных, без конца приходили какие-то люди и чего-то требовали. Майя сидела на скамейке и тихо всхлипывала. Категоричные заявления требующих подвигли ее на аналогичный шаг. Она подошла к дежурному и, встав на цыпочки, чтобы видеть милиционера, уверенно произнесла:

– Я требую, чтобы немедленно привели маму с папой и вернули мне Рыжуху! – но тут же расплакалась и запричитала:

– Где моя мама?

– Откуда ребенок? – крикнул дежурный, обращаясь к старшине, запирающему «обезьянник» после привода туда очередного пьяного.

– Гаишники привезли, автомобильная авария, родители погибли, скоро за ней приедут из социальной службы, – отозвался старшина.

Пулей влетели и разорвались в голове маленькой Майи страшные слова «родители погибли». В отчаянии она подбежала к старшине и стала что было силы лупить его и трепать на нем одежду. Каким-то немыслимым образом она вынула из кобуры милиционера пистолет, навела на него и прокричала:

– Сейчас же приведите маму с папой!

Тот резко выхватил оружие из ее рук и дал такую затрещину, что она отлетела к стене и упала без чувств. Старшина грубо взял вялое тельце ребенка за шиворот и отнес в «обезьянник».

Вскоре приехали социальные работники и без обиняков сказали девочке о том, что родители ее погибли в автомобильной катастрофе. Когда выяснилось, что у нее к тому же нет родственников, Майю определили в Зеленогорский интернат.

***

Испуганная Рыжуха сидела в кустах у обочины и дрожала мелкой дрожью, не понимая, что ей делать. Начало смеркаться, машины пролетали все реже и реже, ветер с залива усиливался, становилось холодно, нестерпимо мучил голод. Рыжуха жалобно заскулила, и в этот момент к ней подошла серая волчица.

Обнюхав щенка, она с отвращением ощутила людской запах, напомнивший ей запах следов у логова, откуда сегодня утром пропали ее волчата. Она хотела было задушить отвратительно пахнущего псиной детеныша человеческого слуги, но он инстинктивно ткнулся ей в живот и начал сосать. Молоко, накопившееся за день, распирало соски и вызывало боль, но когда этот кутенок стал мягко посасывать, боль ушла. Волчица легла и расслабилась. В памяти всплыли ее волчата, сосущие молоко и игриво отталкивающие друг друга от сосков матери. Серая инстинктивно лизнула Рыжуху. Горечь от украденной материнской любви сдавила ей горло, но напряжение стало спадать от тепла, исходящего от этого беспомощного щенка, сосущего ее молоко. Серая с усердием матери принялась вылизывать Рыжуху.

Эта темно-серая с упругой походкой волчица была самкой вожака – необычайно большого, сильного и бесстрашного волка. Его неукротимое бесстрашие было полезно во время охоты, когда он в одиночку заваливал оленя или первым набрасывался на лося и держал его мертвой хваткой до тех пор, пока измотанный другими волками лось не падал в изнеможении.

Но сейчас эта вызывающая храбрость принесла беду. На зимовье Бесстрашный расположил стаю у большой воды, где было много людей. Конечно, во время сильных холодов, снежных заносов и отсутствия в лесу зверя, всегда можно было легко поживиться бараном или поросенком из человеческого логова. Это волки, в случае необходимости, делали всегда, но Серая не помнит, чтобы стая располагалась так близко от человека. Ведь в этом случае и волки были легко уязвимы.

С наступлением тепла стая не углубилась в лес, и весной Серая родила семерых волчат в новом логове недалеко от зимней стоянки. Когда Бесстрашный ушел за добычей, к логову пришли охотники. Тщетно Серая пыталась увести их от волчат. Выстрелы стали звучать так часто, а пули так близко от нее вонзались в деревья, что она не рисковала больше показываться на глаза людям и в отчаянии наблюдала, как те забирают ее волчат, испуганно сбившихся под корягой.

Серая вела охотников до того места, где то и дело с грохотом проносились огромные существа, наполненные людьми. Она ничего не боялась так, как этих неизвестных ей исполинов, похожих на гигантских змей, от которых содрогалась земля, и в панике убегало и улетало прочь все живое. Только дождавшись глубокой ночи, Серая рискнула перейти эту зловещую гряду, по которой днем бесконечно мчались страшные великаны. Она не знала, куда идти дальше. Повсюду были следы людей. Преодолевая страх, волчица дошла до большой воды, где и встретила этого человеческого щенка.

Теперь она принесет им, людям, такие же страдания и заберет его. Серая осторожно взяла начинающую засыпать Рыжуху зубами и понесла в сторону леса, прочь от жестоких людей.

Стая сперва не приняла Рыжуху. Когда она приближалась к другим волкам, те злобно рычали и щелкали пастью, но Серая так жестко пресекла эти недружелюбные выпады, что через пару дней Рыжуха уже резвилась с молодняком. Вожак с непроницаемым хладнокровием наблюдал за этой сценой и через несколько дней после охоты отрыгнул перед изрядно подросшей Рыжухой кусок мяса.

ГЛАВА 2. ВИШНУ

В интернате формировалась группа первоклашек. Детей привозили из разных детских домов без всякой системы, и в этом было спасение Майи. Все предъявляли себя заново, а Майе, к счастью, было что предъявить. Кормили в интернате хорошо, но «этим мальчишкам» всегда не хватало еды, причем предпочитали они мясо, а мясо в качестве добавки как раз-таки и не предлагали. Майя, которая мяса не употребляла с рождения, свое отдавала мальчишкам. В казенном учреждении дети сызмальства привыкли: всем поровну и по справедливости. Вот и подходили мальчики по очереди к Майе, и она, сопровождая передачу еды своим обходительно нежным «пожалуйста, кушайте на здоровье», приводила в умиление и мальчишек, и персонал. Девочкам это явно не нравилось, но мальчики не давали ее в обиду, так что Майя была в полной безопасности, столь важной для сиротских детей, которые по строгим детдомовским законам все вопросы привыкли решать кулаками. Девочки при этом не были исключением.

***

Особенно тяжело Майя переживала не то, что попала в другую страну, а то, что после семьи, наполненной любовью и нежностью, она оказалась в мире, где не было ни душевной теплоты, ни уюта. Здесь были свои законы, часто непостижимые и чуждые Майе. Всеобщий и обязательно быстрый отбой и подъем буквально разрушали ее. Каждый вечер мама или папа усаживались у ее кроватки и беседовали с Майей о чем-нибудь приятном. Так, в сладких грезах и фантазиях, Майя засыпала.

Как-то перед сном она вздумала поделиться своими впечатлениями о фильме с соседкой по кровати. Их подняли и заставили стоять в коридоре несколько часов.

Обласканная, окруженная любовью и вниманием родителей, истосковавшихся в ожидании ребенка, Майя жестоко страдала от равнодушия персонала. Никто из них не делал ей зла, но и заботы, того постоянного внимания, к которому она привыкла, Майя не ощущала. Другие дети, выросшие в детском доме и не знавшие иных отношений, не мучились, не страдали, а Майя, едва в спальне гасили свет, тихо плакала, уткнувшись в подушку.

Но как только она засыпала, ей снился сладостный сон.

Перед возвращением в Советский Союз они специально заехали в Джайпур, где как раз в это время проходил праздник слонов. Это было ни с чем не сравнимое зрелище. Сотни слонов, красочно разрисованных национальными орнаментами, одетых в разноцветные ткани, украшенных яркими гирляндами из живых цветов, важно шествовали под музыку. Их сопровождали роскошно одетые всадники на лошадях и верблюдах, колесницы с колоритно разряженными божествами и старинные пушки. Повсюду звучала музыка, гремели барабаны. Многотысячная ликующая толпа пела и танцевала в едином порыве. Восхитительному изяществу гигантских слонов могли позавидовать цирковые акробаты. Залпы фейерверка взрывали черное южное небо десятками солнц. В воздухе витало ощущение грандиозного торжества. Такого пышного и яркого представления Майя не видела нигде и никогда.

Дальше ей снился конкурс танцовщиц одисси, где лучшей была она, Майя, взрослая, веселая и очень красивая девушка. Сон этот снимал напряжение, заряжал оптимизмом, напитывал Майю жизненной энергией, придавал уверенность в себе.

***

Любимым занятием детей были разговоры о своей жизни в семье. Дождливыми осенними вечерами и в темные зимние выходные дни дети группами собирались в комнатах и рассказывали свои истории. Причем «вспоминали» не только те, кто провел хоть какое-то время в семье, но и те, кто в детском доме находился с рождения. Первые, как правило, рассказывали о своем несчастливом детстве, а вторые – о роскоши и согласии в семье. Но финал и у тех, и у других был трагичен.

Одна история старшей девочки особенно потрясла Майю, но в то же время сильно помогла ей, потому что на фоне этого повествования трагедия Майи была всего лишь несчастным фрагментом ее жизни.

– Когда это произошло, – рассказывала Света, нервно крутя в руках сигарету, – мне было 14 лет. Отношения с отчимом у меня были превосходные. Он воспитывал меня с пяти лет, и я называла его отцом. Он баловал меня и любил повторять, что о лучшей дочери и мечтать не мог. Однако с годами его внимание ко мне становилось все более назойливым. Я все чаще чувствовала на себе прикосновение его рук. А однажды ночью, когда я читала, лежа в постели, он вошел в мою комнату и сначала затеял со мной возню, а потом завалился на меня. Я попробовала вырваться, но он не выпускал меня из-под себя. Началась борьба, полетели вещи, и на шум пришла мать. Только тогда он отпустил меня.