Оглавление
Борис Голлер. Лермонтов и Пушкин. Две дуэли (сборник)
От автора
Часть 1. По направлению к «внутреннему человеку»
Глава первая. Спор
1
2
3
Глава вторая. Два предисловия к двум романам
1
2
4
5
Глава третья. Грани истории души…
1
2
3
4
5
Глава четвертая. Война и мир
1
2
3
Эпилог
Часть 2. Две дуэли
Глава первая
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
Глава вторая
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
Плач по Лермонтову, или Белые олени. Драма в двух действиях, с Прологом
Обыденный пролог
Действие первое
Действие второе
Отрывок из книги
В моем отношении к Лермонтову всегда было нечто мистическое. В Сибири, в эвакуации, в 1942-м я тяжело заболел. Ко мне привязалась «терциана» – малярия-трехдневка. Неизвестно как добредшая со мной до этих мест. До городка Старо-Кузнецка в Сибири, на реке Томь. В этих местах не было отроду ни хинина, ни акрихина. Может, здесь и не слышали о такой болезни жарких краев. А я погибал – мне было 11 лет. Каждые несколько дней меня трясла лихорадка. Три дня. И каждые три были трудней предыдущих. Длилось это месяцы. И моя тетка Мария, видный военный врач в блокадном Ленинграде, получив письмо матери, не знаю, каким способом, добилась разрешения послать посылку «на волю». Опять же не знаю, как посылка дошла из осажденного города через всю страну. (Наверное, это было уже после первого прорыва блокадного кольца.) Но до меня дошли в целости и сохранности, лишь обертка пострадала, – три книги: двухтомник Лермонтова 1941 года, под редакцией Б. Эйхенбаума (два первых тома: издание оборвала война) и детгизовский однотомник, тоже предвоенный, для старшего возраста: там был «Герой нашего времени». И во всех трех книгах между листами были порошки с хинином. Я стал выздоравливать.
Я увлекся Лермонтовым, как можно увлечься только в детстве и в отрочестве. В начале жизни. И когда нас приводили в госпиталя к умирающим или воскресающим здесь солдатам войны – тогда часто водили в госпиталя школьников: считалось, что раненым солдатам так легче, видеть детей, – я читал солдатам «Бородино», «Бой с барсом» из «Мцыри» и еще что-то… До «Валерика» я не дошел тогда – верно, не дорос. Да и как можно было прочесть солдатам Отечественной:
.....
Есть в «Поэте» какая-то затаенная личная обида – которую, как ни тщись, – не спрятать никак:
Еще очевиднее – в последней строфе… В той, что смутила Белинского «ржавчиной презренья». Скорей всего, потому, что он так и не понял – о чем – верней, о ком идет речь.
.....
