Читать книгу Посох и когти - Brush for Monster - Страница 1

Часть 0

Пепель в походе

Непроходимый лес равнины сменился густо заросшими холмами. Скользкие корни стали опаснее. Крутой подъём лишал сил, а спуск в насмешку едва ли не скидывал в топкую низину.

Стемнело. На очередном спуске Пепель ворвался в болото. Кошачья душа в теле морфа изнывала от необходимости ступать во влажный мох. Стоило несколько раз сорваться, как в сапогах заплескалась вода. Некоторое время Пепель держал поклажу над головой, но вскоре махнул рукой и побрёл как есть.

Он представлял собой жалкую фигуру в потрёпанном плаще – невысокую, коренастую. Вокруг зеленоватых глаз с вертикальными зрачками уже были не только тёмные полосы, как у всей его родни, но также царапины и синяки. Перчатки давно превратились в простые обмотки, чтобы голым пальцам было проще хвататься за ветки. Кожа на лице выглядела практически так же, как и на руках. Серые густые волосы, прежде не поддающиеся ни ножу, ни воде, свесились с головы мёртвыми колтунами. Отцовская кожаная куртка, казалось, превратилась в дополнительную ношу и более не защищала от непогоды. Неделю назад Пепель встретил голодранца, что клятвенно уверял, будто найденные им сапоги просто не способны пропускать воду, так что одари их боги волшебной силой, можно было бы пересекать реки пешком. Через день у них внезапно оторвалась подошва.

Больше всего он беспокоился о стальных когтях – оружии, что значило для него слишком много. Как уже удалось убедиться, дороги становились всё опаснее, а потому, при внезапном нападении, времени закрепить перчатки на лапах не будет. Чтобы не подвергать когти влаге и непрерывному царапанию о ветки, Пепель носил то левую, то правую перчатки поодиночке.

Долгая дорога вызывала у путника отупение. Ранее он бежал прочь; теперь же просто шёл, не зная, найдёт ли хоть что-то, кроме смерти. Долгий вой, преследовавший его последние несколько дней, отзывался в сознании так же громко, как в ночной тиши.

Огонёк.

Оживление. Пепель бодрее стал переставлять ноги. Сушь, тепло, отдых, – и ни одной мысли о дикарях-каннибалах, ранее так пугавшей его из-за рассказов встреченных путников.

Деревянные домики на возвышенности. Ручей шепчет в камнях. Путник постучал в ближайшую дверь. Голоса внутри смолкли. Шаги. Однако стоило двери приоткрыться, как её тут же захлопнули. Пепель пожал плечами и пошёл к другому домику. Там произошло то же самое. Усталость на время перечеркнула вежливость – он сразу толкнул дверь, однако крики застигнутой врасплох семьи остановили его. Путник даже не успел перешагнуть порога.

– Умоляю, не входи! – кинулся на колени, по-видимому, отец семейства.

– Я… просто хотел попросить ночлег. Я несу вам лишь мир, – неуверенно проговорил Пепель. Он слегка охрип, а недоумение сделало его голос слегка безжизненным.

– Прошу, не трогай нас! Хочешь – иди в дом Зелёного! Он там, с краю! Дверь перечёркнута, увидишь!

Дети ревели, старшие застыли в ужасе.

Пепель медленно убрал ногу и закрыл дверь.

Постояв на месте, он решил, что сейчас всё равно не сможет рассуждать здраво и побрёл искать указанный дом.

Действительно, перечёркнутая сажей дверь. Домик крохотный. Внутри чистота. Однако здесь явно никто не жил уже несколько лет – ни вещей, ни сажи, только запах пыли и дерева.

Пепель снял плащ, кое-как затопил печь остатками дров. Он успел продрогнуть, так что тело с наслаждением поглощало слабое тепло. Стальная перчатка на правую руку грозилась проржаветь. Поклажа отсырела. Больше всего Пепель беспокоился за сухари и вяленую рыбу, которые с таким трудом обменял в прежнем селении больше двух недель назад. Здешние жители скорее позволят путнику умереть. И чего они так боялись?

Размышляя, он расставлял на печи вещи. Она была слишком мала, а мокрая одежда мгновенно впитывала едва сочившееся тепло. В доме имелись кровать, одеяло из лоскутов, стол, две скамейки – слишком много, для такого пространства, так что пол представлял собой крохотный островок среди мебели. Пепель было закутался в одеяло, но оно промёрзло насквозь – стало только хуже.

Усталость брала своё. Затолкав в печь последнее полено и как следует начистив оружие, он лёг на кровать и заснул.

Но тут же проснулся.

Чей-то взгляд скользил по спине. Невидимая рука занесена.

Даже на ночь путник не снимал стальных когтей. Мгновенно он резанул над собой. Тень отшатнулась, но слишком медленно – Пепель успел схватить гостя за горло свободной рукой. Грохот. Плеск. Лезвия левой перчатки указывали остриём под челюсть. Из прорех печной заслонки свет сочился скудно, и полосато-серого лица Пепеля видно не было, зато зеленоватые кошачьи глаза увидели морфку с бурой кожей. Окрас затемнил ей веки и переносицу. Простая одежда из такого же серо-бежевого материала, что и у виденной прежде семьи. Её голос дрожал от страха.

– Зелёный? Ты ч-чего?

Он убрал руку. Эта морфка не опасна. Но что сказать?

– Я… не знаю, ком ты.

У морфки подкосились колени. Пока она медленно опускалась на скамью, Пепель поднял уроненный ею предмет – масляный светильник. Он сглотнул, представляя, как бы тушил горящее масло на своей коже. Большая часть пролилась, но разговор планировался коротким. Путник когтями вынул из печи уголёк и приложил к фитилю. Стало светлее.

– Ты искала хозяина этого дома? – неловко заговорил он.

Морфка очнулась и кивнула головой:

– Надеялась найти.

Пепель вдруг понял, что та сейчас зарыдает, и запаниковал. Чтобы отвлечь её, он спросил:

– А-а… Не могла бы ты объяснить, почему все меня выгоняли, а ты так спокойно сидишь рядом? Это какой-то особый дом для путешественников?

Морфка будто впервые его заметила – она вскочила и попыталась бежать. Пепель перегородил ей дорогу.

– Почему вы меня боитесь?!

Трудно сказать, кто из них был перепуган больше.

– Потому что ты проклят! – закричала морфка в слезах, – Ты проклят! И погибнешь! Как!… Как Зелёный!

Она окончательно разрыдалась. Пепель медленно провёл пальцем по переносице, не в силах вернуть глазам привычную величину. Утешать морфку он боялся, но и выпускать тоже – могли подумать невесть что и тогда придётся бежать.

– Кто такой Зелёный? – спросил он, намеренно увеличивая паузы между словами, чтобы держать голос в спокойствии.

Морфка нечто прохлюпала, сидя на кровати.

– Это он здесь раньше жил?

– Да… он…

– И что с ним случилось?

– Я не знаю.

Пепель сел на пол, облокотившись о дверь. Морфка успокаивалась, так как нашла в себе силы говорить.

– Все, кто покидают родные места, погибают, – сказала она, – но Зелёный всегда возвращался.

– И куда же он пошёл?

– Меж заката и восхода.

Путник отметил это для себя как нечто новое.

– То есть на Север?

Морфка быстро покачала головой, будто он сказал глупость.

– Не-ет, меж заката и восхода!

Пепель устало кивнул.

– Мне нужно знать точнее.

Она вдруг подняла голову, тот продолжил:

– Возможно, я смогу найти его…

…но сорвалось, так как морфка снова принялась лить слёзы.

Усталостью Пепеля можно было бы усыпить весь Центроград.

– Ты боишься меня? – спросил он, поднимаясь.

Она судорожно закивала головой. Тогда Пепель расстегнул защёлку стальных когтей и демонстративно откинул оружие в сторону, надеясь, что морфке не хватит воображения схватить их и попытаться угрожать.

– Всё, больше мне нечем тебе угрожать. Я отойду от двери, если ты пообещаешь не кричать.

– Я не верю тебе. Ещё никто не оставался жив, встретившись с чужаком.

– У вас какая-то война с другим поселением?

Морфка прикусила губы и огляделась, будто кто-то мог её услышать.

– Ты действительно ничего не знаешь, – сказала она удивлённо. – И ты больше похож на меня, чем на них. Да и те чудовища никогда не разговаривали.

– Чудовища?

– Да-а, – кивнула морфка. – Огромные, с рогами, когтями… Но они у них не снимались. Я однажды видела, как они уносили наши пожертвования. И все винят Зелёного, что он выпустил их из-под земли. И в тот год земля действительно шаталась под ногами. Красное небо! Было очень страшно. Но как это могло произойти?

Она вздохнула.

– Я здесь, потому что хотел больше узнать об этих слухах, – осторожно проговорил Пепель. – Я уже натыкался на стаи странных существ по дороге сюда.

– Если бы ты их видел, то умер бы!

– Я не знаю, видел ли их, – отрезал он. – Я только слышал вой. Иногда крики. Но только по ночам.

– Мы кладём для них пожертвования и не выходим из дома. Нас они не трогают. Но мы боимся.

– Долго это продолжается?

Морфка задумалась.

– Почти четыре года.

Пепель в ужасе округлил глаза.

– И за это время вы ни разу не пытались убраться отсюда?

– Несколько семей пытались… Ночью раздавались крики. А утром…

Она закрыла рот руками и сглотнула, подавляя тошноту. Пепель понял, что идти сюда в одиночку было ужасной идеей.

– А кто такой Зелёный?

– Никто не знает.

Путник закатил глаза.

– Мне говорили, что он поселился здесь ещё ребёнком: пришёл еле живой, весь в ранах и крови, несколько недель не разговаривал, о себе помнил мало. Его очень пугал огонь. Он часто пропадал, но возвращался. Да, он был странным, но всё было мирно, пока он вдруг не исчез.

– Ты не видела его четыре года? – удивлённо спросил Пепель.

– Почти… Последний раз он вернулся на один вечер, забрал с собой что-то и исчез. Он что-то говорил об острове за рекой.

– Хорошо. Думаю, тебе пора.

Пепель валился с ног, голова отказывалась работать.

– Не выгоняй меня! – закричала морфка.

– Ты хочешь остаться здесь?

Она засмущалась, но тут же опомнилась.

– Я же тебе говорила, что здесь по ночам очень опасно! Чем ты слушал?

– Хорошо, – протянул Пепель, отворачиваясь. – Можешь спать в кровати.

С этими словами он лёг на лавку, накинул сверху плащ. Мысли об ускользнувшем мгновении комфортного сна царапали душу.

– Тебя как хоть зовут?

– Венка, – смущённо ответили с уголка тепла и уюта за спиной.

– Я Пепель.

Утром он нашёл на столе мешочек с орехами.

***

– Остров за рекой… – задумчиво говорил Пепель, бредя вдоль берега.

Река оказалась морем. Начинался прилив. Мелкая рябь кривила поверхность вместо волн. Туман смягчал горизонт – противоположного берега не было видно.

– Кажется, я нашёл Край Мира, – сказал он, сам себе не веря.

Вечерело.

Пепель насобирал коряг и разжёг костёр поодаль от воды. Чрезмерная сырость заставила повозиться. Давно он не делал записей. Если не фиксировать то, как меняются земли, поход станет бесполезным путешествием. Тонкие дощечки и игла с крохотным лезвием. Карта сильно удлинилась, но поселение было только одно – вчерашнее. Пепель мысленно обозначил их Домоседами, так как придумывать названия без участия жителей считал подлостью. Несколько поселений до сих пор оскорблялись, слыша неугодное, пусть и не лишённое поэтичности.

Пепель закончил выводить на дощечке линию берега и взялся за другую.

– 9 домов, дерево

Оставил две строки пустыми, поразмыслил, и огляделся.

– та же, но реже; западнее – остатки древнего пожара или засухи заметны сильнее; обилие мха, слабая растительность.

Чёрные, полуистлевшие коряги горели плохо. Путник перечитал написанное и вздохнул – он уже слышал смех и слова «Древний пожар? Пепель, ты исследователь или сказочник?». Тем не менее, казалось, будто всё вокруг внезапно умерло, а теперь возрождалось, но совершенно иное, пришлое.

Он закутался в плащ и лёг на почерневший ствол давно рухнувшего дерева. В одиночку Пепель с трудом обхватил бы его руками. На дереве, пусть и сыром, спать проще, чем на земле. Такие стволы густо усыпали холмистую местность, иногда сооружая новые возвышенности. Тонкие кусты, скорее даже карликовые деревья в мелких желтеющих листьях, искрились от пляшущего костра. Холодный ветер грозил изморозью, а ровный плеск воды почти совпадал с ударами сердца.

«Следы ведут от берега и расходятся далеко вглубь земли», размышлял Пепель, «Если это те «чудовища», о которых сказала Венка, стоит проследить. Все следы одинаковые, большие, не похожи на следы животных, если только это не двуногие жабы. При чём есть как совсем свежие следы, так и едва заметные. И выходят на «охоту» они только ночью…»