Оглавление
Cергей Евсеев. Чемодан, вокзал, Россия. Сборник очерков и рассказов
Ни о чем (вместо предисловия)
Инопланетянка
Нах хауз, или Мы ждали это время и вот…
Убегающий август
Лекарство доктора Чехова
Хроники ненависти по-киевски
Дорога в ад
Вирус нацизма
Обыкновенный фашизм
Королевство кривых зеркал
Над пропастью во лжи
Пушной зверек у порога
Киев, прощай!
Россия без глянца
Чемодан – вокзал…
Здравствуй, Родина!
Время надежд
Ах, Арбат, или Река моей жизни
Москва слезам не верит
Воцарился
СКОРБНЫЙ ПРИЗРАК МАЙДАНА
Иванова повесть
Тихий Тихвин
Потому что все должны видеть армию страны
Прощай, Кармен!
Сон об Абхазии
Кошки и люди
О братьях наших меньших
Ангел-сантехник (почти что Святочный рассказ)
После Крымской весны
Вечная весна
Встреча с юностью
Чемодан без ручки
Черный ворон
Золотые капельки лета
Первое интервью, или Праздник на нашей улице
Отрывок из книги
И снова – свет средь сплошной мглы: трепетный печальный огонек в одиноком моем окошке… И утренний крепкий чай, и чистый лист бумаги, и остро заточенный карандаш, и привычные – смятение, неуверенность и волнение перед этим нетронутым, кристально-чистым, как совесть праведника, листом. На всем белом свете – только ты и этот белый, не замаранный еще лист бумаги. И тусклый огонечек в твоем окне, который может служить маячком для кого-то заплутавшего в ночи. Только ты и лист бумаги… А между тобой и этим листом – километры дорог, пройденных тобою за прожитую жизнь, тысячи и тысячи встреч, впечатлений, мыслей и чувств. И, самое главное – твоя совесть и твое извечное желание излить свои чувства, выплеснуть их на бумагу. Что из этого всего получится – каждый раз загадка. Даже для тебя самого. В том-то и прелесть, и невыразимая радость, и неразгаданная тайна творчества. Самого процесса – невыразимый восторг. И, как у Цветаевой – извечная холодная тяга письменного стола.
Вот недавно мой старший товарищ и коллега по газете Алексей Черниченко обронил с досадой: дескать, писать в стол, увы, не умею. А я вот умею – и большую часть жизни пишу в стол. И это – мое спасение с самого начала, когда впервые с трепетом и волнением, просто неописуемым, взялся я за перо, еще будучи офицером. Ну, ладно, с газетным творчеством, можно считать, все ясно. Там действительно знаешь, для чего садишься за стол, к какой цели ведешь свое перо и, главное, в общих чертах представляешь своего читателя. С рассказами уже все значительно сложнее – читателя своего ты как-то худо-бедно нарисовать еще сможешь. Хотя с перспективами дальнейшими самого рассказа – все туманно и неопределенно. И уж совершенно непонятно для стороннего наблюдателя – зачем ты год от года пишешь всякие-разные наблюдения и рассуждения, зная точно, что это никому-никомушеньки, кроме тебя самого, не нужно.
.....
Долго я старался держаться, но тут не выдержал. Высказался, что, дескать, как вам не стыдно и все такое.
Боже, что тут началось! Накопившиеся ненависть и желчь тотчас же обрушились на меня. Не помню как, вылетел я из корректорской, от своих, собственно, подчиненных. В память врезался последний эпитет, брошенный в мой адрес: «Русский агент!» Сразу повеяло тридцать седьмым годом и стало откровенно страшно. Не за себя – за людей. И за всю страну, которая, кстати, наравне с Белоруссией в большей степени, чем кто-либо, хлебнула ужасов фашизма.
.....
