Читать книгу О кошках (сборник) - Чарльз Буковски - Страница 1

Оглавление

Charles Bukowski, edited by Abel Debritto

On Cats


Published by arrangement with William Morrow, an imprint of HarperCollins Publishers. Copyright © 2015 by Linda lee Bukowski


Перевод с английского Максима Немцова

Разработка серийного оформления Александра Кудрявцева


Бикер

***[1]

В это время ночи все едальные заведения были закрыты, а в город ехать далеко. Обратно к себе в комнату я привести его не мог, оставалось рискнуть с Милли. У нее всегда много еды. Во всяком случае, всегда есть сыр.

Я оказался прав. Она сделала нам сэндвичи с сыром к кофе. Кот меня узнал и запрыгнул мне на колени.

Я ссадил кота на пол.

– Смотрите, мистер Бёрнетт, – сказал я. – Поздоровайся! – сказал я коту. – За руку!

Кот сидел столбом.

– Забавно, раньше он всегда это делал, – сказал я. – Здоровайся!

Я вспомнил, как Шипки сказал мистеру Бёрнетту, что я разговариваю с птичками.

– Ну давай же! За руку!

Я стал ощущать себя глупо.

– Да-вай! Поздоровайся за руку!

Я прижался головой к голове кота и вложил в слова все, что мог.

– За руку!

Кот сидел столбом. Я вернулся на стул и снова взял бутерброд с сыром.

– Смешные животные коты, мистер Бёрнетт. Поди их знай. Милли, поставь 6-ю Чайковского мистеру Бёрнетту.

Мы послушали музыку. Милли подошла и села мне на колени. На ней было только неглиже. Сев, она привалилась ко мне. Сэндвич я отложил в сторону.

– Прошу отметить, – сказал я мистеру Бёрнетту, – ту часть, с которой в симфонии начинается марш. Мне кажется, это один из самых красивых фрагментов во всей музыке. А помимо красоты и силы, у него идеальная структура. Видно, как тут работает большой ум.

Кот запрыгнул на колени человека с бородкой. Милли прижалась своей щекой к моей, положила руку мне на грудь.

– Где ты был, малышок? Знашь, Милли по те скучала.

Пластинка доиграла, и человек с бородкой снял кота с колен, встал и перевернул ее. Надо было найти в альбоме пластинку № 2. Перевернув ее, до кульминации мы бы добрались довольно рано. Но я ничего не сказал, и мы слушали до конца.

– Как вам? – спросил я.

– Прекрасно! Просто отлично!

Кот у него сидел на полу.

– Поздороваемся! За руку! – сказал он коту.

Кот поздоровался с ним за руку.

– Видите, – сказал он, – я могу здороваться с котом.

– За руку!

Кот перевернулся.

– Нет, за руку! За руку здоровайся!

Кот сидел столбом.

Он нагнулся головой к коту поближе и произнес ему прямо на ухо:

– Здороваемся за руку!

Кот вытянул лапу прямиком ему в козлиную бородку.

– Видите? Я заставил его поздороваться! – Мистер Бёрнетт казался довольным.

Милли крепко прижалась ко мне.

– Поцелуй меня, малышок, – сказала она, – поцелуй меня.

– Нет.

– Батюшки-светы, совсем с дуба рухнул, малышок? Какая муха тя укусила? Ты сегодня что-то сам не свой, сразу видать! Расскажь-ка Милли! Милли за тя в прейсподню пойдет, малышок, даж не сомневайсь. Что такое, а? Ха?

– Теперь заставлю кота перевернуться, – сказал мистер Бёрнетт.

Милли туго обхватила меня руками и вгляделась в мой запрокинутый глаз. По виду ей было грустно, матерински, и она пахла сыром.

– Расскажь Милли, что тя гложет, малышок.

– Перевернись! – сказал мистер Бёрнетт коту.

Кот сидел столбом.

– Послушай, – сказал я Милли, – видишь этого человека?

– Ну, вижу.

– Так вот, это Уит Бёрнетт.

– Эт кто?

– Редактор журнала. Кому я свои рассказы посылал.

– Всмысь, это от него такие манькие записочки приходят?

– Отказы, Милли.

– Так гадкий он. Мне он не нравится.

– Перевернись! – сказал мистер Бёрнетт коту. Кот перевернулся. – Смотрите! – заорал он. – Я заставил кота перевернуться! Вот бы купить этого кота! Он изумителен!

Милли сжала на мне свою хватку и вгляделась мне в глаз. Я был вполне беспомощен. Будто еще-живая рыба на льду в лотке у мясника в пятницу утром.

– Слушь, – сказала она, – хошь, я заставлю его напечать твой какой-нибудь рассказ. Да хоть и все!

– Смотрите, как я заставлю кота перевернуться! – сказал мистер Бёрнетт.

– Нет, Милли, нет, ты не понимаешь. Редакторы – это тебе не усталые деловые люди. У редакторов есть прин- ципы!

– Принципы?

– Принципы.

– Перевернись! – сказал мистер Бёрнетт.

Кот сидел столбом.

– Знаю я про все эть ваши принципы! Ты за принципы не перживай! Малышок, я его заставлю напечать все твои рассказы!

– Перевернись! – сказал мистер Бёрнетт коту. Ничего не произошло.

– Нет, Милли, я на такое не согласен.

Она вся вокруг меня оплелась. Трудно дышать, а она довольно тяжелая. Я чувствовал, как у меня немеют ноги. Милли прижалась щекой к моей и терла рукой меня вверх и вниз по груди.

– Малышок, те неча сказать!

Мистер Бёрнетт опустил голову к голове кота и заговорил ему в ухо:

– Перевернись!

Кот сунул лапой ему в бородку.

– Мне кажется, этому коту хочется поесть, – сказал мистер Бёрнетт.

С этими словами он сел обратно на стул. Милли подошла и уселась ему на колени.

– Ты де се эту миленькую бородку надыбал? – спросила она.

– Прошу прощения, – сказал я, – схожу воды выпью.

Я зашел и сел в обеденном уголке, посмотрел на цветочные узоры на столе. Попробовал соскоблить их ногтем.

И без того было трудно делить любовь Милли с торговцем сыром и сварщиком. Милли с ее фигурой до самых бедер. Черт, черт.

***[2]

Кот проходит мимо и шугает Шекспира

у себя со спины.


***[3]

Я не хочу рисовать

как Мондриан,

я хочу рисовать, как воробей, съеденный кошкой.


Разговор по телефону [4]

По тому, как кот пригнулся,

как сплющился,

я видел – он обезумел от добычи;

и когда моя машина подъехала,

он вскочил в сумерках

и сбежал

с птицей во рту,

очень крупной птицей, серой,

крылья вниз, как сломанная любовь,

клыки вонзены,

жизнь еще есть,

но не много,

совсем не много.

сломанная птица любви

кот бродит у меня на уме,

а я не могу его различить:

звонит телефон,

я отвечаю голосу,

а вижу его, вновь и вновь,

и вялые крылья

вялые серые крылья,

и штука эта в

голове, что не знает пощады;

то всё мир, он наш;

я кладу трубку

а котостены комнаты

наваливаются на меня

и я б закричал,

но у них особые места для людей

которые кричат;

а кот идет

кот идет вечно

у меня в мозгу


***[5]

Я видел ту птицу, и руки держал на руле, и видел крылья, и они были опущены, как сломанная любовь, крылья так и говорили, и кот бросился от колес моей машины, как двигается кот, а меня тошнит, пока я это пишу, и вся сломанная любовь мира, и все сломанные птицы любви так и говорили, и небо, покрытое смогом и дешевыми тучами, и злодейскими богами.

***[6]

Я видел птицу, пока ехал домой с бегов как-то на днях. Она была во рту у кота, тот съежился на асфальтовой улице, над головой тучи, закат, над головой любовь и Бог, и он увидел мою машину и подскочил, подс-котчил, безумный, жесткая спина, словно развращенность безумной любви, и пошел к бордюру, и я увидел птицу, крупную серую, она болталась сломанно-крыло, крылья крупные и вывалены, уронены, перья расправлены, еще жива, пронзена кошачьими клыками; никто ничего не говорил, менялись сигналы, мотор у меня работал, а крылья крылья в уме у меня…

Кошка[7]

эта кошка шлендрает на пожарной лестнице

и она желта, как солнце

и никогда не видела она собаку

в этом районе, и ух, ну и толстая,

набита крысами и объедками из БАРА ХАРВИ

а я ходил по той пожарной лестнице

повидаться с дамой в гостинице

и она мне показывает письма сына

из Франции, а номер у нее очень маленький

в нем полно винных бутылок и печали,

и я иногда оставляю ей немного денег,

а когда спускаюсь по этой пожарной лестнице

там опять кошка и

она трется о мои ноги и

когда я иду к машине

она идет следом, и мне нужно осторожней

когда завожусь, но не слишком-то:

она довольно умная, она знает

машина ей не друг.

а однажды я поехал повидать эту даму

а она умерла. То есть, ее там не было,

в комнате пусто. Кровотечение,

сказали мне. и номер теперь сдается.

что ж, без толку грустить. Я спустился

по железным ступенькам и кошка была там. Я

взял ее на руки и погладил, но странно,

кошка была другая. шерсть грубая

а глаза злые. Я бросил ее наземь

и посмотрел, как она убегает и зыркает на меня.

потом сел в машину

и уехал.



Перышки

***[8]

Арабы восхищаются кошкой, смотрят на собак и женщин сверху вниз, потому что те проявляют нежность, а нежность, считают некоторые, признак слабости. Ну, может, и так. Я не слишком проявляю. Мои жены и подружки жалуются, поскольку я душу свою держу отдельно – и тело свое отдаю, быть может, пуритански; но вернемся к чртв. кошке. Кошка – лишь САМА ПО СЕБЕ. Именно поэтому, когда хватает бедную птицу, она ее не отпускает. Вот он, представитель могучих сил ЖИЗНИ, что не отпустит. Кошка – прыкрасный дьявол. И здесь мы можем употребить это слово даже без определения «какой-то». Некоторых собак и женщин можно заставить отпустить – и они отпустят. А вот кот, черт, грозовые стены домов уж давно будут раздолбаны, а он все равно продолжит мурлыкать себе в молоко. Кот сожрет тебя, когда умрешь. Сколько б вы ни прожили вместе. Был некогда один старик, умер в одиночестве, как Бук, у нево не было женщины, зато был кот, и умер он один, и прошли дни дни дни, бедный старик начал смердеть, он не виноват же, но земля вращается и стираются останки того, что следовало бы похоронить живущим духам земли, а кот унюхал хорошую, для него, вонь мертвого мяса, и когда их нашли, кот отбивался когтями с пола, прилипши к исподу матраса, как камень, проел матрас, висел, как моллюск на скале, и его не могли ни сшибить дубинкой, ни оторвать, ни отжечь, а потому пришлось взять его и выбросить с проклятым матрасом. Видимо, однажды лунной ночью сквозь росу луны и листву, остужающую запах смерти, он отпустил.

В кошке нет ни духов, ни богов, не ищи их, Шед. Кошка – картинка вечной машинерии, как море. Ты ж не гладишь море, потому что оно хорошенькое на вид, а вот кота гладишь – почему? – ТОЛЬКО ПОТОМУ, ЧТО ОН ДАЕТСЯ. И кот никогда не знает страха – наконец – он лишь скручивается в пружину моря и скалы и даже в смертельной драке не думает ни о чем, кроме величья тьмы.

***[9]

Я Не Всегда Ненавижу Кота, Что Убивает Птицу,

Лишь Кота,

Что Убивает Меня…

друг луна, друг кот, ты не просишь ни милости ни халтур ни даров,

лишь неги и лаванды. и домов. кусты. движенья

как в миске.

о юноши Принстона что пыхают трубками

о юноши Гарварда что пыжатся

корябая книжки ради надежности,

ибо друг луна, друг кот

у тебя нет оправданья

ты лишь розовые пыхи и пастельные

облака

бесполезен, как исподнее моей подружки на полу

или как моя подружка на полу

что напучивается ко взрыву

как «Сосны Рима» Отторино Респиги[10].

…дерево где битком птиц несет право.

или земля где битком червей.

или люди где битком земли.


оправданье.


мы идем полуночным ковриком

ни пьяные ни привидясь ни приторчав.

и когда окно грохает вниз

с вальяжностью и бздехом орудья

либо гудок пыхает клаксоном как фаллос

либо носорог ревет в грезе пломбирной,

ревет как волос у тебя на руке

опуская иглу на «Комедиантов» Кабалевского[11]

а даймы принимаются дышать

и Бедная старушка Долорес Костелло[12]

скручивается на старом ролике в чулане

как леска.


я с тобой… друг луна и кот:

мы вострим ухо, глаз,

спокойны в их истории, потом

идем дальше, луна и кот


мимо

пыла старой служанки

мимо Ван Гогов и Рембрандтов

висящих как листва…


на вершину крыши, в ночи;

к континентам меткости,

к звуку что кружит мир.


***[13]

Птички, что ходят путем котов, поют внутри моей головы.


К жизни ошалев как пламя [14]

в скорбном божестве кот мой

ходит всюду


он ходит круг за кругом

с электрическим хвостом и

глазами

кнопками


он

жив и

плюшев и

пределен как древо

слива


ни он ни я не понимаем

соборов или

человека снаружи

что поливает

газон


был бы я весь мужчиной

как он весь котом —

будь такие мужчины на свете

мир мог бы

начаться


он прыгает на тахту

и ходит средь

галерей моего

восхищенья.


Я родился торговать розами на проспектах мертвецов [15]

2

ты пропустила спор котов серый

устал сбрендил бил хвостом и бесился

с черным которому не хотелось чтоб

его трогали а потом черный

погнался за серым лапнул его раз а

серый сказал яу

сбежал остановился почесал ухо

смахнул соломинку подскочил и

удрал побежденный и замышляя а

белый (другой) бежал вдоль

забора с другой стороны гонясь

за кузнечиком и тут кто-то застрелил м-ра

Кеннеди.


***[16]

Фабрики, тюрьмы, пьяные дни и ночи, больницы ослабили и растрясли меня, как мышь во рту хиппового кошака: жизнь.


Коварное добро спасенья страждущих [17]

некогда очень худой и нервный

как вечно голодный музыкант

я хорошо его кормил

и он растолстел

как техасский нефтяник и не такой уж

нервный

но все равно

странный.


сплю на кровати а проснусь

и его нос касается моего

носа и те

желтые громадные глаза

В Л И В А Ю Т С Я

в то что осталось от моей души

и тогда я скажу —

пошел, сволочь!

убери свой нос от моего

носа!

урча как паук полный

мух он отойдет

недалеко.


Вчера я сидел в ванне

а он вошел

ступая высоко

хвост мечется

а я сижу себе

курю сигару и читаю

НЬЮ-ЙОРКЕР

а он запрыгнул на край

ванны

держа равновесие на скользкой слоновой кости

выгибаясь

и я ему сказал:

сэр, вы кот а коты

воду не любят.

но он обошел по кругу к кранам

и повис черными лапами

а другая его часть была

вниз головой

нюхала воду а вода была

ГОРЯЧА и он стал ее пить

тонкий красный язык

робкий и чудесный

макался в горячую воду

и он все

принюхивался

не понимая что я тут делаю

что хорошего я в этом нашел

а потом этот толстый белый дурень

рухнул! —

мы вылетели оттуда

мокро и быстро;

кот, я, сигара и НЬЮ-ЙОРКЕР

плюясь, вопя, отхаркиваясь, промокши

и моя жена вбежала

БОЖЕ МОЙ! ЧТО СЛУЧИЛОСЬ? ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?

я заговорил сквозь распавшуюся сигару:

человеку даже одному нельзя побыть

в собственной ванне, вот что!

она лишь расхохоталась над нами

а кот даже не рассердился

он был по-прежнему мокр и пухл

кроме хвоста

тот выглядел сейчас худым все равно что

крысиный и очень грустный

он принялся вылизывать

себя.

я применил полотенце

затем вошел в спальню

лег в постель

и попробовал отыскать на чем остановился в

журнале.


но хороший настрой поломался

я отложил издание

и уставился в потолок

в пространство повыше где полагается быть

Богу

и тут услышал:

МЬЯАУУ!


следующий блудный кот что явится под мою дверь так и

останется

блудным.


Портрет души для мух [18]

он мужчина в редеющей майке линялой

революции

двигает математику своей нечистоты к

предельному нулю

и просыпаясь нынче утром с лососевым привкусом

на языке

я подумал о нем

хоть чувство такое что попаґ подавай

или его экономку

погладить меня по причинным местам чтоб хоть искра

величья затеплилась


в руке у него письмо

от богача из Санта-Фе:

«ты скользишь, соскальзываешь, мы с В.

были твоими поклонниками много лет

серьезно тревожимся из-за твоего творческого

спада – хоть популярность твоя, похоже, идет

в гору. не сходить ли тебе к психиатру и не

выбить пробку из

задницы?

Дж.»


таблетки алказельцера пауками ползут к жизни

а его белый кот сидит в окне

глядя на него

мой кот хорошо выглядит, думает он,

моему коту не надо вечно ДОБИВАТЬСЯ

во всеамериканской молотьбе

и он сует свой нос

свой всеамериканский нос

в резкие пузырьки что никогда не нужны коту

и выпивает пузырьки

а пот 18 пив вчерашней ночи и пинты скотча

ползет вниз по ушам его и шее


надо позвать Жирного Фредди Говномета

надо найти латунную гору и спрятать под ней свою душу

лоточника


снаружи в кусте подымается птица

попавши меж солнцем и ним

и сень огромной тени крыла

проходит над ним

проходит над краем дома —


кот сигает на сетку

и всё сразу старше Нормандии и Сталинграда

и бомбежки портов


Уинстон Черчилль

с мозгом ребенка

на подбородке слюна

машет отуманенной любовью толпе

из высокого окна

и тут же мертв

как почти все

остальное


но мужчина в редеющей майке:

его кот сердит

сетка его предала

и желтые глаза кота спускаются к его

как глаза мелкого предпринимателя

кто некогда его уволил за то, что бил баклуши на

складе


«срать на тебя, – говорит он коту, – и

срать на все бесталанные замашки моего

усыхающего таланта».

30 минут спустя

та первая бутылка пива

лучше любого секса где бы ни было на земле

с какой ни возьми крупнозадой коровой

с кого он когда-либо шелка и кружева

срывал


он заходит в спальню где сидит его женщина

укачивая в животе его дитя

и берет из руки ее сигарету

сует ее себе в рот

и кашляет кашляет кашляет

и все равно усыхающий талант

думает он, я уже слышал такой кашель:

лошадь поперхнулась слюной закусивши железные удила

когда тянула первый помойный фургон

по морозному бесполезному утру

в каком-то городишке

где только у одного мужика

«мерседес»


он потеет

должно быть смердит

но стены учтивы

и он протягивает полпива в бутылке

а женщина говорит:

«надеюсь, ты не всерьез наговорил все это

вчера вечером».

«а, только хорошее».


«ну, так-то конкретнее».

«ты не собираешься сегодня бухать?»


«самую малость, милая. я же трус».


«покорми кота».


«ага».


у дверей мальчишка из «Западного союза». он ему дает

незначительные чаевые и мальчишка убегает

потея

американский ловчила

боже его спаси


КРАЙНИЙ СРОК НОМЕРА ОРИГИНАЛЬНОЙ ПОЭЗИИ

ВЫХОДИТ СЕНТЯБРЕ

СЕГОДНЯ 17 АВГУСТА БУДЕМ ПРИЗНАТЕЛЬНЫ ВАШ

ВКЛАД ЭТОТ

УНИКАЛЬНЫЙ НОМЕР НАИЛУЧШИМИ ПОЖЕЛАНИЯМИ

ДЖИН КОУЛ ЖУРНАЛ АНТРАКТ

3212 СЕВЕРНЫЙ БРОДУЭЙ

ШИКАГО

ИЛЛ


«кто-то умер?»

он протягивает ей

телеграмму


«ууу, ты знаменитый!»


«вижу как наяву: мы с Жене и Сартром

потягиваем выпивку в уличном кафе в

Пари».


«а они кто?»


«никто. другие гении».


«а. ладно, кота

покорми».


и я покормил кота

выпил еще 18 банок пива и

написал

вот это.


***[19]

здравые заросли, спящий

цветок, я просыпаюсь


мимо окна моего проходит охотник

4 ноги замкнуты в ярком покое

желтой и синей

ночи.


жестокая странность цепляется в войнах, в

садах —

желтая и синяя ночь взрывается предо

мной, атомная, хирургичная,

полная звездных соленых

бесов…


потом кот запрыгивает на

забор, пузатый испуг,

глупый, одинокий…

усы что старуха в

супермаркете

и голый как

луна.


я ненадолго

в восторге.


***[20]

не люблю я любовь как приказ или поиск. пусть приходит к тебе, как голодная кошка к дверям.


Пересмешник [21]

пересмешник не отставал от кота

все лето

дразнил дразнил дразнил

насмешливый наглый;

кот уползал под качалки на верандах

мелькая хвостом

и говорил пересмешнику что-то очень сердитое

чего я не понимал.


вчера кот спокойно прошел по дорожке

с пересмешником живьем во рту,

крылья распахнуты, прекрасные крылья распахнуты бьются,

перья раскинуты будто женские ноги при сексе,

и птица больше не дразнила,

она просила, она молилась

но кот

шагая сквозь века

не слушал.


я видел, как залез он под желтую машину

с птицей

сторговать ее в другое место.

лето закончилось.


Глядя на котовьи яйца [22]

сидя тут у окна

потея пивом

искалеченный летом

я гляжу на котовьи яйца.


не сам это выбрал.

он спит в старой качалке

на крыльце

и оттуда глядит на меня —


1

Отрывок из рассказа «Последствия многословного отказа», «Рассказ», март – апрель 1944 г. Опубликован в сборнике «Из блокнота в винных пятнах» (2008, рус. изд. Эксмо, 2016, пер. М. Немцова). – Прим. составителя. «Story» – литературный журнал, основанный в 1931 г. американским журналистом и редактором Уитом Бёрнеттом (1900–1972) и его женой Мартой Фоули (1897–1977) в Вене, с 1933-го по 1967 г. выходил в Нью-Йорке. Издание было возобновлено в 1989–2000 гг. – Прим. переводчика.

2

Отрывок из стихотворения «Стих для кадровиков», «Кихот» № 13, весна 1957 г. – Прим. сост. «Quixote» – литературный журнал, в 1954 г. его основали редактор Л. Раст Хиллз, его жена писательница Джин Хикофф Хиллс и Бёрт У. Миллер; издавался в Гибралтаре. – Прим. пер.

3

Отрывок из стихотворения «Сносите стропила», «Катафалк» № 4, начало 1959 г. – Прим. сост. «Hearse» (с подзаголовком «Транспортное средство для донесения мертвецов») – поэтический журнал независимого издательства «Катафалк-Пресс», публиковавшийся вместе с другими изданиями Э. В. Гриффитом (1927–2003) в Юреке, Калифорния, в 1957–1961 гг., издание было кратко возобновлено в 1969-м. – Прим. пер.

4

«Мишени» № 4, декабрь 1960 г.; стихотворение вошло в сборник «Дни скачут прочь, как дикие кони по горам» (The Days Run Away Like Wild Horses Over the Hills, Black Sparrow Press, 1969). – Прим. сост. «Targets» – литературный поэтический ежеквартальник, выходивший в Нью-Мексико под редакцией У. Л. Гарнера и Ллойда Алпоу в начале 1960-х гг. – Прим. пер.

5

Отрывок из письма Шери Мартинелли от 24 июля 1960 г.; «Пивоплюйная ночь и проклятья» (Beerspit Night and Cursing, 2001). – Прим. сост. Шери Мартинелли (Шёрли Бёрнз Бреннан, 1918–1996) – американская художница и поэтесса, протеже Анаис Нин, возлюбленная и муза Эзры Паунда, издавала собственный журнал «Анагогическое и пайдеумическое обозрение», в котором публиковала работы Буковски. – Прим. пер.

6

Отрывок из письма Джори Шёрмену от конца июля 1960 г.; «Вопли с балкона». – Прим. сост. Джори Тикэмсе Шёрмен (р. 1932) – американский поэт и прозаик, известный в первую очередь своими вестернами. «Screams from the Balcony» (1993) – первый том избранной переписки Буковски 1960–1970-х гг., составленный Шеймасом Куни и изданный «Блэк Спэрроу». – Прим. пер.

7

Ок. 1960–1961 г., рукопись; стихотворение ранее не публиковалось. – Прим. сост.

8

Отрывок из письма Шери Мартинелли от 21 декабря 1960 г.; «Пивоплюйная ночь и проклятья». – Прим. сост.

9

Ок. 1963 г., рукопись; стихотворение ранее не публиковалось. – Прим. сост.

10

«Сосны Рима» (1924) – симфоническая поэма итальянского композитора, музыковеда и виолончелиста Отторино Респиги (1879–1936). – Прим. пер.

11

«Комедианты» (соч. 26, из музыки к пьесе «Изобретатель и комедиант» М. Даниэля, 1940) – симфоническая сюита советского композитора, дирижера и пианиста Дмитрия Борисовича Кабалевского (1904–1987). – Прим. пер.

12

Долорес Костелло (1903–1979) – американская киноактриса, звезда немого кино. – Прим. пер.

13

Эта строка стала подзаголовком сборника «Оно ловит сердце мое в ладони» (It Catches My Heart in Its Hands, 1963). – Прим. сост. Само название сборника представляет собой строку из стихотворения американского поэта Джона Робинсона Джефферса (1887–1962) «Эллинистика», написанного в 1930-х гг. – Прим. пер.

14

«Флоридское образование» № 42.4, декабрь 1964 г., где стихотворение было опубликовано под заголовком «К пару жизни ошалев как пламя». Вошло с сборник «И в воде горит, и в огне тонет» (Burning in Water Drowning in Flame: Selected Poems, 1955–1973, 1974). – Прим. сост.

15

«Распятие в омертвелой руке» (Crucifix in a Deathhand, 1965). – Прим. сост. Сборник, изданный «Луджон Пресс» в Новом Орлеане. – Прим. пер.

16

Отрывок из письма Джиму Ромену от начала августа 1965 г.; ранее не публиковалось. – Прим. сост. Джин Ромен – коллекционер и книготорговец из Форт-Лодердейла, Флорида, поддерживал независимое издательство «Луджон Пресс». – Прим. пер.

17

«Спектроскоп» № 1, апрель 1966 г. Стихотворение в сборники не входило, основано на стихотворении «Кот», написанном 6 ноября 1964 г. – Прим. сост. «Spectroscope» – маленький литературный журнал, издававшийся в Форт-Смите с 1966 г. – Прим. пер.

18

«Антракт», сентябрь 1966 г.; стихотворение в сборники не входило. – Прим. сост. Литературный журнал «Intermission» издавался под редакцией Юджина Коула в 1960-х гг. в Чикаго импровизационной театральной труппой «Халл-Хаус» (1963–1969), располагавшейся в клубе (осн. в 1889 г.) общественного движения помощи беспризорникам «Сеттлмент» (с 1880-х гг.). – Прим. пер.

19

Стихотворение без названия опубликовано в «Хайрэмском поэтическом обозрении» № 1, осень-зима 1966 г.; под заголовком «Кошка» вошло в сборник «Дни скачут прочь, как дикие кони по горам». – Прим. сост. «Hiram Poetry Review» – литературный журнал частного колледжа гуманитарных наук Хайрэм, Охайо, выходит с 1966 г. – Прим. пер.

20

Отрывок из письма Карлу Вайсснеру от 18 ноября 1966 г.; «Вопли с балкона». – Прим. сост. Карл Вайсснер (р. 1940) – немецкий писатель, редактор, переводчик, литературный агент и друг Буковски. – Прим. пер.

21

Апрель 1971 г., рукопись; стихотворение вошло в сборник «Пересмешник, пожелай мне удачи» (Mockingbird Wish Me Luck, 1972). – Прим. сост.

22

7 сентября 1971 г., рукопись; стихотворение прежде не издавалось. – Прим. сост.

О кошках (сборник)

Подняться наверх