Отрывок из книги
«Ад для черных, чистилище для белых и рай для мулатов» – так называли португальцы Бразилию во второй половине XVII в. Это саркастическое высказывание какого-то неизвестного острослова, произнесенное им то ли в шутку, то ли всерьез, все же в целом правдиво. Негры-рабы выращивали сахарный тростник и табак, которые легли в основу бразильской экономики. Труд рабов использовался повсюду: в домашнем хозяйстве, на плантациях, в шахтах и на приисках. Можно утверждать, что рабство повлияло на повседневную жизнь в колонизируемой Бразилии более широко и глубоко, чем любой иной фактор. Плантаторы и священники, офицеры и чиновники – в общем, все образованные люди сходились в одном: без притока рабов с Черного континента Португальская Америка была бы нежизнеспособной. Наш рассказ о лузитанской империи в Южной Атлантике времен начала правления Педру II, ставшего официально королем в 1683 г., правильнее всего начать с рассмотрения вопроса о взаимосвязях Бразилии с Западной Африкой, которая была обширным рынком черных рабов.
Португальский колонист из Мараньяна так писал в 1730 г.: «Не в обычае белых людей в этих краях или в любой иной из наших заморских колоний заниматься физическим трудом; в этом случае они обычно используют рабов, ставя перед ними конкретную задачу». Почти теми же словами несколько лет спустя монах-августинец, имевший большой опыт работы в полевой миссии в Замбии, выразил свое мнение, что «местным уроженцам не подобает видеть, как португальцы занимаются ручным трудом». И таких цитат можно было бы привести множество. Однако будет вполне достаточно еще одной. Архиепископ Баии сообщал в Португалию в 1702 г., что в его епархии насчитывалось около 90 000 душ, из которых большинство были черными рабами, и что «белые, их хозяева, только указывают рабам, что они должны делать». Идея величия труда не была распространена ни в те времена, ни на протяжении многих последующих лет, тем более в тропических колониях европейских держав. С первых дней колонизации Бразилии раба обычно называли «руки и ноги» хозяина (или хозяйки), и почти все белые, кроме, возможно, самых бедных, использовали труд рабов. «За исключением людей самого низкого социального положения, – писал Уильям Дампир[1] в 1699 г. после месячного пребывания в Байе, – редко кто не держит в своем доме рабов». Те, кто не мог позволить себе приобрести черных рабов из Африки, обратили свой взор на аборигенов-индейцев, особенно это касалось бедных и отдаленных областей, таких как Сан-Паулу и Мараньян. Американские индейцы были охотниками и рыболовами и также могли быть проводниками в джунглях и во внутренних засушливых районах страны, называемых сертанами[2]. Они продолжали жить в каменном веке и не были готовы перейти к оседлой жизни. Поэтому их было невозможно использовать в качестве рабочей силы в поселениях белых, располагавшихся вдоль всего побережья. К концу XVI столетия стало ясно, что без труда негров-рабов не обойтись. Они трудились на плантациях и на сахарных заводах, в домашнем хозяйстве плантаторов; они были плотниками и корабелами, сапожниками и каменщиками и владели другими профессиями.
.....
Хорошо известно, насколько привлекательными для португальцев были цветные женщины. Добавить к этому больше нечего, достаточно привести пару примеров из XVII в. В 1641 г. советники муниципалитета Баии негодовали, что местные девушки-рабыни ходили в столь ярких одеждах и носили «украшения, которые их воздыхатели дарили им, что дело приняло такой оборот, что многие женатые мужчины оставили своих жен и потратили все свое состояние», чтобы насладиться прелестями этих падших девиц. Подобные жалобы можно было услышать от генерал-губернатора дона Жуана де Ленкаштре и Совета по делам заморских территорий в 1695–1696 гг.; утверждалось, что даже священники не свободны от этих искушений. При чтении этих жалоб сразу вспоминается неподражаемый рассказ Томаса Гейджа о соблазнительных девушках-мулатках в столице Мехико того времени. Он отметил, что «многие благородные испанцы, которые столь склонны к распутному образу жизни, презрели своих жен ради них… эти мулатки в белых мантиях были, как сказали бы испанцы, mosca en leche («муха в молоке»; разговорное выражение, означающее «смуглая женщина в светлой одежде»). Гейдж добавляет, словно предваряя слова Антонила, что «большинство из них являются, или были прежде, рабынями, хотя любовь дала им свободу, чтобы порабощать души греху и Сатане».
Имеются также свидетельства, что во время голландского завоевания Пернамбуку в 1637 г. многие владельцы сахарных плантаций бежали на юг со своими любовницами-мулатками, посадив их на коня позади себя. В то время как их брошенные белые жены, простоволосые и босые, спасаясь от преследований врага, продирались сквозь колючий кустарник и шли через топкие болота. Конечно, не только зажиточные плантаторы и респектабельные горожане способствовали увеличению населения из метисов, беря в наложницы негритянок и мулаток. В действительности, чем ниже стояли люди на социальной лестнице, тем больше они заключали смешанных браков по вполне понятным причинам. Солдаты из городских гарнизонов, моряки с заходивших в порт кораблей, белые бедняки всякого рода свободно сходились с негритянками «из-за недостатка белых женщин», как заметил солдат-хронист Кадорнега из Луанды, находясь на другом побережье Атлантики. Большинство детей-мулатов, рожденных от таких союзов (в большинстве своем скоротечных), не имели, естественно, образования и не знали, что значит жить в настоящей семье. Одни неизбежно становились отчаянными преступниками, другие – опустившимися проститутками, которые своим буйным поведением постоянно причиняли головную боль колониальным властям.
.....
