Складмен

Оглавление

Четверица. Складмен

НАЧАЛО

Разговор ушедших в лес

Пустынник

Евангелие от Луки

Склад

Человече костра

В Небеса

Песчинки

Песчинки в куче

Мысль

Соседи

Она и Ты

Жёлтая война

Отрывок из книги

Проснувшись в поту от сна, где он сгорал заживо, Олег сел на кровать и, прильнув ладонями к лицу, начал выдыхать из себя весь накопившийся ужас от этого сновидения. В противоположной стороне от подушки, ближе к книжным полкам, бывшим как бы в «ногах» кровати, стоял огромный православный крест размером с самого Олега. Словно надгробный кладбищенский атрибут, стоял этот крест и сопровождал каждое его просыпание и засыпание. Наверно, крест был напоминанием о смерти, но, может, и напоминанием о Распятом, кто его знает. Он был сделан из предыдущей кровати, которую бережно разобрали во время зимнего ремонта, но Олегу было действительно жалко выбрасывать эти составные части. Старая кровать прослужила ему целых пятнадцать лет. Он плакал на ней, мечтал, общался с незнакомцами в интернете. Грех было бы выкинуть эту кровать просто так, как мусор. Напротив, достойнейшим было бы сделать из неё нечто иное, что служило бы миру дальше, но уже в другом обличии. Таковые рассуждения привели его к кресту, так он теперь с ним и стоит, ждёт своего часа. Старый, но продолжающий отдавать качеством ковёр напоминал комнате о Персии, ну или хотя бы о Туркменистане. Длинноватый стол и компьютер были ближе к окну, в противоположной стороне от кровати, а крест опирался на большущий шкаф с зеркалом в середине. Дальше от шкафа были комод и новое кресло, на котором иногда лежал кот. И всё это стояло на фоне чёрных обоев и белого потолка. Сам же Олег был человеком среднего роста, с чёрно-каштановыми волосами (в зависимости от света) и голубыми глазами, а худые ладони и длинные пальцы, сползавшие с его лица этим утром, говорили нам о сильных и слабых сторонах этого человека. Жизнь Олега уже много лет проходит в квартире. Уйдя в своеобразное затворничество, после достижения восемнадцати лет и дожив до своих двадцати трёх лет, он практически ни разу не выйдет из неё. Помимо него в квартире жил жирноватой наружности кот, которого я уже упомянул, матушка и бабушка. Остальные же составные части его семьи уже ушли на погост. За спиной, как вы могли бы понять, у Олега не было ничего, однако. Однако многие люди, имея у себя что-либо за спиной, не понимают, сколь хрупким «за спиной» они обладают. Стоит всего-то какому-нибудь человечку поднести зажигалку к шторе в их домах, как от их собственности ничего и не останется, и ничего вы с этим не попишете. Взяв зажигалку, вставший с кровати Олег двинулся к кухонному окну. Интоксикация была важнейшим атрибутом его жизни, но даже курение не могло быть совершенно обычным актом. Дело в том, что Олег курил, стоя на одном или даже на двух коленях. Со стороны наблюдающего из кухни могло показаться, что это молитва, да ещё и крест этот… Но на самом деле ему было просто неприятно, когда притормаживавшие водители вглядывались в открытое окно. Потому-то он и опускал своё лицо, согнув колени, но концепция «молитвенного табакокурения» заслуживает отдельных размышлений. В целом квартира выглядела довольно порядочно, и семья жила в приличных условиях на этом жизненном пространстве. Причины же, по которым Олег «ушёл», оставались неизвестны даже ему. Скорее всего, доминантной причины и не было – был ком причин, гнавший его от всех и вся в дом, там, где можно было остаться одному, пусть и в просторной комнате. Жизнь, как может показаться банальному человеку, у Олега не была простой. Комфорт и сидение на шее у матери побуждали его к развитию собственному, за счёт их сверхпроизводства. Не правда ли, знакомо? Кажется, на этом строится всё искусство, нет? Пара попыток самоубийства, травмирование себя, поиск смысла жизни, разочарование в мирских идеях и смыслах путём их долгого осмысления – воспроизводили комнатный ад, а не худощавого нахлебника-иждивенца. Это побуждало его искать вечно новое, иное, инаковое. Уйти от затворничества в иночество. После протяжённого в годах мыслительного самоистязательства, разрушения конструкций, вспухшего от конкретики вопроса о смысле жизни, в этой комнатушке, сжавшись в позу эмбриона и изнывая до предела, молодой человек взорвался, как взрываются небесные звёзды. Чтобы вы лучше понимали, что произошло, я могу описать это более простым образом, буду любезен. Человек, названный Олегом по причине, на которую всем плевать, раскололся на две части. Точно как во всех этих мистических учениях: была часть первая, внешняя, и часть вторая – внутренняя. Внешнее «я» Олега было способно на конкретику, рационализм, практичность и прагматизм. Он понимал, что плохо, а что хорошо, где начинается любовь, а где завершается ненависть. Внутреннее «я» Олега было совершенно другим, и дело было не в простом добавлении «анти» к категориям внешнего «я», дело было совсем не в этом. Другое, или Иное – вот самые правильные слова, которые можно было применить к внутреннему «я». Внутренний иной мог потребовать смерти, как награды для призёров олимпийских игр. Внешний же рассуждал бы о том, почему лучшим из лучших дают всего-то по паре миллионов рублей. Теперь вы, кажется, понимаете разницу. Никакого раздвоения личности и прочей попсовой лабуды – просто один созерцает победителей и искренне желает выдать им свидетельство о смерти, а другого интересует правомочность трансгендеров на олимпийских играх. Докуренная сигарета, бычок, оказавшийся на земле, был актом единства человека с природой; возвращение в комнату и усаживание за компьютер. Перед тем как вернуться, он налил себе воды из-под крана в чашку. Именно так и выглядело типичное пробуждение Олега абсолютно каждый день, за редким исключением. Браузер на его компьютере был переполнен множеством вкладок: «Индия. Джайны приспосабливаются к глобализации», «Пифагорейские золотые стихи», кучные в ряд видеовкладки, социальные сети. Ответив на пару сообщений и попив воды, он иногда вставал и ходил по комнате некоторое время, дабы окончательно проснуться.

– Новый день, новое ничего, – высказывался порой он сонным голосом.

.....

О: Да, я слышал, что штундисты «окунулись» в баптизм. Так вы баптисты?

Н: Всё равно, в принципе, а вы в Бога верите?

.....