Научный метод итальянского психиатра и новатора криминалистики Чезаре Ломброзо не нашел поддержки у современных ученых, однако проблема гениев и безумцев актуальности не утратила. Как современник множества выдающихся личностей – художников и писателей, ученых и правителей, – Ломброзо излагает оригинальный взгляд на окружавшую его интеллектуальную среду и предлагает множество смелых гипотез, подкрепляя каждую вполне достоверными фактами. Как историк, автор представляет кропотливо подобранные доказательства из биографий тех знаменитостей, с кем разминулся во времени.
Эта книга – приглашение к диахроническому спору о природе гения.
Оглавление
Чезаре Ломброзо. Гениальность и помешательство
Предисловие автора к четвертому изданию
Глава I. Введение в исторический обзор
Глава II. Сходство гениальных людей с помешанными в физиологическом отношении
Глава III. Влияние атмосферных явлений на гениальных людей и на помешанных
Глава IV. Влияние метеорологических явлений на рождение гениальных людей
Глава V. Влияние расы и наследственности на гениальность и помешательство
Глава VI. Гениальные люди, страдавшие умопомешательством: Гаррингтон, Болиан, Кодацци, Ампер, Кент, Шуман, Тассо, Кардано, Свифт, Ньютон, Руссо, Ленау, Сечени, Шопенгауэр
Глава VII. Примеры гениев, поэтов, юмористов и других между сумасшедшими
Глава VIII. Сумасшедшие артисты и художники
Глава IX. Маттоиды-графоманы, или психопаты
Глава X. «Пророки» и революционеры Савонарола Лазаретти
Глава XI. Специальные особенности гениальных людей, страдавших в то же время и помешательством
Глава XII. Исключительные особенности гениальных людей. Заключение
Приложения
Автобиография помешанного (к VII главе)
Воспоминания о времени, проведенном в тюрьме, и о живых сновидениях
Литературные произведения помешанных (к VII главе)
Противоволя (La controvolonta)
Наблюдения над окружающими
Семья увеличилась
Литературные произведения маттоидов (к IX главе)
Графоманы-преступники (Манжионе, Детомази, Бианко, Гито, Санду) (к IX главе)
Аномалии черепа у великих людей (к XI главе)
Отрывок из книги
Когда, много лет тому назад, находясь как бы под влиянием экстаза (raptus), во время которого мне точно в зеркале с полной очевидностью представлялись соотношения между гениальностью и помешательством, я в 12 дней написал первые главы этой книги[1]. Признаюсь, даже мне самому не было ясно, к каким серьезным практическим выводам может привести созданная мною теория. Я не ожидал, что она даст ключ к уразумению таинственной сущности гения и к объяснению тех странных религиозных маний, которые являлись иногда ядром великих исторических событий, что она поможет установить новую точку зрения для оценки художественного творчества гениев путем сравнения произведений их в области искусства и литературы с такими же произведениями помешанных и, наконец, что она окажет громадные услуги судебной медицине.
В таком важном практическом значении новой теории убедили меня мало-помалу как документальные работы Адриани, Паоли, Фриджерио, Максима Дюкана, Рива и Верга относительно развития артистических дарований у помешанных, так и громкие процессы последнего времени – Манжионе, Пассананте, Лазаретти, Гито, доказавшие всем, что мания писательства не есть только своего рода психиатрический курьез, но прямо особая форма душевной болезни и что одержимые ею субъекты, кажущиеся совершенно нормальными, являются тем более опасными членами общества, что сразу в них трудно заметить психическое расстройство, а между тем они бывают способны на крайний фанатизм и, подобно религиозным маньякам, могут вызывать даже исторические перевороты в жизни народов. Вот почему заняться вновь рассмотрением прежней темы на основании новейших данных и в более широком объеме показалось мне делом чрезвычайно полезным. Не скрою, что я считаю его даже и смелым, ввиду того ожесточения, с каким риторы науки и политики, с легкостью газетных борзописцев и в интересах той или другой партии, стараются осмеять людей, доказывающих вопреки бредням метафизиков, но с научными данными в руках полную невменяемость, вследствие душевной болезни, некоторых из так называемых преступников и психическое расстройство многих лиц, считавшихся до сих пор, по общепринятому мнению, совершенно здравомыслящими. На язвительные насмешки и мелочные придирки наших противников мы, по примеру того оригинала, который для убеждения людей, отрицавших движение, двигался в их присутствии, ответим лишь тем, что будем собирать новые факты и новые доказательства в пользу нашей теории. Что может быть убедительнее фактов и кто станет отрицать их? Разве одни только невежды, но торжеству их скоро наступит конец.
.....
Свойственная мне чувствительность, конечно, и придает моим стихотворениям тот страстный тон, которого нет у других поэтов».
«Природа не создала более чувствительной души, чем моя», – писал о себе Дидро. В другом месте он говорит: «Увеличьте число чувствительных людей, и вы увеличите количество хороших и дурных поступков». Когда Альфьери в первый раз услышал музыку, то был, по его словам, «поражен до такой степени, как будто яркое солнце ослепило мне зрение и слух; несколько дней после того я чувствовал необыкновенную грусть, не лишенную приятности; фантастические идеи толпились в моей голове, и я способен был писать стихи, если бы знал тогда, как это делается…» В заключение он говорит, что ничто не действует на душу так неотразимо могущественно, как музыка. Подобное же мнение высказывали Стерн, Руссо и Ж. Санд.
