Читать книгу Воскресенье - Дамир Ильдарович Губайдуллин, Дамир Губайдуллин - Страница 1

«Воскресенье»

Посвящается сестре

“…Зенитчицы кричали

и стреляли,

размазывая слёзы по щекам.

И падали.

И поднимались снова.

Впервые защищая наяву

и честь свою

(в буквальном смысле слова!).

И Родину.

И маму.

И Москву…”1

-Доброе утро, Евгения Марковна!

-Доброе утро.

Поворот, монолитные сосны в парке Зенитчиц2, сквозь которые пробивается солнечный свет. Еще пару метров – и у цели. Главное – не сбить дыхание.

«Привет, Женька!»

Короткий кивок. Дорога выкручивает налево, к выходу. Еще круг, и домой. Строго глядят с бронзовых бюстов партизанки Мария Мелентьева и Анна Лисицина. Аня смотрит немного грустно, Маша – твердо, вдаль. Несломленная воля девятнадцатилетней девочки. У начищенных, сверкающих бюстов, залитых солнечным светом, свежие цветы – красные гвоздики.

Несмотря на ранний час, уже жарко. Женя на бегу расстегивает синюю олимпийку с белой литерой «Д» на груди. Тополиный пух мешает пробежке. Сорвавшись с дерева, шумно взлетает в чистое, голубое небо воробьиная стая. Радостно голосит свиристель – таежная певица. Автолюбитель чинит у входа в парк «рыжий» «Москвич-412». Женя видит лишь задние фары машины, которые будто бы жалобно сощурились и говорят: «Может быть, хватит? Я уже не поеду. Оставь меня».

–Здравствуйте, Евгения Марковна.

–Доброе утро.

Еще полкруга. Если дышать равномерно, должно хватить дыхания. Еще чуть – чуть. Уже появились «пузыри», вытянулись колени на синих, тренировочных штанах, но ничего. Ритмично, будто подгоняя, скрипят кеды «Два мяча»: высокие, синие, с белыми полосками. Сколько было радости от обмена. В обратную сторону ушли несколько редких виниловых пластинок, но это не страшно. Еще поворот. Похлопывают по спине убранные в хвост черные волосы. В голове звучит голос отца:

«Евгения, ты – советский милиционер! Какой пример подаешь братьям?! Ты подумала, что из них вырастет?! Люди БАМ строят, а моя дочь, ребенок уважаемого человека, занимается непонятно чем. Позор!»

Парк дышит цветами. В воздухе – аромат сирени. Вдоль прогулочных аллей – аккуратные клумбы с белыми флоксами, красными розами и пионами. На коричневой, деревянной скамейке у фонтана – пожилая пара. Он – в модной шляпе бурого цвета, белой рубашке с короткими рукавами и светлых брюках. Благородная седина, интеллигентный взгляд. Нога закинута на ногу – блестят начищенные, бежевые сандалии. Она – тоже в шляпе, алого цвета, в красивом, длинном розовом платье. Немного косметики, подчеркивающей большие темные глаза. Гордо вздернутый подбородок. Аккуратная, белая сумочка. Платье подходит ее возрасту, не выглядит вычурно. Они читают газету, одну на двоих, и едят мороженое. Мужчина, широко улыбнувшись, достает из-за пояса букет незабудок, вытаскивает из него один цветок и аккуратно устанавливает на поля ее шляпы. Женщина смущенно улыбается. Из динамиков звучит музыка.

«…И я иду к тебе навстречу,

И я несу тебе цветы,

Как единственной на свете

Королеве красоты…»

-Здравствуйте, Женя.

–Здравствуйте.

Снова воспоминания. Московский двор. День. Солнечно.

«Круглова, ну что с тобой не так? Все бабы как бабы. А ты – «мусор», что дальше-то?».

Звонкая затрещина. Жар в руке. Отчаянно колотится сердце. Обидно!

– Добрый день, товарищ участковый!

Метров за 300 до поворота, ведущего к выходу, девушка резко затормозила. Окатив мужчину на лавочке презрительным взглядом, она добрела до лавки и прильнула к медному, питьевому фонтанчику, жадно дыша.

– Яков Моисеевич, – отдышавшись, сказала Женя, сердито прищурившись, – как можно заниматься в таких условиях? Спорт – это у нас что?

– Так это, – жизнь. Клянусь своими седыми висками, – кивнул пожилой мужчина, сняв очки и положив их в нагрудный карман белой рубашки с короткими рукавами.

– Правильно, – распустила темные волосы девушка, – а вы мне бегать мешаете. Вредитель вы, Яков Моисеевич.

– Так, это же я с уважением, – примирительно произнес мужчина. На вытянутом лице появилась улыбка. Когда Ройзман улыбался, его зубы касались нижней губы: создавалось ощущение, что он смеется над собеседником. – Мы же любим, нашу милицию-то. А вы вот, это самое, чем бегать с утра, лучше бы бандитов ловили, да. Преступность – она такая. Не дремлет.

–Поучите меня еще, товарищ Ройзман, – погрозила пальцем Женя, присев рядом. Мимо пробежала группа молодых людей из секции самбо. В таких же, как у нее, синих тренировочных штанах, только кеды у них были черные. Остановившись неподалеку, они вышли на свободную асфальтную площадку перед сценой, исписанную мелками и сняли олимпийки, оставшись в белых майках. Девушка хмыкнула, отметив мощные мышцы. Ну, конечно. Самбо. Многие знали, что в городе есть подпольная секция каратэ, но никто не признавался, где она находится. Антисоветчики.

– А чего бы и не поучить? – Пожал плечами мужчина. Глаза устали после очков – он протер низко опущенные веки, – вот вы, Евгения Марковна, такая молодая, а приехали в Береговой, это же конец света. Граница, поди. Либо чего-то натворили, либо доказать хотите правоту свою. Черным по белому. Мы здесь все друг друга знаем, а вы среди нас чуть ли не самая молодая. Это поддержка, Евгения Марковна. Поддержать вас хотим.

– Ну и закончим наш балет на этой ноте, – поднялась Женя, застегивая олимпийку, – а попала я сюда, Яков Моисеевич, исключительно по своей воле. Хорошего дня вам.

– Евгения Марковна! – Крикнул вслед Ройзман. Мужчина опустил голову и пригладил светлые брюки.– У меня к вам исключительная просьба, душа моя.

–Я вас слушаю.

– Вы же знаете учительницу, Елену Павловну?

– Ракицкую?– Задумалась, вспоминая, Женя. – Да, знаю, а что с ней?

– Да вроде бы ничего, – замялся мужчина, разглядывая коричневые туфли с острым носом. В карих глазах появилась тревога. Ройзман будто бы хотел что-то сказать, что-то знал, но не решался, – не видно ее уже дня четыре как. Вы бы зашли к ней, узнали, что да как.

– Уехала, видать, – пожала плечами девушка. – А дочь, у нее же есть дочь?

–Так и ее нет. Мы искренне переживаем, Евгения Марковна.

– Хорошо, я зайду. До свидания, Яков Моисеевич.

– Хорошего дня, Евгения Марковна.

***

В служебном, деревенском доме по улице Звездиной3, на окраине города, заиграла музыка в темно-коричневом транзисторном приемнике. Блестящую антенну подняли вверх, покрутили колесо и из динамиков раздался шипящий, раскатистый женский голос:

«…Я так хочу, чтобы лето не кончалось,

Чтоб оно за мною мчалось, за мною вслед…»

Участковый Круглова, двадцати четырех лет от роду, посмотрела в зеркало и довольно улыбнулась, поправив убранные в пучок на затылке темные волосы. Поправила форменную милицейскую юбку и застегнула пуговицу на пиджаке. Отойдя от зеркала, Женя ступила на уже нагревшийся от солнца домотканный ковер на деревянном полу. Половица отозвалась глухим недовольным стуком, ее стон отразился эхом в высоком, массивном деревянном потолке. Девушка подошла к накрытому белой скатертью столу и взяла из медной тарелки зеленое яблоко. Отодвинув деревянный стул, она поправила на нем вязаный коврик и присела, положив голову на руки и уставившись на приемник.

В ней кипел огонь. Евгения воспринимала жизнь как большое приключение, кино. Своим долгом она считала спасение Родины от преступности. Несмотря на не самую яркую внешность (глубоко посаженные глаза и заметные морщины), к ней тянулись люди, Женя умела заряжать энергией, которая лилась через край. Родители, довольно известные в стране медики, растили детей в любви и заботе, поэтому они ни в чем себе не отказывали. Отец с матерью пророчили Жене карьеру медработника – тем удивительнее для них было решение дочери стать милиционером. Сначала они восприняли это как шутку, но когда Евгения с отличием получила профильное образование, стало совсем не до смеха. Попытки поговорить прошли неудачно – горячая Женя с годами стала страшно упрямой и принципиальной. Однако сбыться блестящим планам, к сожалению девушки и счастью отца, пока помешал случай.

– Евгения, ты, ты сошла с ума…? – Отец, мать, два младших брата в смешных, коротких синих шортах и белых майках. Московская квартира. Солнечный летний день. – Ты хоть понимаешь, что ты натворила?!

– Женечка, расскажи нам, как все было, – просит мать, пытаясь поправить дочери волосы. Женя сердито одергивает голову. Гостиная большого дома почти в центре Москвы. Роскошный, блестящий гарнитур из Чехословакии. Внутри – импортный сервиз. На полу – дорогой ковер.

– Да она людей бьет, ты представляешь?!– Взмахивает руками отец.– И кого?! Сына первого секретаря горкома ударила! Бутылкой! По голове! Позор! Дочь уважаемого человека! И это – советский милиционер!

– Женечка, дочь, расскажи…

– Так, хватит, – Круглова яростно вскакивает, – я никому ничего объяснять не собираюсь! Бекетов получил по делу! Не хочешь меня видеть, папа, не увидишь. Завтра же напишу заявление о переводе из Москвы.

– Женя, успокойся. Сядь и расскажи, – вновь тихо просит мать.

– Мама, да он не хочет слышать меня! – Отчаянно восклицает девушка. – Заладил – позор, позор! Папа – я милиционер, комсомолка, в конце концов, это же не пустые слова! Я людей просто так бутылками по голове не бью! И да, если тебе это утешит, это был прекрасный коньяк!

С этими словами Круглова выбегает из квартиры, хлопнув дверью. Родители лишь ошарашено переглядываются.

Музыка в транзисторном приемнике захлебывается, прервавшись сердитым шипением. Женя вздрагивает, вернувшись из воспоминаний, и поворачивает голову. Взгляд падает на огромный красный ковер на стене, над кроватью с синими спинками. Пружины. В пионерских лагерях это был ее батут. Как весело скрипела кровать и подбрасывала вверх, на самый вверх! Может быть, прыгнуть, Евгения?

Пригладив белое покрывало и поправив пушистую подушку, Женя улыбается, принюхиваясь к букету ромашек в белой вазе на подоконнике. Хорошо.

***

Она выбегает из подъезда и направляется к парку. Несмотря на июль, на улице уже почти вечер и становится прохладно. Ветер треплет подол модного финского платья – темно-розового, с длинными рукавами. Ее страшно колотит от обиды, почему? Человек, которому она верила всей душой, не захотел ее слышать? Был ли смысл что-то доказывать внезапно оглохшей душе? Отец упрямо не хотел верить, что ребенок, которого он вырастил, не может без причины ударить человека бутылкой (пусть и очень хорошего коньяка) по голове. Где-то внутри у девушки заседает догадка, что заботливый и переживающий, ее, по – настоящему родной отец, просто использовал ситуацию для исполнения своего плана. Видеть дочь милиционером он не хотел.

«Жека!», – окликают ее четверо парней на светлых «Жигулях». Не обратив внимания, Круглова входит в парк. Автомобиль останавливается у входа, взвизгнув тормозами.

– Круглова! – Догоняет ее один из парней, остальные ждут в машине. Не бедный: модная, «битловская прическа» с длинными, темными бакенбардами. Импортные, светлые кеды, явно не «Два мяча», и черные джинсы. Явно не самодельные, не «варенки». Дорогая, бежевая олимпийка поверх черной футболки. – Куда бежишь- то?

– От тебя подальше.

– Ох, ну да, – парень смеется, – опять с отцом поругалась?

– Слушай, – резко оборачивается Женя. Бегать от него в босоножках на высокой танкетке – глупое занятие. – Чего с тобой не так, а? Вроде и красивый, и шмотки носишь заграничные. Машина вон хорошая. Чего же ты гад- то такой? Нашел бы себе дурочку и водил бы ее на танцы и еще куда- нибудь. Ты же всем противен, не думал об этом?

– Да, а чего так? – Нахально улыбается молодой человек. – Потому что я одеваюсь не как все, и вообще не как все? – Поправляет он зачесанные набок волосы. – Ну, не всем же кричать «Служу Советскому Союзу!» и жить стадом. А что с тобой не так, Женя Круглова? Вроде хороша собой. Родители – уважаемые люди. А сама – «мусор», – гогочет парень.

Кровь приливает к голове и Женя, не соображая, что делает, отвешивает ему звонкую затрещину. Наступает тишина.

– Это ты зря, – ощупывая лицо, проговорил парень.

– Эй, – за Женей вырастает светловолосый молодой человек крепкого телосложения, – что тут происходит?

– Да мы тут, «мусор» убираем, – с акцентом на предпоследнее слово произносит Противник.

– Вот и убирай отсюда, – указывает молодой человек парню на выход, – а то помогу.

– Всего доброго, Евгения Марковна, служу Советскому Союзу! – Зычно кричит Противник и убирается из парка.

– Все нормально? – Заботливо интересуется Алексей – лучший игрок футбольной команды района и Женин давний товарищ. Он не Противник, он простой советский парень. Товарищ. Добрый и надежный, конопатый, с непослушными, соломенного цвета волосами. Выразительные, карие (коньячного цвета) глаза, большие. Играет в футбол, носит черные, выцветшие отцовские «треники», белую майку (алкашку) и серую олимпийку, но не с литерой «Д». Семья Алексея с завода Лихачева, поэтому кроме столичного «Торпедо» они ничего не признают.Для Жени он кто– то вроде лучшего друга и потенциального жениха (если бы женщины, конечно же, выбирали хороших парней). Хотя в глубине души она прекрасно понимала, что отец никогда не примет сына простых рабочих. Вопреки стараниям, революция так и не стерла классовых границ. Пусть и яростно пыталась.

– Да, нормально, – машет еще горящей рукой Женя, чувствуя, как трясутся колени.

– Бекетов та еще сволочь, тебя никто не винит, Женя.

– Я знаю, Леш, – тепло улыбается девушка и берет парня под руку. – А не угостите даму мороженым, товарищ спортсмен? – Кокетливо спрашивает она.

– У меня есть выбор? – Смеется Алексей.

– Ох, это сложный вопрос, товарищ спортсмен.

– Ну, раз, милиция просит, – разводит руками парень, – теперь меня не арестуют.

– Леша.

– Как Эдуарда Стрельцова.

– Алексей!

– Ну, все, все, молчу.

Женя улыбается и, сощурившись, смотрит на небо. Такое чистое и прекрасное, как юная душа.

Светлое, летнее небо 1977 года.

Стрелка часов с красным циферблатом на стене доходит до 8. Отложив так и не съеденное яблоко обратно в тарелку, Женя встает со стула и, поднявшись на носочки, берет с темно-коричневого шкафа пилотку – ее гордость. Аккуратно надев головной убор, она еще раз смотрит в зеркало и козыряет сама себе, улыбнувшись. «Серьезнее, Евгения, – говорит она себе. – Ты – советский милиционер». Но все равно улыбается, когда взгляд падает на туфли у порога. Светлые, на деревянном каблуке, с кожаными ремешочками. Совершенно убийственные. Нужны были для встречи с молодым человеком, он был выше нее ростом. А ей хотелось смотреть сверху и с презрением, когда поссорились. На случай перемирия оставались те самые босоножки. Не помирились. Но туфли остались и были еще очень даже ничего.

Улыбнувшись, Женя нырнула в босоножки, поправила пилотку и вышла из дома, хлопнув дверью.

***

Маленький городок на границе начинает рабочую неделю. На уже залитых солнцем улицах появляются люди. Одни спешат к парадной завода, другие – на остановки, третьи – занимают в гастроном очередь, которая к 9 утра принимает угрожающе длинную конструкцию. Появляется честный советский труженик – грузовик «ЗИЛ», поливальная машина – ударный борец за чистоту и порядок. Вслед за фонтаном за его лобовым стеклом появляется радуга. Водитель в синей кабине давит педаль газа, и фонтан поднимается еще выше, на радость прохожим у ларька с мороженым. Обогнав грузовик, из-за его оранжевого бака выскакивает, будто окинув сердитым взглядом, светлая «Волга» – ГАЗ-24, с шашечками на крыше. Резко выворачивая влево длинный корпус, автомобиль недовольно урчит и скрывается за поворотом, пропустив машину скорой помощи. Высунувшись по пояс из красно-белого «РАФа», врач благодарно машет таксисту рукой. Тот в ответ давит на клаксон.

Мороженщик, дядя Игорь, мужчина лет 50-ти с роскошными темными усами, поправляет колпак и открывает шторки ларька – к нему сразу же подходит ожидающая толпа. День обещает быть страшно знойным

***

На остановке, дребезжа, тормозит трамвай, красно – желтая «Татра». Город начинает рабочую неделю. Окруженный лесами, его будто бы укрывают от каких-то невзгод и мирской суеты. Толпа спешит к трамваю, однако транспорт не двигается с места. Пассажиры недовольно и шумно галдят, и лишь потом замечают приближающуюся девушку в милицейской форме . Казалось, блеск от начищенных туфлей, бляхи на ремне и кокарды на пилотке может в этот день заменить даже нещадно палившее солнце.

– Мороженое, Евгения Марковна?– Улыбается мороженщик, поправляя усы.

– Вечером, Игорь Андреевич, – щурясь от солнца, отвечает Женя, – наемся сладкого, бегать не смогу. Трудового дня!

–И вам, Евгения Марковна!

Бодро миновав пешеходный переход, Круглова лихо козыряет проходящему пионерскому отряду – они отвечают тем же.

– Здравствуйте, Евгения Марковна! – Дружно галдит группа детей.

– Доброе утро! – Смеется Женя и треплет одного из ребят по голове.

– Глянь, пошла, – шепчет проходящая мимо пожилая учительница своей подруге. – Прислали же ребенка, участковым работать. Сопля же еще совсем, а нос – выше крыши. Стыдоба! Здравствуйте, Женечка! – Притворно улыбается она.

– Доброе утро, – сухо отвечает девушка, смерив пенсионерку подозрительным взглядом.

–Надо бы обыск у нее дома провести, а то мало ли.

– Не говори.

***

– Спасибо большое!– Запрыгнув в трамвай, сказала Женя.

– Куда же мы, без товарища участкового, – улыбнулся водитель, – без него никак.

– Давай, езжай уже! – Крикнула пожилая женщина. – На работу опаздывают люди, ждать еще кого-то!

–Что же вы, девушка, людей задерживаете? – Склонился к Жене молодой человек. Прическа, почти как у Противника – модная, «битловская», русые, опущенные бакенбарды. Светлая спортивная сорочка в темную клетку. Светлые брюки-клеш, начищенные бежевые сандалии. Кажется, он работает автомехаником, но в это искренне тяжело поверить. Качнувшись, трамвай тронулся с места.

– Сухов, – коротко бросила Круглова, подойдя к компостеру и опуская монетку, – плакат видите? – Она ткнула пальцем в надпись стене трамвая. – «Совесть – лучший контролер», – Женя поправила пилотку и разгладила юбку. – Я вам не девушка, ясно? Я – советский милиционер, для вас вообще – товарищ участковый. И вообще, – подняла она голову, схватившись за поручень, – вы почему не на работе? Автомастерская открывается с 9, время пол 10. Опаздываете, Сухов! – Крикнула Женя сквозь шум трамвая. Тот обладал удивительной шумоизоляцией от окружающего мира, полностью его заглушая. Взгляд девушки упал на газету, которую читал седой пожилой мужчина. На передней полосе было напечатано фото старого трамвая, под ним – стихотворение:

«Холодный, цвета стали,

Суровый горизонт —

Трамвай идет к заставе,

Трамвай идет на фронт.

Фанера вместо стекол,

Но это ничего,

И граждане потоком

Вливаются в него.

Немолодой рабочий —

Он едет на завод,

Который дни и ночи

Оружие кует.

Старушку убаюкал

Ритмичный шум колес:

Она танкисту-внуку

Достала папирос.

Беседуя с сестрою

И полковым врачом,

Дружинницы – их трое —

Сидят к плечу плечом…»4

– Ой, ну, что вы начинаете, Сухов, Сухов,– поморщился парень. – Давайте просто – Олег. Я вот, знаете, товарищ участковый, от всей души желаю, чтобы когда-нибудь, у нас в стране люди перестали называть друг друга по отчеству, да на вы. Ну, это же глупости. Формальности. Как было бы здорово встретить вас с утра в трамвае и просто сказать: «Привет Женя. Женечка». Правда, товарищ участковый?

– Сухов, – Круглова двинулась к выходу, – еще раз опоздаете – сообщу вашему начальству о выговоре. Хорошего дня. Станьте уже достойным членом общества, Олег…

– Юрьевич, – подсказал парень, спрыгивая с подножки трамвая вслед за Женей, – не с того вы карьеру здесь начинаете, Евгения Марковна. Две недели как приехали, а все учите всех. Я вполне достойный член, как вы сказали, общества. Комсомолец, получаю образование, почти женат. Одеваюсь прилично, – хлопнул себя по брюкам, – а опоздания – это так. Временно. А куда это вы, товарищ участковый? Опорный пункт в другой стороне.

– Хочу к учительнице зайти, Ракицкой Елене Павловне.

– А что с ней?

– Да захворала, говорят, не видно давно. Зайду, посмотрю, может быть, надо чего.

– Так давайте я провожу. Мне как раз по пути.

– Строго до дома, и бегом на работу. Исключительно из-за совпадения маршрута.

– Есть, товарищ участковый! – Улыбнувшись, козырнул Сухов.

Смерив его презрительным взглядом, Женя усмехнулась и двинулась в путь.

***

– У нас народ вообще мирный здесь, – сообщил Сухов, когда они дошли до железного моста через реку. На другой стороне уже виднелись финские и карельские домики. – Так что, скучно придется, товарищ участковый.

– Ничего, переживем, – Круглова с интересом взглянула на финских рабочих на той стороне. Один из них приветливо помахал рукой и улыбнулся. Олег ответил тем же. Евгения укоризненно взглянула на парня.

– Товарищ участковый, вы же не думаете, что…

– Сухов! – Возмущенно воскликнула Женя. – С ума сошли?! И как часто вы туда ходите?!

– Да всю жизнь, – отмахнулся Олег, поправив волосы, – все ходят, вот вам крест.

– Сухов!

– Да, ну, что вы как ребенок, Евгения Марковна. Мы же не секреты им выдаем. Так, в баньке париться и пиво из хвойных пьем. Ну, и они к нам заходят.

– Сухов, остановитесь! – Сверкнув глазами, проговорила Женя. – Узнаю еще раз – посажу, честное пионерское.

– И чего добьетесь, товарищ участковый? – Пожал плечами молодой человек. – Это система, и вам ее не сломать. И да, при Ракицкой про лагеря лучше говорить.

– В смысле? – Нахмурилась Круглова.

– А вот и он, собственной персоной, – Олег указал на голубой дом с оранжевой крышей. «Улица имени партизанки Игнатовой», прочитала Женя. – Проще надо быть, Евгения Марковна, ближе к простому народу. Приходите сегодня на танцы, будет весело. Всего доброго, товарищ участковый, – он зашагал по проселочной тропинке.

– Сухов! – Крикнула Женя, – узнаю, что бегали за «колючку» – посажу, вы поняли меня?! – Парень лишь поднял руки вверх, не обернувшись.

***

Поправив пилотку, Женя подошла к аккуратно выкрашенному в голубой цвет деревянному забору. Ракицкая жила с дочерью одна, ее муж умер несколько лет назад от болезни легких. Учительница пения сама страдала закрытой формой туберкулеза много лет, но это не мешало ей работать в школе. Других работников в Береговой все равно не присылали, собственно, так на своем месте оказалась и Евгения Круглова. По решению начальства, в маленьком, спокойном городе не было нужды в двух участковых.

Несмотря на одиночество, Елена Павловна скрупулезно следила за небольшим огородом. Взгляд девушки упал на многочисленные кусты красных роз, радовавших глаз. Ровные, ухоженные грядки с луком и картошкой. Огород уходил вдаль, к самому курятнику. Солнечные лучи падали на выкрашенные в белый цвет ставни, выполненные в узорах русского зодчества. Памятник архитектуры, улыбнулась Женя. Поправив пилотку и открыв калитку, она вошла во двор.

– Здравствуйте, – поздоровалась Круглова с девочкой лет 15-ти, моющей крыльцо.

– Здравствуйте, Евгения Марковна, – та испуганно захлопала голубыми глазами и приподнялась, поправив темные шорты. Такой чистый взгляд цвета небесной лазури Женя видела только у финских девушек, во время рабочей поездки отца в Хельсинки. В далеком детстве.

– Яна, да?

– Да – да. Вы проходите, товарищ участковый, – девочка отложила тряпку и вытерла руки о белую футболку в красную полоску. – Мама приболела немного, простите, – сбросив тапочки, она взлетела на крыльцо и открыла дверь. – Проходите, я сейчас чайник поставлю.

***

Женя тихо вошла и аккуратно прикрыла за собой дверь. Ее встретила звенящая тишина – казалось, что в доме не работали даже часы, что уж говорить о холодильнике или телевизоре. Она сняла пилотку, пригладив волосы, взглянула в зеркало. Старинное, жемчужное колье на комоде, явно ручной работы, его аккуратно уложили в шкатулку из синего бархата. Вещь была заграничная – Круглова, часто бывавшая за рубежом в рабочих поездках отца, знала толк в подобного рода украшениях.

Раздался кашель, и, вздрогнув, Женя только в этот момент заметила лежащую на кровати женщину. В доме была только одна комната, в которой умещались видавшие виды диван, стол и маленький холодильник в углу. Лицо женщины было мертвенно бледным: его покрывали многочисленные морщины. Укрывшись одеялом в жару, Елена Павловна тряслась в страшном ознобе.

– Кто здесь…? – Прохрипела Ракицкая, задыхаясь от страшного кашля. – Яна! Йоханна!

– Иду, мамочка! – Девочка ворвалась в дом и склонилась над матерью. – Что? Воды? Вы простите, она совсем плохая, – виновато произнесла Яна, – который день мучается.

– Евгения Марковна, – облегченно улыбнулась Ракицкая, – Женечка. Я так рада, что вы здесь. Дочь, сходи в магазин, купи конфет. Моих любимых, родная. Беги, скорее. Нужно Женечку чаем угостить.

***

– Елена Павловна, почему вы скорую не вызвали? – Спросила Женя, когда девочка ушла из дома и присела на край дивана. – Вам помощь нужна.

– Нет, нет, – спокойно ответила Елена Павловна, – присядьте, Женя. Я так рада вас видеть. Хотела с вами поболтать. Поговорите со мной, Женя. Пожалуйста.

– Конечно, – девушка поправила подушку под больной, – Елена Павловна, вам нужно в больницу, срочно.

–Женя…, – выдохнула Ракицкая, – как вас сюда занесло? Такая молодая, красивая.

– Это случай, Елена Павловна, – Круглова посмотрела на совсем еще не старую женщину, с невероятно теплыми глазами. Морщины выдавали трагедию жизни, но в густых, каштановых локонах не было седины, а на лице стояла улыбка, снисходительная, добрая. Невзгоды не сломали Ракицкую – она понимала, что умирает, но ни о чем не жалела.

– Замуж вам надо, Женечка, – тихо сказала она с улыбкой. – Любовь, она ломает все преграды.

– Елена Павловна, некогда мне, – смущенно усмехнулась девушка.

– Поверьте, на ваш век хватит приключений, – ответила Ракицкая. – Будет возможность «За Россию умереть». Вы знаете, в жизни столько всего было, что я иногда удивляюсь, как такое возможно? – Женщина с трудом поднялась и присела.

– Елена Павловна…

– Нет, нет, никаких больниц, – Ракицкая вновь страшно закашлялась, – я жалею только об одном – что не родилась по ту сторону реки, – улыбнулась она, так по-детски и счастливо, что у Жени проступили слезы. – Да, тогда, наверное, все было бы по-другому. Но это все мелочи жизни. Я хочу попросить вас, Женя, – Ракицкая повернулась к комоду, и вдруг схватилась за сердце.

– Елена Павловна! – Присела перед ней девушка, – Елена Павловна, я за врачом!

– Нет, нет! – Крикнула Ракицкая и схватила Женю за воротник пиджака, притянув к себе, – Женечка, – сказала она, глядя прямо в глаза, – Женя, я вас умоляю, расскажите ей правду. Моей девочке. Прошу, – женщина звучно сглотнула, по щекам покатились слезы, – правду. Пожалуйста.

– Какую… Какую правду, Елена Павловна?! – Крикнула Женя, но Ракицкая уже не дышала. Ослабив хватку, она уронила голову девушке на плечо.

Женя уложила учительницу на кровать и отступила назад. Прижалась к стене и сползла вниз.

Навсегда. На всю жизнь она запомнит эти огромные, зеленые глаза, этот отчаянный взгляд. Покрытое слезами и морщинами, но красивое лицо.

«Правду. Пожалуйста».

Лишь спустя пару минут Круглова заметила застывшую на пороге Яну. Понадобилось мгновение, чтобы она все поняла. Авоська выпала из рук, взгляд сошелся с Жениным. Секунда – и девочка выбежала из дома.

«Стой!» – Крикнула Женя и кинулась следом. Затем вспомнила, что забыла пилотку, вернулась, вновь выбежала на улицу, но беглянки и след простыл.

***

Ночью улицы Берегового опустели. Музыка смолкла, мороженщик закрыл свою лавку. Жалобно, устало скрипнул трамвай и отправился в депо. С реки повеяло прохладным, свежим ветром.

С трудом дойдя до дома, Женя Круглова упала на скамейку у забора и устало вздохнула.

«Правду. Пожалуйста».

«Мамочка».

Светлые волосы девочки. Большие, зеленые глаза. Трамвай. Колье. Мост, «колючка», финны.

«Это система. И вам ее не сломать».

Евгения закрыла лицо руками. Система должна быть разрушена, если она преступная. Любой, кто ей потакает – преступник и враг государства. А если милиция допускает подобный произвол, то становится соучастником преступления. Работник органов – это и есть власть. Враг и преступник во главе страны приближает конец государства.

– Евгения Марковна, вы, это самое, присаживайтесь, – полковник Вячеслав Анатольевич Давыдов, начальник милиции города, указал на стул напротив его рабочего стола, заваленного бумагами. – Я все понимаю, у вас на руках умер человек, у всех бывает… – он вытер пот с лысины и уселся на стул.– Ну, или почти у всех. Привыкните. Сходите вечером на танцы, это самое, развейтесь. Но только без фанатизма, – поднял вверх указательный палец Давыдов.

– Есть, развеяться танцами, – высохшим ртом ответила Круглова. – Вячеслав Анатольевич, я могу ознакомиться с личным делом Елены Павловной?

– Это зачем? – Удивленно спросил полковник, поерзав на стуле, поднимая глаза на портрет Брежнева над головой, будто искал у него поддержки. Тучная конструкция мужчины не давала спокойно сидеть на месте: размер мебели не соответствовал габаритам Вячеслава Анатольевича.

– Так, для личного интереса, – пожала плечами Женя. – Интересно, что был за человек.

– Конечно, можете, но я не понимаю, зачем? Оно у следователя, ничего такого в нем нет. И вообще, я хочу вас попросить не соваться в это дело.

– Почему? – Удивленно пробормотала Женя, сжимая в руках пилотку.

– Потому что не надо, – Давыдов поднялся с места и взглянул в окно. – Чувствую я, что многого мы не знаем, ох, чувствую. Через два дня, в наш с вами Береговой прибудет опергруппа. Еще раз все осмотрят, так сказать, проверят.

– Но зачем? Она же простой учитель.

– Ну, это не нам решать – зачем, когда, почему, от чего, – развел руками Вячеслав Анатольевич. – К простым учителям опергруппы из Ленинграда не едут, Женечка. Так что, сходите на танцы, отдохните, а завтра со свежими силами на работу, – улыбнулся он. – Все, вы свободны, Евгения Марковна, можете идти.

– Вячеслав Анатольевич…

– Женя… – взмахнув рукой, Давыдов едва не сбил со стола маленький мраморный бюст Ленина, – все, Круглова, идите домой! – Раздраженно бросил он, бережно устанавливая фигурку обратно. – Домой, я сказал!

Женя откинула голову на деревянный забор и закрыла глаза. Тайна. Опергруппа. Какая может быть тайна у учителя пения? И ребенок, который сбежал. Которого непременно нужно вернуть и передать на воспитание государству.

– Не спится, Евгения Марковна? – Неожиданно появившийся Сухов присел рядом, повесив на забор бежевую куртку. – Тяжелый день, товарищ участковый?

– Вы что, следите за мной, Сухов? – Проворчала Женя, не открывая глаз.

– Да, ну что вы, только хотел узнать, как вы. Застали Елену Павловну дома?

–Ага, – глубоко вздохнула девушка, – и не только застала.

–О чем это вы?

–Померла она, Сухов. Прямо у меня на руках.

–Дела, – протянул парень, – ну, бывает. Но это же не вы ее убили.

– Да, но у меня на руках умер человек, и ощущения отвратительные, – поморщилась Женя.

– Понимаю. А хотите выпить?

– Чего? – Открыла глаза Круглова. – С ума, что ли сошли, Сухов, милиционера спаиваете. Идите домой. Придите в себя.

– Мое дело – предложить, – пожал плечами молодой человек. – А Яна где? Ее уже забрали?

– Нет, – почесала затылок Женя, – сбежала она. Пока не нашли. На ту сторону моста ушла, наверняка.

– А, ну, это понятно, – кивнул Олег, – и что собираетесь делать?

– Искать, – коротко ответила девушка. – Найти и передать ребенка государству.

– Ааа. В детский дом.

– Государству, Сухов. Как того требует закон.

– Хорошо, – откинул голову на забор парень. – Послушайте, а вы не пробовали понять людей, как-то по-другому поступать, с точки зрения морали, например?

– Сухов, – твердо сказала Женя, – я – советский милиционер. Есть закон! А что вы мне предлагаете? Не искать ее, не передавать государству, что? Оставить Яну у финнов?

–Это гораздо лучше, чем отправлять ее в детдом.

– Сухов! – Вскочила Женя. – Я – советский милиционер! Власть! Когда она творит беззаконие, стране – конец! Мне не хочется дожить до такого времени, когда милиция будет грабить и убивать свой народ! Я лучше застрелюсь!

– Да нельзя все время жить только закону! – Вскочил Сухов. – Власть, власть. Кому нужна ваша правда, если от нее плохо всем?! Есть мораль! И нельзя все время жить по законам, даже по-советским, какими бы они не были правильными!

– А я и не говорю, что они правильные, Сухов, – спокойно и жестко ответила девушка, – но мы обязаны во что-то верить. И я никогда не пойму вас, а вы меня. Я росла в другом мире, и мне кажется катастрофой, что советские граждане спокойно бегают на финскую территорию, а финны так легко пересекают нашу границу, нормально вообще?! – Удивленно рассмеялась она. – Кому расскажи – не поверят.

– Они такие же люди, как и…

–Они не люди, они враги, – отрезала Круглова, – ни через 10, 20, 30, 100 лет мы не станем для них своими.

–Ваше дело, думайте, как хотите, – пожал плечами Олег. – Дайте ребенку время прийти в себя. Может быть, найдется родственник или, я не знаю, отец. А вот так кидать ее в детский дом – это жестоко, товарищ участковый.

– Есть закон, – жестко сказала Женя, взглянув на парня исподлобья, – девочку найдут и отдадут государству. Попытаетесь помешать – посажу, глазом не моргну.

– Ох, ну, что вы, Евгения Марковна, куда уж мне, – рассмеялся Сухов. – Тогда вы ее не найдете. «Враги» девочку не выдадут. Они достаточно неплохие люди, товарищ участковый.

– А, даже так? – Сложила руки на груди Женя и улыбнулась. – Может, вы мне предложите идти за «колючку» и разговаривать с ней?

– Отличная идея! – Воскликнул парень. – Боюсь, у вас просто нет другого выхода. И да, если захотите узнать что-то о Ракицкой, вам придется влезть в ее дом, до приезда опергруппы. А она приедет, я- то знаю, – победным тоном закончил он.

– Все? – Насмешливо спросила Женя. – Вы пьяны, Сухов? Вы мне, советскому милиционеру, предлагаете идти за «колючку», то есть, незаконно пересечь государственную границу капиталистического государства, а потом еще и влезть в чужой дом без специальных документов?

– А почему нет? – Сухов примерил Женину пилотку и, козырнув, добавил, – у вас нет другого выхода, товарищ участковый.

– Вы – сумасшедший, – Круглова яростно сорвала пилотку с головы парня и открыла калитку. – Идите спать, товарищ Сухов, вы спятили.

– А темнота друг молодежи, – рассмеялся молодой человек, – приходите танцевать, Евгения Марковна, ожидаем вас. И знаете, я все-таки надеюсь, что когда-нибудь, лет через 20, у нас в стране будут другие органы, более человечные. И в законе о морали чего-нибудь укажут.

– Сухов! – Вернувшись на улицу, крикнула девушка. – Смотрите, как бы вас не перемололо этими изменениями – то, лет через 20. Бунты в этой стране мирно не проходят!

– Посмотрим! Приходите, товарищ участковый. Ждем.

Женя лишь хмыкнула и закрыла калитку.

***

В служебном доме на окраине зажегся свет. Женя тихо вошла и включила приемник. Бросила на стол два письма из почтового ящика, третье – от отца – в мусорное ведро. Не распечатывая.

«Радиоспектакль «Бронепоезд 14-69». По повестям и пьесам Всеволода Иванова. ( Диктор почему – то сделал ударение на первую «а»). Автор инсценировки – Борис Дубинин.

Действующие лица и исполнители:

Пеклеванов – заслуженный артист РСФСР Юрий Каюров.

Вершинин – заслуженный артист РСФСР Петр Щербаков.

Васька Окорок – артист Всеволод Шиловскый( диктор произнес именно через «ы»).

Знобов – артист Михаил Жигалов.

Незеласов – народный артист Союза ССР Юрий Яковлев.

Обаб – заслуженный артист РСФСР Роман Филлипов.

Варя, невеста Незеласова – артистка Елена Шанина.

В остальных ролях и эпизодах заняты артисты московских театров…»

Евгения зажгла газ и поставила на плиту кастрюлю с картофельным супом. В голове все еще сидел разговор с Суховым. Немыслимо – идти через государственную границу советскому милиционеру. Непременно должен быть другой выход. Но какой?

«…Звукооператор – Борис Жорников, музыкальный редактор – Ольга Красевская, звуковое оформление Петра Бондарева, ассистент режиссера – Ирина Карасева, звукооператор Галина Тимченко и Зоя Сорокина. Редактор – Любовь Юнина…».

Из приемника раздалась оркестровая музыка, духовые инструменты. Круглова аккуратно повесила форму на стул, выделив место на комоде, конечно же, любимой пилотке. Вспомнилось жемчужное колье у Ракицкой – дорогой подарок для простого учителя. Натянув короткие синие шорты и мешковатую футболку желтого цвета, она распустила волосы, водрузила кастрюлю на стол и принялась за ужин.

«…Белоголовые китайские шхуны, лодки рыбаков. Похоже было, что Владивосток, огромный приморский город, жил своей привычной жизнью. Но уже томительная тоска наложила язвы на лица людей, на дома, даже на море…».

Женя шумно вздохнула. Да, в родном доме было значительно веселее, чем в Береговом, но какое это имело значение? Она прекрасно понимала, что жить с родственниками, с такими разными взглядами, не сможет никогда. Лишь время, время и жизненный опыт, года, смогут сократить возникшую между ними пропасть.

«Значит, наше дело растет.

Три стука в окно.

-Это наши. Пойду, открою.

-Угу.

– Ох, и дождь хлещет. Дождище!»

Женя отложила ложку. Еда совсем не лезла в горло. Больше всего не хотелось думать о работе, но никак не получалось. А что, если ребенок действительно по ту сторону моста? Тогда Сухов, как ни странно, прав, другого выхода у нее не было. Но пересечение государственной границы, да еще и буржуазного государства – это не то, что тюрьма, это «вышка».

«Вершинин – тучи, куда ветер, туда и он с дождем; куда и туча, куда мужики, туда и Вершинин».

«Чудо из чудес, товарищи – русский народ. Ну, возьмем, хотя бы, того же Вершинина. Давно ли это был простой рыбак, пахарь…».

Девушка нахмурилась. А что с тайной Ракицкой? О какой правде она говорила? Это могло быть связано со Страшной Войной. Ей тогда было около 20 лет, мало ли что могло там случиться? Давыдов дело не даст. Нет, этим даже не пахло.

«… Лес был как море, а море – как лес. Только лес чуть темнее, почти синий. От колес телег отлетала последняя пыль и последняя деготь родных мест…».

И что дальше?

Ребенок в глухом лесу, опергруппа скоро приедет и больше никакой правды Круглова не узнает. Женя закрыла лицо руками и вздохнула, тяжко. Что же делать…?

«А ну-ка, Миш, посвети. Вот, у меня в руках фотографии. Узнаете?

-Канатин, как не узнать!».

-Генерал!

-Он, зверюга!

-Вот, вот, верно. Ему отрезано на карте земли столько, что мы его землю вровень закроем его портретом…».

Пересекать государственную границу – это самоубийство. А если ее поймают? Точно посадят, повезет, если не расстреляют. Женя живо представила зал суда, заплаканную мать, сурового отца, телогрейку и тесные лагерные бараки на Магаданской земле. Круглова поежилась. Нет, ни за что. Хватит с нее приключений в Москве.

– Да ты больная, Круглова! Ищи себе другую работу, а лучше вообще уезжай из Москвы! Вечер. Бекетов держится за разбитую голову, по вискам, щекам течет кровь: «Больная, больная!».

Рядом – испуганная подруга Нинка в белоснежном сарафане. В Жениной руке – осколки от бутылки коньяка, отличного, из Ялты: отцовский, коллекционный.

-Женька, чего же ты наделала…? – Трясущимися губами бормочет Нинка и плачет. – Тебя же теперь уволят.

– Ну, ничего, я работу найду, – обнимает ее Женя и целует в светлый пучок на голове. Вечерняя прохлада приятно освежает ноги, ветер треплет черное платье и голубую, легкую куртку. – Хочешь, на БАМ поеду? Магистраль строить эту, Байкало – Амурскую, – улыбается Круглова, – поехали вместе? Айда.

– Куда, на БАМ? – Хлопает глазами Нинка.

– Ну, да.

– Нет, я холода боюсь, – качает головой Нинка и шмыгает носом, – а как же мама тут без меня, бабушка, папа, он старенький совсем, Женька…

– Да шучу я, дуреха, – хватает за раскрасневшийся нос подругу, обнимает еще крепче и тяжко вздыхает, – какой уж тут теперь БАМ…?

Женя смотрит на расплывающееся кровавое пятно на руке, полной осколков разбитого стекла. На верхнем этаже общежития слышна музыка – советская молодежь осваивает хит – «Трава у дома», группы «Земляне». Нинка коротко всхлипывает, и вдруг начинает смеяться, сквозь слезы.

– Чего ты? – Смотрит на ее кроличьи зубы Женя и тоже начинает смеяться.

– Да Бекетов, смешно так кричал: «Больная, больная!». Ты и, правда, немного того, Женька, – Нинка треплет темные косички подруги.

– Да иди ты.

«… «Варенька – невеста, значит, надо блеснуть перед ней отвагой», подумал Незеласов. «И надо, чтобы она думала, будто бы под ее влиянием Незеласов вел в тайгу бронепоезд. Пусть узнает, что Незеласов пришел в тайгу. Ей даже полезно, если она сболтнет про дерзость Незеласова…».

Ну, и как быть, партизанка Звездина? Что делать, Анастасия Михайловна…?

Ммм…?

***

Местные дискотеки молодежь устраивала в паре метров от города у самой реки, дабы шум музыки не доходил до спящих жителей. Установки раскидывали в непосредственной близости от воды: как известно, это помогает путать следы фиксирующим сигнал станциям. Засечь танцы молодежи Берегового было практически невозможно.

Олег Сухов пришел на точку сбора аккурат к 12 ночи – к самому разгару веселья. Конечно, ни жены, ни даже невесты у него не было – образ весельчака и гуляки разбивал вдребезги все планы на семейную жизнь. Однако было в нем нечто странное – таинственное. Если бы в Береговом умели задумываться о соответствии и сопоставлении фактов, то давно бы поняли, что Олег Сухов появился в городе несколько лет назад, вместе с полковником Давыдовым. Согласно же официальным документам, механик являлся уроженцем Берегового. Непонятная деталь тяжелого пазла.

Схватив двух девушек и посадив их на плечи, молодой человек пустился в лихой пляс, засверкали белые кеды. Толпа зааплодировала, однако на очередном повороте Сухов едва не выронил девиц, увидев перед собой Женю.

– Господи, как вы меня напугали!

– Да ну что вы, можно просто Женя, – улыбнулась Круглова.

– А, можно просто Женя?

– Нет! – Рявкнула девушка. – Исчезли обе, или завтра с утра ко мне в опорный пункт. Очень любопытно будет узнать вашим преподавателям, чем вы по ночам занимаетесь.

– Евгения Марковна. А мы вас не узнали! – Воскликнула одна из девушек у Сухова на плече, прикрыв рот ладонью.

– Вы такая красивая без формы, ходите так чаще! – Сказала вторая, кивнув на Женин голубой сарафан, и девицы дружно рассмеялись.

– Так, дамы, – опустил девушек на землю молодой человек и отряхнул темные брюки, – веселитесь пока без меня, я скоро к вам подойду.

– Ждем тебя, Олежик, – отправила одна из девиц воздушный поцелуй, и девушки скрылись в толпе.

– Веселитесь, Олежик? – Насмешливо спросила Женя.

– А что, это противозаконно? – Расстегнул бежевую куртку Олег.

– Ночью спать надо, Сухов.

– Ой, Евгения Марковна, не начинайте, – поморщился парень и схватил Женю за руку. – Идемте лучше танцевать, веселиться.

– Олег, я согласна идти в дом, – одернула руку Круглова, – но за «колючку» точно не полезу.

– Хорошо, ваше право.

– Какой план?

– Хм, – хитроумно улыбнулся Сухов, потрепав черную футболку, – окажите услугу – подарите один танец. Тогда расскажу.

– А если нет?

– Тогда, не расскажу.

– Шантажист и интригант, – пожала плечами Женя. – Хорошо, танцуем.

Парень довольно улыбнулся и кивнул человеку, отвечающему за музыку.

«Для меня нет тебя прекрасней,

Но ловлю я твой взор напрасно,

Как виденье, неуловима,

Каждый день ты проходишь мимо.      

Как виденье, неуловимо, каждый день ты проходишь мимо».

– Танцуем, Евгения Марковна?

«А я повторяю вновь и вновь:

Не умирай, любовь, не умирай, любовь, не умирай, любовь…»

– Танцуем, Сухов, – положила ему руки на плечи Женя. – И часто вы вот так безобразничаете?

– Довольно таки – да, – кивнул Олег, не сводя с нее глаз. При свете Белых ночей, в голубом сарафане, она казалась еще красивее, чем обычно. Такая легкая, суровая с виду, но ранимая внутри. – А ведь они правы, Евгения Марковна. Без формы вы еще прекраснее.

– Лжец, – бросила Круглова, но улыбнулась, – к сожалению, в Москве вот так не отдохнешь: у тайги, реки. Прекрасно же.

– Отдыхайте, Женя, – улыбнулся Сухов и опустил руки на бедра девушки.

– Я хочу вам кое- что сказать, – таинственно шепнула Женя.

– Да?

– Если ты еще раз их опустишь, я тебе ногу отстрелю, – шепнула парню в ухо Круглова.

– Чем? – Рассмеялся Олег, – Взглядом? У вас даже оружия нет.

– Я предупредила, – Женя отступила назад, – какой план?

– Давайте я провожу и расскажу.

– Говорите, – отрезала Женя.

***

– В общем, так как сейчас темнота наступает поздно, если вообще наступает, то идти надо не раньше часу ночи, – объяснил Сухов, когда они вышли за пределы танцевальной площадки, – замок плевый, не составит труда выбить.

– Ммм, есть опыт?

– Евгения Марковна.

– Хорошо, продолжайте.

– Так, с собой, понятное дело, нужен мешок, ну и делать это надо не своими руками. И да, обязательно что-то оставить, ну, чтобы опергруппа ничего не заподозрила.

– Откуда вы вообще про нее знаете, Олег?

– О, уже не Сухов, это приятно, товарищ участковый. Они и раньше приезжали, только не знаю, почему именно к ней, к Елене Павловне.

– Знаете, Сухов, – внимательно посмотрела на него Круглова, – и про лагерь что-то знаете.

– Ну, вот, в общем, и весь план, – ушел от ответа молодой человек. – Не думал, что вы придете, товарищ участковый. Рад был вас увидеть.

« Эй, молодежь!»

Из-за деревьев к фонарю, где стояли Женя и Олег, вышли трое крепких парней, одетых примерно в одну одежду: серые пиджаки на голое тело, сапоги, черные штаны, темные кепи.

– Слышишь, ты? – Обратился к Олегу самый Рослый и выхватил нож, – куртку снимай.

– Ребята, вы что-то неправильно поняли, – прикрыв Женю, одним движением (даже слишком умелым для простого механика) Олег выбил нож, но на помощь Рослому уже подоспели друзья. Секунда, и парня повалили на землю, нещадно награждая тумаками. Один из нападавших двинулся на Женю.

– Дяденька, не надо, – жалобно пискнула девушка и прикрыла голову руками. Однако едва Рослый подошел ближе, то получил поставленный удар в область шеи, а затем и в солнечное сплетение. Развернув нападавшего, Круглова вывернула его руку до отвратительного хруста.

– Ай, больно, девушка!

– Я тебе не девушка, я – советский милиционер!– Женя выхватила нож из-за пояса Рослого и прислонила к его горлу. – А ну, отошли от него! Отошли, я сказала!

– Да все, все, – подняли руки вверх нападавшие, – отпусти его, сумасшедшая!

– Исчезли отсюда, бегом! – Толкнула Рослого Женя, – Бегом!

***

– Олег! – Подскочила к парню Круглова, едва троица скрылась за углом. – Олег, вы живы?!

– Ох, кажется, у меня проблемы с органами, – сплюнул кровью Сухов и улыбнулся. – А здорово вы их, Евгения Марковна. Я теперь вас боюсь.

– Ну, так, – гордо подняла голову Женя, – вы думали, я в школе милиции штаны просиживала? Давайте попробуем подняться. Сможете идти?

– Да – да, все в порядке, – Сухов поднялся и аккуратно шагнул вперед. – Нормально. У меня появилась мысль, насчет замка. А этих, – он указал на угол, за которым скрылись нападавшие, – я их знаю, Евгения Марковна.

– Все завтра, – Отрезала Женя, – отдыхайте. Хотите, я завтра на работу к вам зайду, предупрежу, что вас не будет?

– Это было бы замечательно, товарищ участковый.

– Договорились, – кивнула Женя уже на перекрестке. – Спокойной ночи, Олег Сухов.

– Да я бы проводил.

– Нет, нет, отдыхайте, – ответила Круглова, чувствуя, как подкашиваются ноги и трясутся руки. – До завтра.

– До завтра, Евгения Марковна.

***

Женя ввалилась в дом, не помня себя от пережитого страха. В одежде и обуви она забралась на кровать, укрылась одеялом с головой и отчаянно, по-детски всхлипывая, зарыдала.

Над городом повеяло свежестью. Таинственной утренней прохладой.

***

Часы на старой, мраморной башне в центре городе пробили 11 часов дня. Светило яркое июльское солнце, уже раскалив асфальт. Рыбный рынок Берегового открылся в 9: близость границы и крупный водоем делали местных торговцев едва ли не самыми обеспеченными людьми города. Конечно, на базаре процветали спекуляция, контрабанда и прочие вещи, но справиться с этим местные органы не могли, да и, похоже, не пытались. Директор и бухгалтерия кормили дефицитным товаром руководство города. Те в ответ закрывали глаза.

Разнорабочий Карасев, вор – рецидивист, шоркая черными пыльными ботинками, вкатил телегу с товаром на территорию открытого рынка. Народу, по причине раннего часа, было немного: особая клиентура знала, когда приходить за дефицитной продукцией. Карасев прошел за прилавок, поправил лямки бежевого фартука, отряхнул брюки и принялся раскладывать товар, когда к витрине подошла девушка лет 25. В модном оранжевом платье со светлым кружевным воротником.

– Здравствуйте, красавица, – поздоровался Карасев, пригладив лысину и улыбнувшись, – чего-то хотели?

– Ага, – Женя сняла солнцезащитные очки, – поговорить. Угостите даму мороженым?

– Мать моя, – Карасев кинулся к двери служебного помещения, но закрыть ее не успел: лихо перепрыгнув через прилавок, Круглова успела подставить ногу.

– Ну, куда же ты? – Кокетливо улыбнулась она, склонив голову набок. – А поговорить?

– Да мы с вами вроде договорили вчера, рука до сих пор болит, – обиженно произнес Карасев.

–Так, короче, – дернула дверь Женя так сильно, что рослый мужчина вывалился наружу, – мое имя – Круглова Евгения Марковна, я – местный участковый. Вчера ты, со своими дружками, напал на сотрудника милиции, а это вышка, Карасев.

– И чего вы предлагаете?

– Окажешь услугу – я про тебя забуду. На время.

– Это как это – на время?

– А вот так, Карасев. Пригодишься – обращусь снова. Ты теперь не отвертишься.

– Ну, вот, приплыли, – шмыгнул носом Карасев, почесав бородку, – а чего сделать-то надо?

– Да, ерунда, – попыталась поправить пилотку девушка, но головной убор сегодня отсутствовал. – Нужно вскрыть замок, влезть в дом и забрать оттуда все, что напоминает бумагу: фотографии, письма, буклеты, тетради. И чтобы украшения не трогал, понял меня, Карасев?

– Интересное кино получается, – задумался мужчина, – значит, брюллики не брать. А что за дом-то?

– Учительницы Ракицкой.

– Ой, нет, нет, нет, – замахал руками Карасев, надевая рукавицы, – я в этот дом не полезу. Хотите – сажайте, но точно не пойду.

– Почему? – Удивленно воскликнула Женя. – Что такого в доме простого учителя?

– Ну, во-первых, как вас там, не помню, не важно, – отмахнулся Карасев, – у местных есть договор – в этот дом не лезть. Почему – вот не знаю. Такое правило. И второе: жилище это на особом контроле ГБ. Так что, мне разницы нет, Евгения Марковна: что вы посадите, что меня вообще убьют. Простите, мне работать надо, товарищ участковый.

Женя задумалась. Воры, ГБ – странная связь на доме. Да кто же ты такая, Елена Павловна Ракицкая?

– Слушай сюда, Карасев, – развернула мужчину к себе Круглова, – ты себе приговор уже подписал, когда на сотрудника милиции напал. О том, что в дом влез ты, никто не узнает. Карасев, вам 40 лет, из них 20 вы воруете, о каких принципах может идти речь? Вор он и есть вор – мразь и поддонок, и принципы у него такие же. Поэтому сегодня, около часу ночи, жду вас у дома Ракицкой. Не придете – готовьте робу тюремную, это я вам обещаю. До встречи, Карасев, – Женя надела солнцезащитные очки и направилась к выходу.

– Послушайте, у меня к вам деловое предложение.

– Карасев, – обернулась Женя, – вы с ума сошли? Я – советский милиционер, я с ворьем переговоров не веду. Всего доброго. А, – вспомнила она, – мне нужны подростки: из тех, кто бегает за «колючку», лет 10-11, может, 12.

– Куда?

– Карасев.

– Ну, это вам к речной станции. Там есть двое ребят, вот они должны знать, что да как.

– Благодарю, – кивнула девушка. – Всего доброго, Карасев.

– И вам, Евгения Марковна, – наигранно поклонился мужчина и, проводив девушку взглядом, покачал головой.

***

В речном порту Берегового кипела жизнь: регулярно, утром и вечером, отсюда уходили прогулочные катера, в основном, в сторону Петрозаводска и Ленинграда. Зимой переправа замерзала, и прямо на реке устраивали массовые катания. Близость леса сделала территорию порта местом для отдыха. На теплоходе «Красный партизан» устраивали шумные дискотеки с фейерверками и световой музыкой. В середине 70-х, вблизи речного порта, появились громадные карельские избы с характерной резьбой – место сборов пионеров и октябрят Берегового.

Конечно, на территории пароходства промышляли и местные воришки, в основном, 10 – 12 лет. Помимо «подрезания» сумок, мальчишки и девчонки также занимались незаконной торговлей, в том числе товарами с финской территории. Команда умело меняла состав, выдвигая в порт новых людей: они легко скрывались в лесу, который хорошо знали, поэтому обратившиеся в милицию обворованные граждане оставались с пустыми руками и сумками.

Один из лидеров компании, 13 летний Виктор Скляр, приметил в толпе дорогую женскую сумочку. Признаться себе, таких он не видел – тем светлее заблестели глаза юного карманника. Подтянув мешковатые брюки и поправив серую кепь, он умелыми движениями протиснулся сквозь частокол ног и уже занес нож под сумочку, когда был жестко схвачен за ухо.

– Ааа!!! – Истошно завопил Витька, падая на пол и барабаня по нему калошами. – Помогите, люди добрые, что же это происходит, что в советской стране…

– Замолчи уже, – закрыла ему рот ладонью Женя и вытолкнула с причала. – Топай, давай, пионер – разбойник.

– Ааа, люди, убивают, что же это делается?! – Продолжал разрываться карманник, пытаясь укусить Круглову за руку, но та, каким-то невероятным образом оставалась в стороне.

– Куда ты лезешь? – Самодовольно усмехнулась Женя, открывая дверь избы. – Я столько лет вожатой оттрубила, кусает он меня. Ступай, плохишь. Устраивайся удобнее.

***

Усадив мальчика на скамью, Женя огляделась. В лицо сразу же ударил пьянящий запах древесины. Комната чем-то напоминала ее дом, только потолок здесь был еще выше. Те же домотканые коврики на полу, не было только кровати. Из мебели: две длинные лавки по бокам и несколько стульев по центру напротив бюста Ленина. Там же, в центре, портрет Брежнева. Строгий взгляд из-под густых бровей. Слева – у пионерского знамени, шкаф, заполненный книгами и газетами. Справа – карта мира и огромный плакат: «К новым трудовым победам!». Кивнув рабочему в каске, Женя повернулась к Скляру.

– Что же вы творите, женщина?! – Вскочил мальчик со скамьи, но тут же был усажен на место.– Это безобразие, я буду жаловаться участковому!

– Значит, так, – спокойно сказала Женя, усаживаясь за стол напротив мальчишки, – можешь жаловаться кому хочешь, участковый перед тобой. У тебя есть два варианта: либо сесть в тюрьму, либо помочь мне и не сесть. Пока.

– На понт берешь, начальник, – улыбнулся кривыми зубами Витька, вытирая вот со лба краем синей футболки.

– На понт берешь, начальник, – передразнила его Женя, и вдруг, что есть силы, грохнула кулаком по столу так, что юный карманник подпрыгнул на месте. Грохот отразился эхом в высоком потолке. – Я тебе не начальник, ясно?! Я тебе товарищ участковый, и обращаться ко мне исключительно как Евгения Марковна, понял?! Я тебя на зону могу упрятать, прямо сейчас, вот в этот же час, у меня полный порт свидетелей! И правила здесь диктую я, на моих условиях будешь работать или сядешь, за то, что имя советского человека чернишь, понял меня?! Отвечать, бегом!

– Ага, – только пискнул Витька, шумно сглотнув, – я, это, не признал вас, Евгения Марковна, – тихо добавил он. – Все понял.

– Умничка, – сказала Женя, улыбнувшись, словно не было гневной речи, – значит, слушай сюда. Мне нужно узнать о нахождении одного человека на той стороне моста.

– Не понимаю о чем вы, товарищ участковый.

– Плохишь, – Круглова взяла в руки громадную деревянную карельскую ложку, – ты меня не понял?

– Да понял я, – в синих глазах подростка появился страх. Он поправил светлую кепь и вытер пот со лба. – Кого искать-то?

– Яну Ракицкую. Светлые волосы, белое платье. Примерно 15 лет.

– Да, знаю, – кивнул Витька Скляр, – сегодня не получится, товарищ участковый.

– Почему? – Подняла бровь Круглова.

– Там патрули ходят финские, каждый раз в разное время. Вот как раз сегодня усиленный контроль, Евгения Марковна.

– Вот незадача, – Женя положила ложку и посмотрела мальчику прямо в глаза, – а мне надо именно сегодня. И мне все равно на патрули и прочую ерунду.

– Но, товарищ участковый, меня же поймают.

– Встать, – поднялась Женя, – пошли в опорный пункт.

– Да хорошо, я согласен. Но если не вернусь – ваша вина, товарищ участковый.

– Вот и славно. Значит, завтра в 12 дня встречаемся здесь же. Усек?

– Да, Евгения Марковна.

– Молодец. А теперь пошел вон отсюда. Еще раз увижу, что сумки режешь – посажу и глазом не моргну.

– Понял, больше не попадусь. Ой, в смысле, не буду, – скляр открыл дверь и вдруг остановился. – Товарищ участковый, вы бы не лезли в это дело. Загубят вас. А вы вон какая. Красивая.

– Я считаю до трех, и кусаю за бочок, – не оборачиваясь, проговорила Женя. – Один, три – встаю.

Скляр покачал головой и вышел из избы.

Женя повертела в руках ложку и вздохнула запах древесины. Очень странная тайна: учитель пения, дом, которого боятся. Чертовщина какая-то.

***

– Ну зачем, вот зачем вам ее дело? – Полковник Давыдов шел по коридору управления. – Вам что, заняться нечем, товарищ участковый?

– Есть чем, но я должна ознакомиться с личным делом Елены Павловны, – твердо ответила Женя, семеня рядом.

–Зачем?!

– Потому что мне нужно знать, кто она и чем жила. Вдруг у нее там 10 ходок, Вячеслав Анатольевич, и вообще, у вас нет оснований мне отказывать, вы не имеете права.

– Ах, не имею права, – остановился полковник Давыдов и поправил Жене пилотку. – Скажите, ммм, в Москве все такие грамотные, так сказать?

– Не все, но таких как я, вообще больше не существует, – козырнув, встала по стойке «смирно» девушка.

– Ну, да, – насмешливо ответил полковник, – конечно. Вы приехали в такие места, Женечка, наслаждайтесь свежим воздухом, природой, так сказать. И не лезьте, куда вас не просят, – строго сказал он. – Иначе у нас у всех будут громадные проблемы, – смахнул пылинку с погон Жени Вячеслав Анатольевич. – Вы свободны, Евгения Марковна.

– Ну, товарищ полковник!

– Идите, работайте. А, кстати, познакомьтесь, –обратился полковник к девушке, увидев идущего впереди человека, – это Артур Рифатович, наш… – Давыдов обернулся, но Жени уже и след простыл, – врач. А где же…?

– Да 2 недели уже бегает, – тепло улыбнулся врач, темноволосый невысокий мужчина лет 50, с маленькими, хитрыми глазами, открывая дверь подсобки, – никак поймать не могу. Когда такие красивые девушки от тебя убегают, это возраст, Вячеслав Анатольевич, ну, никуда не деться, инде, – произнес он уже внутри комнаты.

– Ааа, вон оно что, – Давыдов заглянул за угол и застал там Круглову, нервно сминавшую в руках пилотку. – А что это вы, это самое, товарищ участковый…

– Я пройду. Я обязательно пройду. Я не трус. Я – советский милиционер, я ничего не боюсь, – трясущимися руками Женя надела пилотку и поправила юбку. – Разрешите идти, Вячеслав Анатольевич?

– Идите, не смею вас задерживать. Оставьте в покое уже вашу пилотку, – усмехнулся Давыдов, покачав головой. – А, позволю вам напомнить, что у вас осталось меньше суток, до приезда опергруппы. Поэтому, не занимайтесь ерундой, Евгения Марковна. Всех благ.

– И вам не хворать, – ответила Женя, проследив, как мужчина скрылся в своем кабинете.

«Замок плевый, не составит труда выбить».

На секунду Круглова задумалась: а что, если…?

Однако тут же прогнала мысль. Она советский милиционер, а не преступник.

***

Ушло солнце: над городом появился полумесяц, его свет линиями упал на гладь воды. Из тайги, молчаливого, угрюмого леса, раздался голос сойки. Она незаметно, осторожно повела клювом и спряталась, за кронами кедров. Совсем рядом прошли два человека. Громко по пыльной дороге шоркали его башмаки, почти бесшумно плыли ее босоножки.

– А я думаю, Евгения Марковна, не придет он, – Сухов приподнял ветку, пропуская Женю. Отмахнувшись, девушка прошла вперед, дерево же садануло парня по лицу, едва не сбив с ног. – Уголовник, вор, они и есть вор, и слово его – воровское, – вытер лицо подолом серой футболки Олег.

– Цыц, – шикнула девушка, дернув голыми плечами и поправляя лямку голубого сарафана, – не придет – посажу, глазом не моргну. Он об этом знает.

– Ребята, ну, где вы ходите, ищу, ищу, а вас нет!– Подкрался сзади Карасев.

– Тихо! – Закрыл рот Жене ладонью Олег. Сотрясая кулаком воздух, Круглова явно испытывала гнев, но крепкая рука механика мешала ей выразить эмоции.

– Убью, – только прошипела она, когда Олег опустил ладонь и поправила убранные в хвост волосы. – Опаздываете, Карасев.

– Ну, уж простите, дела, – развел руками мужчина, театрально снимая кепь. Одна, что ли, у него одежда была? Те же пыльные брюки, пыльные ботинки и та же темная футболка. Не хватало только фартука. Женя брезгливо поморщилась.– Слушайте, Евгения Марковна, я тут подумал: она ведь не глупая женщина была, Елена Павловна.

– Это ты сейчас к чему? – Насупился Олег, засунув руки в карманы черных брюк.

– А к тому, что вряд ли бы она что-то важное дома хранила. Тем более что… – Карасев замолк и опустил голову.

– И? – Нетерпеливо топнула ногой Женя, скрестив руки на груди.

– Он хочет сказать, что там ничего нет, – ответил за мужчину Сухов. – Просто струсил. Идти не хочет.

– Так, ты поаккуратнее со словами, щегол, а то я тебя научу родину любить, да старших уважать.

– Ой-ой, – усмехнулся Олег, – да мой отец, таких как ты, в 42-м…

–Так, хватит! – Рявкнула Женя. – Устроили тут. Ноги отстрелю обоим. Так, держи мешок и иди, Карасев. Потом разберемся.

– Обманет, ох, обманет. Еще и колье прижучит, – нахмурился Олег, когда Карасев скрылся за деревьями.

– Не прижучит, что за жаргон?! – Воскликнула Женя. – Я его предупредила. Посажу, если что.

Прошло минут 15, как Карасев скрылся в доме, когда к избе подъехал желтый «Москвич» начальника милиции города. Не погасив зажигание, водитель выбрался из машины – это был сам полковник Давыдов, при полном параде. Помявшись перед забором, он повернулся в ту сторону, где стояли Женя и Олег, снял фуражку. Улыбнувшись, мужчина театрально поклонился и указал на машину. Затем со строгим видом постучал по кобуре, надел фуражку и вернулся в автомобиль.

***

– Присаживайтесь, товарищи, – уже в кабинете сказал полковник, не проронив за всю дорогу ни слова, – чаю, может быть? – Он включил лампу, направив ее на Женю. Девушка прикрыла лицо рукой от яркого света.

– Может быть, вы объясните, за что нас задержали? – Вкрадчиво спросил Олег.

– А, я тебе объясню, – уже теряя терпение, сказал Давыдов, и вдруг так сильно грохнул кулаком по столу, что Женя испуганно вздрогнула. – Я тебе сейчас объясню, и вам, Евгения Марковна, тоже! – Он раскрыл папку на столе и бросил перед девушкой листок, исписанный мелким почерком. – На, читай!

Едва бросив взгляд на рукопись, сердце Кругловой откатилось далеко вниз.

Заявление

«Я, Скляр Эмма Эдуардовна, сообщаю вам, что в отношении моего сына, Скляра Виктора Сергеевича, были совершены незаконные действия со стороны участкового, товарища Кругловой Е.М. В частности, под угрозами, Круглова Е.М принуждала моего сына незаконно пересечь государственную границу Советского Союза и Финляндии…»

Женя не могла поднять глаз. В горле застрял огромный ком. Катастрофа, она не чувствовала ног.

– Это что вообще такое?! – Возмущенно воскликнул Давыдов. – Вы с ума сошли, какая граница?! Вы же советский милиционер, а занимаетесь черти чем! Сначала дело Ракицкой ей подавай, теперь это. Я еще молчу, как вы сюда попали!

– Не надо… – тихо попросила Женя, чувствуя, как кружится голова и стучит в висках. Казалось, даже Брежнев с портрета осуждающе смотрит на нее, из-под густых бровей, в этом пропахшем старой бумагой кабинете.

– Надо, почему не надо?! – Давыдов пролистал папку дальше. – Вот, пожалуйста. «Лейтенант Круглова Е.М, совершила преступное действие по отношению к Бекетову А.А, ударив его по голове бутылкой…».

– Я… Я… Он… Товарищ полковник… – по телу пробежала дрожь. Женя вдруг почувствовала себя очень маленькой. Дернув худыми плечами, она попятилась и без сил упала на стул, опустив голову на острые коленки и схватив ее руками.

– Нет, Круглова, такие как вы, мне не товарищи! – Погрозил пальцем мужчина. – Подумать только, ребенка, принуждать пересечь границу, зачем!? Вы можете мне объяснить?!

Женя подавленно молчала не в состоянии сказать ни слова. Ее лицо покрыли красные пятна: как стыдно, она не испытывала такого, кажется, с 1 класса.

–Товарищ полковник, – вскочил Сухов, но Давыдов жестом усадил его на место.

–Сядьте, молодой человек, с вами я потом разберусь.

–Да не надо со мной разбираться, Скляр – бандит и малолетний уголовник, об этом все знают, а не сидит он только потому, что кто-то его прикрывает. А может, вы знаете, кто?

– С-с ума что ли сошел, ну-ка, сядь на место! – Вскочил Давыдов.

–А если нет, что – посадите? Валите все на молодого сотрудника, а у него опыта ноль, во! – Показал пальцем Сухов. – А вы – не товарищ, не товарищ. На – те, подотритесь! – Кинул Олег листок с заявлением Вячеславу Анатольевичу и, схватив Женю за руку, направился к выходу. – Идемте, Евгения Марковна.

– Так, ну-ка, отставить! – Вышел из-за стола Давыдов. – Шагом – марш отсюда, – он вытолкал парня за дверь и вздохнул. – Устроил тут, дело в Пенькове, понимаете ли.

– Вячеслав Анатольевич… – по-прежнему не поднимая головы, простонала Женя.

– Так, моя дорогая Евгения Марковна, – вернулся за стол мужчина, – вот это, – он положил заявление обратно в папку, – я пока уберу. Поймаю Скляра в лицо его матери кину. А вам впредь советую подумать: когда, к кому и зачем идти, и вообще, – полковник сделал паузу, – лучше советоваться со мной. Поймите, вы хороший сотрудник и прекрасный человек, да я сомневаюсь, что этот молодой человек получил по шапке ни за что, просто так. Но милиционеру нужна холодная голова, расчет. Понимаете?

– Да, понимаю, – ответила Женя.

– Евгения Марковна.

– Да?

– Ну, посмотрите на меня.

– Нет, – покачала головой девушка.

– Чего так?

– Стыдно, – шмыгнула носом Круглова.

– Ха- ха, вот тебе раз, – рассмеявшись, взмахнул руками Давыдов, – прилетел же подарок. Чудо вы наше. Эх, дети, дети. Идите домой, Евгения Марковна, отсыпайтесь. Завтра даю вам выходной, отдыхайте. Я надеюсь, мы с вами друг друга поняли.

– Да, товарищ полковник. Разрешите идти отдыхать?

– Идите. Иначе я вас Артуру Рифатовичу сдам, – рассмеялся полковник.

– Лучше в тюрьму, – слабо улыбнулась Женя.

***

–Женя! – Окликнул девушку Сухов, когда она вышла из здания.

– Сухов, – поморщилась Женя, – я еще раз напоминаю: я вам не Женя. Спасибо, что защитили, но это абсолютно ничего не меняет. Спокойной ночи.

– Давайте я вас хотя бы провожу.

– Не надо, спасибо. Я хочу пройтись.

***

Круглова дошла до реки и присела у берега, распустив волосы. Как же страшно быстро колотилось сердце, а в голове звучал голос Давыдова. Какой кошмарный позор. Советский милиционер бьет людей бутылкой, едва не влезает в чужой дом, а теперь вынуждает ребенка перейти границу, ужас!

Ты чудовище, Евгения Круглова,– сказала Женя своему отражению в воде. – Советский милиционер так не поступает.

А как же быть?

Бекетов получил по заслугам, Скляр – бандит, пусть и маленький, Ракицкая попросила узнать правду, а без ее дома это невозможно, так что же она, Евгения Круглова, делает не так? Давыдову она не товарищ, для отца – позор, как же быть дальше? Что же делать?

Боль в висках стала невыносимой, и Женя, сложив руки чашечкой, набрала в них прохладную воду и сполоснула лицо. Никогда, никогда она не забудет того чувства стыда в кабинете у Давыдова. Хотелось провалиться, уйти под землю и оказаться в Москве, в родительском доме, начале начал.

Женя подняла голову. Здесь же была тайга, молчаливая и угрюмая, хранящая чужие тайны. А если нырнуть? И все. Но разве это выход, Круглова? Она посмотрела на босоножки. Когда-то проблемой был их выбор. И отношения с молодым человеком. А здесь – тайна. Какая – неизвестно. Граница, фарца, смерть человека. Что происходит, Женя?

– Простите, я вам не помешал?

– Карасев! – Воскликнула Женя, вздрогнув и едва не свалившись в воду. – Заикой меня решили сделать? Убить? Опять на мою жизнь целитесь, второй раз за два дня, между прочим!

– Ну, ладно, ну, хватит, – мужчина протянул мешок. – Все, что вы просили. Но, как я и говорил, там ничего нет.

– Подождите, – девушка порылась в мешке и подняла глаза, – а колье где?

– И его тоже не было.

– Карасев!

– Да вот вам крест, Евгения Марковна! – Окрестил себя знаменем мужчина. – Не брал я его. Там, кстати, вам записка. Я ее туда же кинул.

– Смотри мне.

– Я могу идти?

– Александр, – Женя впервые назвала его по имени, – что вы знаете о ней, о Ракицкой?

– Да на самом деле ничего, – замялся Карасев.

– Саша!

– Ну, в общем, сидела она, довольно далеко и довольно долго, лет 15, если не больше, – рассказал мужчина. – За что – никто не знает. Поэтому кто ее дом тронет – жди беды, блатные не простят.

– Сидела? – Ошарашено воскликнула Круглова. – Зэчка что ли? Уголовница – тюремщица?

– Ой, я вас умоляю, – отмахнулся Андрей, – а то вы не знаете, как у нас в стране в 30-е годы людей сажали. Вот прям все было по закону, суду и справедливости.

– Карасев, – твердо произнесла Женя, – посадили – значит, заслужила. Вы свободны, можете идти.

– Всего доброго, – поклонился Карасев. – Вам с такой логикой в комитете работать надо. Разные уж ситуации бывают.

Женя лишь хмыкнула. Тоже мне, судья по жизни.

***

Уже дома, сидя на кровати и готовясь ко сну, Евгения Круглова развернула записку – аккуратно сложенный лист:

«Здравствуйте, Евгения Марковна!

Пишу вам я, Яна, дочь покойной Елены Павловной Ракицкой. Вы давно хотели меня услышать, и даже пытались отыскать. Я не уверена в вашей честности, Евгения Марковна, поэтому предлагаю встретиться на чужой территории – в Финляндии. Завтра, в три часа ночи, Витька Скляр встретит вас в порту и проведет за «колючку». До скорых встреч, Евгения Марковна».

Яна (Йоханна) Ракицкая.

Женя еще несколько раз перечитала письмо и бросила его на стол.

Как быть, Евгения Марковна? Мало вам бутылок, Витьки и тайны Ракицкой? Еще один прокол – и это конец всему: работе в милиции, КПСС и нормальной жизни. Женя не выдержит. Застрелится или умрет от инсульта. Потерять в один миг все для нее было смертиподобным. Смысла жить, как казалось, не останется.

Женя приподнялась и прислушалась. На крыльце кто-то жалобно скулил, отчаянно скреб дверь лапами. Накинув пиджак поверх сорочки, Круглова вышла на улицу.

«Это кто у нас тут?». Девушка взяла на руки маленького рыжего щенка, кажется, еще недавно домашнего. «Это какая же прелесть. Назову тебя Жариковым, да? Жариков – Шариков»5. Хлопнула дверь, и Женя со щенком скрылись в доме.

Наблюдавший со стороны Сухов счастливо улыбнулся и, сияя, как начищенный ремень, отправился к дому.

Оставшись в одиночестве, сойка выбралась наружу. Теперь лес был в ее собственности.

***

Над городом уже вставало яркое зарево, солнечный свет проник в жилище, а Женя все еще беспокойно ворочалась во сне. Кошмары прошлого не давали покоя даже ночью, в сновидениях.

– Саша, ну, не надо… – тихо требует Нинка, но наглые руки парня неумолимо тянутся к ней, к низу белого сарафана. В глазах девушки застыл ужас. На улице вечер, темнота, ни единой души вокруг. Только на верхних этажах общежития студенты и «Трава у дома».

Хлопает дверь подъезда, и на улицу выбегает Женька, оглядывается и видит перепуганную Нинку, уже прижатую к стене.

– Саша! – Кричит Круглова. – Оставь ее в покое!

Парень не реагирует, и Женя хватает его за локоть. В этот момент Бекетов, не оборачиваясь, отмахивается и попадает Кругловой по лицу.

Не помня себя, Женя хватает оставленную бутылку прекрасного коньяка «Ялта»

Круглова, наконец, открыла глаза и вздохнула. Как прекрасно отдыхать в среду и как ужасно видеть кошмарные сны, где все, как в жизни; даже слишком реальные.

У кровати замер новый сосед Жени – маленький, рыжий Жариков-Шариков, с большими, висячими ушами. Его светлые глаза будто говорили: « Вставай, хочу гулять! Хочу играть, есть! Вставай!».

Погладив пса, девушка потянулась к мешку, оставленному Карасевым, и вывалила его содержимое на кровать. Жариков–Шариков недовольно тяфкнул и взобрался к хозяйке, удобно устроившись под мышкой.

«Так, товарищ Жариков – Шариков, давайте смотреть, что у нас тут есть?» – Произнесла вслух Женя, поглаживая пса по загривку. Среди огромного количества тетрадей она обнаружила конверт, предназначенный для отправки. Москва, улица Тверская – Ямская, 43. Ангелине Портновой. Интересно. Внутри оказалось несколько фотографий, и все. Женя аккуратно разложила их на кровати. Почти на всех – две девушки, одна из которых Елена Павловна Ракицкая, и лишь на одной – группа молодых людей, один из которых показался Кругловой страшно знакомым. Да, интересное кино.

Женя повертела в руках ту самую бархатную шкатулку, в которой было колье. Неужели Карасев действительно украл его? Колье дорогое, иностранное. Как можно верить уголовнику, вору, рецидивисту? Кругова аккуратно сняла бархат и счастливо улыбнулась. Двойное дно, а на нем записка, на немецком языке, мелкий, неразборчивый почерк:

«Сокол, это Призрак. Он нашел меня. Я постараюсь спрятать Яну, но не знаю, успею ли. Обнимаю тебя, Сокол. Лети».

Если все упомянутые имена – Сокол и Призрак, были написаны с большой буквы, вероятно, это прозвища. Хотя вполне себе могли быть и фамилиями. Девушка еще раз перечитала письмо. Учитель пения кого-то боялась, но непонятно кого: бывших товарищей – уголовников? Нет. Круглова сложила письмо и убрала в мешок. Не похожа она на тюремщика, убийцу или воровку. Конечно, работать по внешнему виду нельзя, но Женя, где–то внутри прекрасно понимала – Ракицкая не уголовница. Что-то невероятно тяжелое произошло в жизни этой, видимо, глубоко несчастной женщины. Но что же?

Знала бы Женя, как далека и тяжела разгадка этой нелегкой тайны.

***

– Алло, Нина Ивановна? – Крикнула в трубку Женя, опустив монеты в таксофон.

– Да, а кто это? – Удивленно, и, как всегда, отчужденно, спросила Нинка. – Ой, Женька! Женечка моя! Где же ты там? Как я соскучилась по тебе, родная моя душа! Возвращайся уже, хватит обижаться! Я тебе такое расскажу, не поверишь, Женька.

– Нинуль, я обязательно приеду, только подожди немного! У меня все хорошо. Нинка, есть к тебе просьба.

– Какая?

– Слушай, в Москве, на Тверской–Ямской. 43, живет человек, Портнова…

– Ангелина Петровна, – закончила с улыбкой Нинка.

– Да, а ты ее знаешь? – Удивленно воскликнула Женя с прыгающим сердцем.

– Ну, конечно, дуреха, это же тетя мамина, наш родственник, – рассмеялась Нинка, – а чего ты хотела?

– Да ты же моя радость! – Женя заметила бегущую к телефонной станции женщину. – Нин, я перезвоню.

– Ой, Евгения Марковна, Женечка вы наша! – Задыхаясь, проговорила пенсионерка. – Ой, что же это делается–то, да как же так–то?

– Успокойтесь, что случилось? – Потрясла ее за плечи девушка.

– Убили, ой, убили….

– Кого убили? – Упало сердце у Жени.

– Карасева убили, сегодня ночью. Домой шел его и зарезали, ой, горе- то какое, человек ведь неплохой был…

Оттолкнув женщину, Женя заскочила в уезжающий трамвай и отправилась к рабочим окраинам Берегового.

***

У дома убитого Карасева уже собрался народ: на территории Женя заметила желтые «Жигули» полковника Давыдова. Несмотря на зной, люди не думали расходиться: убийство для Берегового было крайне редким событием.

– Женя, не надо, – схватил девушку за руку Сухов, появившийся из толпы.

– В смысле – не надо? Я должна, я участковый!

– Да вам лучше не смотреть.

«Вот, пока вы там шашни крутите, у нас людей рабочих убивают!» – Раздался голос из толпы.

«Присылают детей работать, а нам разгребай за ними».

– Пустите, – жестко отодвинула несколько человек Женя и замерла на месте.

Убитый Карасев сидел на лавочке перед домом, финский нож торчал в груди. Глаза мужчины были широко раскрыты от удивления. Рядом, схватившись за голову, сидела светловолосая женщина лет 45 – мороженщица из парка Зенитчиц. Ее не пытались увести. Уставившись в одну точку, она что-то шептала и тихо плакала.

«Вам бы в комитете работать. Разные обстоятельства бывают».

«Еще несколько часов назад она говорила с ним. Похоже, последняя. Он был жив».

«Держите! Воды!» – крикнули в толпе, когда Женя упала на землю, уткнувшись коленями в острые камешки. «Вам плохо, Евгения Марковна?»

«Жарко просто», – прохрипела девушка.

– Так, уберите ее отсюда! – Подскочил полковник Давыдов и склонился над Кругловой. – Ну, что же, Женечка, в самом деле, я же вам выходной дал. Отдыхайте, мы сами тут разберемся.

– Вячеслав Анатольевич…

– Сухов! – Позвал Давыдов механика. – Забери ее, не видишь, это самое, плохо человеку!

Подхватив Женю на руки, молодой человек понес ее к личному мотоциклу.

– Пустите, что вы делаете?! – Яростно отбивалась Круглова, кусая парня за руки.

–Несу королеву в замок Черномора.

– Какая я тебе королева, монархист несчастный! – Возмутилась Женя, продолжая награждать Сухова пощечинами. – Я – советский милиционер! Я требую меня отпустить, немедленно!

– Да, пожалуйста, – Олег опустил девушку в люльку мотоцикла и нахлобучил шлем на голову, – пожелание исполнено, товарищ участковый.

– Как чучело, – разглядывая себя в зеркало заднего вида, буркнула Женя, – позор. Не смей меня больше трогать, ясно?!

– Ясно, ясно, – Олег завел мотор, – в замок королевы?

– Домой, и по быстрее, – застегнула цепочку шлема на шее Женя. – Хам. Еще и нахал. И это в 27 лет, где успел набраться–то?!

– Жизнь научила, Евгения Марковна, – счастливо улыбнулся Олег Сухов. – Поехали.

***

Мотоцикл обогнул бульвар и выехал к центру города, отсюда направился в другую сторону от Жениного дома. Обдавая пылью окружающих и пугая птиц, «Иж» проехал мост и затормозил у реки.

–Ты зачем меня сюда привез?! – Закричала Женя, срывая шлем и выпрыгивая из люльки. – Я же просила домой, Сухов!

– А, мы уже на «ты», это, несомненно, радует!

– Олег!

– Евгения Марковна, ответьте мне только на один вопрос: за каким чертом вам надо было идти к Скляру, а?! – Он схватил Круглову за плечи и посмотрел прямо в глаза. – Вы дура?

– Что вы… – вырвалась Женя, задыхаясь от возмущения. – Это не ваше дело! И я вам не дура!

–Хорошо, простите. Поймите, он – часть системы, очень важная часть.

– Он преступник, Олег.

– Ну, да, – согласно кивнул Сухов, – только его мама тяжело больна, а отец – пьет. И как быть пионеру Вите Скляру, помощи просить у вашего государства?

– У нашего, товарищ Сухов.

– Это не важно, Женя. Нет, он не бандит и не преступник. Скляр – жертва обстоятельств, которая живет, как может. Не надо судить людей так, как вы их судите. Разные бывают обстоятельства.

– Как у Елены Павловной Ракицкой? – Присела на траву Женя. – Я все знаю, Олег.

– Ну, наверное, – пожал плечами Сухов. – Мы о ней ничего не знаем, товарищ участковый. Скорее всего, она сидела в лагерях ГУЛАГа, а за что – неизвестно.

– Не похожа она на убийцу, – вздохнув, сказала Женя.

– Да, скорее всего, не убийца она, там что–то другое, – присел рядом Олег, – а что вам Скляр сказал?

– Сначала отказался. Сказал патрули финские ходят. Потом согласился.

– Вот вам и ответ. Если бы он пошел, то сломал бы всю систему, а за ней, наверняка, большие люди. Да его бы просто убили, товарищ участковый.

– Я… Я не понимаю этого, – отчужденно произнесла Женя, – чтобы в Советской стране, такие схемы. Это же натуральный бандитизм, Олег. Меня воспитывали на других принципах. Не красть, не бить и Родину любить.

– А они убивают? – Сощурился Олег. – Продают дефицитный товар. Вот и все.

– Но это удар по экономике! – Воскликнула Женя. Молодой человек усмехнулся.

– Сама власть и создает такие условия, – ответил он. – Где бы вы в Лондоне или во Франции смогли торговать дефицитным товаром, если там у всех все есть? Ну, или почти все. А тут – раздолье. Торгуй, продавай, смотри, не зевай.

– Чего бы они там не создавали, – Круглова поднялась и подошла к реке, – это наша власть и наше будущее. В этой стране нашим детям расти, Сухов.

– Нашим с вами?

– Никогда, – решительно сказала Женя. Приподняв подол голубого сарафана, она вошла в воду и распустила волосы.

– Как она? – Крикнул с берега Олег.

– Прекрасна! Присоединяйтесь.

– Хорошо вам, Евгения Марковна? – Сухов снял ботинки и, закатав штанины брюк, подошел к Жене.

– Да, – кивнула девушка, – даже забыла на мгновение, что видела сегодня.

– А, вы об этом. Это не имеет отношения ни к границе, ни к Скляру, Евгения Марковна. Здесь что–то другое.

– Что же?

– Сейчас скажу, – Сухов неожиданно нырнул под воду и исчез из виду.

– Олег? – Испугано позвала Женя. – Олег.

Тишина.

Неожиданно кто–то схватил Круглову за ноги, секунда – и она уже оказалась на плечах у молодого человека.

– Ты, ты с ума сошел, опусти, отпусти меня! – Кричала Женя, дергая парня за уши. – Негодяй, отпусти, или я оторву их!

–Прыгай! – Рассмеялся Сухов. – Давай, это же весело.

– Я, я не могу!

– Давай!

– Ну, негодяй, – рассмеялась Женя, и, приподнявшись, прыгнула в воду.

– Ура!!!– Крикнул Олег, награждая вынырнувшую девушку водяными брызгами. – Вот, настоящий советский милиционер.

– Беги, негодяй! – Крикнула Женя, направляясь к парню. – Утоплю, гадина.

– Не утопите, – улыбнулся Олег, разглядывая ее посреди реки, в свете солнца.

Какой невероятно светлый, чистый человек. Как давно он не видел такого искреннего света в глазах, как же сберечь ее этого огонек, в этой замечательной девушке?

– Чего ты? – Улыбнувшись, спросила Женя. – Греби, Сухов.

Не думая ни о чем, Олег притянул ее к себе и поцеловал в губы.

– Ты…– яростно оттолкнула его Женя и погребла к берегу.

– Ты слышишь меня?!– Жестко, но спокойно сказала Женя уже на суше. – Никогда я не позволю с собой так обращаться. И если ты еще раз себе подобное позволишь, можешь забыть меня навсегда.

– А вам не кажется, что вы преувеличиваете, Евгения Марковна?

– Олег, – обернувшись у мотоцикла, сказала Круглова, – я не одна из твоих дамочек, с которыми ты веселишься на ночных дискотеках. У меня есть принцип: моральный облик.

– Уж не советского ли милиционера? – Насмешливо спросил Сухов.

– Уважающей и знающей себе цену девушки, – ответила Женя, выжимая подол платья. – Вот так, товарищ Сухов, – Круглова всадила шлем на голову парня и, что есть силы затянула цепочку, – женитесь – и целуйте сколько хотите. Домой, пожалуйста.

– Слушаюсь и повинуюсь, – самодовольно усмехнулся Сухов и повел мотоцикл в сторону Женькиного дома.

***

Уже на пороге его встретил Жариков–Шариков: в зубах пес держал свернутую бумажку.

– Товарищ участковый, вы мне ничего не хотите рассказать? – Кликнул он Женю, демонстрируя записку.

– Дай сюда! – Вырвала бумажку Круглова, смерив парня презрительным взглядом. – Вам никто не давал права читать чужие письма, Сухов.

«Евгения Марковна!

Обстоятельства изменились, встреча переносится на час раньше. Извините за беспокойство».

Яна (Йоханна) Ракицкая.

– Это какая–то засада, – сказал Олег.

– В дом, – коротко бросила Женя.

Жариков–Шариков лишь удивленно повел носом, когда молодые люди скрылись внутри. Гордо подняв голову, осознавая важность миссии, маленький рыжий защитник улегся у порога, навострив висячие ушки.

***

«… «Встреча с песней». Редактор: Тереза Ремшевич. Автор передачи: Виктор Татарскый».

«Здравствуйте, товарищи. Приглашаю вас на встречу с песней…»

Звучит музыка.

«Зиновья Ивановна Соколовская из Москвы. Пишут вам ветераны фронтового, оперного театра всероссийского театрального общества. Организован он был по инициативе Александры Александровной Яблочкиной, в апреле 1942 года, для постоянной работы в действующей армии. Повезли мы на фронт оперы Чайковского, 2- й акт «Пиковой дамы», 2-й акт «Черевичек» и другие работы. Но кроме оперы был концерт «Оборонная песня», состоявший из песен, созданных в первый год войны. Хотелось бы вспомнить одну из них, например, «Дороги», Леонида Бакалова…»

На плите выкипал борщ. Комнату наполнил солнечный свет, а за окном играла музыка. Из приемника звучала «Встреча с песней» – любимая передача Жени. Когда–то в детстве она мечтала о журналистике, заграничных поездках, острых репортажах и карьере телеведущей. Но Женя выросла и, кажется, нашла себя в милиции.

– Я как–то сомневаюсь, что Сокол – это прозвище, – произнес, сидя на полу Олег Сухов, – как –то странно звучит.

– Я ничего не слышу! – Крикнула Женя с кухни, а затем появилась в комнате, в светлом, домашнем ситцевом платье и фартуке. – Чего?

– Я говорю, Сокол – это фамилия, – объяснил Олег, демонстрируя загадочную записку из бархатной шкатулки, – и запись не свежая – написана чернилами.

– Ага, сейчас, – через пару минут девушка вернулась с кастрюлей борща и слегка убавила приемник, – сядь за стол и ешь нормально, Сухов.

– Как в образцовой советской семье, – улыбнулся молодой человек. – Жена – советский участковый, муж – ударник труда, труженик. Не хватает только двух прекрасных детей, Евгения Марковна. Боже, как пахнет–то, я съем все, – придвинул он кастрюлю к себе.

– Стоять, – вернула посуду на место Женя, поправив синий платок, – и почему ты на работе сегодня не был, а ударник труда, а?

– У меня выходной.

– Я проверю, – нахмурилась Женя и взяла в руки бумагу. – Так, “Falke” это у нас сокол. «Это Призрак. Он нашел меня. Я постараюсь спрятать Яну, но не знаю, успею ли. Обнимаю тебя, Сокол. Лети». Есть Сокол и Призрак.

– И Яна. Не наша ли случайно, Евгения Марковна?

– Вряд ли, – Женя покачала головой и села за стол, сняв платок и положив рядом, – чернила. А нашей годов 15 от силы, не больше.

– Значит, Сокол, Яна и Призрак.

– Угу. Ешь, – улыбнулась Женя и потрепала парня по волосам, – вообще, советский человек, в семье телевизор должен быть, где он в нашем доме?

– Так мы с вами на «ты» перейти не можем, семья, – рассмеялся Сухов, – где я его найду–то?

– Это уже твои проблемы, мотоцикл продай.

– Нет, это святое. Какие же вы, женщины, эх, – махнул рукой Олег.

– Да, и какие же? – Сощурилась с улыбкой девушка.

– Да, не важно. С вами опасно спорить, а то вы, как Карасева.

– Мда, невеселая перспектива, – почесала затылок Женя.

– Я все думаю, кто это мог быть? – Задумчиво произнес Олег. – Не бандиты, уж точно.

– Да, и почему же?

– Не успели бы. Ночью дом ограбили, а утром уже убили.

– Или они знали обо всех его планах. Кто–то предупредил.

– И кто?

– Не знаю, – посмотрела в окно Женя. – Меня интересует, как Давыдов там оказался? Следил за нами что ли?

– Возможно, и следил, – Олег взял в руки две записки от Яны. – Один в один. Заставили ее что ли? Но, по сути, там она в безопасности.

– А здесь, значит, нет? – Нахмурившись, подняла голову Женя.

– Мутно здесь все. Призраки, тайны, Карасевы. А там.… Хотя, я подозреваю, что все оттуда и пошло.

– Ладно, это не имеет значения, – забрала записки Женя и положила в ящик стола. – За «колючку» все равно никто не пойдет.

– А как же…

– Я сказала: за «колючку» никто не пойдет, – жестко повторила Женя. – Она придет. А я ее подожду. Вернется к дому матери.

– Я не понял, вы что, хотите…

– Сухов, – посмотрела ему в глаза Женя, – вы думали, я шучу? Все будет по закону. Не надо разваливать порядок в моей стране. Ребенка передадут государству, как и положено.

– А я–то думал… – Олег отложил ложку, вытер рот салфеткой и поднялся из–за стола. – Спасибо. Было очень вкусно.

– Не за что, обращайтесь, – кивнула Круглова, – а, хотя, знаете, не обращайтесь. Идите работать, Сухов. Не занимайтесь ерундой. И перестаньте крутиться возле меня. Раздражаете.

Не проронив ни слова, молодой человек вышел из дома.

Женя взяла в руки записку, но в голове все еще летали посторонние мысли. Она не могла иначе. Воспитание. Мыслить по-другому Женя просто не умела.

***

– Олег! – Крикнула девушка, догнав Сухова уже на перекрестке. – Олег, подожди.

– Я вас слушаю, Евгения Марковна.

– Ну, прости. Я правда не хотела, но не могу, не умею по–другому, понимаешь? – Отчаянно воскликнула Круглова. – А воевать с собой – это страшнее всего, Олег.

– И что вы предлагаете, Евгения Марковна?

– Да хватит, – рассмеялась Женя, все еще пытаясь отдышаться после пробежки, – я просто Женя. Евгения Круглова. И да, ты можешь находиться рядом, но…

– Но? – Склонил голову Олег.

– Мне нужно знать, кто вы, товарищ Сухов.

– Кто я, ну, вот он я, Олег Сухов.

– Ну, совсем за дуру меня считаешь? – Исчезла улыбка с лица девушки. – Нож выбил – раз. Про Ракицкую знал – два. Про колье жемчужное – три. И да, я заходила к тебе на работу, Олег. Тебя там не знают и никогда не знали.

Олег поджал губы и прищурился. Он не знал, стоит ли посвящать ее в это? Слишком опасной была игра.

– Хорошо, а если я откажусь?

– Тогда ты больше меня не увидишь.

– Ха-ха, и куда же вы денетесь, товарищ участковый?

– Соберусь и уеду в Москву.

– И все бросите?

– Все брошу.

– Это уже шантаж, Женька.

– Это маленькие женские хитрости, – сощурилась Женя, скрестив руки на груди и подняв голову, – я как раз звонила в Москву, меня уже там ждут. Так что, товарищ Сухов?

– Куда ты звонила? – Тихо спросил молодой человек.

– В Москву. Да–да, в ту самую, столицу, – насмешливо улыбнулась Женя, – и?

– Вот дура.

– Что…?

– Иди в дом. И никуда не выходи. Поняла меня?

– Нет, я не, Олег…

В этот момент из–за угла, на огромной скорости вылетел коричневый «Москвич», и, снеся прилавок с фруктами, понесся прямо на отошедшую Женю. Секунда – и Олег, оттолкнув девушку, оказался на капоте автомобиля.

Уже через мгновение машина скрылась за поворотом, оставив за собой столб пыли.

***

Евгения тихо брела по городскому парку, а в голове не было ни единой мысли. Только пустота. Вокруг кипела городская жизнь, играла музыка. Где–то кричал ребенок: у него упало мороженое. Вот незадача. Если бы все наши невзгоды состояли в упавшем мороженом.

– Ох, ну, был же тихий, уютный городок, а с вашего приезда началось… – Давыдов беспокойно ходит по коридору городской больницы и яростно размахивает руками. – Просил же, ну не лезь ты в это дело, ну, просил же, что же вам все надо – то, а?! Какая! Номер, марку автомобиля запомнили? Я к вам обращаюсь, товарищ участковый!

Женя лишь отчужденно смотрит в пол, ничего не слышит и не видит. В голове пустота и не прекращающийся звон. Кошмарные кадры, как в кинофильме: «Москвич», снесенный прилавок и Олег Сухов, беспомощно лежащий на пыльном асфальте.

– Ну что, жив ваш больной, небольшое сотрясение, но скоро пойдет на поправку, – сообщил вышедший из операционной врач. – Завтра уже можете навещать, товарищи.

– Ну, вот и славно, – надевает фуражку Давыдов и обращается к Жене, – а вас, гражданка Круглова, завтра в 9:00 жду у себя в кабинете. У меня к вам очень много вопросов, и у следователя тоже. Честь имею, так сказать, – смахнув воображаемую пылинку с плеча девушки, он выходит из здания.

А Женя отчужденно бродит по парку, борясь с собственными предрассудками и принципами, которым она проигрывает сражения, но не войну.

–Ааа, Евгения Марковна, пусти, пусти, ей Богу, бес попутал!!! – Истошно вопит Скляр, схваченный в парке, за поеданием сладкой ваты. – Я не хотел, меня заставили!

– Чего ты болтаешь, Бармалей, кому ты нужен?! – Несмотря на выходной, Женя надела форму и вышла на работу, дабы не думать ни о чем.– Кто тебя заставил, отвечай!

– Я не могу, они, они убьют меня! – Кричит Витька, пытаясь вырваться. Но куда там? – И мамку тоже, а она больная совсем.

– Ладно, живи, – отпускает ухо Женя и садится на скамейку рядом, – значит, не писал заявление?

– Да вот вам крест, Евгения Марковна! – Садится рядом Витька, поправляя светлую кепку. – Я же вам говорил: патрули ходят, ну не мог я пойти, не мог. Кинулся к ним, – он поднял указательный палец к верху, – а они – иди к мамке, пусть пишет заявление, так, мол, и так, вынуждает пересечь границу.

– Понятно, – вздохнула Женя, – с матерью что?

– Сердце, – помрачнел мальчик, опустив кепку на глаза, – не жилец она, Евгения Марковна.

– У меня отец хирург, прекрасный специалист. Хочешь – позвоню ему, он посмотрит.

– Конечно, хочу, – закивал Витька и улыбнулся, – а когда?

– Завтра позвоню, там решим. На, купи себе мороженого, – сунула ему в карман несколько монет лейтенант Круглова. – Яна там как?

– Хорошо, – машинально ответил Витька и вдруг осекся, – вы сегодня с нами, товарищ участковый, ну, за «колючку»?

– Нет, – сухо ответила девушка, – передай, пусть возвращается домой. Вечность там все равно не пробегает.

– Передам, – кивнул Витька, – разрешите идти, товарищ милиционер?! – Бодро воскликнул, козырнув пионерским жестом.

– Иди, чучело, – тепло рассмеялась Женя. – Маме привет. Завтра обязательно позвоню.

– Спасибо, Евгения Марковна! – Поцеловав ее в щеку, Витька убежал в сторону дома, сверкая пятками.

Женя на мгновение улыбнулась, проводив его взглядом, но в душе снова засела грусть. Она не заметила, как привыкла к нему. Сухов всегда был рядом, чтобы не случилось, с другой стороны, Женя совсем его не знала. Но разве это было важно? Олег жив, и это самое главное.

– Ох, Евгения Марковна, простите, – столкнулась девушка с Яковом Моисеевичем, когда поднялась со скамейки и направилась к выходу из парка, – старость, не заметил.

– Ну, что вы, Яков Моисеевич, какие ваши годы? – Ответила Женя с улыбкой. – Гуляете?

– Да, вот, вышел почитать и, так сказать, духовно обогатиться, – мужчина, как всегда одетый во все светлое, с иголочки, вынул из завернутой в видавшую виды газеты книгу. – «Владимир Владимирович Ленин». Маяковский.

– Интересно, – оценила Женя, прихватив улетающую от ветра бумагу, – какая интересная у вас газета. Это же, – Она взглянула на дату. 1948-й год, но привлекло ее не это. На первой странице была напечатана фотография Елены Ракицкой и еще нескольких девушек. – «Забытый подвиг рижских партизанок…», – прочла Женя, – Яков Моисеевич, откуда это у вас?!

– Да дома нашел, первое, что под руку попалось, – поджал плечами мужчина, приподнимая очки на лоб, – а что такое? Вас что–то интересует?

«…Диверсионная группа попала в засаду и была практически полностью уничтожена…», – прочитала Женя. – «В живых остались бравые комсомолки, наши товарищи Елена Ракицкая, Ангелина Портнова и Галина Сокол. Имена других девушек, павших смертью храбрых – Рузили Гарифуллиной и Маргариты Бондарь, останутся навечно в памяти благодарных потомков…».

Сокол! Вот тебе и Falke.

«Сокол. Он нашел меня. Обнимаю тебя, Сокол. Лети».

Дрожа от волнения, Женя кинулась к управлению.

***

Как такое могло произойти? Как такое возможно? Как советская партизанка могла оказаться в лагерях ГУЛАГа? Что могло случиться? Лицо Жени покрылось краской от волнения, а в висках стучала барабанная дробь, но иного выхода не было. Она должна. Это необходимо.

Миновав КПП, Женя прошла по вечернему коридору к кабинету Давыдова. Она старалась идти как можно тише, но шаги в пустом помещении разносились грохотом матроса Розенбума, шагнувшего с памятника.

«Преступник, ты преступник, Женя!».

Ох уж, этот внутренний голос.

Подойдя к кабинету, Круглова оглянулась. Никого. Да какая разница, дежурный ее видел, на КПП ее видели, что ты творишь, Евгения?! А разве есть выход?! Ракицкая просила узнать правду, но Давыдов дело не дает, какое право имеет?! Или имеет? А если Давыдов на месте? С улицы его в кабинете не было видно. На дрожащих ногах Женя выдохнула и дернула ручку. Закрыто! Как же быть? Окно, у него было открыто окно, она видела с улицы!

«Ненормальная!»

Выйдя из здания, Круглова обогнула корпус и подошла к окну кабинета Давыдова. Да, открыто. Офицера внутри нет. Ну, в бой, Красный командир. Сбросив пилотку в траву, она привстала на носочки и зацепилась рукой за подоконник. Как же мешала юбка! Подтянувшись, Женя развернулась спиной и присела на подоконник. Ура! Мама, скорее! Главное, не попасться. Этого ей не простят. Никогда не простят.

«Это трибунал, Круглова! Остановись!».

Сердце бешено колотилось, быстрее! Женя кинулась к стопке дел на столе. Случай с Ракицкой свежий. Оно должно быть здесь. Оно обязательно должно быть здесь.

«Ее поймают. Ее поймают и посадят, надо же было ехать на край земли, чтобы сесть в тюрьму, это было гораздо проще сделать в Москве, Круглова!».

Да где же оно?! Трясущимися руками Женя разгребала дела, пока не нашла нужную папку. Ее посадят. Ее обязательно посадят, мама, как она будет жить? Осуждающе с портрета смотрел генеральный секретарь, застыли в презрении глаза Ленина в мраморе. Развернув фигурку лицом к стене, Женя пожала плечами, глядя на Брежнева.

«Леонид Ильич! Ну, нельзя иначе! Нельзя, поймите».

–Ааа…– застыл Давыдов на входе, бесшумно открыв дверь. Успев выбросить папку в окно, Женя встрепенулась, поправила убранные в хвост волосы и застыла по стойке смирно. Это конец. – А, это самое… Что вы тут делаете? Насколько я помню, у вас выходной, товарищ участковый, – закрыл дверь Вячеслав Анатольевич.

– Ааа, так я, это…– замялась Круглова, – товарищ полковник, разрешите на выходные в Москву! Очень домой хочется.

– Пф, да, пожалуйста, – хмыкнул полковник и подошел к окну, – это все?

– Так точно! – Воскликнула Женя. – Разрешите идти?

– Идите. Не смею вас задерживать. Идите, идите, – проводил ее подозрительным взглядом мужчина.

Снова выйдя из здания, Женя пригнулась, и, словно под пулями, прокралась вдоль стены, Схватив дело и спрятав его за пазуху, она так же, в полуприсяде, понеслась прочь от здания управления.

***

Часы в городской больнице пробили полночь. Сладко задремавшая на посту медсестра не заметила прокравшуюся в помещение девушку в голубом сарафане. Чмокнув губами во сне, медицинский работник повернулась на другую щеку и широко зевнула на рабочем месте.

«Вот ты спишь, Сухов», – прокравшись в пахнущую хлором, темную палату с синими стенами, присела рядом с кроватью Женя, – «а я тут, между прочим, законы нарушаю. Эх, был советский милиционер, и нет его. Какой позор», – Круглова взяла парня за руку. – «Тебя уже не хватает, Олег. Поправляйся».

– Товарищ участковый, а если бы я еще немного подождал, вы бы и в любви признались, – открыл глаза молодой человек и рассмеялся.

– Ах ты, гадина! – Женя схватила газету с тумбочки, свернула ее в трубочку и ударила парня по забинтованной голове.

– Ох, не бейте, у меня там слабое место! И вообще, тише, тут люди отдыхают! – Шикнул Олег, кивнув на соседей по палате.

– У тебя там пустое место! – Шепотом воскликнула Женя и потрепала парня за нос. – Как я рада тебя видеть. Как самочувствие? Какая странная палата, Олег.

– А что странного? – Приподнялся Олег, убирая одеяло. – Да, потихоньку, – ответил он, сжимая руку девушки, – голова болит, а так ничего. Я тебя еще днем ждал, Жень, – посмотрел Сухов Кругловой в глаза, – спасибо, что пришла.

– Просто я как-то еще во время учебной практики была в палате, где лежали смертники. Знаешь, она такая большая и светлая. Будто людей в последний путь со светом отправляют. А здесь вроде бы легкие травмы, а палата такая маленькая. Жизненные контрасты. Ладно. Ты, главное, выздоравливай, – провела ладонью по его лицу Женя. – Отдыхай, высыпайся. А я завтра еще приду.

– Клянешься?

– Честное пионерское!– Счастливо, по-детски улыбнулась Женя, козырнув пионерским жестом. – Ой, столько всего рассказать надо, много чего нашли. А, я бы раньше пришла, но к тебе не пускали, Давыдов запретил. Сказал отдыхать.

– Ох, – покачал головой Олег, – придумает же. Вечно такой, – осекся он, – да, прости. Я обещал.

–Олег, ты должен мне все рассказать, – Женя взяла его руку и прижала к своей щеке, – все–все. С самого начала.

– Да, – кивнул молодой человек, – я обещаю, что все расскажу. Как придет время.

– Хорошо. Вообще, я думала, что дома ты выздоровеешь гораздо быстрее.

– В смысле, дома?

– Ну, если тебя забрать домой и там лечить – это будет гораздо быстрее и полезнее, – объяснила девушка, – а я буду к тебе ходить, кормить, поить, ухаживать.

– Ну, хорошо, я согласен. Прислуживайте, королева.

– Я тебе сейчас, – Женя вновь схватила газету, но вдруг замерла.

– Чего? – Обеспокоенно спросил Олег.

– Нет, – с ужасом произнесла девушка, коснувшись головы, – нет, нет, нет!!!

Не говоря ни слова, Женя кинулась из больницы.

***

Едва сдерживая слезы, она выбежала из здания и схватилась за голову. Это конец, ее посадят. Исключат из партии, из органов, из жизни! Какая же дура, что же ты делаешь, Женя! Влезть в кабинет к начальнику управления милицией, украсть документы и забыть пилотку. Это конец. Сама во всем виновата. Это конец, ее посадят.

Глотая слезы, Женя побрела к дому.

***

Какого же было удивление, когда она обнаружила входную дверь открытой. Осторожно вступив в темноту, Женя обомлела.

По ее дому будто бы прошлись разбойники, повалив все на землю. Книги, вещи, фотографии – все лежало на полу, в безразмерной куче. Приемник был расколот надвое, его провода торчали наружу, семейное фото разбито. Мешок из дома Елены Павловной, кстати, цел. Спокойно лежал на кровати.

Над столом под часами, висела Женина пилотка, приколотая финским ножиком.

Лишь Жариков–Шариков спокойно спал в своем углу, будто бы ничего не произошло.

***

Часы на городской башне пробили час ночи. По улицам пробежал холодный ветер – предзнаменование дождика, который уже стучался в чугунные ворота города. Он прошелся по мостовой, между мраморными колонами городского театра. Затянул унылую, монотонную песнь, и пошел гулять в алею трех тополей, в самую вершину многовековых деревьев.

Олег не спал, он не мог уснуть; он понимал, что с Женей случилась беда и ему жизненно важно быть с нею. Похоже, любовь – чувство, которое он не постигал, поглотило юношу с головой.

Прошмыгнув мимо сладко дремлющей медсестры, Олег ушел из больницы.

***

– А почему у тебя… – он вошел в разграбленный дом, увидел погром и застыл от шока, – я смотрю, дверь нараспашку…

Девушка ничего не ответила, лишь сидя на полу, перебирала искореженные, растоптанные вещи. Опустошенным взглядом Евгения Марковна смотрела вдаль и ничего вокруг не замечала.

– Я даже не хочу спрашивать, что ты здесь делаешь, Олег Юрьевич, – отчужденно сказала она, не глядя на Сухова в голубой, больничной пижаме и тапочках. Женя прижалась к кровати, обняв колени руками. – Я дело украла сегодня, представляешь? Был советский милиционер, и нет его. А я думала – это навсегда, буду ловить преступников, и совершать благородные поступки.

– Какое дело? – Встревожено спросил Олег, присев перед ней на корточки.

– Дело Ракицкой. Личное, – пояснила Круглова, покрутив в руках остатки от приемника, – как жить без песни, товарищ Сухов? Или кто ты там?

– Никак, – отобрал у нее приемник Олег и отбросил в сторону, – сам тебе спою, Женя. – Он посмотрел ей в глаза. – Куда ты положила папку с личным делом?

– А меня посадят, – усмехнулась Женя улыбкой сумасшедшего, – и сяду я в тюрьму, и буду ходить в телогрейке, такая вся толстая и некрасивая, Олег, а ты будешь меня навещать на Магадане?

– Я еще раз спрашиваю, где дело?!

– А это конец, – вновь взяла в руки остатки от приемника Женя, – жила – была девочка, такая вся умница, отучилась на милиционера, жила в столице Советского Союза Социалистических Республик, или как там, а потом приехала сюда, и все, – развела она руками, чмокнув губами, – и понеслась.

–Ясно, – утер пот со лба Сухов, – значит, здесь его нет, ну, и отлично. Так, Евгения Марковна, ну–ка, – парень взял ее на руки и уложил на кровать. – Надо спать, завтра тяжелый день. Спите.

– Я, кажется, сошла с ума, – глядя в одну точку, проговорила Женя.

– Это посттравматический синдром. Эмоций многовато, – укрыл ее одеялом Сухов, присаживаясь рядом. – Отдыхайте, все хорошо. Я тут приберу, утром тебя разбужу.

– Я домой хочу, Олег, – тихо сказала Женя, глядя в потолок, – это не моя страна. Что–то невероятное происходит, а я не пойму совсем, что делать? Чудеса какие-то, тайны, убийства, Карасевы, Олег, – приподнялась она, взяв парня за руку и глядя ему в глаза. – Это же моя страна, мой СССР, где милиция защищает, граница под замком и щит надежен, Олег, это ведь так? – Отчаянно проговорила девушка.

– Да, но жизнь – это всегда черное и белое, не всегда все хорошо, и не всегда все плохо. Ты хороший человек, Женя, но она куда сложнее, чем кажется. Голыми эмоциями и законами ее не сломать.

– Но я не хочу ломать, – уселась рядом Женя. – Я не хочу ломать, я хочу беречь то, что есть. Мои порядки в моем государстве, Олег, а кто ты?

Повисло молчание. Тишина, лишь сопение Жарикова–Шарикова в углу.

– Олег, – тихо повторила девушка, – я тебя слушаю.

– Ладно, – сдался Олег, – позвольте представиться: сотрудник уголовного розыска города Ленинграда, Сухов Олег Юрьевич, по званию – капитан, кавалер ордена «За отвагу» и отчаянный борец за твое сердце, Евгения Круглова,– бодро отрапортовал Сухов.

–Ааа… – осела Женя, захлопав глазами, – ничего себе. Это какая–то шутка.

–В шутку оперов из Ленинграда на границу не вызывают.

– Не понимаю, – сонно протерла глаза Круглова, – а в Береговом ты что забыл?

– А это смешная история, – подмигнул Сухов, – в районе Ладоги я предпринял попытку пересечь финскую границу, за что был схвачен полковником Давыдовым, незаконно опустившего сети в тех местах. С тех пор он вечно таскает меня за собой. А тут сказал приглядывать за товарищем участковым.

– Что значит приглядывать? Я, что, ребенок вам?! – Возмущенно крикнула Женя. – Знаете что, капитан Сухов, идите–ка вы домой! Я за собой как–нибудь сама пригляжу!

– Ну, нет, одну я тебя не оставлю.

– Встал и вышел из моего дома, – жестко сказала Женя, злобно сощурившись.

– Я не понимаю…

– Мне повторить?

– Вы совершаете ошибку, товарищ участковый, – Олег поднялся и прошел к выходу, – спокойной ночи, – хлопнула дверь.

– И вам не хворать, – холодно бросила Женя, и, укрывшись одеялом, выключила свет. Потом опять включила и выключила.

Какая нелепица! Следить за взрослым человеком, она предполагала, что у него чувства, а товарищ капитан просто следил! Немыслимо! Сердце защемило от обиды и отчаяния. Никогда ей еще не было так до слез неприятно. Ведь почти поверила! Ведь почти!

Включив свет, Женя утерла слезы и взяла со стола газету, одолженную у Якова Моисеевича.

Насколько же юные были эти девушки, эти рижские партизанки. Самая младшая – Рузиля Гарифуллина, командир отряда. С газеты на Женю смотрели огромные, темные и строгие глаза татарской девушки. Ямочка на подбородке. Волосы убраны в косички. Совсем девочка, детская улыбка. Хочется потрепать за щечки. Галина Сокол была другой – смеющийся взгляд, большой нос и совсем маленький рот. Ангелина Портнова – холодная блондинка с леденящим взглядом. Маргарита Бондарь – серьезная, по – настоящему красивая. Грустный взгляд. Смешные, торчащие уши. Волосы убраны в маленькую косу. Елена Павловна. Совсем юная Ракицкая. Вытянутое лицо. Мелкие черты лица, утонченные. Встревоженный, немного удивленный взгляд. Коротко стриженные волосы.

«Правду. Пожалуйста».

Круглова вздохнула и убрала газету под подушку. Надо спать. Предстоял тяжелый день.

Неожиданно тишину разорвал грохот выбитого стекла: на пол комнаты упал тяжелый камень, едва не угодив в девушку. Заливисто залаял Жариков–Шариков. Ошалевшая Круглова, спрыгнула с кровати, накинула пиджак поверх сорочки и выбежала на улицу.

Никого. Лишь собаки лаяли где-то далеко.

Вернувшись, Женя застыла на пороге. В доме кто–то был, она явно чувствовала дыхание. Взяв в руки кочергу, девушка резко включила свет.

– Спокойно! Спокойно, это всего лишь я! – Крикнула Яна, стоявшая посреди комнаты.

– Ты, да я тебя! – Зарычала Женя. – Я тебя сейчас на флаг порву, Советский, как Канаду в хоккее уничтожу! Что ты здесь делаешь вообще?!

– Пришла поговорить, – ответила Яна, не сводя глаз с кочерги.

– О чем? – Не могла успокоиться Круглова. – О том, зачем ты у финнов прячешься или принуждаешь советского милиционера границу перейти?!

– Что у вас тут… – застыл на пороге Сухов, – оп-па, вот это да. Яна?! А ты здесь откуда?

– Ты вообще здесь откуда? – Рявкнула на него Женя. – Сказала – уходи!

– Ну, я не мог тебя оставить, поэтому спал здесь, в мотоцикле.

– Сумасшедший дом, – закрыла лицо руками Женя.

– Страсти по Шекспиру, – согласилась Яна.

– А ты вообще у меня в детдом пойдешь, – властно ответила Женя, – чего пришла–то, набегалась?

– Птицу в клетку не загнать, птенчик волю любит, – приподняла брови девочка, приподнимая подол белого сарафана и усаживаясь на стул у батареи, – я дочь Советской партизанки, упрячете – все равно сбегу. Поэтому лучше нам работать вместе, Евгения Марковна.

– Деловой подход, – одобрительно кивнул Олег.

– Бардак, – покачала головой Женя, – твои предложения?

– Я кое–что знаю, Евгения Марковна, – взглянула в окно Яна, – слышала, как мама просила рассказать правду. Но здесь разговаривать опасно. Завтра, в 2 часа ночи…

– Подожди, давай еще раз, – подошла к ней Женя, пройдя мимо шкафа и что-то взяв сверху, – сначала, и все по порядку.

–Я не могу, у меня… – Яна с ужасом увидела, как на ее руке защелкнули наручники. – Ев…

– Условия она мне тут ставит, – защелкнула к батарее второй браслет Женя, – можно было понять, что я переговоры вести не собираюсь. А сейчас мы отправимся в опорный пункт.

– Я все равно сбегу, – злобно проговорила Яна, – я…

– Дочь Советской партизанки, я помню, а я Советский милиционер и против закона идти не собираюсь.

– Вы совершаете ошибку, – подал голос Олег, – ее могут убить.

– Не убьют, – твердо ответила Женя, – милиция сбережет. Ваш мотоцикл на ходу?

– Так точно, товарищ участковый, разрешите заводить?

– Заводите, Сухов, мы скоро будем.

– Евгения Марковна, какая же вы глупая, неужели вы думаете, что решетки или детский дом спасут меня от профессионального убийцы?– Отчаянно проговорила Яна.

– Какого убийцы, ты о чем?

– Евгения Марковна, это же Ордок, ну, поверьте мне!

–Кто?

– Я не знаю, они называли его или ее Ордок. Мама писала в письме тете Геле, что он где–то здесь. Поверьте мне, пожалуйста, Евгения Марковна!

Женя вздохнула. Сказанное казалось сущим бредом.

– В мотоцикл, – бросила она, – и без разговоров мне.

***

«Иж» вывернул на перекресток и выехал на дорогу, ведущую к мосту.

– Остановите, – попросила Женя, – в общем, так. Пока я тебе верю,– она отстегнула наручники, – но если это неправда…

– Евгения Марковна!

– Ша, – приложила палец к губам Женя, – беги и будь на связи. Пойму, что ты меня обманула…

– Она ноги отстреливать любит, – усмехнулся Олег.

– Евгения Марковна, спасибо вам огромное! – Обняла Круглову девочка. – Я не обманываю, честное пионерское, мне правда очень страшно, я же поэтому и убежала…

–Исчезла отсюда, бегом,– прищурилась Женя и улыбнулась, когда девочка скрылась в чаще, – глянь, поскакала, коза–дереза.

– А вы молодец, товарищ участковый, – похвалил Сухов, – не думал, что вы ее отпустите.

– Я что – монстр? – Окатила его презрительным взглядом Женя. – Вези меня домой, Сухов, и побыстрее.

– Как скажите, Евгения Марковна, – козырнул парень и завел мотор. Женя довольно улыбнулась.

– А я, между прочим, еще обижаюсь, – сообщила она.

– Ну, это заметно. Я надеюсь, у меня будет шанс объясниться?

– Да, – кивнула Женя и посмотрела на него, – приходи вечером, чаю попьем, поговорим. Музыки, правда, нет.

– «А мне ни один не радостен звон, кроме звона твоего любимого имени…», – рассмеялся Олег.

– Ох, вот подхалим, – улыбнулась Женя.

Над городом вставало солнце – день вновь обещал быть жарким и знойным. Северная погода пока уступала свои территории.

***

– Значит, вы утверждаете, Евгения Марковна, что в ночь убийства Карасева А.А были дома?

Молодой следователь, согласно документам, Курганов Аркадий Исаевич, мужчина лет 35, подошел к окну. Ленинскую комнату в управлении милиции залило солнечным светом, и усидеть на месте мужчина не мог. Расстегнув серый пиджак и поправив черную рубашку, следователь открыл окно, вдыхая свежий воздух. Луч света упал на портрет Брежнева в самом центре кабинета. Никуда не деться.

– Так, точно, – спокойно ответила Женя, сидя напротив него на стуле в первом ряду, и сжимая пилотку в руках.

– А свидетели у вас есть? – Шепеляво спросил Курганов, поглаживая бородку. Как у Ленина. Патриот?

– Никак нет. Я живу одна, и сожительствовать до заключения брака не имею права, товарищ следователь. Моральный облик советского милиционера.

– Это да, – на вытянутом лице следователя промелькнуло недоверие, – а мне вот доложили, что вас видели в компании капитана Сухова, О.Ю., из Ленинградского уголовного розыска, опера. Что вы на это скажите? Какие у вас отношения? – Засунув руки в карманы темных брюк, мужчина подошел к Жене совсем близко.

– У нас исключительно деловые отношения, – внимательно взглянула на следователя Круглова, подняв глаза. – А какое это, собственно говоря, имеет отношение к делу, товарищ Курганов?

– Никакого, – подал голос второй следователь, молчавший на протяжении всего разговора. Женя обернулась. Он сидел в дальнем углу, за самым дальним столом, лицом к окну. – Аркадий Исаевич, оставьте нас, хочу поговорить с лейтенантом с глазу на глаз.

– Хорошо, – недовольно смерил Женю взглядом Курганов и вышел из кабинета, нарочно громко топая по деревянному полу. Повисла тишина.

–Ну, что, Евгения Марковна, давайте знакомиться. Моя фамилия – Золотов, Василий Степанович, – представился мужчина, лет 50. Худощавый и не слишком приятный. Морщинистое лицо. Впавшие, когда-то голубые, а сейчас бесцветные, уставшие глаза. Темная кожаная куртка, темный свитер с горлом и темные брюки.– Вы курите?

–Нет.

– Ах, да, – улыбнулся Золотов, – вот смотрю я на вас и думаю, чего идут–то, такие юные, интеллигентные барышни нашу не совсем приятную работу делать?

– Родину защищать, – спокойно ответила Женя, – людей советских.

– Ааа, – кивнул Золотов и закурил, – с вашего позволения.

– Ничего, курите.

– Спасибо. Я не буду играть с вами в кошки–мышки, товарищ участковый. Карасева убил профессионал, удар один и точно в сердце. Но вот незадача: получился он не сильным. Что наталкивает на определенные мысли. Либо убийца болеет и очень слаб, либо чего–то испугался. Может быть, это даже была женщина. Удар очень слабый, мужчина бы ударил сильнее, – объяснил Золотов, – но нож прошел по касательной, у него или у нее тряслись руки. Моя задача – поймать преступника, а не закрыть дело. Не поставить штамп и звезду на погоны пришпандорить. А вы должны мне помочь.

– Я? Но, как…

– Как? – Развел руками мужчина. – Думайте. Ищите. Потому что вот такие, как он, – Василий Степанович кивнул на дверь, – с вами нянчиться не будут. Все подозрения на вас, Евгения Марковна.

– Что? – Округлила глаза Женя, сжав пилотку.

– Вас видели с Карасевым последней, когда он еще был жив, разговор на рынке очень неприятный, три – мешок, который он вам передал. Это граница, Женя. Здесь уши есть даже у воды. Будьте внимательны. Я дам вам маленькую подсказку, – он вновь закурил и взглянул в окно,– в юности я искал одного профессионального убийцу, еще во времена Страшной войны. Убивал также: нож в сердце, профессионально. И исчезал, будто призрак. Носил капюшон и плащ–накидку серую. Мы даже не знали, кто это. Может мужчина, а может и женщина. Его или ее так и не сумели поймать, положил огромное количество людей, в большинстве своем – партизан, – повернулся мужчина к Кругловой. – Из всех местных оперативников вы больше всех внушаете доверие. Честная, молодая, правильная. Так что, ищите, Женя. Это в ваших интересах.

– Разрешите идти? – Женя поднялась со стула.

– Идите. И позовите сюда Курганова. Будьте так любезны.

– Есть. Василий Степанович… – спросила Круглова уже выходя из кабинета, – а как имя того, кто.…Уничтожал партизан?

– Ни имени, ни фамилии мы точно не знали. Был известен только псевдоним, хотя и это вилами по воде. Ордок. Так его называли. Настоящий кошмар партизан, в частности, рижских.

***

Женя устало присела в парке под липами и вздохнула. Что ни день, то новые секреты. Как же спокойно сиделось в Москве: на берегах Москвы–реки, в Останкинском парке, на Воробьевых горах и Кремлевской набережной. Москва – гордость социалистического государства. Как много в этом звуке.

А теперь еще загадочный Ордок и обвинение Жени в убийстве. Когда это все закончится?

– Здравствуй, папа, – поздоровалась она, закинув монетку в таксофон, уже вечером.

– Ааа, Женя? – Удивленно ответил отец, не зная, что говорить от нахлынувшего волнения.– Здравствуй, Женечка. Как ты там, не болеешь?

– Нет, папа, все хорошо, – улыбнулась девушка, – как вы там?

– Без тебя совсем как без рук, не думал, что скажу это, – взволнованно рассмеялся Круглов. Голос дрогнул.

– Ха-ха, смешно, – усмехнулась Женя, – потерявши – плачем. Папа, у меня к тебе просьба.

– Да, дочь, я тебя слушаю.

– Папа, тут человек болеет, проблемы с сердцем. Срочно нужна помощь.

– Хм, мне нужно посмотреть. Если только ехать к тебе, – задумчиво ответил отец. – Я могу в эти выходные, Евгения.

– Хорошо, я буду ждать, папа.

– Ну, надеюсь, форс–мажоров не возникнет и все получится. Мы все по тебе скучаем, Женя. Страшно тебя не хватает.

– И мне вас, папочка. Все обнимаю. Привет маме и спиногрызам.

– Евгения!– Строго крикнул папа.

– До скорого, папа.

– Нельзя так называть родных братьев, они же…

– Пока, папа!– Треснула трубку на место Женя и, яростно нахлобучив пилотку, направилась в опорный пункт.

***

Уже смеркалось, когда лейтенант Круглова подошла к дому. Поставив авоську с баранками у забора, она бросилась обнимать радостно подбежавшего Жарикова–Шарикова, когда увидела на крыльце накрытый полотенцем неизвестный предмет. Аккуратно сорвав тряпку, Женя испуганно ахнула.

– Сухов! – Крикнула она. – Сухов, выходи, я знаю, что ты где–то здесь, негодяй!

– Опять 25, – вышел из-за угла молодой человек, виновато опустив голову, – чего опять не так?

– Это что?!

– Телевизор, как вы и просили, – объяснил Сухов, – «Рубин». Отличное качество, между прочим, я проверял. Хоть и не цветной.

– Я вижу, что телевизор, откуда он у тебя?!

– Да какая разница, я не украл, клянусь. Допрос окончен?

– Да, прости, просто он же… – ошарашено улыбнулась Женя, – дорогой. Я не знаю, что сказать. Идем в дом, я баранки купила.

– Да, сейчас. Я только домой схожу, надо кое-что взять.

– Подожди.

– Чего еще? – Вместо ответа Женя подошла к парню и крепко обняла его. – Ого. Ну и дела.

– Спасибо тебе, Олег.

– За что, Жень?

– За все. За то, что жизнь мне спас. За то, что рядом всегда. Я… Рада, что ты есть. И еще счастливее, что Яну отпустила.

– Чего это? – Посмотрел ей в глаза Олег.

– Иди, я все расскажу. Пока ужин разогрею.

– Я быстро. Туда и обратно.

– Олег! – Крикнула Женя, когда молодой человек уже почти скрылся за поворотом. – А где мотоцикл твой? – Сухов лишь махнул рукой и исчез из виду.

Счастливо рассмеявшись, Женя взяла телевизор на руки и скрылась в доме, запустив и Жарикова–Шарикова.

Над городом вновь появились литые, свинцовые тучи. Ночь обещала быть дождливой.

***

Майор Золотов присел на край стола и вновь закурил, вдохнув свежий ночной воздух из открытого окна. Дело всей его жизни, начавшееся еще со времен Страшной войны, вернулось, будто бы напоминая о прошлых ошибках.

«Ал яулык, зәңгәр шәл,

уткән гомер бигрәк жәл…»6

– Ты глянь на нее, – на крыльцо, из полуразвалившегося деревянного дома, вышла высокая, светловолосая девушка с голубыми глазами, – апайка, а ты не боишься, что тебя снайпер стрельнет?

– Нет, у меня же задница не такая толстая, как у тебя, не заметит, – ответила из густой травы невысокая, темноволосая девушка.– Ай, хай, – задорно проговорила она, надевая венок, – матуркай.

-Очень сомнительный комплимент, товарищ Гарифуллина! – Крикнула блондинка.

– Какая уж тут задница? – На крыльце появилась еще одна девушка и шлепнула блондинку по филейной части. – Курам на смех, кости одни. А Апайке снайпер не страшен, любой подсолнух выше, – девушки на крыльце дружно рассмеялись.

– Я вас на казылык7 порежу, – погрозила кулаком Апайка, пряча цветок в нагрудный карман гимнастерки.

-И вообще, товарищ Сокол, я прошу на святое не покушаться, – обратилась к подруге блондинка, – это самая обычная зависть.

-Ох, куда мне. Ты лучше скажи, как Риту в снайпера взяли, у нее же уши из любого укрытия видно, – кивнула Сокол на сидевшую на земле у дома девушку. Та лишь покачала головой.

– Это еще что, знаешь, как она парней в спецшколе отшивала, ты бы видела, – рассмеялась блондинка, – «в морду дам», «я девушка вообще–то!». Эта дурында как–то линзу на позиции шевельнула, чуть всех не ослепила. По нам такой огонь открыли, мама не горюй! И что бы вы думали? – Взмахнула руками девушка. – Это чудо бросило винтовку, голову руками закрыла и говорит: «Ой, все, не могу больше, девочки!».

– Портнова, ты бы заканчивала, а, голова от тебя болит, – подала голос сидевшая на земле Рита.

– Все–все, я молчу, – подняла руки вверх блондинка.

– Чего вы? – На крыльце, с ведром в руках, появилась еще одна девушка, зеленоглазая брюнетка.

– А у нас тут грандиозный концерт татарской музыки, – поклонившись, объявила Портнова.

– А также незапланированный сбор ромашек, – подхватила Сокол, – на радость снайперам и товарищам хвашистам.

– Понятно, – Ракицкая взглянула на Риту.

– Дуры, – заключила та, – и с кем приходится воевать?

– На,– передала венок Лене подошедшая Апайка. – бүләк8 тебе.

-Ох, спасибо, – кокетливо улыбнулась Ракицкая, примеряя подарок, – матур?9

-Ага, – блондинка вынула из венка цветок и закусила в зубах, – Вот та –то лучше.

– Глянь, кажись, Золотов едет, – используя руку как козырек, проговорила Сокол.

На горизонте появился мотоцикл и направился к единственному дому у реки. За рулем был опрятный молодой человек годов 25, в начищенной гимнастерке.

– Привет, разведка! – Крикнула Портнова.

– А чего без друзей-то, нам бы компанию разведчиков, а то мы скучаем! – Кокетливо крикнула Сокол, и подруги вновь громко рассмеялись.

– Ну-ка, щу! – Погрозила кулаком Гарифуллина. – Здравствуйте, Василий Степанович.

– Привет, девчонки, – Золотов протянул плотно набитый мешок, – продукты вам на пару дней, потом еще привезут. Ну, как вы тут?

– В целом нормально, но жутко не хватает мужского внимания, – вульгарно произнесла Сокол, – особенно Портновой, она по кабакам страшно соскучилась, ибо всю молодость в них просидела!

-Я тебе нос сейчас откушу твой, безразмерный! – Зычно крикнула блондинка, и, сняв с головы Лены венок, протянула подруге. – На, ешь, буренка.

– Дуры, – выдохнула Рита.

– Ха-ха, девчонки, смешные вы, – снял с головы фуражку молодой человек и поправил светлую шевелюру. – В общем, в городе не спокойно, на вас объявили охоту. Поэтому надо уходить.

– Вверх по реке, там густой лес, – согласно кивнула Гарифуллина, – уйдем, Василий Степанович, но нам нужно время. День, может, два.

– Да, конечно, я еще разведку туда отправлю, мало ли, – задумчиво ответил Золотов. – Гимнастерки лучше снять, говорят, вниз по течению местное население нас не очень любит. Разберетесь, в общем. Еще обсудим.

– Конечно, Василий Степанович, – улыбнулась Гарифуллина, – за нас не переживайте.

– Берегите себя, – молодой человек завел мотор, – берегите себя, девчонки.

– Чтобы в следующий раз компанию привез, Василий Степанович! – Крикнула Сокол, и подруги вновь громко рассмеялись.

Мотоцикл скрылся за июльским горизонтом, оставив за собой густой слой пыли.

***

На улице уже зажгли фонари, когда Сухов подошел к своему дому. По привычке нащупав за поясом оружие, он поднялся на крыльцо и замер. Тишина. Только едва заметный шум с той стороны, где проводились дискотеки.

Он вздрогнул: мелькнула тень со стороны окна. Молодой человек заглянул за угол – никого, но в тот же момент получил увесистый удар по затылку и слетел с крыльца, больно ударившись головой. Сухов попытался встать, но резкая боль ударила в висок. Он лишь успел увидеть, как фигура в серой плащ–накидке вскрывает половицу на крыльце и уносит толстую папку с делом Ракицкой.

***

«Сегодня в передаче «Международная панорама».

События недели: хроники, факты, комментарии.

«Боевое содружество». Эскадрилья «Нормандия – Неман».

Мнение Фрэнка Хоффа. Репортаж из Флинт Хилла.

«Ничто не забыто, никто не забыт».

Рассказ о Рихарде Зорге.

Тени из прошлого.

Репортаж из ФРГ и Австрии.

В горах Италии.

Встреча боевых друзей.

Ведет передачу политический обозреватель Анатолий Овсянников.

Здравствуйте, товарищи…»

–Я думала, ты не придешь, – Женя обернулась и застыла в ужасе, – что случилось? – Кинулась она к Олегу, лицо которого украшала огромная ссадина. – Я сейчас, я обработаю, надо обработать.

На столе уже ждала своего часа кастрюля с супом, баранки аккуратно улеглись в фарфоровую посуду, а чайный сервис расположился равномерно по всему периметру крохотного стола.

– Ой…

– Больно? – Коснулась ссадины ватой Женя. – Потерпи, мой хороший. Олег, что случилось? На тебя напали? Ты успел их запомнить?

– Да никто не нападал, – досадливо поморщился Олег, – торопился, упал с лестницы. Все.

– Ну, вот чего ты мне врешь, я же милиционер.

– Ай!

– Все, процедуры закончены, – убрала вату Круглова, – встать можешь?

– Да все я могу, – попытался встать Олег, но тут же шлепнулся на место, – а, нет, ошибочка вышла.

– Так, давай помогу, – Женя взяла его под руки и проводила до кровати, – сиди, я сейчас наложу, поешь, и все пройдет, – улыбнулась она.

– Они дело забрали, – Сообщил Сухов.

– Как.… Забрали? – Присела от неожиданности на стул Женя. – Как… Кто – они?

– Я не знаю, – хрипло проговорил парень, – думаю, их там не мало. На меня напал один, высокий такой. Или она. Лица не разглядел, в капюшон был одет, – Сухов снял куртку и взялся за ложку. – Кормите, товарищ участковый, пока я есть хочу. Ситуация такая. Тебя сюда присылают из Москвы, ты человек новый, местных секретов не знаешь. Суешься в чужое дело и, так как вполне эрудирована, достигаешь успехов. Они боятся и начинают тебе мешать. В наше время секреты раскрывать – это очень опасно для жизни.

– Нет, не понимаю, – покачала головой девушка, – ну, кому может помешать правда Елены Павловны? Даже если она не простой учитель, то со времен Страшной войны прошло много лет.

– Я тебе вот что скажу, – вытер рот рукавом Олег, – всякая правда представляет опасность, тем более на приграничной территории. А история учителя явно тянется оттуда, – махнул он рукой в сторону границы. – Время нынче безоблачное. Скандалы с Финляндией никому не нужны. И в Москву я тебе ехать не советую, Жень. Ты просто не доедешь. Тебя выбросят из поезда.

– Что за…– рассмеялась Женя, – я не.… Да это все чушь, я советский милиционер, кому нужно меня убивать? Я ничего не знаю, это все чушь собачья!

– Угу. Тебя, кстати, не смущает, что Давыдов до сих пор сюда не пришел? Он–то отлично понимает, что у него дело скоммуниздил.

– Сухов! – Рявкнула Женя. – Я не думала об этом. И зачем ты границу хотел перейти? Чего тебя не устраивает в твоей стране?

– Я хочу свободы, одеваться нормально, не ходить в черном и белом, как сомалийская лошадь. Как одна из причин.

– Это зебра, если вы не знали.

– Ох, спасибо, просветили.

– Значит, за одежду хотел Родину оставить, да, Сухов?

– Да вы и не поймете, Евгения Марковна. Вот когда ваши и наши коллеги придут вас арестовывать, тогда да. Я молодой – для меня счастье в вещах. Жизнь измеряется моментами радости и любви. Вот мне с тобой хорошо. Я не строю иллюзий, мы разъедемся по домам, и все пропадет, как с яблок дым. Я вернусь в Ленинград, а ты в Москву, покорять новые вершины.

–Я…

– Ладно, ничего не говори, – взял ее за руку Олег, – пока ты здесь, я рядом и приглядываю.

– Олег, – рассмеялась Женя, вырвав руку, – мы решим эту проблему. Давай лучше думать о том, что у нас происходит сегодня. И так, загадочная фигура в серой плащ-накидке, которая похожа на убийцу партизан времен Страшной войны.

– Не понял, – нахмурившись, удивился молодой человек, – это откуда у тебя такие сведения?

– Майор Золотов со мной разговаривал, – ответила Круглова, отбивая дробь по столу, – сказал, что во время Страшной войны был человек, непонятно – мужчина или женщина, который убивал партизан, особенно рижских. Нож как–то по кривой пошел, это я успела заметить. Слабая или больная женщина. А также полковник Давыдов, который, как Сеньор Помидор, оказался в самом интересном месте и не идет меня арестовывать, хотя прекрасно знает, что это я украла личное дело из его личного кабинета. Мда, странно это все, – почесала затылок Женя, – и Елена Ракицкая, которая оказалась в лагере на Магадане, хотя партизанила во время Страшной войны. Кстати, откуда ты знаешь, что она была в лагерях ГУЛАГа?

– Да неизвестно, полковник Давыдов как–то проговорился, – пожал плечами Олег, – а что, если…

В дверь постучали. Три раза – один длинный и два коротких.

– Ты кого–то ждешь? – Взглянул на девушку Олег.

– Нет, кого я могу ждать? – Женя накинула пиджак и подошла к двери. – Кто здесь?

– Это я, Витька Скляр!

– Ох, Витька, промок, наверное, – открыла дверь девушка и впустила мальчика в дом. На улице уже гремел проливной дождь. – Иди, грейся.

– Я на минутку! – Испуганно крикнул Витька. – Евгения Марковна, они вас арестовать хотят, мол, это вы Карася завалили, ой, в смысле, убили! Я сам слышал, что они обыск хотят делать!

– Так, успокойся, – Круглова взяла мальчика за руку и посадила на кровать, – спокойно, кто и за что хочет меня посадить?

– Ну, эти, ленинградские, они хотят вас в тюрьму упрятать, они думают, что это вы Карасева убили, но это же неправда.

– Пфф, конечно, неправда, – уставившись в одну точку, проговорила Женя. Тюремные решетки двигались к ней с неумолимой быстротой. Она уже чувствовала сырость камеры, видела крыс и ощущала жесткую ткань телогрейки. Это был конец. Всему. Всей жизни.

– Бежать вам надо, товарищ участковый! – В сердцах возопил Витька, ухватившись за серую кепку.

– Сейчас дам тебе, бежать. Что? Нет, Олег! – Выкатив глаза, воскликнула она, поймав на себе взгляд молодого человека.– Никогда я не буду бегать от своих. Это мои коллеги, они разберутся, все наладят.

Сухов лишь устало посмотрел на нее и вздохнул. Если бы это всегда работало. К сожалению, в конце 30–х годов такие же мысли сгубили миллионы обычных граждан.

В дверь снова постучали, теперь уже со всей полнотой занимаемой должности, с грохотом, силой и расстановкой. Олег, нахмурившись, взял Женю за руку.

***

Полковник Давыдов в отчаянии сидел прямо на полу, перед раскрытым шкафом, в своем рабочем кабинете. Верхняя пуговица рубашки была расстегнута. Его не смущал гремевший ливень, он даже не потрудился закрыть окно. Куда же оно запропастилось, ну, не могла же Круглова украсть дело Ракицкой, ну, не могла, это же божий одуванчик. Да, она зачем–то пыталась вынудить Витьку Скляра перейти границу и оказалась у дома в момент воровства, но красть из кабинета начальника управления – это не ее уровень. Давыдов извлек из внутреннего кармана серебристую флягу с самогоном и жадно отпил, когда, повернувшись, заметил стоящую перед ним женщину, на вид лет 45.

– П-п-п-простите, вы вообще кто, женщина, приемные часы закончились, мы закрыты!

– А я к тебе, Слава, – улыбнулась она печальными, но смеющимися глазами и поправила убранные в хвост рыжие волосы. Элегантный, синий брючный костюм. Хороший парфюм. На пальце—дорогое кольцо. Туфли на высокой танкетке. Дорогой кулон на шее.– Ты меня не узнал?

– П-п-п-покиньте кабинет, немедленно, – приподнявшись, крикнул Давыдов, – дежурный!

–Да нет там никого, все ушли уже давно, – женщина извлекала из сумочки дамские сигареты, и, щелкнув зажигалкой, закурила. – Скажи, Слава, а тебе совсем за свою жизнь не стыдно? Кошмары не мучают?

– Я вас не понимаю, женщина, вы вообще кто, вас здесь быть не должно!

– Это ты правильно сказал, – согласно кивнула женщина, усевшись на край стола, – я должна быть там, куда ты нас отправил. А давай, мы восстановим справедливость? – Она затушила сигарету, схватила пистолет со стола и направила на начальника управления. – Слава, я же снайпер, ты забыл? Не промажу. Поэтому стой смирно, а то попаду туда, куда не надо, – женщина опустила пистолет вниз, – значит, не узнал, – усмехнулась она.

– Что тебе нужно? – Хрипло спросил Давыдов, опасливо косясь на пистолет.

–А нет, узнал. Убить тебя хочу. Да-да, прямо здесь, – улыбнулась женщина, снова поправив рыжие волосы, – ты и я, и никого вокруг. Какая же ты мразь, Слава, – она поднялась и подошла к Вячеславу Анатольевичу вплотную. – Я до сих пор, спустя 30 лет, просыпаюсь, Слава, от криков моего командира. Я до сих пор помню, как она мучилась от боли и, умирая, маму звала. Это страшные крики, Слава. И ты в этом виноват. Ба! – Женщина спустила курок.

–Ааа!– Крикнул, зажмурившись, Давыдов и опустился на пол.

– Ха-ха, расслабься, это шутка, – женщина бросила ему пистолет и искусно выброшенный из оружия магазин, – а ты трус, Слава. Таким и остался. Жизнь людей не меняет, – она смахнула пылинку с брючного костюма и открыла входную дверь. – Не скучай, Слава. Еще увидимся.

Едва дверь захлопнулась, Давыдов вновь схватил флягу и осушил ее до дна, не морщась и не моргая.

За окном продолжал бушевать ливень. Город накрыла, казалось, годовая норма осадков. Северное лето, если не подходило к концу, то выходило на финишную прямую.

***

Она вышла на крыльцо и снова закурила. Ее не смущал дождь, за годы Страшной войны ей не раз приходилось просиживать под ливнем долгими часами. Руки тряслись от страха и волнения, она ждала этого часа всю жизнь, шанса посмотреть в глаза тому, кто предал их и отправил на верную смерть.

– Ай, – Апайка зажгла керосиновую лампу и приподнялась на кровати, – совсем с ума сошли, куда собрались?

– Рузилюшечка, мы туда и обратно, – Ангелина Портнова, уже переодевшаяся в обычный сарафан, присела перед ее кроватью, – ну, очень уж в город хочется, жених там у меня.

– Ага, целых 4, – прыснула Сокол, присев рядом, – Апайка, мы туда и обратно, мне надо на Яночку посмотреть, столько дней ее не видела. Мы же тропы знаем: быстро, туда и обратно. Нас там тем более встретят, Слава, из местных. Если что, дадим отпор товарищам хвашистам! – Рассмеялась она.

– Уф, Алла, – отвернулась от девушек Рузиля и накрылась одеялом, – идите, делайте, что хотите.

– Що хатите, это значит, мы свободны, – расхохоталась Ангелина и треснула по спинке кровати, едва не перевернув ее, – мы быстро, апайка!

– Да, туда и обратно! – Крикнула Сокол, и девушки выбежали из избы.

– Дуры, – сказала в темноте Рита и шумно вздохнула.

За окном бушевал ливень, казалось, порывы ветра вот–вот снесут жалкую избушку, а вместе с ней и спящих девушек.

Чиркнул огонек – женщина вновь закурила.

***

– Прошу понятых проследовать за мной. Вашему вниманию представляю нож, финский. Примерно таким пару дней назад был убит гражданин Карасев. Этот факт прошу внести в протокол. Как он оказался у товарища участкового, установит следствие, – проговорил Курганов. – Прошу понятых следовать дальше.

Еще никогда в служебном доме на окраине Берегового не было столько людей: эксперты, понятые, соседи, наблюдавшие со стороны. Курганову было не до них: он старался показать работу и пока преуспевал в своих трудах.

Женя сидела на крыльце, уткнувшись головой в колени, и напряженно смотрела вдаль. Ветер трепал подол голубого сарафана, но она не замечала прохлады. Она не брала нож в руки, но все равно знала, что является главной подозреваемой в убийстве Карасева. Перелом внутри девушки двигался в развитии: она не считала миллионеров врагами, но и товарищей в них больше не замечала. Почти. Глядя на то, как трясется над делом Елены Павловной Ракицкой Давыдов, упорно не отдавая его, а следователь Курганов пытается доказать ее, Женину вину, Круглова чувствовала страшное отвращение. Ее мир ломался, как бумажный дом сдуваемый ветром, и единственной опорой в этой буре казался Олег, как будто бы знавший все с самого начала.

– Поговорить надо, – взял ее за руку Сухов.

– Олег, они меня посадят, – вскочив, прошипела Женя, сжав зубы, – меня, советского милиционерахотят в тюрьму отправить, за то, чего я не делала.

– Ох, потрясающая прозорливость. Пойдем к забору, там не слышно.

***

– Короче, тебе надо отсидеться там, за «колючкой». Пока все не уляжется, и мы не найдем убийцу Карасева.

– Нет, ты сумасшедший, – кинулась обратно к забору Женя, – я никогда от своих бегать не буду!

– Чего шумим? – Неспешно подошел к ним Золотов, раскуривая папиросу. – Милые бранятся, только тешатся? Ну, тешьтесь.

– Василий Степанович, они, – обернулся Олег, взглянув на милиционеров, стоящих возле желто-синего УАЗа, – они ее посадить хотят. Упрятать за решетку.

– Правильно, и посадят, – кивнул мужчина, пуская дым кольцами, – а в СИЗО вас, скорее всего, убьют. А знаете за что? Потому что история Елены Павловной Ракицкой уходит в не самое далекое, но не приметное прошлое, вот. Это правда, которая никому не нужна. Вытаскивать дерьмо наружу в наше время опасно и крайней не востребовано, а вы все чего–то искать пытаетесь. Поэтому молодой человек прав, товарищ участковый, прав, вам нужно исчезнуть, на какое–то время. А с возвращением уже во всем разобраться.

– Вы больны, товарищи, – гордо подняла голову Женя, – я советский милиционер, а не преступник, понятно? Я чиста перед мундиром, партией и народом! Мне слишком честь дорога, чтобы как трус по лесам бегать!

– Мда, тяжелый случай, – покачал головой Василий Степанович, улыбнувшись, – давай, товарищ Сухов. Крайняя машина, желтая «Копейка», там ключ в замке зажигания. Двоих я беру на себя. Ну, вперед, спасай свою суженую. Уж больно прыткая она у тебя только. Усмирять надо.

Недолго размышляя, Олег догнал Женю у крыльцы и приставил к ее голове пистолет, ловко перехваченный у Золотова.

–Отошли! – Злобно закричал он, когда два милиционера кинулись к нему. – Я ее завалю прямо здесь, дорогу мне! Дорогу к машине!

– Отойти на расстояние! – Крикнул Золотов. – Отпусти девчонку, парень, не дури!

На крыльце уже появились Курганов и эксперты–криминалисты.

– Олег, что ты делаешь? – Прошептала Женя пересохшим от страха ртом. – Если это какой–то план, я тебя казню, я тебе обещаю.

–Заткнись там! – Закричал на нее молодой человек. – Давай, дед. Отойди от машины.

– Отошли от машины. Бегом! – Зарычал Золотов. – Можешь ехать, щенок. Найду, уши пообдираю! Понял меня?! Молись, если умеешь, паразит!

Развернувшись к дому и милиционерам лицом, молодой человек затолкал Женю в желтый служебный автомобиль и, что есть силы, вдавил педаль газа.

***

– Отставить, я сам! – Оттолкнул двух кинувшихся к машине милиционеров Золотов и сам сел за руль желтого «Москвича». – Чего она у тебя не заводится?!

– Заводилась, товарищ майор!

– Да вот не заводится.

– Очень хороший спектакль, товарищ майор, – похлопал подошедший к машине Курганов. – Я обязательно внесу ваши действия в протокол.

–Завелась, товарищ майор! – Высунувшись из окна, крикнул лейтенант.

– Так быстро за ними, чего ждешь?! – Крикнул Курганов, хлопнув по крыше «Москвича». – Догоняйте, товарищ майор. Но наш с вами разговор на этом не закончен. Буду исключительно рад с вами побеседовать.

«Москвич», резко развернувшись, рванул в погоню за «Копейкой», погрузив загородную дорогу в непроходимое облако пыли.

***

– Олег, ты с ума сошел, останови машину!!!– Кричала Женя, оборачиваясь назад и тормоша молодого человека за руку. – Олег, ты псих, ты сумасшедший, меня посадят, останови машину или я прыгну!!!

– Не тебя, а меня, – спокойно ответил Сухов, выруливая к мосту, – прыгай, но будет больно! Не советую.

– Господи, меня посадят, – закрыла лицо руками Женя и стукнула головой о бортовую панель. – Меня посадят, я же бандит, хулиган, Господи, какая же я дура…

– Да? В Бога поверили, советский милиционер? – Олег заметил в зеркало заднего вида милицейский «Москвич». – Догоняют, пристегните ремни! Окружают, демоны!

«Копейка» резко завернула за угол, так, что Женя едва успела схватить парня за руку. Мелькали дворы, дома–хрущевки, пролеты, арки – одна за другой, но «Москвич» упорно не хотел отставать.

– А перед вами чудесная советская архитектура – двор эпохи раннего диссонанса, ой, ренессанса, полный сплин и суицидальный настрой, вызванный однообразием жизни, – бодро объявил Олег, заворачивая в очередной двор.

– Господи, меня посадят, – схватилась за голову Женя, – Олег, останови машину, я сказала, ты не можешь за меня решать! Я советский милиционер, я не буду бегать по лесам, как мышь серая! Прощай, Олег Сухов! – Девушка открыла дверь , – в лицо ударил сильный ветер, а внизу замелькал неровный асфальт.

– Она вернулась! – Расхохотался Олег, когда Женя закрыла дверь. – Держись!

Автомобиль выехал на центральную площадь и понесся по ночному парку, распугивая голубей. «Копейка» снесла ларек с мороженым и поехала прямо по газону – отсюда, через аллею, был прямой выезд к мосту.

– Автомобиль «ВАЗ-2101», прижмись к обочине! Повторяю, прижмись к обочине, «ВАЗ -2101», гос.номер А2404БЕ! – Крикнул в громкоговоритель Золотов. – Чего ты плетешься, Сухов! Выезжай к мосту!

– Да она мне мешает! – Воскликнул в ответ Олег, по пояс высунувшись из машины.

– Так убей ее!

– Я вам не мешаю, товарищи?! – Погрозила кулаком Женя, выглядывая из окна. – Олег, смотри на дорогу!

«Копейка» едва не налетела на столб с афишей кинотеатра – Сухов вывернул руль так, что автомобиль едва не встал на бок.

– А, зато, какая романтика: ночь, я, ты, три тополя, «Москвичи»! – Веселился Олег, выезжая к мосту.

– Господи, какой дурак…– продолжала причитать Женя, – Олег!!! Мы разобьемся!

Свет фар высветил впереди ремонтные работы. Зажмурившись, Олег вдавил педаль газа до упора, и каким–то чудом преодолел переправу. «Копейка» приземлилась ровно на все четыре колеса, «Москвич» остался на том берегу.

Надавив на педаль тормоза, Олег выскочил из машины, схватил Женю за руку и кинулся к чаще.

***

У самой границы, где тополя смыкались в одну линию, Женя остановилась и посмотрела на парня.

– Пойми, так надо.

– Олег…

– Ну, как я мог тебя отдать им? Они тебя посадят, и ты это понимаешь, – Сухов протянул руку, – пройдемте, товарищ участковый.

–Нет, это какой–то бред, – покачала головой Женя, обернувшись в сторону моста, – я… я не могу, я же…

– Кто? Советский милиционер?

– Я… – сглотнула Женя, – так много поняла за эти дни, столько всего видела, – она смотрела парню в глаза. – Я понял, что хочу. Искать. Правду. Бороться, черт возьми, и никогда не сдаваться, – девушка взяла Сухова за руку. – Веди, мой кавалергард. Связалась же.

В городе погасли фонари. Появилась предрассветная сырость. Двое скрылись в чаще, переступив черту.

Преодолев последние сомнения, и вступив на поиски истины. На поиски самих себя.

***

«Горит в сердцах у нас любовь к земле родимой,

Идем мы в смертный бой за честь родной страны,

Пылают города, охваченные дымом,

Гремит в седых лесах суровый Бог войны!»

Она бросила взгляд на громкоговоритель и улыбнулась. В городе распогодилось: вновь светило солнце, однако дул прохладный ветер. В парк Зенитчиц потянулись люди: на скамейках читали свежие газеты, а дети разъезжали по дорожке на велосипедах.

– Добрый день, – улыбнулась мороженщица, высокая женщина лет 45, с заплетенными во французскую косичку светлыми локонами, – чего пожелаете?

–Эскимо, классический вкус, – сложила пальцы колечком женщина в синем брючном косютме и улыбнулась в ответ. – Здесь, кажется, что–то произошло ночью, я живу напротив, вон в тех домах.

– Да какие–то хулиганы сбили ларек, пришлось восстанавливать, – объяснила мороженщица, – а вы не местная, правда ведь?

– Да, я приехала к подруге, сто лет не видела ее, зараза такая, даже не писала мне, – хихикнула женщина, надкусив эскимо, – спасибо вам огромное, хорошего дня.

– Спасибо! А как зовут подругу? – Спросила вслед мороженщица.

– Лена Ракицкая, – не оборачиваясь, ответила женщина, поправляя рыжие волосы, собранные в пучок.

– Так… Она умерла, – упавшим голосом сообщила мороженщица.

Женщина застыла на месте. Эскимо выпало у нее из рук.

– Как… Умерла? – Обернувшись, спросила она.

– Вот так, пару дней назад. Вам плохо? Врача! – Мороженщица выскочила из ларька. – Позовите врача!

Женщина исступленно застыла на месте, вздохнула раз-другой, шумно сглотнула. Перед ней уже суетились люди, что–то говорили, но она ничего не видела.

– Есть связь! – Крикнула Сокол, снимая наушники. – Ракицкая, давай, бегом.

Лена кинулась к рации и принялась что-то записывать, пока связь не прервалась.

– Чего там? – Вырвала листок Сокол.

-Musiker in Bremen. Wir warte auf Gaste, – прочитала вслух Ракицкая, – музыканты в Бремене, ждем гостей. Странное чего–то.

– Чуется мне, что артисты это мы, – сидящая на полу у порога Ангелина Портнова поправила распущенные, светлые локоны, – и ждут нас в гости, причем в это воскресенье.

– Подожди, но на хуторе никого нет, – удивленно ответила Лена Ракицкая, – там была разведка, все чисто. Иди и занимай.

– Мутный он какой–то, Золотов этот, – раскинув ноги по–турецки на кровати, проговорила Рита Бондарь, – не внушает доверия.

– Приказы командования не обсуждаются, – соскочила со стола Рузиля и вырвала листок у Гали, – Василий Степанович сказал в воскресенье, значит, пойдем в воскресенье.

– Василий Степановищ, – задумчиво передразнила ее Портнова, – согласна я с дурындой, мутный он, этот Василий Степановищ. Сходим, обстановку проверим, Рит. На гуся.

– Отставить, – резко бросила Гарифуллина, – до воскресенья из дома ни ногой, понятно?

– Я бы сходила, – почесала затылок Рита, – странно это все, и враги прямо говорят, что ждут.

– Тем более бременских музыкантов тоже было 5, это все непростые совпадения, Апайка, – тревожно сказала Галя.

Рузиля нахмурилась и оглядела подруг. Имеет ли она право рисковать их жизнями, ссылаясь только на верность командиру, его приказам?

– Ладно, – сказала она после долгого молчания, – ждите здесь, я схожу кое–куда.

– Рузиля, может, тебе помочь? – Спросила Лена.

– Не надо, сама справлюсь.

– А мне интересно, Сокол, – подняла голову Ангелина, – а ты из бременских музыкантов кто, осел или курица?

– Трубадура, – метнула в нее подушку Галя, – я бы с тобой даже песни петь не пошла.

– Ты знаешь, у нас в отряде, в спецшколе, девушка была, – обратилась к Лене Рита Бондарь, – она как–то спрашивала, а может ли человек чувствовать свою гибель? И вот однажды она на позиции линзу задела и, все. Прямой наводкой ее. Ох уж эти линзы, – вздохнула девушка, обняв колени, – тоже постоянно задеваю. Добром не кончится. Не верю я разведке, Лен, ну вот, не верю, они же тоже люди, – в сердцах бросила Рита, – это какая–то ошибка.

– Да, я тоже, – кивнула Ракицкая, как вдруг рация вновь ожила.

Замерли лупившие друг друга подушками девушки.

«Концерт в воскресенье. Билеты проданы. Будет фейерверк».

– Эй, Ангелина, – открыла дверь вернувшаяся Гарифуллина, – вставай, со мной пойдешь. Давай, давай, тиз бул10. Сарафан с собой бери и пошли.

***

Над финской деревней взошел полумесяц. Кажется, солнце не спешило, а стрелки часов приближались к 4 утра. На крыльцо избы вышла ярко выраженная финка, в длинном синем платье и галошах. Характерный таваст: широкий лоб, заметно выдающиеся скулы, убранные в хвост соломенные волосы. Поправив вязаную шаль на шее, она посмотрела вдаль, и, кажется что–то услышала. На мгновение женщина скрылась в доме.

– Идем обратно, а? – Умоляюще прошептала Круглова, хватая парня за руку. – Чего мы вообще сюда пришли?

– Спокойно, – парень едва заметно приподнялся и четырежды свистнул. Вернувшаяся на крыльцо с охотничьим ружьем женщина улыбнулась, опустила оружие и махнула рукой. Чисто.

– Пошли! – Олег взял Женю за руку и повел к маленькому мостику через реку.

В финской деревне было всего три дома, на огромном расстоянии друг от друга. Тот, к которому двигались парень с девушкой, был узкой, вытянутой формы. Двор был поделен на две равных части: грязную – ту, что ближе к хлеву и курам, и чистую – украшенную цветами – она располагалась перед домом

– Давай, давай! – Торопил девушку Олег. – Нарвемся на патруль – все ляжем.

***

– Евгения Марковна! – Бросилась к Жене с крепкими объятиями Яна, едва они вошли в дом. – И вы здесь! Я бы не подумала, что вы решитесь, – засмеялась девочка, смущенно прикрыв рот ладонью.

– Да, никто бы не смог подумать, – сказала Женя, перебирая волосы девочки.

Дом, в котором жила новая знакомая Кругловой, назывался тупа или же пирти. Его планировка делилась на 2 равных части: жилое помещение, а также место, где пекли хлеб или топили печь. Та половина, в которой жили люди, делилась на 3 части – летняя, женская и маленькая тупа. Девушка подняла голову – по потолку шли палки, на которые были нанизаны лепешки из ржаной муки. Живот предательски громко заурчал.

– Ха-ха, кажется, кто–то очень голоден, – рассмеялась Яна, – идемте к реке, Евгения Марковна, нарвем травы и будем чай пить.

– А это не опасно?

– Ну, если вы не будете кричать: я советский милиционер! – Вскинула руки вверх девочка. – То, пожалуй, нет.

– Поговори мне тут, – шутливо погрозила пальцем Женя, – веди, давай.

***

На реку опустился густой, будто живой, туман. Дымка поднялась, красиво, утонченно, плыла по воде, стремясь достать кроны деревьев. Женя вздохнула запах хвои и почувствовала, как закружилась голова от чистого воздуха. Ее ноги ступали по холодной траве, она чувствовала капельки росы, и где–то внутри успокаивалось сердце. Присев перед самой рекой, девушка коснулась воды.

– Чудесное спокойствие, правда, товарищ участковый? – Опустилась на траву Яна. – Волшебное место.

Женя молча опустила ноги в воду и распустила волосы. По телу побежали мурашки.

«Если бы я.…Родилась по эту сторону моста, наверное, все было бы по–другому…»

Круглова обернулась. Тишина. Лишь где–то вдалеке было слышно, как ведет отчет кукушка, и, кажется, ухает сова.

– Евгения Марковна?

– А? – Вздрогнула Женя, когда Яна коснулась ее плеча.

– Вы как русалка. Чудесны. Как вам, в логове врага?

– Если честно, как-то.… Пугающе спокойно, – тихо ответила Женя, – усыпляет бдительность.

– Нет, тетя Лаура точно не враг, – обняв колени, сказала девочка, – она добрая, ласковая, мы для нее чужие, а заботится всегда так, что хоть здесь оставайся.

– А ты бы осталась?

– Нет, Евгения Марковна, наша Родина там и ее не выбирают, – махнула рукой Яна и поднялась на ноги. – Здесь хорошо, но мы тут – чужеземцы, товарищ участковый. Увы. Вам надо отдохнуть, Евгения Марковна.

– Нам надо решать, что делать, – поднялась вслед за девочкой Женя, – рассказывай, что знаешь?

– Ну, например, из писем следует, что мама училась в Ленинграде, потом приехала в Ригу, затем оказались в партизанском отряде, где были еще 4 девушки, – укладывая траву в плетеную корзину, сказала Яна.

– Галя Сокол, Рузиля Гарифуллина, Ангелина Портнова и Маргарита Бондарь, – вставила Круглова, помогая девочке.

– А, еще, что среди них был предатель и звали его Дух.

– Призрак.

– А, да, Призрак. Его вроде бы нашли, но почему–то не посадили.

– Ясно. Есть еще Ордок. Который якобы появился сейчас, – Женя взяла корзину в руки и направилась к дому, – рассуждай логически. Почему он или она ждал/ждала 30 лет? И почему появился именно сейчас?

– Хранили молчание. Просто до вас эту историю никто не трогал, – шагая рядом, ответила Яна, – а тут вы начали копать, и он испугался.

– Или она.

– Или она, – согласилась Яна, – только чего?

– Я не знаю, – покачала головой Круглова, – с каждым днем все только запутывается, больше и больше.

– А вы не боитесь, Евгения Марковна? – Остановилась Яна. – Ну, что вас убьют за это дело. Или отправят куда–нибудь в Казань. Там сейчас очень неспокойно, мне кто–то говорил.11

– Так, слушай сюда, ребенок, – поморщилась Женя, сдвинув брови к переносице, – я советский милиционер и единственное, чего боюсь – это собственной трусости. Отправят в Казань, значит, поеду в Казань. И дело это я до конца доведу, чего мне это не стоило. Вопросы есть? Вопросов нет, – развернула Женя девочку и слегка толкнула вперед, – шагай, дочь партизанки.

– Но это очень опасно, Евгения Марковна. Карасев не даст соврать.

– Шагай, я тебе говорю. Без разговоров мне тут.

– Еще тетя Ангелина, – не оборачиваясь, сообщила Яна, – ну, та самая, которая Портнова.

– И чего она?

– Ну, раньше приезжала, потом перестала, – ответила Яна, – то ли они с мамой поругались, то ли тетя Ангелина чего–то очень сильно испугалась, но, это не факт.

– А когда она последний раз приезжала?

– Давно. Я даже не помню, – Яна звучно сглотнула, – а мама ей письмо написала. Как раз об Ордоке, как он опасен и все такое.

– Подожди, – остановилась Женя у самой двери в жилое помещение, – а ты уверена, что это именно она его писала?

– Да, а… Но вы же не думаете, что…

– Ты видела, как она его писала?

– Да. Или нет. Я не помню. Но точно его видела.

– Ясно – понятно, – открыла дверь Женя, – заходи.

***

– Женя, то есть, ты думаешь, что это не Ракицкая писала письмо? – Отложив ложку за обедом, спросил Олег. – Но зачем, и кому это надо вообще? – Вытер он рот рукавом.

– Да вариантов полно, – надламывая кусочек хлеба, сказала девушка, – Ордок тот же. Не зря же он в одно время с моими следственными действиями появлялся.

– А может, и нет, – сомнительно произнес Олег Сухов, – может, он всегда тут был.

– Хорошо, тогда чего он ждал?

– А пока копать никто не начнет.

– Вот и я о том, – поддакнула Яна, – а тут вышло солнце из–за тучки…

– Так, ешь, давай, глист в кучке, – строго сказала Женя, пододвинув к девочке тарелку с ухой по-фински, – никогда не думала, что рыба с сыром и сливками может быть такой потрясающе вкусной. Спасибо, очень вкусно! – Крикнула она с улыбкой финской женщине. – Очень вкусно, говорю!

– Она понимает по-русски, можешь не кричать, – рассмеялся Олег.

– Сейчас я тебе ногу отстрелю, – укусила его за плечо Женя, – какой негодяй!

– Это все очень мило, но надо решать, что делать, – привлекая внимание, откашлялась Яна. – Я думаю, надо идти в мамин дом еще раз, завтра ночью. Может быть, найдем что-то важное.

– Ты вообще много слишком говоришь, океанолог Курилов.12 Нет, мы пойдем сегодня, и никаких возражений я даже слушать не хочу, – твердо сказала Женя, – всем все понятно?

– Но сегодня ночью у границы будут патрули, – пискнула боязливо Яна.

– Я сказала: никаких возражений я не принимаю и даже слушать не буду. У меня там, в конце концов, собака не кормлена.

– И Курганов, который тебя ищет, – посмотрел с иронией на Женю Сухов, –« Раз пошли на дело, выпить захотелось…». Нас посадят, товарищ участковый. Посидим тут денька два, как все уляжется, потом пойдем.

– Я все сказала, – поднялась со стула Женя и подошла к зеркалу, – где сейчас моя пилотка?

– Товарищ Сухов, может, ее связать? Сегодня нельзя идти, вообще никак, усиленные патрули будут, надежный источник, – наклонившись к парню, прошептала Яна.

– Хорошая идея, но она вырвется и тогда нам конец.

– Я все слышу, между прочим, – подошла к столу Женя, – боитесь идти – пойду одна. Вопросы есть – вопросов нет.

– Есть у меня одна мыслишка, проверенная жизнью, – заговорщически шепнул Сухов, когда Круглова вышла из дома, – где у вас тут дом лесосплавщиков?

– Чтобы Евгения Марковна уплыла подальше и больше не вернулась? – Хихикнула девочка, прикрыв рот ладошкой.

– Нет, это же советский участковый, она вернется и вдарит по тебе со всей силой победившего пролетариата. Есть идея получше.

***

Желтый милицейский «УАЗ» остановился у здания городского общежития – здесь, во дворе, за просмотром телевизора собралось около 10 человек различного возраста. Главным, конечно же, служил Витька Скляр. Ему доверили держать антенну. Теперь мальчик стоял на табуретке, и кажется, боялся смотреть вниз – его роста едва хватало, чтобы изображение не пропадало и не портилось.

– Витька, держи антенну! – Крикнул один из зрителей, плотный, краснощекий мужчина в белой рубашке с короткими рукавами и серой кепке. – Не урони, уши пообдираю.

– Что смотрим, товарищи? – Подошел к зрителям Золотов, снимая кожаную куртку.

– А вы что, не видите, товарищ милиционер – индийский фильм, – нагло ответила женщина с убранными в пучок рыжими волосами.

– Вот вы–то мне и нужны, – повернулся к ней мужчина, – пойдем, поговорить надо.

– Что вы, товарищ милиционер, – наигранно прикрыла рот руками женщина, не сводя с Золотова внимательного взгляда. Сейчас будет мой любимый момент: «Да, я пьяна. Да, я пьяна!», – женщина хлопнула себя по лбу, повернулась в профиль и подняла голову: «Так много выпила бокалов, что даже счет им потеряла».

«Да, я пьяна. Да, я пьяна!

Так много выпила бокалов, что даже счет им потеряла.

Признаюсь вам,

Моя вина».13

– Товарищи, вы или смотрите, или слушайте, ну, не слышно же ничего! – Возмущенно крикнул упитанный мужчина в рубашке и кепке. – Безобразие какое–то!

– Да, да! – Загалдели остальные.

– Так, а ну-ка, мальчишь – плохишь, слезь с табурета, – снял Витьку с постамента Золотов.

– Я не плохишь, я – орленок Ильича! – Гордо крикнул Витька. – Советский пионер, между прочим!

– Ладно, ладно, – Золотов аккуратно прикрепил антенну к бельевой веревке. – Вот, так–то лучше.

– Витя! – Подскочила к мальчику немолодая женщина и трясущимися руками обняла его. – Где же ты ходишь, засранец?!

– Все, сеанс окончен?– Вновь повернулся к рыжеволосой женщине Золотов. – Идем, надолго не задержу.

***

«В школьное окно, смотря облака,

Бесконечным кажется урок,

Слышно, как скрипит, перышко слегка,

И ложатся строчки на листок…»

– Я не думал, что ты вернешься, – уже в парке Зенитчиц произнес мужчина, – неожиданная встреча. Зачем ты только к Давыдову ходила?

– Уже пожаловался? – Усмехнулась женщина.

– Не мне, Курганову, – поджал губы Золотов, – теперь он готов под тебя копать, уже вовсю начал.

– Вась, а можно я его убью? Ну, пожалуйста, Васечка.

– Кого, Курганова? Зачем?

– Давыдова, – спокойно ответила женщина, – я бы смогла, но вот только…

– Только?

– Рука почему–то дрогнула, – остановилась женщина, – столько страха у него в глазах было, аж стошнило бы. Не время еще, Вася.

–Тебе решать. Ты ведь здесь неспроста, так ведь?

– Да, у меня тут дело чести, – кивнула женщина, оглядываясь, – потанцуем, Вась? – Указала она на танцующие в парке пары. – Пригласи даму на танец, а то всю молодость за мной подглядывал, а теперь стесняешься, Золотов?

– Ну, куда уж мне, я просто милиционер, а ты… – мужчина положил ей руки на талию, – да ты бы и не пошла за меня.

– А ты предложи, может, пойду? – Рассмеялась женщина, по–прежнему смотря прямо в глаза.

– Вот я этого и боюсь.

– Вот спасибо, – положила ему руки на плечи женщина, – как жизнь пролетела, Вась. Как-то грустно все получилось.

– Да, что–то пошло не по плану, – поморщился мужчина.

– Вася, – серьезно сказала женщина, улыбка исчезла с ее лица, – нам надо ее спасти.

–Да, я как раз об этом хотел поговорить. Девчонка влезла в опасную игру и, похоже, пойдет до конца. Там очень твердый строитель коммунизма.

– Товарищ милиционер, угостите даму мороженым! – Высокая, светловолосая девушка пихнула в бок молодого участкового. Тот икнул от неожиданности.

– Да, я, это…

– Господи, ну, Золотов, возьми меня за талию, что ли! – Взмахнула руками девушка. – Милиционер, а сам ни бэ, ни мэ. Вася, ну, чего ты? – Схватила она его фуражку и нацепила себе на голову. – Советский милиционер – гордость и честь социалистического государства! Ладно, Вася. Решишься замуж звать – позовешь. Пойду гулять.

– Я… Я позову. Вот увидишь! – Откашлявшись, крикнул Золотов. – Позову!

Девушка лишь махнула рукой, скрывшись за поворотом.

Женщина устало улыбнулась и вздохнула.

Мимо проехал тарантас с запряженными в него белыми лошадьми. Сидящий ребенок радостно взмахнул руками.

В хуторе зажгли керосиновую лампу – трое его обитателей сели за стол. Четвертый в сенях прилег вздремнуть.

– Ну, и какой план, апайка–командир? – Прошептала Ангелина, поправив сарафан и пригнувшись в траве.

– Короче, мне нужна его лошадь. Ат. Я потом на ней в город поеду, к Золотову. Вопросы к нему есть, – указала на хутор Гарифуллина, – я отвлекаю, ты бьешь. Аңладың?14 Давай сарафан.

– Нет, не аңладың, – подняла бровь Портнова.

– Ну, и ладно, – хитро улыбнулась Рузиля, прикрывая голову платком, – давай, алга. Обходи.

Молодой человек, сидевший на крыльце, увидел приближающуюся к нему девушку, в голубом, ситцевом сарафане.

– Әй, минем ирем сиңа эчәргә йөри ме, дуңгыз?15 – Крикнула Рузиля, размахивая руками. – Әйт, дуңгыз, нигә иремне бозасың, ишәк?16

-Не понимаю, – протер глаза парень, потянувшись к ружью, – рус?

– Прям, – получил он лопатой по голове и упал без чувств, – где ж тут рус? Прости, товарищ Гарифуллина,– развела руками Ангелина.

– Давай, давай, уноси его! – Прошептала Рузиля, хватая парня за ноги. – Говорила мне мама, өйдә утыр. Кияүгә чыгарга кирәк, кияүгә чыгарга кирәк, а я все нет, укырга кирәк, надо было слушать маму, да?17

– Да, – как будто поняв, кивнула Ангелина, засыпая парня соломой. Со стороны крыльца послышался топот ног.

– Утыр!18 – Крикнула Рузиля, отстегивая коня и взлетая на него. – Давай!

– Эй, стой! – Один из мужчин поднял ружье, но Гарифуллина успела раньше – подняв кони на дыбы, она понесла животное прямо на хозяев хутора, выбежавших на шум из дома. Мощные копыта снесли двоих, а третий не стал поднимать оружие.

Только уже на расстоянии, обернувшись, Ангелина узнала в нем Славу Давыдова, лидера местных партизан.

***

В финском доме на окраине шло веселье: две девушки в национальных костюмах танцевали посреди комнаты, еще три подпевали, а несколько мужчин играли на музыкальных инструментах. На столе дымилось калакукко – пирог из лососевых пород с салом, запеченный в ржаном тесте. Женя обратила внимание на украшения финок, видимо заимствованные у викингов – ожерелья с филигранными кулонами. Национальный костюм состоял из белых блузок с воротом–оборкой и длинными рукавами. Суровый климат заставил финок шить теплые юбки из шерсти и других плотных материалов. Их непременно украшали вертикальные полоски. Сверху надевали полосатый, либо белый фартук. Безрукавный корсет – лиф лииви с узкими лямками, был однотонным, с глубоким вырезом и шнуровкой. Особое внимание уделяли головному убору – маленькие чепцы в форме рога – тану.

– Вам нравится, товарищ участковый? – Обратился Олег Сухов к уже заметно захмелевшей девушке.

– Да, все прекрасно, – расслаблено ответила Женя, откинувшись на деревянную скамейку, – а почему вы не танцуете, товарищ Сухов?

– Я жду вас. Подарите один танец.

– Хм, у меня есть идея получше.

– Да, и какая?

– Там есть бревна, идемте сплавляться, ой, туда, и будем танцевать там, ну, я тебя прошу, – поцеловала парня в щеку Женя. – Идем, ну, давай.

– Ладно, хорошо, идем, но это опасно.

– Я ничего не боюсь, я…

– Пошли, – закрыл ей рот ладонью Олег, – этого еще здесь не хватало.

***

За домом на реке, действительно находилось несколько полузатопленных бревен. Профессия лесосплавщика ушла в небытие, но традиционные забавы финнов остались: ежегодно здесь выявляли самого крепкого мужчину во всей округе.

– Оп! – Взлетела под покровом ночи на бревно Женя, едва удержавшись на ногах. – Упс, простите, я пьяна. Да, я пьяна, столько выпила бокалов, ха–ха, что даже, ик, счет им потеряла. А что же вы, Олежа, стоите в сторонке, идите ко мне, побалансируем вместе.

– Осторожнее, – заскочил на бревно Олег и взял Женю за руку.

– Не-а, sorry, i am a lady, – одернула руку девушка и вдруг совершенно трезво сказала. – Ты, что думал я дура, Сухов? Напоить меня решил, чтобы я за «колючку» не шла, да?

–Ха-ха, актриса, браво, – похлопал в ладоши Олег, – солистка Большого театра, сцена по вам рыдает.

– Да иди ты к черту, Олег Сухов, – злобно, сквозь зубы прошипела Женя, – пойду одна.

– Идем домой, – Олег взял ее за руку.

– Да никогда, я вообще жалею, что с тобой связалась! – Круглова резко вырвала ладонь, и парень упал в воду. – Прощай, Олег Сухов. Я тебе поверила, а ты просто трус. Смотреть противно, да какой ты советский мент, так, одно слово, – Женя прыгнула на берег и кинулась в сторону чащи.

– Стой! – Крикнул, вынырнув из воды молодой человек. – Остановись, там патруль, Женя!

Двое финских полицейских, увидев бегущую к чаще девушку, бросились за ней. Спустя мгновение все трое скрылись в лесу.

***

Евгения неслась, не чувствуя ног и не помня себя. Сердце вырывалось из груди, она осознавала, что если ее поймают – случится катастрофа международного масштаба, которую даже не хотелось представлять. Женя поняла, что заблудилась – линия тополей осталась позади, этот проход умело перекрыли финские патрульные. Она слышала их крики, которые постепенно утихали. Не выдержав длительного бега, девушка остановилась и упала под дерево.

Ее окружала тишина, глухой лес – чужой, вражеский, полный угроз и опасностей. Кромешная тьма, в которой Женя не могла различить собственных пальцев.

Девушка обернулась – она вышла к реке и к неизвестному дому, единственному в практически чистом поле. Полуразвалившаяся деревянная изба. Чуть дыша, Женя, ползком вышла из лес и в свете луны направилась к дому. Скрипнула половица на крыльце – она заметила видавшее виды, еще целое ведро. Обернувшись и не чувствуя холодных ног от страха, Круглова открыла скрипнувшую дверь и вошла внутрь.

***

Ее встретила темная, пугающая, таинственная пустота. Конечно, из дома давным-давно все вынесли, остался лишь деревянный стол посреди помещения. Через разбитое окно подул холодный ветер, а свет луны высветил зеркало, висевшее прямо перед входом.

Скрипнула половица, и Женя вздрогнула. Тишина. Лишь ветер из щелей полуразрушенного дома. Женя подошла к зеркалу и прочитала надпись на стене рядом, выведенную чернилами:

« Прости нас, Родина.

Мы идем на смерть, и нам, конечно, жаль свои жизни,

Но мы погибнем с честью, Родина, знай и помни это. Мы любим, и будем любить тебя всем сердцем.

Мы не смогли уберечь тебя от напасти, но отдаем свои жизни, чтобы враг не топтал тебя, и верим в наше светлое будущее. Спасибо тебе.

Твои верные дочери: Елена Ракицкая, Галина Сокол, Ангелина Портнова, Маргарита Бондарь и Рузиля Гарифуллина.

Спасибо, Родина.

Пусть память о наших жизнях сохранится в земле твоей. Прости нас.

Прощай, Родина».

Сглотнув, Женя присела на пол. Значит, отсюда, еще совсем молодые девушки, те самые рижские партизанки, ушли погибать. Здесь живет их память. Душа и последние радости жизни.

Вздрогнув, Женя вскочила: из темноты, медленно, направив на нее пистолет, вышел полковник Давыдов. При полном обмундировании. В форме.

– Пришла все–таки, – надменно улыбнулся он, поправив капюшон плащ–накидки, – а я тебя ждал. Знал, что ты придешь.

***

– Т-т-товарищ полковник, вы же…

– А что я? – Удивленно произнес Давыдов. – А я вот пришел, на тебя посмотреть.

– Опустите пистолет, Вячеслав Анатольевич.

– Э, нет, этого пока не могу допустить. Слушай, чего тебе надо было, а? Вот лес, природа, работай спокойно, отдыхай. Нет. Правду ей подавай. Хочешь правду – пожалуйста, – мужчина вынул из–за пазухи личное дело Елены Ракицкой, – на, – бросил Давыдов папку на пол, – я тебе вот что скажу, деточка, – шмыгнул носом мужчина, – Ракицкая твоя, это самое, не такая простая, как кажется.

– Что вы имеет в виду? – Боязливо косясь на пистолет, спросила Женя. От осознания того, что он может выстрелить в любой момент, сердце уходило в пятки. Она не чувствовала ног – они стали совсем ватными.

– А ты почитай, почитай, – кивнул на личное дело Давыдов, – она 15 лет в тюрьме отсидела, а знаешь, за что? Знаешь? Нет, не знаешь. За переписку с нацистским преступником, как тебе такое, а?! А еще в бою своего командира убила, Круглова, ты это знала?! Вот, пожалуйста, – пролистал пару страниц полковник, вынув из кармана крохотный фонарик и посветив им, – на, читай.

– «В ходе окружения командир Рижских партизан, Гарифуллина Р.Т. была убита очередью из автомата Дегтярева. Выстрелы произвела член партизанского отряда, Ракицкая Е.П. Подписи свидетелей…» – прочитала вслух Женя и подняла голову, – Этого… Подождите, этого не может быть, – пересохшим ртом пробормотала она.