Читать книгу Запретная любовь - Даниэла Стил - Страница 1

Жаркий летний день расплавил Нью-Йорк. Задолго до полудня перевалило за тридцатиградусную отметку. На асфальте, как говорится, можно было яйца печь.

В такую жару всем тяжело, но хуже всех – обитателям Гарлема. Ни кондиционеров, ни мало-мальски приличной вентиляции в домах. Зимой трущобные жители страдают от холода, летом – от невыносимой жары и духоты. Одно для них спасение – бежать из раскаленных квартир на воздух, где нет-нет да и подует ветерок.

Похоже, весь квартал высыпал сегодня на улицу: повсюду слышатся смех и детский визг, ребятня высыпала на тротуары, а взрослые чинно восседали на вынесенных из дома складных стульях или прятались от солнца в жидкой тени полотняных тентов.

На углу 125-й улицы и Второй авеню по случаю жары были открыты оба пожарных крана: потоки мчались по пыльному асфальту, и в сточной канаве бурлил ручей по колено глубиной. Детвора, обожающая фонтаны, радостно плескалась под струями холодной воды. К четырем часам у гидранта собралась внушительная толпа.

В четыре часа десять минут в шум голосов, смех и плеск воды внезапно ворвался новый звук, хорошо знакомый здешним жителям. Сухой треск выстрелов.

На мгновение повисла тишина; затем толпа пришла в движение. Кто рванулся к дверям, кто вжался в стену; несколько женщин бросились к гидранту, схватили в охапку своих детей и побежали с ними к подъезду, под ненадежную защиту хлипких стен.

Воздух снова взорвался выстрелами, на этот раз они прозвучали где-то рядом. Трое рослых парней в кожаных куртках, вынырнув из-за угла, врезались в толпу. Они бежали сломя голову, не разбирая дороги, расталкивая женщин и детей; один из них оттолкнул молодую девушку с такой силой, что та упала на гидрант, громко вскрикнув от боли. Следом появились двое полицейских с револьверами в руках; они гнались за преступниками по пятам.

Все произошло за несколько секунд, люди не успели уйти с дороги. Снова треск выстрелов. Один бандит с криком схватился за плечо, и тут же его товарищ, обернувшись, выстрелил полицейскому в голову. Тот рухнул, нелепо взмахнув руками. Люди бросились врассыпную. В какофонию воплей и выстрелов ворвался новый звук – далекий вой полицейских сирен.

В суматохе никто не заметил, как маленькая темнокожая девочка у фонтана, вскрикнув, упала на асфальт, и белое платьице ее окрасилось алым.

Никто, кроме ее матери.

Мгновение спустя погоня была окончена. Двое бандитов лежали ничком, вокруг третьего суетились санитары «Скорой помощи». Полицейские обыскивали арестованных. Один офицер присел на корточки перед подстреленным товарищем; хмурое лицо его исказилось, словно от зубной боли. А рядом, всего в нескольких футах, умирала маленькая девочка. Пуля пробила ей грудь навылет, и кровь хлестала из раны, смешиваясь со струей из гидранта и окрашивая воду в розовый цвет.

К девочке подбежала мать, рухнула на колени, схватила дочь и прижала к себе. Струя воды била ей в грудь, но женщина этого не замечала. Когда подошли санитары, она отшатнулась, глядя на них непонимающими глазами, и им пришлось силой брать ребенка из материнских рук.

Девочку занесли в машину «Скорой помощи», туда же усадили и мать. Женщина растерянно озиралась кругом; казалось, она не понимает, где она и что с ней.

На углу 125-й улицы было тесно – ни проехать, ни пройти. Сверкали мигалки, закладывало уши от пронзительного воя сирен. На тротуарах столпились зеваки. Две «Скорые» – одна с девочкой, вторая с раненым бандитом – снизили скорость и двигались медленно, искусно лавируя между бело-голубыми полицейскими автомобилями.

Из ближайшей машины доносились радиопереговоры: «Что?.. Да, убит. Выстрелом в голову». Люди на тротуаре переглядывались, качая головами. Убийство полицейского – не шутка. Теперь копы начнут прочесывать весь квартал. Не миновать обысков, арестов... Возможно, прольется новая кровь. Очень возможно. В Гарлеме все может случиться.

А «Скорая» уже мчалась по улицам города. Врачи хлопотали над девочкой: дали ей кислородную маску, в руку ввели иглу внутривенного питания. Но, похоже, все их усилия были тщетны. Темное личико малышки посерело, воздух со свистом вырывался из простреленной груди. А сколько крови! На полу, на бледно-зеленой форме санитаров, на руках и на платье у матери...

– Она... выживет? – нарушила тревожное молчание мать девочки.

Генриетта Вашингтон подняла на врача полные слез глаза. Доктор отвел взгляд.

– Мы делаем все, что в наших силах, мэм.

Генриетта как две капли воды походила на сотни и тысячи своих сестер по несчастью, именуемому нищетой. Безработная из Гарлема. Девочка, ставшая матерью в шестнадцать лет. Одна из тех, кому жизнь не дарит ничего, кроме обманчивых посулов.

Сколько раз казалось, что ей улыбнулась судьба! Сколько раз Генриетта верила, что уж теперь-то все будет хорошо! И всякий раз оставалась у разбитого корыта и с новым младенцем на руках. Таким, как она, противозачаточные средства не по карману; вот почему к двадцати двум годам у нее было уже пятеро малышей.

Но Генриетта еще надеялась. Надеялась на лучшее – если не для себя, то хотя бы для детей. Надеялась на приличную работу; мечтала однажды встретить хорошего человека, который полюбит ее и будет заботиться о ней и детишках... Но сама понимала, что на это надежды мало. Хорошие люди обходят Гарлем стороной.

Правда, у Генриетты есть приятель, но он сам уж полгода как без работы, а на шее у него трое младших братьев и сестер. Как и Генриетта, он бросил школу в пятнадцать лет; как и Генриетта, живет на пособие или перебивается случайными заработками. Он все чаще приходит на свидания пьяным, и Генриетта его не осуждает. Оба они живут в преддверии ада, и дети их обречены еще до рождения.

«Скорая помощь», визжа тормозами, остановилась у больничного крыльца. Санитары уложили Динеллу на каталку и вывезли наружу. Она еще дышала, но еле-еле.

В холле каталку окружили медсестры и сразу повезли в хирургическое отделение. Генриетта, утирая слезы, бежала за ними. Каталку вкатили в открытые двери. Женщина в нерешительности остановилась.

Подошедший мужчина в халате сунул ей ручку и какую-то бумагу. Генриетта отпрянула.

– Что это? – испуганно спросила Генриетта.

– Нужна срочная операция! Подписывайте скорее!

Едва ли понимая, что делает, Генриетта подписала согласие на операцию. Секунду спустя около нее уже никого не было. Грохочущие каталки с больными, озабоченные врачи – все заняты своими делами, и никому нет дела до Генриетты и ее горя.

Женщина снова начала всхлипывать. Сестра в больничной униформе обняла ее за плечи и увела в закуток, где стояло несколько кресел.

– Дорогая моя, врачи делают для вашей дочери все, что могут...

Голос сестры звучал мягко, успокаивающе, но сердце было полно тревоги. Она слышала слова врача: «Девочка в критическом состоянии... Шансов практически нет». Сестра не первый год работала в больнице, но есть вещи, к которым привыкнуть трудно... может быть, и невозможно.

– Что с ней сейчас делают?

– Думаю, останавливают кровь. Бедняжка потеряла много крови...

– Он в нее выстрелил... выстрелил прямо в мою дочку...

Остальные слова потонули в рыданиях.

Генриетта не знала, чья пуля попала в Динеллу – бандита или полицейского. Да и какая разница? Если Динелла умрет, не все ли равно, герой или злодей станет ее убийцей?

По внутренней связи в операционную вызвали Стивена Уитмена. Доктор Уитмен – один из лучших хирургов в городе, с энтузиазмом сообщила медсестра Генриетте.

– Если кто-то и может спасти вашу дочку, то только он, – авторитетно заявила она, взяв несчастную мать за обе руки. – Он – лучший в своем деле. Повезло вам, что он сейчас в больнице!

Генриетта согласно кивала головой. Хотя она слабо представляла себе, что такое везение.

Вашингтонам никогда не везло. Отец Генриетты погиб в уличной перестрелке, похожей на сегодняшнюю. Вдова его с целым выводком детей осталась без гроша. Она переехала в Нью-Йорк, надеясь найти там работу, – напрасно надеялась. В Нью-Йорке семья не нашла ничего нового: та же нищета, те же опасности, подстерегающие на каждом шагу.

Сестра предложила Генриетте чашку кофе. Та снова покачала головой; по щекам ее текли слезы. Съежившись в кресле, она устремила взгляд на большие настенные часы, что равнодушно отсчитывали секунды и минуты. Было пять минут шестого.

* * *

Доктор Стивен Уитмен вошел в операционную ровно в пять часов.

Предыдущий его пациент умер в два часа пополудни. Стив не знал, за что ополчились на пятнадцатилетнего мальчугана матерые гангстеры, но знал, что паренек отстреливался и уложил троих, прежде чем пуля поразила его самого. Стив не смог его спасти – было слишком поздно. Но у Динеллы Вашингтон есть шанс... Хотя, если верить операционной сестре, шанс совсем крошечный. Пробито легкое, задето сердце, большая потеря крови... Но Стив Уитмен не из тех, кто сдается без боя.

Ровно час Стивен боролся за жизнь девочки. По лбу его под маской ручьями тек пот; глухим, слегка охрипшим голосом он отдавал распоряжения ассистентам, а когда сердечко Динеллы остановилось, начал прямой массаж сердца. Он сражался со смертью, как солдат на передовой, но и на этот раз судьба встала на сторону врага. Рана оказалась слишком серьезна, девочка – слишком мала и слаба, путь до больницы – слишком долог. Лишь чудо могло бы спасти Динеллу, а Стив не умел творить чудеса.

В шесть часов одну минуту он вышел из операционной, на ходу сдирая с лица хирургическую маску. В такие минуты Стив ненавидел свою работу. Всякая смерть отвратительна, но когда умирает невинный ребенок... Нет, поправил себя Стив. Смерть ужасна и несправедлива всегда. Чем заслужил ее мальчик, храбро защищавший свою жизнь от разъяренных бандитов? Ему Стив тоже не смог помочь...

В такие дни Стивом овладевало отчаяние: собственный труд казался ему пустой тратой времени, жизнь – злой насмешкой, мир – бессмысленной каруселью насилия и зла. Но бывали иные дни – когда Стив выходил из смертельной схватки победителем. Долгие часы сверхурочной работы, бессонные ночи, усталость, страх и отчаяние – все забывалось ради краткого мига торжества, когда скальпель доктора Уитмена дарил обреченному новую надежду. Ради таких побед стоило работать и жить.

Стив снял хирургические перчатки и принялся мыть руки. В зеркале над раковиной отразилось его лицо – постаревшее, измученное. Стив не спал почти трое суток. Сколько раз он зарекался работать больше сорока восьми часов подряд, но, увы, благие намерения никак не желали воплощаться в жизнь. Когда сражаешься со смертью, не до того, чтобы следить за временем.

А теперь предстояло самое тяжкое. Он должен сообщить страшную весть матери.

Выйдя из умывальной, Стив направился в комнату ожидания. Сам себе он казался ангелом смерти. Несчастная женщина на всю жизнь запомнит его лицо. Снова и снова образ Стива будет являться ей в кошмарных сновидениях.

Стив тоже не будет спать спокойно: несчетное число раз ему предстоит вспоминать личико девочки, повторять ее имя, перебирать в памяти все детали операции, вновь и вновь спрашивая себя, что еще он мог сделать, чего не учел, что упустил, где просчитался... Да, впереди у него много бессонных ночей, но разве это утешит мать несчастной девочки?

Дежурная медсестра указала ему на молодую негритянку в кресле. Розовое платье женщины было заляпано бурыми пятнами, и Стив вдруг почувствовал, как к горлу подступает тошнота.

– Миссис Вашингтон!

Женщина вскочила, словно послушная ученица на уроке. Открыла рот – и снова закрыла, не в силах вымолвить ни слова.

– Я доктор Уитмен.

Много раз (слишком много, думалось ему) Стив проходил через эту мучительную процедуру, но так и не смог к ней привыкнуть. Да и как привыкнешь к такому?.. Одно он усвоил твердо: сообщать о смерти пациента надо сразу и быстро. Паузы и промедление более мучительны.

– Должен сообщить вам печальное известие, миссис Вашингтон.

Генриетта поперхнулась на вдохе. Она уже знала, что сейчас скажет врач.

– Пять минут назад ваша дочь умерла.

Он осторожно прикоснулся к ее руке, но Генриетта едва ли это заметила. В мозгу у нее эхом отдавались страшные слова: «Она умерла... умерла... умерла...»

– Мы сделали все, что могли. Но пуля пробила легкое и задела сердце...

Стив запнулся – собственные слова показались ему донельзя бессмысленными и жестокими. К чему эти подробности? Зачем матери знать, что грудная клетка ее дочери превратилась в кровавое месиво?

– Мне очень жаль.

Теперь Генриетта вцепилась ему в руку, словно утопающая; сгорбившись, она хватала ртом воздух, как будто ее ударили в солнечное сплетение. Казалось, еще секунда, и она упадет в обморок.

– Присядьте, вам станет легче, – произнес Стив, усаживая ее в кресло и свободной рукой делая знак медсестре.

В руке у него мгновенно оказался стакан воды. Но Генриетта не могла сделать и глотка: ее била дрожь, она всхлипывала без слез, тяжело и хрипло дыша, словно страшное известие сжало ей горло.

В такие минуты Стив Уитмен, чья работа – спасать людские жизни, чувствовал себя убийцей. Слава богу, такое случалось нечасто. Гораздо чаще он выходил из операционной с улыбкой победителя, а матери, жены, мужья бросались ему на шею и плакали от радости. Так бывало – но не в этот раз. Сегодня он потерпел поражение.

Стив оставался с Генриеттой, пока мог, затем передал ее на попечение медсестер и вернулся в операционную. Его ждала новая пациентка – девочка, выпавшая из окна третьего этажа.

* * *

Было уже половина одиннадцатого, когда Стив, до предела измотанный, добрался наконец до своего кабинета. На душе у него стало немного легче: последнюю пациентку удалось спасти.

Поздний вечер – самое спокойное время в больнице. Первая волна тяжелых случаев идет обычно в середине дня, вторая – после полуночи, а между девятью и двенадцатью выпадает краткое затишье. Можно присесть, закрыть глаза и на несколько минут отрешиться от больничной суеты.

На столе Стива была гора бумаг, ждущих подписи, и уже не в первый раз он пожалел, что согласился принять хлопотную должность заместителя заведующего отделением. Теперь на его плечах лежала вся бюрократическая рутина.

Стив налил себе остывшего кофе, торопливо бросил в рот пару печений «Орео». С самого утра у него не было во рту ни крошки.

Придвинув к себе стопку бумаг, Стив взялся за телефонную трубку и набрал номер.

«Может быть, Мередит еще нет, – думал Стив, прислушиваясь к долгим гудкам. – Не один я засиживаюсь на работе допоздна».

Доктор тяжело вздохнул: о возвращении в пустой дом ему сейчас не хотелось думать.

Но жена оказалась дома и взяла наконец трубку:

– Алло!

Голос Мередит звучал по-деловому, и Стив догадался, что, несмотря на поздний час, она ждет звонка из офиса. В последнее время Мередит и ее подчиненные, увлеченные новым проектом, работали, не отличая дня от ночи.

– Привет, это я.

– Привет. А почему таким убитым голосом? – поинтересовалась она.

– А ты как думаешь?! Трое суток без отдыха!

Обычное дежурство хирурга-травматолога продолжается сорок восемь часов, но в этот раз Стив проработал лишний день – согласился подменить коллегу, у которого сегодня родилась дочь.

Мередит понимающе хмыкнула. Последний раз она видела мужа во вторник утром, а сейчас уже вечер пятницы. Но за четырнадцать лет совместной жизни Мередит привыкла к такому режиму и не жаловалась. Ей ли не знать, что такое преданность своему делу? Ведь и сама она все силы отдавала работе – трудной, утомительной, изматывающей и все же невероятно увлекательной.

Мередит Смит Уитмен была партнером в солидной фирме с Уолл-стрит, специализирующейся по банковским инвестициям. Ее талант, трудолюбие и энергия снискали восхищение коллег. Мередит жила своей работой, как Стив – своей; заключая крупную сделку, она испытывала такой же пьянящий восторг, как Стив – когда ему удавалось вырвать пациента из лап смерти.

– Как там твой великий проект? – спросил Стив.

Последние два месяца Мередит готовила рекламную кампанию для привлечения покупателей к акциям одного высокотехнологичного предприятия в Силиконовой долине. Создатель компании решил превратить свое детище в акционерное общество, и фирма Мередит взяла на себя организацию торгов.

Стив терпеливо выслушивал подробные рассказы жены; но, как ни старался, не мог понять, что интересного в бесконечных столбцах цифр и сложных вычислениях. Что делать – еще в школе ему плохо давалась математика. А Мередит только о своем проекте и говорила. Ее привлекала новизна: рутинные банковские операции в Нью-Йорке и Бостоне изрядно ей поднадоели, а далекая Калифорния казалась неизведанной землей, полной нераскрытых возможностей.

– Продвигаемся потихоньку. – В голосе ее звучала усталость. Вот уже несколько дней Мередит уходила на работу ранним утром, а возвращалась домой затемно. – Уже почти закончили с «красной полосой».

Стив знал, что на профессиональном жаргоне финансистов «красной полосой» называется проспект будущей кампании. Название прижилось из-за напечатанных красной краской полосок с предупреждением о неразглашении, обыкновенно помещаемых на обложке проспекта.

– Милый, когда ты приедешь?

Закрыв глаза, Стив словно наяву увидел жену: она сидит в мягком кресле, завернувшись в любимый пушистый халат, рассеянно накручивая на палец золотистую прядь. Господи, как хочется домой!

– Скоро, малыш. Сейчас подпишу кое-какие бумаги – и поеду. Ты поужинала?

– Как тебе сказать... Несколько часов назад секретарша заметила, что я могу упасть в голодный обморок, и напоила меня чаем с бутербродами.

– Бедная моя! Вот приду и приготовлю омлет. Или, если хочешь, куплю что-нибудь по дороге.

Готовил в семье Уитмен Стив. У Мередит вечно все пережаривалось и подгорало; она искренне не понимала, зачем нужна эта утомительная возня, если можно перекусить бутербродами или, на худой конец, салатом из пластиковой коробочки. «Пропадешь ты без меня!» – частенько говорил ей Стив.

– Приезжай поскорее, я так проголодалась! – промурлыкала Мередит, и от звуков ее бархатного голоса у Стива перехватило дыхание. Они вместе уже целую вечность, а он по-прежнему влюблен, как был влюблен четырнадцать лет назад неуклюжий молодой практикант, потерявший голову от одного взгляда зеленых девичьих глаз.

Они познакомились на вечеринке в студенческом общежитии. Вечер плавно перешел в ночь, полную страсти и нежности, а вскоре Стив и Мередит уже приглашали друзей на свадьбу. Одной ночи им оказалось достаточно, чтобы понять, что они созданы друг для друга, – обычно для этого требуется куда больше времени.

Никто не верил, что счастье их продлится долго – слишком уж не похожи были эти двое. Огонь и лед, штормовой ветер и зеркальная гладь горного озера...

Но друзья-подружки, что качали головами, глядя на влюбленную пару, не понимали, что Стив и Мередит удивительным образом дополняют друг друга. Они не замечали за кошачьей мягкостью Мередит железной воли и целеустремленности, за порывистой страстностью Стива – неисчерпаемого запаса нежности и доброты.

Не понимали они и кое-чего еще. Отец и мать Стива один за другим умерли от рака, поэтому Стив и выбрал нелегкий путь врача. Родители Мередит погибли в автокатастрофе. С ранней юности Стив и Мередит привыкли рассчитывать только на себя. Одиночество научило их ценить семейные узы: они дорожили друг другом, ведь они были единственными близкими людьми друг для друга.

– Так что у тебя стряслось?

За четырнадцать лет Стив и Мередит изучили друг друга так, как иным парам не удается и за всю жизнь. Вот и сейчас по голосу мужа Мередит сразу поняла: у него что-то не так.

– Сегодня умерли двое ребятишек. – Перед глазами Стива вновь всплыло измученное лицо матери-негритянки, вспомнилось, как она цеплялась за него, хватая ртом воздух, и знакомая тоска сдавила сердце. – Первый – пятнадцатилетний паренек с огнестрельным ранением. Он отстреливался от гангстеров, уложил троих, но в конце концов сам получил смертельную рану. Несколько часов спустя – маленькая девочка. Снова огнестрельное ранение. Перестрелка бандитов с полицейскими, случайная пуля... Малышка умерла у меня на столе. Мне пришлось сообщить эту весть матери. – Он помолчал. – А вот третья сегодняшняя пациентка выжила. Девочка, выпрыгнувшая из окна. Не знаю пока, сможет ли она ходить, но жить будет.

Мередит напряженно слушала. Работа Стива порой вызывала у нее трепет. Она не понимала, как можно сохранять душевные силы и ясность рассудка, изо дня в день сталкиваясь с болью, смертью и отчаянием? Как можно ежедневно брать на себя ответственность за чужую жизнь – и при этом оставаться в здравом уме, не очерстветь душой?

– Да, нелегко тебе пришлось. Поезжай домой, милый. Тебе надо отдохнуть.

«Я скучаю по тебе», – хотела добавить она, но промолчала. Стив и так это знает, а от повторения задушевные слова обесцениваются.

– Ты права, устал чертовски! Приеду через двадцать минут. Смотри, не ложись без меня!

– Не беспокойся, не лягу, – улыбнулась Мередит. – У меня с собой полный портфель служебных бумаг.

– Вот как? Что ж, миссис Уитмен, позаботьтесь, чтобы ваши бумаги не попадались мне на глаза! – смеясь, прорычал Стив.

Наконец-то домой, к Мередит!.. В такие минуты Стив сам не верил своему счастью. В Мередит воплощалась для него светлая, праздничная сторона жизни, свободная от труда и тяжкого груза ответственности. Стив стремился домой, как каторжник стремится к свободе, мечтал о встрече с любимой, как умирающий в пустыне мечтает о глотке воды. Порой ему приходило в голову, что, может быть, только благодаря жене он до сих пор не потерял рассудок и сердце его не окаменело от бесконечного, как океан, людского горя.

– Ты их не увидишь, дорогой, обещаю. Только приезжай.

Жаркая волна желания окатила Стива.

– Буду через несколько минут! – прокричал он в трубку. – Налей себе бокал вина: не успеешь выпить, как я подъеду!

В том, что касается времени, Стив всегда был оптимистом. Но выбраться из больницы ему удалось лишь через полчаса. Только он скинул халат и двинулся к выходу, как выяснилось, что ординатору позарез необходимо с ним посоветоваться, что у сегодняшней пациентки осложнения, что вчерашняя бабуля со сломанной ногой...

Но Стив, не дослушав, отмахнулся и пошел к дверям. Он едва не падал от усталости; мысли в голове шевелились вяло, словно снулые рыбы. Сейчас от него никакой пользы. Впереди выходные, наполненные смехом и любовью, а в понедельник он, бодрый и свежий, вновь будет на месте, готовый взяться за оружие в самой благородной войне на свете.

Такси, мягко шурша шинами, несло доктора Уитмена по вечернему Нью-Йорку. Стив задумался, откинув голову на спинку сиденья. Порой в голову ему приходило, что они с Мередит живут какой-то неестественной жизнью. Разве нормально, когда муж и жена не видят друг друга целыми днями? Оба они вечно куда-то торопятся, все их встречи происходят в спешке, на бегу. Но, с другой стороны, возможно, именно благодаря этому они не наскучили друг другу, любовь их за четырнадцать лет не угасла, и близость не превратилась в надоевшую обузу.

В квартире приглушенно звучала музыка, в воздухе плыл легкий аромат любимых духов Мередит. Но самой ее видно не было.

– Мередит! Я приехал!

Шум воды был ему ответом. На цыпочках Стив подкрался к ванной и распахнул дверь.

Мередит стояла под душем – высокая, стройная, загорелая. Густые белокурые волосы падали ей на плечи, и с них на высокую грудь стекали прозрачные струи воды.

Увидев Стива, Мередит просияла улыбкой; вспыхнули радостью глаза цвета весенней листвы. Выключив душ, она потянулась за полотенцем. Стив не стал дожидаться, пока она вытрется: схватив жену в охапку, он поднял ее и закружил по просторной ванной комнате.

– Что ты делаешь? Я же мокрая! – смеялась Мередит.

– Как хорошо! Милая моя, как же хорошо дома! Не понимаю, зачем я вообще отсюда ухожу!

– Кто же будет спасать людей, если не ты? – улыбнулась Мередит, прильнув к нему. Как всегда, одного ее прикосновения оказалось достаточно: напряжение и усталость последних трех дней вмиг забылись, сменившись острым, нетерпеливым желанием.

– Что сначала – омлет или я? – спросил он, улыбнувшись озорной мальчишеской улыбкой.

Мередит опустила глаза в притворном смущении.

– Я бы и рада начать с тебя, милый, но... очень уж есть хочется!

– Мне тоже, – кивнул Стив понимающе. – Тогда план у меня такой: омлет, душ, а затем идем в постель и отмечаем нашу счастливую встречу. Какое счастье, что в эти выходные у меня нет дежурства! Поверить не могу – два дня вместе!

Но тут зеленые глаза Мередит затуманились.

– Ты, наверно, забыл – в воскресенье я улетаю в Калифорнию. Через две недели начинается рекламное турне, и мы с Кэлленом Доу должны просмотреть проспект и обсудить все детали.

Голос Мередит звучал виновато. Она знала, как дорожит Стив редкими выходными, проведенными вместе. Ему часто приходилось дежурить по воскресеньям, да и Мередит, с головой погруженная в работу, нередко не отличала праздничные дни от будней, так что даже в выходные им редко удавалось по-настоящему отдохнуть.

– Ничего, зато на День труда мы с тобой куда-нибудь съездим вместе...

– Не переживай, Мередит. Я в самом деле забыл. Ничего страшного, – спокойно ответил Стив, хоть внутри у него все сжалось от разочарования.

Стив отправился на кухню и начал готовить ужин. Вскоре к нему присоединилась и Мередит – в белом махровом халате, босиком. Халат то и дело распахивался, обнажая длинные стройные ноги.

– Запахни халат, не то я омлет сожгу! – серьезно предупредил ее Стив.

Только сейчас, при ярком свете, Мередит разглядела, какой у него измученный вид. Волосы всклокочены, на подбородке – трехдневная щетина, вокруг глаз залегли черные круги.

– Как хорошо дома! – уже в который раз повторил он. – Боже, Мерри, как я скучал по тебе!

– Я тоже, особенно по твоему кулинарному таланту, – рассмеялась Мередит, чмокнув его в небритую щеку. Затем устроилась на высоком, обитом кожей табурете и принялась наблюдать, как Стив готовит ужин.

Кухня Уитменов словно сошла с фотографии из журнала «Образцовый дом». Да и о доме можно было сказать то же самое. Квартиру обставляла Мередит – в отличие от Стива, она обладала безупречным вкусом и природным чувством стиля.

Различие их характеров нагляднее всего проявлялось в манере одеваться. Мередит всегда была безукоризненно одета, причесана волосок к волоску, благоухала дорогими духами и распространяла вокруг себя аромат уверенности и успеха. Стив – сам по себе красивый, видный мужчина – вечно был взъерошенным, ходил небритым, в застиранных джинсах, непарных носках и разношенных туфлях, удобных для работы, но неприглядных на вид.

В первое время их совместной жизни небрежность Стива очень раздражала Мередит. Да и как было не раздражаться, если твой муж похож то ли на алкоголика, то ли на бомжа, только не на добропорядочного гражданина, главу семьи и одного из лучших хирургов в Нью-Йорке! В течение нескольких лет Мередит терпеливо приучала мужа к костюмам-тройкам и галстукам. Она была упряма, но Стив оказался еще упрямее: костюмы неизменно отправлялись в недра гардероба и скрывались там навеки, а галстуки, которые Стив именовал то «ошейником», то «удавкой», совершенно случайно оказывались в мусорном ведре.

Наконец Мередит смирилась, поняв, что равнодушие Стива к своему внешнему виду напрямую связано с особенностями его профессии. Хирург не должен думать о себе – все силы, все внимание он отдает своим пациентам. Вот почему в одежде врачи ценят не красоту или элегантность, а простоту и удобство. Ни одному хирургу не придет в голову причесываться, бриться или гладить брюки, когда на операционном столе его ждет умирающий. Необходимость постепенно превращается в привычку; а те, кто не может отказаться от заботы о своей внешности, вряд ли надолго задержатся на этой работе.

У Мередит же совсем другие задачи. Первейшая – внушить клиенту доверие. Всеми возможными способами, в том числе и своим видом. Она – лицо фирмы, а потому должна следить за собой. Кому, как не ей, знать, что при заключении договора важна каждая мелочь, и какой-нибудь пустяк, вроде плохо уложенных волос или безвкусной брошки, может погубить дело на несколько миллионов долларов.

– Так какие у нас планы на завтрашний вечер? – поинтересовался Стив, выкладывая омлет на блюдо.

– Почему на вечер? – удивилась Мередит.

– Потому, разумеется, что первую половину дня мы проведем в постели!

– Звучит заманчиво, – вздохнула Мередит. – Беда только в том, что завтра с утра мне надо забрать из офиса кое-какие бумаги. И, конечно, их прочесть.

– Ох! А в самолете прочесть нельзя?

– Я же не в Токио лечу, а всего лишь в Сан-Франциско. Обещаю, дорогой, я не стану работать ни секунды больше необходимого.

– Кошмар! – вздохнул Стив, разливая по бокалам белое вино.

В голове у него, словно мотивчик из старинной музыкальной шкатулки, крутились одни и те же слова: «Как хорошо! Господи, как хорошо дома!»

– Расскажи мне о своих делах, Мередит. Что у тебя получается с этой рекламной кампанией?

Глаза Мередит мгновенно загорелись.

– Что-то фантастическое! – с жаром отозвалась она. – Такого шоу наша фирма еще не готовила! Сегодня утром я разговаривала с Доу – он буквально прыгает от нетерпения, точь-в-точь как мальчишка, которому не терпится попасть на бейсбольный матч!

Стив, хоть и не был посвящен в тонкости работы Мередит, от всей души желал успеха и ей, и Кэллену Доу. Компания «Доу-Тех» выпускала высокотехнологичное медицинское оборудование; Стив видел образцы ее продукции и восхищался ими. Мередит рассказала ему, что несколько диагностических приборов Кэллен изобрел сам. Судьба этого человека была столь же яркой, сколь и типичной для делового мира Америки: сын врача из маленького калифорнийского городка, он с детства увлекся техникой, прославился как изобретатель, начал собственное дело и за двадцать с лишним лет создал из ничего компанию, получившую известность не только в Штатах, но и в Европе.

– Хороший человек этот Доу, – продолжала она с улыбкой. – Тебе бы он понравился. Компанию создал с нуля, своими руками и головой. Много лет он мечтал превратить свое предприятие в акционерное общество. А теперь мы помогаем ему осуществить заветное желание. Ты не представляешь, как это здорово – работать доброй феей!

Мередит звонко рассмеялась, запрокинув голову. В вырезе халата мелькнула белоснежная грудь.

– Надеюсь, ты не собираешься исполнять все его желания! – заметил Стив, шутливо погрозив ей вилкой.

Мередит снова рассмеялась:

– Нет, нет, у нас чисто деловые отношения.

– Пусть так. И все же надеюсь, что этот парень – толстый лысый коротышка с ревнивой женой и кучей детишек.

Стив улыбался, хотя острая игла и кольнула его в сердце. Для ревности причин не было, и все же при мысли о том, что Мередит предстоят две недели тесного общения с посторонним мужчиной, его охватило какое-то неприятное чувство.

Сам Стив обожал жену, восхищался ее красотой, энергией, острым умом. Ему казалось, что все вокруг должны питать к Мередит такие же чувства. Если этот Доу что-то смыслит в женщинах, он будет из кожи вон лезть, чтобы уложить Мередит в постель, – так казалось Стиву.

– Поверь мне, настоящий бизнесмен не думает ни о чем, кроме бизнеса, – объясняла ему Мередит. – И Кэллен Доу не исключение. «Доу-Тех» – его любимое детище, осуществленная мечта, смысл всей его жизни. Я его интересую как специалист, а то, что я – женщина, ему и в голову не приходит. И потом, – она улыбнулась мужу, – будь он даже похож на Тома Круза, что мне с того? Люблю-то я не его, а тебя.

– Ну, ты меня успокоила, – улыбнулся Стив. – А он действительно похож?

– На кого?

– На Тома Круза.

– Конечно, нет! – Мередит решила поддразнить мужа. – Скорее на Гэри Купера. Или на Кэри Гранта.

«Шутки шутками, а Кэллен и вправду настоящий красавец, – подумала Мередит. – А впрочем, что мне до его внешности?»

– Очень смешно! А почему твои партнеры не могли отправить с ним кого-нибудь другого? Хорошо, хорошо, обещаю не сходить с ума от ревности. Буду просто скучать. Ненавижу, когда ты уезжаешь надолго.

– Я тоже, – не вполне искренне ответила Мередит. Она обожала командировки – неотъемлемую и самую увлекательную часть своей работы, и Стивен об этом знал. – Знаешь, какое у меня расписание? Десять городов за две недели!

– Но тебе ведь это нравится, – заметил Стив, устремив на жену влюбленный взгляд. Мередит – возбужденная, раскрасневшаяся, с блестящими глазами и счастливой улыбкой – казалась ему прекрасной, как никогда.

– Не всегда. Но на этот раз – очень нравится. Этот проект очень важен для меня. И для всей нашей фирмы.

Было уже далеко за полночь, когда Уитмены закончили ужин и отправились в спальню. Приняв душ и торопливо побрившись, Стивен скользнул в постель, где уже ждала его Мередит. Тела их сплелись в древнем как мир любовном танце; тишину лишь изредка нарушал любовный шепот. Была забыта больница Стива, предстоящая рекламная кампания Мередит. Весь мир растаял в предутреннем тумане, остались только мужчина и женщина, любящие друг друга.