Читать книгу Игра не для всех. Крым 1942 - Даниил Калинин - Страница 1

8 мая 1942 года.

Декретное время: 4 часа утра.

Крымское побережье Чёрного моря в тылу 63-й горнострелковой дивизии. Крымский фронт

Светает… Невысокие гребни волн накатывают на берег и разбиваются о гальку, создавая неповторимый шелест, который я про себя называю шёпотом моря. Лишь немного волнуется бескрайняя водная гладь, теряющаяся ближе к горизонту в предрассветных сумерках, а утреннюю тишину пронзает крик одинокой чайки… Как же красиво здесь, в Крыму! Как же хочется забыть о войне… Как же хочется спуститься к пляжу с Олей, войти в пока ещё довольно прохладную воду, вдоволь поплескаться и тут же выскочить на берег, согревшись у не большого костерка и в объятьях любимой! Несбыточные мечты…

Пляж заминирован ФОГами – фугасными огнеметами. И я с бойцами тут нахожусь не ради того, чтобы полюбоваться красотой природы, а в ожидании немецкого десанта.

В тылу, на значительном удалении от нашей позиции, послышался вдруг тихий шелест, и практически сразу за ним последовал мощный грохот и тяжелые удары, отдавшиеся дрожью даже в скальном грунте! Посмотрев на часы и отметив время – 4:05, я довольно улыбнулся: все идёт по плану. 25-й гвардейско-минометный полк нанёс первый, упреждающий удар по врагу! И думается мне, что под огнём «Катюш» фрицам приходится явно несладко… Три дивизиона, в каждом из которых три батареи по четыре установки РСЗО[1] БМ-13, ласково прозванной солдатами «Катюша». За десять секунд они дают залп из 576 снарядов калибром 132 миллиметра и накрывают ими площадь в семьдесят-сто гектаров. Как раз самое то, чтобы хорошенько так врезать по скопившимся на переднем крае ударным частям нацистов…

Вот только в реальной истории 25-й гвардейско-минометный полк также вёл огонь по начавшим атаку немцам. И помешать наступлению противника не сумел, что все же несколько удивительно на фоне разрушительной мощи реактивных снарядов. Но все, что Александр сообщил мне на этот счет прежде, чем я начал очередное погружение, это то, что огонь вёлся в момент наведения переправ через противотанковый ров у ак-монайской позиции.

Не самое удачное применение первых отечественных РСЗО, учитывая, что они не могут вести точного огня, а бьют по площадям. Впрочем, думаю, что в большей степени сказалась повсеместная для Крымского фронта нехватка снарядов: сейчас полк сумеет дать три-четыре залпа. А после, в переломный момент боя мы сможем задействовать уже только один дивизион на два, максимум три синхронных запуска. Плюс не стоит забывать, что реальная численность советских подразделений на Крымском фронте редко достигает штатной. В 25-м гвардейско-минометном полку есть батареи и из трех, и даже двух машин, а всего их двадцать четыре вместо тридцати шести. Но все равно ураганный удар пусть даже двадцати четырех установок залпового огня должен ну очень взбодрить фрицев! И действительно, где-то в тылу слышатся продолжительные взрывы… Может, удалось заткнуть хоть одну из батарей немецких РСЗО?

Для прорыва позиций 63-й горнострелковой дивизии РККА Манштейн стянул шесть батарей установок залпового огня «Nebelwerfer» («метателей тумана»), шмаляющих 150-миллиметровыми снарядами, плюс как минимум две шестиорудийные батареи стационарных установок, запускающих реактивные снаряды 280 и 320 миллиметров. Германские РСЗО наши уменьшительно-ласкательно кличут «Ванюшами», но бьют эти «Ванюши» будь здоров. Особенно более мощные калибры – их ударная волна разрывает барабанные перепонки у находящихся под обстрелом бойцов и вызывают среди них сумасшедшую панику, практически полностью деморализуя попавших под обстрел людей.

Более или менее спокойно выждав некоторое время, я начинаю то и дело украдкой смотреть на часы со все более нарастающим волнением. 4:12… 4:13… 4:14…

4:15.

Второй залп «Катюш», на перезарядку которых уходит в среднем до десяти минут, хотя опытные расчеты могут справиться и вдвое быстрее. И все же для нанесения синхронного удара командиры дожидаются зарядки всех установок. Как бы то ни было, я вновь слышу только лишь тихий шелест запуска оперенных реактивных снарядов М-13.

4:16.

С немецкой стороны доносится очередная серия взрывов – и все. Неужели мы сорвали вражескую артподготовку?!

4:17.

В тылу раздаётся гулкий рев, похожий на ишачий, потом странный, жутковатый скрип – и под занавес оглушительный грохот взрывов.

На нашей стороне. Причём в этот раз скалы на берегу задрожали заметно сильнее…

4:20.

Артподготовка фрицев заканчивается. Сумасшедший, беспрерывный шквал огня на протяжении трех минут – помимо РСЗО советские позиции перепахала и многочисленная гаубичная артиллерия фрицев. В моменты наиболее мощных взрывов меня буквально подбрасывало над камнями, и честно признаться, мне страшно даже представить себе, что чувствуют сейчас бойцы, оставшиеся на старой позиции… Душу начинают терзать запоздалые муки совести – ведь именно я настоял, чтобы в траншеях за противотанковым рвом остались по две наиболее боеспособные роты от каждого полка. Сейчас же «наиболее боеспособных» три минуты подряд мешала с землей реактивная и гаубичная артиллерия противника… С другой стороны, это все равно лучше, причём значительно лучше, чем то было в реальной истории, когда под ураганный налет РСЗО и крупнокалиберных «чемоданов» попала вся дивизия, дико скученная в узких, плохо обустроенных траншеях. Отведя стрелковый заслон за противотанковый ров и заминировав пространство перед ним немногочисленными противопехотными минами, комдив заставил бойцов за ночь надежно закопаться в землю. Пусть даже в стрелковых ячейках, но так, чтобы целиком, с головой. Потому, несмотря на мощь вражеской артподготовки, потери у прикрытия, разбросанного по довольно широкой площади оборонительных позиций, явно не слишком большие. Так что наводящих переправу фрицев наши стрелки встретят…

И вновь в тылу с нашей стороны раздается тихий шелест запуска «Катюш». Третий залп… Интересно, а двухминутное запоздание фрицевского удара – это как раз результат нашего артналета, или у меня просто часы чуть спешат?

Впрочем, это уже и не столь важно. Главное – я сделал все для себя возможное на стадии подготовки. Теперь же мои способности и умения придется применить в области боевой практики.

На скатах горы Ас-Чалуле стоит артиллерийский дот, прикрывающий обширный участок берега Феодосийского залива. В реальной истории он был захвачен морским десантом фрицев – в общей сложности одной усиленной саперами и огнеметчиками ротой 436-го пехотного полка. Силы десанта, прорвавшегося сквозь заградительный огонь пушек и стрелкового оружия, были невелики – всего полторы сотни солдат и офицеров. Но именно их успешная атака стала последней каплей в разгроме 63-й горнострелковой дивизии – дивизии, проутюженной артподготовкой крупнокалиберной артиллерии, РСЗО, а позже авианалетом. Панический крик «немцы в тылу» вызвал настоящую панику, приведшую к беспорядочному оставлению позиций. Правда, тут стоит все же добавить, что в момент отступления 63-я горнострелковая дивизия уже потеряла всю артиллерию и находилась под прямым огнем немецких штурмовых орудий типа «штуг» и «мардер».

Конечно, судьба битвы и самого Крымского фронта в целом решится не здесь. Но по итогам подготовки к отражению вражеского удара лишь мой взвод бойцов НКВД стал единственным резервом дивизии, который чудом удалось выбить у командования для встречи десанта.

Вот только хватит ли двадцати семи бойцов при трех ручных пулеметах и одной снайперской винтовке, чтобы отразить немецкий удар?

Время покажет.

…5:15. В тылу, на рубеже противотанкового рва идет ожесточенная стрельба. Ночью все советские переправы должны были быть заминированы и взорваны уже во время артподготовки. Так что по идее сейчас саперные группы 28-й легкой пехотной дивизии вермахта наводят переправы под огнем прикрытия. Наши же командиры должны стянуть личный состав как раз к месту инженерных работ, и хотя у них и отсутствуют станковые пулеметы, зато число ручных доведено до штатной нормы, бойцам выданы удобные и простые в использовании «лимонки» Ф-1. Кроме того, защитников противотанкового рва усилили двумя отделениями снайперов, разбитых по парам. Сейчас прикрытие выигрывает время на обустройство основного рубежа обороны, в спешке возводимого в течение всей ночи, и выбивает как можно большее число немцев. Но как только переправы будут окончательно готовы, советские подразделения должны отступить к основным силам.

…Правда, это все планы. Как пойдет на самом деле – точнее, как идет уже сейчас! – мне, увы, неизвестно. Однако сам факт плотной стрельбы свидетельствует о том, что бой идет и что ров не сдан противнику без драки, а значит, роты прикрытия сохранили боеспособность, несмотря на артобстрел.

Уже хорошо.

5:17.

Вон они, голубчики, показались… В снайперский прицел СВТ уже более или менее различимы довольно быстро двигающиеся к берегу моторные лодки. Много их, не меньше сорока… И тут же в унисон моим мыслям ударило орудие из дота, подняв фонтан воды чуть позади немецких катеров. Ну, ничего, это пристрелочный. Сейчас мы вам, твари, устроим «Омаха-бич» Крымского разлива!

– Напоминаю, стрелки открывают огонь в момент высадки… Расчеты Ковалева, Петренко, Сергеева молчат до моего приказа!

Нужно взбодрить бойцов и заодно напомнить им о заранее доведенном плане на бой.

В принципе-то ничего особенного: рядовые бойцы, кто с «мосинками», кто теперь уже с довольно редкими в войсках СВТ, начинают стрелять после того, как вражеские саперы примутся разминировать поле ФОГов. Есть вероятность, что при моей снайперской поддержке мы сумеем если не выбить, то проредить их настолько, что немцы просто не смогут продвинуться далее заминированного пляжа. Однако есть вероятность, что противнику все же удастся пройти вперед – что же, в таком случае мы подпустим фрицев на дистанцию кинжального огня и накроем фланкирующим и фронтальным огнем трех ручных «дегтяревых». Своих бойцов я расположил по схеме «взвод в обороне», чуть выведя вперед два отделения на флангах и заняв позицию в центре с третьим отделением, немного ближе к доту. Таким образом, немецкий десант, вынужденный атаковать долговременную огневую точку, попадет в огневой мешок – ну это, конечно же, по плану. А любые планы, как известно, имеют свойство разрушаться при первом же выстреле с вражеской стороны…

Пятьсот метров. Сделав несколько пушечных выстрелов, дот оживает плотным пулеметным огнем беспрерывно работающих «максимов». И он имеет результат: переворачивается одна лодка, идет на дно вторая, третья… Но уцелевшие немцы неудержимо прут к берегу, выжимая из моторов все лошадиные силы. Им сейчас лишь бы прорваться сквозь заградительный огонь дота…

Может, и нам стоит ударить прямо сейчас? Противник уже в зоне поражения ручных пулеметов… Но нет, рано. Даже если уничтожим половину десанта – и это в лучшем случае! – то оставшиеся фрицы, озлобленные потерями и осознающие, что теперь только вперед, будут уже целенаправленно выбивать проявившие себя расчеты. Нет, лучше немного обождать…

– Ждем!

Мой голос звучит громко, уверенно, бодро, как и подобает командиру, пусть он даже и сомневается в правильности выбранного решения. Но пока сомневается только командир, это еще не страшно. Гораздо хуже, если его тревога передастся подчиненным, и те начнут думать не о драке, а как бы уцелеть – причем каждый сам за себя… Вот только горькая правда войны заключается в том, что подразделение живо и сражается, пока его бойцы дерутся как единое целое, стремясь выполнить поставленную задачу. Такие части умудряются пройти самые напряженные схватки, выжить в самых безнадежных ситуациях – понятно, что не всем составом, но все же… А вот когда среди бойцов каждый озадачен собственным спасением, то подразделение погибает гарантированно, и процент смертности в его рядах однозначно выше. Так что побольше бодрости и командирского напора в голосе – и взвод будет до последнего верить, что и при пятикратном численном превосходстве врага нам ничего не стоит его остановить. С другой стороны, в бою на третьей заставе было и посложнее – однако же отбили все атаки! И сейчас отобьемся. Наверняка.

…До берега не дошло девятнадцать лодок, еще с двадцати восьми начался десант. Нет, я не считал перевернувшиеся и пошедшие на дно плавсредства, просто у меня есть послезнание об этом десанте. На пляж сейчас выберется всего полторы сотни человек, затем они должны быстро разминировать ФОГи, несмотря на огонь из дота… Но посмотрим, как получится в этот раз.

Солнце уже поднялось над водной гладью, так что никаких сложностей для ведения точной стрельбы нет. Поэтому я без всяких проблем ловлю в оптический прицел ПУ, дающий 3,5-кратное увеличение, грудь сапера, уже нащупывающего ближнюю к берегу мину стальным щупом, и мягко жму на спуск. Немца отбрасывает на спину, а я, окрыленный первым успехом, зычно кричу:

– Стрелки! Огонь по саперам противника! Пулеметчики молчат!

Отдав команду, чуть подаюсь назад и мягко перекатываюсь к соседнему валуну. Можно было продолжить стрельбу и с первой «лежки», но приобретенные навыки и инстинкты просто кричат о необходимости смены позиции. Так что я действительно меняю ее, чтобы через несколько секунд вновь поймать в полукрест оптики очередного сапера – и также быстро его снять. А чуть правее у берега уже ярко полыхнуло пламя, охватившее неосторожно сунувшихся вперед солдат противника. Они вскочили с земли жуткими живыми факелами и бросились к воде, отчаянно размахивая руками; их дикий, полузвериный рев резко ударил по ушам, заставив невольно поежиться… Страшная смерть.

Рискнув сделать второй выстрел с одной и той же позиции, я, во-первых, промахиваюсь – жертву в последний миг сбили наземь толчком со спины, а во-вторых, каменное укрытие приняло на себя пулеметную очередь, легшую всего в десятке сантиметров ниже мой головы. Нырнув за валун, я вынужден отметить очень сильный ответный огонь врага и то, что, потеряв с десяток саперов за первые секунды боя, фрицы изменили тактику. Весь десант залег у берега, по-прежнему обстреливаемого из дота, хотя, по совести сказать, захлебывающиеся очереди «максимов» в большей степени рассеиваются по гальке, доставая врага лишь случайно. Похоже, в доте за пулеметами стоят или слишком неопытные бойцы, не осознающие, что залегшего врага нужно выбивать короткими, прицельными очередями, или у них просто сдали нервы. А вот немцы очень быстро разобрались, что над галькой торчат сопла и крышки корпусов огнеметов, и, больше не приближаясь к ним, начали закидывать вполне различимые при солнечном свете ФОГи гранатами. Ярко полыхнул один, другой, третий… И только пламя химической смеси спало, как первая группа фрицев тут же вклинилась в образовавшуюся в минном поле брешь под прикрытием машингеверов, расширяя участок прорыва.

– Огонь на пулеметчиков, выбивайте их!

Легко сказать, да сложно сделать. Мои стрелки сами оказались под плотным огнем десантников, штатно укомплектованных МГ на каждое отделение. Доплыли, правда, не все расчеты, но садят по нам явно больше десяти пулеметов. Причем звук стрельбы двух или даже трех машингеверов явно отличается от других более высоким темпом стрельбы. Да они буквально захлебываются огнем!

MG-42 – единый пулемет вермахта по прозвищу «коса Гитлера», разработанный в 1941 году и принятый на вооружение в начале 1942-го. Пришел на смену МГ-34 как более технологичный и дешевый в производстве, а также более неприхотливый к загрязнению и надежный в бою. Кроме того, обладает значительно большим темпом стрельбы относительно МГ-34: 1200 выстрелов в минуту к 900.

Некоторые образцы оружия оснащены оптическими прицелами.

Н-да, без помощника, с просто всплывающей в голове информацией в виртуальной реальности как-то погрустнее будет. Но еще один уход в автономное «плавание» по миру «Великой Отечественной» меня как-то не прельщает. Лучше уж так, чем в случае гибели здесь мое сознание пойдет на зацикленную «перезагрузку», как у Оли, причем уже фактически позабыв себя настоящего!

«Господи, помоги мне вернуть Мещерякову домой, помоги разбудить ее…»

Осторожно высовываюсь из-за камня в поисках хотя бы одного из расчётов МГ-42. И сразу замечаю «косилку» справа от себя, то есть практически на оконечности левого фланга фрицев. Она – считай в одиночку – прижала головы бойцов второго отделения… Хмыкнув, крепко прижимаю приклад к плечу и ловлю в прицел голову первого номера расчёта. Задержка дыхания… Выдох…

Спуск.

Голова пулемётчика дёргается от удара, обрывается очередь МГ. Уже не столь тщательно целясь, ловлю в полукрест оптики второго номера. Выстрел. Слишком поспешный и оттого не очень точный, но пуля входит в плечо врага, проникая в плоть по направлению к ключице. Даже если ещё жив, уже не боец…

Но всё-таки какая крутая вещь самозарядка! Вот попробуй погонять затвор вручную под каждый выстрел! А так удаётся сделать сразу два подряд, задавив, считай, главных людей расчета… Вновь инстинктивно нырнув за укрытие и поменяв точку стрельбы, с нарастающим бешенством наблюдаю, как фрицы успешно проходят уже половину пляжа. До нас им осталось чуть больше сотни метров! А длинные очереди «максимов», эффективные во время финальных рывков врага, когда его требуется именно заставить залечь, а уже потом выбивать по одному, по-прежнему не слишком эффективны и не могут остановить продвижение немцев. А пушки и вовсе молчат: по ходу, углы наклона орудий не позволяют вести огонь по высадившемуся на берег десанту…

– Филатов!

– Я!

– Ползком, короткими перебежками между камнями к доту! Передай его командиру и особенно пулемётчикам, что лейтенант войск НКВД Самсонов лично их всех расстреляет к хренам собачьим, если они не начнут бить по фрицам прицельно, короткими очередями!

– Есть!

На мгновение задержав взгляд на спине петляющего между валунами бойца, вновь разворачиваюсь лицом к противнику. Зараза, продвинулись ещё на десяток метров! Такими темпами немцы уже минут через пять подойдут на бросок «колотушек»!

Ладно, без паники. Ведь это же и входило в мой план – подпустить врага поближе и ударить покрепче. Как тогда, во время второй атаки на третью заставу…

– Бойцы, приготовить «лимонки»! Бросаем по моему сигналу! Пулемётчики, открываете огонь сразу после взрывов!

Кстати, немецкий вариант агрессивного разминирования ФОГов хоть и весьма эффективен, но в то же время они ведь тратят на это все гранаты, и отделения прорыва вынуждены меняться под нашим огнём. Всё это приводит к тому, что фрицы приближаются к нашей позиции этакой вытянутой «змеей». Интересно, а сблизившись с нами, враг будет использовать «колотушки» для мин или все же с целью потеснить мой взвод?

Расстояние между бойцами НКВД и противником не очень быстро, но необратимо сокращается. Семьдесят метров… Шестьдесят… Пятьдесят. За это время я успеваю выбить ещё один расчёт двумя беглыми, точными выстрелами. Не могу гарантировать их убийство, но ранил точно, и вряд ли пулеметчики сумеют продолжить бой. Немцы продолжают давить гранатами вкопанные в землю огнеметы, вспышки пламени которых на время затрудняют точную стрельбу по врагу. Но зато очереди станковых «максимов» из дота наконец-то стали прицельными – значит, добежал Филатов. Молодец!

Ещё один рывок врага – и немцы приближаются уже на сорок метров. До последнего я боялся, что противник пустит в ход «колотушки» метров с пятидесяти, но как-то забыл, что броска такой дальности с земли не сделать. Нет, враг начнет метать гранаты с тридцати – тридцати пяти метров, как раз с эффективной дистанции броска «лимонок». Мои же бойцы рассредоточены за естественными укрытиями – выбить даже подобие стрелковых ячеек в скальном грунте было нереально, но выручили разбросанные у скатов Ас-Чалуле каменные валуны – поэтому могут себе позволить привстать для броска. И, уловив удобный момент во время очередного рывка противника, я отдаю приказ:

– Третье отделение! Гранаты!!!

Одну из двух своих «лимонок» кидаю одновременно с бойцами. Сразу несколько гранат взмывают в воздух и секунды полторы спустя падают рядом с немцами головной группы. Ещё через две секунды они практически разом взрываются, создавая ложное впечатление удара артиллерийского снаряда. И тут же я кричу:

– Пулемётчики! Огонь!!!

Оживают «дегтяревы» на флангах, открывает фронтальный огонь расчет Алексея Сергеева, занявший позицию в пяти метрах от меня. И тут же, пока пулемётчики противника переносят огонь на моих бойцов, я приподнимаюсь над валуном и ловлю в полукрест прицела ближний расчёт. Оптика приближает язычки пламени, пляшущие на раструбе вражеского МГ-34, а мгновением спустя – лицо первого номера, искаженное в злобной гримасе. Кажется, что наши взгляды встречаются… А потом я мягко тяну за спуск. Ударившая в лицо противника пуля обрывает стрельбу вражеского расчёта.

И тут же моя собственная голова взрывается болью… Обнаруживаю себя лежащим за валуном:

– Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант! Вы ранены?!

Очумело смотрю на склонившегося надо мной бойца, Славку Красикова. Рефлекторно киваю в ответ на его вопрос, сам же тянусь к месту, где боль прямо пульсирует. Зараза, зацепило чуть выше виска, и каска особо не помогла… Но рана неглубокая, так, царапина.

Тут же аккуратно высовываюсь из-за валуна, чтобы разобраться в ситуации. Так, похоже, отсутствовал я совсем недолго, может, всего пару секунд – немцы пока не продвинулись ни на метр, а по противнику все ещё работают все три моих расчёта. Причём мне действительно удался огненный мешок – очереди «дегтяревых» прорезают залегших на гальке немцев, с каждой секундой сокращая число зажатых между ФОГа ми десантников. Правда, и враг бешено огрызается огнём, но моих людей выручают естественные укрытия и более выгодная позиция.

Однако тут же я замечаю движение среди фрицев, начавших массово смещаться к началу колонны. Впрочем, иного пути у них и нет, только вперёд… До того мы практически целиком выбили гранатами передовое отделение. Пусть дальность разлета осколков в сто метров у «лимонки» явно завышена (только отдельные её фрагменты могут столько пролететь), но даже семь метров сплошного поражения осколками и пять метров фугасного действия – это уже немало. Так что семь-восемь гранат гарантированно уничтожили человек шесть вражеских солдат, однако теперь немцы все плотнее подбираются к их трупам. Очевидно, что враг готовится к финальном рывку. А вот этого нам как раз и не надо, в ближнем бою нас просто сомнут числом…

– Третье отделение, приготовить гранаты! Бросаем по моей команде! Остальные – как фрицы вперёд дёрнутся, огонь по голове!

Несмотря на то что я ждал броска немцев, остановить их рывок вперёд не удалось. Только что они лежали на гальке, все гуще скапливаясь впереди, давя бешеным огнём пяти машингеверов мои расчёты. А вот уже к нам густо летят штук шесть-семь «колотушек». Мне везёт, ближняя ко мне граната, столкнувшись с валуном, падает спереди. Бойцы же, кто посмелее, успевают оттолкнуть от себя германские противопехотки, другие просто закрывает головы руками, распластавшись на земле…

Взрыв «колотушки» мы с Красиковым переживаем за каменным укрытием, надежно защитившим нас от осколков и фугасного действия гранаты. Хотя по ушам ударило знатно! Их словно ватой заложило, и писк такой противный внутри… Ошалело покрутив головой, я высунулся за валун и тут же отчаянно закричал:

– Гранаты!

Фрицы бросились вперёд в момент взрыва своих противопехоток, а расчеты Ковалева и Петренко пропустили момент, когда атаку нужно было гасить длинными, пусть и рассеивающимися очередями. Их самих прижали так, что головы не поднять. Да и с броском «лимонок» мы опоздали, конкретно так опоздали… Приходится рисковать.

Усики чеки гранаты разжимаются одним выверенным движением в полсекунды, тут же выдергиваю её за кольцо, отпустив рычаг. Ненадежный и нестабильный запал Ковешникова начинает гореть, а время его горения во многом зависит от температуры окружающей среды, он может рвануть раньше положенных четырёх секунд… Но все же я держу «феньку» в руке, отчаянно проговорив про себя: «двадцать два, двадцать два», и только после этого «лимонка» летит к бегущим фрицам, приблизившимся уже метров на двенадцать…

Граната взрывается в воздухе над головами солдат врага, дав эффект шрапнели. Человек пять в передовой группе падают точно, остальные невольно прижимаются к земле. Эх, мне бы сейчас ещё одну «лимонку» или тот же ППШ, я бы их так огнём к земле прижал! Но ни того, ни другого у меня нет… Зато впереди противника взрывается одна, затем другая граната, брошенные уцелевшими бойцами отделения. Они срезают осколками попытавшихся было рвануть вперед немцев, а с флангов по головной группе наконец-то открывают огонь расчеты Ковалева и Петренко. Молчит только «дегтярев» Лехи Сергеева, нехорошо молчит, неспроста… А ведь его огня сейчас как раз и не хватает, чтобы окончательно опрокинуть германцев.

Тэтэшник выхватываю из кобуры на бегу, на бегу же снимаю курок с предохранительного взвода и так же на бегу, не целясь, успеваю трижды выстрелить. Ещё одна отчаянная попытка прижать врага к земле – хоть на секунду, хоть на полсекунды… И тут же я прыгаю к лежке расчёта, преодолев разделяющие нас метры буквально за считанные секунды.

Младший сержант Сергеев мёртв, об этом наглядно свидетельствует лужа крови у пробитого виска молодого русоволосого парня. Его второй номер, ефрейтор Владимир Карпов, отчаянно пытается закрыть индивидуальным пакетом рваную рану на правой руке, оставленную крупным осколком «колотушки». Алая кровь бьёт из неё мощными толчками, и закрыть её не получается, тут нужен тугой жгут. Однако сейчас я просто не могу помочь бойцу – прорвутся фрицы, ляжем в землю все. Гарантированно.

Плюхаюсь в лужу крови погибшего пулемётчика – сейчас не время для брезгливости. Главное – пулемёт. Цел ли? Внешних повреждений на ручном «дегтяреве» не замечаю и, крепко уперев приклад в плечо, ловлю в прорезь секторного прицела вновь вскочивших и побежавших вперёд фрицев.

Жму на спуск.

«Дегтярев» оживает длинной, захлебывающейся очередью в полдиска, забившись в руках, словно живой. Отдача больно отдаёт в плечо, но я терплю, сцепив зубы, пока не кончаются патроны.

– Диск!

Карпов слышит меня; бледный от потери крови ефрейтор трясущимися руками подаёт мне снаряженный ещё до ранения диск. Я мельком отмечаю критичное состояние бойца, но помочь ему по-прежнему не могу.

– Терпи, Володя, терпи! Сейчас отобьем фрицев, жгут наложим!

Боец серьёзно кивает, а я вновь открываю огонь, в три уже более экономные очереди свалив двух врагов. А в следующую секунду фрицы, залегшие всего в семи метрах от нас, подрываются вперёд уже всей массой. В меня стреляют сразу несколько человек, одна пуля прошивает плоть под левой ключицей, от боли темнеет в глазах… Но, удержавшись на краю забытья, я все же зажимаю спусковой крючок.

«Дегтярев» в считанные секунды высаживает практически весь диск, пока его не заклинило. И в этот миг я окончательно отрубаюсь, напоследок отметив, что кинжальный огонь пулемёта все же заставил противника залечь, свалив то ли трех, то ли четырёх немцев…