Читать книгу Проклятые дни. Зарисовки с натуры - Даниил Владимирович Санкин - Страница 1
Оглавление20 марта, вторник, на исходе ночи.
Москва, высотка, квартира
Лея Львовна была старухой вредной. «Человек старой закалки», – как она сама любила себя называть. Номинально проработав инспектором в одной из многочисленных партийных структурок, всю жизнь просидела на шее у мужа – полковника. Ни у неё, ни у мужа родственников не осталось, детей же заводить она категорически не хотела. «Эти вопли-сопли-пеленки, такая мерзость!» – заявляла она своим подругам. И когда мужа не стало, заскучала. А заскучав, стала искать и лечить свои хвори. Жила она в большой трёшке, в одной из первых башен – монолитов, возведенной для непростых, в хорошем районе недалеко от Центра.
Плохо себя Лея Львовна почувствовала еще с вечера. Но «скорую» вызывать тогда не стала, а просто крикнула Галку – приживалку, провинциалку из Ливен, излила на неё свой извечный поток жалоб и стенаний, привычно обвинила в невнимании к своей благодетельнице, а тем более – человеку заслуженному и больному. После этого выпила пригоршню таблеток на сон грядущий и завалилась спать.
Под утро разболелась голова, стало зябко и вообще захотелось квалифицированного внимания.
Лея Львовна набрала «03».
Трубку взяли не сразу.
– Опять спите, а тут помирай! – «поприветствовала» она диспетчера.
– Здравствуйте, бабушка! – приветливо ответила девушка-диспетчер, – Что у вас случилось?
– Это Михалевич!
– Доброе утро, Лея Львовна! – на подстанции бабку знали. И уже не раз писали всякие объяснительные разным проверяющим по поводу бабкиных кляуз на их плохую работу. – Что у Вас случилось?
– Плохо мне! Скорую пришлите! И не того врача-недоучку, что в прошлый раз! Даже температуру не померил умирающему человеку!
– Лея Львовна, выпейте, пожалуйста, свои обычные лекарства! Все скорые в разъездах, вызовов очень много, все серьезные, как только кто освободится, немедленно к Вам приедут!
– Что? Как это «как только, так приедут»! Мне немедленно! Пожилой человек помирает, а у вас ни одной скорой нет? Перепились все что ли?
– Лея Львовна, успокойтесь, пожалуйста! Действительно никого нет! Не волнуйтесь! Вам вредно волноваться!
– Да мне! Да ты знаешь, кто я такая?
– Знаю, Лея Львовна, знаю!
– Да я! Да мне! Умирающему человеку! Инвалиду! Да для меня вы резерв должны были иметь! Где ваш резерв? – кричала старуха в трубку, забывая, что инвалидность ей, несмотря на все её потуги, так и не дали, и по этому поводу она тоже кому только не писала.
– Говорю же Вам, нет никого!
– А! Со света сжить хотите заслуженного человека! Да я вам! Да я вас! Да я на вас знаете кому напишу! Да я к Президенту на прием пойду! Мне он не откажет! Да я вас всех! Начальник у вас прежний?
– Прежний, Лея Львовна, не волнуйтесь, успокойтесь, пожалуйста!
– Прежний!? Да я на этого прежнего сколько раз писала! А! Да вы все заодно! Рука руку моет! Власть!
Не найдя, что еще высказать собеседнице, Лея Львовна с силой опустила трубку на телефон.
– Ну ничего, ничего, и не с такими воевали!!
20 марта, вторник, позднее утро.
Москва, шикарный офис в бизнес-центре.
Зазвонил телефон. Михаил Вячеславович удивленно повернулся к портативной трубке. Мелодия была патриотическая, выдержанная в солидном стиле. Этот номер был персонально выделен не просто для VIP-клиентов, а для десятка самых-самых абонентов. Надежнейших друзей и наиважнейших партнеров. Самый важный телефон, в общем.
Звонил Стас – закадычный товарищ еще с курсантских лет. Еще с тех приснопамятных времен, когда ФСБ называлась ФСК1 и служба там не была настолько привилегированной, как оно стало при известном президенте… Это было странно: номер был предназначен для экстренного, и Стас мог бы просто позвонить на обычный телефон.
– Здорово!
– Здорово! Чего звонишь по этому, будто новый дефолт грянул.
– Хуже! Слушай и не перебивай! Сейчас шустро идешь к своему заму по кадрам и просишь у его секретарши телефон. Розовенький. Я перезвоню через две минуты. Ты же в это время дуй в какое-то гарантированно непрослушиваемое место!
– Обижаешь! У нас…
В ответ запиликали гудки.
Злясь на совсем свихнувшегося на своей секретности Стаса, Михаил пошел в приемную главного кадровика. Тот был где-то на «утряске вопросов», и Надюша весело щебетала о чем-то по телефону, успевая ещё и чатиться с кем-то в интернете, – ловко бегая по клавиатуре наманикюренными ноготками.
– Одну минутку! – сказала она кому-то в трубку. – Доброе утро, Михаил Вячеславович! Кофе не хотите? – задала она дежурный вопрос.
– Телефон! Немедленно!
Надя послушно захлопнула крышку действительно розового телефона и протянула его шефу.
– Михаил Вячеславович! Простите! Я только!
Не отвечая, шеф с её телефоном пошел из приемной.
– Михаил Вячеславович! Михаил Вячеславович! – бросилась следом секретарша.
Михаил зашел в кабинет к плановикам. Секретов здесь отродясь не было, к тому же – простые исполнители, бабы сплошь. Прослушку сюда ставить – только новости моды и сериалов узнавать.
– Здравствуйте, барышни! – визит шефа оборвал все разговоры. Доселе он здесь не появлялся.
– Я вас попрошу на несколько минут выйти из кабинета, – заинтригованные сотрудницы стали собираться, поправлять какие-то бумаги на столах. – Попрошу побыстрее, пожалуйста! – телефон в руке зачирикал каким-то модным рингтоном. – Бегом! – таким обычно мило-благожелательного шефа никто не помнил. Все ринулись на выход. В дверях возникла давка. Бизнес-леди чуть не затоптали растерянную, готовую расплакаться Надюшку.
– Алло!
– Опознаемся. Что случилось на нашей последней пьянке?
– Фома засветил карточку в гей-клуб! – усмехнулся Михаил. На самом деле, их товарищ неудачно достал дисконтную карточку фирмы по пошиву дорогих костюмов. И изображен на ней был атлет в распахнутом пиджаке. Михаил, любитель розыгрышей, демонстративно удивился членству Фомы в гей-клубе, и тому, пунцовому, пришлось оправдываться перед пунцовыми же дамами… Приятно вспомнить!
– Принято! Спрашивай!
– Скажи «с подвыподвертом»?!
– С подвыперд… подвыртом! Черт!
– Опознано! Это слово Стас никогда не выговаривал, и реакция была его… – Что случилось? Война началась? – всё с подколами спросил Михаил.
– Началась…
От затылка к копчику пробежала волна холода. Время остановилось.
– Подлетное время2?
– Не будет никаких ракет, Миша! Пока, по крайней мере. Всё страшнее. Вирус…
– Бактериологическая? Кто напал? Америкосы? Наши действия?
– Непонятно, кто напал, Миш! Даю вводную, не перебивай! Времени мало.
– Ночью началось. Широко известный в узких кругах, – Стас невесело усмехнулся, – в мире микробиологии вирусолог, профессор Дегтярев, сегодня ночью стал обзванивать всех ему доступных власть имущих, требовал принять все возможные меры противодействия против супервируса – «шестерки», как он его называл. Действие, если вкратце – человек умирает. Буквально – прекращаются все процессы жизнедеятельности. Но потом этот вирус как бы оживляет тело. Нет, оно всё еще остается мертвым, но – функционирующим на уровне инстинктов. Первейший из них – жрать! Предпочтения – живые организмы своего же вида. Так что – зомби в чистом виде – привет вам с Гаити!
– Каламбурщик, блин!
– Не перебивай! Далее: укушенный в зависимости от степени повреждений либо от количества вирусов, попавших в его организм, не суть – становится таким же. То есть умирает – воскресает – начинает жрать. Цикл замкнулся. Противоядия нет. Сывороток нет. Направления в микробиологии – как бороться с этим чудом – тоже пока нет. Единственный способ противодействия – разрушение головного мозга. Либо механически, – это самое простое, либо электрически – разряд к башке подвести, либо химически – кислотой её же растворить. Но это уже не из области практики. Далее – заражаются не только люди, но и другие теплокровные организмы. И вирус может передаваться и между видами – укушенный зараженной собакой или крысой человек также гарантировано заболеет. Вкратце всё.
– Ах-х… новости! И что, это всё тот профессор каждому дозвонившемуся с листочка зачитывал?
– Каждому не получалось. Многие сходу посылали по известному адресу. Мало ли психов звонит по ночам. Кое-где выслушали, записали и наверх доложили. Нам рассказал, может, больше остальных – у нас же такие звонки сразу не только оперативный дежурный, но и психолог слушает. Тот подтвердил, что человек говорит искренне, не истерит, на вопросы отвечает по теме. Потом уже – по высшему приоритету – сравнили запись голоса звонившего с голосом реального Дегтярева, речь на каком-то симпозиуме – совпадение. Потом фактура несколько подтвердилась оперразработками по той лавочке, где он сейчас работает, или вернее работал – самого его в живых уже нет – он тогда сказал, что уже укушен. Ну и самое главное – уже есть зараженные. Скоро и сам их увидишь…
Мы группы выслали с целью поиска инфицированных. И нашли. Двоих подготовленных сотрудников потеряли! Всё сказанное подтвердилось. Так что всё. Апокалипсис.
Отличить инфицированных – любые раны, вплоть до забинтованного пальчика. Качающаяся неуверенная походка, вид – как у обкумаренного. Говорить и вообще издавать звуки не умеют – легкие ж воздух не качают. Учуяв живых – нападают, обычно бегом и вытянув руки. Уже поевшие мяса – усиливаются, могут прыгать… Это пока всё.
– Прогнозы? И сведения – кто выпустил вирус?
– Кто-кто… Тоже по шаблону мыслишь… И наши готовы были действовать по сценариям Третьей мировой. А её нет! Есть глобальная катастрофа! Кроме нас – Россию имею ввиду, а не только Москву – есть очаги и в других странах! В Штатах в трех городах точно! В Европе. Да даже и если б он только у нас был, скорость распространения такова, что гарантировано очень быстро накроет весь шарик. Далее – это важно. Прогнозы. Хреновые прогнозы. И за их разглашение мне вообще-то… Слушай! Власть посыплется. Уже сейчас экстренные совещания в Совбезе. И уже нет единого мнения. Походу и внутри министерств тоже. Военные своего гражданского уже практически открыто игнорируют. По линии МВД уже завал – не успевают на трупы с рваными ранениями выезжать. Принято решение в Москву части ВВ3 направлять. С тяжелой техникой. Причем в максимальном количестве, вплоть до расконсервации. Силовики типа втайне каждый по ведомству приказы отдали только о единоличном подчинении. Эти политшаркуны из Думы всё трындят о «необходимости взвешенного подхода» и «неприемлемости скоропалительных решений». По «триаде»4 объявили повышенную, кое-кто настаивает на превентивных ударах, а куда – ждут указаний. Главный спасатель отдал приказы о готовности к разворачиванию передвижных госпиталей – и это при том, что известно, что зараза не лечится… Этот, ну ты понял – главный по демократии – говорит, надо срочно обращаться за помощью к Западу – типа, Запад умный, Запад добрый, он нас спасёт… Но больше всех правозащитник наш отличился – помнишь, как в деле Катыни он стране подна..гадил? Так вот, этот со страху визжит, говорит, надо немедленно в ООН покаяться, что мы у себя эту заразу допустили… Единственная польза от этого, что Президент сразу приказал всю информацию по теме засекретить. Полумера, конечно – эти прозападники по личным каналам инфу своим хозяевам уже слили… Некоторые, самые сметливые, уже сейчас в воздухе – взяли курс в Европу – в самое безопасное место, дураки.
– Развитие событий проигрывали?
– Модель высшим представили. Те её отфутболили как нереальную. А зря. Тебе звоню в общем-то, чтобы ты как раз сообразно этой модели действовал. События будут нарастать ураганно. Читай интернет, там будут более-менее правдивые данные. Попытки его отрубить будут нами пресекаться. Остальные СМИ подконтрольны, да и просто не успеют ничего. Разве что радио… Большие города погибнут. Чем больше скученность населения, тем быстрее распространение эпидемии. Никакие кордоны не спасут – множество зараженных уже выехало из мегаполиса. Расползлись. Или как те зверушки… а, не важно! – разбежались. Да и сил всех поокружать элементарно не хватит. Уже через неделю в Москве останутся только очаги живых. Кто где с едой замуровался или при достаточном количестве оружия оборону занял. Деревня, скорее всего, выживет. Достанут мужички дедовы обрезы, скотину перестреляют, да от пришлых отобьются. Страна развалится. Рубли-доллары рухнут еще раньше. Скорее всего, будет голод. Не везде и не всюду, но будет. Эпидемии. Поначалу – как власти не станет – махновщина-уголовщина. Потом – удельные княжества с не всегда адекватными, но – сумевшими удержать власть князьками. Вот тогда возможны будут и удары, не исключаю – ядерные, со стороны наших умирающих друзей. Просто от отчаянья. Мы ПРО5 и прочую ПВО6 держим, но как там дальше будет развиваться – ХЗ7, автоматики, конечно, много, но и человеческий фактор никто не отменял…
– Всё. Время! Будь живой! Свою мобилу при себе пока держи, связь пока будет – позвоню при возможности. Рухнет мобильная связь – слушай радиочастоту… Запиши!
Михаил схватил чью-то ручку, выдернул из принтера лист бумаги и записал несколько продиктованных цифр.
– Записал? Лучше наизусть выучи! Постарайся спастись. У тебя есть ресурсы и возможности – расходуй все активы. Спасай близких и просто нормальных людей. Основывай своё княжество! Будь!
– И тебе не хворать… – протянул Михаил в уже замолкшую трубку.
Сказать, что он был ошарашен, – было ничего не сказать. Все его близкие и знакомые были пока ещё живы. Но это только пока. Конец света уже наступил. Просто его ещё не заметили. Нужно действовать. Немедленно и по многим направлениям. А потому…
Михаил Вячеславович медленно вышел из кабинета и столкнулся с удивленно-заинтригованными взглядами сотрудниц.
– Извините, пожалуйста! Прошу по рабочим местам.
Михаил, углубившись в свои мысли, прошел в свой кабинет. Нужно было отбросить всё, обзвонить своих, предупредить – это главное, конечно! Затем – всё-таки перепроверить сказанное Стасом. – Может, у них галлюциноген какой появился? Далее – план действий, что предпринимать в самую первую очередь?
– Михаил Вячеславович! Михаил Вячеславович! – вдруг отвлек чей-то просящий голос.
Сзади стояла шмыгающая носом Надюша, с потекшей тушью вокруг обоих глаз.
– Михаил Вячеславович! Простите меня, пожалуйста!
Тот в ответ только уставился на неё с выражением полного недоумения.
– Ну, за то что разговаривала по телефону на работе! И вообще…
– Что вообще? – всё еще не прорубая ситуацию, спросил Михаил.
– Не увольняйте меня пожалуйста-а-а-а!! – по щекам девушки снова побежали серые ручейки.
– Да никто тебя не увольняет! Иди на свое место!
– Спасибо! Спасибо большое, Михаил Вячеславович! – девушка повернулась и почти бегом рванула в сторону приемной своего шефа.
– Да, вот ещё…
– Что-нибудь сделать нужно? – повернулась на всё готовая Надюшка.
– Телефон вот свой возьми, – протянул ей розовый обмылок Михаил.
После чего, погруженный в свои думы, пошел к себе.
Надюшка провожала его разочарованным взглядом…
20 марта, вторник, позднее утро.
Москва, высотка, квартира
Галина оторвала голову от подушки, с тревогой прислушиваясь к звукам из-за стены. Однако продолжения не последовало. Ни тебе приказаний свежей (как вариант – тепленькой) воды принести, ни подушку поправить, ни одеяло (потеплее или наоборот, похолоднее) поменять. Ни просто: «Посиди пока рядом, вдруг мне совсем плохо станет, не смогу сама «Скорую» вызвать!»
Сегодня, кажется, старуха мирно уснула, поупражнявшись в словесности.
Галина жила у вредной старухи уже третий год. Работала на местном рынке, поднявшись по базарной карьерной лестнице от продавщицы мороженой рыбы до манерной дамы – продавца-консультанта дамского нижнего белья. Бизнес-леди! Хозяином был, по меткому определению продавщиц, «наш мандаринчик». Рафаэль Гусейнович, поднявшийся на цитрусовых азербайджанец, обладающий невысоким ростом и непомерным самомнением.
Время от времени Рафик приглашал её к себе домой: квартиру убрать или столы накрыть, приготовить-разложить, «э, да, слушай, ребята придут, да!», да убрать после этого. Практически всегда к оговоренной работе добавлялись услуги несколько иного рода. О которых Галка бы ни в жизнь не призналась своему гражданскому мужу Славе. Слава был земляк: такой же согнанный безденежьем с отчего дома в Орле и приехавший в Москву «на заработки» работяга. Жил он в Москве уже давно и вот в последнее время присоседился к Галке, а, точнее, к её возможности предоставить ночлег, еду и женскую ласку. Работал Слава дежурным электриком в «Мосэнерго». Свободное время волей-неволей приходилось тратить на подработки – рассиживаться в бабкиной квартире не позволял несносный бабкин характер. Сама старуха в то же время смотрела на «хахаля» как на зло неизбежное: лучше уж один и постоянный, чем незнакомые и разные. К тому же как-то сами собой поменялись на новые все розетки и выключатели, да и лампочки перегоревшие менялись сразу… Налицо экономическая выгода.
Сегодня Славик был на ночной смене и прийти он должен был только к обеду.
Галина в уходе за старухой имела свой интерес. Конечно, ублажая маразматическую бабку, она надеялась, что не прошли впустую разговоры о завещании. Именно мысль о бабкином завещании грела её в самые тяжелые моменты. Будучи в добром расположении духа, бабка уже не единожды заявляла:
– Всё тебе отпишу, дочка! Пусть после меня тебе в радость за труды и заботы твои достанется, чем этому проклятущему государству, не заботящемся о своих заслуженных ветеранах!
– Спасибо, спасибо Вам, Лея Львовна! Не надо на тот свет собираться, дай Вам бог прожить ещё столько же!
Она называла старуху только по имени-отчеству. Был случай, когда она, забывшись, назвала её «бабушка», и тут же нарвалась на презрительно-подозрительное:
– В родственницы набиваешься? Да ещё в старухи записала?
Вот с тех пор то доброе отношение и как отрезало. Нет, конечно, Галина по-прежнему смиренно терпела все бабкины выходки, мило улыбалась и ни в чем не давала повод себя заподозрить. Но это была лишь маска. Мысли она вынашивала самые черные. Уже была достигнута договоренность с местным нотариусом – молодящейся дамой «под пятьдесят», в которой Галка по-бабски рассмотрела нерастраченную страстность и для которой отбирала белье, казалось, только и состоящее из резиночки, чуть прикрытой кружавчиками. За пол-цены бабкиной квартиры нотариус пообещала «сделать всё как надо» с бабкиным завещанием.
Поначалу Галина была уверена, что бабка с её столь частыми вызовами «Скорой» вот-вот отдаст Богу душу. Но потом поняла, что здоровья у той на семерых. И стала прикидывать варианты. Можно было бы, конечно, травануть бабку – в её возрасте вряд ли станут проверять, от чего та копыта отбросила, но как-то боязно. Вот если б яд какой, чтоб гарантировано не определился при вскрытии… Был еще вариант подпрячь на это дело Славика. Но было непонятно, как он к такому предложению отнесется… А терять непьющего мужика Галка не хотела.
На работу надо было к одиннадцати. Завтрак давно был приготовлен и был в минутной готовности к подаче – ждать старуха не любила. Бабка что-то разоспалась, и Галка заглянула к ней убедиться, всё ли нормально и не пора ли помочь идти в ванну умываться.
– Лея Львовна, доброе утро! Как Вы себя чувствуете? – произнесла Галина дежурную фразу и остановилась как вкопанная.
Почему-то пахло ацетоном. Или это воняют какие-нибудь пролитые бабкой лекарства?
Лея Львовна в одной ночной рубашке стояла подле кровати, рядом со своей тумбочкой. Она, что удивительно, не опиралась на свою палку и даже не держалась рукой за спинку кровати. Бабка чуть покачивалась на нераспрямляющихся до конца артритных ногах. Руки её безвольно свисали. Голова была чуть наклонена вперёд. Седые космы спадали вниз.
– Лея Львовна, Вы в порядке? – в смятении произнесла Галина.
Старуха подняла голову и уперлась в ту взглядом. Сама Смерть смотрела на Галину. Та попятилась, в ужасе запнулась за свою же ногу и нелепо взмахнув руками, упала навзничь, громко стукнув о пол затылком. Сознание её покинуло. Бабка вытянула вперед руки и, неуклюже подгибая колени, села на корточки перед лежащим телом. Немедленно она впилась зубами в горло Галки и стала перегрызать человеческую плоть. Ей, казалось, даже не мешал тот факт, что её вставные челюсти остались лежать в стаканчике на тумбочке. Всё равно какие-то зубы оставались. Медленно старуха превращалась в одну из тех тварей, которые потом назовут «морфами». В злобную, хитрую, практически бессмертную тварь, предназначение которой было убивать живых. И жрать этих живых, с каждым разом всё более совершенствуя своё тело.
Череп Галки был отъеден от тела довольно быстро. Тварь было попробовала разгрызть его, но кость пока не поддавалась. И череп был оставлен «на потом». Тварь слизывала, подбирая с пола языком обильно текшую кровь. Она чувствовала, что кровь наиболее быстро даст ей энергию и материал для перестройки организма. Внутри происходили процессы: под действием невиданного вируса организм перестраивал себя сам. Внутренности, необходимые для новой жизни, ураганно развивались. Остальные отмирали. Особенно это было видно по мышцам и зубам. Мышцы увеличивались и растягивались. Зубы же росли прямо из кости челюстей. Тонкие и острые, слегка загнутые клыки. Ими было куда удобнее рвать мясо и перекусывать кости. Иногда тварь всё же замирала и сидела совершенно неподвижно. При таком обилии пищи организм просто не успевал переварить съеденное. Мешал предел скорости деления клеток. Почувствовав, что съеденное усвоено, тварь снова принималась за еду. Ночная рубашка лопнула на мышцах спины вдоль и опала. Дряблые вислые груди втянулись в организм, кожа растянулась на сильно расширившейся грудной клетке. Сильно увеличились стопы, образуя превосходный толкающий механизм. Выросли длинные и мощные когти. Изменился цвет кожи на грязно-серый, местами даже фиолетовый. Несколько странно смотрелся на твари памперс, однако она не обращала на него никакого внимания.
Преображенная тварь теперь шутя разгрызла галкин череп и вместе с обломками костей сожрала мозг. Её собственный череп тоже изменился, затылочная часть вместе с мозгом сползла назад на укоротившейся шее, устроившись в ямке между лопаток.
При жизни Галина была женщиной статной, массой как две Леи Львовны, поэтому и время на её поедание было затрачено значительное.
Тварь съела всё тело. На полу осталась только рваная галкина одежда, обильно пропитанная кровью. Тварь встала, как бы пробуя трансформированные суставы, метнулась из стороны в сторону. Новой еды не было. От окна шли звуки, которые несколько будоражили некромозг твари. Но еды там не ощущалось. Поэтому тварь абсолютно неподвижно замерла у подоконника, уставившись в окно мёртвым взглядом.
20 марта, вторник, позднее утро.
Москва, шикарный офис в бизнес-центре.
Михаил Вячеславович сидел за своим столом, погруженный в тяжкие думы. Перед ним лежала распечатка – выжимка из сообщений об эпидемии с различных ресурсов интернета. Только что закончилось внутреннее совещание. Он собрал руководство компании. Вкратце доложил как ситуацию на ткущий момент, так и перспективы развития. Разумеется, не в полном объеме и не афишируя источник информации. Уточнений никто не спрашивал. Все знали о прежнем его месте работы и понимали, что шеф сказал максимально возможное. Предупрежденный за четверть часа до совещания начальник информационного отдела успел собрать данные по эпидемии и сообщил присутствующим, что действительно в городе творится непонятное, многие говорят о сбежавших психах, кое-где стреляют. Начальник отдела кадров доложил о не явившихся на работу сотрудниках. Здесь тоже не всё было гладко. Кто-то вообще не ответил на телефонные звонки, некоторые позвонили сами и предупредили, что их не отпускает милиция: нужно давать какие-то показания о соседях, не то сошедших с ума, не то перепившихся и нападавших на людей…
Все обладали аналитическим складом ума, поэтому простая мысль, что информация и время дороги как никогда, была всем очевидна. Решение было принято быстро, и тут же началось исполнение.
Немедленно об эпидемии сообщили всем сотрудникам и предложили тут же отзвониться, предупредить семьи. Кто желал спасаться самостоятельно, получал немедленно оплату за три месяца вперед и был свободен. Тем же, кто не знал куда податься, не имел «надежных путей отступления» или вообще пребывал в растерянности, было предложено объединиться и организованно, подготовившись, выбираться из Москвы на поселение куда-нибудь в дальнее Подмосковье либо вовсе в соседнюю область. Куда именно, пока решили не конкретизировать.
Повезло в том, что все «ключевые» кадры остались на месте. Фирма занималась разноплановой деятельностью, одним из направлений было посредничество в обеспечении специальной техникой фирм в структуре Газпрома. Была и своя охранная фирма, её начальник уже умчался с задачей закупиться по-максимуму оружием и боеприпасами. Это была одна из приоритетных задач, и на неё деньги были выделены немедленно и с избытком.
На совещании не присутствовал и «зам. по общим» – он уже отбыл вместе со своей семьей и выделенными двумя сотрудниками охраны в «подшефное охотхозяйство», расположенное в Рязанской области прямо на берегу Оки, вдали от крупных населенных пунктов, всего лишь с одной маленькой деревенькой под боком. Там же были руины не то профилактория, не то бывшего пионерского лагеря, которые пришлось купить заодно, дабы не появились ненужные соседи. Теперь срочно нужно было выяснить обстановку на месте, правильно разъяснить ситуацию тамошнему персоналу и начать готовить место к приему людей и размещению всего необходимого. Охотбаза числилась в активах фирмы, однако само её существование особо не афишировалось. Там проводились замечательные корпоративы, туда же удобно было завезти для ведения переговоров особо важных клиентов. Чистейший природный воздух тому способствовал. В теперешней ситуации это должно было стать оазисом, вернее – спокойным островком в бушующем море. Дабы ни у кого не возникло мысли подмять охотбазу под себя, заму были даны самые широкие полномочия по «защите и обороне»…
Думать приходилось о тысяче вещей одновременно. Вячеславович смотрел в рабочий ежедневник. Исчерканный вдоль и поперек. С фразами, обведенными широким овалом. Со словами, подчеркнутыми красной ручкой. С фамилиями, выделенными маркером. Со стрелочками, соединяющими фамилии и слова. И с цифрами над этими стрелочками. Двадцати четырех часов в сутках катастрофически не хватало. И главное, не забыть чего-то важного. Еще раз по списку:
Оружие. Оружие, это, конечно, хорошо. Это чтобы от нападающих отбиваться. Что живых, что мертвых. Стрелочка связки – боеприпасы. Три восклицательных знака. Это понятно. Дальше.
Транспорт. Это тоже понятно, свои поставки заморозили. Партию техники, которую несколько дней отгрузили на железную дорогу, уже не вернуть. Но выставили изменения в перевозочные документы, отправили телеграммы о переадресации груза. На ближайшую станцию под Рязань. Мол, и разгрузим сами, и в случае чего, штрафы оплатим. Но надежды, конечно, мало. Где могли, закупили грузовики. Кто-то из продавцов согласился поставить технику даже под гарантийные письма! Вообще смех! Вот что Крест Животворящий делает! То бишь репутация неподмоченная. Далее – обеспечить размещение этой техники в местах, возможно близких под погрузку, выделить охрану, чтобы никто не увел, да еще и документы какие-нибудь непробиваемые от госорганов, чтобы, значит, на какие иные цели грузовики не отмобилизовали. Вячеславович подчеркнул фразу «документы отмаза». По технике – ладно мужики, в грузовиках, нормально. А семьи? Женщины и дети? Тоже в грузовики? А до Рязани 184 километра. Да еще в сторону полста почти. Это в мирное время, да на хорошей машине, да без обычных на том направлении пробок – два с половиной часа. А теперь как будет? Сутки? А что с мостами? Вдруг в объезд ехать? Ошизеют они там, в грузовиках. Значит, автобусы? А защищать их как? Или сначала из Москвы, где максимальная угроза нападения – на грузовиках, а как выедем в безлюдное место, перегружаться в автобусы? А стоит ли оно того? Далее, транспорт так сам по себе не поедет, нужно топливо.
Топливо. Вячеславович посмотрел на следующий абзац ежедневника. Запас топлива уже имелся. Понятно, что мало, понятно, что нужно еще. И обязательно – наливники. В бочках-канистрах, конечно, тоже можно, но объемы не те… Михаил Вячеславович подумал и сделал новую запись: «Купить топливо на маршруте следования. Заранее», и обвел эту фразу жирным овалом.
Мозг ухватил какую-то почти ускользнувшую мысль и взгляд снова метнулся в начало списка. Оружие. Здесь что моглось, уже сделано. В самую первую очередь. Разве что… «Спросить возможность у Стаса» – сделал он новую запись.
Смотрим далее. Еда. С этим проще, этим закупились сразу, с доставкой. Теперь весь холл бизнес-центра был завален мешками и картонными коробками. Кое-что еще и на этажи подняли. А на автостоянке, в углу за машинами, стояло несколько рядов в три этажа укрытых полиэтиленом паллет опять же с продовольствием.
Так, ладно. Положим, вырвались, на технике добрались, горючего хватило, оружием отбились, добрались неголодные, запас еды и с собой есть, и на месте уже тоже. На первое время. Будем считать, жить остались. Что далее? Далее – размещение на месте. Персоналу базы указание дано, готовят под жилье все пригодные строения. Слава Богу, зима позади, а за лето что-то уже отстроим. Материалы? Проще не месте найти. Инструменты? Вот новая запись: « Гл. инженеру, с механиком и энергетиком подг. список потребных инструментов, редких материалов». Ладно. Разместились. Спать где есть. Так, спать на чем? Значит, – «Матрасы, возм. просто поролон в листах, постельное белье». Чуть помедлил, добавил – «посуда общая и личная».
Михаил Вячеславович перечитал последние фразы, и что-то зацепило глаз. Перечитал снова. «Энергетик». Прошлый разговор о мини-электростанции он помнил. И согласился безоговорочно. Ага, «мини» – три большегрузные платформы с двадцатифутовыми контейнерами. Но пока смонтируют, отладят и дадут ток… Стоп! Это мы привыкли, что везде и всюду, щелкнул выключателем, загорелась лампочка. Сунул вилку в розетку – и сразу тебе что-либо засветилось-зажужжало-заработало. Теперь-то этого не будет! А значит – рука вывела и жирно подчеркнула: «генераторы!»
А детям тоже нужно будет, хотя бы по минимуму – одежда сезонная, игрушки, конфеты-витамины, краски-альбомы, книжки какие, к школе опять же… «Бли-и-и-и-н!!!»
20 марта, вторник, после полудня.
Москва, высотка, квартира
Станислав пришел с работы позже обычного.
В городе медленно, но верно начиналась анархия. Станислав помнил, как оно было в 1991 и в 1993. Было похоже. Только тогда в воздухе висело что-то пьяняще-революционное, а сейчас – до порченных штанов страшное. Люди массово превращались в сумасшедших и бросались на других людей. Иногда те тоже становились такими же. Причем живыми этих людей назвать уже было нельзя. Даже по виденным повреждениям – это были мертвецы. Но в то же время они были живые…
Апокалипсис. Зомби пошли по Земле.
Выездная бригада Славы плюнула на работу и мужики разбрелись по домам. Тревожные мысли были у всех. Народ склонялся к выводу, что надо подальше уезжать из Москвы.
Слава сидел за рулём бригадной «технички» – полноприводного газона с лебедкой, на котором был смонтирован жёлтый кунг с печкой-буржуйкой, укомплектованный различным инструментом и запчастями.
Набрал номер Галки. Она не отвечала. Потом еще и еще раз.
– Вот ведь зараза, говори – не говори, похрен. Поставила на ночь только виброзвонок, с утра не сняла, и дела нет. Одно слово – баба! – беззлобно ругнулся Слава, уже внутренне принявший новый ход вещей и намеренный строить свою жизнь так, чтобы выжить. Выжить и жить. Нормально жить, по возможности. И Галка занимала в этой планирующейся новой славиной жизни не последнее место. Теперь же эта зараза не брала телефон. А ведь могла бы уже начать собираться. А собраться – с одной стороны, и добра-то никакого нет почти, а с другой стороны – баба ж всегда найдет, с чем копаться… Опять же, нужно максимально затариться продуктами. Ну да это успеется. И сверхцель – добыть оружие. На родной Орловщине это, в принципе, проблемой бы не было – и охотников хватает, и с войны по деревням разве что подлодок не осталось. Но до той Орловщины нужно было ещё добраться…
Галин мобильник лежал на кухонном столе. Он действительно стоял только на виброзвонке. На первый звонок тварь в комнате повернула морду, настраиваясь на источник звука. Но этот звук еды не обещал, поэтому тварь потеряла к нему интерес.
От нескольких долгих вызовов телефон дополз до края столешницы и сверзся вниз. От удара об пол задняя крышка отлетела, аккумулятор выскочил и поскакал в сторону. Экран мобильника погас.
Наудачу Слава снова набрал галкин номер. Теперь механический голос отвечал, что «телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Стало быть, либо Галка выключила надоедающий телефон, либо у неё просто закончился заряд батареи. Еще раз чертыхнувшись, Слава убрал мобильник, запустил двигатель и тронул грузовик с места.
Слава заехал в гараж, с помощью ничего не заподозривших слесарей загрузил в кузов электрогенератор и газосварочное оборудование – баллоны с газом и резак.
– Наряд потом оформлю, ждут очень, потом завезу, – уверенно крикнул он рабочим, запрыгивая на подножку кабины. В свою контору он возвращаться был не намерен.
Поначалу он думал заехать в какой-либо гипермаркет сам. Прелесть грузовика экстренных служб состояла в том, что парковаться можно было где угодно – было бы место. Но Слава решил, что одному делать это не стоит. Полноприводный грузовик, да еще и с кунгом, по нынешним проблемам превращался в ценность великую.
По пути попалась какая-то разрытая магистраль, огороженная добротными загородками с мелкоячеистой – 50 на 50 – сеткой из толстой проволоки. Имущество было смежников – водоканальцев, судя по всему. Но Слава, остановившись, с уверенным видом забросил четыре щита в заднюю дверь кузова. В перспективе нужно будет делать решетки на стекла. Оборудование для этого в машине уж было.
Заехал на галкину работу в торговый центр. Быстро поднялся на второй этаж. Махнул рукой знакомым продавщицам. Некоторые бутики, и галкин в том числе, оказались закрыты. Это Славу обрадовало. «Небось дома осталась. Может, с бабкой что. Поэтому и трубку не берёт», – подумал он.
Собравшись в кучки, продавщицы что-то обсуждали тревожным шепотом. Покупателей на этом этаже практически не было.
Первый этаж занимал продовольственный магазин с претензией на супермаркет. А вот здесь людей было явно больше обычного.
Не особо выбирая, Слава нагрузил большую тележку продуктами. Взял несколько бутылок водки. О чем-то подумав, хмыкнул и выложил их обратно. Сказал пару фраз менеджеру зала. Уже через пару минут таджик – местный грузчик, притащил ему картонный ящик с водкой, который Слава бережно опустил в тележку. Набрал разных консервов, немного макарон и круп. Подумав, бросил блок туалетной бумаги. Добавил разных кетчупов и приправ – иногда Слава любил поэстетствовать, да и готовила Галка отменно. Решил, что это основное, а изыски пусть она сама набирает. Двинулся к кассе. Сгреб разных шоколадных батончиков и гигиенических мелочей. Тележка была уже нагружена с верхом, поэтому выкладывать – перекладывать всё это на транспортер было не самым быстрым делом. Кассирша вздохнула и начала споро протаскивать мимо датчика лазера славины богатства. Тот в задумчивости – не пропустить бы чего! – поднял взгляд наверх. Глаза уперлись в предупреждение Минздрава. Ну конечно! Сказал кассирше, и та достала откуда-то снизу несколько блоков сигарет и зажигалки. Расплатился Станислав пластиковой карточкой. С этими карточками, на его взгляд, ожидались проблемы. В фойе супермаркета стояли банкоматы. Сняв с карточки всю имеющуюся денежную массу и уже привычно соврав охраннику, пообещав прикатить тележку обратно, Слава поспешил к своему грузовику. Сегодня был его день! Сегодня всё получалось.
Подрулив почти вплотную к подъезду высотки, в которой они с Галкой обитали последнее время, Станислав стал отыскивать место для парковки машины. Годилось не всякое. И к подъезду бы поближе, и нужно поставить так, чтобы доступы в кунг перекрыть.
Удовлетворенно хмыкнув, Слава подал грузовик задом, впритирку к кирпичной стене трансформаторной будки и почти уперся задними фонарями в дощатую стену невесть как оставшейся в этом благообразном районе какой-то деревянной хибары – памятник архитектуры, что ли? Теперь доступ остался только к водительской двери. Ну да, будем надеяться, внаглую вскрывать грузовик под прицелом камер наблюдения, да еще и на виду будки консьержки никто не будет.
В фойе подъезда была суета. Кто-то тащил куда-то набитые сумки, кто-то кого-то ждал, у кого-то что-то не проходило в двери лифта… Люди говорили про массовое сумасшествие на улицах, нападения на людей и каннибализм. Упоминали про каких-то солдат, устроивших пост на их улице. Слава удивленно пожал плечами – самих солдат видно не было. Хмыкнув и подумав, что же за кавардак сейчас творится на подземном паркинге этого дома, Слава заспешил по лестнице наверх. Хорошо хоть, этаж не высокий.
Открыв дверь в бабкину квартиру, Станислав прислушался. Было абсолютно тихо. Об истериках бабки по поводу якобы нарушенного её покоя Слава был наслышан. Стараясь не лязгнуть замком, он аккуратно закрыл за собой дверь. В квартире ощутимо воняло ацетоном и еще какой-то химией. Запах был тяжелый.
– Старуха лекарства что ли побила и наблевала сверху?! – пробормотал про себя Слава.
– Галь! А Галь! – громким шёпотом позвал он. Прошел в комнату. Галины там не было. На кухне на столе стоял на подносе бабкин остывший завтрак, а на полу валялся разбитый галкин телефон.
– Точно случилось что, – встревожено подумал он и подошел к закрытой двери в бабкину комнату. Запах шел явно оттуда. Слава прислушался, замерев у двери.
Резким рывком дверь распахнулась и осталась висеть на полуоторванных петлях. Слава не успел ничего ни понять, ни даже увидеть. Удар тяжелой когтистой лапы оглушил его, и практически в ту же секунду, пробив кости теменного свода, в его мозг устремились острые и крепкие зубы твари. Челюсти её сжимались лучше всякого пресса. С хрустом лопнула черепная коробка, выплеснув часть своего содержимого на пол рядом с окровавленной галининой одеждой. Тварь села над новым трупом и также целеустремленно стала отхватывать от него и пожирать куски плоти. Теперь это был уже другой, отличный от человеческого, сильно перестроенный организм, и дело пожирания продвигалось значительно быстрее. Кровь стекала из пасти твари и блестела на её теле, застывая причудливыми разводами. Иногда она мотала уродливой мордой, случайно захватив в пасть вместе со славиным мясом куски его одежды. Скелет твари был уже значительно усилен, и теперь она, пресытившись, отбрасывала чем-то не понравившиеся ей розовые обглоданные кости.
Наконец и с этой едой было покончено. Съев двух человек, тварь стала не только совершенно сильнее и опаснее, у неё появился какой-то зачаток разума. Или, если угодно, инстинкты её обострились чрезвычайно. Она стала хитра и любознательна. Тварь обошла всю квартиру. Некоторые двери были закрыты, и тварь сообразила их открыть, дергая за ручки в разные стороны. На кухне её привлекло что-то из еды на подносе. Съев понравившееся и разбросав по полу посуду, тварь вернулась в комнату. Предположив это место удачным для ожидания новых жертв, тварь прижалась боком к тёплой батарее и беззвучно замерла.
21 марта, среда, середина дня.
Москва, высотка
– Тяжелый зараза, – кряхтя под тяжестью станка и коробки с патронной лентой, пожаловался боец.
– Штангист, наверное, – поддакнул ему фразой из анекдота сержант Ракута, также тащивший наверх по лестнице многоэтажки, коробку с лентой и чемоданчик с оптическим прицелом.
Бойцы, тащившие следом тело пулемета, поддакнули. Анекдот был старый, и уже не смеялось.
– Может, хорош уже, тащь старшлейнант? – обратился Ракута к возглавлявшему процессию крепышу в разгрузке и с автоматом наперевес. Вопреки ожидаемому, тот давить некоторую борзость в вопросе не стал, а наоборот, махнул рукой в сторону обширной лестничной площадки.
– Привал! Выставить охранение, особое внимание – лестнице. Старший – Ракута. Вы, двое, со мной!
Подхватив двух бойцов, старший лейтенант пошел по коридору этажа, миновал обширный холл и вышел на балкон пожарной лестницы. Лестница шла по углу высотки, и вид с полукруглого балкона открывался в две стороны улицы. Переулок же и вовсе был как на ладони. Однако крыши двух домов напротив всё же несколько мешали обзору, поэтому старший лейтенант принял решение подняться еще на один этаж.
Солдаты встали, переволокли свой груз еще на два пролета вверх. Наконец-то стали располагаться. Расчет споро собрал крупнокалиберный пулемет, взгромоздив тело с длинным стволом на колченогий станок. Здесь же рядом разместили коробки с лентами. Сержант Ракута подошел к пулемету, деловито покрутил его из стороны в сторону, после чего, удовлетворившись, стал монтировать на него оптический прицел.
Бойцы тем временем уже притащили поближе «общественные» диванчики – дом был, по новым меркам, «элитным», и на элементах уюта здесь не экономили.
Старший лейтенант проверил установку пулемета, не удовлетворился величиной отрицательного наклона ствола и велел притащить что-либо подсунуть под задние опоры треноги. Притащили прямоугольную цветочную тумбу. Повыдергивали растительность и завалили конструкцию набок, дабы упоры стояли на твердой боковой стенке, а не проваливались в рыхлую землю.
Грязи на балконе прибавилось. Старший лейтенант философски хмыкнул.
– Ракута с отделением, остаешься здесь с пулеметом, старшим. У пулемета двое. Постоянный контроль улицы. Связь – по радио. Внимание – коридору и лестницам. Смена дежурных у пулемета – через два часа. Завтра ваш караул сменим. В общем, действовать по обстановке!
– Есть! – не очень оптимистично ответил сержант.
– Остальные – за мной! – приказал старший лейтенант и пошел в сторону лифтов.
– Да, и жильцов тут не обижай – сам понимаешь, все люди здесь не простые, – полуобернувшись, сказал он остающимся. – Ну, да… сам разберешься! – и офицер, коротко махнув рукой, заспешил в сторону лестницы.
Оставшись начальником, Ракута хмуро оглядел свое войско. Вместе с ним всего было пять человек. Вот и всё отделение. Вздохнул и посмотрел на прямоугольную коробку милицейской рации. Из нее шипело и изредка пробивались какие-то переговоры.
– А, а х.. с ним! – Ракута поежился, снял каску и стал распоряжаться.
Поставил двоих наблюдателей к пулемету, лично вставил конец ленты в приемник. Оставив наблюдателей наблюдать, как завещано Уставом, увел свободную пару в холл – на балконе достаточно сильно чувствовался ветерок и было холодно.
Сержант одернул на себе обмявшийся под броником камуфляж, передвинул на видное место штык, поправил автомат и, придав себе тем самым донельзя героический вид, пошел звонить в квартиры «своего» этажа: полезно было знать, какие из них сейчас обитаемы, что за люди проживают… Как-никак они – ближний тыл его воинства. Из четырех квартир, двери которых выходили в холл, две оказались заперты, на долгие звонки никто не открыл во всяком случае, в одной оказалась молодая женщина с сыном десяти примерно лет, который восторженно смотрел на Ракуту, будто сошедшего с экрана боевика. Этому знакомству сержант был рад: женщина скоро вынесла бутербродов воинству и предложила не стесняться обращаться за горячим чаем. Туалет опять же… Еще в одной квартире оказался иностранец. Он что-то импульсивно объяснял, показывал какие-то непонятные документы и часто повторял, что он «не комбатант». Толку, в общем, от него никакого не было.
Выходы вверх и вниз на «своей» пожарной лестнице тоже было решено перекрыть – притащили и подперли двери кадками с пальмами. Если уж кого-то припрет непременно по пожарной лестнице эвакуироваться – отодвинет. Но шум будет, и дежурные у пулемета непременно среагируют.
На этаже было тихо. Но остальной дом гудел. Было похоже на спешную эвакуацию. Безостановочно гудели вверх-вниз лифты, кто-то с кем-то ругался, кто-то кому-то что-то доказывал на повышенных тонах, где-то плакали дети. Дом был из сравнительно новых, с подземным гаражом. Причем дворовая территория была огорожена забором. Это спасло многих. Поток машин выезжал из ворот паркинга, протискивался через выезд со шлагбаумом и вливался в уличные потоки машин. Кто-то ехал налегке, всё еще расценивая происходящее как досадную помеху давно лелеемым планам. Ну а кто-то, из числа пессимистов или просто понимающих больше других людей, уезжал в забитых под крышу авто, стремясь запастись едой и хоть каким-то оружием.
В оптику пулемета тоже было на что поглядеть.
Периодически слышалась стрельба. Короткое пистолетное и глухое ружейное баханье всё чаще перемежалось автоматической стрельбой. Пару раз коротко пророкотало и вовсе из чего-то серьезного. То ли из такого же пулемета, как у них, а то ли из еще более крупного – КПВТ8 с бронетранспортера.
Шел плотный поток машин. Иной раз случались заторы, однако военные с блоков быстро на броне по тротуарам и газонам подскакивали к пробке, распихивали столкнувшиеся машины, и движение возобновлялось.
Ор, шум, непрерывные гудки клаксонов, выстрелы… И так постоянно.
21 марта, среда, середина дня,
Москва, подвал одной из новостроек.
Фазахетдиев Исматулло Сулаймонович, гастарбайтер.
– Совсем оставил Всемогущий детей своих, погрязших во грехе… – думал Иса, выглядывая в щель каморки. В скрытое оконце было видно основное помещение – большой подвал, в котором «в тесноте, да не в обиде», жила община таджиков-гастарбайтеров. Сейчас здесь царил разгром. Сломанные нары, разбросанные вещи. Распотрошенные баулы с немудрящим богатством людей, пытавшихся заработать в негостеприимной столице «Великого северного соседа» на пропитание своих семей, оставшихся в южном и солнечном, но, увы, нищем Таджикистане. Перекрученные матрасы и одеяла, еще какие-то тряпки. И кровь, кровь повсюду. И самое мерзостное – трупы товарищей Исы, пожираемые другими трупами…
Иса, как его называли работяги-нетаджики на одной из строек Москвы, или полностью – Исматулло – как обращались соплеменники, или даже уважительно Исматулло Сулаймонович – как говорили самые младшие из них – был уважаемым человеком. К своим сорока пяти он имел жену, четверых детей, несчетное количество рабочих специальностей и репутацию человека, могущего управиться с любой техникой: что починить гидравлику на японском экскаваторе, что с помощью жести от консервной банки и валяющейся проволоки сделать зажигание на незаводящемся жигуленке. Это, кстати, давало Исе дополнительный приработок. Многие кавказцы, купившие за совершенно смешные деньги совершенно убитую рухлядь и калымящие по всей Москве на этих «шайтан-такси», время от времени привозили к Исе своих железных коней на ремонт. Иса честно чинил и честно предупреждал, сколько, по его мнению, еще протянет автомобиль. Либо отказывался, говоря, что эту рухлядь только в переплавку. Как правило, прогноз оказывался точным.
Кавказцев Иса не любил. Они не походили на спокойных и рассудительных таджиков: кричали, жестикулировали, давили толпой, доказывая что-то своё. Демонстративно показывали свое отношение к таджикам, как бедной родне. Но особенно Исе не нравилось, когда кавказцы пытались сбить и так весьма скромную цену, назначенную Исой, аргументируя это тем, что они мусульмане, а мусульманин мусульманину должен помогать, поэтому Исе, мол, нужно бы сделать цену пониже. На это Иса степенно отвечал, что в таком случае и положенный обычаем «закят»9 также окажется ниже, что вряд ли понравится Всевышнему. И ради богоугодного дела им бы, напротив, стоило бы в оплате не скупится… Кавказцы чертыхались и платили назначенную цену.
Иса вдруг отчетливо понял, что сходит с ума.
Плохое началось еще вчера.
Днем ранее, 20 марта, вторник, утро.
Москва, одна из новостроек.
Один из работавших здесь таджиков-гастарбайтеров Рузикул пришел на работу больным и сказал, что на него с приятелем Раджабом в промзоне, где они жили в каком-то вагончике, с утра напали собаки. Раджабу собаки отхватили кусок мышцы от руки, и когда тот упал, то еще несколько раз укусили за ноги. И загрызли бы совсем, если бы не друг Рузикул. Тот сильно мерз в неласковой холодной Москве, поэтому, на его счастье, был в ватной куртке, рукава которой собаки не прокусили. Схватив кусок арматурины, Рузикул успел одной собаке перебить передние лапы, а второй так и вовсе удачно попал по голове, пробив череп. В общем, от собак удалось отбиться. На счастье, сразу попалась «скорая». У отчаянно размахивающего руками Рузикула машина остановилась, вышли женщина-врач и немаленький на фоне щуплых таджиков санитар. Почему-то доктора обоим таджикам первым делом посмотрели в глаза. Раджаба перебинтовали и уложили на носилки в машину. Зачем-то женщина-врач уточнила, кусали его собаки или люди. Раджаб удивленно подтвердил, что собаки – разве же могут люди кусаться? Потом спросили у Рузикула, не укусили ли его. На что тот ответил, что нет. Он пояснил симпатичной докторше, что не только увернулся, но и победил обеих собак. Тем не менее, врач осмотрела его руки и только после этого машина уехала.
Рузикул был доволен собой: и собак победил, и о друге позаботился, даже можно сказать землякам, что спас. И с доктором поговорил правильно, и она тоже кому-то расскажет, как храбро себя вел Рузикул! Ну не считать же чем-то серьезным царапину, которую всё-таки оставила собака на его ноге? Зубы пса не прокусили плотную ткань, только клык, кончиком острия процарапал кожу чуть ниже колена. Чепуха! А штаны прогладить, так и вовсе ничего видно не будет!
Всё это Рузик с довольным видом рассказал соплеменникам, которые удивленно цокали языками и говорили, кивая, что действительно, если бы на месте Рузика был кто-то другой, то еще неизвестно, чем бы всё закончилось.
Через пару часов Рузикулу стало плохо. Его уложили на топчан в бытовке и посоветовали до вечера отлежаться. Но поднялся Рузикул значительно раньше.
Он встал рядом с топчаном и неуверенно развернулся в сторону приоткрытой двери – именно оттуда доносились звуки. Организм входил в стадию не-жизни. Спустя короткое время Рузикул двинулся в сторону двери. Там были свет, звуки и ощущение близкой еды.
Бригадир таджиков – дородный усатый Камчет-бай в новенькой яркой, блестящей светоотражающими полосами спецовке – собрался проведать захворавшего соплеменника, убедиться, не отлынивает ли тот от работы. Нужно было разгребать скопившийся за зиму строительный мусор и каждые рабочие руки были на счету…
Выставив вперед руки, Рузик шел на начальника. Это было неслыханно. Камчет-бай остолбенел о такой дерзости, но, встретившись взглядом с Рузикулом, маленькими шажками попятился назад. Рузикул неотвратимо надвигался. Несколько работяг наблюдали издали небывалую картину.
Камчет-бай споткнулся обо что-то и грузно осел на пятую точку. Рузикул наклонился над поверженным и вдруг резко бросился на свою жертву. Камчет-бай тонко и пронзительно заголосил. Пара покатилась по земле. Орущий судорожно и бестолково отбивался руками и брыкался ногами. Рузикул же вцепился в его шею руками и, кажется, зубами. Брызнула кровь. Со всех сторон бежали люди разнимать дерущихся. Это оказалось непросто. Начальника отбили. С шеи у него был оторван лоскут кожи. Рана обильно кровоточила. Также были искусаны кисти рук. Новенькая спецовка была вся забрызгана кровью. Кто-то побежал за аптечкой, кто-то звонить в милицию. Самые смелые пытались утихомирить сошедшего с ума, по их мнению, Рузика. Это было не просто. Он не боялся атакующих, не убегал, а, наоборот, пытался схватить нападавших руками и зубами. Итого он покусал человек шесть. Наконец, один из работяг подхватил с земли кусок бетона, с размаху приложил сзади сумасшедшего по голове. Этого оказалось достаточно. Теменная часть черепа окровавилась, тело Рузикула опало на землю. Появившийся прораб, вплетая в свою речь цензурные слова, разогнал гастарбайтеров, приказав не имеющим официальной регистрации попрятаться – не хватало еще тут проблем с миграционной службой! – раненых перевязать, Камчет-бая срочно на машине отправить в больницу, милиции говорить, что сбрендивший Рузикул сначала бросился на всех кусаться, а потом сам поскользнулся и удачно упал головой о камень. Всё. Рабочий день был потерян, рабочих нет, впереди – разборки с милицией а потом – и с собственным начальством. Прораб тяжко вздохнул. Еще и разъездной УАЗик, на котором увезли Камчет-бая, наверняка кровью заляпают…
Рабочие переговаривались, обсуждая событие. Кто-то что-то уже слышал о невиданном бешенстве, кое-кто слышал и стрельбу на улицах. Самые молодые – продвинутые интернет-пользователи – уже что-то читали в «горящих» новостях и даже видели какие-то ролики… Однако сошлись во мнении, что их несчастный земляк подхватил бешенство от напавших на них с другом утром собак.
Милиция приехала довольно быстро.
Узнав подробности, подошли к телу. Он него несло какой-то явной химией, не похожей ни на что конкретно и одновременно похожей на всё вместе: ацетон, нагретое моторное масло, свежая рвотина…
– Та-а-ак, понятно… – протянул майор – старший группы. Милиционеры, прибывшие с майором, и так были настроены недружелюбно, а тут и вовсе подняли наизготовку свои короткие автоматы. Народ от них попятился.
Прораб тяжело вздохнул, ожидая неприятного разговора.
– Он заразить многих успел? – спросил майор, обращаясь к прорабу.
– То есть как – заразить?! – оторопел прораб.
– А вот так: укусить, поцарапать, поцеловать… – недобро усмехнулся майор.
– Он заразный? – начал понимать странное поведение подчиненного прораб и непроизвольно оглядывая свою одежду – накануне кровь от дерущихся летела во все стороны.
– Скорее мертвый, – рубанул майор и тяжело посмотрел в неверящие глаза прораба, – эпидемия в городе. Разновидность бешенства с сумасшествием наполовину. Только зараженные, считай, всё равно что мертвые. То есть организм мертв, но эта зараза какие-то скрытые резервы включает, что ли… И рвутся других – живых, незараженных – жрать. Именно жрать, а не укусить и побежать дальше, как та собака…
Убить нельзя, только если в башку стрелять. Ну или отделять её от тела, чтоб не кусалась. Тело без башки окончательно погибает. Мы уже с утра с выезда на выезд. Насмотрелись…
– Ох-х-х-ренеть… – заворожено и длинно отозвался прораб в том смысле, что ему, мол, удивительно про это слышать, и от таких новостей пребывает в некотором замешательстве. – И что дальше будет?
– Дальше будет только хуже. Правительство любимое уже утекло, небось. Так что город оцепят, чтоб зараженные не разбежались, а не смогут оцепить и контроль наладить – зальют тут всё напалмом к едрене фене.
Прораб неловко улыбался, не веря майору и думая, что ему вообще несказанно свезло: за один день уже двоих сумасшедших встретить. Однако прибывшие с майором менты сомнений в мыслительных способностях командира не высказывали. Наоборот, все стояли группой, взаимно прикрывая друг друга, настороженно выставив в стороны стволы коротких автоматов. Почти на всех были бронежилеты. А группового сумасшествия вроде не бывает…
– Так где, говоришь, у тебя тут зараженные?
– Вон то здание, что совсем в сторонке, там в полуподвале, типа общежития у них.
Майор коротко кивнул и, не обращая боле ни малейшего внимания на валяющееся тело, пошел в указанном направлении, одной рукой расстегивая кобуру, а второй коротко тыча в стороны, что-то приказывая подчиненным.
Вскоре со стороны постройки послышалась какая-то возня, бахнуло несколько одиночных выстрелов, потом дважды – короткие автоматные очереди. Из двери в здание, куда совсем недавно заходили милиционеры, теперь те же милиционеры проворно выскакивали и затравленно озирались по сторонам в поисках новой опасности.
Прораб, видя это, истово перекрестился. Хотя был неверующим и даже не знал за собой такого навыка.
Давешний майор остался у двери в общежитие таджиков, один из милиционеров застыл на одном колене рядом с приоткрытой дверью, еще один стоял рядом, в готовности её немедленно захлопнуть. Майор подозвал прораба, призывно маша ему рукой и матерно поторапливая.
Прораб трусцой припустил к общаге, по пути махнув двоим рабочим, уже вооруженных какими-то длинными железками, чтоб бежали тоже.
– Здесь очаг. Спасать некого. Глянь для любопытства.
Прораб глянул. Поначалу он ничего не понял. Глаза не сразу привыкли к тусклому свету. Подслеповато щурясь, он вдруг осознал, что видит, как его же рабочие, присев на корточки, рвут зубами и запихивают себе в рот куски мяса с тел других, лежащих рабочих. Несколько работяг еще были живы и пытались отбиваться от сумасшедших. Но очевидно, что шансов у них не было. В подвале орали. В углу, закрываясь здоровенной крышкой от казана, стояла повариха Эхтибор, тонко воя на одной ноте и прерываясь только для того, чтобы набрать в легкие новую порцию воздуха. До неё пока просто не дошли руки и зубы пожирателей.
Прораба немедленно вывернуло. Стоявший на колене боец брезгливо скосил глаз, посмотрев, не попало ли на него. Автомат при этом он так же продолжал держать направленным в сторону зараженных.
– Убедился? – спросил майор, глядя на бледного прораба.
– Да-а-а… – протянул тот в ответ, всё ещё не веря в происходящее.
Один из подошедших с прорабом рабочих тоже полюбопытствовал происходящим за дверью. Он, видно, позавтракал поплотнее прораба, поэтому содержимое его желудка заняло большую площадь.
– Выход из подвала только этот? Других нет?
– Нет, здесь только.
– Это хорошо. Закрывайте и прижмите чем-нибудь. Заваривать будем, – и, обращаясь к прорабу, добавил, – сварочный аппарат обеспечьте!
Тот закивал и начал отдавать распоряжения. Дверь подперли ломом. Споро погрузчиком притащили сварочный трансформатор, подтянули кабель. Усатый сварщик нерешительно мялся перед дверью.
– Прямо так и заварить?
– Прямо так!
– Так живые же люди! – прокатилось по собравшейся толпе, – Нельзя же так! Медиков нужно!
– Медики есть? – майор обвел толпу взглядом, стояло молчание, – Желающие присоединиться к изолируемым есть?
Опять молчание. Толпа непроизвольно отступила на шаг назад.
– Раз желающих нет, заваривай!
Гул трансформатора смешался с шипением электрода. По стене запрыгали отсветы сварочной дуги.
– Назначаетесь ответственным за невскрытие помещения. Как Ваша фамилия? Документы, пожалуйста! – деловито поинтересовался майор у прораба, доставая большой блокнот.
Видя, что дело приобретает официальный оборот, рабочие стали расходиться.
– Если увидите людей с ранами, повреждениями, если они сами на эти раны вообще внимания не обращают, двигаются ломаной походкой, не отвечают на вопросы, – это зараженные. Их не вылечить, поэтому самое правильное – добить. А это можно только повреждением мозга. Организуйте оборону здесь по периметру. Забор у вас высокий. А еще лучше – распускайте людей и мотайте из города. Такой мой вам совет, – сказал майор, забираясь в свою машину, – И дверь от доброхотов сердобольных прижмите чем-нибудь!
Часть людей вняло совету немедля. Подобрав подходящие по размеру куски арматуры, они направились к выезду со стройки.
За их спиной, деловито тарахтя дизелем, небольшой скрепер тащил в ковше к заваренной двери обломанную негодную бетонную плиту…
21 марта, среда, ранний вечер.
Москва, железнодорожная платформа на въезде в город.
Александр вышел из вагона пригородной электрички. Поезд до Москвы полз уж совсем неприлично долго. Останавливался, подолгу стоял на перегонах. А теперь вот и вовсе: «Поезд дальше не идет. Просьба освободить вагоны!» Хорошо хоть, добрались до крайней станции метро. Попутчиков у Александра было мало. Народ, перепуганный зловещими слухами, в Москву не спешил. Напротив, все стремились выскочить из мегаполиса.
Довольно легко проскочив мимо милиционеров, толпящихся по обе стороны от турникетов на станции метро, Александр спустился на платформу и вошел в вагон подошедшего состава. Уже находящиеся в вагоне пассажиры настороженно оглядели вновь вошедшего, но, не заметив за ним никаких странностей, снова занялись своими делами. Никто не спал. Кто-то настороженно переглядывался. Ехать было далеко – почти полностью ветку – из конца в конец. Благо без пересадок. Александр собрался с мыслями. И чего его понесло в эту самую, пораженную неизвестной болезнью, Москву? Хотя, в принципе, он лукавил. Ему было совершенно ясно, почему. Всему виной было отчасти врожденное, а отчасти привитое в военном училище чувство долга. Как давно это было… Еще в приснопамятные времена могучего СССР с его несокрушимой идеологией. Потом как-то внезапно всё рухнуло. Локальные межнациональные конфликты, на которые свежеиспеченный лейтенант Ильчев попал сразу после выпуска – киргизы там схватились с узбеками по поводу распределения воды из арыка или турки-месхетинцы вспомнили какие-то старые обиды, переросли в полноценные войны с применением танков и авиации. И вот уже капитан Ильчев лежит под минометным обстрелом в пологой седловине недалеко от Шали и материт артнаводчика, который никак не скорректирует огонь наших гаубиц, в то время как бойцы Ильчева, сцепив зубы, отбивают поддерживаемую огнем минометов и крупнокалиберных пулеметов атаку ичкерийцев… Александр тряхнул головой.
Поехать в Москву его попросили супруги Кремовы – оба работали врачами в маленьком поселке, или, как его гордо называли местные – «поселке городского типа» на окраине Московской области. С ними свела судьба в госпитале, где Александр лечил пулевое ранение предплечья… Кремов же был хирургом, а его жена – операционной сестрой. Установившиеся дружеские отношения продолжились и далее. Спустя порядочное время Кремовы, перебравшиеся к тому времени в дальнее Подмосковье, узнав, что бесквартирный отставник подполковник Ильчев ищет место для своего дальнейшего жизнепровождения, зазвали к себе и восторженно расписывали окружающую природу и целебный сосновый воздух. Место Александру понравилось и он купил здесь небольшую «однушку», вложив в неё и зубами вырванный из Министерства обороны жилищный сертификат, и поднакопленные «боевые».
Работы, правда, в этом благословенном городке не было, на выслуженную пенсию особо не пошикуешь, поэтому приходилось мотаться в Москву. Но – повезло с работой. Должность называлась громко – «заместитель генерального директора ООО по общим вопросам». На визитке это смотрелось солидно. А на деле было – обо всём и ни о чём. «Завхоз по вопросам без вопросов» – как шутя представлялся друзьям сам Александр.
Кремовы и выдернули его нежданно-негаданно из благостности отпуска, сообщив о страшной беде. Какой-то их ещё институтский товарищ, погрязший в дебрях биологии («Ага, – потерянный для общества человек», – понимающе-сочувственно кивал по ходу разговора Александр), практически за трудодни, как в сталинских колхозах, работавший в Оболенском институте микробиологии, сообщил о звонке известного вирусолога профессора Дегтярёва, поведавшего об открытом им супервирусе – «шестерке», буквально поднимающем мертвых в новую форму «некрожизни». И об аварии, в результате которой этот вирус вырвался на свободу. И о предстоящем Апокалипсисе. «Пойдут мертвые и будут уничтожать живых»… Было о чём задуматься. Самый независимый СМИ – интернет – отчасти подтверждал факт Катастрофы. На первые места в рейтингах вылезали сообщения о неадекватных людях, сумасшедших, бросающихся на других людей, и час от часу таких сообщений становилось всё больше.
Кремовы умоляли Александра спасти их единственную дочь – не по годам самостоятельную Ольгу. Та была действительно «отличница-спортсменка-комсомолка». То бишь закончив с золотой медалью школу, с красным дипломом – престижный экономический институт, работала в аудиторской фирме, с лёгкостью перешагивая со ступени на ступень по карьерной лестнице. Жила она в съемной квартире ближе к окраине, но недалеко от станции метро. Впрочем, по Златоглавой она предпочитала передвигаться не подземкой, а на небольшом юрком опельке, купленном по уже практически полностью выплаченному кредиту. Запуганная по телефону родителями до смерти, она побожилась страшными клятвами никуда из квартиры не выходить и никому не открывать, ждать Александра и только вдвоем с ним выбираться из города.
Александр вспомнил не единожды виденные колонны беженцев из городов и местностей, где начинались беспорядки, те картины, во что превращались дороги и что на них творилось, и решил в Москву добираться общественным транспортом и налегке. Перед выездом достал из хитрого тайника небольшой пистолет – немецкий Вальтер-ППК10, повертел в руках да и отложил в сторону. Красивая игрушка. Его бойцы подрезали этот пистолетик либо где-то на зачистках, либо шмоная трупы убитых боевиков и затихарили. Когда же Александр, сменившись, уезжал из Чечни, собрались все вместе и подарили «от лица трудового коллектива». Как его потом вез сам Александр, это отдельная песня. Сейчас же он решил с собой пистолет не брать. В условиях непоняток и всеобщей нервозности найди у него этот ствол те же менты – обидеть могли бы совершенно не по-детски.
Поэтому, выходя из машины хирурга, подвезшего его до железнодорожного вокзала, Александр просто сунул ему завернутый в тряпку пистолет, посоветовав развернуть в укромном месте, после чего, коротко попрощавшись, заспешил на поезд…
До нужной станции он добрался без приключений. Правда, пару раз на платформах была видна какая-то суета и что-то типа драки, но рассмотреть не получалось – пассажиры, чувствуя неладное, бросались к кнопке связи с машинистом и начинали голосить о том, чтобы тот быстрее отправлял поезд. Что тот немедленно и делал.
От метро до нужного подъезда Александр добрался дворами. Встреченные люди держались настороженно и пытались разминуться с любым встречным по максимально далекой траектории. Кое-где люди с пожитками грузились в автомобили. Где-то вдалеке слышались выстрелы.
Подойдя к ольгиному подъезду, Александр удовлетворенно заметил недалеко стоящий знакомый автомобильчик. Домофон работал. Быстро набрав номер квартиры, Александр удовлетворенно услышал испуганно-строгий голос:
– Кто?!
– Открой пожалуйста, это дядя Саша приехал, – немедля ответил Александр. Это была подколка, Ольга терпеть не могла, когда он ей так представлялся. Всячески подчеркивая свою «взрослость», Ольга считала, и не без оснований, что тем самым тот подчеркивает её малолетство.
Замок пискнул и дверь открылась. Не желая пользоваться лифтом, Александр, перепрыгивая в несколько прыжков лестничные марши, быстро оказался перед нужной квартирой. Ольга, глянув в глазок, сразу открыла.
– Здравствуй, дочка! – всё с тем же подколом поздоровался Александр.
– Привет! Всё хохмим?
– Нам хохма строить и жить помогает! Собралась? К выезду готова?
– Готова. Вот эти сумки надо взять, и всё. Да, еды в доме практически нет, так я вот заказала, – и Ольга, чуть отодвинувшись, показала стопку из четырех картонных коробок пиццы с ярким логотипом сверху.
– Так тебе ж родители настрого велели из квартиры не выходить?!
– Так я и не выходила – заказала с доставкой, по телефону, и все дела.
Александр в ответ только хмыкнул. Такие современные возможности он по-старорежимному считал барством и внутренне неприемлел. Однако, надо признать, сейчас это было как никогда выгодно. И ведь ещё имелись идиоты, готовые развозить пиццу по улицам, по которым буквально гуляет смерть…
Поначалу хотели выехать немедля, но потом, поразмыслив, решили это дело перенести на завтра. Близилась ночь, и как бы развивались тогда события, предугадать было сложно. Опять же оружие… Точнее, отсутствие такового.
Поэтому решено было отложить выезд на раннее утро, а оставшееся время потратить на сбор информации в интернете и попытаться отдохнуть. Хотя, какой при таком раскладе отдых…
21 марта, среда, вечер.
Москва, высотка
К вечеру поток поубавился. Люди прятались в квартирах и иных убежищах. Самые отчаянные, или, пусть и не самые отчаянные, а просто не успевшие собраться и уехать, пытались уехать и в темноте. Странных качающихся фигур становилось всё больше. Оптимизма это не прибавляло.
Сержант время от времени связывался с давешним старшим лейтенантом, ответ был однообразен: «Действуйте по обстановке!».
Потом на углу проспекта вспыхнула стрельба. Чуть погодя ожила рация:
– Ракута, Ракута, слышь меня? – безо всяких позывных затараторил лейтенант из динамика. Голос накладывался на звуки боя – частила стрельба.
– Та точн, тащь старшлейтнатн! – бодро отозвался Ракута.
– Нападение на блок! Бепредельщики какие-то обкуренные, с ружьями на бэтээр, – уже спокойнее отозвался офицер. – Мы их из КПВТ причесали, гоним огнем, не даем в подъезды заныкаться, они отходят, щас в створ домов увидишь – лупани им сбоку.
– Есть! Огонь на поражение? – на всякий случай уточнил Ракута.
– Мочи! Нападение на блок – чего неясного?
Ракута отодвинул дежурившего пулеметчика и прильнул к оптике пулемета. Рычаг затвора был загодя взведен, оставалось только нажать на спуск. Вот из-за угла выскочили четыре фигурки. Самый первый был без оружия и бежал стремглав, поэтому его сержант, боясь ошибиться и застрелить мирного, пропустил. Зато следующие двое были явные «быки». Один присел за машину, стоящую на обочине, и стал довольно быстро набивать патроны в помповик, вынимая их из карманов кожаной куртки. Еще один присел на колено за столб и пару раз жахнул из ружья в строну блока. Ему от Ракуты прилетело первому. Короткая басовитая очередь пулемета вся вошла в силуэт мишени. В оптику было видно, как вправо от столба отлетел помповик, само же тело бросило в кусты, ограждающие проезжую часть. Зарядивший своё оружие бандит высунулся из-за машины и пытался разглядеть, что же случилось. Ракута ударил очередью прямо через жесть кузова. Силуэт бритоголового исчез сразу. Не попасть сержант не мог, поэтому не стал обстреливать невидимую за кузовом проекцию лежащего человека, а сразу перевел ствол чуть правее, ища прицелом возможные укрытия.
– Вон, в тот подвальчик один нырнул, товарищ сержант, – подсказал боец-первогодок, выставив с ограждения балкона свой автомат. Компенсатор дымился. Странно, а выстрелов-то и не услышал…
– Он как увидел, что с другими стало, сразу туда нырнул – это вход в магазинчик какой-то, там и зашкерился, так я по нему очередь дал, но не попал, походу – взволнованно доложил первогодок.
– Из оружия у него что было?
– Да пистолет вроде…
Уголовнику по кличке Лопа не повезло. Во-первых, налет на пост военных с целью разжиться серьезным оружием не удался. Во-вторых, уже убегая, он словил пулю – правую сторону бедра дернуло и обожгло. Сначала, по-запарке, вроде бы было и ничего, зато теперь бедро наливалось какой-то внутренней ноющей болью. И вроде даже распухло. В-третьих, дверь в подвальный продуктовый магазинчик, куда он нырнул, увидев, насколько сильно и резко присвистело его корешам, оказалась запертой. Да к тому же и железной. Сразу обратно выскочить не получилось – по кирпичам импровизированного крыльца и по стене дома садануло несколько пуль. Поняв, что всё, амба – или пристрелят, или, при удаче – надолго на нары – вооруженное нападение на представителей власти всё-таки, не хухры-мухры! – Лопа с хрипом осел, отбросил в сторону ТТ11 – если вязать будут прямо сейчас, то оружие в руке – это дырка в черепе. Церемониться не станут. Лопа прислонился к железной двери, от холода которой становилось вроде бы и легче. На левой штанине была прореха длинною с палец, и ткань вокруг была черной и липкой от крови. Болело, но не так, чтоб уж через край. Лопа оторвал низ футболки, и быстро приспустил штаны. Провел краем получившегося жгута вокруг раны. Действительно, рана была небольшая – скорее даже, большая царапина.
Ракута подвел прицел на край кирпичной кладочки, ограждавшей вход в магазин, и провел очередью по верхнему ряду и до стены дома.
Со всех сторон загрохотало. Посыпались кирпичи и какие-то куски бетона. Всё заволокло пылью. Лопа упал, пытаясь всем своим существом сжаться в как можно меньший комочек. Очередь не повторилась.
– Сдаваться, сдаваться, пока не добили или гранату не кинули, – судорожно думал Лопа, быстро, прямо по грязи и крови заматывая ногу. Закончив, он подполз по ступенькам вверх и осторожно выглянул. Никого рядом не оказалось. Но это ни о чем не говорило. Подняв обе руки, он осторожно высунулся и, подчеркнуто хромая, неспешно выбрался наружу. Всё было тихо.
– Гля, вылез, красавец! – удовлетворенно сказал молодой, – сдается, походу!
– А кому, интересно? – отозвался Ракута.
– Да небось, с той стороны, по проспекту, наши подошли, а нам из-за угла не видно, – предположил молодой.
– А, ну тогда ладно, – согласился Ракута и оторвался от прицела. Стрелять было уже нельзя – можно было попасть по своим.
Лопа шел, не видя погони. Арестовывать его никто не спешил. Пройдя метров двадцать, он увидел протоптанную через кусты местными жителями тропинку. Тропинка подходила к узкому проходу между двумя корпусами дома. Это был шанс! Лопа рванулся к спасительной щели, готовый в любую секунду упасть, ожидая выстрелов. Но выстрелов не было. Выскочив на противоположную сторону и не веря своему счастью, Лопа бежал, покуда были силы, всё никак не веря, что спасся. Его не преследовали. Ночь он пересидел в незакрытой дворницкой, дрожа от холода, среди лопат и мётел, а утром следующего дня отправился на квартиру еще школьного приятеля. Мозги работали нормами прежнего, мирного времени.
Он думал, что объявлен в розыск, и поэтому ни к себе домой, ни к корешам по «бригаде» ему нельзя…
А всего-то был удостоин пары фраз:
– Гля, утёк! – расстроено протянул первогодок.
– Подыхать уполз, – согласился Ракута.
Продырявленная им машина потихоньку разгоралась, что в наступающих сумерках было хорошо видно. С блокпоста подъехал БТР, солдаты с брони короткой очередью добили зашевелившееся в кустах тело. Потом один из срочников спрыгнул, по широкой дуге, выставив перед собой ствол автомата, обошел застреленного, покрутил головой, потом поднял с земли помповик и побежал обратно к БТРу.
Валяющееся рядом с горящей машиной тело встать не могло. Одна пуля пробила тело в районе таза, перебив позвоночник, вторая перерубила плечевой пояс. Поэтому «браток» ворочался в тщетной попытке хотя бы приподняться на изломанных руках. Водила БТРа просто наехал на него, после чего сдал назад. Несколько человек глянули с брони на получившейся результат, кого-то вырвало. Тот же боец снова спрыгнул с брони и так же бегом смотался за оружием, валяющимся сбоку от расплющенного тела.
К горящей машине начали подтягиваться зомби. Вероятно, изначально они среагировали на звуки выстрелов, и уже потом, увидев пламя – очевидно, более сильный раздражитель, развернулись на него. Подходящие останавливались рядом с костром. Стрелять в освещенные, пусть и мерцающим светом, мишени было удобно, чем бойцы с БТРа и занялись немедленно. Один, видно, особо бестолковый мертвяк, подошел слишком близко к пламени, и одежда на нем воспламенилась. Теперь внимание мертвых глаз было обращено и на него тоже. Когда вокруг машины валялось порядка тридцати уже окончательно упокоенных покойников и стояло практически столько же зомби, с громких хлопком взорвался бензобак машины. Стоящих зомби разбросало в стороны. Они практически сразу стали подниматься и вновь подходить к машине. С БТРа еще немного постреляли, после чего он развернулся и неспеша поехал обратно на блок.
Спустя некоторое время машина погасла. Мертвяки постояли еще немного, после чего стали расходиться. Впрочем, несколько всё же осталось. Опустившись кто на корточки, кто на четвереньки, они стали объедать поджаренные тела своих недавних сотоварищей.
Зрелище, хоть и не в подробностях различимое в сгущающейся темноте, тем не менее вызывало отвращение.
Ракута отлип от прицела и стал растирать вмятину под бровью, оставленную резиной наглазника прицела.
– Внимательней тут, – бросил он, отходя от пулемета в теплый сумрак лестничной площадки.
День заканчивался неплохо. Ракута подобрал блестящие стреляные гильзы пулемета и отнес их соседскому мальчишке, чем вызвал его полнейшее восхищение. А заодно хмурое неодобрение его матери, которая отобрала у сопротивляющегося сына воняющие сгоревшим порохом гильзы и отнесла их мыть на кухню…
21 марта, среда, середина дня,
Москва, подвал одной из новостроек.
Фазахетдиев Исматулло Сулаймонович, гастарбайтер.
Иса вдруг отчетливо понял, что сходит с ума. Не могло, не могло, никогда и ни за что не могло быть такого.
Он вспомнил забытые из далекого детства рассказы доброй бабушки Фатият, как она рассказывала им, босоногим бачатам12, о сказочных временах, когда у справедливых шахов были мудрые визири, о прекрасных принцессах и великих батырах… Злых джинов, идрисов и прочих шайтанов там тоже хватало… Как они тогда прятались в ужасе под старое одеяло, под которым было так тепло и совсем не страшно…
Потом не стало бабушки Фатият. Еще позже, когда Исматулло был уже взрослым, ужасы пришли наяву. Пришли в виде страшных бородатых мужиков в разномастной одежде и с разномастным оружием… Про то, как они, тоже прикрываясь именем Всевышнего, резали соседей по улице… Как страшно орала улыбчивая молодая женщина Адигюль, которую не стали убивать сразу, а то ли ради смеха, то ли для устрашения прочих, разрезали живот и вывернули наружу кишки. Её вина была в том, что вышла замуж не за человека из «своих», и даже не из другого тейпа, а за неверного. Русского там или украинца со смешным именем Вальтер. Хотя, конечно, кто её тогда спрашивал? Как она кричала, а потом просто выла, корчась в слизи собственных кишок, зачем-то всё пытаясь засунуть их под разорванную кофту… Как били плетьми какого-то таджика в синем халате, как на синем фоне ярко торчали клоки вспоротой ваты и бурели проплешины темной крови… Как горели дома на их улице. Как бородачи стреляли в тех, кто пытался выбежать из горящих домов…
Начало «девяностых». Война «вовчиков» и «юрчиков»… Всевышний показал тогда свой гневный лик.
А мы, несчастные, неразумные, не вняли тогда, не поняли священного волеизъявления… Кара теперь нам. По заслугам и по грехам нашим…
Услышав во дворе возню и какую-то суматоху, Исматулло решил, что случилась очередная облава на нелегалов. Странно, что в рабочее время – людям просто разбежаться по объекту и попрятаться в известные им укромные места. Обычно до сих пор облавы случались в ночь, когда все спали и когда все находятся в одном месте. Именно из-за таких неожиданных облав в общежитии и была оборудована потайная комнатка. Площадью всего несколько квадратных метров, она, конечно, не могла вместить сразу всех желающих спрятаться. Но самых нуждающихся – кому никак нельзя было попадать под депортацию либо засветиться в милицейских базах учета, она могла обеспечить укрытием. Вход в эту комнатку со стороны подвала был совершенно незаметен. Более того, он хитро располагался позади перегиба утепленных в стекловату магистральных труб отопления, и был весьма узким. Но обычный уроженец Таджикистана, не отличавшийся богатырским телосложением, проскакивал там запросто. Для любого из представителей правоохранительных органов, по обычаю одетых в толстую одежду, да еще и в бронежилет, наоборот, это было практически непроходимым препятствием. На всякий «пожарный» случай, из этой комнатки был и резервный выход наружу. Изначально планировался подвод каких-то магистралей, поэтому оставался проем между двумя бетонными фундаментными блоками. Потом то ли передумали, то ли трубы проложили в другом месте, но квадратный лаз под потолком остался. Снаружи он был закрыт крепящейся изнутри дверцей от электрораспределительного щитка. К ней все давно примелькались, и считалось, что так оно тут и должно быть.
Одновременно здесь же в комнатке была «камера хранения» вещей гастарбайтеров, не нужных в повседневном проживании. И вот волею судеб он оказался здесь один. Остальные из любопытства наоборот кинулись к входным дверям, встречая соплеменников, возбужденно рассказывающих о небывалом событии. Потом им всем как-то сразу стало плохо, люди засуетились, пытаясь помочь внезапно заболевшим. А потом начался ад.
Несколько пострадавших в драке вдруг, один за одним, встали, некоторое время постояли, чуть пошатываясь, а затем безмолвно и сразу пошли на сородичей, вытянув руки. Кого-то схватили, кто-то уже упал на пол. Их пытались окликнуть, о чем-то спросить… Так же молча те вцепились руками и зубами в ближних к ним людей. Их пытались оттащить, они кусали оттаскивающих… Вопли, крики ужаса.
В глазах Исматулло встали картины начала девяностых… Не хватало только выстрелов. Но вскоре прозвучали и выстрелы… Исматулло смотрел в маленькое потайное окошечко, замаскированное под вентиляционную решетку. На полу возились тела. Ворочались укушенные, кричали добровольные медики, кто-то чем-то отбивался. Пронзительно кричала Эхтибор. По полу катался Манучехр, пытаясь зажать разорванное горло. Из-под пальцев резкой струей пульсировал фонтан крови. Вот тихий и обижаемый всеми Шамик схватил молоток и в исступлении ударил ближайшего нападающего по голове. Железо молотка заглубилось в череп. Пораженный тут же прекратил атаку, будто его выключили, и осел на пол. Шамик выдернул молоток и таким же макаром ударил следующего. Сила удара была избыточной. В руке у Шамика осталась только ручка инструмента. Второе тело с пробитым черепом так же упало рядом с первым. Но на Шамика уже напали следующие твари…
Исматулло кричал, чтобы товарищи бежали к нему и прятались, но его никто не слышал… Шла резня. Если поначалу неадекватных укушенных было мало, то теперь ситуация менялась кардинально. К зажавшейся в углу Эхтибор ломающейся шагнули сразу два окровавленных тела. Вот она, не прекращая орать, оттолкнула ближайшего крышкой казана. И тут совершенно неожиданно для Исматулло весь обзор ему заслонило ниоткуда взявшееся лицо. Они встретились глазами. На Ису смотрели глаза не-человека. Пронзительно-страшные, с неподвижным зрачком глаза. Казалось, на него смотрит сама Смерть. Да по сути, именно так оно и было.
Исматулло моментально пробил озноб и тут же бросило в жар. Тело отказывалось пошевелиться. Ногам вдруг стало тепло. Брючины почему-то вдруг стали липкими. Страх, сжавшийся комком внизу живота, отпустил и пожурчал теплыми струйками к ботинкам и далее, на холодный бетонный пол.
Он попятился назад. Существо, смотрящее на него, синхронно двинулось и наткнулось лбом на сетку решетки. Морда, иначе балансирующий на грани сумасшествия разум Исматулло отказывался воспринимать смотрящий на него ужас, отпрянула, потом, но с большей силой, снова ринулось на решетку. Ударившись, снова отпрянула. Существо постояло немного, потом, видимо, соблазнившись более доступной пищей, отправилось к прочим таким же, рвущим человеческое мясо.
Соблюдая осторожность, Исматулло снова посмотрел в оконце. Два давешних нападавших ели Эхтибор. Неподалеку валялась крышка. Один грыз голову и шею Эхтибор. Второй же с головой скрылся в разорванной брюшине женщины и быстро что-то оттуда глотал, дергая головой и помогая руками запихивать себе в рот окровавленные куски плоти. Ото всех этих манипуляций тело женщины дергалось, и казалось, что она всё еще пытается судорожно дергать ногами.
Иса отшатнулся от оконца. Уплывающим сознанием он отметил, что больше никто не кричит. Слышны только чавкающие звуки заглатываемого мяса, хруст перекусываемых костей и скрип разрываемой плоти. Единственным добрым в этой какофонии звуков был звук гудения близко работающего сварочного аппарата и фырчание электрода…
Рвало Ису уже бесчувственного. Сжалившись над ним, сознание его покинуло. При этом таджику повезло вторично за день. Отшатнувшись, он упал спиной на баулы соплеменников. Баулы смялись, и бесчувственное тело сползло, переворачиваясь. Только по этой прихоти Провидения Исматулло не довелось захлебнуться собственными рвотными массами…
21 марта, среда, середина дня.
Москва, небольшая улочка в Центре.
Олег, битый жизнью крепкий мужик сорока с лишним лет, отставной военный, присел на лавочку. С работой опять не повезло. С этим кризисом сплошные проблемы. Опускаться до уровня охранника не хотелось, а офисной работы, пусть и за скромную зарплату, найти всё никак не получалось. «Эх, говорила мне мама, – учи английский!» – невесело подумал он о себе фразой из старого советского боевика. Сегодня так и вообще творилось что-то странное. Даже в тех фирмах, где накануне соглашались с ним встретиться на собеседование, теперь либо сходу отказывались, либо вообще не открывали. Жизнь в очередной раз дала трещину. А ведь всё было так близко, так возможно…
И в городе творилось что-то непонятное. Народ шептался об эпидемии. Бешенство, мол, невообразимое. И суперзаразное к тому же. Типа, заболевшие начинают без разбора на всех кидаться и даже пытаться вцепиться зубами. Это и было странно – именно зубами, по-звериному, а не скажем, с ножами-дубинами на прохожих кидаться. Страшные сказки, конечно, но стрельба-то взаправдышняя слышалась уже несколько раз.
От грустных мыслей Олега отвлекло чудное виденье – из подъезда с роскошной вывеской какого-то косметического SPA-салона выпрыгнула девушка в свежеуложенных кудряшках-завитушках. «Попрыгунья-стрекоза», – подумал Олег. Сходство дополнялось огромными солнечными очками, сдвинутыми поверх лба. Олег усмехнулся – память по ассоциации выдала картинку пилота боевого вертолета в надвинутом светофильтре шлема… Девушка приняла усмешку на свой счет, фыркнула и задрав ещё выше свой курносый носик, направилась в сторону лоснящегося хромом бордового джипа БМВ. Джип по стоимости приближался к тому самому вертолету. Олег вздохнул. Девушка явно была представительницей той самой «золотой молодежи» – на которых свалилось родительское честно ли, нет ли, заработанное богатство еще во младенчестве, и которые воспринимали такой порядок вещей как данность. Вот и эта субтильная длинноногая особа была выряжена в тряпки от известных модельеров, на плечи небрежно наброшена коротенькая меховая шубка, остановившись перед чудом немецкого автопрома, стала что-то перебирать в явно дизайнерской сумочке.
Из-за соседней машины вдруг какой-то шатающейся, пьяной походкой вывалился бомж.
Медленным взором обведя двор, он повернулся к девушке и заспешил к ней. Олег, предчувствуя проблемы, напрягся. Тем временем девушка, вытащившая из сумочки брелок сигнализации, обернулась на звук шагов. Что-то буркнув в сторону приближающейся фигуры, она сделала шаг в сторону водительской двери и нажала кнопку брелока. Сигнализация пиликнула, ярко моргнули фары автомобиля. Бомж вдруг остановился, почему-то отвлекшись на яркий свет фар. Потом снова двинулся в сторону девушки, успевшей открыть дверь автомобиля. Девушка, обернувшаяся в сторону бомжа, встретилась с ним глазами и пронзительно закричала.
Дальше всё произошло очень быстро. Вытянувший руки бомж в два шага достиг девушки, так и не успевшей заскочить в машину, схватил её, притянул к себе и зубами вцепился в горло. Крик девушки перешел в какой-то сюрреалистический визг и потом резко оборвался горловым бульканьем.
Олег, двигавшийся скорее инстинктивно, чем осознанно, в два прыжка подскочил к бомжу, схватил его сзади за одежду и с силой рванул от девушки. Тщедушное тело дернулось, но добычи из рук не выпустило. Рана на шее девушки обильно кровоточила. В глазах её застыл животный ужас. Девушка явно находилась в шоке.
Дернув еще раз, Олег всё-таки оторвал руки бомжа от жертвы. Тело девушки сразу же стало безвольно опадать на асфальт. Бомж же переключился на Олега и вытянув руки уже в его направлении, с упорством бульдозера попёр вперед. Глаза его ничего не выражали, взгляд излучал только какую-то запредельную злобу и вызывал абсолютный страх. Может, будь на мессе Олега кто-то другой, он бы и стал очередной жертвой, загипнотизированный этим подавляющим волю взглядом. Но Олегу думать было не надо. За него думали в своё время инструкторы по рукопашному бою, вбившие в моторную память тела безусловные правила мышечных реакций. Так что Олег, отступив полшага назад, сильным ударом ноги отбросил от себя тело противника, резко увеличив дистанцию, и встал в боевую стойку. Скосил взгляд на девушку. Та корчилась рядом с машиной, пытаясь руками зажать рану на шее. Безусловно, ей требовалось оказать первую помощь, но сначала нужно разобраться с бомжом. И без того немноголюдная улочка сейчас и вовсе была удивительно пустой. Никто не спешил на помощь и даже не орал со стороны.
Конечно, бомжа можно было вырубить и кулаками, ударами в голову, например. Но не было никакого желания входить в соприкосновение с кровью. По взгляду бомжа Олег сразу понял, что это и есть один из пораженных тем самым странным бешенством.
Между тем бомж, перевалившийся от удара за невысокое ограждение газона, явно тупил, никак не соображая, как перелезть через вдруг возникшее препятствие. Однако долго это продолжаться не могло. Олег судорожно оглянулся, рассчитывая найти что-нибудь, подходящее в качестве оружия. Однако не то что арматурины, но и завалящего кирпича нигде не обнаруживалось. Олег, краем глаза увидев торчащий из-за крайней машины мусорный контейнер, метнулся к нему. Но увы – район был офисно-бутиковый, поэтому ничего типа той же арматурины, да и просто куска доски, в мусорке не было. Глаз зацепился за проступающий через полиэтилен мусорного пакета бок крупной бутылки. В мгновение разорвав пленку, в руке Олега оказалась толстостенная бутылка из-под шампанского «Дом Периньон»13. С этим заменителем оружия Олег рванулся назад. Бомж уже преодолел препятствие и теперь вновь разворачивался на Олега. Тот, забежав за угластый капот припаркованного Рэндж-Ровера, и опершись о него левой рукой, приготовился к удару. Бомж подставился удачно. Почти обогнув джип, он рванулся в сторону Олега, и в тот же момент на его череп обрушилась тара гордости французских виноделов. Олег смотрел на дело рук своих. Бомж был гарантировано мёртв. Его череп сверху был значительно вмят внутрь, из раны, перемешиваясь с осколками стекла, пытался выползти разрушенный мозг. Почему-то сильно тянуло ацетоном. Олег отбросил в сторону горлышко бутылки, устремился к девушке. Она была еще жива. Но это, по мнению Олега, было ненадолго. Сдернув с себя лёгкую куртку, Олег скомкал её и положил девушке под голову. Схватил уже порядком пропитавшийся кровью шарфик девушки и прижал страшную рану на её шее. Распахнул заднюю дверь джипа и заглянул внутрь. Аптечки видно не было. Подскочил к задней двери. Распахнул. В углу багажника лежала угластая синтетическая сумка с надписью «Автопомощь». Схватил и рывком расстегнул «молнию». В сумке, вместе с огнетушителем, аварийным знаком и буксировочным тросом лежал и футляр с аптечкой. Выхватив из него два бинта размером побольше, Олег бросился назад к девушке. Спустя короткое время повязка уже была наложена. Олег наскоро постелил на заднее сиденье нашедшийся в машине плед, осторожно положил на него бессознательное тело девушки, несколько помедлив, пристегнул его обеими ремнями безопасности. После этого поднял с асфальта уроненные хозяйкой в самом начале ключи от машины с брелоком сигнализации, и, сев за руль, запустил двигатель.
Нужно было скорее доставить раненую в больницу. А где их – те больницы, искать в центре Москвы, Олег не знал. Так что он ехал, ища в потоке машин «скорую помощь», или, на худой конец, патрульный экипаж милиции.
На дороге царила нервозность. Все куда-то спешили, постоянно сигналили. Возникающие пробки, не стесняясь, объезжали по газонам и по чудом оставшимся в мегаполисе редким газонам. Периодически слышалась стрельба. И что особенно настораживало, одиночные выстрелы бывало, перемежались автоматической стрельбой.
Наконец Олег увидел нечто типа блок-поста. На пересечении улиц притаился, прикрытый кузовом помятой иномарки, милицейский «форд». Рядом, направив стволы автоматов вдоль улиц, стояло несколько милиционеров.
Олег, остановив джип метров в двадцати от милиционеров, вышел из машины, поднял на всякий случай руки и направился к блоку. Его немедленно взяли на прицел.
– Послушайте!
– Стоять! Не приближаться!
– Помогите, на нас напали!
– Стой где стоишь! При невыполнении приказа открываем огонь на поражение.
– У меня раненая в машине! Срочно нужна помощь! Скажите только, где ближайшая больница, и мы уедем!
– Вас укусили? Чем ранили? Характер ранения?
– Псих какой-то девушке зубами в горло вцепился, и сильно покусал, сволочь!
– У тебя самого ранения имеются?
– Нет, я его… – тут Олег замялся, признаваться в убийстве этим ментам, и так находящимся на взводе, не хотелось. – Это… Нейтрализовал, в общем, и мы сразу уехали.
– Потерпевшая где?
– В машине, на заднем сиденье, – немного обескуражено ответил Олег.
Один из милиционеров сдвинулся вбок, чтобы Олег не перекрывал ему сектор огня, и взял на прицел заднюю дверь джипа.
– Подойди, покажи руки, так, обернись, ладно, опускай руки.
Олег опустил, и подошел почти вплотную к ментам. Почти у всех из них были автоматы – обычные «ксюхи». Пламегасители оказались в пороховой гари – этим автоматам совсем недавно пришлось пострелять. И, судя по количеству нагара, одним-двумя патронами дело не обошлось.
– Ты извини мужик, но дело такое. Эпидемия в городе. Смертельная эпидемия. Укушенный, всё равно что мёртвый. Только стремится на тот свет еще больше живых забрать. Причем, – тут милиционер сбился и продолжил гораздо более тихим голосом. – Они, когда кусаются, уже мертвые. Натуральные вурдалаки. Друг друга не жрут, живых только. Твоя девушка в машине как – просто сидит?
– Да нет, лежит на заднем сиденье, и чтоб не упала, я её ремнями пристегнул.
– Вот это-то тебя и спасло! – милиционер сплюнул, бросил в сторону окурок и кивнув соседу, сказал Олегу: – Ну, пошли!
Приблизившись к машине, милиционеры сначала посмотрели в окна, потом один из них, взяв автомат наизготовку, скомандовал Олегу:
– Открывай!
Тот распахнул заднюю дверь.
Девушка уже восстала. И теперь зомби с тем же ненавистно-злобным взглядом корчился на сиденье, не имея возможности вырваться из удерживающих его ремней.
– Видал?
– Видал… И что это с ней?
– Смерть с ней. Но не окончательная – как человек она уже умерла, но в оставшуюся оболочку бес какой-то вселяется, и как бы живет. И пытается сожрать человечинки. Зомби, в общем.
– И что делать-то?
– Добивать нужно. Не знаю, что там насчет осинового кола в сердце и серебряных пуль, но и обычные помогают, если только в голову попасть. Она родная тебе?
– Нет, я вроде водителя при ней, – соврал на всякий случай Олег.
– Ну, тогда проще. Родственников вызывать будешь?
– Зачем? На опознание?
– Какое нахрен опознание, проснись! Амбец пришел! Москве по крайней мере. Мы не знаем, может, за МКАДом уже фильтроблоки организуют, чтоб эта зараза не расползалась, а в городе таких с каждым часом становится всё больше. В случае укуса спасенья нет – гарантировано таким же станешь и тоже кусаться будешь… Уже и войска ввели, а хрен ли толку? Чтоб тело забрали здесь. В таком виде ты её отсюда один хрен не увезёшь – у нас приказ пресекать нападения на граждан «лицами неадекватного поведения». А адекватным нападать можно? А способ пресечь тут один – пулю в голову. Ну так как?
– Да не надо, просто тело заберу.
– Ну, как знаешь. У тебя подцепить её есть чем?
– Трос в багажнике.
– Давай!
Олег распахнул давешнюю сумку, извлек из неё новенький скрученный улиткой ярко-желтый буксир.
Набросили фал петлей на шею и несколько вытащили тело наружу. Зомби всё пытался не то схватиться за что-нибудь, не то оттолкнуться в тщетной попытке вырваться. Милиционер зашел сбоку, достал из кобуры ПМ14 и, прикинув направление рикошета, выстрелил.
Олег удивился – пуля вошла за ухом и вышла другой стороны, пробив височную кость. Однако крови из раны почти не текло.
Стараясь не коснуться крови, фал перецепили – открыв дверь с другой стороны машины, за ногу затащили тело назад на заднее сиденье.
– Могу ехать?
– Давай!
– А бумагу какую дадите? А то ваши же остановят – а у меня труп с пулевым в голову в машине.
– Да нахрен ты кому нужен, а труп твой тем более!
– Не мой, а девушкин. Напишите хоть какую бумаженцию.
– Ну давай! Как звали потерпевшую?
Олега окатила волна холода. Имя владелицы джипа он узнать не удосужился. Судорожно сглотнув, он нашелся – достал из кармана куртки лоснящийся лаком кошелек девушки, извлёк оттуда её водительские права и протянул подошедшему милиционеру.
– Вот, перепишите пожалуйста.
Тот взял документ и стал что-то царапать в бумаге жутко казанного вида.
– Держи!
Олег забрал из рук милиционера бумагу, попрощался со всеми и, развернув машину, поехал в обратную сторону. Выбрав безлюдное место, он развернул полученную бумагу. Составлявший её, видимо, на такой казенщине собаку съел. Черным по белому на бланке «Протокола осмотра места происшествия» было описано, что труп гражданки такой-то, ранее пораженной заболеванием неизвестной природы, выдан на руки гражданину такому-то. Было еще предложение о том, что огнестрельное ранение головы не носит прижизненного характера. И всё. Олег, хмыкнув, бросил бумагу в бардачок. Следовало думать, как быть дальше. В первую очередь нужно было решить, что делать с трупом. И второе – вступать в наследство. Потому как отдавать мощную проходимую машину Олег в теперешних обстоятельствах никому не собирался.
В блестящем кошелечке обнаружились документы на БМВ, ещё какую-то мазду, две банковские карточки, причем на одной из них переливчато было вытиснено «Платинум». Чем-то острым вроде пилки для ногтей на обеих был выцарапан пин-код. Видимо, утруждать свою память такой чепухой владелица не собиралась. Ещё обнаружилось бессчетное количество различных визиток и рекламок. В бардачке машины лежал ярко-розовый компьютер-планшетник с узором-сердечком, выложенным на крышке какими-то маленькими блестящими стёклышками. Плюс ворох всякой шелухи косметической направленности. Всё это Олег с раздражением сгреб в сторону. Еще из полезного нашелся навигатор. Больше интересного ничего не было. Судя по документу, машина была совсем новой, и хозяйка, скорее всего, просто ещё не успела в ней обжиться и натащить больше всякого барахла.
Заехав в один из дворов, Олег заметил открытую дворницкую. Удачно разжившись там штыковой лопатой и обрезком водопроводной трубы, он поехал дальше.
Около филиалов каких-то учреждений стояли банковские автоматы. С обеих карточек удалось снять довольно существенные суммы денег. Но до конца и тут не повезло. В одном автомате скоро закончились деньги, а второй уведомил, что на карточке стоит лимит в суточную выдачу наличности, ограничение пятьдесят тысяч рублей. Но эту сумму автомат исправно выдал. Олег, помня про предупреждение милиционеров, повернул в сторону области.
Олег плохо знал эту окраину Москвы. Уже пошли недоразворованные промзоны. Какие-то территории, огороженные трехметровыми заборами с колючей проволокой поверху.
Вдруг показался кусочек зеленой природы, сжатый с двух сторон забором и каким-то трубопроводом. Олег заехал, пробираясь сначала по тротуару, с которого вскоре свернул на тропинку, а потом и вовсе пополз между деревьями, выбирая место поглуше. Остановившись на небольшой полянку, он выкопал могилу и уложил в неё завёрнутое всё в тот же плед тело девушки. Тщательно засыпал и утрамбовал яму. Постоял, опершись на лопату. Жизнь поворачивалась совсем неожиданной стороной.
Полистал телефон усопшей. Удивило обилие телефонов с началом имени «папа». Там были и «папа шофёр», и «папа офис» и даже «папа Лондон». Напрямую общаться с родителями погибшей не хотелось. Ещё с армии был такой негативный опыт. Крайне гнетущее переживание. Стряхнув с себя груз воспоминаний, Олег нажал кнопку вызова напротив имени «Мама помощник Витя».
Именно помощнику звонить был смысл именно тем, что беседа сразу минует этап соплей-слюней и будет проходить в конструктивном ключе.
Практически моментально трубка отозвалась:
– Да, Оксана Николаевна! Здравствуйте!
– Это не Оксана, – глухо начал разговор Олег.
– Кто Вы? Откуда у Вас этот телефон? Где Оксана?
– Это случайный прохожий. Есть возможность записать наш разговор? Информация для вас крайне важная.
Спустя короткую паузу прозвучало:
– Разговор записывается.
– Отлично. Прошу передать следующее: Оксана Николаевна умерла. Была атакована одним из пораженных бешенством, получила ранения несовместимые с жизнью, сама превратилась в такую же хм… заболевшую, после чего была нейтрализована милицейским патрулем. Тело временно захоронено…
Сообщив необходимую информацию, Олег замолчал. С той стороны тоже молчали. Пауза затягивалась…
– А как же…
– Вот так. Есть желание – эксгумируйте. А лучше – не тратьте на это время. Сейчас по крайней мере. Эвакуируйтесь. На этом всё. Прощайте!
– Послушайте, может быть, вы подъедете к нам, или просто встретитесь с нашим человеком? Мы гарантируем вознаграждение за любую информацию об Оксане Николаевне…
– Всю информацию я уже передал. От вас мне ничего не нужно. И телефон этот оставлю рядом с могилой, заверну во что-нибудь. А там – хотите – звоните, хотите – нет. Прощайте. – Олег утопил кнопку сброса. Поднял из-под ног грязный и мятый пакет из-под вина, разорвал пошире горловину и запихнул в его относительно чистое нутро блестящий «Верту». Подумал и добавил туда же свернутый лист «Протокола осмотра», устроил пакет рядом с могилой и с чувством выполненного долга пошел к машине.
Вернувшись в более населенные районы города, Олег удивился произошедшим за это короткое время переменам. Зараженных на улицах становилось всё больше, а вот обычных людей значительно меньше. По улицам, не соблюдая никаких правил, проносились машины. Вечерело. Олег не спеша вёл машину, высматривая магазины с хорошим подъездом. Обострившееся чувство подступившего капеца уже не нашептывало, а орало в ухо дурным голосом бывшего комбата, о том, что пока деньги что-то стоят, самое оно запастись действительно нужными вещами. Жратвой – живот уже давно требовал положенного, и оружием. Даже нет, пожалуй, наоборот – оружием и жратвой. И горючим. И одеждой. И морду вареньем намазать. Олег невесело усмехнулся своим мыслям.
21 марта, среда, середина дня,
Москва, «нехорошая» квартира.
В «Нехорошей» квартире было совсем нехорошо. «Нехорошей» её прозвали соседи за извечные крики, ругань и прочие звуки, несовместимые с понятием «нормальная жизнь». Тишину хозяева соблюдали, только когда варили своё зелье. На весь подъезд тогда воняло ацетоном и прочей химией. Признак был верный.
Один из жильцов, Николай Михалыч, донельзя замученный неприятным соседством, много раз жаловался ближайший райотдел милиции. Его выслушивали, что-то записывали, обещали разобраться. На этом всё и затихало. Нет, пару раз приезжали. Но наркотики были уже в организмах жильцов нехорошей квартиры и их приятелей. Изымать было нечего, а стало быть, и возбуждать уголовное дело не на чем. Кого-то из нариков для профилактики забирали, но быстро отпускали, и всё возвращалось на круги своя.
Всё изменилось, когда появился новый участковый. Молодой старший лейтенант был выходцем из военной среды. Одним из тех многих осколков некогда Великой и Могучей Армии, ныне приведенной правителями земли русской к совершенно непотребному состоянию…
Старший лейтенант взялся за наведение порядка энергично. Однако всё действительно оказалось не так просто, как представлялось обывателям. Нариков надо было брать «на весе», – по образному определению участкового, что требовало четкой координации по времени. То есть наведоваться в «нехорошую» квартиру тогда, когда зелье уже сварено, но пока страждущие еще не успели «вмазаться», «ширнуться», «дать по вене» – не успели принять наркотик. Как научил участковый, звонить ему нужно сразу, как по подъезду пойдет запах ацетона – поскольку он является необходимым ингредиентом при варке наркотика. Квартиры же наркоманов – не промышленное химпроизводство, и принудительной вытяжной вентиляции не имеется. Стало быть, ацетоном несет на весь подъезд… Так что при появлении запаха нужно сразу звонить, тогда и получится, что зелье наркоманы успеют приготовить аккурат к приезду опергруппы.
Похоже, момент был самый тот.
Однако во-первых, участковый отозвался только по мобильному, который он предусмотрительно оставил жильцам, в том числе и Николаю Михайловичу. А во-вторых, сказал, что у них жутчайшая запарка – в городе чуть ли не какие-то беспорядки, и сам приехать никак не сможет. Однако добавил, что пришлет «конкурентов» из Наркоконтроля, хотя, конечно, и «жаль отдавать верную палку», но чего мол, не сделаешь – для хороших-то людей.
Наркополицейские приехали действительно быстро, на невзрачном жигуленке совершенно неприметного, даже затрапезного вида, но почему-то только вдвоем. Один был в гражданской одежде, в легкой куртке и каким-то цепким взглядом. Второй – почти на голову повыше, в черной форме с множеством карманов и нашивками со всех сторон и с черным же бронежилетом поверх неё. Переговорив с Николаем Михайловичем и понюхав подъездные ароматы, они отметили, что приехали вовремя и сейчас будут заходить в квартиру, а он, мол, пусть с кем-нибудь из соседей поднимутся через несколько минут – понятыми будут при осмотре и изъятии.
Однако что-то пошло не так. Кто-то крикнул не то от боли, не то от испуга, потом раздались выстрелы. Три раза бахнуло, потом всё стихло. Николай Михалыч от греха решил пока постоять за своей закрытой входной дверью. То же он посоветовал и Ильиничне – жившей по соседству женщине, согласившейся помочь с оформлением документов по «этим наркоманам проклятущим». Спустя некоторое время раздалось ещё два выстрела. Старик притаился за дверью, ожидая развития событий. В глазок Михалычу было видно, как странной неживой походкой мимо его двери прошли трое, типично наркоманского вида. А вот давешних наркополицейских что-то не было. Причем прошедшие были явно под кайфом и, похоже, в крови. В чужой крови. Николай Михалыч стал судорожно набирать телефон участкового. Но тот не отвечал ни по городскому, ни по сотовому…
А случилась в «нехорошей» квартире пакостная история.
От передоза загнулся Сухарь – донельзя худой неопрятный мужичек неопределенного возраста с желтой, будто высушенной кожей. Он пришел уже в кондиции, но заявил, что вставило жидко и он за такую подляну может и башку оторвать. Эта фраза вспомнилась наркоманам чуть позже, огненной звездой проскользнув в разрушающемся мозгу, но было поздно… А тогда по доброте душевной, но в долг, разумеется, а не на халяву – под запись на обоях в приметном месте, Сухарю была выдана заначенная полноценная доза, которую он и пустил по вене за раз, посидел маленько на полу, упершись спиной в стену, прислушиваясь к внутренним ощущениям, а потом, словив приход, плавно соскользнул набок, уходя в нирвану… Хозяева – Димон (кликуха прилипла к нарку потому, что он под кайфом не помнил ничего, кроме собственного имени, и откликался только на него), и Песя (столь неблагозвучно погоняло объяснялось просто и не несло негативного смысла – фамилия у доходяги была Песников, и было всего лишь сокращением) собрались сварганить варева, всё необходимое у них для этого уже было запасено. Однако уговорились купить еды – под клевым кайфом не сходишь, да и вообще – не до того в нирване! Поэтому Песя пошел за хавкой15, а Димон, как более опытный, стал готовиться к таинству варки. Вернулся Песя. Рубанули «для сил». Сухарь так и валялся в углу, постигая тайны нирваны. Когда наркотик был уже сварен, и оба нарка занимались фильтрацией остывающей жидкости, на входе в кухню показался Сухарь. Вел себя он странно. Однако Димон с Песей, и не такое видевшие в своей наркоманской жизни, поначалу и не испугались. Вдруг Сухарь протянул обе руки, схватил Димона за майку-алкоголичку, резким движением притянул к себе и впился зубами в димоново плечо, аккурат в татуировку листа марихуаны. Заорали оба. И оба же стали отталкивать от себя сбрендившего Сухаря. На что тот, впрочем, не обратил ни малейшего внимания. Руки скользили по лицу, уже обильно смазанному кровью. Чуть оттолкнуть его получилось только тогда, когда Сухарю удалось выхватить из руки Димона кусок мяса и он стал запихивать его в рот, практически не жуя, напрягаясь и делая судорожные глотательные движения. Песя встретился с ним взглядом. Ничего не то что разумного, а и просто человеческого во взгляде не было. Крышняк походу у Сухаря сорвало навсегда.
– Сухарь, ты чего, б…, делаешь, что делаешь, б…, сука? – орал Песя. – Шиза, б… твою сука мать!
– Сука-а-а-а!! Больно-о-о-а-а-а!! Убью-у-у гада-а-а-а!!
– Сухарь, Сухарь, сука, б…, с катушек съехал!!
– А-а-а-а-а!!! Сука-а-а! – вновь заорал Димон.
Сухарь, проглотив таки кусок димонова мяса, ринулся за вторым, с нечеловеческой силой притянув к себе Димона и вновь вцепившись в хлещущее кровью плечо. Песя снова попытался оторвать Сухаря. Пол уже был скользким от обилия крови, и вскоре троица завалилась, опрокинув на себя стол с готовым варевом и всеми необходимыми инструментами.
Димон орал, Сухарь отгрызал очередной кусок, не обращая внимания ни на какие действия Песи. Тогда тот схватил с плиты сковородку с остатками пригоревших макарон, и что было дури опустил на голову сбрендившего Сухаря. Старая, старорежимная сковородка была чугунной и веса немалого. И такого удара по башке хватило бы любому. Разбитая голова дернулась, часть скальпа съехала в сторону, обнажив розоватую поверхность черепа. Крови, что странно, почти не выделялось. Но и этот удар не оторвал Сухаря от его занятия. Песя бросился на него сзади, потянув на себя. Пальцы попали в рот и были так же зажеваны. Песя в страхе выдернул руку. На трех пальцах кожа была содрана практически до мяса и сильно кровила. Он в панике оглянулся. Больше ничего тяжелого на кухне не было. Димон же уже не орал – как видно, потерял сознание. Взгляд Песи зацепился за висевшие на стене бесполезные в наркоманском быту кухонные причиндалы. Там был двузубая вилка на длинной ручке. Размером инструмент был с половник. Судорожно схватив это импровизированное оружие, наркоман сжал его в окровавленной руке, примериваясь, куда ударить – шанса на второй удар у него, скорее всего, не будет. Решив валить Сухаря наверняка, он зашел чуть сбоку и что было сил, воткнул вилку ему в глаз. Тот вдруг замер и как-то даже распрямился, оторвавшись от жертвы. Песя для верности провернул вилку, и так ушедшую внутрь черепа сантиметров на пятнадцать. Тело Сухаря стало валиться вбок, а Песя, всё еще в ужасе, судорожно сжимал в руке кухонный инструмент. Вилка вышла из глазницы, вывернув за собой какую-то коричнево-серую субстанцию, тащившуюся слизью к вилке. Ощутимо завоняло какими-то помоями.
– Димон, Димон, ты как, живой? – кричал Песя, пытаясь растормошить друга.
– Очнись, к врачу надо! А этого п… завалил я! Быстрее надо, б…, пока ментов нет!
Изгрызанное тело не отзывалось и вообще не подавало признаков жизни. Из страшных ран торчали измочаленные мышцы, сухожилия и кровеносные сосуды.
Песю затошнило. С низу живота вверх неудержимо побежал ком. Придерживаясь за стены окровавленными руками, он пошел в ванну. Здесь его и вырвало. Там же он и остался, поначалу промыв раны на руке водой и замотав там же найденной тряпкой. Тошнота не уходила. Да еще и навалилась какая-то странная тяжелая слабость. Жалея себя, Димон скрючился здесь же, подле унитаза, прижавшись лбом к его холодному фаянсовому боку. Казалось, так было легче… Постепенно уходили звуки, исчезал свет, уходила сама Жизнь из его не по возрасту дряхлого тела…
На ключ входная дверь не закрывалась – замок вместе с частью косяка вырвали еще в прошлом году, во время штурма притона. Починить дверь и вставить новый замок наркоманам не хватало ни денег, ни желания.
Наркоконтролевцы встали за дверью. В городе творилось что-то непонятное. Какие-то криминальные войны, прямо. Милиция явно зашивалась, и половину личного состава наркополицейских бросили на различные «усиления». Но явную «палку» упускать было нельзя, поэтому оперативник прихватил прапорщика из своего спецназа и поехал в адрес. Хотя такими силами и не положено, конечно. Из-за двери явно несло ацетоном и ещё какой-то дрянью. Оба наркополицейских достали пистолеты: опер в гражданском – обычный потертый ПМ, а спецназовец, в дополнение к своей черной форме нацепивший и шапку-маску, больший по сравнению с оперским «макаром» по размеру «ПЯ»16 – пистолет, о перевооружении на который и армии, и правоохранительных органов было широко объявлено, но, однако, вживую виданный пока только в различных спецподразделениях.
Опер коротко кивнул, и спецназовец, как лучше подготовленный и защищенный бронежилетом, ломанулся вперед.
– Лежать бояться! – орал он, водя из стороны в сторону стволом пистолета. Никто не выбегал. Криков тоже слышно не было. Нетипичный случай. Опер дернул дверь совмещенного санузла. Прижавшись к унитазу, лежало скрюченное тело. Опер легонько пнул его носком ботинка. Тот вроде чуть зашевелился.
– Так, понятно! – сказал опер и пояснил оглянувшемуся спецназовцу, – Здесь торчок конченный, других ищем!
Быстро заглянули в обе комнаты. Пусто. Коротко глянули на балкон. Тоже никого. Рванули на кухню.
– Ёж твою мышь! Тут труп, походу!
– Съездили называется по-быстренькому, по-легкому.
Картина была сюрреалистичная. В луже крови шевелился нарк с размозженным и как будто объеденным плечом и руками. Густо торчало оборванное мясо. На нем лежало неподвижное тело, тоже изгвазданное кровью, с разбитой до кости головой и выбитым глазом. Из развороченной глазницы сочилось что-то темное вперемешку с бордовым.
В возбуждении они не заметили, что из приоткрытой двери санузла появилась давешняя фигура нарка. Глядя на оперов стеклянными мёртвыми глазами, он вытянул вперед руки и пошел на новые жертвы.
Спецназовцу, прошедшему Вторую чеченскую, доводилось видеть и рваное, и горелое человеческое мясо, поэтому он просто впал в ступор, не зная, как реагировать. Опер же, которому такие картинки всё же были впервой, наклонился, зажал рот рукой, в которой всё ещё сжимал пистолет, и побежал вон из квартиры. Почти сразу он столкнулся с нарком, который, не теряя ни секунды, впился в руку с пистолетом. Опер заорал. Его крик вывел из ступора спецназовца и тот подскочив, огрел по голове сумасшедшего нарка. Ребро рукояти пистолета рассекло наискось кожу на лбу, сломало край надбровной дуги и снесло кожу от виска и до щеки. Короче, хватило бы любому. Однако нарку было всё равно. Наоборот, этот резкий удар, казалось, только помог ему оторвать кусок от шеи опера. Отхваченный кусок плоти нарк стал флегматично зажевывать. Обалдевший спецназовец смотрел на эту нереальную картину. Причем обеими руками нарк продолжал удерживать падающее тело опера. Следующий удар пистолетом пришелся по руке нарка. Рука, согнутая после удара в предплечье под неестественным углом – обе кости были гарантировано сломаны, тем не менее потянулась обратно к оперу. Это было уже слишком. Спецназовец, схватив левой рукой опера за куртку, потянул его на себя, с правой руки стреляя в неугомонного нарка. Пули легко пробивали тело, вылетая со спины в облачках кровавой пыли и кусочков вырванного мяса, после чего, выбив на стене коридора куски штукатурки, уходили в рикошеты. Все трое упали. Спецназовец всё еще пытался оторвать уже обмякшее тело опера от нарка, это получалось плохо. Стрелять было нельзя – мешало тело товарища, на которое уже влезал нарк. Спецназовец и нарк встретились глазами. Это не были глаза живого человека. «Киборг» – вдруг ясно осознал спецназовец и понял, что это конец. Смерть, однако, пришла к нему буквально с другой стороны. До него, упавшего, дотянулся второй нарк, прижатый трупом. Неожиданно сильно ухватился кистью за штанину и резко потащил к себе. Спецназовец был малый здоровый, поэтому этим рывком нарк вытащил свое придавленное тело и тут же кинулся на спецназовца. Он самонавелся на ближайший доступный открытый участок тела. Это оказалась шея спецназовца. Из-под зубов вырвалась тугая ярко-красная струя крови и брызнула на стену, разметавшись по грязным и оборванным обоям волнистыми потеками и мелкими брызгами. Второй рывок пульсирующей струи крови оказался заметно слабее, изгваздав барахтающиеся тела. Отчаянно еще дважды бахнул пистолет. После этого слышались только чавканье и скрип разрываемой плоти.
Спустя некоторое время порядком объеденный опер восстал. Убивший его нарк уже оставил его тело. Существами своего вида он, похоже, брезговал.
Теперь вся троица объедала спецназовца. Есть было неудобно. Первый зомби как-то быстро перегрыз шею, не останавливаясь на гортани и сухожилиях. Потом, видно, усилившись от порядком им проглоченной артериальной крови, перегрыз позвоночник. Голова в насквозь пропитанной кровью маске откатилась в сторону, оставляя за собой кровавый след. Зомби было двинулся следом и даже укусил раз, отхватив кусок и скользнув укрепившимися зубами по кости черепа, но потом вернулся к горлу – мясо там было мягче, и отрывать его там было проще. Двое остальных зомби захватили по кисти рук, и теперь активно их харчили. На ногах объедаемого тела были тяжелые берцы, комбез – из прочной синтетической ткани. Поверх туловища вообще был легкий бронежилет с разгрузкой. В общем, препятствие для пока еще человеческих зубов серьезное. Поэтому твари объедали открытые участки тела, и когда те закончились, встали, оценивая обстановку. Сначала один, а за ним и двое остальных двинулись к полуоткрытой входной двери в квартиру. Туда их вел инстинкт пожирателей. Именно с той стороны была Жизнь, а стало быть, и Еда. Не обнаружив никого на площадке, твари поплелись неуверенной походкой вниз, в подъезд и далее на улицу. Всё объяснялось просто – вниз по лестнице идти было проще, чем вверх.
21 марта, среда, после полудня,
Москва, «нехорошая» квартира.
Еле перебирая ноги, Зяка плелся на известную ему «точку». Там зажигали нормальные пацаны Димон и Песя. Которые иной раз выручали его дозой, видя его состояние и не по-наслышке зная, каково оно, так. Это вам не цыгане, которые, если денег нет, то и ни пол-чека и в долг не дадут. А то и отметелят так, что… Охо-хо-хо, – от воспоминаний Зяка по-привычке потер давно сломанные в подобной ситуации два ребра. Ломало Зяку нещадно. Эх, только бы пацаны выручили, а уж там – потом, как-нибудь выкрутимся… Еще в подъезде он сразу понял, что что-то не так. По ступенькам лестницы спускались вниз и терялись на улице кровавые следы. Причем отпечатки были как подошв ботинок, так и босых ног.
– Неужели повязали и увели не дав одеться? А или еще и замочили кого? – думал Зяка, с опаской поднимаясь по лестнице. Дверь Димона была приоткрыта и следы явно вели оттуда. Желание дозы оказалось сильнее страха, и Зяка заглянул внутрь. Было странно тихо. От увиденной картины Зяка обалдел до состояния непроизвольного опорожнения кишечника. Буквально всё залито и перемазано кровью. Валялись два трупа. Причем если одного Зяка знал, это был Сухарь – такой же доходяга, как и он, то второй – обезглавленный труп был явно из ментов, причем, судя по снаряжению, так и вовсе из ОМОНа. Странно, что пока никого не было. Зяка подумал, что до приезда на этот убой опергруппы он успеет неплохо прибарахлиться. Скользя по крови, он первым делом, перешагивая через трупы, пролез на кухню. Оглядев богатство, в беспорядке валяющееся на полу, он стал судорожно запихивать всё в подвернувшийся под руку пакет, прислушиваясь, не поднимается кто в квартиру. Быстро обхлопав по карманам Сухаря и ожидаемо не найдя там ничего, он переключился на спецназовца. Рассмотрев, расстегнул застежки разгрузки. В различных карманах её лежали всякие полезные вещицы, которые, при удаче, можно было бы махнуть на наркотики. От разгрузки под тело тянулся ремешок, потянув за который Зяка, к своему крайнему удивлению, вытащил из-под бока покойника невиданной формы пистолет. Это вообще было целое богатство! И Зяка уже в уме прикинул, кому бы его можно было с наваром сдать… Пожадничав, он вытащил из штанов трупа изгвазданный в крови ремень. Подобрал свалившиеся с него чехольчики, и, не рассматривая содержимое, нацепил обратно. Пора было валить. В прихожей он наклонился за какой-то набитой хозяйственной сумкой, увидел и подобрал еще один пистолет – обычный ментовской ПМ. Оглядевшись от такой удачи, он еще раз внимательно оглядел пол. Среди обычного здесь мусора – рваных бумаг, использованных шприцев и мятых упаковок лекарств, Зяка увидел ключи. Обычные старенькие ключи с логотипом ВАЗовской ладьи. Пора было валить. Если не заметут менты, то такое богатство всегда найдется кому отобрать. Хотя, с другой стороны, теперь у него есть пушка. Даже две. Одной из них, правда, пользоваться всё равно не умеет. Её – продать. А вот с Макаром17 он себе на дозу бабок завсегда надыбает! С таким радужным настроением Зяка быстро шел прочь от дома Димона, внимательно осматривая припаркованные жигули. Пару машин он даже попробовал открыть, без особой надежды, правда. Однако сегодня был его день! Невзрачный жигуль – «семерка» открылся. Зяка забросил на соседнее сиденье сумку и пакет, попытался завести машину. Замок на ключ не обиделся, зажужжал стартер. Несколько завибрировав и сразу же придя в норму, заработал двигатель. Зяка огляделся в салоне. Машина была без обычных личных хозяйских безделушек. «Казенная машина». Это бросалось в глаза. Окончательно Зяка убедился, что это машина тех самых оперов, когда он увидел хитроприкрученную под бардачком автомобильную рацию. Она была помещена специально так, что не была видна с улицы, пусть – де кто и заглянет в окна пристальным взглядом.
Когда-то Зяка умел водить машину. Более того, машина у него когда-то была. До наркотиков. А ведь что машиной управлять, что велосипедом – это ж как – один раз научился, уже не забудешь.
Несколько раз дернувшись из-за неплавной работы сцеплением и раз даже заглохнув, Зяка тронулся и неспеша, привыкая к машине и восстанавливая свои водительские навыки, тронулся по улице.
Следовало продумать всё наперед. Раз пошла такая пруха!
И окрыленный, он отправился к себе домой.
Зяка был наркоман со стажем. Дошедшим до крайней стадии прозябания. Денег ни на дозу, ни на еду уже давно не было. В долг давным-давно никто не давал. Выручало, что более успешные по жизни нарики давали ему «с устатку», либо и вовсе разрешали торкнуться из мутной, т.е. непроверенной партии зелья. Выживет – кайф ему в вены, нет – такова уж судьба…
Бомжом он не был. У него имелась двухкомнатная квартира. Продать её он боялся, точно зная, что выскажи он желание продать квартиру и подпиши хоть какие-то документы, то окажется даже не в далекой деревеньке где-нибудь во Владимирской области, а на помойке в виде коряво расфасованного мяса. Изредка он пускал во вторую комнату жильцов. На такие хоромы соглашались только приезжие ненадолго торговцы с южных рубежей нашей бескрайней Родины. Более невзыскательной, но в то же время платежеспособной публики не имелось. Но частые визиты добросовестного участкового в последнее время распугали и этих. Вот уже месяц, как в квартире, кроме Зяки, никто не появлялся.
Перетащил в квартиру вещи. Осмотрел машину. Единственное путевого, что в ней оказалось, так это сигареты в бардачке. Но, как говорится, дареный конь. Халява.
Тщательно закрыл входную дверь. То ли от избытка адреналина, то ли из-за вдруг свалившегося добра, но уже и как-то колбасило меньше, и общее состояние организма ощущалось гораздо лучше. Похавав немудрящей снеди, оказавшейся в сумке Димона и даже сложив на подоконнике остатки «на потом», Зяка набодяжил адской смеси, подогрел жидкость и сноровисто загнал её себе в вену. Посидел, закатив глаза. Приход был не очень. А по ощущениям, так и не очень-то и хотелось. Это было странно и как-то необычно.
Разложив в комнате свои богатства, Зяка довольно ухмыльнулся. Были нож, рация, зачем-то две пары резиновых перчаток, запасной магазин к странному пистолету. И патроны там были не макаровские. Похожие, но с более остроносой пулей.
С пистолетом Зяка хотя и не сразу, но разобрался. Это было просто. Вынул магазин. Оказались штатные восемь патронов. Как-то сразу, от самого факта наличия пистолета, Зяка решил идти на дело. Уже вечерело.
Зяка вдруг понял, что сегодня уж слишком часто звучат ментовские сирены. Да и стрельба периодически слышалась, что уж совсем ни в какие ворота. Но разжиженные мозги эти новости не взволновали.
Надо было брать аптеку. Пока не прочухали тему и не опередили более удачливые конкуренты. Хотя по удачливости в день сегодняшний с ним мало кто бы мог поспорить…
Аптека годилась не всякая. Большую одному не взять – и охрана может быть, и менты, наверняка подкормленные хозяевами настоль прибыльного бизнеса, прискачут сразу. Надо было брать что-то мелкое и стоящее на отшибе. И такое место на примете у него было. Зяка давно присматривался к одному подвальчику. Сначала это был просто аптечный склад. Потом же владелец, дабы получить дополнительную выгоду, открыл там ещё и торговлишку. Ну, понятно, подмазал кого-то, поделился… И вот, в нарушение всего и вся – в подвале уже аптечный киоск. Зяка знал точно, что там и «нужные правильные» лекарства имеются. Когда-то за долю в добыче он уже собирался дать наколочку «кому надо» на этот складик. Но тогда не срослось, а сейчас – и самому пригодилось.
Зяка приготовил сумки, проверил, легко ли выдергивается ПМ из внутреннего кармана куртки, и поехал в известный адрес.
Полуподвальная дверь с улицы практически не просматривалась. Это было хорошо. Разумеется, массивная металлическая дверь была закрыта изнутри. Зяка постучал в маленькую «форточную» дверцу, устроенную в железной двери на случай ночных посетителей.
Зяка принял нарочно обеспокоенный вид. В окошке показалось строгое девичье лицо в белой докторской шапочке.
– Слушаю Вас!
– Девушка, бабушке с сердцем плохо, к вам скорей послала за лекарством, помогите, пожалуйста! – затараторил Зяка.
– Какое лекарство?
– Да вот у меня на бумажке записано! – Зяка протянул в окошко только что найденный в кармане обрывок какой-то бумаги.
Девушка непроизвольно наклонила голову вперед, пытаясь прочитать, что там написано. Зяка проворно схватил её левой рукой за воротник халата и потащил к себе, правой выдергивая из кармана пистолет. Девушка отпрянула назад, потащив за собой не отпускающую свою жертву Зяку, прижимая его с той стороны к холодной стали двери.
– Открывай, быстро открывай дверь, сука!
– Уйди, отпусти, сволочь! – закричала девушка, вцепившись обеими руками в зякину руку и пытаясь оторвать её от себя. Силенка у девки была, и Зяка вдруг явственно понял, что ещё чуть-чуть, и добыча выскользнет у него прямо из рук. Девка упиралась, дергала руку, и уже край металлического листа двери стал обскабливать кожу с предплечья. Зяка быстро всунул в окошко правую руку с пистолетом. Пистолет был взведен и снят с предохранителя. Его ствол практически упирался в лоб жертвы.
– Открывай! Быстро открывай, сука! Убью! Быстро!
Девушка замерла. Она четко понимала, что её не такая уж и долгая жизнь может прерваться вот в этот самый момент. Поэтому она дважды повернула ключ внутреннего замка и с лязгом сдвинула вбок рукоять засова. Она уже не сопротивлялась, с ужасом ожидая, что же будет дальше.
Зяка потянул на себя дверь и, убедившись, что та открывается, притянул к себе девушку и коротко ударил её пистолетом по голове. Рывком дернул дверь. Та распахнулась. Зяка немедля заскочил внутрь и задвинул за собой засов. Аптекарша всё еще стояла чуть наклонившись и держась обеими руками за голову.
– Что, сука, открывать не хотела?! На! – и Зяка ударил правой рукой, в которой всё еще держал пистолет, в лицо девушки. Удар пришелся частично по рукам, но и этого хватило. Брызнула кровь, девушка непроизвольно наклонилась. Зяка сразу же добавил с ноги в то же место. Аптекарша повалилась на пол. Вымещая на ней свой страх и злобу, Зяка стал пинать её ногами. Однако в каморке было тесно, стеллажи, уставленные коробками с лекарствами, не давали размахнуться и ударить «с ходу». К тому же пинать бесчувственное тело было неинтересно – ни тебе криков боли, ни мольбы о пощаде… Спохватившись, Зяка обернулся к двери и закрыл на шпингалеты железную дверцу, через которую только что общался с аптекаршей.
Он наклонился над телом девушки и повернул к свету бейджик с именем, прикрепленный к карману халата.
– «ООО Тыры-пыры медик-сервис», Бэйдельман Анжела, – неплохо, неплохо! – пробормотал Зяка. «Анжелика и Король» – ха-ха, совсем неплохо! Рука непроизвольно коснулась выпирающей через халат груди девушки. И по телу пробежала волна чего-то волнующего, уже, казалось бы, давно забытого ощущения. Это было необыкновенно и странно. Уже давным-давно истерзанное наркотиками тело Зяки не показывало никаких желаний, кроме желания дозы. А тут – надо ж тебе… Вообще говоря, в последние сутки организм как почувствовал второе дыхание. Исчезла одышка, не болели внутренности. Прошла даже извечная ломота в суставах. Даже осанка вроде распрямилась. С чего бы это?
Зяка оглянулся по сторонам, подхватил с пола кусок пластиковой упаковочной ленты и, перевалив всё ещё не подающее признаков жизни тело, связал руки девушки у неё за спиной.
Глаза от обилия лекарств разбегались. Зяка едва подавил в себе желание «вмазаться» прямо сейчас. Нужно было быстрее тарить всё ценное и быстрее уносить отсюда ноги. Самое ценное он запихал в сумки. И место в них совершенно неожиданно очень быстро закончилось. Тогда Зяка стал таскать лекарства к выходу прямо в картонных коробках. Первые разы он долго выглядывал, осматриваясь, дабы не спалиться, по сторонам. Потом же, наплевав на осторожность, стал быстро забрасывать коробки в салон – багажник уже был загружен под завязку.
Аптекаршу он решил прихватить тоже.
Дав нюхнуть удачно подвернувшегося нашатыря, привел её в чувство. Пригрозив, что пристрелит немедленно, если хоть что-то сделает не так, он вручил ей в руки коробки, погнал к машине, затолкал на переднее сиденье, сунул на колени коробку, вывинтил пластмассовый шток замка, сунул его в карман, захлопнул дверь и закрыл её на ключ. Когда-то по молодости так делали с девками, которых возили «покататься», а вот сейчас – гляди-ка, вспомнился полезный опыт. Пристегнул аптекаршу ремнем, дабы совсем пресечь всякие возможности вырваться, дал еще пару оплеух и поехал в сторону своего дома.
Избитую девушку он затащил в подъезд, поднял на лифте на свой этаж и уже волоком затащил в квартиру. Сразу обнаружилась трудность. Еще требовалось перетащить баулы с лекарствами и отогнать куда-нибудь оперского жигуля – палево было стопроцентное – оставлять его возле своего подъезда. А оглушенная девка могла развязаться и убежать. И привести ментов. Привязать покрепче к батарее? Может начать стучать по трубам, внимание соседей привлекать. Тоже нафиг не надо… Запереть связанную в ванне или привязать ещё к чему-нибудь? Чтоб ни до чего дотянуться не могла?
Однако соображалка на это еще сработала.
Пришлось притащить с балкона разобранную старую кровать.
Собрать её труда не составило – спинки по очереди были присоединены к панцирной сетке, да и вся недолга. Пинками подгоняя всё еще не пришедшую в себя Анжелу, потащил девушку в комнату.
– Отпусти, отпусти! Не надо! – плакала она.
Зяка снял с дивана матрас, перевернул его – на той стороне вроде бы было пятен поменьше, и бросил его на панцирную сетку. Туда же толкнул девушку.
– Не надо! Ну не надо! Прошу тебя!
В ответ наркоман несколько раз ударил её куда придется, завалил на кровать и наскоро привязал заранее примеченной балконной бельевой веревкой руки и ноги аптекарши к спинкам кровати. Девушка в отчаянии рыдала.
– Молчи, сука, вообще убью, …! – пригрозил Зяка, ища что-нибудь, чем бы можно было закрыть пасть этой заразе. Девушка вдруг как-то сразу успокоилась. То ли смирилась с неизбежным, то ли что-то задумала.
– Развяжи, сама всё сделаю, не увечь только!
– Сделаешь, сделаешь, и я тоже сделаю, – усмехнулся Зяка и, небрежно пожамкав тугую грудь, запихнул в рот пленнице вязанную шапочку и отправился из квартиры.
Отогнав машину и поставив её в пустующее место между двумя гаражами-ракушками так, что её совершенно не стало видно с улицы, Зяка вернулся к себе домой. Вся прихожая была заставлена картонными коробками, здесь же были две набитые лекарствами сетчатые сумки. Он тщательно запер дверной замок и задумался – с чего бы начать. Нет, он, конечно, между делом проглотил с десяток «правильных» таблеток. И в голове уже приятно плескалось умиротворение. Но этого было мало. Безусловно, надо будет добавить. Или всё же сначала поразвлечься с этой шалавой? Наверное, всё же это. Слишком давно у него не было интимного общения. Желания, впрочем, о таком общении тоже не возникало. Мелькнула мысль о том, чтобы перетащить девку на диван – там мягче и удобнее, но потом, резонно прикинув, что здесь девка хотя бы привязана, а там – нет, Зяка стал неспеша раздевать пленницу. Под расстегнутым халатом оказалась светлая водолазка, которую снимать было проблемно, поэтому он просто задрал её наверх, обнажив бежевый лиф и плоский живот девушки. Пленница яростно сопротивлялась, что-то мыча через импровизированный кляп и дергаясь всем телом, пытаясь освободиться. Путы меж тем держали крепко. Зяка, не заморачиваясь с застежкой, просто порвал лиф, отбросив чашечки в стороны. Грудь была великолепна. Даже лишившись поддержки, она осталась стоять, не делая попыток расползтись в стороны. Зяка хмыкнул удовлетворенно и стал расстегивать юбку. Дергаясь, Анжела сама того не ожидая, оказала услугу Зяке – тот выдернул из-под приподнявшегося тела юбку и рывком сдвинул её до самых щиколоток. Возникла проблема – ноги девушки были привязаны к спинке кровати вместе, что крайне затрудняло доступ к вожделенному месту – требовалось освободить хотя бы одну. Трясущимися руками Зяка стал распутывать веревку. Наконец он освободил одну ногу. Девушка сопротивлялась, отчаянно брыкаясь. Но это заводило еще больше. Взгромоздившись на кровать и распихав белые коленки по сторонам от себя, Зяка потянулся обеими руками к черным стрингам. Девушка отбивалась как бешеная, и ей даже удалось пнуть насильника в скулу. Тот вскрикнул и навалился на Анжелу, метя ей ответно кулаком в челюсть. Та дернулась в сторону, одной ногой пытаясь оттолкнуть наркомана. Этого рывка кровать не выдержала. Решетка сетки соскочила с одного крюка спинки и повалилась вниз. Вся конструкция с грохотом рассыпалась. Зяка больно ударился о пол, и сразу сверху ему добавило железным уголком кроватной сетки. Со стоном он стал приподниматься. Однако Анжела сориентировалась быстрее. Вскочив на ноги, она, выкрутив руки – запястья всё ещё были привязаны – перехватила спинку кровати, уже расцепившуюся с панцирной сеткой, и через голову обрушила спинку на голову наркомана. Глухой удар, и его тело мешком повалилось вбок. Не раздумывая, Анжела добавила сверху еще раз. Но это, наверное, было лишнее. Зяка лежал не шелохнувшись и не издавая ни звука. Анжела судорожно, не спуская глаз с неподвижного тела и помогая себе зубами, стала распутывать веревку. Спустя короткое время сначала одна, а потом и вторая рука оказались свободны. Тут же выдернула кляп. Чисто по-женски Анжела сначала быстро поправила на себе одежду, потом, подняв с пола веревку, споро связала руки за спиной у наркомана. Уверенным движением потрогала ему шею. Пульс присутствовал – тот просто был без сознания. Это Анжелу несколько успокоило – поначалу она думала, что убила человека. Для верности, осмотрела квартиру. Никого не было. Анжела расстегнула и сняла висящий под водолазкой порванный лиф, и, не желая бросать его здесь же, подняла свою сумку, которую хозяйственный грабитель тоже захватил из аптеки. Раскрыв сумку, дабы сунуть туда бежевый комок, девушка уткнулась в свой телефон.
– Ну конечно же! – и она стала судорожно стала нажимать кнопки, чтобы сообщить о происшедшем.
Странно, но ни по «02», ни по номеру «знакомого милиционера», который ей специально оставил хозяин, никто не отвечал. Не отвечал и сам хозяин. Это было и вовсе удивительным. Анжела, девушка из области, начала подряд звонить своим московским подругам. Кто-то откликнулся, кто-то нет. Но все откликнувшиеся наперебой сообщали о массовом психозе в Москве – люди ни с того ни с сего сходят с ума, бросаются на других людей, и – не поверишь! – жрут их. Те тогда тоже становятся такими. И якобы – всезнающий интернет уже предупреждал об этом – что этих тварей ни что не берет – натуральные зомби прямо…
На фоне этих новостей рассказ о неудавшемся изнасиловании выглядел как-то блекло и неинтересно. Зато подруги говорили ей, что на улицах какие-то неадекваты гоняются за людьми, постоянно слышна стрельба и кое-кто даже видел, как сумасшедшие жрали убитых людей… Интернет советовал быстрей убегать из Москвы – этого гигантского очага заразы, многие, как сообщалось, уже следовали этому совету. Подруги вместе с родственниками тоже в большинстве своем собирались «пока всё не успокоится» уехать пожить на дачи, либо вообще к родственникам в провинцию. На просьбу Анжелы вызвать милицию они как-то мялись, и советовали просто убегать от нарика, пока тот не очнулся, либо пока не пришли его дружки.
Теперь было понятно, почему не отвечает милиция. Вдруг Анжелу пронзила мысль – «а может, и этот наркоман бешеный?» Однако это соображение пришлось отмести – тем зараженным, по словам подружек, и пуля была нипочем (хотя Анжела, как будущий медик, сильно в этом сомневалась), а полудохлому наркоману хватило и двух, пусть и сильных, ударов.
Перед тем, как убежать, Анжела решила забрать у наркомана пистолет, дабы весомее было её заявление в милиции о грабеже и попытке изнасилования. Он подошла и брезгливо подняла с дивана куртку наркомана, извлекла из её кармана пистолет. Он был явно настоящий, сильно потертый. У одного из анжелиных друзей был похожий – травматический под названием «Макарыч», и Анжела даже стреляла на каком-то пикнике из того пистолета. Так что как обращаться с этим оружием, она, в принципе, знала. На всякий случай вынула магазин. Так и есть, патроны были боевые, с блестящими розоватыми пулями, почему-то семь штук. Анжела не стала передергивать затвор, дабы убедиться, есть ли патрон в стволе – стрелять она всё равно не собиралась. Под курткой обнаружился жилет с множеством набитых карманов и широкий кожаный ремень тоже с какими-то чехольчиками. И лежал еще один пистолет странной формы. Один из карманов жилета округло выпирал. Анжела расстегнула клапан и обрадовалась – в своем предположении она не ошиблась – это были наручники. Вторые наручники нашлись в овальном кожаном чехле с кнопкой на ремне. Там же, в похожем чехольчике, оказался и ещё один пистолетный магазин.
Комната была угловая. В самом углу из пола выходил стояк отопления, от которого сантиметрах в двадцати от пола отходили вдоль стен трубы к секциям отопления. Анжела брезгливо застегнула один браслет на руке наркомана и держа за второй, дотащила тело к батарее. Наклонившись, Анжела зацепила наручник за самый нижний вертикальный кусок трубы, до его разветвления. Теперь Зяка не мог не то что сопротивляться, но даже и просто встать. Превозмогая брезгливость, сквозь ткань ощупала его карманы. Судя по всему, ключей от наручников у него не было.
Второй пистолет и черный бронежилет с содержимым Анжела решила брать с собой. Вытряхнув барахло из сумки в коридоре – по полу посыпались батоны хлеба, упаковки Доширака и еще какие-то продукты, она упаковала туда жилет и прочее. ПМ же оставила в своей сумке, которую держала висящей на плече и прижимала к себе локтем.
Замок был простой советский – безо всяких новомодных защелок-собачек. Он просто закрывался ключом с обеих сторон. И сейчас ключ торчал с внутренней стороны. Закрыв снаружи дверь на ключ и запомнив номер квартиры, Анжела пошла на улицу. Номер дома и название улицы она также хорошо запомнила. Людей на улице было мало. А праздношатающихся не было вовсе. Казалось, сам страх витал в воздухе. Иногда по улице, в основном в сторону области, проскакивали машины. То в одной, то в другой стороне слышались выстрелы. Отчаявшись увидеть на улице милицейский патруль, девушка, сориентировавшись, быстро зашагала в сторону метро. Благо станция должна была быть недалеко. А уж в метро-то милиция должна была быть обязательно.
Смерть Зяка принял страшную. Очнувшись, он не сразу вспомнил, что произошло, и даже подумал, что его окучили барыги за какие-то старые долги. Но увидев в приоткрытую дверь наваленные аптечные коробки, он всё вспомнил. Спустя несколько часов он всё-таки растянул и ослабил верёвку, которой были связаны его запястья, высвободил одну руку, но снять наручники со второй руки так и не смог – ключа у него не было. Напрасны были все его крики и стуки что в пол, что по батарее. Сначала соседи, привыкшие к наркоманским выходкам, просто старались не замечать этого, а потом уже стало всё равно. Зяка, в надежде дымом привлечь внимание пожарных, найденной в кармане зажигалкой даже пытался поджечь обои, но те, прогорев почти до потолка, сами собой потухли. Дотянуться до окон он со своего угла не мог, силы скоро окончательно иссякли. Умер он через несколько дней от обезвоживания. Труп, превратившийся в зомби, тоже поначалу пытался встать. Но скоро оставил эти попытки, и остался лежать под теплой батареей, ожидая, когда же представится возможность что-то сожрать.
21 марта, среда, вечер,
Москва, станция метрополитена.
Бэйдельман Анжела, студентка медколледжа.
Вход в метро охранялся. Прямо на газонах стояло несколько милицейских машин и даже одна «Скорая помощь». Милиционеры, одетые как для разгона демонстрантов, перекрыли подходы к станции передвижными металлическими загородками, напряженно всматривались вдоль улицы. Двое медиков в белых халатах склонились и что-то пытались сделать с лежащей на носилках женщиной. Та ворочалась, пытаясь не то встать, не то перекатиться с носилок. Почему-то она была связана. Видя, что здесь никому из милиционеров сейчас абсолютно не до неё, Анжела быстро проскочила в вестибюль станции.
«Вон, вон, смотри, еще один», – донеслось сзади. Анжела прислонила свой студенческий проездной к турникету и проскользнула к мерно гудящему эскалатору. Уже спускаясь вниз, она услышала, как где-то снаружи бухнуло несколько выстрелов.
Она уже ничему не удивлялась.
Людей в метро было непривычно мало. Причем пассажиры осмотрели друг на друга настороженно, стремясь лишний раз не приближаться.
По громкой связи раздавались предупреждения остерегаться агрессивно настроенных граждан, и, увидев оных, немедленно сообщить машинисту или дежурному по станции.
Наконец подошел полупустой вагон. Люди с платформы, с подозрением косясь на уже сидящих в вагоне, с опаской зашли. Сидящие пассажиры отвечали такими же настороженными взглядами. Уселись. Несколько станций проехали благополучно. Подъезжая к следующей, сразу стало понятно, что там что-то неладно. Кто-то что-то орал, какая-то женщина протяжно визжала. Пронзительно раздавались свистки то ли дежурной по станции, то ли милиционеров. На приближающейся платформе бурлила какая-то свалка. Кто-то стремился поскорей выбраться из неё, но находились и желающие поучаствовать. Вагон медленно останавливался. На беду пассажиров анжелиного вагона, свалка оказалась прямо напротив. Какого-то невзрачного мужичонку, пытающегося кидаться на обидчиков, прижали к стене вагона и совместными усилиями впихнули в вагон. При этом, как успела увидеть Анжела, он успел до крови укусить кого-то за руку.
Внутри Анжелы похолодело. Это наверняка был один из тех, про кого предупреждали подруги – одержимый неизвестным науке бешенством.
Сердце замерло. В вагоне воцарилась тишина. С неожиданно громким шипением двери закрылись и вагон тронулся. Растрепанный мужичек, взглянув на всех страшным взглядом, не подошел, а скорее упал на ближайшую к нему женщину и вцепился зубами в рукав. Та истошно завопила. В вагоне возникла паника. И так наэлектризованные страхом люди повскакивали с мест и бросились в противоположный конец вагона. Одна Анжела находилась словно в каком-то ступоре. Тетка всё так же орала и пыталась оттолкнуть от себя сумасшедшего. Тот мотал головой, пытаясь прокусить рукав драпового полупальто. Ткань была добротной и не поддавалась. Тетка всё визжала, пытаясь выдернуть руку. На помощь к ней никто не спешил. Какая-то бабка, чуть не вприпрыжку таща за собой сумку на колесиках, своими размерами больше напоминающую мебельный контейнер, проехала по обеим ногам Анжелы, да еще и пребольно ударила по коленке. Анжела непроизвольно ойкнула. Бабка же по привычке шикнула на «зарвавшуюся молодежь», и, расталкивая всех на своём пути, устремилась к двери.
Боль вывела Анжелу из состояния ступора. Она оглянулась и наткнулась на исступленно-испуганные глаза женщины с одной стороны и Почти такие же – с другой, от сгрудившихся у дверей людей. Вдруг откуда-то сбоку выскочил молодой мужчина, в два прыжка подскочил к сумасшедшему и с силой ударил его ногой. Тот дернулся, но жертву свою не выпустил. Немало не отреагировав на удар он вновь повернулся к женщине и сунулся было к ней, намереваясь укусить за щеку. Мужчина ударил второй раз. Нога в высоком ботинке плавно прочертила короткую дугу и впечаталась прямо в искаженное злобой лицо. На межоконный простенок, прямо на карту метро, брызнула красно-коричневая кровь. Из полуразорванной щеки белели недовыбитые зубы. Но сумасшедший почему-то не орал от боли. На этот раз он выпустил свою жертву и даже откинулся на сидушку дивана. Молодой человек, мимоходом швырнув тетку, схватив её прямо за воротник, себе за спину, чуть не под ноги Анжеле. Сам же, пружинисто подскочив, ударил, резко выбросив ногу вперед. Что-то внутри тщедушного тела сумасшедшего хрустнуло, и он отскочил назад, в самый торец вагона. Уже оттуда, безмолвно вставая на ноги, он уперся в своего противника таким взглядом, что тот явно замандражировал, ища пути к отступлению. Сумасшедший вытянул перед собой руки, и оскалив разорванный рот, ринулся вперед.
Время остановилось. Поезд всё никак не доезжал до остановки, лишь вагон чуть покачивался. Мужчина судорожно схватился то за один, то за другой поручень, даже ударил по одному ногой, но те держались прочно.
Анжела потом и сама не могла понять, как у неё получилось. Действуя инстинктивно-механически, она вынула ПМ, который, оказывается, всё это время сжимала внутри своей сумочки, и, в красках ярко вспоминая давнюю стрельбу на пикнике, большим пальцем опустила флажок предохранителя вниз и левой рукой опустила вниз тугую кнопку курка. Раздался сухой щелчок, курок замер в нижнем положении. Вскинув пистолет и удерживая его двумя руками, Анжела навела оружие на сумасшедшего.
Спасший женщину в драповом полупальто молодой человек тоже действовал инстинктивно. Услышав за спиной лязг оружия, он тут же бросился вбок и вниз, стремясь уйти с линии огня. Грохот выстрела оглушил Анжелу. С такого расстояния промазать было невозможно, и она, разумеется, попала. Пуля, угодившая в грудь, отбросила тщедушное тело. Более того, пробив его насквозь, с металлическим звоном влетела в корпус вагона. Сумасшедший же, словно забыв про своего обидчика, упершись взглядом мертвых глаз в девушку, как ни в чем ни бывало, атаковал её.
Анжела понимала, что вот сейчас на неё движется сама Смерть, но, закаленная предыдущими переживаниями, она отнеслась к этому достаточно спокойно. В мозгу будто что-то щелкнуло, что, мол, если попадание пули в туловище ничего ни к чему не приводит, надо попробовать в голову.
Чтобы наверняка попасть в выбранное место, Анжела подождала еще немного, чтобы мертвец приблизился своей шатающейся походкой еще на несколько шагов, и плавно спустила курок. Пуля, попавшая с близкого расстояния, вырвала заднюю стенку черепа, забросав содержимым черепной коробки почти полвагона. Тело упало на спину и больше не двигалось.
В вагоне пахло страхом, порохом и почему-то ацетоном.
– Ну и выдержка у тебя, сестрица! – ошарашено пробормотал парень, вставая с грязного пола, – Я уж думал, всё – пилик котенку. Спасибо! Ты откуда – милиция или из военных?
– Медицина! – невпопад ответила Анжела.
Поезд останавливался. Пистолет в руке чуть дымился, что делать дальше, она не знала.
Люди ломанулись из вагона. Чуть обождав, Анжела сунула пистолет назад к себе в сумочку, и увлекаемая нечаянным ухажером, тоже вышла на перрон. С удивлением обнаружилось, что это её станция. До дома оставалось совсем ничего.
Поезд с трупом уже скрылся в тоннеле. По наставшим временам до валяющегося тела всем было наплевать. Редкие пассажиры просто не стали садиться в этот вагон, и всё.
– Как зовут-то тебя, красавица?
– Анжела.
– Ну, не хочешь говорить, не надо, – почему-то обиделся парень. Спасла ты меня. Так что с меня причитается по любому.
Анжела хмыкнула.
– Зря смеешься. Меня Володя, кстати, зовут. Владимир Ерышев, капитан юстиции, ГУИН, отряд «Факел». Позывной «Финн». Надо же, у меня три командировки на Кавказ, всякое бывало, но никогда не думал, что меня реально девчонка на этой стороне оставит18.
– Меня правда Анжела зовут. Правда! Анжела Бэйдельман. Могу студенческий показать.
– Да?! Хм… Ну ничего, замуж выйдешь, будет у тебя нормальная фамилия! – невпопад произнес Владимир. Анжела надулась.
– А почему «Финн»?
– За молчаливость.
– Ага, заметно, – хмыкнула Анжела, – а я думала, потому что пьешь много!
– И такое бывает в жизни, но не часто. А это пока у меня нервное сейчас. Тебе здесь наверх?
– Да, я тут совсем близко живу.
– Ну давай тебя хоть провожу до дома, спасительница!
Как-то само вышло, что Анжела согласилась. Хотя обычно в общении с парнями так скоро у неё события никогда не развивались. Тем более дома должна быть Наташка – пухленькая хохотушка из Ростова. Маленькую однушку они снимали вместе.
Внимательно, «в четыре глаза», обозревая окрестности, они добрались до анжелиного подъезда. Чуть подумав, и решив, что всё плохое с ней на сегодня уже случилось, Анжела предложила спутнику подняться к ней, хотя при иной ситуации, она бы, наверное, трижды подумала бы, прежде чем так сразу пригласить человека в гости.
Наташки дома не было. Анжела налила чаю гостю. Как-никак, а их связывало такое… Что ни в сказке сказать, ни в объяснительной написать.
– А что вы думаете дальше делать? – Анжела покраснела, подумав, что фраза прозвучала несколько двояко. – В смысле не прямо сейчас, а вообще? Анжела стала и вовсе пунцовой.
– Слушай, давай на «ты», а? У меня смена позавчера закончилась, я отсыпался, телефон отключил. Проспал всё, в общем. Потом уж ясно стало, точка сбора то да сё. Не доберусь на основную, буду пробиваться на резервную – она ближе. На улице вон, что творится, сама видишь. А откуда у тебя пистолет?
– Не отдам! – нахмурилась Анжела и отодвинулась на стуле, готовая защищаться.
– Да не отбираю я у тебя ничего! – ты ж мне жизнь спасла, если б тот мертвяк мне хоть бы царапину сделал – всё, поминай как звали! Таким же стал! А что до остального, то за сегодняшнее, будь ты мужиком, я бы не то что поить, я купать тебя в коньяке должен! А так – даже не знаю…
– Как мервяк? Как таким же стал? – ошарашено переспросила Анжела.
– Да вот так! Еще ничего не знаешь? Тем более ловко ты его укотропупила!
Анжела только хмыкнула.
– Это вирус. Стопроцентное заражение от любой, самой маленькой ранки. Ну, да ты ж медик, понимать должна! Человек умирает, но потом вирус активирует умерший вроде бы мозг, получается зомби. Крайне агрессивные и желающие жрать живых. При этом набирают силу и мутируют дальше. Вот, вкратце, всё что мне успели сообщить.
– А убить?..
– Только в голову! Я думал, ты знаешь… Так откуда ствол?
– Напали на меня. Удалось вырваться. Пистолет с собой утащила. Хотела в милицию сдать, а вот теперь даже не знаю, – не вдаваясь в подробности, коротко ответила девушка.
– Аф-фи-геть! Значит так! Пистолет не сдавай. Самой тебе ещё очень пригодится. Анжела непризвольно кивнула.
– Как пользоваться, расскажешь? Ты же наверняка знаешь?
Владимир удивленно вскинул брови.
– Так ты ж вроде сама всё умеешь?
Анжела неопределенно пожала плечами и положила вынутый из сумочки пистолет на стол перед собой.
– Ладно, смотри. Это – магазин. В нём патроны, – капитан ловко выдернул магазин из рукояти и быстро выщелкнул из него пять патронов, – это – предохранитель. Сейчас он в положении «огонь». Так лучше не носить – может быть случайный выстрел… Один патрон в стволе остался, – мужчина передернул затвор пистолета. В овальное окошко вылетел и покатился по столу розовенький цилиндрик, – вот он!
Анжела внимательно смотрела, как фсиновец разбирает пистолет, слушала его комментарии. Всё оказалось более-менее понятно. Потом он объяснил, как правильно держать пистолет и как лучше целиться. Закончил объяснения он и вовсе просто:
– Ну а самое главное: надумала стрелять – стреляй! А просто так махать им, как железкой, это вроде как предложение у тебя его отобрать. Запасного магазина нет?
Девушка отрицательно мотнула головой.
– Значит, патронов совсем негусто, так что стреляй только в самом крайнем случае, но наверняка. Уяснила?
Теперь Анжела кивнула утвердительно. Её красноречие куда-то пропало, и как продолжить беседу, придумать не получалось.
Владимир стал собираться.
– Еще раз спасибо тебе, хозяюшка! Авось, живы будем, сумею тебе должок отдать. Сейчас же пойду – мне до темноты еще много пройти нужно. И удачи тебе!
– Погоди!
Офицер застыл на пороге, вопросительно подняв брови.
– А таким умеешь пользоваться?
Анжела вынула из своей объемной сумки второй пистолет. Большой угластый ПЯ.
Капитан только ошарашено кивнул.
– Ну тогда забирай! Я всё равно не умею, – Анжела протянула пистолет и даже положила сверху полный запасной магазин к нему.
Владимир шагнул к девушке, крепко обнял и поцеловал в губы. Затем отстранился, несколько секунд посмотрел прямо в широко распахнутые глаза девушки, затем резко обернулся и быстро пошел вниз по лестнице, гремя своими тяжелыми ботинками.
Анжела вздохнула и медленно закрыла дверь.
22 марта, четверг, позднее утро,
Москва, съемная квартира далеко от Центра.
Бэйдельман Анжела, студентка медколледжа.
Всю ночь Анжела спала плохо. Мешали звуки агонизирующего города. Но в основном – мысли. Периодически девушка вскакивала, судорожно хватая пистолет. Уже сотню раз она упрекнула себя в том, что не пошла вместе с тем симпатичным молодым человеком.
– Тоже мне, «Финн», – усмехнулась про себя девушка, – а частил после поездки в метро так, что куда там южанам с рынка!
Анжела находилась в каком-то ступоре.
Всё произошедшее с ней за последнее время воспринималось отстраненно. Она подумала о том, как же она будет объясняться с хозяевами аптеки, теперь уже наверняка разграбленной. Милицию-то вызвать так и не получилось, Тот наркоман-уголовник взял, конечно, немало. Но оставленную открытой аптеку подобные персонажи теперь уже, наверное, обчистили «под метелку». Кому беда, а кому – мать родна… Столько людей уже погибло. Может, и хозяев теперь в живых нет? Девушка мотнула головой, пытаясь выбросить эти мысли из головы. Нужно подумать о себе, о том, как дальше жить и что делать.
Она и так и сяк перебирала в уме свои дальнейшие действия, но так и не смогла прийти ни к чему определенному. Так случилось, что из-под родительского крыла она выпорхнула очень рано. С матерью отношения не очень клеились, у отца тоже была новая семья и свои хлопоты. Пробиваться к ним? Но это даже не соседняя с Московской область… И как там обстоят дела, совершенно неизвестно. Однако было понятно, что на дорогах, и раньше-то не совсем безопасных, особенно для одиноких девушек, а сейчас и вовсе Гуляй-поле со своими батьками Махно…
