Читать книгу Дух и Ничто - Данил Олегович Ечевский - Страница 1

§ О пути света в бессознательной ночи

Сначала ничего не было. И явился на свет День. Затем был вздох, и боль, и крик. И был день. Так возник Мир.

И увидели глаза Дом свой и тех, кто решил дать им жизнь.

Шагало время и шагали ноги. И текли секунды, и минуты, и часы, и недели, и месяцы, и годы. И все чувства чувствовались, и все видения виделись.

Так стучали часы, и тело росло. Руки дивились вещам и щупали их. Губы улыбались солнцу. Тело радовалось и бегало. Однажды стало печалиться и сидеть. Познало тело дружбу и познало вражду. Познало тело любовь и познало разлуку. Познало тело науки и наполнилось Духом.

И перестало тело быть телом, но стало духом. И тогда увидел налитый Духом дух свой мир. Так появилась толпа, частью которой не являлся дух более. Так появилось рабство, схватившее дыхание духа. Страдание возникло тогда, тупо глазеющее в боль духа и бессмысленностью жгущее раны.

Узнал он горечь утраты, был осыпан скорбью. И посмотрел он на смерть, и смерть посмотрела в него. И посмотрел он на толпу, а толпа не увидела его, ибо не было глаз у неё, но только желудок и ненависть.

Ужаснулась душа Духа. Он не нашёл себя в мире и был покинут телами. И пришла Ночь, что прогнала День. И ушёл Дух в себя, и оказался в пустыне. И в ней было Море, и не было Солнца. Так странствовал Дух в себе и искал себя, но не мог отыскать. И тогда нашёл он Остров.

Одинокий закат.

Солнце глядело на темнеющую морскую гладь и увидало берег. Одинокий челн разрезал эту гладь. По воздуху расплывались звуки ласкающих берег волн.

Нежный розовый свет струился в тяжёлые глаза. И глаза внимали ему, и так они видели. Глаза тоже увидали берег.

То была усталая радость странника. Он смог, он отыскал своё уединение. Его рука потянулась к воде и чувственно ласкала её. Так благодарил он море. Вода же целовала его руку. Тогда странник рухнул в неё, и вода согрела его томление.

«Какое счастье, о твердь земная, снова видеть тебя! Себя потерял я и тогда нашёл я тебя! Ах, как устал я от моря и от нежного холода его!»– воскликнул он берегу.

Тогда поднялся он на ноги и пошёл к суше. Вода обнимала странника, но более не хотел он её объятий, и вышел прочь из неё. Взор свой направил странник вовне себя и радовался острову, что принял его.

Но недолго любовался он новым светом. И радость его, миг прожив, скоропостижно сгнила в миге новом. И сила скитальца утратила силы. И рухнул он наземь, ибо был странник болен. Скованный болью впился он в землю. И песок держал одинокого, а волны ласкали его ноги. Утомлённые дорогою мышцы убаюкивали несчастного. Закат закатывал красное око, и ночь всюду находила свой покой. Странник уснул.

Блуждание в себе и крик тоски

Утро проснулось и разбудило одержимого сном. Красное око снова взглянуло на мир.

Странник поднялся. И рассвет поприветствовал проснувшегося. Теперь и он снова взглянул на свой мир.

Ещё не примирился он с собой, и не знал где сыскать место в себе. Неудобность себя повлекла его вперёд. И странник отправился в путь.

Ноги его были слабы, но песок нёс его. Так плёлся он вдоль берега, провожаемый солнцем, друг волн, враг людей.

Путь был его неблизок. Само небо не знало, как долго одинокому идти. И он шёл, превозмогая слабость. Ибо сила сильнее слабости, слабость же хитрее силы.

Но всякому пути есть конец. Даже самому долгому из путей есть конец. Долго шёл странник. И ни одна мысль не скользнула в голове его. Он гнал этих хищников, ибо ходьба его была бегством. Бегством от себя.

Но ветер одиночества дул ему в спину. Страх одиночества пронзал его грудь. Жар одиночества обжигал его тело. Мороз одиночества окутывал его сердце. Груз одиночества мешал его поступи. Огонь одиночества сжег его плоть. Осталась только тень, плетущаяся по краю души своей.

Тогда не выдержал одинокий силы безмыслия и безмолвия. Пал на колени, и так кричали уста его:

«Я один! Покинут отчий дом и мир мною оставлен! То была моя воля, что влекла меня! Теперь стою я здесь, безымянный! Как устал я быть в пути! Как устал я быть один!

Некогда думал я , что страдание очищает и освобождает! Что страждущий – точно птица! Что никто не в силах удержать и покорить его! Что крылья раз за разом уносят его вдаль! Что всё дальше и дальше уносит и возносит человека боль! Ах, неужели ошибся я? Ах, моё нутро мёртво! Всё внутри меня мёртво! Заглядывая в себя, заглядываю я в глаза смерти! И стань мои мысли птицами, я обнаружил бы их гниющими! И будь я орлом, то лишь раздавленным, обвитым колючей проволокой, облитым кровью и неспособным более летать!

Силён и горд снаружи, но разъедаем тысячей червей внутри, я гнию прошлым! Черви эти съели тело, остались только кости, а вместо души – кровавая дыра-Ничто!

Утратил плоть, я призрак! Прикоснитесь же ко мне! Прошу вас, прикоснитесь! Я не знаю, живу ли я! Кто я? Дайте мне почувствовать себя живым! Я так хочу быть желанным, так хочу быть любимым! Во мне столько любви, которою некому дать! Ах, если бы я мог пробраться чрез эти слова к любимой! Ах, если бы слова стали ступенями в лучшее место, и я выбрался бы, выбрался! Ах, если б могли спасти меня мои слова, спасти от Рока! Ах, если бы я мог кричать, если бы я умел кричать сквозь свою боль! Я бы прокричал ей всё, что так хочу сказать! Ах, если б было, кому кричать! Не потому кричу ли я в себя, что некуда больше кричать мне?

Ах, если бы слова эти стали крыльями и унесли меня прочь из этого жуткого одинокого мира. Ах, ах, ах! Ах, если бы мои слёзы обратились в дождь и затопили этот мерзкий мир! Ах, если бы мог я плыть в океане моих слёз и уплыть от себя! Если бы печаль моя удержала меня на плаву!

Ах, если б было моё сердце весной! Ах, если б моё сердце могло согреть зиму мира и прогнать холод его! Ах, если б был я солнцем, утонувшим в своём тепле! Ах, почему я луна, утопающая в своём одиночестве? Ах, я луна, и солнце не ласкает мою бледную кожу! Ах, я луна, но Земля не любит меня! Ах, быть бы мне звездой, но я лёд! Ах, греться бы мне на солнце и растаять!

Ах, как не раствориться мне во тьме? Как не растратить свой мёртвый свет? Ах, как не пасть мне на дно океана мечты своей? Я хочу бежать по воде! Ах, как не стать мне водой? Ах, был бы я морем! Я утопил бы всё в своей любви! Ах, я могу жить! Правда, могу ли я жить? Могу ли ещё любить я жизнь? Но всё, что люблю я, гибнет! Всё, что согреваю я сердцем своим, рассыпается у меня в руках и рассеивается пеплом по ветру! Ах, почему говорю я так плохо, ах! Ах! Мог бы я написать свою жизнь? Я бы тогда не написал ни строчки! Глупость!

Ах, если б мог узнать я, куда занесло мой чёлн! Если б мог я раскусить нераскусимое! Ах, если б я мог стать вполне умным, чтобы познать непознаваемое! Ах, если бы мог я понять, что за вихрь принёс меня сюда и куда унесёт! Ах, если б я сам стал вихрем и мчался, и ревел, и кружился, и крушил! Улетел бы я тогда прочь от себя и забыл себя!

Ах, ведь я даже не знаю себя! Кто я? Что есть Я? Ах, понять и принять себя – одно из самых трудных человеческих преодолений! Ах, преодолеть себя – не значит ли измениться, не значит ли изменить себе? Ах, остаться бы мне собой! Зачем должен я стать иным? Преодоление – не есть ли смерть, преодоление – не есть ли рождение? Ах, узнать себя – не значит ли обмануть себя? Ах, жить – не значит ли быть обманутым? Зачем должен я обманывать себя? Ах, во всём вижу я самоотречение, во всём вижу я преодоление, во всём вижу я смерть себя!

Ах, смерть! Ты – последнее человеческое преодоление, последний человеческий предел! Ах, много стен пробивает человек лбом, живя! Ах, смерть есть последняя стена, о которую разобьётся его лоб! Ах, человек – это клубок голодных змей и если не кормить их, они сожрут его! Ах, как устал я от кровожадности их! Разлеталась, расплясалась, разметалась душа моя! Так и вырвалась бы она из бренного тела, покинув кровожадных змей и кожный покров! Ах, быть бы мне душой, но она есть тело, а змеи – плоть его! Ах, кто жаждет крови и не получает её, вонзает меч в собственную грудь! Много крови требуют змеи, и мне придётся накормить их своей!

Ах, я ношу в себе ад! Как стать бы мне раем? Рай! О, Мечта рода людского! Сколько голов пало за мечту эту! Чужой рай не нужен мне, ибо он питается кровью! Ах, быть бы мне раем для себя! Но я ад, я падение и смерть для себе самого! Я опровергаю себя самого! Ах, зачем должен я просыпаться?

Ах, Бытие мучает, жизнь истязает и душит! Необходимость стоит во главе событий, слепая необходимость душит меня! Красивые и ужасные картины пролетают пред глазами беспрерывно и душат меня! Рассказывают ли эти миражи обо мне? Говорят ли они правду? Есть ли я? Или я лишь чьё-то воспоминание? Ах, этот кто-то! Всюду крадётся за нами Другой!

Ах, как снести мне мою большую любовь! Часто кажется мне, что раздавят меня мечты мои! Кто такой я, чтобы унести их? Кто такой я, чтобы иметь мечту? Безымянный, безликий, бездольный, бестелесный призрак! Ах, не быть мне Богом, я Человек!»

Так кричал одинокий. И небо заволокли грозные тучи и похитили солнце. Когда уста его исчерпали себя, то глаза его поднялись к небу и горько заплакали. И как увидело небо, что плачет он, тоже заплакало.

Хлынул дождь и смыл слёзы страждущего, омыв его лицо печалью своей. Явленье это согрело сердце несчастного. В глазах блеснуло благоговение. Не зная, что и думать, принялся пить он воду, что лилась на него с неба, с его неба.

Вдоволь напившись, он отблагодарил небо так сказав: «Возможно ли это? Быть может сошёл я с ума! Никогда прежде не видел я, чтоб внимала природа горю человеческому. Не суеверен ли я? Человек суеверен… Он тот, кто даёт вещам смысл. Свой, человеческий смысл даёт человек всем вещам, так делаются они вещами. Так становится мёртвое живым. Так становится природа отражением человеческого Духа. Как благодарен я тебе, о небо, за твою тишину! Да будут слёзы твои орошением души моей, земли моей! Как благодарен я тебе, о небо, за то, что одиночествуешь с мною! Как благодарен я тебе, о небо! Сегодня ты – моё отражение и мой друг!»

Шёпот вечности.

Дождь стих. Солнечное око вырезало на небе круг. Одинокий же порадовался наивности своей в сердце своем. И печаль не омрачила радость его.

«Переменчиво всё. Переменчив человек. Переменчив и я. И всё-то чувства играют нами. В тот миг говорил я и жаждал гибели своей. Но вмиг изменилась жажда моя, когда испил я горечь свою. Чего же жаждет моя душа сейчас?

Ах, так наивен человек! Всего же наивнее бывает человек поутру, ибо не успевает ещё памяти боль пригвоздить его к кресту. Каждое утро вновь и вновь рождает тело разум и пускает его на волю резвиться; оковы ночи бессознательной ночи сбрасывают глаза, открываясь новому дню. Всего мудрее бывает человек по прошествии дня борьбы за жизнь свою; всего мудрее, когда готовится ко сну, ибо готовится он к смерти. Ведь смерть – небытие разума; сон – также смерть. Так помнит он всё, что показал ему день, вглядывается в следующий день, в следующую жизнь.

Так мудр бывает человек: он знает, тело вновь заберёт его у него, заберёт разум; он знает, и отдаёт себя, и теряет, зная, что он теряет», – так думал одинокий и сидел, вглядываясь в своё море.

Так сидел он и сидел, погружённый в свои мысли, и скорбь не омрачала их. Но закатилось солнце его и пришла ночь его. И скорбь вновь подступила к горлу. Пришло и одиночество, что застряло в горле, что душило душу, что сдавливало грудь. Обнажили себя глубины ран его и взвыли с новой силой.

Тогда взглянул он в ночь и в мерцание её светил. Ослеплён был одинокий мириадой солнц далёких. Ослеплён был чернотой, что таит в себе эти многие миры. Оглушён был тишиной бесконечности. И поднялся он, тьмой объятый. Выпрямился во рост весь в темноту небесную и так говорил к ней:

–О, небо ночное! Сколь величественно ты в мерцании бесконечности своей, столь же ужасающе ты в жестокости своею к смертным! Но пусть не кричит на меня пустота утробы твоей! Я не боюсь тебя! Боюсь я лишь себя! Здесь стою я один, сам с собой, ни твой, ничей! Что делать мне прикажешь, ты, о вечность бесконечная? Тебя одну слушать я готов!

Как сказал он это, тотчас взвыла тишина, уносимая ветром. Забурлило море, а позади одиного запели деревья. Тогда обернулся он. И падали с деревьев тех плоды и шептали: «Слуууушаай».

Звёзды же вспыхнули ярким огнём и осветили одинокого. Всмотрелся он в небо. Небо же так говорило:

– Неужто смертный вознамерился беспокоить глубину мою? Чего надобно тебе? Что хочешь услышать ты от меня?

Дыхание вечности всколыхнуло душу одинокого. Неведомый голос в ночи явил страх, что забрался под кожу его, но одинокий сдавил горло слабости своей и так говорил:

– Что ты такое? Многое видел я в мире, где жил. Многое слышал я. Многое познавал. Но тебя не отыскал я нигде! Всякое знание, торжественное и глубокое снаружи, оказывалось глупостью людской и злою шуткою внутри, едва брался я за него! Я хочу познать тебя!

– Чтобы познать меня, прежде должен ты познать себя. Разве ты уже знаешь себя?

–Нет.

–Тогда что делаешь ты на этом острове?

–Как? Возможно ли это? Выходит и ты не знаешь меня?

–Я знаю всё.

–Тогда прошу, расскажи мне о себе!

–Всякое ваше знание глупость, ибо не всякое знание может нести человек. Спасение человека в незнании его. Что знаешь ты о том, почему ты здесь?

–Здесь обрывается путь, по которому так долго шёл я. Всюду был я, и всюду поджидали меня страдание и разочарование. Более некуда идти мне! Более нечего мне искать! Мой род – вечно голодные хищники! Мой мир – бессмысленная бойня! Это место – не мой выбор. Я не знаю где я! Но моё сердце тянет меня к гибели. Скажи мне ты, о вечность! Пришёл ли я сюда умереть?

–Ты ошибаешься, смертный. Я скажу тебе, зачем ты здесь. Не смерти своей пришёл ты искать. Твой путь привёл тебя сюда, чтобы ты нашёл себя. Мир утратил ты, потому искал новый. Но твой путь и впрямь прерывается здесь. Твои скитания окончены, о человек, ибо ты нашёл свой Дом. Более не странник ты, но человек. Ты всё ещё одинок и несчастен, ибо пока не нашёл ты себя. Тебе предстоит новый путь. Теперь должен ты будешь двигаться вглубь себя. Но ты слаб. Прежде должен ты набраться силы. Не верь слабости своей. Скользкими, острыми путями идёшь ты, но заклинаю тебя, будь верен своим надеждам. Будь верен своему сердцу. Твой дух мёртв. Но как мог бы ты воскреснуть, если бы не умер ты? Твой старый мир пал. Но как мог бы творить новое, если б не рухнуло прежде всё старое в тебе? Как мог бы ты воспылать, прежде не сгорев? Как мог бы ты полюбить, не испив прежде чашу ненависти? Как мог бы ты обрести, прежде не потеряв? Тебе придётся умереть ещё, прежде чем стать собой! Лишь от отрицания жизни, придёшь ты к её утверждению. Лишь через презрение пройдя, достигнешь ты любви.

–О какой любви говоришь ты? Что должен полюбить я?

–Ты должен полюбить в себе человека. Только так полюбишь ты жизнь.

–Ах если б мог я любить людей! Ведь ненавидя их, я ненавижу себя! Я хотел бы служить на благо человека! Я хотел бы говорить к людям! Но они глухи и не слышат меня! Но они слепы и не видят меня!

–Со временем поймёшь ты, что ненависть и любовь – это одно и тоже. Я вижу тебя. Я слышу тебя. Говори же со мной, о человек. На что тебе люди? Любовь к человеку и любовь к людям враждебны друг другу. Слышал ли ты уже это? Люди не нужны тебе. Здесь твой Дом. Ты голоден? Возьми кушанья мои и питайся ими. Сорви плоды с деревьев моих и вкуси их плоть. Наточи копьё и охоться на зверей моих в лесу моём и питайся ими. Этот остров принадлежит тебе. Более не скиталец ты. Ты нашёл свою родину. Тебе одиноко? Так говори со мной. Так поведай же мне о своей тоске, о человек! Я вижу тебя. Но я хочу знать, как ты видишь меня. Ибо хочу знать я, каковой предстою я твоему взору. Познавая тебя, я познаю себя! Молви же и забудь время.

§ Беседы в тени вселенной. Речи к Ночи.

О Нынешности Человека.

Одинокий стоял, погружённый в раздумья, и не знал, как пролить ему душу свою. И спросил он:

–О чём поведать мне тебе, о миг, о вечность?

–Ты сказал: не люблю людей. Почему сказал ты это? Ведь и ты – человек. Поведай же мне о человеке, о человек!

– Человек. Ах, имя это! Ах, это и моё имя! Человек! Поистине, роковым именем наградило себя это животное! Безумие, грязь и величие, что длятся сто лет! Но сколь мал бы не был человек, всякое имя, всякое определение имени слишком мало, чтобы сказать, что он такое. Но я расскажу тебе всё, что знаю я.

В человеке имеется два начала. Те суть: животное и духовное. Так говорим мы, люди. Животное – оболочка, наполнение – дух. Животное – тело, духовное – ум. Животное – материя, духовное – форма. Животное суть то, что привнесла в человека природа. То, во что заковала она его. То, что движет им всегда. То, что не в силах изменить он. Духовное же – это то, что самим человеком сотворено. Но не чуждо природе оно! Природа одарила человека способностью выбирать, потому есть в нём дух. Человек способен изменять сам себя, коль скоро пришёл он к духу. Всего человека сотворила природа, но сотворила так, чтобы мог он творить сам себя! Эти начала суть одно, и они суть человек!

На этом месте прервала его вечность:

–Хорошо говоришь ты, о человек! Ты говоришь о человеке, но сперва слышать я хочу, почему не любишь ты его. Прежде хочу я слышать, от чего в человеке бежал ты, ибо я желаю познать то, что привело тебя ко мне. Что находится там, по ту сторону моря?

И принялся одинокий говорить и почувствовал горечь на языке своём.

1

По ту сторону моря обитает безумие. Там целый свет, которым правит человек. В человеке есть высокое, но тем миром правит низменная сторона человека. Это свет, погасший в трусости, в глупости, в лжи, в жадности и в вожделении.

Дух того мира болен, он спрятался в городах. Некогда были народы свободны, теперь перемешаны они и заточены в наши города. Ах, города! Ах, осиные гнёзда черни! Теперь люди обитают на этих помойных ямах и паразитируют друг на друге. Города всё растут, пожирая Землю, а человеческая жизнь мельчает! Ах, измельчали люди, измельчали судьбы! Мало кто знает, что чем больше город, тем мельче жизнь! Чем длиннее путь, тем короче время!

Некогда была Земля просторна, и по просторам её носился человеческий дух войны, бросая вызов ветру. Но ветер был схвачен городами и задохнулся в чаду испражнений, а человек был лишён своих крыльев, что зовутся храбростью и доблестью. Человек измельчал и сделался жалкой вошью, забитой в угол жизни.

Некогда худшие из людей гибли, сметаемые войною между храбрецами. Но более не осталось на Земле места для войны, ибо рождается лишком много людей. Война задохнулась, когда города выдышали чистый воздух. Но более не осталось на Земле места для сильных людей, ибо рождается слишком много слабых.

Да, некогда существовали ещё просторы! Но теперь за возможность увидеть поле должно платить, ибо чернь понастроила стен и укрылась за ними от природы!

Посмотри же на них! Это «короли» Земли и «цари» природы! По уши в самодовольстве, точно свиньи в грязи, прожигают они свою жизнь и чужую! Копошась и извиваясь, этот неистребимый род червей паразитирует на теле Земли. Себе червь берёт только самое лучшее, только самое сладкое, и всё превращается у него в «удовольствийце»!

Некогда верили в Бога и возводили храмы. Теперь на место храмов пришли города, где в душных склепах высоких домов обитает чернь и молится своему новому Богу. От этих жилищ несёт смрадом, как и от нового Бога. Сначала Богом был творец, затем Богом был закон, теперь же деньги стали Богом. А эти люди! На всё готовы! Любой подвиг – ничто для них, если речь идёт о новом господине! Сверху-донизу облизать тебя готовы, дай ты им только денег!

Некогда Бог был всемогущ и царство его сокрыто было по ту строну бытия. Но тот Бог умер. Небеса сошли на Землю. Новый Бог, земной Бог, Бог черни всемогущ на Земле. Всё готов он тебе дать, кроме того, что тебе нужно! Этот Бог заново сотворил мир и подменил все вещи. Любовью зовётся теперь вожделение, дружбою – сопотребление, семьёю – сожительство, родителями – доноры, смерть зовётся выдумкой, жизнь – потреблением!

Некогда был человек завоевателем и победителем! Но теперь все сдались и покинули свои окопы. Землю окутала бессмысленность. Шикарные, блестящие, гнилые яблоки, несущие за собой порок, да не несущие знание и любовь – подарки века моего.

Человек, современный мне – сладкоежка во всём. Отныне наше настоящее работает не на будущее, но будущее Земли трудится на то, чтобы прокормить сладкоежку! «Лучшие из лучших» отдыхают, пока будущее человечества бьётся в агонии!

Некогда звался мужчина воином и был горд этим! Теперь мужчины больше не знают, как им называться. Быть может, женщинами? В глазах мужчины потухло пламя рока. Посмотри же на то, что зовется сегодня мужчиною! Ах, эти кастрированные и добродушные пушинки! Ах, эта грязь под ногами истории! Более не хочет мужчина войны, ибо женщина не хочет войны. Женщины теперь заявляют о неравенстве, в то время как мужчины давно уже находятся под их пятой. Этот век болен изнеженностью, мужество претит вкусу его.

Ах, женщина прекрасна! Своими утончённостью и радужным блеском красоты способна она даже солнца лик затмить в глазах мужчины и дивный мир свой подарить ему… Но разве о той женщине говорю я, что господствует сейчас?

Более всего боится вошь войны. Отныне запрещено людям ненавидеть друг друга. Всякая вражда теперь под запретом, кроме той, что направлена на борьбу против всего великого в человеке. Трусость стоит среди высших человеческих добродетелей. Страх победил вражду.

Ах, как устал я от этих мягкости и слабости, от этих соплей! Кругом вопиющая безответственность и безразличие! Мужчины, которые не хотят более быть мужественными и женщины, которые уподобляются мужчинам лишь затем, чтобы сбросить с себя как можно больше обязательств! Долой этот блеск и шик, долой удовлетворение низменного в нас! Мы засиделись на этом клочке земли и погрязли в мелочности! К чёрту удобство, осторожность к чёрту! Мы – люди; наше дело война, а не сопли!

О, прекрасен стойкий муж, он – сталь войною закалённая,

Мужчина – это жар сердечный и крепкий лёд ума!

Бурь яростных он стужа и летняя зима!

Женщина – огонь всецело и пёстрый танец солнца,

Мужчина – стужа зим холодных и твёрдая рука!

Чудо мира – слияние двух звёзд, стойкости слияние с нежною игрой!

Но горе! Не сияет более войны огонь в глазах мужчины!

Горе! Женщина вскружила дух людской и мир весь своей пляске подчинила!

За кем же встать теперь она смогла б?

О горе! Женщина ведёт отныне свои войны, пока мужчина чувств игрою увлечён!

Горе! Чувств вихрь пламенный сгорит и навеки в пепел превратит женственную душу!

Мать отныне сыновей растит, пока мужчина удовольствия ищет!

Где та рука, что из ребёнка возведёт гранит души мужской?

Горе! Мужей отныне женщина растит!

Горе женщины вопит, натуры нежность притупляя!

Горе! Сменились роли;

Мир попал под натиск благозвучной пустоты! Попал под натиск удобства вырождения! Попал под натиск предпочтенья умирания!

2

Глубокими корнями уходит в историю бушующая ныне чума. Пестр ковёр истории мировой, широка нога времени развёртывания бутона мирового духа. Сквозь многие низины и вершины человеческой натуры пронёсся ветер времени. Но с того момента, когда речь низошла на человека и растворился он в рядах подобных себе, и поныне существует чернь.

Чернь – вечная зараза в теле человечества! Покуда властвовали над народами стойкие мужи, покуда кровь и культура несли в себе дух благородства, чернь звалась чернью, и грязь звалась грязью. Ныне же чернь властвует, ныне же чернь восседает на троне, ныне же чума поразила плоть человека!

Глубоко в человеке зарыты доблесть, честность, воля к знанию, способность истинной любви без задней мысли! Человек способен любить! Но чернь способна только алкать! Человек стада – самое страшное, жестокое, глупое и коварное животное! Ныне дана стаду воля.

Клыки отребья впиваются во все плоды жизни и пьют кровь духа. Услада черни: крушить тысячелетние преодоления человека, дабы уютнее устроиться на троне! Меч черни обращается сегодня против вечного меньшинства умных, сильных и гордых людей! Её стопа втаптывает в грязь знания великих мудрецов! Стадо многолико, стадо вездесуще! Стадо заполучило свободу, стало стадо господином судьбы человечества! Стало непобедимо.

Свободным обществом зовётся ныне власть толпы! И чернь гордится достижением своим! Этим чудовищем, пожирающим всё высокое! Этим чудовищем, проглотившим свободу! Справедливостью зовётся у них величайшее из преступлений против человека!

И все равны! Чернь провозгласила равенство! Теперь каждый с чернью одной крови, хочет он этого или нет! Нет более ни красивых, ни уродливых, ни сильных, ни слабых, ни умных, ни глупых. Одно отребье!

Слово надобно сказать и об уникальности отребья. О, да! Отребье – уникально! Так говорит оно о себе. Теперь вся грязь по-своему уникальна и хороша! Поистине уникальные же зовутся ныне безумцами и преступниками. Отребью не представляется, что противоречит оно себе, когда молвит, что всякий не лучше и не хуже другого.

Ныне прекрасен вор в способности своей хищенья. Прекрасен сластолюбец в похотливости животного. Прекрасен лжец во владении словом. Прекраснее же всего ныне извратившие душу свою! Кто спорит ныне, что не равны они святому? Каждый уникален! Жалкий пьяница и учёный муж, убийца-мать и мать Мария. Ужель кто хуже или лучше?