Читать книгу Повелитель огня - Данил Васильевич Казаков - Страница 1

Изгородь на краю поляны, со стороны оврага Иван укреплял особенно прочно. Тщательно отбирал самые крепкие, острые колья, на расстояние трёх метров глубже закапывал и попарно туго стягивал их гибкими ивовыми прутьями. Соединял вкопанные жерди длинными еловыми жердями. Причиной такой предосторожности служил прилегающий к поляне, овраг. Совсем не широкий овраг, крепкий парень, разбежавшись, мог легко перепрыгнуть его, и не длинный, а казалось, не имел дна. Иногда, в летний день на небе вместе с солнцем появлялась и полная луна, а из глубины оврага поднимался густой серебристый туман, заполонял ветки вблизи стоящей берёзы, кусты колючего шиповника. В его густоте берёза словно раздваивалась, к шиповнику прирастали тонкие прутья ивняка. Иван тоже внимательно наблюдал это редкое необычное явление. Рядом, по-прежнему кустилась полевая герань, грустил гравилат, белела ромашка. Дальше, отделяющая от дороги редким березняком и ельником, тянулась поскотина, которую тоже местами оккупировали кусты ельника и шиповника. Перед ним так же лениво текла Камушка, и не исчезали за рекой три дома с надворными постройками.

Обман зрения, решал Иван, опасаясь ближе подойти к серебристому туману, к новой берёзке с ивняком, и спешит было идти по хозяйству. Хозяйство у него не маленькое: десяток коров с телятами, двадцать овец, пара свиней и десятка три кур. В основном за хозяйством управлялась его жена, Ольга Михайловна. Она распределяет обязанности между мужем и работниками. Весьма серьёзная особа, все на их маленькой ферме ей подчиняются: сам Максимов, прибившаяся рядом с ними пара бомжей, Саша и Маша, и его старики – родители. Все, может быть и не всегда ею довольны, но слушаются. Каждое утро Иван отвозит молоко и яйца в придорожное кафе. На обратном пути закупает продукты.

Сейчас Иван снова замечает таинственный серебристый густой туман, поднимающийся со дна оврага, раздвоившуюся берёзку и ивняк. Неведомо, как и откуда появившейся здесь? Среди кустов замелькала голова с густой тёмной бородой на мощной челюсти, затем появились широкие плечи.

Они прикрыты шкурой с прилипшей глиной, репейником, длинными сухими травинками, уцепившимися за серую скомканную шерсть. Ноги пришельца обмотаны остатками такой же шкуры, подвязаны гибкой ивовой корой. В руках он, держа крепкую дубину.

<<Иети>>! догадался Иван Максимов, с жадным любопытством всматриваясь в пришельца: тот самый снежный человек, ради которого собираются экспедиции. Увидеть йети, хоть издали уже событие, взять слепок с его ноги, волосок – уже удача. Но, как задержать его? Кого позвать на помощь? Саша с Машей, как назло, не маячат на огороде. Старики его не спешат в лес за вениками, на дороге не видно машин, да и Ольга Михайловна тоже укрылась в доме. Широко расставив крепкие ноги, пришелец с любопытством осматривался кругом. Тёмная борода и не расчёсанные длинные волосы внизу переплетались с завитками шерсти на шкуре. Серые глаза изумлённо смотрели на строения за рекой, на дорогу, на изгородь. Он хмурил брови, вытягивал вперёд полные губы, втягивал голову в плечи, оглядывался, шумно принюхивался.

Пришелец, заметив Ивана, вдруг поднял руки, чуть выше плеч, повернув к нему открытыми ладонями. Увесистая дубина, которую он держал в руках, была отброшена в сторону, в кусты.

<<Что это!? Когда появилось? Вот это да! Из чего? Для кого? Для чего>>?

Пришелец повернулся к нему, и казалось, что об этих вопросах Иван догадался, посмотрев на его изумлённые глаза, на его фигуру, потянувшуюся к нему, в растерянном жесте руки, указывающее на их маленькое поселение, в не смелой улыбке, пробивающее сквозь бороду, в робком движении его второй руки, протянутой к нему. Иван заметил восторг пришельца достижениями цивилизации и поспешил приписать его своей особе. Разве мог он упустить возможность, похвастаться собой? Иван Максимов, уважая желание гостя, сам подсказывал пришельцу что, где здесь находится и как называется?

– Видишь, река, – говорил он, тоже протягивая вперёд руку, – за рекой, в загородке пасутся мои овцы. В маленьком домике, стоящем рядом, живут мои старики – родители. Рядом стоит банька, мы там моемся, рябинка у баньки стоит. В большом доме с зелёной крышей живу я с женой.

Вокруг постройки для животных, гараж для машины. Рядом стоит небольшой дом, там живут наши работники. Вдоль дороги тянутся поля и полянки, пока дорога не упирается в бетонную трассу с придорожным кафе.

Пришелец слушал внимательно, от напряжения хмурил брови, приоткрыл рот. Мысль материальна. Слова Ивана трансформировались в понятные для пришельца образы. Не всё, но основное он понял. Это стойбище Ивана. Какие крепкие, большие у них жилища! Как много у них зверей! Только, почему они не убегают? Боятся хлипких перегородок? Зачем перед домом Ивана растут красные и синие цветы? Их едят? Зачем взрыхлена земля между жилищами? Какая мягкая шкура на Иване! Какого зверя он убил? Здесь не так, как у нас в стойбище, решил пришелец, считавший, себя заблудившимся, здесь лучше. К любопытству примешалась львиная доля доброй зависти, породившая желание и у себя в своём стойбище сделать нечто подобное. Как и его далёкий предок, боясь и любопытствуя, боясь и желая погреться, в первый раз подходил к огню, зажжённому молнией. Так и Пришелец боялся Ивана и всё же продолжал стоять, любопытствовать. Он более уверенно поднял руки с раскрытыми ладонями в сторону Ивана. Жест пришельца, ещё раз, уверяющий его в своих мирных намерениях, совсем успокоил Ивана, настроил его на добродушный лад. Желание задержать пришельца для передачи его властям, учёным уступило перед собственным жгучим любопытством. Откуда он? Из параллельного мира? Из прошлого времени?

Года три назад Саша видел здесь похожего на снежного человека. Тогда тоже наступало лето, светило солнце и показалась луна, а из расщелины оврага поднимался густой серебристый туман. Саша тогда потерял маленький карманный ножик. Откуда бы ни появился загадочный пришелец, а Ивану уже жалко отдавать его властям или учёным. Власти его удачу присвоят себе, учёные напишут много диссертаций, шустрые журналисты наперебой разразятся шумными статьями, а что останется ему – Ивану? В лучшем случае его кратко упомянут в своих очерках. Да и самого пришельца запрут в железную клетку, будут его осматривать, ощупывать, измерять, словно неведомого зверя. А он вполне разумное существо. Пусть он хуже соображает, но зато такой любопытный, безобидный, интересный. Пришелец перелез через изгородь, позабыв о своей дубине. Он медленно приближался к Ивану и всё повторял: что это такое! Кто сделал? Когда появилось? Восторгу Пришельца не было конца.

– Кто ты! Откуда? – строго спрашивает Иван, сердито поджимает губы. Он наклоняет голову вперёд, для устойчивости широко расставляет ноги. Всё же, подражая пришельцу, поднимает руки к плечам с открытыми ладонями. Пусть гость за расспросами увидит не только его настороженность и любопытство, а и доброе к нему отношение. Пришелец подошёл ближе и замер, словно изваяние, увидев топор. Удивление, сомнение и недоверие отразились у него на лице. Пришелец присел, развёл руки в стороны, обернувшись к Ивану, и осторожно дотронулся пальчиком до топора. Кто сумел обтесать так ровно такой большой скребок, недоумевал он? Таких крепких хижин, такого запаса зверей (мяса), такого крепкого острого скребка, таких длинных гладких кольев он не у кого не видел. Кто этот сильный, умелый могущественный незнакомец?

– Могур! – назвался незнакомец, показывая пальцем в грудь, – а как звать тебя, повелитель? Велико ли твоё племя? Многочислен ли твой род?

С Иваном Максимовым, заводским рабочим, ни кто так почтительно не разговаривал и тем более не называл его повелителем. Он рядовой представитель, но более развитого общества, а для пришельца, очень похожего на первобытного человека, он выглядит почти богом. Играючи он может поразить пришельца своим умом, знанием, богатством. Играючи может сделать его счастливым! Может укрыть его от учёных, непременно стремящихся использовать пришельца, словно интересную игрушку, в своих целях, прикрываясь глупым желанием обогатить науку. А фермер, кроме первобытной дубины и жалкого одеяния Могура видит ещё и его простое человеческое любопытство, его ум, проявляющийся, прежде всего в его восторженных похвалах ферме Ивана Максимова. Хочется в ответ тоже похвалить, и чем ни будь помочь.

– Я Иван! – Иван тоже приложил руку к груди, – моего племени только малая часть. Оно многочисленно, словно песок на берегу, словно листьев на деревьях – так нам много!

Могур растерянно улыбнулся, не доверчиво глядя на песок, на листья: неужели может быть так много народа? Им же не хватит зверей на мясо? Не хватит хвороста для костра?

Иван торопливо соображал, как провести Могура домой? Может, лучше оставить его в бане? В каком качестве представить его жене? Саше с Машей? Старикам? Как быть с его одеждой? С его обликом? Так размышляли они, каждый о своём, одинаково нахмурив брови, сжав губы, только Могур задумчиво чесал свою голову, а Иван пощипывал подбородок. Их молчание прерывает громкий лай большой рыжей собаки. Из леса, вдоволь набегавшись, выбежал Шарик и сразу набросился на пришельца. Тот вздрогнул, единым рывком вытащил кол из изгороди, замахнулся. Шарик визжал, подпрыгивал, стремился дотянуться до кола.

– Шарик, свой, фу! – строго крикнул Иван на пса, – отпусти кол! – повелительно приказал Могуру, – собака тебя не тронет! она моя!

Постепенно успокаивались человек и собака. В какое-то мгновение Пришелец снова хотел было вернуться к оврагу, но там уже росла одна берёза, рос один без ивняка, шиповник, а серебристый туман, редея, поднимался к небу. Но, так, же плавно текла река, стояли кусты и деревья, в гуще которых щебетали птицы. Иван успокаивающе предложил гостю погладить собаку, для которой он станет потом своим. Могур недоверчиво протянул руку, осторожно погладил вздрагивающего Шарика. Никогда раньше он никакого зверя не гладил, а только загонял его в яму и забивал там его камнями. Шарик косился, но больше не рычал и тем более не лаял, хотя от Пришельца сильно пахло дымом, глиной, сыростью чем – то чужим, пугающим. Однако хозяин приказал, и собака терпела, покорно склонив голову. Могур, осмелев, погладил одежду Ивана, удивляясь мягкости его серых хлопчатобумажных брюк, синей футболки, причудливому, на его взгляд, пошиву кед. Интересно, из шкуры какого зверя у него одеяния? Таких зверей Могур ещё не встречал, тут нет ни шерсти, перьев, щетины, чешуи. С особой тщательность пришелец провёл рукой по топорищу, стараясь запомнить все его изгибы. Коснулся он и обуха топора, проверить лезвие ему не позволил Иван.

– Очень острое! – Предупредил он, – порежешься! Нельзя!

Могур послушно отвёл руку. Он теперь смотрел на фермера, как на могущественного бога, имеющий такой удивительный скребок и сумевший приручить такого дикого зверя. Своё появление здесь Могур не считал не поправимым несчастьем. Ранним летом, не раз он наблюдал появления на небосклоне два солнца (одно яркое, другое тусклое). Тогда к одной их берёзе прирастала другая, а к их ивняку примешивался шиповник. Всё окутывалось густым серебристым липким туманом. Его соплеменник Машур однажды исчезал в загадочном тумане. Вернувшись, он рассказывал о виданных им, существах, похожих на человека. Только не обычной шкуре, о широкой, чистой от травы, тропинке, о больших зверях, бегающих на круглых ногах. Он вспоминал о прочных больших укрытиях, сделанных из дерева. Он принёс с удобной деревянной ручкой, очень острый скребок, что когда Олиста, очищала от жира шкуру барана, то порезала свою руку. Тем скребком очень удобно чистить шкуры, перерезать жилы, отрезать мясо, сдирать берёсту с берёзы и даже закидывать горячие камни в горшок с водой. Чудно рассказывал его соплеменник. Сегодня Могур, увидев загадочный туман, тоже решил <<заблудиться>>. Он специально шагнул к берёзкам, забрался в кусты ивняка и шиповника.

Пришелец поделиться своими сомнениями с Иваном. Он выразил сомнения, есть ли такие звери, быстро бегающие на круглых ногах? В лексиконе Могура отсутствовало определение о ширине, длине и круге. Он только представлял в воображении форму колеса, а более образованный мозг Ивана сам находил ему определение.

– Есть такие звери, машинами называются, – прилаживая обратно кол, развеял он сомнения Могура, – залезешь в его нутро и едешь быстро-быстро!

Могур сел на траву, подпёр голову руками, задумался: разве зверь может впустить в себя, даже, если и захочет? Куда же он денет свою утробу? Это не возможно? Зачем Иван обманывает его? Но, для чего тогда пролегает здесь эта длинная широкая тропа, пересекающая речку и убегающая вдаль? Тут Могур заметил синие, как <<Жигули>> с шумом пронеслись по дороге, оставляя за собой лёгкую пыль и слабый запах бензина. Так не пахнет ни один из знакомых ему, зверей. Могур со страхом повалился на землю – окружающий мир перестал быть понятным ему. Что ещё его ожидает? Может, деревья зашагают? А звери залетают? Огонь перестанет греть? В речке не будет воды? Что происходит на свете? Куда он попал? Он перестал понимать мир.

Иван озадаченно смотрел на Пришельца. На его согнутую широкую спину, крепкую шею, на длинные, жилистые руки с толстыми пальцами с чёрными обкусанными ногтями. Чёрные потрескавшиеся пятки выставились из прорехи мягкой шкуры, стянутой у шиколодки тонкой жилой. Внешне, если его вымыть и переодеть, он ни чем не отличается от современного человека. Чтобы поведение Могура не вызвало подозрений, его можно представить доктором исторический наук. Он исследует первобытно – общинный строй и сам старается вжиться в ту далёкую эпоху. Он застенчивый, малоразговорчивый человек. Всё же пришельца необходимо подстричь, вымыть, переодеть его в старую отцовскую одежду. После грубых шкур мягкая материя должна ему понравиться. Им бы только не заметно перейти мост, загон для овец, а потом они свернут к баньке, скроются с глаз в её тёплой духоте.

Семён Петрович и Мария, его родители, оба худощавые, поседевшие, со сгорбленной временем, спиной, не многим отличались от сильного молодого Могура. Они тоже боялись шумного города, быстрых машин. Привычное житьё на природе с минимум информации, под опёкой любимого сына, их вполне устраивала.

– Пошли! – Иван тронул пришельца за плечо, повёл в перелесок. Могур послушно поднялся. Он сейчас во всём подчинялся Ивану, потеряв ориентировку в происходящей действительности. Фермер ловко орудовал топором, выбирая длинные гибкие ветки ивы. Ветки мигом отлетали от ствола, стоило лишь топору коснуться их. Потухшие глаза пришельца оживились, удивляясь мастерству, которое не посильно даже сильному Машуру с его острым скребком. Он охотно подхватил охапку длинных веток, водрузил их себе на спину. Под прикрытием веток они благополучно перешли мост, добрались до заветной тропки, ведущей к спасительной бане. Иван и на себя взвалил ветки. Он шёл с боку Могура, заслоняя его от проезжавших машин, от возможных любопытных прохожих. В загородке они бросили ветки подбежавшим овцам, и Иван потащил пришельца быстрей в баню. Лишь когда они зашли в её мягкое тепло, Иван облегчённо вздохнул. У своего дома он заметил бродившего Сашу, но, может, он не заметил их. Сдержанность Ивана подействовала на пришельца успокаивающе. Он с любопытством трогал деревянный полок, оконные стёкла, присел на сколоченную скамейку в предбаннике. погладил там поверхность маленького низенького столика.

Баня кажется Могуру дворцом по сравнению с его шкурами, развешенными поверх сучьев дуба. Могур сразу догадался, что на скамейке племя Ивана сидит, а на стол удобно вложить разные вещи, вроде горшков, скребков, тонких длинных жил.

– У нас тоже сиденье есть, – припомнил Могур, – мы с Олистой, с Машуром, с Пеплом, с Уланой, – загибая пальцы, перечислял Могур жильцов своего племени. – Притащили в стойбище длинное бревно. Ветки обломали, бросили в костёр, а на бревно садимся, удобно. Оно широкое и длинное, – Могур не смело улыбнулся, довольный, что и у его племени есть нечто похожее. Он снова серьёзно задумался, увидев ведра, тазики, увесистый ковш и широкую железную ванну. Он не знал, из чего сделаны эти вещи? Он не встречал их ни в лесу, ни в реке, ни на поляне. Окружающий мир снова предстал перед пришельцем чужим и не понятным. Если топор ещё можно сравнить с большим, знакомым ему валуном, как то объяснить появления в нём отверстия, то как понять появления круглых, гладких вёдер, белого тазика и блестящей белой ванны? Он ждал понятных объяснений происхождения этих вещей от Ивана, которые бы могли успокоить его. Из чего они сделаны? Пришельцу хотелось понять мир, в котором он заблудился. А Иван спешил выполнить свои желания, вполне уверенный в справедливости и правильности своих действий.

– Тебе нужно походить на нас, – Иван положил руку на плечо пришельца, чуть придвинулся к нему, осторожно заглянул в его тёмные растерянные глаза. – Тебе нужно умыться, подстричься, переодеться. Вода и мыло тут есть, одежду, и ножницы я принесу.

Требования Ивана не понравились Могуру. Как же ему расстаться со своими шкурами, такими родными, крепкими, сшитые ему длинными жилами, его женой? Расстаться с мягкими отопками, которые сам подбирал, сам сшивал, острым камнем прорезая нужные отверстия.

Вымыться? Словно малому неразумному ребёнку оголиться перед чужим человеком? Он купается только в речке и только в жаркие дни. Стричь волосы он также не хочет. В их племени не стригутся даже женщины и малые дети. Зачем Иван смеётся над ним? Хотя сам он безбородый, и волосы у него короткие?

Могур снова задумался. Так много и сильно он не думал за всю свою жизнь. Как же ему быть? Эти не понятные вещи, эти не знакомые звери, эти не приятные требования…

Может, стукнуть Ивана и убежать? Но рыжая собака не пустит его. Может, попросить Ивана проводить его обратно к оврагу, мимо страшных быстроногих зверей? Только сейчас у оврага растёт только одна берёза, и нет ивняка, а он не найдёт дорогу в родное стойбище. Не хочется возвращаться без острого скребка, который принёс Машур. Если получиться, то можно прихватить ещё и топор? Могур не вдавался в подробные рассуждения: как прихватить? Попросить, украсть или с силой забрать? Главное, что топор, намного лучше скребка Машура, оказался у них в стойбище. Так размышлял Могур, пока Иван ему доказывал необходимость выполнения своих требований.

– Тебя могут увидеть мои соплеменники, – уверял он пришельца, снисходя к его понятиям, – они не любят чужих людей.

Чужих людей в своём стойбище Могур и сам не любил. Чужой, даже если это Машур из соседнего рода, не нравился Могуру. Чужой и сучьев в костёр бросит больше, чем нужно. Чужой может острый скребок, длинные жилы крадучись, под свою шкуры припрятать. Машура они терпят за его острый крепкий скребок, которые он даёт Олисте для очищения шкур от жира. Наверно и он, Могур, в племени Ивана тоже многое может сделать не так, как у них принято, рассуждал пришелец. Если Ивана послушаться, то он, может, даст ему топор унести в своё стойбище? Топор, как Иван его называет, это большой скребок: им легко можно обрубать толстые ветки.

Не надо искать сухарника, далеко отходя от стойбища. Им можно повалить и дерево, их которых поставлена эта хибарка. Поставить у себя в стойбище подобное укрытие, и тогда в грозу им не придётся прятаться в низине. Как обрадуется его Олиста и его соплеменники! Как они будут его любить и уважать в стойбище! Он и Машуру даст топор, а то его соплеменник обидится, да и дерево одному ворочать очень тяжело.

Топор Иван положил под скамейку. Могур заметил и запомнил: топор лежит в самом углу, у стенки. Иван понимал, что пришельцу сразу трудно сразу сменить одежду, умыться, подстричься. Он же никогда ничего не носил,

кроме шкур, ни когда не мылся и не стригся. Внешне он выглядит, как современный человек, только смотрит недоверчиво. Но лоб достаточно ровный, волосы не грубые, уши нормальные, губы тоже в меру широкие, а нос можно даже назвать красивым. Нужно ободрить, поощрить его. Он, словно ребёнок, обрадуется любой мелочи. Может, ему хлеб предложить? Или кусок варёного мяса? Не конфетами же его, здорового мужика, угощать? Иван перехватил взгляд Могура, крадучись, заглядывающегося под скамейку. Как же он раньше не догадался? Пришельцу нужен топор! Для первобытного человека топор – царский подарок!

– Я, пожалуй, дам тебе топор, – лукаво предлагает он Могуру, – хочешь? Шкуры твои вместе с топором мы положим вот сюда: наверх, на потолок бани. Их тут ни кто не заметит, мы сверху их ещё старыми вениками закроем. Когда захочешь, ты всегда сможешь взять их и надеть.

Иван говорил медленно, внимательно всматриваясь в глаза пришельца, в которых настороженность постепенно сменялась доверчивостью и радостью. Иван оставил Могура одного, а сам пошёл в дом родителей, подобрать пришельцу подходящую одежду.

Оставшись один, без охраняющего внимания Ивана, Могур тревожно покосился на Шарика. Собака лежала на тропинке, обгладывала большую кость. Совсем, как у нас в стойбище, заметил пришелец, когда мы бросаем серому зверю обглоданную кость. Воробьи на рябине тоже копошились, словно у них в стойбище. Перелетают с ветки на ветку, покачиваются, чирикают, косятся на него тёмными зрачками глаз. Слабый ветерок шевелит резные листья. Если закрыть глаза, то можно подумать, что сидишь под деревом на родном стойбище. Или смотреть на небо, видеть, как плывут тонкие облака, словно потерянные перья белой птицы.

*************************************************************

Родители Ивана сидели в сенках. Вкусно пахло от развешенных на стенке связок укропа, мяты, душицы. Солнце ярким лучом врывалось в их маленькое оконце, освещало стол со стоящими там чистыми трёхлитровыми банками, старый холодильник, вместительные старые шкафы. В углу, у самых дверей пылился ряд сапог, резиновых галош, стоптанных ботинок. Груда старой одежды висела на крепкой проволоке, протянутой вдоль стены.

Протёртые до дыр и заштопанные брюки, полинявшие кофты, футболки: которые и выбросить ещё жалко, но носить уже не хочется. К приходу сына мать сбивала из сметаны масло. Потемневшая ступка, доставшаяся ей ещё от матери, быстро со стуком ходила в её потемневших худощавых руках. Широкое с крупными цветами платье скрадывало её худобу. Поседевшие волосы стянуты детской резинкой. Отец в светлой рубахе с распахнутым воротом примостился рядом на мягком стуле, задумчиво смотрел в окно, вставлял редкое слово, когда ступка на время замолкала. Сына они встретили радостно, с желанием с готовностью выполнить любое его желание.

Иван, приветливо поздоровавшись, с ходу забирает с проволоки холщовые штаны с квадратными заплатами на коленях, и свою старую полосатую футболку. Присмотрел он и широкие галоши, и тёмные хозяйственные ножницы, висящие на гвозде, над столом.

– Товарищ ко мне приехал, учёный, – принялся он легализовывать Могура, – древнего человека изучает. Накормить бы его надо, буханку хлеба, кусок мяса и молока.

– Есть, есть! – с готовностью соглашается мать и спешит в дом. Она довольна, что такие по её мнению, люди числятся у сына в дружках. Ей хочется помочь сыну как можно лучше принять его.

– Вы в баню пока не ходите, – предупреждает он стариков, – Товарищ мой ищет тишины и покоя. Работа у него умственная, вы помешаете ему.

– Правильно, что я прибрала, – радуется мать, указывая на старые штаны и тельняшку в руке сына. Сама она готова оправдать необходимость старой одежды дл гостя. – Вот теперь и пригодилась. Наверно, раскопки будет делать и свою одежду не хочет марать.

– Ну да! – от неожиданности теряется Иван, но уверенно подтверждает, – именно для этого она ему и нужна.

Вот бы Могур так же с готовностью с ним согласился, так нет: на принесённую одежду смотрит издали, подозрительно. Он словно боится, что она сама по себе зашевелиться, и пойдёт гулять по тропе. Ладно, хоть мясо ест, хлеба по кусочку отщипывает, молоко прямо из банки пьёт, неуклюже поддерживая её двумя руками. Мясо знакомо ему, хлеб зёрна напоминают. Про молоко тоже знает. Видел, как его Олиста кормила маленьких детей.

– Это шерсть овечья, – кивнул Иван на тельняшку, – шерсть стригут, потом теребят, прядут, ткут и шьют. Штаны сделаны изо льна, специального растения. Их тоже теребят, мочат, прядут, ткут.

Иван берёт в руки штаны и мнёт их, показывая все действия с шерстью и со льном, пока из них не получиться материя. С растениями Могур знаком. Если их размять и переплести между собой? То, наверно, можно получить нечто похожее? Сплела же старая Гулума Малке куклу из травы. Шерсть у зверей бывает и мягкая. Если её расчесать и переплести между собой? Тогда она будет походить на тельняшку, как её называет Иван. Вяло пережёвывая мясо, пришелец слушает уговоры Ивана.

– Штаны мой отец долго носил. Они длинные и широкие – отец раньше высокий и полный был. На коленях дырки появились, а мать их не выбросила, заплаты поставила. Они крепкие, тебе как раз впору. Тельняшка мягкая, широкая, тебе понравиться. Галоши ещё тебе принёс, босиком ходить колко: на стёкло можешь наступить. Отопки свои вместе со шкурами положи.

Иван говорил не торопливо, водя рукой по полосатым заплатам, чётко выделявшихся на тёмных штанах. Гладил мягкий ворс тельняшки, расправлял её, положив на колени. Пришелец уловил не весь смысл слов Ивана, но он хорошо уловил доброе к нему отношение. После шкур штаны и тельняшка для Могура царская одежда. Потирая пятки, он скинул свои отопки, как скидывал их в своём стойбище, неуверенно взял штаны, растеряно соображая, как же их надевать? Две ноги – две штанины? Посмотрел на Ивана и улыбнулся – догадался. Приподняв повыше шкуры, натянул, только большая чёрная пуговица у пояса смутила его: что делать с этим маленьким камешком?

Помог Иван. Он несколько раз просовывал пуговицу в петлю, показывая пришельцу, как ею пользоваться? С тельняшкой разобрались быстрее. Могур натянул её, окончательно скинув шкуры. Одежда сильно меняет настроение человека, даёт направление его поведению, действиям. Вместе с привычными шкурами Могур утратил и привычный для него, образ.

Одежда хорошая, хоть немного жмёт в поясе, стягивает в плечах. Она лёгкая и потому в ней чувствуешь себя словно голым. Ради топора Могур решил терпеть причуды Ивана. Он сам обернул топор шкурами, завернул внутрь отопки, спрятал на потолок, прикрыв их старыми вениками.

– Пошли! – Могур решительно скинул штаны и тельняшку, первым шагнул в нутро бани. Не так хотелось ему быстрее вымыться, совсем не хотелось, как торопился он избавиться от неприятного и не совсем понятного ему дела. Иван наполнил ванну тёплой водой, придвинул ближе мыло и шампунь. Пришелец тяжело плюхнулся в воду, она сердито выплеснулась обратно, окатила полок, замочила колени Ивана.

– Вот мыло – натри им мочалку, – заискивающе подсказывал Иван, – а шампунь я налью тебе его прямо на голову. Закрой глаза, мыло будет немного щипать, но терпи! У нас от мыла даже маленькие дети не плачут.

Могур неуклюже шевелился в ванне, двигал мочалкой по волосатой груди, сопел, крутил головой. Белая пена мигом посерела, а чистая вода потемнела. Придётся потом вымыть полок с мылом, подумал Иван и тяжело вздохнул. Но не хотел он, и сейчас отдать пришельца властям. Ведь, стоит только ему быстро выбежать на улицу, закрыть двери на вертушку, подпереть их скамейкой, поставив её стоймя, добежать до дома, позвонить в милицию – и Могур пойман! Ходить тогда Ивану в героях, мелькать в газетах и журналах. Но останавливает беззащитный доверчивый жест пришельца – его поднятые ладонями к нему раскрытые пальцы рук. Он помог пришельцу выбраться из ванны. Из ковша, обкатывая его чистой водой, Иван приговаривал.

– Как с гуся вода – так с Могура худоба. Добрым людям на радость, а дурным на зависть.

Когда то давно так в бане приговаривала ему мать. Пришелец для него тоже вроде ребёнка, хоть и выше, сильнее, но тоже неопытный, доверчивый, беззащитный. Кряжистая фигура с ворохом облепивших его тёмных волос, с широкими плечами, мощной короткой шеей, неуклюже топталась на полу, отфыркивалась. Не откладывая, Иван вынес грязную воду, с любопытством смотрел на вымытого пришельца.

– А ничего страшного и не произошло, – задумчиво признался Могур, – я думал – хуже будет! Вроде даже и легче стало? Одежда меня стягивает, – признался он, – я всё боюсь – вдруг она порвётся?

Иван, ожидавший взрыв радости и кучу благодарностей, растерянно и виновато улыбнулся. Штаны чуть коротковаты, но сейчас лето, тепло, да и Могуру не следить за модой. Тельняшка в самый раз: широкая и длинная, хорошо прикрывает гульфик, ибо <<молнией>> Могуру бы не справиться. Галоши пришлись в пору, а старик носил их зимой с валенками. Новая одежда Могура мягче, чем его шкуры, но для него они не привычны. Он не знает, как проявит себя его новое одеяние? Спуститься ли к низу, задерётся ли к верху. Прильнёт ли близко к телу, или будет мешаться, сдерживая его движения? Свои шкуры он не чувствовал – они просто укрывали его. А эта одежда до того мягка и легка, словно и нет её, словно он голый.

– Давай сейчас я хоть немного подстригу тебя, – не отступает Иван. – Это быстро и совсем не больно. У нас с длинными волосами только бомжи ходят.

Могур послушно сел на скамейку, осторожно глянул на большие ножницы: на два острых их конца, напоминающих два скребка. Он не решился спорить, доверяя Ивану, но крупные слёзы полились из глаз, толстые губы плаксиво изогнулись. Он тяжело простонал, закрыл глаза.

– Их же не прикрепишь обратно, – оправдывался Могур, – шкуры я смогу снова надеть, а волосы как?

Пришелец боялся остриженным вернуться в своё племя, вдруг его там не узнают и не примут? А. если и примут, то будут смеяться, и отведут ему место вблизи от волка.

– Я лучше буду бомжем, – смиренно предложил он, – они живут в баньке?

– Только в баньках они и живут, – рассмеялся Иван, соглашаясь не подстригать Могура.

– Вот хорошо! – обрадовался пришелец, – ветра нет, дождя нет, а костёр есть! Ведь, если пепел есть, то и костёр жгли? – с настороженным вниманием спрашивает он, – только куда дым идёт? Искры летят?

– Как куда? В трубу! – веселеет Иван, радуясь наступившей возможности, удивить пришельца достижениями цивилизации. – Вот, видишь трубу, она из кирпичей, а кирпичи из глины. Вы же делаете глиняные горшки? Вы их лепите и ставите в костёр, на обжиг.

Сначала мы их на солнце сушим, – недоверчиво прерывает пришелец. - горшки мы сначала сушим, а только потом в костёр, а то они рассыпаются.

Хозяин и гость с недоумением смотрели друг на друга. Ивана обидело недоверие Могура. Пришельца удивило, что таких простых вещей, которые в его племени понимает и ребёнок, не знает повелитель? Он поглядел на Ивана, укоризненно покачал головой. Шутит он с ним что ли? Иван смутился: такой мелочи он не учитывал, но он и не гончар, да и гончаров сейчас нет.

– Можно сначала и подсушить, – пожав плечами, соглашается он. – Главное глину хорошо перемешать и вылепить ровные кирпичи и держать в печке долго, – на всякий случай строго прибавил он. Потом кладут печь, выкладывают трубу, оставляя отверстие для дыма. Заслонку ещё нужно между кирпичей вмазать. Вот так!

Могур внимательно осматривал печь. Для Ивана такую знакомое, простое, обычную, а для Могура очень сложное сооружение. Сколько древних людей, шаг за шагом, поколение за поколением изобретали её, делая свою жизнь более уютной. Могур не поленился, залез на вышку, пощупал, погладил там кирпичи, понюхал их, поколупал глину. Заглянул на крышу.

– А заслонку из чего делают? – не успокаивался он, – тоже из глины? Наверно, её долго обжигать надо? Много дней? – Пришелец пытался сам найти более лёгкий для себя выход. Глины у них в стойбище много, и он таких печей наделает тоже много.

– Обрадовался! – усмехнулся Иван, обескураженный резвостью Могура. – Заслонку делают из железа, а железо выплавляют из бурых камней. Их тоже бросают в огонь, но не в костёр, а в более горячий, где сучьями служат уголь. Это такой чёрный камень, я их много видел там, – он махнул рукой в сторону оврага. – Там много камней, там начинается гора.

Могур оживился, послышались вопросы, из каких именно камней получается железо? Камни кидать прямо в костёр или положить сначала в горшок? Как узнать, что они уже сварились?

– Я не знаю, – признался Иван, – железо варят металлурги, а я не металлург.

– Железо варят из бурых камней, – отметил про себя Могур, их варят на огне,

бросая туда чёрные камни. Железо варят металлурги, повторял он про себя,

а Иван не металлург. Значит, он не занимает главенствующего положения в своём племени, как я или Машур, особенно Машур. Всё же он знает гораздо больше их.

Могур снова осмысливал сказанное и всё не мог поверить открывшимся перед ним возможностям. Как хорошо будет, когда вернувшись в своё стойбище, он при помощи топора построит подобное жилище и поставит туда печь!

Даже, если получиться только половина задуманного и то очень хорошо! А то сучья трещат, искры летят во все стороны, случалось, что загорались шкуры, а Пепел во сне часто закидывал руку в горячие угли. Могур задумался, замечтался, очнулся, когда Иван тронул его за плечо.

– Мне нужно идти домой на обед, тебе придётся одному остаться. Не бойся, сюда ни кто не придёт, и Шарик будет охранять тебя.