Оглавление
Данила Давыдов. Ненадёжный рассказчик. Седьмая книга стихов
Две обезьяны, робот и шёпот рептилии
1
«примерно понять, как устроен язык…»
«так живём ничего не узнав…»
«рррррррррр я б не произнёс…»
«лишенный по факту ласкательной формы…»
«подожди, подожди, чувачок…»
«сначала выступил виктор витальевич…»
Травестия
Травестия 1
Травестия 2
Травестия 3
Травестия 4
Травестия 5
«кричит мужык под окном…»
«двадцать лет прошло зазря…»
«я побывал в аду…»
«есть свирепый, есть больной…»
«скажи вот: пуговица. или расческа…»
«у меня болит член говорит больной врачу…»
«ты, надеюсь, поужинал…»
«вот ты поэт интуитивный…»
«тебе никогда не дадут возможности забыть, кто ты…»
«юный солдат не забудь…»
«тихонько в комнату войдя…»
«ненавистен и тот кто думает что в телячьем вагоне…»
«поэты не столько предсказывают, сколько вызывают войну…»
«нет, не кризис, не декабрь…»
«предположим, он закончен…»
«с нечётко прорисованной…»
«они попрятались, и вечер всё-таки наступил…»
«хотел бы быть я чистым разумом…»
Детские стихи
«когда ты принят в рептилоиды…»
«как сложно жить. как сложно умирать…»
«знаешь, товарищ…»
«иди сюда, мой скромный, неплохой…»
«не хочу сиять я…»
«может быть, я, деточка…»
«этого вот не пойму никогда…»
«ты ведешь себя не как мужчина…»
«я буду долго жрать велосипед…»
«почувствуешь вкус к чужому…»
2. Нечего пенять (из шестой книги)
«рядовой коренеедов, что смотрите по сторонам…»
«мы не должны…»
«я написал статью про егора…»
«единство и теснота ряда поют то вместе, то порознь…»
«в моих стихах нету метафизического измерения…»
«в цк сидит цикада…»
«помните…»
«как удивительно что это обратилось…»
«лестригоны туареги…»
«эскадрилья глюоновых истребителей…»
«люди вот оказывается составляют списки…»
К социологии поколений
«злобный монстр представим…»
«банка сайры и пачка сушек в ночи…»
«бывший художник выпил…»
«если посмотреть…»
«в тот момент…»
«рисунок странный на предмете…»
«страждет странный некто…»
«кто говорит в понятных мне словах…»
«и всё-таки, наверно…»
«котики сидят у филиала…»
3
«марфу и марию, я не христианин…»
«мёртвым надо вовремя умереть…»
«наверное у тебя кровь на спине…»
«у вегана вырос овощ…»
«ноги босы, грязно тело…»
Памяти гориллы Коко
«помнишь, товарищ…»
«говорит, вынет сердце из груди…»
«чтобы создавать свободу…»
«потом ведь они соберутся, будут плакать…»
«знаете, есть мерзкое чувство такое…»
«сучара, ты понимаешь, что такое близость?..»
«когда я вижу в позднем интервью набокова…»
«когда ж ты уже…»
Бутылочное горлышко
«мы смерть зовём, хотя зачем зовём…»
«очень хороший результат…»
«одна старая хиппейская знакомая…»
«я знал и пеппи длинныйчулок…»
«кому-то парщиков, кому-то драгомощенко…»
И тоже в каком-то смысле сонет
«если б космический коммунизм имел бы смысл…»
«мы тоже не только знак говорит трава…»
Посмертный разговор Дэвида Боуи и Урсулы ле Гуин
«захватывай желание, былой…»
«а палач говорит…»
«жил на свете конрад лоренц…»
Готовясь к летовской конференции
«человек выходит в майке…»
«в жопу укололи зонтиком…»
«пересмотр некоторых исторических сценариев…»
«когда казалось бы всё на месте…»
«(я знаю, что для меня приготовлено в комнате 101)…»
«почти незримый человечек…»
«матвею валентиновичу снится до сих пор…»
«кто ходит в гости по утрам…»
«ну что же, насекомое…»
«говорят что работал в полиции…»
«когда на цепь посажена собака…»
«слов всегда сильней предметы…»
«приснилось средь ночи: шпильгаген…»
«когда бы нас звали Митоз и Мейоз…»
«простонать сквозь набухшую тишину…»
«гейдельбергский человек…»
«кто думает; кто думает, что ду-…»
«был октябренком, был пионером…»
«я не знаток литературных стилей…»
«злобный мозг, исчадье плоти…»
«Лаку-Лабарт цитирует Целана…»
«ты не даешь ответ, но я не о тебе…»
«встретишь федю стоеросова…»
4. Трактат о Божественном роботе
«все признали ответственность друг перед другом…»
«кризис и смерть, смерть и кризис…»
«и в то же время какое-то безмолвие…»
«что ты сочиняешь?..»
«зачем писать стихи про маргиналов…»
«знаешь от чего это происходит…»
«а давай всё-таки придумаем гимн Божественному Роботу?..»
5
«мы говорим: головы крепки, головы крепки…»
«ванечка, ванечка, папа твой убивает людей…»
«как будланула ты бокра…»
«между обезьяной и роботом…»
«даже не стал записывать этот текст…»
«если тот кто улетел…»
«собственно, мне, наверное, до сих пор очень странно…»
«обманываться рад…»
«в тишине в полутьме раскачивается конус лампы…»
«изрядно удивительного вдруг…»
«знает всякий: в жизни разное…»
«мне написали из облака…»
«нет, он хорош, нет, плох он…»
«боги, боги, разум, разум…»
«радует, что эти наши споры…»
«когда б, к примеру, был биант гидробионтом…»
«боялся ли стаханов угля…»
«это, разумеется, не стихи…»
«на птичьем языке получше всё-таки…»
«где тот папик, что спросит: песня посвящается мне?..»
«на одном из небольших островов архипелага бисмарка…»
«я помню, как сокол разговаривал с джизесом…»
«мне снились странные событья…»
«лучше горло перегрызу…»
«кто кормит барсуков своим постыдным салом…»
«боязно быть, скажем, курочкой водяной…»
«закрой фейсбук…»
«как полководцы ведут предыдущую войну…»
Стансы
«людоедство почему-то считается…»
«я так ли, этак зарасту…»
«не надо демонизировать бесов…»
«во мне болеют субпродукты…»
Прямое высказывание
«тогда он не знал слова конволют, а знал слово подшивка…»
«я – шифтер. дейксис – ты. они же – ну ваще…»
Это совсем не про то, о чем вы могли бы подумать
Отрывок из книги
Все мои любимые поэты – в той или иной степени панки, и Данила Давыдов тоже. Быть панком в поэзии – это делать что-то трикстерское, нестабильное, парадоксальное в зоне языка и смыслов. Новая книга стихов Данилы называется «Ненадёжный рассказчик». Что такое «ненадёжный рассказчик», кроме известного литературного приёма, когда автор намеренно ведёт повествование от лица, которое может вводить читателя в заблуждение? В случае Данилы ненадёжный рассказчик – это, как мне кажется, рассказчик мерцающий. Мерцающий – в смысле «мерцательности» в работах Дмитрия Пригова и Льва Рубинштейна, использовавших этот термин[1]. Мерцательность как ненадёжность может осуществляться на разных уровнях: как нестабильность смысла, дискурса и субъекта, мерцание между иронией и серьёзностью, между обыденностью и метафизикой, как постоянная игра с контекстом – колебание смысла между тем, что находится внутри некоего контекста и вовне него. Все эти вещи характерны для литературного концептуализма, недаром Данилу Давыдова вместе с рядом других поэтов его поколения относили к постконцептуализму, делая акцент на сочетании у этих авторов элементов концептуалистской поэтики и прямого лирического высказывания. Впрочем, сам этот тип мерцания – между прямым лирическим высказыванием и концептуальной иронией – для меня всегда был значимой составляющей поэтики Дмитрия Пригова, и он сам осмыслял эти вещи в своих поздних работах.
Данила в одном из своих стихотворений отрицает присутствие в его поэзии метафизического измерения и прочего «из этой серии»:
.....
Сам этот контекст – для меня очень родной. Я немного моложе указанных поэтов, но стала публиковаться в начале нулевых, в 17 лет, и тоже оказалась внутри именно этого контекста и соотносила себя с ним, и позднее, когда мои фактические ровесники заявили о себе как о поэтах, я часто ловила себя на ощущении, что поэтически мне ближе те, кто был немного старше и со многими из которых мы начинали одновременно. И в те годы Данила Давыдов был именно тем человеком, который собирал и выстраивал поле новой поэзии, он потрясал невероятной эрудицией, знал всё, читал всех. Всегда подчёркивал свой научный, «позитивистский» взгляд на вещи, но при этом мог горячо любить стихи, в которых на первый план выходила метафизика, миф, религиозные мотивы и пр.
Интонация стихов Данилы действительно странная, уникальная. Порождена она, как мне кажется, ужасом. Тем самым, экзистенциальным. Эта интонация иногда нарочито «умничает» – заговаривает ужас, стремится держать ужас в рамках путём усиления научно-остранённой составляющей. Корявость и наукообразие его рифмованной речи, её концептуалистские обертона выглядят именно как растерянность перед ужасным и волшебным, попытка говорения поверх всепожирающего ничто. Отсюда появляются в стихах Данилы все эти завиральные конструкции рассуждений о языке. Здесь вспоминаются и Введенский, и Пригов, и Шкловский. Остранение в поэтике Данилы, как ему и подобает, работает на слом автоматизма восприятия, порой вышибает почву под ногами, заставляет пережить удивление. Рифмы вместе с остранённой интонацией часто подчёркивают афористичность текстов Данилы, превращают их в своеобразные афоризмы-парадоксы. И сам язык, и остранение, и встроенная в эти тексты ирония, и элементы аналитической, исследовательской оптики, – один из способов ответа на ужас. Параллельно у Давыдова существует другой способ ответа на ужас – вдруг возникает что-то наивное, (некро)инфантильное, и часто именно в таких местах отчётливей всего ощущается лирическое начало, та самая беззащитность и непосредственность лирического высказывания, которая тоже мерцает между искренностью и приёмом, и, возможно, парадоксальным образом прибегает к этому «детскому» и примитивному языку как к своего рода опосредованию.
.....
