Читать книгу Война и потусторонний мир - Дарья Раскина - Страница 1

Вестовая пушка тревожно бухнула, приказывая готовиться к атаке. Князь Александр Волконский, сидя верхом в первом ряду своего эскадрона, сжал окоченевшими пальцами кисточку-темляк на эфесе сабли. Вторую руку князь то и дело снимал с уздечки и прятал в рукав сине-белого доломана, но теплее от этого не становилось.

– Третий раз бьют, а мы все без дела, – цыкнул гусар справа, черноглазый красавец Долохов. – Доколе нас будут морозить? Так и помрем бесславными сосульками.

Александр молчал. Мысли его были о другом. Не о скорой битве, не о холоде и даже не о том, что за последние трое суток он не ел ничего, кроме сухарей, и не спал более получаса кряду. А думал он вот о чем: если бы маменька увидела его сейчас, то немедленно прокляла бы, окрестила презреннейшим существом и отказалась называть себя родительницей – уже во второй раз. А все из-за чего? В чем состоял страшный грех Александра?

В том лишь, что его угораздило родиться девицей. Княжной Александрой Михайловной Волконской. Чувство вины вот уже в который раз зацарапало коготками по сердцу: за год службы Александра привыкла прятаться от сослуживцев, а от совести – так и не научилась.

Внизу холма защелкали выстрелы. Там кто-то двигался, но очертания терялись в тумане – плотном, словно шинельное сукно. В зловещем напряжении казалось, там копошатся вовсе и не живые, а существа иной природы, необъяснимой. И даже сам туман будто бурлил, тянул к людям голодные руки. Кто-то посчитал бы подобное сказкой, но Александра о потустороннем знала достоверно. Благодаря Петру.

Александра обернулась, выискивая глазами брата. Вот он, на самом верху, среди командиров. При виде его когти вцепились в сердце сильнее. Отважится ли она показаться? Неделю ведь уже едут бок о бок, Александра – со своим полком, а Петр – адъютантом Кутузова, но открыться она так и не решилась. Что она скажет? Прости, что сбежала из дому? Что украла гусарскую форму и увела Делира? Что любит их с папенькой, но ни за что не вернется – ни уговорами, ни угрозами, ни приказом, а только лишь смертью в битве? Эх, что ему эти слова! Прихоть сестры – беспутной девицы. Нет, судьба развела их, и теперь нет больше у Александры братьев, кроме эскадрона.

Из тумана с глухим животным ревом вырвалось ядро и, прогудев над головами, трескуче упало в гущу солдат. Запахло порохом и гарью. Кровь вспыхнула, потекла кипятком по венам, и Александра вцепилась в саблю. За первым ядром упало еще одно. И еще одно. А следом на полк обрушился чугунный ливень.

– Держать строй! – кричал поверх рокота ротмистр Пышницкий. – Держать строй!

Он зря растрачивал силы, никто из гусар и не думал двинуться с места. Все стояли, вглядываясь в туман, разве что склоняя головы, когда ядра пролетали так низко, что беспокоили высокие султаны на киверах.

Александра сжимала кисточку-темляк, но замороженные пальцы не чувствовали вышитых инициалов, как и ноги – стремян. Горячо было только в груди, где сердце колотилось дятлом.

– Скорее бы, скорее, – прошипел сквозь зубы Долохов.

Его услышали. Сначала в тумане загрохотали копыта, а там замелькали и тени. Виднелись пики, верхушки касок, взмыленные лошадиные морды – вражеская кавалерия вступала в бой.

– Первому эскадрону правое плечо вперед! – закричал Пышницкий, приподнимаясь в стременах. – С места марш, марш!

Эфес сам скользнул в ладонь, Александра обнажила саблю. Делир бешено всхрапнул, слушаясь удара шпорами, и полетел вниз по холму. Ветер бил в лицо, кусая замерзшие щеки.

Огонь не сбавлялся, будто французам не было дела, что стрелять теперь будут и по своим. Артиллерия гремела: ревели ядра, взрывались гранаты, щелкала картечь. Александра неслась, словно на крыльях. Казалось, пусть убьют, пусть сейчас оторвут руки и ноги, пусть пуля пробьет сердце – ничто ее не остановит, ведь вот у нее сколько рук и ног, вот сколько сердец – целый эскадрон, она в каждом из них. Вместе они несутся навстречу славе – бесстрашные, неуязвимые! Глупый француз, как ему одолеть подобную громадину?

Но судьба любит смеяться над излишней гордыней. Вот и сейчас она не пожалела – ударила картечью. Александре опалило бровь, но не успела она обрадоваться везению, как увидела, что лошадь справа теперь скачет свободной, а красавец Долохов лежит в траве с пробитою грудью.

Александра крутанула Делира. К черту славу, к черту победу, к тройному черту французов – важно ли это, когда друг истекает кровью?

Не сходя с седла, она свесилась, подала руку, и Долохов крепко ухватился – последней, а потому отчаянной силой. Затащив его поперек седла, Александра бросилась назад, к лазарету, но ей и тут не было удачи: граната подорвалась под самым брюхом Делира. Верный конь – друг, помощник, единственная связь с домом – в последний раз позаботился о хозяйке: подскочил так, что выбросил ее из седла, принял на себя большую часть осколков, прежде чем упасть замертво под ноги эскадрона.