Читать книгу Заклинатели. Туман и Дым - Дарья Сычева - Страница 1

Дышать невыносимо тяжело – в нос то и дело летел песок. Он был везде: в волосах, в карманах, за шиворотом, в кроссовках и даже во рту. Кожа истосковалась по влаге. В горле засел неугомонный колючий ёж, именуемый жаждой; потрескавшиеся и обветренные губы не могли разжаться и позволить языку смочить их. Сухость во рту становилась невыносимой, а тошнота стремительно подступала к горлу, готовясь выбросить наружу содержимое желудка. Но несчастный терпел, как мог.

Веки дрогнули, с них посыпались песчинки. Затуманенные глаза медленно открылись, но через секунду снова сомкнулись от осыпавшейся с век пыли. На реденьких ресницах выступили слёзы. Солёные капельки быстро скатились по щекам, рисуя грязные мокрые дорожки.

Совладав с минутной слабостью, пленник пустыни повторил попытку открыть глаза. Он видел всё как через дымку – цвета сливались в сплошное месиво. Он лежал в густой тени скалы, что угрожающе нависала над ним и не позволяла обжигающим солнечным лучам достичь его. Невыносимо жарко. Пот ручейками бежал по лицу. Вся одежда пропиталась неприятным запахом, от которого впору было задохнуться.

Тело не слышало приказов мозга. Встать он не смог, но удалось перевернуться на бок. Всё заныло. Он чувствовал себя так же, как неподготовленный энтузиаст после целого дня изнурительных тренировок. Болело всё, даже, казалось, волосы. Стараясь не делать лишних движений, он смотрел, как над головой бегут потоки горячего воздуха.

Сделав над собой усилие, он повернул голову в сторону, чтобы хоть как-то осмотреться. Пейзаж его не обрадовал. Твёрдая иссушенная почва, усеянная сетью мелких трещин, казалась настолько безжизненной, что где-то глубоко в груди что-то заскребло – отчаяние. Огромные камни и мелкие булыжники хоть как-то разбавляли пустынную местность своим присутствием. В тенях прятались ящерицы и змеи – единственные жители этих суровых земель. Ему казалось, что земля медленно плавится, и от этого зрелища голова шла кругом. К горлу вновь подступила тошнота, но он смог сдержаться. Однако окружающий его пейзаж оказывал на него сильное давление, которому он едва ли мог противиться. Складывалось впечатление, что кто-то беспощадно выкачал все силы из него и бросил умирать. Но упрямство дергало его за невидимые ниточки, как марионетку, и заставляло жить.

Контроль над собственным телом постепенно возвращался. Он смог приподняться на локтях, но тут же едва не рухнул, когда от смены положения закружилась голова. Стерпев этот порыв, он попытался задействовать ноги, чтобы встать на четвереньки. Двигался парень медленно, но ему удалось принять желаемую позу.

Руки тряслись, не было сил удерживать тело на весу. Тогда он постарался как можно скорее сесть, за что поплатился – его всё-таки стошнило. Рвало до тех пор, пока он не начал отплёвываться желчью. Горло будто бы стянули колючей проволокой, которую предварительно раскалили в печи. Было больно, очень больно. Но полегчало.

Он сидел неподвижно несколько долгих минут, пока дрожь во всём теле не утихла. Перед глазами вновь всё поплыло, но это прошло так же быстро, как и началось. Осознав, что тело вновь подчиняется его воле, он встал на ноги. Маленькими шажками он добрёл до скалы и припал к ней боком, после чего сполз вниз. Выходить из тени было слишком опасно – запросто можно получить солнечный удар, если он ещё им не обзавелся. Лучше подождать и разобраться во всём, а главное, ответить на самый важный вопрос – что же произошло?

Он напряг и без того больную голову, чтобы вспомнить хоть что-то, но память отказалась открыть свои секреты. Воспоминания были ему недоступны – так он думал первое время, но позже осознал, что их просто нет.

Всё стёрто.

Вернее, почти всё. Амнезия была странной, а точнее, нетипичной. Сейчас его память можно было сравнить с мозаикой, из которой убрали парочку деталей, нарушив целостность общей картины. Что-то помнил, а что-то – нет. Он мог без труда назвать дату своего рождения, имя соседской собаки, с которой играл в детстве, какие подарки получил на Новый год и прочие мелочи. Но ни друзей, ни родителей, ни даже собственного имени он не помнил. Как вообще можно забыть собственное имя? Ни детской клички, ни домашнего прозвища – ничего.

Слёзы хлынули из глаз от мысли о том, что самые важные вещи навсегда забылись. Маленькие градинки обжигали обветренную кожу, словно острое лезвие. Глазам было больно, но остановиться не хватало сил.

Он оглядел себя с нескрываемой жалостью С ног до головы перепачкан песком и дорожной пылью, которая маленькими дюнами затаилась в кроссовках и карманах. Изодранный напульсник болтался на запястье, как ненужная тряпица, которой самое место на свалке. Джинсы и некогда белая футболка сделались одного отвратного жёлтого цвета с примесью темных пятен, о происхождении которых он боялся думать. Но догадывался, что это не что иное как засохшая кровь. Множество мелких и не очень ссадин, словно какая-то странная сыпь, расползлись по его рукам и закрались под футболку, окропив её кроваво-красными кляксами. Раны болели, они жгли огнем. В них забился песок и грязь, которые могли занести инфекцию, но он как-то не догадался об этом побеспокоиться. А толку, если он не сможет выбраться? У него имелись все шансы погибнуть здесь.

Единственное, чему он был по-настоящему рад, так это тому, что не видит собственное лицо. Он чувствовал, как глаза опухли, а из-за слёз на щеках наверняка образовалось грязное месиво. Всё лицо – да и всё тело – жутко чесалось, чувствовался адский дискомфорт и боль.

Но все неприятные ощущения отошли на второй план, когда взгляд пал на нож. Оружие мирно покоилось в ножнах, что тугими кожаными ремнями крепились к бедру и поясу. Первой реакцией был испуг, а потом пришло любопытство и некое чувство спокойствия. Рука потянулась к рукояти, осторожно обхватив её трясущимися пальцами. Неспешно извлекая нож, он поразился тому, насколько сильно стучит сердце в груди. Холодный металл ослепительно сверкнул на солнце, да так, что глазам сделалось больно. Лезвие было грязным от песка и крови, следы которой он сумел распознать. Во всяком случае, ему казалось, что это была кровь, но чем дольше он разглядывал нож, тем больше сомневался. Пятна были черными как нефть и липкими как патока. Нет, это не кровь. Но тогда что?

Вертя оружие и так и сяк, он чудом смог заметить одну маленькую и неприметную деталь – гравировку у рукояти. Крупными буквами, напоминающими японские иероглифы, на лезвие было выведено всего одно слово – «Yato».

– «Ято»… – хриплым и слабым голосом прочитал он, припоминая, как переводится это слово или что оно означает. Кажется, так назвалась фирма, производящая снаряжение для активного отдыха. А этот нож ему подарили на Рождество.

Убирать нож он не стал. Ему почему-то понравилось вертеть его в руках, это действовало успокаивающе. Но, с другой стороны, чем дольше он смотрел на нож, тем чаще поток мыслей упирался в идею о самоубийстве. И когда он осознал, что всё это может закончиться плачевно, то решил убрать оружие подальше.

Он пытался вспомнить хоть что-то из своей жизни, хотя бы какую-то деталь, за которую можно было уцепиться и вести нить дальше. Должен же он помнить хоть что-то!

– Вспоминай! – приказал он себе и ужаснулся, когда ещё раз услышал свой голос. То ли он охрип до такой степени, что слова слетали с его уст так жутко, то ли дело было отнюдь не в этом. В любом случае, говорить больше не хотелось.

Но он не вспомнил. Все тот же белый лист.

А может быть, амнезия временна? Вдруг нужно всего лишь подождать пару дней, чтобы память полностью восстановилась? Эти мысли не давали покоя, но в то же время душа полнилась сомнениями на этот счёт. Поскольку с медициной он не знаком, а темой с потерей памяти никогда не интересовался, то с уверенностью заявлять, что все воспоминания вернутся к нему спустя некоторое время, нельзя. От этого на душе становилось очень гадко. Однако та малая часть воспоминаний, представленная обрывками, вселяла надежду в его отчаявшееся сердце. Она не позволяла ему сдаваться, служила мотивацией к жизни. Нужно во что бы то ни стало двигаться дальше, бороться. И, благо, амнезия не лишила его былой решимости и упорства, хотя изрядно ослабила боевой дух.

Поскольку силы ещё до конца не восстановились, он решил подождать и отдохнуть в тени, где мог спокойно продумать план дальнейших действий и переждать самые жаркие часы.

Нужно найти кого-нибудь – дорогу, заправку, город, помощь… Это было основной целью. Но перво-наперво стоило отыскать воду. Жажда душила его в прямом смысле слова. Рот высох, а язык напоминал жёсткую старую губку для мытья посуды. Каждый вдох ртом отзывался неприятными, а порой и болезненными ощущениями.

Жажда воды была так велика, что ему было всё равно, насколько грязной она может оказаться. Он выпьет любую и только потом будет думать о последствиях. Сейчас он хотел пить.

Однако в ближайшем окружении он не видел ни одного водоёма, ни одной лужицы. А от мысли о том, что, возможно, придётся пройти не одну сотню миль, чтобы найти хотя бы каплю, желудок скручивался в тугой узел. Долго он не протянет, это точно.

Смерть уже мелькала чёрной тенью где-то на горизонте. Вот она, сгорбившись, пробежала от одного камня к другому. И он её видел. Он действительно видел её. Но лишь спустя пару минут до него дошло, что впереди двигается не силуэт старухи с косой, а обычный человек.

Надежда подобно бурной реке своим мощным потоком наполнила его всего, заставив подняться на ноги. Он пытался кричать, но голос настолько охрип, что едва ли удавалось услышать самого себя. Тратя драгоценные силы, он пытался как-то помахать руками и ускорить шаг. Но человек, в котором он видел последний луч надежды, отдалялся от него. Очень быстро единственный шанс на спасение ускользнул от пленника пустыни.

Но всё оказалось не так уж плохо, а даже наоборот. Преследуя незнакомца, который вполне себе мог оказаться обычной галлюцинацией, он вышел к накатанной дороге, где виднелись колеи от колес. Эта желтая лента тянулась через земли пустыни спасительной нитью. Никаких знаков или табличек – только дорога. И, как назло, ни одного автомобиля. Может, этой дорогой уже не пользовались?

Стоять он уже не мог – жара высасывала силы, как насос. Привалившись спиной к небольшому валуну, он принялся поджидать автомобиль, которого могло и не быть. И чем дольше он сидел под палящим солнцем, тем призрачней становилась надежда, а вместе с ней таяла и жизнь. Вдохи давались тяжело – лёгкие отказывались работать. Он перестал осознавать, что ему невыносимо больно. Тело сделалось ватным. Веки тяжелели с каждой минутой, грозясь закрыться раз и навсегда. Голова не хотела работать. Мысли спутались, смешались в беспорядочную кашу из уцелевших воспоминаний и грёз о быстрой смерти. Ему не хотелось отправляться на тот свет, но и на борьбу сил уже не осталось. Сейчас решающим фактором выступало время, а оно не зависело ни от кого. Как решат стрелки часов, так и будет: умрёт он в эту минуту или в следующую?

В эти мучительные секунды он затылком чувствовал дыхание смерти – холодное и зловонное. Она будто бы стояла за спиной и тихо хихикала, насмехалась над его судьбой и жалкими попытками оттянуть момент, когда он сделает последний вздох. И старушка с косой была очень расстроена, узнав, что этот молодой человек умрёт не сегодня.

Он уже приготовился к тому, что сердце сделает последний удар, как вдруг его сильно-сильно затрясло. Что-то начало сдавливать плечи до боли, но он не мог вскрикнуть или предпринять попытку к сопротивлению. Всё, что ему удалось сделать, это издать слабый стон. В следующее мгновенье боль в плечах утихла и появилась на левой щеке. Он мог поклясться, что словил жёсткую пощёчину. Напуганный и шокированный, он попробовал поднять голову.

– Живой! – прозвучало над его ухом, но слова слились в безобразную какофонию звуков, поэтому он едва их разобрал. – Держись! Мы тебе поможем!

Следующие минуты тянулись вечность. Он не понимал, что с ним творится. Ему казалось, что он тонет в бочке с дегтем: двигаться тяжело, а дышать ещё тяжелее. Но что-то не позволяло ему умереть. И он верил этим словам.

Сознание резко встало на место, когда ко лбу приложилась холодная мокрая тряпица. Губы задрожали, требуя утолить жажду. И их мольба была услышана – в рот хлынула вода. Он содрогнулся всем телом. Так хорошо ему ещё никогда не было. Его буквально вырвали из объятий смерти, а значит, он ещё нужен этому жестокому миру.

– Тише, тише… – слова теперь звучали чётче, он даже смог определить, что голос принадлежал женщине. Но на то, чтобы открыть глаза и посмотреть на свою спасительницу, сил не хватило.

С каждым глотком он чувствовал, как вода растекается по вымученному телу, наполняя его жизнью и болью, которую он игнорировал, как только мог. Во рту вновь стало влажно. Но дышать по-прежнему было тяжело, а горло саднило при каждом глотательном движении.

– Бедняга, – произнесла его спасительница. Её рука погладила его по грязной щеке, убрав пару прилипших прядок с потного лица. – Я отвезу тебя в больницу. Не волнуйся, – женщина тихонько потрясла несчастного парня за плечо, тот ответил недовольным мычанием. – Как тебя зовут?

Женщина повторила этот вопрос несколько раз, думая, что юноша её просто не расслышал или не понял вопроса, будучи в таком плачевном состоянии. Вопрос он услышал и понял, просто не знал, как ответить. Имя-то он не помнил.

Можно назваться чужим именем и потом свалить все на бред от солнечного удара. Хорошая мысль, но почему-то именно сейчас он не мог вспомнить ни одного существующего имени. Чем дольше он думал, тем сильнее болела голова. Сознание медленно отключалось.

Рукой он случайно задел ножны на бедре, и перед глазами пронеслась мысль, ставшая впоследствии его спасением от многих бед.

– Я… Ято, – простонал он. – Меня зовут Ято.

Настала тьма.