Читать книгу Живой проект. Рассказы - Дарья Викторовна Еремина - Страница 1

Недалекое будущее, пустыня Рын-пески

Марии Геньшик было сорок три года. В числе прочих одиноких людей и бездетных пар она жила в одном из одноэтажных бараков научного городка. Конечно то, как называли эти вполне комфортабельные квартиры в народе, не соответствовало историческому значению слова «барак». Но с улицы вытянутые кишкой и вогнанные в песок настолько же, насколько поднимались над поверхностью, жилые корпуса походили на бараки.

Возможно, из-за не доходящих до потолка перегородок, квартира походила на офис. Эти перегородки делили помещение на три неравные части: жилую комнату, небольшую кухню и еще меньший санузел. Светло-серые цвета стен, потолка и пола усиливали впечатление рабочей обстановки. Никто не мешал жителям городка попытаться создать уют и комфорт в выделенной корпорацией квартире. Но Марии Геньшик любовь к украшательству была несвойственна.

Всего в городке было три выгнутых дугой барака по пятьсот квартир в каждом. Уровень населения колебался в пределах тысячи человек и зависел от новых разработок, приезжих специалистов и экспедиторов. В центре созданного жилыми зданиями круга размещался такой же низкий круглый рабочий корпус. Его пять этажей уходили глубоко в землю. На уровне минус первого этажа к каждому из бараков вела соединительная «кишка». Можно было проработать в научном городке несколько лет и ни разу не выйти на улицу.

Город назывался Песок-2, что в совокупности означало следующее: второй по времени образования научный город корпорации, построенный в песчаной пустыне. Очень просто и незамысловато. Как и все, что не касалось непосредственно трудовой деятельности населения Песок-2.

Мария Геньшик числилась вторым инженером воздушных систем и, следовательно, отвечала за вентиляцию и кондиционирование жилых и рабочих помещений городка. Жила она здесь уже третий год и до окончания контракта оставалось восемь месяцев. По истечении срока у Марии Геньшик будет два варианта: собрать вещи и уехать, предупредив об отъезде в день окончания контракта; или продолжать работать, своим молчанием подтвердив автоматическую пролонгацию договора. На ее прибыльное место, так же как и на место любого специалиста городка, имелась адекватная замена, вожделенно ждущая своей очереди. Если через восемь месяцев Мария сообщит об отъезде, тем же вертолетом, каким ее переправят на «большую землю», в городок будет доставлена ее замена.

Мария планировала остаться в Песках-2 на второй срок.

Под лампой дневного света, даже в самом нейтральном бра смотревшейся строго офисной, Мария читала журнальную статью под скромным заголовком «Новые воздушные фильтры от East Air Technologies – свежий взгляд на экономию». Последняя разработка этой компании обещала экономить не только энергетические ресурсы, но и человеческие. Мария уже видела каждый этап замены используемых фильтров на новые. Она в деталях представляла, как корпорация проводит собственное тестирование; как заключает контракт с EAT на поставки новых фильтров; как прилетает грузовой вертолет с оборудованием и сопровождающим груз специалистом от EAT; как они с Майклом, первым инженером, в последний раз проверяют, согласовывают и подписывают план-график по замене фильтров; как во главе трех техников начинают замену оборудования. Она видела это как наяву, потому что то, что она читала сейчас в статье о новых технологиях, было хорошо и достойно имени EAT.

– Эй, Мария, что ты думаешь об этих новых фильтрах? – спросил Майкл сегодня с утра. Он уже ознакомился со статьей прошлым вечером, сразу как получил новый номер журнала.

– Я еще не читала, Майк, – ответила Мария с легкой улыбкой. Она хотела просмотреть статью в интернете в течение дня, но так и не успела. Теперь же она вытянулась на диване и улыбалась, представляя, как все будет. Завтра она скажет Майку:

– Я думаю, новые фильтры – хороши.

Майкл понимающе кивнет и улыбнется. В их отношениях появится свежий дух сопричастности и нетерпеливого ожидания нового крупного проекта. И вплоть до замены последней гайки они будут жить одной жизнью, и чувствовать одно возбуждение и трепет от четких действий, осмысленного стремления к совершенству, осуществления выверенного до запятой плана-графика.

От двери послышался звонок. Отложив журнал, Мария неторопливо поднялась и направилась к двери.

– Привет, Мария, – это была Аня – соседка, – не одолжишь чашечку сахарка?

Мария кивнула женщине, переводящей свои и соседские запасы сахара на выпечку, и сделала знак рукой зайти внутрь.

– Я делаю шарлотку, – чуть виновато улыбнулась соседка.

– Со свежими яблоками? – спросила Мария. Вчерашним вертолетом привезли гору яблок. Аня не могла упустить такой возможности, и Мария ее понимала. Шарлотка с яблочным повидлом при всем Анином кулинарном таланте получалась не в пример хуже.

– А как же! – подтвердила соседка, пока Мария насыпала в чашку сахар.

– Возьми мои тоже, – женщина передала чашку с сахаром и два яблока, лежавшие на столе.

– Здорово! Спасибо! – Аня направилась к выходу.

Закрыв дверь, Мария подошла к окну, выходящему на внешнюю сторону. На улице уже стемнело, но яркие фонари на окружающем территорию заборе мешали тьме проникнуть внутрь города. Мария заметила две фигуры, прогуливающиеся параллельно забору недалеко слева. Детально разглядеть их не представлялось возможных, но было очевидно, что это мужчина и женщина. Пара держалась за руки.

Присев на подоконник, Мария обежала комнату взглядом. Остановилась на журнале, оставленном на столике. Поднялась. Удар в стеклопакет за спиной заставил женщину вздрогнуть. Резко обернувшись, Мария удивленно открыла рот. Напротив нее за окном стоял парнишка лет восемнадцати. Обе ладони белыми пятнами приплюснуты к стеклу. На лице беспокойство и невысказанная мольба.

– Что случилось? – Мария открыла окно.

Ответом ей был раздирающий сухой воздух сигнал тревоги. Она отклонилась, будто этот звук реально толкнул ее в грудь. Хотя, что может быть реальнее предупреждения об опасности? Сирена на центральном корпусе включалась несколько раз в месяц и значила одно: на Пескок-2 идет песчаная волна. Распахнув окно шире, Мария отошла.

– Спасибо, – проговорил парнишка, залезая в окно и сразу же закрывая за собой створку.

Мария направилась к двери, собираясь выпроводить случайного гостя. В каком бы корпусе он не жил, даже если в этом, его поступок был абсолютно оправдан. Обегать корпус при надвигающейся песчаной волне опаснее, чем постучать в чье-то окно. Под землей он дойдет до любой точки города не дольше, чем за двадцать минут.

Заметив, что парнишка не двигается с места, Мария обернулась.

– Подожди, а как ты узнал? – спросила она от двери. – Сирена была уже после.

– Я услышал гул и почувствовал ветер, – ответил юноша просто.

– Хорошо, – этот ответ удовлетворил Марию, – будь осторожен, спокойной ночи.

Мария открыла дверь и принюхалась в надежде уловить аромат соседской шарлотки. Но еще было слишком рано. Парень же не двигался с места.

– Я могу остаться у вас, пока не пройдет волна? – спросил обыденно, с легким беспокойством в голосе.

– Зачем? – не поняла Мария, – ты дойдешь до дома за несколько минут. И родители будут волноваться.

– У меня нет родителей, – качнул головой юноша. – Когда пройдет волна, я займусь прежней работой, – парнишка обернулся к окну и показал пальцем, – там, у забора.

Мария не терпела наглости, а ни чем иным, кроме как наглостью, она поведение молодого человека назвать не могла. Но женщина уважала людей, относящихся к работе подобным образом: если форс-мажорные обстоятельства мешают выполнению задачи, их необходимо переждать. Почему парень ковыряется с забором в столь позднее время, спрашивать не имело смысла. Если там образовалась брешь, то заделать ее желательно как можно скорее. В городе есть дети, да и взрослые нередко выходят на улицу. Появление шакала или другого хищного обитателя пустыни на территории города может привести к трагедии.

– Хорошо, – Мария закрыла дверь.

– Спасибо, – поблагодарил молодой человек, присаживаясь на подоконник.

Всем видом он показывал, что не собирается мешать хозяйке и уйдет так же, как и пришел, как только исчезнет опасность снаружи. Взглянув на смирно сидящего юношу, женщина вернулась к дивану. Не решаясь вытянуться во все свои метр семьдесят пять, Мария подобрала под себя ноги и продолжила читать с места, на котором остановилась.

Вскоре послышались первые тонкие звуки ударов песчинок о стеклопакеты.

Мария перечитала статью еще раз и кивнула: новые фильтры определенно хороши. Откинула голову на спинку дивана, возвращаясь в состояние покоя и ожидания радости, прерванное приходом соседки. Подняла взгляд на юношу у окна. За его спиной густая коричневая масса лениво елозила по стеклу, опадая вниз и застревая так, будто их барак попал в растворомешалку. Парнишка на фоне этого месива казался неуместно чистым. Мария подумала о том, что одет он в униформу научных работников, а не как подсобный рабочий. Светло-зеленые свободные брюки и рубашка, белые тряпичные ботинки… еще бы зеленую шапочку – и вылитый лаборант.

Почувствовав внимание, юноша поднял взгляд. С минуту он спокойно ждал вопроса, уже сформировавшегося в глазах женщины. Мария же разглядывала паренька как новое оборудование: увидеть все непонятное, сформировать список и потом уже задать все вопросы сразу.

– Звонят, – сказал юноша тихо, разорвав тишину.

– Что? – не поняла Мария.

– Звонят, – повторил он и кивнул в сторону компьютера на рабочем столе.

Мария поднялась с дивана и, садясь в кресло, натянула гарнитуру.

– Привет, доченька, – улыбнулась в монитор. – А у нас снова буря… нет, я еще не решила. Я тоже скучаю… – Мария засмеялась, помолчав. – Это ты сейчас так говоришь… хорошо, можно. Пользуйся телефоном, даже когда не уверена, что я разрешу. Нет, я не за компьютером и могла пропустить звонок. Как Артур?.. Я рада. Пока, милая.

Сняв наушники, Мария еще какое-то время со слабой улыбкой смотрела в монитор. Когда тишина окончательно поглотила воспоминание о голосе дочери, Мария обернулась к гостю.

– У тебя на удивление хороший слух.

Юноша пожал плечом: рад услужить. Мария же перевела взгляд с его лица за плечо: в песчаное месиво за окном.

– Ты работаешь на улице?

– По необходимости, – по-прежнему вежливо и спокойно ответил парнишка.

– Тебе обязательно заканчивать работу сегодня? Непогода может продержаться до утра, а то и дольше. Год назад мело двое суток.

– Обязательно, – кивнул молодой человек и в его взгляде появился оттенок той мольбы, что впервые Мария заметила, когда юноша был еще за окном. – Я не стесню вас. А если вдруг мое присутствие все же станет неуместным, скажите, и я пойму.

Юноша не отводил взгляда. Мария же подумала о том, что это «я пойму» призвано вызвать жалость. Но зачем вызывать жалость рабочему, заскочившему в чужую квартиру ради того, чтобы переждать песчаную волну? Женщина не могла сопоставить чувства, которые должны были вызывать слова юноши с работой, которая ждала его на улице. Это напоминало виноватую улыбку Ани, когда она говорила «одолжи сахарку», подразумевая «подари». Они обе это понимали, а потому намеренная ложь в речи соседки прикрывалась виноватой улыбкой. Что-то подобное произошло и сейчас. Мария поднялась.

– Твоя одежда не похожа на спецовку подсобного рабочего, – сказала она.

– Я выполняю разные работы, не всегда подсобные и не всегда на улице.

– Сколько таинственности и неопределенности, – засмеялась женщина, чувствуя внутренний дискомфорт из-за своего любопытства и странной подозрительности.

– Чувствуешь этот аромат? – спросила она, пытаясь сгладить впечатление, которое могла произвести на парнишку своими вопросами.

– Да, давно чувствую, – ответил он.

– Нам обязательно достанется по кусочку. Аня замечательно делает шарлотку.

Юноша никак не отреагировал.

Мария отвернулась.

Ей казалось, что испытываемый ею дискомфорт вызван вторжением чужого человека в ее квартиру. С другой стороны, она отгораживалась от этой мысли, не принимала ее, потому как испытывала к молодому человеку необыкновенное доверие. Каждый его ответ, внешняя покорность и спокойствие – все работало на то, чтобы парнишка максимально быстро стал своим даже для совершенно незнакомо человека.

– Ты можешь сесть сюда, – указала Мария на табуретку за кухонным столом.

– Благодарю, – парнишка поднялся и перешел в кухню.

– Как думаешь, через сколько времени шарлотка будет готова? – Мария включила чайник.

– Не знаю, – юноша улыбнулся с искренним удивлением.

– Я подумала, что с твоими обостренными чувствами ты поймешь, когда она уже готова.

– Я не знаю, как пахнет готовая шарлотка, – пожал он плечами.

Мария почувствовала себя глупо и отвернулась к чайнику. Наверно, у него действительно нет родителей. Ей казалось, что все дети должны знать, как пахнет шарлотка. Этот аромат, считала она, является неотъемлемой песчинкой в пустыне под названием «семья». Ее дочь знала, как пахнет шарлотка, а рядом с этим знанием жило воспоминание о ней самой, Марии. Из таких мелочей и формируется детство, которое должно быть счастливым. Вряд ли Мария смогла бы аргументировать свое видение. В ней просто жил слепок детского счастья, передающийся из поколения в поколение. Слепок, составляющий саму суть понятия «семья».

– Как тебя зовут, мальчик? – обернулась Мария и заметила, что впервые парнишка отвел взгляд.

– Уно, – ответил он по-прежнему спокойно.

– Странное имя. Кто тебя так назвал?

– Не знаю, – пожал он плечами, – а имя испанское, мне кажется.

– Хорошо. Уно, а дальше?

– Уно Фест.

Мария вскинула брови и отвернулась к окну, чтобы скрыть легкое недоумение. Парень говорил без акцента. Она не могла найти причину, по которой русского мальчика могли бы назвать подобным именем. Но так как никакой тревоги она не чувствовала, это открытие женщину позабавило.

Через несколько минут от двери послышался звонок.

– А вот и кусочек шарлотки.

– Это я, – сказала Аня. В ее руке была ожидаемая тарелка с источавшим соблазнительные запахи куском выпечки. – Угощайся, дорогая.

– Спасибо! – поблагодарила Мария.

– У тебя телевизор не включен? – Аня заглянула за спину соседки. – По корпоративной волне новости крутят, посмотри.

– Хорошо, спасибо, – Мария закрыла дверь и вернулась на кухоньку.

Уно по-прежнему сидел на табуретке, хотя в какой-то момент женщине показалось, что она слышала движение на кухне.

– Смотри, как аппетитно, – поставив тарелку на стол, она вышла в комнату, чтобы включить телевизор.

Внутренние новости Песок-2 передавались беспрерывно в зацикленном виде. Сейчас в левом от диктора верхнем углу экрана застыла фотография ее случайного гостя. Мария не без напряжения вслушивалась в текст новостей.

– …Сбежал один из проектов корпорации. Экземпляр не является военной разработкой и не представляет опасности для окружающих. Просьба при обнаружении сразу же сообщить охране города.

И по новой:

– Сегодня около шести часов вечера с лабораторного этажа сбежал один из проектов…

Мария обернулась к проему на кухню, в котором замер юноша. Он спокойно наблюдал за хозяйкой, ожидая ее действий.

– Так ты не человек, – в голосе, как ни пыталась Мария придать ему утвердительную интонацию, скользнули вопросительные нотки.

– Разве?

– Ты сбежавший из лаборатории проект.

Мария направилась к телефону. Юноша не шевельнулся. Лишь начал говорить так же спокойно и покорно:

– Пожалуйста, не звоните охране. Я не вернусь в лабораторию. Если вы сделаете это, я уйду через окно.

– Это смертельно опасно, – отмахнулась женщина.

– Уверен – да, – кивнул парнишка, – а я хочу жить. И, возможно, найду другой выход из сложившейся ситуации.

Мария приостановилась, чтобы посмотреть в чистое молодое лицо. Его слова не звучали как угроза, но по смыслу ею являлись.

– Ты не человек, ты – живой проект, собственность корпорации.

Он молчал.

Пересилив свою приязнь и доверие к Уно, Мария подняла телефонную трубку. Юноша направился к окну. С трубкой в руке Мария кинулась ему наперерез. Он не пойдет по подземным переходам и не выйдет во внутреннее кольцо бараков. Его цель ясна: сбежать из города. И единственный путь – это окно. Хотя в условиях стоящих песков дверь во внутреннее кольцо будет столь же приемлема и столь же опасна.

Будто прочитав ее мысли, юноша обернулся к двери. Мария не боялась его – в новостях сказали, что проект безопасен. Но когда он обернулся к двери, и Мария по инерции проследила за его взглядом, рука парнишки ловко вынула телефонную трубку из ее ладони. Женщина нахмурилась и сжала зубы.

– Ты же должен слушаться людей. В тебе должна быть заложена непререкаемость человеческого мнения.

– Люди могут ошибаться, – отрицательно качнул головой юноша. Отходя от хозяйки, он спрятал телефон в кармане брюк.

– Для чего же тебя спроектировали, что ты так спокойно идешь наперекор человеку? Где это может быть настолько важно, что ты готов спорить и отстаивать свое мнение с применением физической силы? – удивлялась Мария, сцепив руки на груди.

– Это корпоративная тайна, я не могу ее разглашать.

– Ты же сбежал!

– Сохранение корпоративной тайны не противоречит моим планам и не мешает их реализации.

Мария усмехнулась и со вздохом отвернулась к окну.

– Вам ничто не угрожает. Я уйду, как только пройдет волна. Это будет примерно через три часа. Сразу после этого вы можете связаться с охраной и сообщить все, что посчитаете необходим. И охрана, и администрация осведомлены о моих функциональных возможностях. Ввиду того, что я умею действовать вопреки желаниям человека, к вам не будет предъявлено никаких взыскательных мер.

– Я поняла, – сдалась Мария, проходя мимо Уно.

Посмотрев на компьютер, женщина обернулась к оставшемуся у окна юноше. Он вежливо улыбнулся, давая понять, что не позволит сообщить о себе ни по какому из средств связи. Забравшись с ногами на диван, Мария взяла журнал. Она прекрасно понимала, что вряд ли сможет прочесть хоть строчку сейчас, поэтому просто оставила его на коленях. Юноша присел на подоконник и замер.

– Ты не военная разработка, – Мария не без любопытства разглядывала паренька.

Повернув к ней лицо, юноша ожидал вопроса, но Мария с усмешкой махнула рукой.

– Откуда ты знаешь, когда пройдет волна? – спросила она.

– Анализ силы и направления ветра, давления, состояния атмосферы до поднятия песка.

– Ты все это чувствуешь? – изумилась женщина.

– Да.

– А что еще ты чувствуешь? Что ты можешь из того, чего не может простой человек?

– Я выполняю разные работы, – повторил юноша в очередной раз, – в разных условиях.

Мария грустно усмехнулась и вспомнила о шарлотке. Поднялась с дивана и направилась на кухню. Юноша внимательно следил за ней взглядом.

– Пойдем, шарлотка остынет, – позвала она примирительно.

– Не удивляйтесь, – Уно прошел на кухню и сел на прежнее место.

Мария кинула на него заинтересованный взгляд и достала чашки. Ее на самом деле удивляла собственная доверчивость и беспечность. То, что в новостях предупредили о безопасности сбежавшего экземпляра, было недостаточной причиной для подобного спокойствия.

– Объясни, – предложила Мария, предполагая, что на замешательство именно этого рода молодой человек обратил внимание.

– В критических ситуациях нередко человек перестает полагаться на логику, для него перестает иметь значение субординация, уважение, даже страх. В ситуациях, когда остаются лишь инстинкты, вывести человека на верный путь может лишь тот, кому человек доверяет. Вера – безапелляционная, безусловная, неосознанная, животная вера ребенка к матери – вот что остается. Именно это вы сейчас ко мне испытываете.

Мария разлила чай по чашкам. Отрезав кусок шарлотки, и переложив на тарелку гостя, она замерла с ножом в руке. Уж слишком слабо походил функциональный набор этого живого проекта на мирную разработку. Положив себе второй кусок шарлотки, Мария села напротив гостя.

– Почему ты решил сбежать? – спросила просто.

Это не было праздным любопытством. Данная информация поможет разработчикам проекта предотвратить подобные попытки в будущем. Юноша прожевал и отпил из чашки. Зрительный контакт, который он поддерживал легко и непринужденно, тоже был частью его функционала. Мария думала об их с Майклом троих технарях. Они являются первым массовым проектом корпорации и сработаны намного грубее. Этому же юноше появлялось неосознанное желание подчиняться. Для чего? Марии нравились загадки. В том, что он на стадии тестирования и скоро появится на рынке – не было сомнений. Но ответ хотелось знать уже сейчас.

– Уно Фест! – засмеялась женщина в голос, вспомнив, как он представился, – Один Первый – ну, конечно же!

Молодой человек вежливо кивнул.

– И все же, ты не ответил.

– Во мне есть изъян, – прозвучал ответ.

– Некоторые недоработки можно исправить без уничтожения экземпляра, – Мария пожала плечом.

Уно отрицательно покачал головой, глядя в глаза женщины так внимательно, будто хотел выпытать у нее ответы на свои незаданные вопросы.

– Все было решено, – проговорил он тихо и откусил шарлотку.

– Понятно, – кивнула женщина.

Не все проекты обладают пониманием собственной важности. Немногим придет в голову попытаться сохранить себя в ситуации, когда корпорация решила списать экземпляр. Но свидетелем подобной отчаянной борьбы Мария стала впервые.

– Что за недоработка? – Мария не собиралась прекращать расспросы.

– Я не считаю это недоработкой, – возразил юноша, – но для заданного функционала это является изъяном.

– Как-то сложно, – женщина насмешливо вскинула брови, а потом резко нахмурилась. Она болтала с проектом, как с настоящим человеком, как с юношей, пережидающим у нее песчаную волну. Это смущало и настораживало. – Что же за изъян?

– Вы будете смеяться и не поверите, если я скажу сейчас.

Мария рассмеялась, так невинно, по-детски, прозвучала эта фраза.

– Я скажу, когда пройдет волна, если захотите.

– Договорились, – согласилась Мария и отпила чай.

– Как ты собираешься пересечь пустыню? – спросила женщина, доев свой кусочек шарлотки. – За тобой наверняка отправят поисковую группу. Да и как ты собираешься выжить? Без воды, без пищи…

Молодой человек смотрел на женщину, дожевывая. Она предполагала, каким будет его ответ. Наверняка, он решит взять провизию у нее, а опасности и погоню сочтет не стоящими внимания. Это тоже реалии живых проектов: они мало знают о реальной жизни; не всегда представляют то, с чем могут столкнуться и не умеют логически прогнозировать события.

– Во мне есть все необходимые для решения этих задач знания и способности.

Мария удивленно и заинтересованно склонила голову набок.

– Слушай, ты действительно считаешь себя человеком? – изумилась женщина.

– Разве я не человек?

Мария отклонилась назад. Одно из негласных правил воспитания живых проектов: неспособность отвечать вопросом на вопрос. Ее техники ответили бы так: «Да. Разве я не человек?» Женщина видела перед собой нонсенс. Она слышала байки о живых проектах, которых бездетные ученые растили как собственных детей, но не верила в это. И потом, такие проекты вряд ли подлежат уничтожению, даже если принимать во внимание то, что людские этические нормы на них не распространяются.