Читать книгу 49 ударов в минуту - Дэ Нирвакин - Страница 1

Просто я хотел тебе сказать, что очень сильно тебя люблю. Д.

Сообщество ВК (автор): https://vk.com/club224518600

Прежде, чем сводить счеты с жизнью, вспомни все, что с тобой было, вспомни каждый миг, который запечатлен в твоей памяти, потому что вместе с тобой из этого сраного мира уйдет и твоя память. Я не брюзга из тех, кто занимается морализаторством. Нет. Я знаю, что такое страдания и как невыносимо жить в этом дерьме. Намного проще покончить с этим раз и навсегда. Я в самом деле не собираюсь кого-либо отговаривать от этого шага. Пусть это делают психологи, у них есть методы, у них есть лекарства, у них есть профессиональная этика. Они сидят в своих строгих костюмах и белых халатах, не замечая того, что это те же самые смирительные рубашки. Они знают, что делать, чтобы ни с кем ничего не происходило: каждый должен носить свою смирительную рубашку.

К черту этику! Если твой мир разрушен окончательно и бесповоротно, в нем не остается места для этики. Но когда тебе кажется, что больше нечего терять, ты забываешь про память. В ней содержится нечто пережитое только тобой. Нигде больше не запечатлятся в точности те же образы, никто никогда больше не переживет те же самые чувства. Чувства, от которых нас пытается «излечить» цивилизация. Для этого работают психологи, порносайты, профсоюзы, банки, политические партии, военные блоки, наука, индустрия развлечений и прочая хренотень. Все это существует для того, чтобы отвлекать внимание от чувств. Чувства – вот чего на самом деле боится так называемое общество, оно боится твоей памяти. Как бы чего не произошло, если в твоей памяти останутся чувства…

Я знаю, насколько тошнотворно и аморально общество. Оно настолько тошнотворно и аморально, что порой актом аморальности становится само пребывание в нем. Единственное, в чем соглашусь с могзоправами, так это в том, что, уходя из жизни, надо подумать о других, о тех, кто останется жить после тебя. Поэтому надо постараться вспомнить все хорошее и плохое, что с тобой происходило. Знаю, это трудно. Вспоминая, приходится переживать свою боль снова, а ее было так много, что она не умещается в твоей черепной коробке. Так зачем думать о других, если всю свою жизнь тебе приходилось думать о других больше, чем другие думали о тебе? Но ты не можешь уйти с чистой совестью просто потому, что тебе так захотелось.

Видит Бог, я не был эгоистом, но если даже меня посещали настолько безысходные мысли, посещали не раз и не два, то что говорить о совсем юных, которых любовь убивает с первого раза? Что знала о любви восьмиклассница, которая бросилась с моста в прошлом или позапрошлом году? Или тот застреливший себя парнишка? Любовь – совсем не то, что показывают в кино, о чем поют, о чем пишут в любовных романах. Нет. В реальности любовь всегда убивает. Она всегда убивает в нас что-то, заставляя страдать, но об этом ведь никто не говорит. Никто не говорит о том, что любовь – убийца. Все говорят о сексе, как будто это и есть любовь, а потом делают удивленный вид. Почему не выявили? Где галочка, почему не поставили на учет?

Общество настолько трусливо, что не может признать свою вину. Оно не в состоянии признать, что именно его трусость, его смирительные рубашки загоняют в тупик тех, кому открывается фальшивость этого общества. Мы забыли, что такое любовь, потому что потеряли нашу память, память о самих себе.

Все эти записи появились тогда, когда у меня не было сил, чтобы жить, когда каждая ночь превратилась в адские пытки, после которых не оставалось сил даже на то, чтобы ненавидеть, и все же я любил. Бывает такая любовь, которая дарит только страдания. Я познал именно такую любовь. Одно страдание следовало за другим, это были мои горные пики и перевалы. После каждого пика казалось, что это предел – абсолютный предел человеческих страданий. Но за ним возникал следующий, и я опять не мог его обойти, опять на него забирался, чтобы снова лишиться разума, достигнув его вершины.

Я решил вспомнить мою боль не для того, чтобы излить ее в черных потоках типографской краски, а для того, чтобы оставить посмертную записку. В сущности, все, что было написано поэтами и писателями, представляет собой одну большую посмертную записку, хотя далеко не все осознавали, что пишут посмертную записку. Поэтому даже лучшие книги содержат слишком много лжи. Даже Ницше слишком много врал о своем безумии. Иначе он бы написал книгу о своей сестре – о причинах, а не симптомах болезни Заратустры. Вся литература – обман, баснословный обман, в который вы верите. Вы верите, что это лекарство от вашей болезни, но это лекарство не лечит. Оно всего лишь снимает симптомы. Все трагедии – баловство и ребячество, скрывающее подлинные имена и события, а не рассказывающие о них, как вам кажется. Их придумывали, не осознавая, что они станут посмертными записками. Однако на склоне лет каждый из них, кто до него доживал, вдруг прозревал и осознавал, подобно Овидию, что труд, который они считали трудом своей жизни, в действительности оказался трудом смерти.

Вы все еще мечтаете о любви? Тогда вы должны знать, что любовь не лечится. Если она вас не убивает, она быстро скрывается от вас, меняет позицию и подкарауливает в другом месте. Иногда она специально промахивается, не нанося смертельной раны, чтобы понаблюдать за вами. Потому что вы ей нравитесь, ей нравится охотиться за вами. Любовь – опытный киллер, но даже она может влюбиться в свою жертву. Да, любовь тоже умеет любить.

Говорят, что жизнь одна, двух смертей не бывать – одной не миновать, но это не всегда так. Если любовь сделает тебя своим избранником, ты можешь умереть несколько раз, и каждый раз это будет по-разному. Каждый раз это будет настоящая смерть, которую никто не заметит, кроме тебя и твоей любви. Но что самое поразительное, один и тот же человек может убить тебя несколько раз. Когда люди связаны только страстью, любовь быстро теряет к ним интерес. После нескольких лет бурного романа, ей надоедает наблюдать за ними через свой оптический прицел, и она автоматически нажимает на курок, вышибая мозги, которые разлетаются по комнате. Но эту страницу она вырывает из всех романов, чтобы замести следы.

Прости, что я тебя выдал, но эти жертвы слишком просты для тебя. Их очень легко вычислить, они никогда не задергивают шторы. Испытав несколько ярких оргазмов, с десяток не слишком ярких, сотни будничных и совсем тусклых оргазмов, они перестают любить, начиная причинять друг другу боль. Они расходятся такими же чужими людьми, какими встретились, чтобы не убить друг друга окончательно. Они расходятся из жалости, но ты убиваешь такую любовь безжалостно. Иногда даже не дожидаясь окончания медового месяца, иногда ты убиваешь только одного из двоих, а другого ранишь и наблюдаешь за тем, как он корчится от боли.

Но, малыш, когда ты не убиваешь с первого и со второго раза, ты начинаешь выдавать свое присутствие, и тебе это нравится. Тебе нравится, когда жертва начинает что-то понимать. За такой жертвой ты начинаешь охотиться по-настоящему, с наслаждением выставляя то одну ногу, то вторую, то обнажая плечо, то засвечивая грудь, то показывая спину или руку в длинной перчатке, но никогда не показывая себя полностью. Ты уже не играешь со своей жертвой, ты увлекаешься ею. Тебе хочется убить в ней любовь. Тебе хочется убить в ней саму себя, ведь, убивая других, ты всегда убиваешь саму себя. Я это знаю, я составил твой фоторобот не для того, чтобы тебя задержать.

Подглядывая за братом, который, вопреки здравому смыслу, безнадежно влюбляется в сестру, ты закатываешь глаза от удовольствия. Наконец-то, здесь может произойти кое-что интересненькое! Он не может ее забыть, как забывают чужого человека, и она не может с ним разойтись навсегда. Такая любовь может убивать очень долго. Убить его, затем рикошетом убить ее, убить его серией выстрелов в голову, убить в упор выстрелом в сердце, убить их обоих одной пулей, которая влетит в него, а вылетит из нее. Такая любовь даже тебя может довести до оргазма – ты не хочешь ее терять, и ты сама начинаешь зализывать причиненные тобой раны. Проведя пальчиком по губам, ты думаешь о том, как бы ее продлить, и тебе это удается.

Я так много раз сгорал до тла от любви к тебе, а потом с удивлением возрождался из этого тла, что мог бы обмануть рецепторы, если бы меня сожгли на костре как безумного еретика. Иногда я сгорал каждую ночь по нескольку раз, иногда продолжал гореть днем, забываясь в зеленом пламени трав и нашептывая в неопалимой купине твое имя.

За двадцать лет ты так и не смогла убить мою любовь к тебе, убивая меня все более тяжко и более жестоко. Ты убивала меня снова и снова… За что? Единственный вопрос, который меня терзает. За что мне выпало столько страданий? Ведь обычно достаточно пережить всего одну муку любви, чтобы покончить с собой или с ней навсегда, чтобы искоренить эту любовь из своей души и доживать свой век в безоблачно-знойной пустыне.

Каждый из нас создает свою пирамиду любви, и она тем выше, чем больше страданий ты можешь перенести. Для ребенка горстка песка – уже пирамида, и я не делаю разницы между такой маленькой горсткой и пирамидой Хеопса. Люди не верят, что великую пирамиду на плато Гизы можно было построить за двадцать лет, но мы с тобой это знаем, мы проверили, что это возможно. Все зависит только от страданий, которые требуются для возведения пирамиды, над которой будет не властно время. Создавая пирамиду нашей любви, мы успели свести с ума даже Анубиса. Он замучился взвешивать мое сердце, каждый раз получая его в царстве мертвых и каждый раз возвращая тебе обратно. В конце концов он сломал свои весы, махнул на нас рукой и написал заявление об увольнении по собственному желанию.

Как бы кощунственно это ни прозвучало, у меня есть право так говорить… Только страдания позволяют душе подняться над плоской действительностью жизни. Если бы Ева не познала муки рождения, если бы Каин на убил Авеля, если бы не было страданий невинных детей, несчастных историй любви и самосожжений, для чего бы пришел Иисус Христос? Кто бы поверил в Его страдания, которые длились всего неделю? Ты скажешь, что это были не просто страдания, что это были страдания Бога. Но я не делаю разницы между страданиями маленькой девочки, потерявшей отца, и страданиями Бога. Ты сама научила меня этой любви, думаешь ли ты, что Иисус стал бы оспаривать это?

Что бы делал царевич Шакьямуни, если бы не познал этот мир, наполненный страданиями на каждом шагу? Он бы никогда не стал просветленным Буддой. Поистине каждый имеет ровно столько души, сколько страданий она способна вынести, и всякая великая душа несет на себе отпечаток великих страданий. Мы забыли об этом. Мы забыли обо всем, чему нас учили, ведь это было так давно. Человек живет от зарплаты до зарплаты, от выплаты одного кредита до оформления другого. Зачем знать что-то выходящее за рамки кредитной истории?

Было время, когда все мои страдания мог утолить всего один твой взгляд, брошенный на меня как бы между прочим. Всего одно твое слово могло меня исцелить, чтобы подготовить к новым страданиям. Теперь мою боль утолить намного сложнее, я не знаю, что ее утолит и можно ли утолить любовь, воздвигнутую за двадцать лет страданий. Пусть она будет стоять посреди пустыни такой же непонятной, такой же бессмысленной и бесцельной, как великая пирамида, но в ней запечатлится моя память о тебе. Память, которую не могут разрушить пески времени.