Читать книгу Доспех из лазурного льда - Демьян Алексеев - Страница 1
ОглавлениеСовсем недавно Златовласа погребала своего суженого. И как только пепел от его тела развеялся, кажется, её душа сгорела вместе с ним.
Микола умер. Младший брат сообщил ей это, когда она с матушкой и сестрой готовила гороховую кашу. Их радость и смех наполняли крохотную избу, когда позади, будто предвещая, резко и жалобно скрипнула дверь. Девушки обернулись. Тихомир, кудрявый мальчишка в сильно большом для него кафтане. Он нашёл взгляд Златовласы.
– Микола утонул!
Сердце ударило. Один раз. А после – мягкий, тихий сон, поверх которого что-то, похожее на жизнь.
Радость, счастье ушли с лика Златовласы. Также, как и горе, злость, обида. В тот день она не плакала, не кричала. В день сожжения ни одна солёная капелька не омыла её щеку. Все чувства покинули её, она стала простой куклой из мяса.
Вокруг что-то происходит. Через эфемерную пелену перед глазами Златовласа видит: вокруг всегда что-то происходит. Родня переживает. Как ты? Поешь хоть немного, смотри, кости уже видно через одежду. На. Суют горячую картошку ей в рот. Или кусок козлятины. У еды нет вкуса, челюсть просто перемалывает тугую массу мёртвых растений и животных.
Сколько прошло уже времени? Не ясно. Может, день. Может, неделя. Может, два месяца?
Однако, сколь не кажись Златовласа приведением, мир вокруг продолжает спокойно жить, и ему плевать, когда Марена забирает кого-то в свои холодные объятья. Это становится заметно иногда, в те редкие моменты, когда туман сходит с разума Златовласы. Один из подобных случился совсем недавно.
Несколько девушек толпятся у речки. Весело приминая тонкий слой снега, они стирают некогда бывшие белыми тряпки и о чём-то болтают. Руки Златовласы совсем покраснели, будто содрана кожа, но холод она не чувствует. Пальцы даже горячие. Она садится у корыта, окунает очередную тряпку в речную воду с щёлоком.
– Девоньки, а Миколку-то помните?
Златовласа медленно отпускает бельё. Её голова прерывисто, будто на глиняной шее, поворачивается в сторону разговора. Начала его высокая, но юная на лицо девица.
– А как же забудешь несчастливого? – говорит Пребрана, невысокая девушка с красным круглым носом. Рукава её старой шубы засучены, руки что-то стирают в корыте.
– Слыхали же, что волхвы о нём молвят?
Все девушки оборачиваются к говорящей. Пребрана прекращает стирать и облокачивается на коленку:
– Что же?
– Говорят, русалка его потопила.
Все зашептались. Пребрана хмыкает.
– Это ж как это? Глупость какая, сейчас-то не время, русалки весной приходят, когда снег таять начинает, а не перед зимой.
Златовласа держится за корыто, внимательно слушая. Облизывает потресканные губы.
– Волхвы так сказали! – говорит девушка с юным лицом. – Не совру, сама не верила сначала. А главный звездочёт наш рассказал: “Это бывает, когда Марене новые слуги нужны, а от народ совсем мало помирает”. Говорит, тогда она всяких чудищ заставляет против своей природы идти, и людей плохих искать, к ней в царство тащить. А русалки, лешие, водяные – это всё твари страшные, но только для нас, людей, а для богов-то это так: слуги пугливые, они и сами смерти страшатся, а Марена и пользуется этим.
– Эк оно выходит!
Шёпот прекращается, теперь они громко спорят, кто-то явно со страхом в голосе.
– И как же она его? Силой? – спрашивает Пребрана.
– Может силой, а может и красивой девой стала, чтоб соблазнить. Парень-то он крупный был, силёнок русалке могло и не хватить.
Щёки у Златовласы загораются, а дышать становится труднее, словно все эти кикиморы в людском обличье весело забирают воздух из её груди.
– Ну, девоньки, оно и неудивительно нисколько, – говорит Пребрана, весело осматривая всех вокруг, – это уж весь город знает, как Миколка наш, хоть и купецкий сынок, а блудный был, как пёс дворовой. Под каждый сарафан залезет и женитьбу обещает, а на деле только шубу подарит.
Все девушки смеются. Кажется, у Златовласы что-то с глазами. Всё пропадает. Остаётся только лицо Пребраны. Весёлое румяное лицо, порочащее имя её суженого.
– Так что всё чин по чину: от блудства своего и помер. Правильно, что русалка его на дно затащила. Видно, и правда плохой человек был. Будет теперь Марене служить, а не мёдом торговать, дуралей толстопузый!
Всеобщий смех становится для Златовласы мерзким звоном в ушах, мешающим думать. Но, кажется, теперь всё её тело думает за неё.
Она вскакивает и быстро подходит к сидящей у корыта Пребране.
– Златовласка, ты ч…
Смертельно-красная рука хватает Пребрану за волосы. И начинает топить в корыте.
Продержать её голову под водой удаётся несколько секунд, прежде чем их с трудом разнимают. Что было дальше Златовласа помнит плохо. Крики, зов на помощь, оскорбления. Но её семье крепко досталось после этой выходки. Молва по городу распространяется быстро. Когда весть о сошедшей с ума молодой девице дошли до бояр, те прислали к ним домой городскую стражу.
Молодой воин настежь открывает дверь их избы, в руках у него громоздкая алебарда. Мать с тряпкой в руках молча смотрит на него.
– Так, значит, хозяйка, слушай внимательно. Боярский указ! – он бьёт древком оружия об пол. – Приказано вам ненормальную дочь свою отвести к волхвам, чтоб те сказали, что с ней, нет ли чёрта в душе её, и не вселился ли дух мёртвого в тело её. Сделать это надобно немедля, – он переводит взгляд на Златовласу, сидящую на соломенной кровати. Немного помолчав, резко поправляет меховую шапку. – И смотри, хозяйка, чтоб одна она по улицам не бродила, на людей не кидалась. Увидим подобное – голову отсечём.
Он уходит. Мать закрывает за ним дверь. Вдруг совсем тихо, и почти тьма. Медленные, неуверенные шаги приближаются к постели. Садится рядом.
Златовласа смотрит на неё. Мамочка, ещё молодая, её волосы только тронула седина. Лицо измучено горечью, капельки слёз остановились на щеках, будто не хотели вниз стекать, чтоб совсем уж её не расстраивать.
– Что же с тобой такое? – говорит она. – За что ты так с нами?
– Прости.
Морщин на её лице становится ещё больше, будто она со всех сил пытается сдержать что-то внутри, но вдруг облокачивается о колени, лицо скрывает в ладонях. Плачет навзрыд. Как никогда до этого. И даже воздуха ей не хватает. Она делает частые паузы в плаче, чтобы набрать полную грудь.
Златовласа подсаживается ближе и обнимает её очень аккуратно, будто боится сломать иссохшую веточку.
– Ладно, – тряпкой, что всё это время была у неё в руках, мать вытирает влажные руки и лицо. – Одевайся.
Прибежище волхвов совсем недалеко за городом, поэтому доходят они быстро. В помощь им превосходная, за долгое время, безветренная погода, а выглядывающее из облаков белое солнце отсвечивает на снегу.
Девицы заходят в лес, и сквозь ряды деревьев замечают маленькую избушку из почерневшего дерева. Чем ближе они подходят, тем сильнее в нос бьёт запах костра. На месте они правда видят совсем небольшое, словно собранное из сгоревших брёвен строение, очень выделяющееся на заснеженном пейзаже. Справа от этой избы молодой юноша, одетый совсем по-летнему. А рядом с ним источник запаха – кучка золы, приличная кучка, будто сожгли тут целую телегу. Парень оборачивается. Всё лицо разрисовано непонятными символами, на лбу странная фигура: линия, которая проходит через семь точек. Нижние веки у него тёмно-синие. Граблями он что-то убирал рядом со сгоревшей кучей, но теперь стоит, смотрит на прибывших.
– Здравствуй… те, добрый молодец. Бояре дочь к вам, видимо, послали. Куда же нам, внутрь заходить? – мать держит Златовласу за руку, а другой указывает на избу.
Парнишка молчит, осматривает. Взгляд пугает. Лицо его страшное, будто может он призвать к древним силам, и гнев Перуна, и всех владык бессмертных, пройдёт через его пальцы. Хоть и молод он, даже моложе Златовласы, но кажется, что сама Марена не стала бы связываться с ним.
– Девица должна одна. Мать останется снаружи.
Мама смотрит Златовласе в глаза, не отпуская её руку. Губы дрожат, не осмеливаясь что-то сказать.
– Я пойду. Я справлюсь, не переживай. – берёт мамину руку в свои.
Та пару раз кивает и отпускает её. Юнец не смотрит за ней, когда она проходит мимо. Перед чёрной дверью она глубоко вдыхает костровый воздух и заходит.
Сразу несколько неожиданностей сбивают её с толку. Замечает, сначала, что эта изба не такая уж маленькая внутри – ступеньки ведут вниз, как в землянке. В глаза совсем ненавязчиво просится свет от двадцати или больше свечей. Но главное – запах. После свежести зимнего леса и сожженных дров он кажется уж совсем странным. Целый букет диких ягод, сладко. Но что-то есть ещё странное, будто в аромат добавили… Запах страха, покорности, обиды.
Кружится голова. Златовласа опирается рукой о стену. Древесина холодная и влажная.
Собравшись, делает несколько шагов по ступенькам. Сойдя с них, видит в углу человека с длинными волосами и бородой. Свечи слабо освещают его, но в полутьме видно, что смотрит он на Златовласу.
– Простите. Можно?
Она щурится. Замечает, как старец слегка кивает. Подходит ближе и видит перед собой стул. Аккуратно садится. Глаза не знают куда глядеть. На столе лежит шкура какого-то маленького зверя, а на ней – яркие камни, в которых блестят огоньки свеч.
Кладёт ладони на колени, смотрит на старца. Борода его белая, свисает ниже груди. На голове волосы тоже белые, небрежно лежат на плечах, чем-то заплетённые на затылке. Лицо у волхва тёмное, и кожа у него морщинистая, словно земля высохшая, потрескавшаяся.
– Чего боишься?
Говорит он живо, уверенно, будто и не старик вовсе.
– Ничего. Простите. Ни разу не видела вас так близко.
– Зачем пожаловала?
– Меня прислали бояре, сказали, чёрт во мне, или дух какой…
– Нет в душе твоей зла, никакие силы тобой не владеют. Другие люди что говорят – не слушай, они страшатся всего, чего не понимают, а понимают они мало. Лучше слушай себя. Ты сама что узнать хочешь?
Старец, словно каменная глыба, не шевелится, и сладкий аромат всё никак не пропадает. Тяжело думать.
Но всё же, сквозь эту дурманящую пелену, ей удаётся сказать нечто, что таится в сердце её уже давно.
– Я умерла?
– Ещё нет. Но умрёшь вполне, если мёртвого не отпустишь.
– Я не могу… Микола не мёртв, он не мог умереть. Никак не понять мне.
Где-то внутри Златовласа плачет. Всплывают тысячи болезненных образов, как Микола рядом, он обнимает, целует её, как вместе они купаются, как накрывает он её своей шубой. Его лицо, она помнит каждую деталь, но в то же время не может представить его целиком. Ужас начинает охватывать сердце.
– Плохое предчувствие у меня насчёт тебя, ой плохое. Поглощает горе тебя, и доведёт до смерти, но смерти неестественной, ужасной, которой детей на ночь пугать потом будут.
– Так и случится? Отчего же я умру, прямо от горя?
– Можно и так сказать. Точно не знаю. Но одно тебе скажу – с мертвецами и богами не связывайся. Жениха твоего больше нет, и вернуть его нельзя. Но любовь в свою душу вернуть ещё можешь, ещё молодая.
Сама не ожидая от себя, Златовласа говорит:
– А Миколу богиня смерти забрала?
– Так вышло.
Маленькая слезинка щекочет щёку. Она не стирает её.
– За что? Почему его, прекрасного человека, молодого ещё?
– Не можем мы знать такие вещи. Мара – бог злой, и не просто так. Люди её хоть и боятся, но не уважают, и дай только весне начаться, чучело её сжигают. Насмехаются над ней, хотя других богов чтут и дары им приносят. Вот она и завидует, обиду на смертных держит. Так мало того, сейчас-то люди хорошо наловчились, от холода уже народ не помирает, холодная смерть – это прямо к Маре в объятия, она таких лично забирать приходит, чтобы те потом её слугами стали. А тут, видать, решила сама себе рабов находить, нечисть заставляет подчиняться, на людей нападать. Но ты слушай, а всё близко не принимай – звёзды и обмануть могут, и знаки могут быть неточными.
Златовласа долго молчит. Она боится, что старец сочтёт тишину за неуважение, но спешить нельзя. В голове один за другим рождаются вопросы. Возможно, надежда.
– А можно ли… Поговорить с Мареной?
Впервые за всё время старец заметно двигается. Да ещё как: его лицо оказывается совсем рядом, отчего приходится отдалиться на стуле, но он хватает её за руку.
– Даже думать не смей. Не принято смертным с богиней такой связываться. Любому богу молву можешь передать, любому жертву принести, Маре – нет.
Старец ослабевает хватку и садится в прежнее положение, осторожно наблюдая из полумрака. Собравшись, Златовласа говорит:
– А кто-нибудь пробовал?
– Да. Бесполезно всё это. Смерть – часть жизни, вечный цикл, и сколь ты оттягивать её не проси, всё один итог. Обратишься к Маре – дольше прожить не сможешь, но меньше – вполне.
– Хорошо, простите, – Златовласа пытается не подать виду. В голове – ураган, который нельзя выдавать кудеснику. Он ей не поможет. Вернее, он уже немного помог ей, сам того не зная. – Простите, я поняла. Я… постараюсь. Постараюсь отпустить Миколу. Не буду связываться с Мар… Мареной. Что ещё мне нужно знать?
Долго молчит. Смотрит на неё. Он чувствует враньё? Наверно, это же волшебник, связующее между мирами, кто она такая, чтобы одурачить его?
– Это хорошо. Это мудро. Раз ты приняла правильное решение – я тебе помогу. Встань и обернись.
Златовласа с трудом поднимается со стула и поворачивается.
– К столу у стены подойди, возьми флягу. Это отвар особый, целебный. Сам Велес его делать научил! Когда очень плохо будет, так, что не можешь уже боль в душе терпеть, когда грудь сильно ломить будет – делай глоток. Это поможет.
– Спасибо, – говорит Златовласа и берёт флягу.
– Всё. Теперь иди.
Как может, она быстро идёт к двери, прижимая дар волхва к груди. Поднимается по ступенькам и немного нервно открывает дверь. Свежесть зимнего леса врывается в избу, чуть не сбивает её с дрожащих ног.
– И запомни – смерть не одурить.
Выходит, не оглядываясь, захлопывает дверь. Быстро идёт к маме. Она на том же месте. Молодца нигде нет.
– Доченька, милая, как всё прошло? – мольба на лице матери заставляет остановиться.
– Всё хорошо, мамочка. Со мной всё хорошо, просто сильно болит душа. Мне дали это… Это отвар, божественный. Он поможет. Пойдём домой?
Мать крепко обнимает Златовласу. Они отправляются домой.
Пелена её разума проходит. Златовласа больше не мертва. В недрах её души созревает план. Ужасный план, но иного пути нет.
Она не подаёт вида. Дома мать радостно рассказывает всем о случившемся. Младшие брат и сестра расспрашивают Златовласу о походе к волхвам. Бабушка не может поверить, что секрет отвара людям передал сам Велес. Все общаются, смеются, радуются. Мать и бабушка даже решают накрыть на стол, сделать праздничный ужин.