Читать книгу Ганнибал. Второй шанс. Интербеллум - Денис Козлов - Страница 1

ОТ АВТОРА

– Как я должен это писать?

– Как летопись. Пиши так, будто ты бы

сам был участником этих событий.

Будь как пророк Иезекиль в долине смерти:

Вдохни жизнь, кровь и плоть эти иссохшие кости.

(П. Догерти Крестоносец)

Рубеж III–II веков до н. э. был одним из переломных моментов в истории Европы. На тропе, по которой движется человечество, встречаются обрывы, резкие повороты и развилки. Эти поворотные точки и определяют дальнейшую историю на много веков вперед. Их примерами являются греко‑персидские войны V века до н. э. – великое столкновение Востока и Запада, или принятие Константином новой веры – христианства.

В эти моменты дальнейшее развитие может идти по разным направлениям. Поступки и действия людей, оказавшихся у власти, определяют выбор одного из векторов. Потом формируются уже объективные факторы, серьезно трансформирующие жизнь обществ и государств по сравнению с прошедшими временами.

Одной из таких поворотных точек было время Пунических войн, то есть страшной, не на жизнь, а на смерть, борьбы между Римом и Карфагеном (Картхадаштом), продолжавшейся более ста лет. Борьба эта, по выражению современников, должна была решить, Рим или Карфаген будут диктовать законы вселенной. Между тем взгляды римлян и карфагенян на законы, государство, человеческую жизнь, божество, на добро и зло были не просто разными, а зачастую прямо противоположными. Вот почему победа той или другой стороны должна была определить судьбы европейского человечества на много столетий вперед. Триумфатор всегда только один.

Историю пишут победители. В ней они всегда правы, и их победа предопределена изначально. Они всегда верят в свой успех, несмотря на все испытания и приводят массу доказательств, подтверждающих свою правоту. Спустя годы и столетия историки выведут из сохранившихся описаний объективные закономерности и придут к неизбежному выводу, что итог давних противостояний был закономерен, объективен, понятен и по-другому все закончится не могло.

Между тем любой, кто брался за что-то новое, серьёзное, неизведанное переживал минуты неудач, разочарований и провалов. Переживал и минуты удачи, слепого везения и счастливого стечения обстоятельств. Понимал, что не получается всего предусмотреть и иногда приходиться действовать, положившись на судьбу. Да потом, когда цель достигнута, все кажется простым, но не тогда, когда ты находишься в гуще событий. В любом развитии, помимо объективных закономерностей, есть и вероятности, и случайности. Следовательно, сложись события по-другому, конечный результат мог быть иным. История пошла бы по альтернативному пути.

Это рассказ от имени побеждённых. Рассказ о том, как они могли бы поступить, дай им судьба второй шанс, и сделай они работу над ошибками. Действующие лица, соотношение сил, ресурсы, возможности и ограничения те же самые, что и в реальной истории. Нет новых технологий, новых союзников, помощи высших сил и тем более попаданцев из далекого будущего. Даже удачу надо ещё заслужить и ей воспользоваться. Все исходные данные совпадают с реальностью. Измениться поведение нескольких лиц, что запустит постепенно другое развитие событий. Мир пойдет по-другому пути, в котором со временем другие историки найдут свои закономерности.

Повествование охватывает промежуток между I и II Пуническими войнами и посвящено подготовке реванша со стороны Карфагена. Описываются действия по захвату и подчинению юга и востока Испании. Покорение иберийских племен и разработка полезных ископаемых, становление нового управления в колонии и нарастающие противоречия в метрополии, борьба великих родов и группировок за власть и влияние в Карфагене. На все эти события бросает тень постоянное усиление Римской республики. На этом фоне разворачивается детство и молодость главного героя Ганнибала (Ханнибаала) Барки, получившего шанс на вторую жизнь и постепенно меняющего ход истории.

ПРОЛОГ

В новой жизни пригодиться многое, в том числе ошибки прошлого.

(Из интернета)

183 год до н.э., Либисса, Вифиния (Малая Азия)

– Господин, воины! Они приближаются!

Старик резко вскинул голову. Несмотря на годы, он еще мог проворно передвигаться, поэтому быстро откликнулся на зов мальчика-раба. Беглый взгляд в окно подтвердил, что мальчик не соврал.

К дому приближался отряд воинов, часть из них явно принадлежала к страже Вифинии, но двое, исходя из вооружения и снаряжения, принадлежали к свите посла из далекой западной страны, еще недавно единодушно признаваемой варварской.

С губ старика сорвалось проклятие в адрес Прусия:

– Трусливая сволочь!

–Господин! – снова подбежал мальчик. – У заднего и боковых входов тоже враги!

–Неудивительно, – мрачно подумал старик. – Прусий знает все тайны его дома, поэтому постарался перекрыть все пути. Но все ли! Есть еще подземный ход, который он постарался сделать тайным. Возможно, по нему удастся бежать к морю, там на любой корабль. А дальше куда? Еще дальше на восток? Да! Понт, Боспор, Армения, где-то найдется место для беглеца, до сих пор известного всем берегам Великого моря.

Однако бежать, никуда не пришлось. Уже в начале пути по подземному ходу старик услышал лязг оружия вдали. И этот путь блокирован! Спасаться некуда.

–Отсюда нет выхода – грустно сказал мальчик, когда они вернулись в дом.

–Нет, выход есть всегда! – усмехнулся хозяин и открыл перстень, который он всегда носил с собой. Яд дарует быструю и безболезненную смерть и спасение от предстоящего позора.

Мир мигнул.

Старик недоуменно дернул головой и удивленно уставился на посетителя в странной одежде, нарисовавшегося в одном из кресел.

–Ты кто?!

–Это не имеет значения, важно, что я тебе могу предложить. И не беспокойся, пока ты не примешь решения, нашему разговору никто не помешает.

Старик скосил глаза на застывшего в неподвижности мальчика и наконец, понял, что его изначально смутило. Тишина. Исчезли все звуки, еще пару секунд назад, окружавшие его. Время остановилось.

Усевшись напротив посетителя, хозяин, не скрывая любопытства, поинтересовался:

–Что за предложение?

–Как ты понимаешь, Хромой царь собирается выдать тебя квиритам. Это не спасет ни его, ни даже его страну. Но он этого не понимает. Однако я могу избавить тебя от этой участи.

–Провести мимо воинов?

–Это не сильно поможет, учитывая твой возраст. Твоя жизнь и так уже подходит к концу. Вряд ли тебе осталось больше 5-10 лет.

– Тогда что, так и оставишь время на месте?

–Нет, дам тебе второй шанс. Ты вернешься в свое детство, но при этом будешь помнить всю свою прежнюю жизнь. Соответственно сможешь поступить по-другому и исполнить свою клятву.

–И что взамен? Какая цена за столь щедрое предложение?

–А разве для тебя это имеет значение? До этого ты был готов на все, ради своей цели.

В наступившей тишине были видно, как медленно распрямляется спина старика, как оживают и хищно впиваются в подлокотники его руки. Как в глубине его единственного глаза разгорается пламя, отвердевает подбородок. Наконец с губ, привыкших командовать, свистящим шепотом, сорвалось одно слово:

–ДА!

Гость усмехнулся и кивнул. Мир мигнул еще раз.

ВВЕДЕНИЕ

До чего же всё-таки полезная вещь – клятва.

Дал её – и навеки избавился от мук выбора,

точно зная, как тебе надлежит поступать.

(О. Громыко)

237 год до н.э., Картхадашт, Северная Африка

Огонь свечей выхватывал из темноты богатое внутреннее убранство храма Милькарта. Мраморные колонные, резные столы для жертвоприношений, статуи богов из золота и серебра с глазами из драгоценных камней и богато изукрашенными одеждами.

Храм был богат и просторен, обычно много людей посещало его стены. Особенно многолюдно было в нем в последние годы, когда разнузданная солдатня, вышедшая из повиновения, пыталась покончить с Картхадаштом (Новым городом), распространившим свою власть и влияние на недели пути во все стороны.

Однако сейчас ночью в храме не были никого за исключением нескольких жрецов в просторных балахонах на голое тело и 4 посетителей – взрослого мужчины и трех мальчиков.

Один из жрецов недовольно покоился на вошедших. «Сейчас не время для посещений. Да и дети.… Для восхваления бога они слишком малы, а для принесения в жертву уже слишком взрослые. Разве что самый младший…»

В этот момент, словно что-то почувствовав, мужчина, подошедший к главному алтарю, резко обернулся и посмотрел на жреца. Служитель быстро опустил в глаза и в испуге засеменил прочь, молясь Милькарту, чтобы его мысли остались тайной. Услышь их новый спаситель Нового города, которого проклятая чернь готова носить на руках, и он увидит всех богов на небесах в их исполинской мощи! «А он еще слишком молод и только начал службу в храме и дома его ждет красавица-рабыня, привезённая братом-торговцем с земель их давно покинутой прародины, где старые города давно потеряли свою независимость и влияние…»

Проводив недоверчиво-подозрительным взглядом уходящего, мужчина вновь повернулся к жертвеннику. Тяжелый взгляд, шрамы на руках и лице, не прикрытые одеждой, борода, уже обильно тронутая сединой, все выдавало человека, прошедшего серьезные испытания. Да он добился того, о чем другие не могли и мечтать, но для него это только начало…

– Через пару дней мы покинем Картхадашт, дети мои – раздался его хриплый голос – мы пойдем за столбы Милькарта и там, где волны океана уходят в бесконечную даль, обретем новые земли. Они заменят Новому городу потерянные владения, бывшие нашими на протяжении столетий. Там будут новые рудники, новые пашни, новые люди. С ними мы вернем величие нашему городу и отомстим граду на семи холмах, лишившему нас Сицилии, Сардинии и Корсики.

Выдержав паузу и прокашлявшись, мужчина продолжил:

– Мне не удастся увидеть плоды этих трудов, поэтому мое дело завершите вы, мои сыновья. Именно вам, потомкам Элиссы, предначертано возродить нашу славу и богатство! Вы отправитесь со мной, и когда придет время, продолжите мое дело. Поклянитесь же перед лицом бога, что не подведете меня!

Отец положил руку на алтарь. Сыновья синхронно шагнули вперед и в этот момент лицо старшего исказила судорога, над его головой метнулись тени. На секунду отцу показались, как нечто сливается с его старшим сыном. В этот момент на алтарь положил руку самый младший из сыновей.

–Клянусь отец! – пропищал четырехлетний Магон, гордый тем, что он первый.

–Клянусь! – это семилетний Аздрубаал, недовольно покосившийся на младшего, присоединился к ним.

Справившись с непонятной судорогой, к алтарю шагнул и девятилетний старший. Его рука твердо легла на раскаленные угли, и новый рабимаханат Нового города великий Хамилькарт Барка, изумленно вздрогнул, вслушиваясь в незнакомый свистящий шепот:

– Клянусь, продолжить дело нашей семьи и вернуть славу Картхадашту!

– Клянусь быть всю жизнь непримиримым врагом Рима!

– Клянусь сокрушить любого и каждого, кто встанет на нашем пути!

– И пусть боги услышат мои слова, Ханнибаала, сына Хамилькарта из рода Баркидов!

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Время Хамилькарта, брата Милькарта

Глава 1 «И вот переправил он войско в Иберию»

Поистине, страсть к завоеваниям, дело естественное и обычное.

(Н. Макиавелли)

Лето 236 г до н.э., долина у реки Бетис, Иберия

Заходящее солнце освещало широкую долину, одну из многих на плодородных равнинах у реки Бетис. На юге Иберии не было мест лучше этого. Плодородные земли, постоянно дающие богатый урожай, иногда два раза в год, леса, обильные дичью и ягодами, полноводные реки – все это позволяло прокормить много людей, издавна расселившихся здесь. Но важнее всего были серебряные и медные рудники, равным которым не было во всем Западном, а может и не только Западном Великоморье.

В хорошие времена трава в долине росла выше пояса человека, что позволяло пастись тысячным стадам. Через луга пробегала широкая тропа, связывающая поселения турдетанов и иберийцев (бастетанов и оретанов). Один её конец убегал к невысоким холмам, видневшимся на горизонте, другой поднимался от берега реки, величаво несшей воды в полутора километрах южнее.

Однако сейчас, несмотря на середину лета, травы практически не было видно. Вся долина была усеяна павшими телами людей, лошадей и слонов. Десятки тысяч сражавшихся вытоптали всю траву, оставив после себя только изрытую землю. В местах наиболее яростных схваток лежали груды тел, возвышаясь над окружающим ландшафтом.

Львиная доля проигравших, те, кто остался в живых, бежали на север, и уже скрылись за холмами, куда вела дорога. На поле боя остались только убитые и пленные. Последних сгоняли победители в специально огороженное повозками место в юго-западном конце долины.

Часть победителей как раз заканчивала конвоирование пленных, другая часть занималась сбором трофеев, третья поиском и оказанием помощи раненым. Последних переносили обратно в свой лагерь, передавая на руки лекарям и травникам. Впрочем, переносили не всех. Получившим тяжелые ранения, плохо совместимые с жизнью, оказывали «помощь» на месте, быстро и умело перерезая горло. Это была не жестокость, а милость. Проникающее ранение с повреждением внутренних органов означало практически гарантированную смерть после долгой и мучительной агонии, растянувшейся на дни, а то и недели. Умирать, будучи прикованным к постели, тяжелая и неприятная доля, особенно для воинов, привыкших бравировать силой мужеством и ловкостью и встречать смерть лицом к лицу. Поэтому многие из обреченных сами просили прекратить мучения. Такую милость победители оказывали как своим, так и чужим, стараясь не думать, что сами могут оказаться на их месте.

Потом с мертвого, но еще теплого тела снимали все, что может пригодиться живым, в первую очередь вооружение и снаряжение. Мертвым оно не к чему, а живым может еще пригодиться!

Командир победителей Хамилькарт Барка медленно объезжал поле, оценивая результаты. Противник ему попался умелый и упорный, и за успех пришлось заплатить немалую цену. Однако он не зря вышел им навстречу из Гадира, двигаясь к верховьям реки Бетис. Мысли Хамилькарта унеслись в прошлое…

Гадир – самый древний город, основанный в Иберии его народом. Во времена, когда на месте зданий и храмов Картхадашта (да стоит он вечно!) еще свистел ветер и бегали ящерицы, и не было никого из людей, Гадир горделиво возносил свои постройки над окружавшей местностью. В то время его народ населял Ханаан, и предки Хамилькарта жили в окрестностях Тира. Именно этот город, некогда столица всех финикийцев и до сих один из крупнейших в Ханаане выдвинул из своей среды Архелая Древнего, основателя Гадира почти девять веков назад.

Гадир появился не только и не столько для колонизации Иберии, сколько как главный перевалочный пункт на пути к столпам Милькарта и далее на север вдоль побережья Иберии к Туманным островам. Там, как говорят торговцы, туманы держатся по полгода и бывают так густы, что нельзя разглядеть человека даже днем в нескольких шагах. Климат зимой таков, что лучше замерзнуть сразу, чем долго мучиться. А за островами нет ничего кроме бескрайнего океана и огромных чудищ, готовых проглотить любой корабль вместе с грузом и командой за один присест.

Ни один уважающий себя финикиец никогда бы не появился на этих островах, если бы не олово. Сейчас, когда все давно привыкли пользоваться железными орудиями, трудно представить, что это было не всегда. В те времена железо плавить не умели, и оно считалось огромной ценностью. Даже правители страны Та-Кемет, чье богатство не имеет равных во всем Средиземноморье и чьи войска столетиями хозяйничали в Ханаане, хвастались перед окружающими перстнями, где железные камни обрамлялись золотом, серебром и жемчугом. Не было тогда металла ценней железа! Сейчас времена той славы железа, как и величие страны Та-Кемет давно прошли. Былые правители Ханаана давно потерли независимость и уже столетия покорно служат сменяющим друг друга завоевателям. Теперь над ними стоит потомок самого удачливого из диадохов великого Александра – Птолемей III Эвергет. Да и саму страну Та-Кемет завоеватели называют по-своему – Айгиптос.

Все орудия от сельскохозяйственных и ремесленных до военных изготавливались в ту пору из бронзы – сплава меди с оловом. Медь встречалась часто и активно разрабатывалась уже тысячелетия, а олово – металл редкий, залежи которого отсутствовали в большинстве стран. За поставки олова даже великие империи были готовы платить большие деньги, поэтому, когда стало известно о его больших залежах на Туманных островах, торговцы из всех финикийских городов рванули туда наперегонки.

Тир, как самый богатый и сильный из финикийских городов, основательно подошел к делу и основал Гадир. На протяжении трех столетий новая крепость была главным перевалочным пунктом на западных путях, постепенно вырастая в главный город финикийского Запада, пока не появился Картхадашт.

Возникновение Картхадашта связано с приходом в Ханааном новой силы – Ассирии. Её войска с железным оружием пронеслись по земле финикийцев, сметая все на свое пути. Как следствие часть населения Тира во главе с дочерью царя Элиссой отправились искать новую родину. Так появился Картхадашт, по-финикийски – Новый город. Элисса стала первой правительницей города, но её потомки не смогли удержать власти, и поэтому сейчас Баркиды всего лишь один из владетельных родов, а не цари Картхадашта.

Расположенный в удачном месте, Картхадашт постоянно богател и развивался, периодически принимая новые волны переселенцев из Тира. Напряжение между ним и Гадиром также постоянно росло и возможно дело дошло бы до открытого столкновения, если бы не возникла третья сила, точнее сразу две.

К северу от Гадира в устье реки Бетис сформировался город Тартесс, подчинивший себе окрестные территории и создавший государство во главе со своими царями. Опираясь на серебряные рудники в горах Сьерра-Морена на севере своей державы, тартессийцы повели ожесточенную борьбу с Гадиром за контроль над иберийской торговлей. Не в силах справиться самостоятельно, Тартесс обратился за помощью к эллинам.

Эллины кинулись колонизировать Иберию гораздо позже финикийцев, но куда более активней, буквально за несколько десятилетий появилось несколько поселений. Если бы военная доблесть эллинов была равна их поселенческой и торговой активности, скорее всего от владений финикийцев ничего не осталось. Однако, хвала Милькарту, этого не произошло.

Изнемогая под двойным натиском, Гадир попросил помощи и Картхадашт откликнулся. Оттеснив на второй план сенат, удачливые военачальники Картхадашта объединили финикийские колонии в Африке и Иберии. Их войско в союзе в этрусками нанесло сокрушительное поражение эллинам при Алалии, после чего они были вынуждены очистить большинство колоний в Иберии.

Оставшись одни, тартессийцы отчаянно сопротивлялись, но в итоге проиграли. Их столица Тартесс была взята штурмом и разграблена, держава разрушена. Даже народ сменил название, превратившись из тартессийцев в турдетанов. Картхадашт стал главным городом финикийского Запада.

Все что осталось от некогда древнего и великого города Тартесс, превращенного в груду развалин, это изделия его мастеров, чудом дошедшие сквозь столетия. Одно из них золотое блюдо с искусно вычеканенной сценой свадьбы когда-то молодой Хамилькарт подарил своей жене перед помолвкой.

На секунду отвлекшись от мыслей Хамилькарт вздохнул. Его жена умерла год назад, и он до сих пор не может её забыть. О сыновьях и говорить нечего. Магон периодически плачет по ночам, Аздрубаал предпочитает мрачно молчать, единственное исключение – Ханнибаал.

Старший сын и радовал и пугал отца. Пугал тем, что абсолютно не интересовался детскими развлечениями, любые игры оставляли его равнодушным. Как-то резко и внезапно он повзрослел после клятвы в храме Милькарта.

Но больше было радости. Все учителя Ханнибаала в один голос восхищались его талантами. Эллин Критий прямо сказал, что учить его сына языку Эллады уже не нужно, за два года пройден курс, рассчитанный на десять лет. Еще год и первенец закроет весь курс алгебры и геометрии. Гадирец Абдмилькарт передал Ханнибаалу почти все свои знания о племенах, территории и богатстве Иберии. Зять Хамилькарта Аздрубаал Красивый, которого попросили обучить риторике, полушутя предлагает Ханнибаалу уже выступать вместо себя – у него лучше получается. Недовольство выражают только жрецы – слишком мало времени наследник уделяет жертвоприношениям и чтению молитв, все время проводит за книгами. Даже без ошибок проведенный обряд посвящения Баал-Хаммону их не слишком успокоил. Как будто он готовит из Ханнибаала жреца, а не воина!

Хамилькарт вернулся к нити прерванных воспоминаний. После победы в Иберии Картхадашт двинулся на Сицилию, но встретился с ожесточенным сопротивлением эллинов, объединившихся вокруг Сиракуз. Бои шли с переменным успехом более двух столетий, династия Магонидов, некогда правящая Новым городом, пресеклась после неудач последних её представителей. Однако благодаря милости богов, картхадаштцы переломили ситуацию и подчинили своей власти почти всю Сицилию. Но тогда царь Сиракуз Гиерон II обратился за помощью к Риму, что привело к последней войне.

Бывший в шаге от захвата всей Сицилии, после поражения от Рима Картхадашт был вынужден полностью очистить остров, а после великого восстания наемников, лишенных жалования, потерял контроль над Сардинией и Корсикой. Границы державы Картхадашта были отброшены на несколько столетий назад, и Иберия оказалась единственным шансом на укрепление своей позиций.

Однако после поражений власть Картхадашта и здесь стала эфемерной и перестала признаваться за пределами финикийских колоний. Все предстояло завоевывать заново и выполнение этой задачи народ и военачальники Картхадашта несмотря на сопротивление значительной части миата возложили на него – Хамилькарта Барку ставшего рабимаханатом.

Сложность задачи Хамилькарт понял сразу же когда высадился в Гадире с армией, состоявшей из двадцати тысяч пеших воинов, трех тысяч всадников и двадцати слонов. Его предложение о возврате к старым временам и выплате дани ближайшие соседи турдетаны с презрением отвергли, как будто и не было разгрома Тартесса. Понимая, что за этим последует, они обратились за помощью к своим восточным соседям бастетанам и оретанам, а затем и к племенам кельтов за горами Сьерра-Леоне. Вождь кельтского племени турдулов Истолатий, откликнувшись на зов, привел с собой столько людей, что стал командующим объединённой армией.

Когда пару недель назад Хамилькарт вышел из Гадира с 17 тысячами пехоты (три тысячи пришлось оставить для защиты города), всей конницей и 15 слонами, противник превосходил его по численности минимум в полтора раза согласно показаниям лазутчиков. Некоторые предлагали ему подождать врага, но он предпочел выступить ему навстречу, опасаясь, как обвинений в трусости, так и увеличения сил противника. Два войска сошлись этим утром на широкой долине у реки Бетис.

Бой был долгим и упорным. Яростная атака кельтов серьезно поколебала порядки армии Картхадашта и заставила прогнуться правый фланг. Однако среди наступавших не было единства, каждый род, не говоря уже о племени, сражался под началом собственного вождя и не обращал внимания на соседей. Хамилькарт, прошедший суровую школу войны с Римом, такой ошибки не допускал, поэтому находясь сзади сражающихся шеренг, вовремя ввел резервы, удержавшие позиции. А потом увидел, где натиск противника слабее и ударил сам. Как оказалось, турдетаны, выступившие зачинщиками, сражались в итоге хуже всех и не выдержали ответного удара. Их бегство с поля боя развалило боевые порядки союзников и далее наемники Барки опрокидывали одно племя за другим. Однако и в этом случае многие продолжали сражаться, часть иберов предпочла совершить самоубийство, но не покинуть своих павших вождей.

Не побежали с поле боя и Истолатий с братом. Тело последнего обнаружили как раз на правом фланге под грудой тел своих и чужих, причем погибших наемников Картхадашта – ливийцев было не меньше чем кельтов.

– Рабимаханат, мы нашли Истолатия!

Младший офицер армии, коротко поклонившись в седле лошади, подскочил к Хамилькарту, возвращая его к реальности.

– Где?

– В центре, там, где противник сражался дольше всего.

Барка кивнул. Последний очаг сопротивления, где никто не сдался в плен. Турдулы буквально повисали на копьях его ливийцев, вернуться домой, потеряв командира в бою для них было несмываемым позором. Оказывается, Истолатий погиб именно там.

– Значит оба командующих врага погибли.

– Да, как и многие другие великие вожди иберов.

– Сколько мы взяли в плен?

– Порядка восьми тысяч, может семь с половиной.

Хамилькарт двинулся к пленным. Подъехав ближе и отвечая на приветствия воинов, он слез с лошади и подошел пешком к ограде, за которой содержались пленные.

– Есть среди вас старшие?

После некоторого колебания из рядов иберов вышло несколько человек.

– Вы хорошо сражались сегодня, а я ценю храбрость даже у врагов. Ваши вожди должны гордиться, что воспитали таких достойных воинов. Мы пришли сюда восстановить свою власть, а не разрушать все на своем пути. Поэтому я готов отпустить вас при условии, что вы дадите клятву не нападать на Гадир и наш народ, по крайней мере, пока мы не поговорим с вашими старейшинами. И если кто-то из вас захочет вступить в наши ряды, я буду только рад. Хорошие воины всегда нужны.

Возникшее замешательство было прервано недоверчивым вопросом одного из вышедших:

– А ты нас не обманываешь?

– Хамилькарт Барка всегда отвечает за свои слова!

– Но…

– Подожди, Кензор, – перебил говорившего его сосед слева.

Хамилькарт перевел на него взгляд. Его он выделил сразу. Постарше первого, богатая, хотя и изорванная одежда, на левой руке не хватает двух пальцев, по бледному лицу стекает кровь из раны на голове. Судя по виду, попал в плен, будучи без сознания, и не сразу пришел в себя. При этом в отличие от Кензора внимательно присматривался и выжидал. Умнее, опытнее и видимо выше по рангу.

–Твои предложения заманчивы, чужеземец, но что будет, если наши вожди и старейшины откажутся?

–Тогда продолжим воевать, хотя мне этого и не хочется. Назначите время и место сражения, и пусть боги определят сильнейшего!

Из рядов пленных, внимательно прислушивавшихся к разговору, раздались одобрительные возгласы.

– И какие условия, ты хочешь предложить?

–В основном те же, что были и раньше. Я не буду указывать, как вам жить, трогать ваших богов и нарушать ваши обычаи. Но мне нужны люди для войска.

–А если твои старшие в Картхадаште отменят свои слова?

– Пока я главный в этих землях не отменят. Но если это произойдет, вы тоже не обязаны соблюдать договоренности.

–Ты честен, чужеземец. Возможно, мы тебе поверим. Мое имя – Смендит и я один из вождей бастетанов. Я передам твое предложение остальным.

–Когда и где мы можем встретиться?

–Через пару-тройку месяцев. Мы пришлем посланцев в Гадир. Даю слово.

–Хорошо Смендит. Как я обещал, вы можете идти.

–Сперва нам надо похоронить павших.

–Разумеется, мы не будем вам мешать.

Смендит помедлив, уважительно склонил голову. Спустя мгновение его поступок повторили остальные из вышедших вперед иберов.

***

–Рабимаханат, а ты уверен, что они нас не обманут? – спросил спустя несколько дней, когда войско остановилось на ночлег на обратном пути в Гадир один из младших офицеров. – Карталон, представитель знатного рода. Происхождение позволяло ему задавать вопросы напрямую.

–Да они дали слово при свидетелях и не посмеют его нарушить.

–Но ведь они варвары.

–Ну и что, теперь это наша земля и их надо привлечь на свою сторону. Отнесись к ним с уважением, и они тебя примут. Выкажи презрение – и они будут воевать против тебя, не давая, и не прося пощады. По мне первый вариант куда лучше.

– Это не то чему меня учили в Картхадаште, рабимаханат!

– А здесь и не Картхадашт! – усмехнулся Хамилькарт.

Собеседник задумчиво кивнул головой.

ГЛАВА 2 «Он пошел наказать восставших и смирить непокорных»

При завоеваниях недостаточно оставлять покоренному населению его законы,

надо еще оставить ему его нравы:

народ всегда больше защищает свои нравы, чем свои законы.

(Ш.Л. Монтескье)

Лето 235 г до н.э., верховья реки Бетис, Иберия

Войско, извиваясь длинной змеей, ползло по пересеченной местности. Холмы, покрытые лесами, постоянно перемежались языками полей и степей. Последних становилось со временем все больше, поскольку увеличивающееся население иберов, сводило леса под пашни.

Однако деревья еще стойко держали оборону, особенно на холмах. Плохое место для земледелия и хорошее для засады. Впрочем, пока все было тихо. Конные разъезды, идущие в авангарде, возвращаясь к главным силам, не сообщали ничего тревожного.

Поудобней устроившись на спине самого большого из десяти слонов, поднявшегося на очередную возвышенность, рабимаханат Хамилькарт Барка оглянулся назад. С высоты открывался хороший вид на подчинённое ему войско. Пользуясь лесной разреженностью, пехотинцы разбились на несколько колонн, идущих параллельно. Однако строй при этом сохранялся, и воины шли бодро, сохраняя порядок. Хамилькарт удовлетворено кивнул.

Сзади, не отставая, за основным войском двигались обозные части и фуражиры. Разноплеменное воинство благодаря усилиям командующего, постепенно превращалось в единый и грозный механизм на второй год своего существования.

На возвышенность взобрался второй слон. В его башенке, сразу за погонщиком обычно любил располагаться Ханнибаал, когда они находились в Гадире. Однако сейчас место пустовало. Хамилькарт поморщился и отвернулся. Он до сих пор не был уверен до конца в правильности своего выбора.

…Известие об итогах прошлогодней битвы вызвало раскол среди иберов. Часть родов пострадавших племен требовала мести, другая склонялась к принятию предложений Картхадашта. Первые взвывали к чести, традициям свободной жизни, презрению к опасности. Напоминали о былых притеснениях. Вторые указывали на честность Хамилькарта, желали присоединиться к новой силе, кто-то заинтересовался условиями новой военной службы. Споры шли в племенах, и не было единства. А раз нет единства, нет и объединённого фронта против захватчиков.

Тем не менее, недовольные были. Возглавил их Индорт – один из главных племенных вождей бастетанов. Таких эллины называли царями, Барка ехидно именовал царьками. Укрепившись в верховьях Бетиса, на границе с племенем оретанов Индорт стал созывать к себе всех, кто снова хотел выступить против картхадаштцев с оружием в руках.

Понимая, что надо действовать быстро, не давая противнику времени собрать серьезные силы, Хамилькарт выступил за военный поход против нового союза. Неожиданно Ханнибаал попросился присоединиться к войску.

Хамилькарт резко выступил против: «Ты еще слишком молод, подожди 2-3 года и тогда я тебя возьму в поход». Сын упорствовал, указывая, что без этого не сможет впоследствии командовать. «Сможешь!» – усмехнулся отец. «Мне надо этому научиться, а время дорого», – настаивал Ханнибаал. Однако отец был непреклонен: «Предстоит серьезный бой, а начинать надо с обычных походов. Разберемся с восставшими, будем подчинять турдетанов в окрестностях Гадира. Вот тогда и узнаешь, что такое война». Убеждения сына, что ему ничего не грозит, Хамилькарта не убедили: «Ты еще молод и поэтому слишком самоуверен!» Неприкрытая обида на лице Ханнибаала заставила Барку-старшего подсластить пилюлю: «Вернусь, лично займусь твоей подготовкой».

Все-таки, еще раз прокрутив в памяти разговор с Ханнибаалом, Хамилькарт немного успокоился. Рисковать сыном сейчас ни к чему. Да он ведет силы сопоставимые с прошлогодним походом. Понесенные потери, восполнили новые воины, как из Африки, так и из Иберии. Три тысячи воинов, сражавшихся сейчас против него, шли в рядах его армии. Хамилькарт внимательно следил, чтобы к ним относились также, как и ко всем остальным, и это давало свои результаты.

У противника все было хуже. Лазутчики говорили, что кельты, погрузившись в усобицу, после смерти Истолатия на помощь восставшим не придут. Поддержка кельтиберов, смешанного населения пограничной зоны между кельтами и иберами, оказалась незначительной и не превышала пары тысяч человек. Турдетаны, ближе всех живущие к Гадиру, опасаясь последствий, тоже в основной свое массе предпочли выжидать. В племенах бастетанов и оретанов шли ожесточенные споры, как между родами, так и внутри них. Среди сторонников соблюдения договоренностей и признания верховной власти Картхадашта выделялся Смендит. Его противостояние с Индортом вылилось в итоге в открытое столкновение.

Индорт обвинил Смендита при личной встрече в желании договариваться с незваными пришельцами. Смендит согласился, что не хочет воевать, и съязвил, что не все вопросы решаются оружием. Разозленный Индорт обозвал противника трусом, сдавшимся в плен. В ответ получил аналогичное обвинение, поскольку бежал с поля боя у реки Бетис в прошлом году. Слово за слово и спор перерос в драку, в которой Индорт как более молодой и сильный одержал убедительную победу. Она оказалась даже слишком убедительной, поскольку через неделю Смендит умер.

Естественно, подобное поведение понравилось далеко не всем. Поползли разговоры, что чужеземец более уважительно относится к старейшинам, даже к врагам. Часть сторонников умершего Смендита наотрез отказалась присоединяться к восставшим. Другие начали колебаться. В этот момент до иберов и дошли известия о выдвижении на них Хамилькарта.

На импровизированном военном совете, Индорт недовольно слушал сыпавшиеся со всех сторон предложения. Сам он предлагал обойти все роды бастетанов и оретанов и набрать воинов в добровольно-принудительном порядке. Однако большинство считало это рискованным. Их доводы сводились к следующему. Дойти до всех не получится, картхадаштцы придут раньше. Более того, есть опасность, что часть родов объединиться с Хамилькартом, против восставших. Наконец необходимо самим выбрать поле для сражения, наиболее удобное. Место, где они находятся сейчас, не позволит развернуть все силы. С неохотой Индорту пришлось уступить. Его армия, собирая все силы, стала перебираться на левый берег Бетиса, перекрывая путь Хамилькарту.

Через неделю после воспоминаний о споре с сыном, Барке–старшему сообщили о первом столкновении с противником. Конные разведчики с обеих сторон столкнулись. Сшибка не привела к серьезным результатам, но заставила рабимаханата усилить бдительность. Теперь войско делало меньшие переходы и укрепляло свой лагерь всякий раз, останавливаясь на ночь. Через день поступили важные сведения, причем с неожиданной стороны.

Конный разъезд под командованием Карталона, состоявший из ливофиникийцев, привез в ставку Хамилькарта конного ибера, из рода дружественного Смендиту. От него картхадаштцы и узнали о произошедших событиях, а также о предполагаемых действиях противника. Хамилькарт, выслушав ибера, с трудом сдержал удовлетворение, выразив приличествующие случаю соболезнования по поводу смерти Смендита. После его ухода окружение рабимаханата собралось на военный совет.

– …Таким образом, численность противника примерно равна нашей. Находятся они примерно в неделе пути от нас. И у них серьёзные раздоры, – закончил Хамилькарт. – Какие есть предложения?

– А что думать! Надо их найти и хорошо проучить, чтобы неповадно было!

Хамилькарт недовольно с насмешкой посмотрел на говорящего. Ханнон сын Хамилькарта, его тезки. Молодой выскочка, принадлежащий к враждебному Баркидам роду по отцу. Направлен в Иберию по просьбе господ Картхадашта для обучения и службы в армии. Однако это не более чем формальный повод, на самом деле явно приглядывает за Хамилькартом. Поскольку войско Картхадашта в Иберии постепенно увеличивалось, отказать Ханнону рабимаханат не мог.

При этом в тылу выскочку не оставили, наоборот взяли с собой, правда не без задней мысли. Барка рассчитывал, что непривычный к тяготам военно-походной жизни, Ханнон сломается и сам убежит из Иберии. Однако его надеждам не суждено было сбыться. Ханнон неприятно удивил и продемонстрировал выносливость и упорство. Но ошибся в другом – подвела излишняя самонадеянность. Не имея военного опыта, он постоянно высказывал свои соображения, даже и особенно когда этого не требовалось. Как следствие, остальные офицеры дружно возненавидели Ханнона. Даже Карталон, приходившийся этому сыну Хамилькарта дальним родственником, уже откровенно его сторонился.

– Понятно, что мы дадим им бой. Меня интересуют предложения, как вести само сражение и как использовать противоречия в их лагере.

На сей раз у Ханнона хватило ума помолчать. Возможно, он ощутил раздраженные взгляды со всех сторон, возможно, действительно ничего не придумал.

– Надо уговорить часть их войска уйти. Если там есть недовольные, пообещать, что их не тронем. Если войско Индорта развалиться, обойдемся малой кровью.

Это высказался командир пятитысячного отряда пехоты Хамилькарт по прозвищу Длинный. Старый вояка, сражавшийся еще на Сицилии. Уже второй год просится на покой, но пока не уходит. Отчасти потому что привык к армии, отчасти по просьбе самого Барки, ценившего опыт и ум соратника.

– Они все равно выступили против нас. Нельзя их отпустить просто так, – все-таки Ханнон не утерпел.

– Зачем нам лишние потери среди своих людей?

– Но нельзя же их просто взять и простить. В прошлом году так уже сделали, и они снова поднялись с оружием в руках! – возмутился Ханнон. – Так они нас перестанут уважать, считая нашу мягкость проявлением слабости.

– Против нас не все выступили, наоборот многие готовы признать нашу власть. – возразил спокойный голос слева.

Это Аздрубаал Красивый, муж средней дочери Хамилькарта Барки. Как полководец может пока и не блещет, но как дипломат и политик не имеет равных. Именно он привел массы народа в поддержку тестя в Картхадаште, и народное собрание великого нового города поддержало Хамилькарта в столкновении с крупными земледельцами, до этого доминировавшими в адирате и миате. Даже сам Ханнон Великий (так его именовали сторонники), давний и упорный враг рода Баркидов был вынужден уступить. Впервые за долгие десятилетия, если не столетия, решение народного собрания перевесило интриги совета знати. В Иберии за три года Аздрубаал добился поддержки от всех финикийских городов на южном побережье – Малаки, Милькартеи, Абдеры, Сефеле, а также нашел общий язык с балеарцами – жителями островов у восточного побережья. Ему в этом помогли финикийцы с Эбусы – колонии на одном из островов. Теперь все южное побережье от северного столба Милькарта до мыса Харидеми подчинялось Хамилькарту, а балеарцы служили в его войске в качестве пращников. Равным им по владению пращей не было среди всех народов, живших по берегам Великого моря.

– Упорствующих надо наказать, а раскаявшихся простить – продолжил Аздрубаал.

– Предлагаешь каждому воздать по делам его? – вспомнил рабимаханат понравившуюся ему фразу из священной книги соседей его бывшей метрополии.

– Да.

– Согласен, думаю, поступим так…

Следующие несколько дней принесли ряд столкновений конницы с той и другой стороны. Каждому из попавших в плен говорили о готовности Хамилькарта выполнить прошлогодние предложения и отпускали. Один из отрядов перешел на их сторону в полном составе.

Последние три дня похода столкновений не было, поэтому выход на главные силы Индорта стал неожиданным. Хамилькарт уже начал опасаться, что противник решил отступить, не приняв боя. Однако в один из дней июля через два с лишним часа после снятия с дневного привала передовые пехотные части увидели лагерь противника. Быстро оценив ситуацию, Хамилькарт приказал отойти немного назад, дабы не попасть под внезапную атаку и разбивать свой лагерь. Предложение Ханнона атаковать самим или хотя бы «прощупать» противника подняли на смех. Не выдержал даже Карталон: «Мои люди шли большую часть дня, и уже устали, а в бои идут свежими и отдохнувшими. Да и солнце сядет через несколько часов. Если противник готов драться ничего не успеем сделать! Завтра и ударим».

Ударить на следующий день, однако не получилось. Хлынул сильный ливень и превратил все вокруг в непроходимую грязь. Дождь шел весь день и утро следующего. Потом еще три дня пришлось ждать, пока земля просохнет. Все это время по ночам к лагерю Картхадашта подходили недовольные Индортом иберы.

Через три дня ночью Хамилькарт был разбужен неожиданным известием от часовых.

– Рабимаханат, у противника что-то происходит!

– Что именно?

– Непонятно: шум, крики, ругань, много огней и даже слышен лязг оружия.

Наскоро одевшись, Барка выскочил из палатки и поспешил к границе своего лагеря, откуда открывался вид на позиции противника. Там действительно происходило что-то странное.

– Может послать людей, проверить, что там у них?

– Не надо слишком темно, да и в любом случае серьезные силы мы сейчас на них не бросим. Лучше будьте готовы к активным действиям сразу с рассветом.

Едва появились первые лучи солнца, наемники Картхадашта начали бодро выбегать из своего лагеря, выстраиваясь для сражения. Построение традиционное – пехота в центре, конница по обоим флангам. К середине развертывания перед их частями появились иберы для переговоров. От них стало известно, что давно бурлившие противоречия в войске противника прорвались наружу. Часть отказалась сражаться и пожелала уйти, попытки их удержать ни к чему не привели. Недовольные побежали во все стороны. Ряд из них в количестве двух тысяч с небольшим человек оказался как раз между оставшимся войском Индорта и позицией войска Барки. Не желая попасть под первый удар, они и прислали парламентеров. Те просили пропустить их через ряды картхадаштцев дабы они могли свободно уйти.

– Дать им пройти сквозь наше войско. Это слишком опасно. Я против – сразу высказался Хамилькарт Длинный, к отрядам которого и вышли парламентеры.

– Согласен, пусть обходят наше войско справа, так ближе всего будет для них к тропе.

– Они бояться, что мы их атакуем.

– Не им выбирать.

После некоторые препирательств иберы согласились и после возврата парламентеров отколовшаяся часть противника направилась вправо, пробираясь через леса к тропе. Разумеется, их не тронули. Убедившись, что путь очистился, Хамилькарт двинул войско навстречу Индорту. Противника на прежнем месте не обнаружили, более того картина брошенного лагеря с разбросанными вещами, покосившимися и обгоревшими палатками и забытым оружием наглядно продемонстрировала серьезность беспорядков.

Впрочем, Индорт ушел недалеко. Его обнаружили на холме в дальней части поляны. При первом же взгляде на его позиции, Хамилькарт не скрыл радостного удовлетворения. У восставших осталось немногим более 10 тысяч человек, а это означало уход практически половины иберов. Теперь у Картхадашта был почти двукратный численный перевес. Именно поэтому, пытаясь хоть как-то сохранить шансы на успех, Индорт и расположил оставшихся с ним воинов на холме, огородив свою позицию повозками. Атака вверх по склону всегда сопряжена с немалыми трудностями.

Однако серьезного боя в итоге не получилось, более того не пришлось атаковать и укрепленную линию обороны. Пользуясь численным превосходством, Хамилькарт окружил холм своими войсками, но полностью замкнуть кольцо не успел. Индорт не дожидаясь полного окружения, предпринял попытку прорыва, ударив в просвет между сдвигавшимися частями Хамилькарта Длинного и Аздрубаала Красивого. Отчаянная попытка, но лучшее, что можно сделать в его ситуации. Она не удалась. Хамилькарт Барка немедленно бросил резервы арьергарда навстречу атакующим.

Восставшие попали в мешок. Их передовые части врезались в арьергард Барки, а справа и слева их сдавили быстро перестроившиеся Хамилькарт Длинный и Аздрубаал. Не выдерживая напора с трех сторон, линия обороны иберов сперва заколебалась, потом затрещала и наконец, рухнула. Впрочем, далеко убежать проигравшим не удалось, да и некуда. Отступать можно было только на холм, но дорогу туда перерыли части под командованием Карталона. Не дожидаясь команды, он лично повел своих людей на перехват, проорав «За мной!» Его части быстро перехватили и поймали бегущих. «Из парня выйдет толк!», с одобрением отметил Хамилькарт, увидев, как закрыли кольцо окружения.

По результатам достаточно скоротечного боя практически все участвовавшие в нем восставшие попали в плен, включая и Индорта. Сделав вид, что подается на уговоры своих воинов, из числа недавно поступивших на службу иберов, Хамилькарт позволил себя «уговорить» проявить милость. Всем сдавшимся в плен сохранили жизнь и свободу. Всем, за исключением Индорта.

С ним Хамилькарт поступил так, как в Картхадаште обращались с проигравшими командующими. Своими командующими. Индорта ослепили, а потом распяли на кресте, поставленном на вершине холма, где стояло его войско. Казнь провели на глазах всех, включая сдавшихся восставших. Потом их отпустили на все четыре стороны. Хамилькарт прекрасно понимал, что рассказ о судьбе Индорта разнесется по всей Иберии и заставит задуматься любого из его последователей. Милость для сдавшихся, беспощадность для непримиримых и особенно для их руководства. Вот выбор, который должны были сделан племена полуострова. Выбор, который закрепит раскол между племенами, и уничтожит их организованное сопротивление.

Выбор, открывающий путь Хамилькарту, главе рода Баркидов, потомку Элиссы, рабимаханату великого Картхадашта, к высшей и самостоятельной власти над всеми покорившимися племенами Иберийского полуострова.

Глава 3 «Так шла подготовка его сына к взрослой жизни»

Тяжело в учении, легко в бою.

(А.В. Суворов)

Поздняя осень 234 года до н.э. Гадир (Иберия)

Наступившая осень чувствовалась в холодных ветрах, дующих с моря, в противных моросящих дождях, идущих все чаще, в заморозках ночью и ранним утром. Еще месяц-полтора и наступит зима, когда любая активная деятельность затихает. Но это будет потом, а сейчас еще осень и днем солнце прогревает землю и воздух почти как на исходе лета.

На заднем дворе главного дворца Гадира проходило обучение молодежи военному искусству. Обычно в армию приходили люди уже опытные, знающее с какого конца браться за меч, как держать копье и нести щит. Главная армия Картхадашта могла позволить себе выбирать новобранцев. Однако для тренирующихся подростков 13-14 лет сделали исключение. Их отцы были связаны с армией, поэтому их самих тоже готовили для военной службы.

Десяток подростков, составив шеренгу щитов и копий, пытались создать подобие фаланги и выдержать атаку аналогичного построения бывалых воинов. Получалось не очень. «Псы воины» раз за разом опрокидывали единый строй молодежи, не скупясь на ехидные комментарии. Доставалось всем без исключения, в том числе и подростку с темными волосами, холодными карими глазами, сильно вытянувшимуся за последний год – Ханнибаалу Барке.

После победы над войсками Истолатия и Индорта и прекращения серьезного сопротивления, Хамилькарт получил возможность для планомерного расширения сферы влияния Картхадашта и покорения иберийских племен. Ему удалось подчинить себе практически все роды турдетанов, и для закрепления успеха на следующий год рабимаханат запланировал поход на север к горам Сьерра-Морена. Эти горы служили естественной границей между турдетанами и племенами кельтов. Последних трогать картхадаштцы не собирались, но закрепиться в пограничье и поставить под контроль все горные проходы было необходимо.

Более того, в этих горах располагались залежи серебра, золота и других металлов, составлявших некогда основной источник богатства Тартесского государства. После его разрушения рудники забросили, но Хамилькарт надеялся их разыскать и восстановить.

В поход следующего года отец решил впервые взять с собой сына и теперь молодой Барка проходил суровую школу подготовки. Хамилькарт прямо приказал не давать сыну никаких поблажек. «Он не должен меня разочаровать» – такое требование получили специально отобранные им воины, привыкшие без колебаний исполнять его приказы.

Каждый из подростков по отдельности владел оружием уже неплохо, но вместе они действовать еще не умели, а без этого умения нельзя победить в сражении, поэтому они и проигрывали. Тем не менее, старались отчаянно, особенно Ханнибаал и окружавшие его три подростка, с которыми он сдружился. У всех них была разная судьба и прошлое, но ждало общее будущее.

Магон Самнит – сын сотника из Самния и картхадаштки. Род его отца долго и упорно сражался против Рима в Италии, поддерживая всех его врагов. После поражения Пирра его семье пришлось покинуть родные края. Надеясь вернуться, отец Магона вступил наемником в армию Картхадашта, но после поражения на Сицилии, ему пришлось уезжать с Хамилькартом в Африку. Являясь последовательным сторонником будущего рабимаханата, он дослужился до сотника, женился на местной уроженке. Однако прав гражданства не получил, поэтому его сыну была одна дорога – в армию. От отца – Магон унаследовал упорство, ум, изворотливость, от матери – имя, связи и знакомства в ремесленных кругах Нового города и умение нравиться другим.

Ханнон из Утики – самого древнего финикийского города в Африке. Его жители пользовались теми же правами, что и картхадаштцы за исключением свободы внешней торговли и право принятия ключевых решений. Разумеется, ревность и соперничество между Утикой и Картхадаштом никуда не делась и продолжила тлеть. Семья Ханнона принадлежала к верхам своего города и рассчитывала, что сын сможет, благодаря знакомству с Баркидами, подняться к вершинам власти. В свою очередь, через отца Ханнона можно было заручиться поддержкой аристократии Утики, в чем еще Хамилькарт увидел большую выгоду.

Ханнибаал Единоборец – единственный коренной картхадаштец. Тезка старшего сына Хамилькарта происходил из семьи торговцев средней руки и получил свое прозвище за невероятную силу. В кулачных боях и борьбе ему не было равных среди сверстников. Торговля его не привлекала, а в армию он пошел охотно. Выдающиеся физические качества привлекли внимание Ханнибаала Барки и Единоборец стал его другом.

Со стороны за тренировкой наблюдал еще один подросток Сосил. Его предки были эллинами с Сицилии, поддержавшими Картхадашт в последней войне с Римом. После поражения им пришлось бежать с острова. Не имея военных талантов, Сосил умел хорошо писать, делал успехи в риторике и истории, обладал хорошей памятью. В перспективе он рассчитывал занять место отца в формирующейся системе управления Иберией. Её создавал Хамилькарт Барка с опорой на армию и без мелочной опеки, характерной для Нового города. Это открывало определённые возможности для возвышения амбициозных людей вне зависимости от происхождения и богатства.

– Ну что на этот раз у нас получилось лучше, я думаю – заявил Магон Самнит, когда спустя несколько часов уставшие, они возвращались домой.

– Не знаю, – с сомнением проговорил Ханнон из Утики. – Сосил, тебе было лучше видно со стороны, что скажешь?

– Успехи есть, по крайней мере, ваша фаланга разваливалась не сразу, – подтвердил молодой эллин.

– А ты что такой взъерошенный, как будто тоже сражался? – поинтересовался Магон.

– Пытался разобраться в вопросах управления и руководства, но ряд вещей не могу понять. Вроде бы у вас все похоже на эллинские полисы и в то же время много по-другому.

– У нас изначально все было другое – усмехнулся Ханнибаал Барка. – У вас эллинов, да и у Рима аристократия формировалась всегда из богатых землевладельцев, и они создавали управление полисом. В Картхадаште, как и в нашей бывшей митрополии в Тире, да и в других городах нашего народа в Ханаане всегда главную роль изначально играли торговцы. Соответственно именно они и стояли во главе Нового города после Элиссы и только после поражения при Гимере, когда мы почти на столетие практически забыли о Сицилии, у нас возникла группировка землевладельцев.

– А, то есть только тогда, вы расширили свои территорию вглубь от моря и создали хору Нового города?

– Да, до этого наши владения помимо городских стен, ограничивались только побережьем, как например, до сих пор у Утики, и тогда же у нас наемная армия сменила городское ополчение.

– Но почему так, это странно.

– Нет не странно, – вмешался в разговор Ханнон из Утики. – Мы всегда основное богатство получали от торговли, поэтому и основывали колонии. А раз так зачем земля? Зерно и другие продукты можно всегда купить у местных племен, это проще чем выращивать самому. Мы же начали расселяться к западу от Италии по всем берегам Великого моря раньше вас эллинов, и многие ваши нынешние города изначально были нашими.

– Да это я знаю в Иберии…

– Не только в Иберии, Массалию основали тоже мы.

– Ты шутишь, Массалия – это колония фокейцев из Анатолии, она из самых успешных!

– Они поселились на месте нашего города, который основали переселенцы из Утики, а том числе мои предки. Правда мы там продержались недолго, всего несколько десятилетий и были вынуждены уйти под вашим напором. Это же послужило одной из причин объединения финикийцев в Африке и Иберии вокруг Картхадашта. Неужели в Сицилии об этом эллины забыли, Сосил?

– Я ни разу не слышал об этом до этого дня. Но это было в прошлом, а сейчас получается у вас во главе станы стоят именно землевладельцы? – спросил Сосил, возвращаясь к прерванным вопросам.

– Нет у нас сейчас неустойчивое равновесие между этими двумя группировками – землевладельцами и торговцами. Представители главных родов с той и другой стороны входят в адират, который принимает законы. Это аналог римского сената или вашего совета старейшин, – пояснил Ханнибаал Барка.

– И соответственно торговцев возглавляет твой отец, а ваших противников – Ханнон, которого прозывают великим.

– Помимо торговцев Баркидов поддерживают ремесленники и прочие простые граждане Картхадашта, вся наша аша, то есть народное собрание – вклинился в разговор, молчавший до этого Ханнибаал Единоборец, – поэтому Хамилькарт и получил командование.

– Ваше народное собрание имеет гораздо меньше прав, чем у нас и римлян, оно не может принимать законы, – возразил Сосил.

– Да, но это действует в обычных условиях, а если адират расколот и его участники не может договориться между собой, окончательное решение принимает аша. Сейчас как раз такая ситуация, торговцы и землевладельцы противостоят друг другу. А после победы над восставшими наемниками никто из адирата не может сравниться по популярности с моим отцом, – ответил Ханнибаал Барка.

– И что адират не может преодолеть раскол и управлять как раньше?

– Нет, решается будущее Картхадашта. Землевладельцы ограничивают свои интересы только хорой, где расположены их поместья. За них они готовы биться, а заморские территории им не интересны. Торговцам наоборот нужны новые базы по всем берегам Великого моря и контроль над морскими перевозками. Первые согласны смириться перед Римом, вторые мечтают о реванше. Договориться не получиться.

– А привлечь на свою сторону простой народ Ханнон Великий с соратниками разве не может?

– А чем? Их поместья обрабатываются рабами, а не свободными. Товары и иная продукция наших ремесленников им не нужна в тех количествах, которые есть. Картхадашт развивался как центр торговли и именно ей угрожает Рим.

(Кроме того, народ считает своим лидером Аздрубаала, моего зятя и этот союз слишком выгоден для всех, чтобы его нарушили! Но об этом им говорить пока рано, поймут позже).

– Хорошо, а зачем нужны тогда еще два совета тридцати и ста четырех? Как они соотносятся с адиратом? Таких советов у эллинов нет.

– Здесь ты не совсем прав, Сосил. У вас они есть, просто не везде и, как правило, так явно не выделяются. Совет тридцати появился исключительно для удобства. В адирате 300 человек и даже простое обсуждение, не говоря уже о согласовании интересов, занимало слишком много времени. Это как в армии – десять человек получают своего начальника, иначе ими просто сложно управлять. Совет тридцати в итоге составили главы основных родов, как раз из расчета один к десяти. Они вырабатывают проект закона, который потом утверждался всем адиратом. Их роль выросла сейчас, когда адират расколот примерно пополам. Соответственно, они вместе могут подменять собой собрание 300. Это примерно аналог герусии в узком смысле.

– А совет ста четырех?

– С ним сложнее. Этот совет, миат, как мы его называем, возник вначале для контроля за полководцами после падения династии Магонидов. Адират заведовал гражданскими делами, миат военными.

– Ни у эллинов, ни у римлян нет такого деления.

–Да, потому что у вас граждане служат в армии, поэтому все вопросы решает один орган власти. У нас армия наемная. Но со временем миат расширил свои полномочия и стал заниматься контролем за законами и всеми судейскими делами. Поскольку его члены избираются пожизненно из числа тех же родов, что заседают в адирате, с добавлением верховного жречества главных храмов, то он фактически встал выше всех остальных органов власти.

– Почему тогда он не заменил адират?

– Потому что миат не может принимать законы. Члены адирата не могут быть одновременно членами миата. Это также усиливает трения между ними.

– Кроме того, в состав миат входят в основном сейчас представители землевладельцев, поэтому рядовые граждане ему не слишком доверяют, добавил Ханнибаал Единоборец.

– Теперь все стало понятней, – признал Сосил. – Остальные чиновники: суффеты, махазы, мхашбимы, соферы и прочее – это аналоги римских магистратур?

– Да, первые это консулы, вторые – эдилы, квесторы и так далее. Они тоже избираются на один год и подотчетны адирату и миату. Миат пытается подчинить всех себе, но адират естественно сопротивляется.

– Может, хватит уже, – прервал обсуждение Магон Самнит. – Давайте решать, что мы будем делать завтра, после праздника в честь Баал-Хаммона, военной подготовки то не будет.

– У тебя самого есть предложения?

– Да давайте вечером пойдем в портовый район, там будет весело.

– Хочешь перепробовать все местные и африканские вина, которые завезут в честь урожая? – усмехнулся молодой Барка.

– И не только вина! – с усмешкой подмигнул Ханнон из Утики.

– То есть?

– Ты не знаешь? Наш товарищ познакомился с девчонкой, служанкой из местных таверн.

– Ааа, теперь ясно где ты, Магон, периодически пропадаешь по вечерам!

–Что вы смеетесь! – возмутился Самнит, покрасневший от дружного хохота. – Если у вас никого нет так и скажите. У моей Зеты подружки есть, могу и познакомить.

– И кто они? – не скрывая интереса, спросил Ханнон.

– В основном боды или потомки переселенцев, их родители там живут и работают.

– Можно и пойти, – поддержал идею Сосил, отдохнуть нам точно не помешает.

– Давайте, не оставлять же друга одного, – рассмеялся Ханнибаал Единоборец. – Ханнибаал, ты с нами?

(Не сильно хочется. Это им все интересно, потому что неизвестно. Когда живешь во второй раз, многое видится по-иному. Однако им не объяснишь, а отказать без причин, только зря обидеть. Эх, ладно!)

– Почему бы и нет? Рассказывай подробнее Магон, что ты задумал.

Предложения, изложенные Самнитом, вызвали интерес у компании интерес не меньший, чем предшествующий разговор. Все с нетерпением ожидали следующего дня, когда представился шанс на время забыть о долгой и тяжелой подготовке к их будущей взрослой жизни.

Глава 4 «Так выглядел этот великий город»

Во время гражданских смут самое безопасное —

действовать и вести вперед, а не рассуждать.

(Тацит)

Осень, 232 года до н.э., Рим (Италия).

С высоты птичьего полета новый центр Италии не производил особого впечатления. Хаотично разбросанные невысокие дома, узкие улочки, то взбегавшие на окружающие холмы, то теряющиеся в топких низинах. Небольшие храмы, с трудом возвышавшие свои крыши над другими зданиями. Дерево и камень, солома и грязь, практически везде, куда только не падал взгляд стаи перелетных птиц было одно и тоже. Редкие колоны мрамора и свинцовые крыши наиболее значимых храмов в честь Юпитера, Сатурна, Весты, Марса, Ромула резко выделялись на общем фоне.

Рим был похож на деревню, мега-деревню или сильно разросшийся маленький городок, каких в Италии десятки, если не сотни. Его внешний вид проигрывал даже в сравнении с главными городами эллинов на Западе – Сиракузами, Тарентом, Неаполем. О древних городах Востока и новых столицах эпигонов и говорить нечего. Никто из правителей Египта, Македонии, Пергама, Селевкидов – главных хищников на восточных побережьях Великого моря не решился бы признать такой город своей столицей.

Но это была столица, которая активно развивалась и выбегала за пределы древних крепостных стен. Их приходилось уже трижды переносить, дабы включить в состав города новые кварталы. Население постоянно увеличивалось как в самом городе, так и окружавшей его сельской местности. Энергия, мощь, напор, – казалось, город бурлил днем и ночью и постоянно выплескивал вовне все новые и новые волны.

Рим жил войной и боготворил войну. Захват новых земель позволял расселить на них беднейшее население и снизить напряженность в метрополии, основать новые колонии и расширить сферу своего влияния, получить новых рабов и другие ресурсы, богачам посадить на землю своих колонов и клиентов.

Война решала массу проблем и была выгодна всем. Она объединяла народ, всех квиритов от богатого сенатора до нищего плебея. Постоянные сражения требовали новых граждан, из которых рекрутировались новые воины. Это открывало шанс для переселенцев из других латинских городов и вольноотпущенников-либертинов, вливающихся в ряды плебса. Война была выгодна всем, победы воодушевляли на новые свершения. Но была в этой прекрасной картине и оборотная сторона медали – дележ захваченной добычи мог внести серьёзный раздор. В этом году сложилась как раз такая ситуация.

Область Пицены на северо-востоке Италии была заселена на протяжении нескольких столетий одним из галльских племен, поэтому получила название Галльское поле. После их разгрома и изгнания земли отошли к Риму по праву победителя. Традиционно часть завоеванных земель передавалась колонистам из числа беднейших граждан, другая часть считалась собственностью государства и сдавалась от его имени в аренду. Арендаторами выступали колоны из вольноотпущенников и латинов, искавшие защиты у римских сенаторов. Соответственно последним и шла арендная плата. Подобный действенный подход позволял решить проблемы бедных и обездоленных, а также сохранить богатым и знатным свой статус и положение. Однако в этот раз традиция была нарушена.

Возмутителем спокойствия вступил народный трибун Гай Фламиний. Выходец из низов общества, он получил свой пост благодаря массовой поддержке рядового плебса и принялся рьяно отстаивать их интересы. Обычно трибуны ориентировались на разбогатевшую верхушку плебеев, настроенную на договоренности с патрицианским сенатом. Богатые плебеи и патриции составляли правящую верхушку Рима – нобилитет, чьи представители занимали все главные должности. Фламиний опирался на низший и средний класс плебеев, которые вынесли все тяготы долгой войны с Картхадаштом. Их положение ухудшилось, особенно по сравнению с нобилететом. Массе недовольных нужен был лидер, и он появился.

Опираясь на поддержку большинства, народный трибун предложил на народном собрании поддержать его идею о разделе всей земли Галльского поля между беднейшими римскими гражданами. «Все передать гражданам, в общей собственности ничего не оставить!» – таков был его лозунг.

Для сената это был вызов, и он его принял. Большинство сенаторов по-прежнему выходили из патрициев, потомков родовой аристократии. Они сформировали сенат еще о времена царей, они же свергли царя, когда он стал им мешать и более полутысячелетия стояли во главе Рима. Даже верхушка плебса составляли не более пятой части от 300 «старейших и славных мужей». На нижних этажах власти плебеи получили свое, но сенат и высшие жреческие должности практически безраздельно контролировались патрициями. Только они могли быть опорой и ядром римской власти.

Перед лицом посягательства на свои интересы, патрицианские роды прекратили свои споры, продолжавшиеся на протяжении десятилетий. Они делились на две группы – аграриев-консерваторов и реформаторов, сторонников торгово-ремесленного развития. Первых возглавляли Фабии, вторых – Эмилии. Оба этих рода доминировали еще в царском сенате, вели свое происхождение от богов, занимали высшие посты в государстве на протяжении столетий. Подчиниться требованиям безродного выскочки для гордых патрициев – это неприемлемое унижение. Поэтому сенат, собравшись еще перед общим голосованием граждан, почти единогласно отверг предложение народного трибуна.

Гая Фламиния это не остановило. Наоборот, он пошел на принцип и смог с помощью сторонников поднять десятки тысяч плебеев, поддержавших его идею, несмотря на отчаянное противодействие сената. На голосование пришли огромные массы людей, увидевших шанс исправить свое положение и вырваться из нищеты. Большинство поддержали идею Фламиния, и теперь последнее слово было за сенатом, который мог либо принять, либо отклонить решение всего народа. В ожидании этого решения плебс заполонил площадь Форума, где стояло здание Курии – место заседания сената.

Лучшие мужи славного города Рима уже второй день проводили время за стенами Курии в жарких спорах. Уступать им явно не хотелось, но и перспектива конфликта с большинством сограждан не вызывала восторга. Занятие любой должности в Риме требовало согласия общего собрания квиритов, поэтому тот, кто прямо и открыто выступал против предложений трибуна, рисковал уничтожить собственную карьеру. Но это было еще полбеды.

Гай Фламиний искусно обосновывал свои предложения заботой об армии. Римские легионы формировались из свободных граждан, которые по первому зову являлись на службу со своим вооружением и снаряжением. Оружие и доспехи стоили дорого. Для их покупки и содержания нужна была земля – основной источник богатства любого уважающего себя квирита. Только человек, владевший землей, считался в глазах других настоящим римлянином, а значит, мог служить в армии и участвовать в политической и общественной жизни.

Землей Галльского поля предполагалось наделить почти 20 000 семей, что означало возможность создания при необходимости 4 новых легионов. Для милитаризированного римского общества обвинение в пренебрежении армейскими интересами граничило с предательством. Это могло стать катастрофой не только для отдельного сенатора, но для всего их рода. Подобное обстоятельство пугало многих. Патриции разрывались между родовым упрямством и гордостью с одной стороны и страхом, смешанным с осторожностью, с другой.

Почувствовав, что ситуация зашла в тупик, слово взял Квинт Фабий Максим, консул прошлого года, удостоенный триумфа за победу над лигурами. Признанный глава аграриев, способный находить компромиссы, Квинт Фабий в своей речи, пересыпанной ссылками на прошлые деяния предков и призывами к старым римским ценностям, предложил вариант почетного отступления. Согласиться с предложением Фламиния, мотивировав это заботой о гражданах как долге отцов-патрициев. Указать, что такое решение является исключительным ввиду чрезвычайных обстоятельств – слишком быстро возросло население, и слишком тяжелой была последняя война. Закрепить в своем решении, что при разделе следующих завоеванных земель, сенаторы должны получить «справедливое» вознаграждение за «заботу о ближних».

Предложение вызвало бурное обсуждение и оживление. Ощутив куда ветер дует, с места поднялся Луций Эмилий Пап, временный глава противоположной группировки. Он замещал признанного лидера своего клана Марка Эмилия Лепида, который в ранге действующего консула подавлял восстание местного населения на Сардинии. Сардам не нравилась власть Рима, и они продолжали тяготеть к Картхадашту.

Луций Эмилий, мало чем уступавший своему противнику, поддержал его идею, развив и дополнив. В частности, обеспечение колонистов материалами, продуктами и прочим, возложили на торговцев, пользовавшимися защитой и поддержкой патрицианских родов, дружественных Эмилиям.

Решение сената, объявленное на площади Форума, вызвало взрыв радости среди собравшихся. Толпы плебеев славили как сенаторов, так и народного трибуна. Последнего на волне народного энтузиазма несколько человек подняли себе на плечи. Однако, не уступая сенаторам в расчетливости и амбициях, Фламиний не обольщался показным единением. Слишком явно во взглядах, вышедших на Форум, сенаторов, устремленных на него, читалась ненависть и раздражение.

Спустя некоторое время жизнь в городе вернулась в нормальное русло, и беднейшие плебеи направились к Галльскому полю, где Марк Эмилий Лепид, вернувшийся победителем с Сардинии, начал нарезать земельные участки. На виллу к Фабию Максиму пожаловали гости – Луций Эмилий Пап, Гней Сервилий Гемин, чей род был тесно связан с торговыми кругами, Гней Корнелий Сципион, глава самого разветвленного патрицианского рода. Хозяин встречал их вместе с Гаем Атилием Регулом, возглавлявшим группу плебейских сенаторов, и Титом Манлием Торкватом, чей род олицетворял патрицианскую строгость и благочестие. Лидеры двух группировок сената собрались узким кругом.

После обычных приветствий, Эмилий сразу перешел к делу, сообщив, что удалось достичь договоренностей с большинством преуспевающих торговцев и перевозчиков. В свою очередь Регул рассказал о соглашениях с верхушкой плебейских землевладельцев. Все они тоже недовольны Фламинием, который слишком много на себя берет и не желает с ними считаться. Известия воодушевили сенаторов.

–Надо изгнать его из политики раз и навсегда. Мало того призвать к ответу за неуважение к сенату и заставить заплатить штраф, – горячился Сервилий.

– Не получится, – с сожалением ответил Торкват. – Он денег не берет, а границы защиты плебеев нашими законами не установлены. Мы же сами пошли им на уступки, дабы сохранить свои легионы.

– То есть он действительно верит, что поступает правильно и для других? – уточнил Сципион.

– Да и этим он опасен, – бросил Фабий. – И амбиции у него соответствующие.

– Да, он видит себя претором, а то и цензором.

– Бери выше, Сципион, он метит в консулы.

– Что?! Это же откроет ему дорогу в сенат! – возмутился Эмилий.

– Его надо остановить, – выразил общее мнение Торкват. – Необходимо везде продвигать на выборах наших людей, народный трибунат должен стать концом карьеры для этого выскочки.

Обговорив детали будущих действий, Фабий на правах хозяина пригласил гостей к столу, воздать должное его кухне, где все блюда были изготовлены из плодов и зерен, собранных на его землях.

– Мы обсудили наши дела, теперь можно и отдохнуть от политики.

– Не совсем, – возразил Эмилий по пути к столу. – Есть еще одна проблема, которая боюсь, со временем увеличиться.

– И как её зовут? – усмехнулся Регул, когда сенаторы занимали свои места вокруг обеденного стола.

– Хамилькарт Барка, рабимаханат Картхадашта.

– А это он командовал на Сицилии, потом подавлял восстание наемников, а после отправился в Иберию, как доносили эллины?

– Да он самый непримиримый враг Рима в Картхадаште.

– И чем нам сейчас грозит его деятельность? Он воюет на глухой окраине Великого моря далеко от наших владений. Содержание войска всегда обходилось Картхадашту дорого. Хамилькарт увязнет в Иберии на всю жизнь.

– Я тоже так думал, Фабий, но мои вольноотпущенники, связанные торговыми отношениями с Массалией и Сагунтом принесли неожиданные вести. Пуниец не только победил местных царьков, но и нашел рудники серебра, золота и свинца тартессийцев.

Над столом повисло ошеломленное молчание.

– Ты серьезно Эмилий? – не выдержал Регул. – Он нашел рудники тартессийцев, которые, как рассказывали эллины, купались в роскоши и драгоценностях? И это не сказки?

– Нет, более того именно из этого источника пунийцы, оказывается, оплатили нам львиную долю ежегодной контрибуции за прошлую войну. И этими деньгами Хамилькарт распоряжается самостоятельно, без контроля со стороны их сената.

– Разумеется, часть добычи прилипает к его рукам, – усмехнулся Сервилий.

– Да, но он их тратит, по словам местных, которые слышали мои вольноотпущенники, для усиления войска за счет покоренных иберов.

– А что делает их совет Ста четырех? Все эти судьи? Как их там… миат, придумали же название, – поинтересовался Торкват. – Неужели их не тревожит такое усиление Барки? Они распяли на кресте много своих военачальников только по подозрению в излишних амбициях.

– Их это тревожит, но они не знают к чему придраться. Хамилькарт только побеждает, его популярность растет не только у простых их граждан, но и среди знати. Да и выплата контрибуции за чужой счет пунийцам понравилось.

– Это может стать для нас опасным, – признал Фабий. – Но что мы можем сделать? Условия мирного договора Барка не нарушает. Война с ним в Иберии будет непопулярна, народное собрание её не поддержит. Да и нельзя, когда на горизонте война с галлами, ссориться с Картхадаштом. У тебя есть идеи, Эмилий?

– Нет, я сам ломаю голову и ничего не могу придумать. Приму любую помощь.

– Так может нам повременить пока с галлами? – предложил Сципион.

– Нет, Италия должна стать полностью нашей. К тому же галлы наверняка встревожатся, узнав о разделе земли одного из своих племен, пусть даже и бывшей. Еще неизвестно кто начнет войну первым, мы или они.

Наступило молчание, каждый из собеседников пытался найти решение, попутно отдавая должное столу хозяина.

– Раз ничего придумать у нас не получается, может, обратимся за советом к богам и отправим кого-нибудь к оракулу? – предложил Сервилий.

– Подождите, а если нам направить посольство … неофициального характера? – выдвинул идею Сципион.

– Не понял, объясни, что ты имеешь в виду, – озадаченно спросил Эмилий.

– Прямых требований к Хамилькарту без согласия всего сената и главное народного собрания мы выдвинуть не можем. Но направить в Иберию людей с вопросом к рабимаханату о целях его действий нам никто не помешает. Заодно они посмотрят, что там происходят, соберут сведения. Мы в любом случае больше узнаем.

– И заодно посмотрим на реакцию этого … стратега, – подхватил Торкват.

– Это интересная идея, – оценил Фабий. – Но нужно подобрать людей для посольства. Мы патриции, там быть не должны.

– Согласен, а нужных людей мы найдем. Кандидатуру одного из них, кого можно поставить даже во главе посольства, я уже вижу.

– И кто это Эмилий?

– Гай Лутаций Катул.

– Подожди это же его отец…

– Да, Торкват, именно его отец заключил с Хамилькартом Баркой мирный договор на Сицилии.

– Хочешь позлить пунийца?

– Напомнить, чем закончилось для него и для Картхадашта прошлая война с Римом.

– Сбить спесь с варвара не помешает, – усмехнулся Регул, – мне твоя идея тоже нравится Сципион.

– Значит, решили, – подвел итоги Фабий, – а что касается других кандидатур посольства, то я предлагаю …

Глава 5 «Он исполнил долг военачальника честно и разумно»

Договоры существуют для того, чтобы их исполнял более слабый.

(К. Чапек)

Лето 241 года до н.э., Лилибей, Сицилия

Хамилькарт Барка угрюмо смотрел на далекое солнце, которое готовилось нырнуть в воды теплого моря. К концу подошли как боевые действия на острове и упорные споры по условиям мирного договора, так и владычество Картхадашта над этими землями. Отчаянная борьба, которую он вел на протяжении последних семи лет, пошла прахом.

Четверть века назад, когда все начиналось, посланник его державы, пытаясь переубедить римлян, угрожал в здании их Курии, что в случае войны Рим не сможет спустить на воду ни одной доски. «Море – это наша стихия и мы не позволим никому плавать к Сицилии без нашего согласия!» – таковы были его слова.

Позволили, теперь у Картхадашта нет ни флота, ни Сицилии. Последний шанс остановить надвигающееся поражение испарился у Эгатовых островов, где римский флот под командованием Гая Лутация Катула наголову разбил триремы и квинквиремы Ханнона. Последний должен был привезти Хамилькарту людей, денег и прочие ресурсы для продолжения войны. Теперь все досталось Риму. По приказу миата неудачливого Ханнона распяли на кресте, а Барке предоставили неограниченные полномочия на заключение мира, признав, что помощи ему больше не будет.

Скрепя сердце, Хамилькарт пошел на переговоры с Лутацием и добился очень приемлемых условий мира, которые только добавляли горечи. Было видно, что война также далась Риму нелегко, и они тоже жаждали мира. Однако они смогли собраться и додавить соперника. Последнюю армию и флот квириты собирали и снаряжали за счет добровольных пожертвований. Римские сенаторы подали пример, жертвуя даже фамильными драгоценностями, и их действия повторило подавляющее большинство сограждан. Сенат Картхадашта не решился в основной своей массе потрясти мошной. Теперь придется уплачивать контрибуцию.

Её размер послужил в итоге главным камнем преткновения на мирных переговорах. Народное собрание Рима было возмущено её слишком небольшим размером, а также мягкими условиями ухода картхадаштцев с Сицилии. Текст мирного договора отвергли, и на Барку насели новые переговорщики из числа специально собранной комиссии, присланной на помощь Лутацию.

Хамилькарт отражал их атаки также упорно как действовал и на поле боя. Унижать своих воинов он отказался категорически, предпочтя согласиться на увеличение контрибуции. Такой подход полностью противоречил поведению обычного пунийца. Как язвили римляне: «Картхадаштские военачальники заботятся о своих рядовых не больше чем селянин о скоте, направляемом на бойню. Зато даже за медную монету будут торговаться до изнеможения». Подобное поведение вкупе с проявленными военными талантами вызвали со стороны римлян уважение к противнику и опасение. Опасение по поводу его дальнейших действий, ибо Хамилькарт не пытался скрывать, что на мирный договор он пошел, исключительно подчиняясь воле верховной власти Нового города.

Убедившись, что Барка не изменит своей позиции, римляне уступили. После долгих и упорных споров, комиссия куда более внимательно прислушивалась к словам Лутация. Последний давно доказывал, что проще согласиться на условия, предложенные Баркой, чем продолжать войну. Позиции в горах Сицилии, где укрылся Хамилькарт со своими подчинёнными, были фактически неприступными. Взять их можно было только блокадой и измором. А это долго, дорого и непредсказуемо. Прокормить армию римлян на крайнем западе Сицилии дело непростое, и еще неизвестно кто больше понесет лишений, по крайней мере, на первых порах, римляне или картхадаштцы.

В том, что при необходимости Хамилькарт будет сражаться до конца, никто из римлян не сомневался. Они хорошо смогли оценить командующего противника. Мирный договор подписали и скрепили клятвами. Более того в качестве жеста доброй воли пленных картхадаштцев отпустили без выкупа. Очистив занимаемые позиции, Хамилькарт привел своих воинов в порт Лилибей, откуда их должны были перевезти в Картхадашт.

Эвакуацией занимался комендант Лилибея Хискон, отправлявший наемников мелкими партиями. Им давно не платили, и позиция миата по поводу расчетов с ними отличалась расплывчатостью. Это было чревато бунтом, поэтому Хискон решил перестраховаться.

После ухода всех войск Картхадашта Лилибей переходил под контроль римлян. Переложив передачу города на плечи Хискона, Хамилькарт в одиночестве стоял на берегу моря, безуспешно пытаясь отвлечься от неприятных мыслей. Поняв, что ничего не получится, Барка не без облегчения расслышал приближающиеся шаги. Это был Хискон. Кроме верного соратника мало кто решился бы его побеспокоить.

– Ну что римляне?

– Обустраиваются, Лутаций не скрывает удовлетворения.

– А что скрывать? Все теперь принадлежит им. Все наши усилия оказались бесполезны. Я наверно уйду из армии.

– Не торопись, подумай.

– А что думать! – рявкнул Хамилькарт, успокоившись и взяв себя в руки, добавил, – Не хочу, да и тебе не советую.

– Нет, я останусь. Ты, когда отплываешь?

– Послезавтра, главные вопросы решены, да и отчитаться перед миатом мне надо. Вывезешь всех наших.

– Конечно, никого не брошу. Увидимся в Картхадаште. Удачной дороги.

Они действительно встретятся в Картхадаште. Во время великой войны наемников, которым адират с миатом решили ничего не заплатить. И при этом ни у кого из «старейших и мудрейших» не хватило ума просчитать последствия.

Наемники не просто подняли бунт, но и договорились с местными ливийцами, потом на их сторону перейдет еще и Утика. Их армия осадит Картхадашт, в котором практически не останется опытных воинов. Набрать новых будет неоткуда, особенно после отказа платить прежним. Перепуганные картхадаштцы попробуют договориться с восставшими, удовлетворив все их требования, чем только разожгут их аппетиты. Наемники потребуют больше, потом еще больше.

Хискон, направленный на переговоры, будет захвачен восставшими и потом распят на кресте. Демонстрируя непримиримость, командиры наемников отказались даже выдать его тело для погребения, бросив его на съедение диким зверям. Ханнон Великий, выступивший инициатором обмана восставших, возглавил кое-как собранную новую армию. Однако после первых удачных стычек был застигнут врасплох внезапной атакой противника и разбит.

Остатки армии Картхадашта откатились обратно в город и оказались в нем заперты. Не зная, что еще сделать, верхушка Нового города обратилась к старой и мрачной традиции человеческих жертвоприношений, дабы получить помощь богов. Подобная практика существовала во многих государствах, но здесь она отличалась двумя особенностями.

Во-первых, в Картхадаште в критические моменты жертвоприношения проводились с широким масштабом и безжалостностью в присутствии сотен тысяч человек, охватывая сотни жертв.

Во-вторых, если в других государствах убивали рабов и пленных, то в Новом городе приносили в жертву собственных детей, причем для элиты это являлось в критические моменты прямой обязанностью. В сложившейся ситуации каждая семья знати оказалась вынуждена пожертвовать одним своим ребенком.

Не избежал этой участи и Хамилькарт, отдавший «на растерзание» своего последнего четвертого новорождённого сына. Он сам принес его на тофет, священное место с жертвенным огнем. Передав его одному из жрецов в белом одеянии, Хамилькарт с трудом увел оттуда рыдающую жену.

Жертвоприношение приносилось ночью у статуи Баал-Хаммона под печальные звуки флейт и тамбуринов. Отблески пламени из священной ямы вырывали из темноты его большую бронзовую статую, стоящую на краю ямы с протянутыми над горящими углями руками. Из этой ямы поднимался стойкий запах горящей плоти.

Жрец, принявший младенца, подошел к мощенной дорожке к краю ямы и торжественно поклонился бронзовому идолу. У запелёнатого в красную ткань младенца кожаными ремнями связаны руки и ноги. Ребенок не спит; в его широко распахнутых глазах застыло удивление.

Одним заученным движением жрец перерезал младенцу горло, практически не причинив ему боли, спокойно, без борьбы и суеты, единственным взмахом железного лезвия как это делалось на протяжении более шестисот лет в священном месте. Затем тело ребенка положили на вытянутые руки идола, откуда, задержавшись на несколько секунд, оно соскользнуло в пылающую печь ямы. Громче зазвучали флейты и тамбурины. Ритмично, словно в трансе, колеблется толпа, наблюдая за принесением жертвы великому богу, защищавшему Картхадашт с его основания. Ночь напролет продолжается жертвоприношение, пока восходящее солнце не разгоняет ночную тьму. К рассвету металлический бог наелся вволю, и жрецы объявили о его согласии защитить Новый Город.

После принесённых жертв, оказавшись на краю гибели, адират с миатом вновь призвали Хамилькарта. Неимоверными усилиями, сочетая храбрость с жестокостью, ум с изворотливостью и честность с предательством, Барке удалось спасти Новый город. Борьба с бывшими подчинёнными обошлась ему гораздо дороже, чем сражения с Римом. Картхадашт был потрясен до самых своих основ, а Рим, воспользовавшись ситуацией, захватил еще и Корсику с Сардинией.

Это не было предусмотрено мирным договором, и Картхадашт попробовал протестовать, но ему пригрозили войной. Испуганное посольство Нового города моментально пошло на попятную и униженно упрашивало о мире. Рим милостиво дал себя уговорить в обмен на увеличение контрибуции и серьёзные уступки в торговле. В итоге попытка сэкономить обернулась унижением, потерей армии, разорением значительной части граждан и огромными убытками для казны.

Престиж Ханнона Великого упал, а Барка стал национальным героем. Миат, где доминировали сторонники Ханнона, попытался было привлечь Хамилькарта к ответственности, придравшись к поражению на Сицилии. Но на стороне полководца выступили народные массы. Аздрубаал Красивый, лидер баалим, привел тысячи своих сторонников к зданию миата в день процесса. Более того, Барку поддержали сенаторы, сколотившие состояние на торговле, а также бывшие военные, разозленные понесенными потерями.

В результате миат не решился выдвинуть обвинения национальному герою, серьезно перепугавшись уже за собственное будущее. Пытаясь развить успех, Аздрубаал предложил привлечь к ответственности самого Ханнона Великого, лидера крупных землевладельцев, но за него миат встал горой. Талант Аздрубаала не остался не замеченным Хамилькартом, который не просто заключил с ним союз, но и выдал за него среднюю дочь.

Получив в свои руки огромную власть, о которой он даже не мечтал за несколько лет до этого, Хамилькарт решился возглавить возрождение Картхадашта. Для всего этого нужны были новые земли, новые люди, новые ресурсы. Все вышеперечисленное можно было найти только в Иберии, захватив территории с опорой на старые финикийские колонии. Разыскав и достойно похоронив кости Хискона, Барка заставил своих сыновей принести клятву, что они любой ценой продолжат дело, которое стало главным в его жизни. И для достижения это цели его жизни Хамилькарта Барки не хватит…

***

Тот, кто нарушает договор, освобождает от

всякого обязательства другую сторону.

(П. Буаст)

Осень 231 года до н. э., Акра Левка, юго-восточная Иберия.

– Как ты говоришь, зовут главу римского посольства? – переспросил Хамилькарт.

– Гай Лутаций Катул, – ответил вошедший охранник.

– Понятно, – усмехнулся рабимаханат. Память все-таки работает у него по-прежнему хорошо. Десять лет уже прошло, а он помнит все споры с римлянами. Лутаций надо признать согласился с его доводами и даже потом убеждал своих недовольных. Условия мира были приемлемыми, а ненавидеть римлянина, что он разбил Картхадашт просто глупо.

Правда, как краем уха слышал Барка, тот Лутаций умер несколько лет назад, получается, это его сын прибыл. Римляне любят, чтобы старший сын брал все имена своего отца, становясь его полной тезкой. Как они друг друга при этом различают, понимают только всемогущие боги. Хвала Милькарту, у нас не так.

– А как они нас нашли, – поинтересовался Ханнибаал, стоявший рядом с отцом. – Акра Левка только основана.

– Это неудивительно. Известия об Акре Левке распространились уже на север по побережью, а римляне плыли как раз оттуда с Эмпория и Сагунта.

– И зачем они пожаловали, узнать, что мы делаем?

– Подозреваю, что да. Они не дураки, не стоит их недооценивать.

– И что ты теперь будешь делать, отец?

–Организуем им достойный прием. У нас нет оснований им отказать. Провоцировать их недовольство глупо.

Римское посольство действительно узнало об Акре Левке только месяц назад по пути вдоль восточного побережья Иберии. Цель Хамилькарта стала им ясна уже из расспросов местных проводников. Новая крепость вместе с Гадиром обеспечили контроль Картхадашта над всей южной Иберией от берега моря до долины реки Бетис и гор Сьерра-Морена. Это была самая плодородная и развитая зона Иберии. Её связи с финикийскими колониями исчислялись столетиями, перед войной с Римом образовалась уже серьезная зависимость.

Теперь Барка подчинял эти территории Картхадашту, лишая их самостоятельности о внешних делах, но, не сильно вмешиваясь во внутреннюю жизнь. Формально он восстанавливал прежнюю власть своей державы, но основание нового города-крепости Акра Левка выходило за эти рамки. Как следствие, римляне внимательно и со знанием рассматривали и оценивали строящейся форпост бывшего и возможно, будущего врага.

Городу еще не было и года, но его уже успели обнести бревенчатыми стенами. Из зданий были возведены храм Милькарта, покровителя колонистов и лично Хамилькарта, казармы для воинов и дворец командующего. Впрочем, дворцом его можно было назвать лишь с большой натяжкой. Он использовался не только и не столько для жилья, а для хранения припасов, казны, приносимой дани, место работы писцов и казначеев. Его продолжали расширять, пристраивая новые помещения.

Увиденное, заставило гостей призадуматься. Город строился как центр управления новых земель. Достижению этой цели, подчинялось все, включая удобство командующего. При этом Хамилькарт обеспечивал условия для жизни своих подчинённых. Обустройство их быта велось с не меньшей энергией, чем расширение его собственной резиденции. Власть и годы не изменили Барку, он по-прежнему заботился о своих людях, и они явно отвечали ему взаимностью.

Помимо ливийцев в войске Картхадашта было много неизвестных Риму народностей, привлекавших своим видом, оружием, но не поведением. Последнее, как и воинская выучка не уступала ливийцам. Будучи хорошими воинами, римляне могли оценить уровень подготовки чужой армии и невольно отдавали ему должное, особенно в области дисциплины. Сколотить из разношерстной и разноплеменной массы однородное войско, где каждый понимал другого, было тяжелой задачей, но у рабимаханата это получилось.

Первоначальное впечатление только усилилось, когда римлян позвали на прием. Хамилькарт не стал набивать себе цену и пригласил прибывших уже через пару дней. Большой зал дворца был число убран, но лишен особых украшений. Просто, по-военному четко и без вычурности. Столы, накрытые простыми скатертями, стулья соседствовали с табуретами. Все было сделано или на месте, или взято из соседних поселений иберов. Хамилькарт продолжал демонстрировать отличия от основной массы знатных картхадаштцев. Последние выставляли напоказ всю роскошь, подчеркивая богатство и успех.

Вокруг Хамилькарта расположилось несколько картхадаштцев из числа ближайших помощников и торговцы. Наличие последних удивило Лутация, но поразмыслив, он решил, что это объясняется неразберихой, свойственной на начальном этапе работ по строительству города. Наверное, торговцам банально некуда пока податься.

После обмена приветствия и вознесения хвалы богам Барка без обиняков поинтересовался целью посольства. Изначально планируя разговор, римляне предполагали перейти к основному вопросу не сразу, а после долгих приличествующих обстановке пустопорожних разговоров. Так было принято у всех восточных народов, в том числе финикийцев. Пунийцы заимствовали этот обычай у предков, то служило причиной постоянных насмешек со стороны римлян. Умение выражаться кратко ясно быстро и по существу считалось одной из черт настоящего римлянина, недоступное варварам.