Читать книгу Мутация – 2. Изгои - Денис Леонидович Ранюк - Страница 1
Часть 1
ОглавлениеГлава 1 «Злой»
Кладбище в этот час совсем безлюдное. И беззвучное. Здесь больше не услышать вороньего грая. Птицы лишились дома и отчалили искать местечко получше. Благо кладбищ в мертвом городе хватало. Это же поле теперь вполне можно было считать мертвым. Некогда утопавшее в зелени кленов и тополей, оно начисто облысело, лишившись даже маломальских кустов. Всего, что могло скрывать нового врага.
Не только некрополей постигла эта печальная участь. Весь Остров был буквально выбрит подчистую. А все, что когда-то делало его зеленым и уютным, давно сгорело в печах выживших. И сгорело быстро, не дотянув до первой весны, после начала Великой Мутации.
Помимо того, что кладбище утратило растительность, его, как следует, проутюжили бульдозерами. Не вандализма ради. Новый враг умело скрывался под землей. Такой враг, битва с которым не сулила ничего хорошего даже вооруженному человеку.
Первая «продвинутая» особь была замечена и уничтожена именно на этом куске земли.
Смоленское кладбище Васильевского острова утратило, с тех пор, свой привычный вид. Но сумело частично сохранить свой статус, как не брыкались первые рационализаторы, готовые засеять капустой каждый клочок земли. Впрочем, им быстро объяснили, что в мире, где бушует страшная болезнь и полно опасностей погибнуть на ровном месте, кладбище просто необходимо.
Посему не обошлось без компромисса. Людей теперь не погребали традиционным способом. Всех без исключения отныне кремировали, а урну с останками отдавали горюющему родственнику или ответственному лицу. И уже потом прах обретал свой последний приют в огромном новом колумбарии. А две трети площади кладбища агрономы все же сумели отжать у Новоцерковников. И рядом с прахом мертвецов теперь ширилось поле с кочанами.
Те из местных старожилов, что сумели выжить на родной земле, старались обходить это место десятой дорогой потому, как помнили его совсем иным. Тенистым и спокойным.
Таким его помнил и единственный в этот час посетитель. Хоть теперь и смутно. Четверть своей жизни он видел это место засеянным капустой и морковью. На Остров его привезли приемные родители Олеся и Олег. Его родные люди. Те, кто любил его, как родного. Те, кто причинил ему такую боль, которую может причинить только родной человек.
Олеся умерла в самый разгар пандемии от рака печени, а Олег заболел, но не стал дожидаться, когда его организм изменится настолько, что будет представлять опасность для Ивана. Олег выбрал петлю. Они ушли от него.
Иван стоял под каплями назойливой осенней мороси и в тысячный раз перечитывал предсмертную записку приемного отца. По скулам бежали капельки влаги, но то были не слезы. Свои слезы он выплакал тогда, в первый день одиночества. Когда остался один на один со всеми опасностями нового мира.
Иван смотрел на две простенькие урны с тем, что осталось от его близких. Две пригоршни праха. Как мало остается после кремации. И память, что та печь, сжигает воспоминания. Иван смотрел на урны и не мог четко вспомнить родных лиц. Лишь какие-то общие черты. А прошло только пять лет! Может это шутки его собственного мозга, блокирующего все, что способно причинить боль?
А осталась ли боль? Иван много раз прислушивался к своим чувствам. Боли не было. Только ее смутные отголоски где-то глубоко.
Сколько раз он еще вспомнит, что шестнадцатого октября у Олеси день рождения? Сколько еще раз сюда придет?
Он глубоко вздохнул, накинул на голову капюшон куртки. Его пальцы скользнули по обеим урнам. Все. Вроде, как попрощался.
Широким шагом он обогнул колумбарий и вышел на широкую, центральную дорожку смоленского кладбища. До выхода топать недалеко. Слева от него стоял опутанный лесами храм, который уже несколько лет пытались восстановить адепты Новой Церкви. Иван не любил этих фанатиков и не понимал, зачем тратить столько драгоценных ресурсов на восстановление культовых сооружений. Ведь пользы от них никакой. Кроме, наверное, вон той колокольни, где можно было бы устроить неплохую наблюдательную позицию. Вроде пожарной каланчи. Но не более того.
А меж тем, количество приверженцев Новой Церкви неуклонно росло. Над одним таким Иван долго смеялся, когда узнал, что тот таскает десятину этим пройдохам. Каким идиотом нужно быть, чтобы верить во всю эту трихомудь.
Выйдя за ворота, Иван остановился. Впереди был остаток дня, с которым нужно что-то сделать. Сегодня он взял отгул, чтобы навестить своих. Умерших он повидал, но были еще и живые. Их немного, но они были.
Можно сходить к Даниле в «Кожевенник», но не факт, что тот окажется на месте. Он всегда был шибко занятым. По сути, он был одним из главных в их анклаве. То, что когда-то было кожевенным заводом, теперь являло собой крепость в крепости. Там жили самые умные и полезные. При желании, это место могло отбить любую атаку тварей. Людям внутри периметра ничего не угрожает. Если, конечно, говорить исключительно о мутантах. Понятно, что пара танков и несколько РСЗО камня на камне не оставят от этой цитадели. Но выглядела она все равно внушительно с ее высоченными стенами, усеянными пиками, торчащими наружу и вниз, с ее башнями, оборудованными пулеметами и кое-какой броней. А еще «Кожевенник» был полностью автономен, на случай долгой осады.
Одно «но» – такой осады уже долгое время никто не мог представить. Остров был вычищен от тварей. Да и в близлежащих районах мертвого города попадались жалкие единицы, которые предпочитали скрыться от заметившего их патруля или мародерской группы. Иван сам таких встречал неоднократно и даже не тратил патроны, знал, что опасности этот задохлик не представляет.
Вот если останешься с таким один на один, то шансы на выживание резко стремятся к нулю. Силища у этих долговязых доходяг просто фантастическая. Могут запросто оторвать человеку руку. А про зубы и говорить нечего – два ряда острейших лезвий.
Ивану дважды приходилось биться с тварями, не применяя огнестрела. И оба раза на спор. Хотя и тогда он не был совсем безоружным. С ним был его тесак, который напоминал нечто среднее между мачете и саблей. И еще в его молодом теле бурлила необузданная мощь. Если первого мутанта Иван просто покромсал на куски в одном из переулков исторического центра, то второму лишь отрубил тощие руки, после чего поднырнул, под истекающие черной жижей культи и зашел мутанту за спину. Даже со своего роста – без малого два метра – ему пришлось подпрыгнуть, чтобы взять в захват тонкую шею. Иван не собирался душить тварь, зная, что это бесполезно. Он просто стал тянуть и одновременно изгибать шею мутанта влево. Он отлично знал, что эти существа столь же мощны, сколь и хрупки на излом. Послышался хруст и мутант, размахивавший культями, вздрогнул и повалился вместе со своим истязателем.
Ивана приветствовали, как героя, хотя героического тут было мало. Зато устав был нарушен по полной. За такие шалости полагалось серьезное наказание, вплоть до заключения под стражу. Все это отлично понимали. Как, впрочем, и то, что никто об этом никогда не проболтается. Стукачество тут, мягко говоря, не приветствовалось. Можно было навечно вылететь из отряда. С позором.
Все эти приключения Иван находил за пределами Острова. В самом анклаве царили тишина и относительный порядок. Мутанты тут попадались. Как правило, из числа тех, кто боялся рассказать о симптомах начавшейся болезни. Таких было немало. Но превращались они в старых добрых долговязых «баскетболистов». И, утратив человеческий облик, выходили на улицу в поисках жертвы, где и становились мишенью для одного из многочисленных патрулей. Но это уже редкость. Чаще всего кто-то из соседей бил тревогу, заподозрив неладное. Все сейчас были бдительны до крайности.
Ну и люди-детекторы, прозванные в простонародье «нюхачами», могли точно определить, где родилась новая тварь. Не зря же раз в день они объезжали Остров вдоль и поперек.
К таким людям относился и сам Иван. Он перенес заболевание в особой, редкой форме. В безмозглое страшилище не превратился, но навеки обрел возможность видеть сигнатуры мутантов на своем внутреннем радаре. Причем, его чутье считалось одним из самых мощных и дальнобойных в анклаве. Что, в купе с физической мощью и удалью, делало его желанным членом любого отряда.
Его друг и, можно сказать, наставник Данила тоже был нюхачом. Хоть и не таким одаренным. Но он тоже трижды в неделю отбывал свою патрульную повинность, которую ненавидел всем сердцем и ругал при своих самыми последними словами. Данила сильно помог Ивану на первых порах, чувствуя в парне родственную душу. И как мог долго, скрывал его от главного силовика анклава Дениса Львовича.
Иван до сих пор недоумевал, зачем он это делал. Даже спрашивал не раз. Но Данила всегда отвечал на это односложно, мол, настанет время, сам все поймешь. Самому Ивану его дар был по нраву. Как и положение в обществе, которое тот обеспечивал. Нюхачи были самыми редкими людьми на планете. И это без всякого преувеличения. На десять тысяч населения, мог приходиться один такой уникум. А, может, и на все сто. Точно никто не знал.
В островной анклав свозили всех нюхачей с округи все эти пять лет, предоставляя им самые вольготные условия для жизни. Их переманивали со всех других анклавов, порой, подкупая местных князьков. Или угрожая всевозможными пакостями. Каждая экспедиция или торговый караван имели в своем составе нюхача. И нужен он был не столько для определения мутантов, сколько для того, чтобы засечь своего собрата в каком-нибудь далеком остроге. Потому, что помимо тварей, люди-детекторы могли чуять и друг друга. Даже старую поговорку под это переделали: нюхач нюхача, чует из-за плеча.
Но и в десяти таких рейдах, можно было не встретить ни одного уникума. За пять лет существования нового мира, на Остров удалось привезти не более полутора десятка нюхачей. Такая вот статистика.
По Камской Иван дошел до семнадцатой линии. И остановился, как богатырь на перепутье. Впереди целый день, с которым нужно что-то сделать. Отгул – дело серьезное и просрать его просто недопустимо. На всякий случай он уже с утра наметил себе несколько вариантов, как скрасить этот выходной. Нехитрые такие варианты, если вдуматься. И почти все были обусловлены мотивами банальной похоти.
За последние три года Иван обзавелся десятком знакомств, каждое из которых сулило приятные минуты в уютной постели. Ну, ладно, не десяток. Но три – точно. Вроде все хорошо и план вполне ясен, но не тут-то было. Все три его пассии были совершенно разными, и стоило крепко подумать, прежде чем выбирать левую дорожку.
Первую звали Аней. Анкой. Всегда готова к приключениям в койке, если, конечно, не занята кем-то еще. Впрочем, и это ее не всегда останавливало. Секс для нее – религия. Никто не знал, что такое было с ее телом, но количество ее оргазмов всегда стремилось к бесконечности. От чего она и получила однажды прозвище: Анка – пулеметчица. Не красавица и очень корыстолюбивая, но вариант самый безотказный из возможных.
Вторая – Света. Старше Ивана на полтора десятка лет, но сохранившая внешнюю свежесть. Работает врачом в больнице, от чего ее статус и авторитет на Острове крайне высоки. Требовательна и избирательна в сексе. Не побрившись (причем, не только лицо), к ней можно было даже не подкатывать. Света жила безбедно и подарков не требовала, но секс с ней был всегда долог, как чайная церемония. И все из-за утомительных прелюдий с наручниками и каплями свечного воска на груди и животе. На ивановых груди и животе, если быть точным.
И третья дама сердца – Мила. Юная красавица, нежная и тоненькая. Из всех троих, она единственная, кто смотрел на Ивана с обожанием. Их встречи были редки. Отчасти из-за того, что Мила работала нянечкой в одном из двух детских садов на Острове, а сам Иван вечно пропадал в вылазках за периметром. Главной же проблемой для Ивана был именно взгляд зеленых глаз девушки. В нем было столько влюбленности, что парень терялся. Он инстинктивно избегал таких отношений, которые способны сковать его. Лишить независимости и подвижности. А еще он до смерти боялся однажды встать на путь отцовства.