Читать книгу Длань Хаоса - Денис Темный - Страница 1

Ветра не было. Вокруг, как и обычно, царила абсолютная тишина, изредка прерываемая странными неясными звуками, доносившимися с той стороны. Небольшого костра едва хватало для того, чтобы хоть немного развеять тьму вокруг. Но та была настолько плотной и вездесущей, что казалось, могла погасить слабое пламя в любой момент.

«Будь тьма живым существом, ее бы наверняка все это позабавило. Одинокий огонек, пылающий в пустоте. Одинокий человек из ночи в ночь сидящий на одном и том же месте перед тем, чего не в силах понять не только он, но и никто в этом мире. Перед стихией, которую он просто не в состоянии остановить». – Рум поежился.

Воздух вокруг не был настолько холодным, но влага, переполнявшая его, проникала всюду. Стоило даже в сухой одежде провести здесь около получаса, как она, словно грязное изношенное тряпье, начинала липнуть к телу.

В очередной раз мужчина обвел усталым взглядом частокол впереди, всего в нескольких метрах от него, и глубоко вздохнул. Несмотря на поздний час спать ему совершенно не хотелось. Слабость, пропитавшая тело, вовсе не способствовала покою. Что бы он ни делал, о чем бы ни думал, тлеющие угольки беспричинной тревоги постоянно мерцали где-то в самом дальнем углу его сознания, заставляя время от времени испуганно озираться по сторонам. Это подобие страха вовсе не было осознанным, являя собой проявление неких инстинктов, которых мужчина не понимал.

Но, как бы то ни было, это наводило тоску и уныние. Вообще, печалью здесь было пронизано все вокруг – небольшой покосившийся дом – временное пристанище, в котором Рум нес свою службу, безжизненная земля с давно увядшей растительностью, даже пламя костра, недовольно перебирающееся с одной ветки на другую. Единственным, что не вызывало уныния, был Хаос. В отличие от всего остального, он рождал совершенно иные чувства – страх, сомнения, смятение, а иногда – ужас. Поэтому мужчина старался смотреть вперед как можно реже, чтобы его взгляд даже мельком не скользил по стене медленно клубящегося темного марева, простирающегося вправо и влево бесконечно дальше, чем способен был увидеть простой человеческий глаз, и уходящего вверх в бескрайнее, объятое черными тучами небо.

Не то чтобы Рум по-настоящему боялся Хаоса. За несколько лет, проведенных здесь, на посту Одинокого Стража, он привык к нему, привык к тому, что сгустки первозданной мглы постоянно нависают над ним, не суля ничего хорошего. Тварей Хаоса он никогда не видел, а потому мужчине верилось в них весьма слабо. Он полагал, что скорее всего, их придумал Верховный Совет, дабы отпугнуть излишне любопытных, да и попросту глупцов от границ соприкосновения мрака с реальным миром.

Самого же Рума никогда не тянуло узнать, что находится по ту сторону, и существует ли та сторона вообще. И все же истории о монстрах, одним своим видом способных заставить трепетать от ужаса даже самого бывалого воина, порой захватывали воображение.

Жизнь Рума не была даже на толику интересной, преисполненная скучных и совершенно обыденных событий. Сколько себя помнил, он всегда старался плыть по течению, не усложняя свое существование излишними проблемами и заботами. И вот, когда пришло время, он решил стать Одиноким Стражем. Должность эта официально считалась почетной, но на деле на границу отсылали самый ленивый и, порой, весьма проблемный сброд, какой только можно было отыскать в королевстве. Однако мужчина не жаловался. Его устраивало практически все, за исключением того, от чего ему должно было охранять границу.

По крайней мере, тщетность его усилий оправдывалась звонкой монетой, и ему, как многим другим, не приходилось проливать кровь в постоянных сражениях или гнуть спину на полях, пытаясь взрастить хоть что-то на истощенной земле. В любом случае, чем бы он ни занимался, это не меняло бы ровным счетом ничего. Хаос постепенно наступал, год за годом по сантиметру отбирая землю у рода людского, а вместе с ней и возможности к существованию. В некоторых областях это происходило быстрее, кое-где медленнее. Но изменить этого не в силах был никто. Как и выяснить, что такое Хаос и почему он постоянно расширяется. Его мрачное соседство люди ощущали всегда. Он упоминался даже в древних, возрастом в несколько сотен лет, свитках, с которыми горделивые, словно индюки, маги не расставались ни на минуту в своих библиотеках.

Мир менялся все больше. И перемены эти не несли с собой ничего хорошего. Рум помнил, как еще в его детстве солнце поднималось из-за горизонта не позднее десяти часов утра. Теперь же, когда ему давно уже перевалило за четыре десятка, он с горечью осознавал, что за последние несколько лет не смог бы отыскать в памяти и дня, когда рассвет наступил бы так рано. Алое зарево медленно выплывало из-за стены Хаоса лишь ближе к полудню. Конечно, это зависело еще и от времени года, но не заметить очевидного было почти невозможно – с каждым днем ночь отнимала у света все больше отмеренного ему древним порядком времени.

По этой причине увядали сады и чахли поля. Повсюду медленно, но верно воцарялся голод.

Мужчина вздрогнул, словно от холода. Странный шепот, порой доносившийся из Хаоса, усилился подобно порыву ледяного ветра. Такое иногда происходило, но, похоже, привыкнуть к этому было невозможно. Говорят, Хаос мог играть с сознанием людей, но слава Единому, это случалось крайне редко. И все же в минуту душевной слабости многие способны были видеть фантомы невероятных существ, не имеющих ничего общего с тварями из бродивших по округе слухов, невиданные места и даже лики тех, кого уже давно не было в живых. Единственным, что было нужно для этого – находиться неподалеку от треклятого марева, где его влияние, видимо, было особенно сильным.

За несколько лет службы на своем посту, Рум ни разу не стал свидетелем чего-то подобного, но никакой печали по этому поводу не испытывал. Покой в своей жизни он ценил, пожалуй, превыше всего.

Неловким ленивым движением он подбросил несколько веток в угасающий костер и те, с тихим шипением исходящей из них влаги, нехотя воспламенились.

Илиасфену – королевству, чьим подданным являлся мужчина, повезло гораздо больше трех оставшихся стран – тех, что Хаос еще не поглотил. Оно располагалось на берегу океана, поэтому темные стены обступали лишь малую его часть с запада и востока. Другие же государства были практически окружены мраком, и день за днем неумолимая стихия продолжала пожирать их со всех сторон.

Как водится, именно в это нелегкое время человечество явило свету свою истинную натуру. Вместо того чтобы объединиться и помочь друг другу, люди принялись вырезать братьев своих в борьбе за исчезающую землю. Война бушевала повсюду на границах государств, и не было ей конца. Рум понимал ее бессмысленность еще с детства, так как она началась задолго до его рождения. Даже глупец способен был осознать, что убивая себе подобных, они, по меньшей мере, помогают Хаосу. А возможно, и вовсе делают его сильнее. Ведь говорят, что души умерших в этом мире людей отправляются именно туда и безвольно растворяются в его сумрачной материи.

Краем глаза Рум уловил едва заметное движение – тень, скользнувшую неподалеку. Подобное происходило не впервые, он и раньше ощущал рядом чье-то стороннее присутствие, но сегодня это чувство было особенно сильно.

Он спешно огляделся вокруг и, конечно же, никого не увидел. Частокол впереди был не тронут, узкой сетью простираясь вдоль границы Хаоса и утопая во тьме там, куда не доставал свет костра. Преодолеть его было несложно, но мужчина надеялся, что в этом случае он услышал бы хоть какой-либо шум. Конечно, будь это человек. Вот только что за нужда должна погнать этого бедолагу так далеко от границы королевств, да еще проделать весь этот путь в шаге от Хаоса только ради того, чтобы, словно мотылек, выйти на свет костра Одинокого Стража? Даже будь это беглый отряд, его пост был далеко не первым, кого бы они встретили. Да и границы государств, те не знавшие ныне войны области, что находились далеко за линией постоянных военных действий, слишком уж тщательно охранялись.

Тряхнув головой, Рум коснулся рукояти висевшего на поясе меча. По опыту он знал, что такие мысли нужно было гнать прочь как можно скорее, иначе остаток ночи грозил растянуться почти до бесконечности, время от времени пытаясь окунуть мужчину в темный омут беспричинной паники. Давать волю воображению здесь, в этом проклятом месте, было бы слишком большой ошибкой.

Стоило нарастающему волнению лишь немного уняться, как мужчина вновь уловил в стороне причудливо изогнувшуюся тень. Рум что-то злобно пробормотал, а затем, обеими руками собрав увесистую охапку хвороста, почти брезгливо бросил ее в огонь. Ветки воспламенились не сразу, но стоило им разгореться, как света действительно стало немного больше. Он вновь огляделся. Как и прежде, кроме него здесь никого не было.

Внезапно Хаос впереди всколыхнулся. Обычно он медленно клубился подобно темному густому туману, подобно мути в озерной воде, поднятой чьим-то почти незримым движением, сохраняя при этом общую форму непроницаемой стены, сотканной из вязкого марева. Но то, чему мужчина стал свидетелем сейчас, больше походило на огромную волну, на миг нарушившую сами основы того, за чем Рум наблюдал на протяжении вот уже нескольких лет.

Он понятия не имел, что это значило, почему Хаос, всегда спокойный и однообразный, пусть даже на короткий миг изменился до такой степени. Но это явно не сулило ничего хорошего.

Хаос всколыхнулся вновь, на этот раз сопровождая происходящее гулом, напоминавшим пульсацию крови, текущей по крепким венам. Шепот голосов, слышимый ранее, теперь возрос до такой степени, что стало почти возможно различить в нем отдельные слова. Но этого языка Рум не знал. И все же слова, что он слышал, некой таинственной силой давили на его разум.

Страх окутал мужчину холодной липкой пеленой. Он попытался зажать уши руками, но это не помогло. Слова с легкостью проникали сквозь плоть, причиняя такую невероятную боль, что казалось, каждая буква раскаленным клеймом отпечатывалась в его сознании. Уверенность, что вскоре уши начнут кровоточить, укреплялась в нем с каждым мигом.

Все прекратилось так же внезапно, как и началось. Рум позволил рукам опуститься вниз и осмотрел их, облегченно вздохнув – крови не было, кожа на ладонях была чиста. Он медленно поднял глаза и посмотрел вперед, надеясь, что Хаос тоже вернулся в привычную норму.

Несколько коротких мгновений ему казалось, что наваждение действительно осталось позади, как вдруг он услышал новый звук – грохот, ритмично сотрясавший землю и походивший на очень медленный стук чьего-то сердца. А еще он был похож на шаги. Словно что-то огромное надвигалось все ближе, подбираясь к границе призрачного марева из самых его глубин.

В этот момент Одинокий Страж мог бы поклясться чем угодно – столь сильный страх он испытывал впервые в жизни. Рука, крепко сжимавшая рукоять меча, теперь пошла вверх и лезвие с острым металлическим звоном выскользнуло из старых ножен. Отблеск пламенеющих в костре веток отразился от его гладкой поверхности, однако Рум вдруг осознал, что это оружие будет абсолютно бесполезно перед тем, с чем ему предстояло столкнуться. Самым разумным было бы либо повернуться и бежать, что есть сил прочь, либо как можно скорее зажечь сигнальный огонь, чтобы оповестить остальных об опасности, чего, собственно, и требовал от него кодекс. Вот только ноги отказывались ему повиноваться.

Шум нарастал. Теперь к нему примешивалось нечто новое: шорохи, скрежет и странные, не похожие ни на что крики.

На секунду время словно замерло и звуки, казалось, почти полностью затихли, как вдруг клубящаяся ткань Хаоса напряглась, словно поверхность мыльного пузыря, а затем разверзлась в стороны, являя миру свое истинное естество.

Высотой способный потягаться с небольшим замком монстр медленно переставлял четыре огромных лапы, волоча за собой длинный толстый хвост. Вернее, тело его, более похожее на тело огромной гадюки, плавно сужалось, перетекая в хвост, оставлявший за собой глубокую борозду в темной земле. Передняя часть его резко уходила вверх, образуя некое отдаленное подобие человеческой фигуры. И все же там, где должны были находиться руки, вниз свисали два огромных щупальца, а голову венчали сверху уходящие назад, изогнутые полумесяцем рога. Но самым невероятным было то, что плоть его полностью состояла из черных извивающихся змей. Они словно вросли друг в друга, связались в клубки, шипя и брызгая ядом, бессильно пытаясь вырваться из тела, частью которого они теперь являлись. Ничего похожего на лицо чудовище не имело. И единственным, что не позволяло отвести взгляд от его головы, были два пылающих алым светом глаза.

Вслед за ним из марева во тьму ночи выходили и другие, не соизмеримые в размерах, но не менее безобразные твари. Воя, рыча и скребя когтями, полчища их вторгались в этот мир. Частокол, что должен был стать для них препятствием, в миг превратился в груду мелких щепок. Монстр же, что возглавлял их, прошел совсем неподалеку от мужчины, так, словно того не существовало вовсе, словно он являлся чем-то столь ничтожным, что не достойно было даже его взгляда.

Рума охватил дикий животный ужас. Мысли исчезли, разум заполнил страх, от которого он был не в силах сдвинуться с места. В ногах появилась слабость, они затряслись, но, несмотря на это, словно прилипли к земле.

Что-то подлетело сзади, и вскоре Рум осознал, что он уже висит в воздухе, а грудь его, чуть ниже области, где располагалось сердце, пробита насквозь чем-то темным, напоминающим хвост скорпиона с острым длинным жалом, зазубренным на конце. Он взглянул вниз и увидел, как тело его медленно и неумолимо опускается в скопище чавкающих грязных пастей, заполненных мириадами острых зубов, готовых разорвать его на части.

Страха больше не было. Да и боль, вспыхнувшая было на месте раны, также быстро исчезла. Их место заполнило предсмертное спокойствие.

Рум посмотрел вперед, туда, где во все стороны простиралась бескрайняя стена черного во мраке ночи марева, и в тусклом свете костра, чье пламя лишь чудом уцелело до стих пор, увидел чей-то призрачный силуэт. Это был его отец, покинувший сей бренный мир чуть больше десяти лет назад. Он улыбался. Он знал, что сын вскоре присоединится к нему.

Не в силах больше сделать даже вдох, Рум закрыл глаза и под шум, издаваемый пастями чудовищ и собственной, исчезающей в них плоти, растворился в бескрайнем море древнего как само бытие Хаоса.