Читать книгу Альпеншток и Громобоев - Денис Викторович Прохор - Страница 1
ОглавлениеВ одном мгновенье видеть вечность,
Огромный мир – в зерне песка,
В единой горсти – бесконечность
И небо – в чашечке цветка[13].
Содержание.
В наши дни живет себе, поживает некий Громобоев. 35 лет. Разведённый, а по правде брошенный. Имеет на иждивении сына пятнадцати лет, Нитуш – странную предпенсионную особу и друга Альпенштока. Самоучку-изобретателя. Без образования, но с острым чутьем. Громобоев – человек обычный. Не сверху, не снизу. Так по середке. Одним словом материк. Одним словом, Terra Incognita. 20 лет назад Альпеншток изобрел порошок в синих гранулах. Теперь Громобоев продает его, как средство для чистки труб. Разбирают влет. 20 рублей килограмм. В нынешнем году Альпенштоку удалось получить розоватую водицу, секрет которой удастся открыть еще через 20 лет, когда синие гранулы войдут в реакцию с розоватой водицей. Тогда получится преобразователь. Вещество, после приема, которого любая едва уловимая, паутинная фантазия становится железобетонной реальностью. Это свойство преобразователя может привести к неприятным последствиям для Земли и ее обитателей. Чтобы предотвратить развитие разрушительной силы преобразователя, Громобоев из будущего отправляется в наше время, чтобы вместе с современным Громобоевым уничтожить розоватую водицу. Потом вдвоем они отправятся в прошлое, где с помощью третьего Громобоева, попытаются уничтожить синие гранулы преобразователя.
Три возраста Громобоева.
Конец весны – начало лета. Утро на полпути из ванной к чаю и бутербродам. Один знакомый губернский город на берегу одной из великих русских рек. Панорама города такая, что и пиратский и лицензионный Фотошопы пишут заявление по собственному. Здесь им нечего делать. Девятиэтажка на живописной, благодаря стараниям зеленхоза, окраине. Над всем этим летит красивый блюз Михаила Маргулиса. Называется он О.К. Слова в нем такие.
Эта песня вообщем ни о чем.
Может быть о том, что город спит
Или о моих друзьях
Я не видел их давно
Просто мне сегодня хорошо.
Я живу с гитарой за спиной
Мне вода, земля, дорога, дом.
Я наверно проиграл,
Убеждая дурака.
Да и бог с ним мне сегодня хорошо.
Я любя тебя могу летать.
Джимми, Рэй и Роберт полетят со мной.
Протяни свою ладонь. Я коснусь тебя крылом
И поверь мне, что нам будет хорошо.
Звучит песня, а мы видим, что происходит в это время за окнами девятиэтажки. Такие жизненные кусочки. Он и она. Одно на двоих одеяло. Он спит, она грустно смотрит на него.
Пожилой мужчина в майке-алкашке и ситцевых трусах-парашютах занимает холодный стульчак. Раздраженно хлопают крылья газеты.
На балконе торопливо и с опаской добивает сигарету прыщавый подросток.
– Коля, опоздаешь. – слышит он голос из кухни.
Подросток избавляется от окурка. Рукой разгоняет дым. С ненавистью смотрит во двор, где стоит его школа. В это мгновение его школа проваливается под землю .
Она не заботясь о вкусах зрителей, в том в чем была, то есть без ничего падает с кровати и отчаянно визжит. Вместо ее обыкновенного возлюбленного под одеялом спит великолепный мохнатый загорелый самец.
В уборную к пожилому мужчине с блицами вспышек вваливается целая делегация (может значимая политическая персона навроде Жириновского, только настоящая, не актер). Мужчина как был со спущенными трусами поднимается, срам прикрывая газеткой.
– Дорогой ты наш. Принимай от родины за труд твой ударный. – говорит персона и вешает через плечо ошеломленного мужичка орденскую алую ленту.
Подросток открывает крепко зажмуренные глаза. Школа на месте.
– Коля! – ударяет голос.
– Иду, иду. – обреченно огрызается подросток.
Она испуганно поднимает глаза над кроватью. Нет никакого великолепного самца, сладко храпит ее обыденное счастье.
Горько плюет мужчина и садится на уже теплый стульчак. Привиделось.
Открываются створки лифта на первом этаже. Оттуда за клубами розового дыма появляется Первый Громобоев. Он немного стоит в полумраке перед входной дверью подъезда. Наконец толкает дверь и выходит прямо в солнечное утро с последним аккордом блюза.
По одной из липовых аллей городского парка, что лучами расходятся от бетонного штыка, движутся расписанные детские вагончики. Их тянет смешной и смиренный лохматый пони. Движется он очень медленно. Еле-еле. Но пассажиры не покидают вагоны. Это заспанные работники в синих халатах с метелками и вениками. Их развозят для утренней уборки. За детским поездом вприпрыжку бежит Второй Громобоев. Второму Громобоеву около 35. Он крепкий с обозначенным брюшком. Таких множество, особенно в его возрасте. У них малые дети и порывистые движения. Надежда на лучшее и тощий кошелек. Они не нервные. Они озабочены. На Втором Громобоеве льняные широкие брюки, льняной пиджак с накладными карманами и рубашка в крупную оранжевую клетку. Громобоев обгоняет сказочный поезд и у него таинственным образом исчезает оранжевая рубашка. Вот так. Была-была и нет. Это не расстраивает Второго Громобоева. Напротив, он только ускоряет шаг. На площади с бетонным штыком Громобоев подбегает к фургончику торгующему чебуреками, жареными курами и прочей интернациональной снедью. У фургончика посередине окошечко, слева стекло, справа открытый гриль с нанизанными на вертела тушками. Внизу картонка: Куры-гриль. Второй Громобоев просовывает голову в окошечко.
Второй Громобоев: Две шаурмы сделай. Одну с огурцами, вторую с кетчупом.
Высокий атлетичный продавец в дурацком белом колпаке раскатывает тонкие армянские лепешки, насыпает мясо, шинкованную капусту, лук. За этим священнодейством наблюдает неряшливый тщедушный человечек в грязном длинном плаще. Немножечко на ложечку он с придурью.
Человек. Ай-да, Ахметка. Золотой ты, мой творожок. Хоть глаза ему завяжи, хоть руки. Все равно как надо сделает. Не посмотрит.
Второй Громобоев. А он больше ничего не умеет. На человече. (сует неряшливому человеку деньги) Сделай желудку легкий фуршетик, не все ж глазами то жрать. Ослепнешь.
Человек (принимая деньги) Спасибо, добрый человек. А ведь верно ничего то больше он и не умеет.
Второй Громобоев. (забирая еду и расплачиваясь) – Я же говорю. Мировое разделение труда. Кто-то работает, а кто-то нет.
Громобоев уходит.
Человек (вслед) – Спасибо тебе, добрый человек. Помог ты мне.
Второй Громобоев (обернувшись) –Давай-давай, только залпом не ешь. Доброта моя тебе колом встанет.
Громобоев садится за крайний столик под большим зонтиком. Кладет еду и смотрит на часы. Нервно постукивает по крышке стола. К нему подкрадывается Первый Громобоев. Но сделать это незаметно у него не получается. Второй Громобоев оборачивается.
Второй. – Я все помню.
Первый. – Тогда хорошо. Здравствуй, Ералаш Иваныч.
Второй. – Здравствуйте, Андрей Иванович.
Они жмут друг другу руки. Крупный план рукопожатия. Видно, что у них одинаковые бледные татуировки.
Второй. – А вы…ты ничего. Хорошо выглядишь.
Первый.– У нас это не сложно. Я оставил тебя без рубашки. Прости, ничего другого не осилило мой восьми тысячник.
Он хлопает себя по тяжеленькому животику.
Второй. – Ерунда. Я специально взял куртку… Прошу к столу.
Первый (видя шаурму) – Не забыл.
Второй. – А то..
Первый надкусывает шаурму. Он недоволен.
Второй. – А у меня с огурцами. Ну, Ахметка…
Второй идет к фургончику. Первый смотрит на него. Оглядывается по сторонам. Впитывает в себя утро. Ему улыбается человек в грязном плаще. Первый улыбается в ответ. Второй возвращается с холодным чаем и картонкой, на которой написано: Куры-гриль. Садится. Переворачивает картонку. Достает шариковую ручку.
Первый. – Надеюсь я вовремя?
Второй. – Угм… Альпеншток третьи сутки работает. Вот-вот разродится.
Первый. – Значит времени терять нельзя.
Второй. – Как предлагаешь действовать?
Первый. – К Альпенштоку не пойдем. … Тогда наверное домой?
Второй. – Соскучился?
Первый.– Я так долго этого ждал.
Второй. – Тогда вперед.
Второй возвращается к фургончику. Улыбается продавцу и незаметно вешает табличку. Теперь на ней крупно выведено. Воробьи-мутанты. Второй у столика.
Второй. – На рынок заскочим? Товар принять надо.
На городском рынке между вьетнамцами и Крошкой-картошкой у второго Громобоева палатка с бытовой химией. Сейчас она пуста. Продавец Зёма с синими руками, в кепарике, брюках, заправленных в сапоги и пиджаке, сидит на корточках в глубине вьетнамской палатки в окружении вьетнамцев, хлебающих лапшу из глубоких мисок. Зёма тоже ест это варево, но это не мешает честить хозяев и в хвост и в гриву.
Зёма. – Вы же хорьки тут все. По двадцать человек на одной шконке живете. Один бабу щупает, остальные пукают. Че за Вьетнам такой? Че ты улыбаешься мне, форпост социализма в Индокитае?
Вьетнамцы улыбаются, переглядываются и качают головами.
Вьетнамцы. – Сёма – холосий. Сёма – пяница. Сёма всела в лузе лезал.
Зёма. – Как лежал – так и встал. А вы чего? Мы вам: руки прочь от Вьетнама. Октябрёнки вам Золотой ключик и варежки посылали. Я помню у пахана поллитру увел. Так у меня задница ярче кремлевских звезд горела. Понимаете вы, байстрюки Хошимина. Конечно, вы тогда америкосов погнали. С моей-то поллитра. А вы нам чего? Тапки резиновые и бальзам «Звездочка». Вы че думали русские Иваны – дураки, да? Думали не раскусим?
( во рту Зёмы сияет железная фикса.)
Зёма. – Раскусили. Никакие это не конфеты, а хрень, чтоб от геморроя мазаться. А теперь нате-здрасте, ещё и сами приперлись. Так вот вам дуля, а не посылочки. Гнать вас всех отсюда. Домой, понимаесь, домой.
(Вьетнамцы кивают и улыбаются. Первый и Второй Громобоевы подходят к палатке).
Второй. – А где Зёма?
Первый. – Наверное, у вьетнамцев…
( Тут он замечает полиэтиленовый мешок с синими большими гранулами. Мешок стоит на деревянном ящике.)
Первый. – Ты, что Ералаш? Что здесь делает преобразователь?
Второй. – Когда он ещё будет этим преобразователем. А сейчас это замечательное средство для чистки труб. Берут влёт. Двадцатка за килограмм.
Первый. – Это может быть опасно. Ты думал об этом?
Второй. – Перестань. Ты же здесь… Где этот урка?
( Второй идет к палатке вьетнамцев. Первый после некоторого раздумья снимает мешок с ящика и бросает его в угол. К вьетнамской палатке они подходят вместе).
Зёма (голосом диктора)– … И о культуре… Пушкин там, Достоевский, но за Аллу Борисовну пупки ваши вьетнамские буду щёлкать, как белочка орешки.
Второй. – Зёма! Ты что здесь делаешь?
Зёма. – Андрей Иваныч… Соколик, ты мой… А я здесь политинформацию провожу с желтокожими братьями.
Второй. – Почему палатку оставил? Товар принял?
Зёма. – Обижаешь, далай-лама. 16 упаковочек Лотоса, как один. Ноздрю мне отрежь, если вру…
( Зёма на полном серьёзе протягивает нож.)
Второй. – Убери ты, господи, эту ковырялку. Показывай, чего ты там напринимал?
( Второй и Первый возвращаются к палатке. Зёма объясняет на ходу.)
Зёма. – Всё в масть, седой шкипер. Как наказывал Три упаковочки по пять пачек. Кадык ставлю. Всего 16.
( Второй быстро пересчитывает).
Второй. – Верно. 16.
Зёма. – Во, я же говорю тебе, генерал-аншеф. Эта приблуда водила отдавать не хотел.
Второй. – Ничего не понимаю.
Первый. – Зёма. А сколько будет три умножить на пять.
Зёма. – Ясен красен. 16.
Первый. – А пять ю шесть?
Зёма. – 36.
Первый.(обращаясь ко Второму) – Я оценил эту способность только через год. Он и сдачу так выдаёт… Идеальный продавец.
Зема. – А ты, что подсвечник, чтобы всё знать. Калежский агрессор, это что дядька твой?
Второй. – Дядька. Только очень далекий. Смотри, Зёма, меня неделю не будет. Поедем с дядькой на рыбалку. На тебя всё оставляю. Понял.
Зёма. – Ферштейн, хер майор.
Второй. – Рае скажешь, чтобы за зарплатой ко мне домой зашла. Сын отдаст. Как твои, оглоеды?
Зёма. – Одно слово – пятёрик со строгой изоляцией. Это ходка на всю жизнь, дядька ты мой, Черномор.
Первый. – Зём, ты сегодня это.. Ты в Ромашку сегодня не ходи. Рая ругаться будет.
( Первый и Второй уходят).
Зёма (вслед) – А она у меня и так как телевизор. Сперва Что? Где? Когда?, а потом Король Ринга без перерыва на рекламу. В Ромашку не ходи… А я пойду… За ради интересу…
(Первый и Второй поднимаются по лестнице жилого дома.)
Второй. – А у тебя Зёма сколько из кассы брал?
Первый. – Не больше сотни каждый день тянул.
Второй. – А у меня однажды тысячу увел. Потом целый месяц глаз не поднимал.
Первый. – Отучить не пробовал?
Второй. – А ты?
(Первый улыбается)
Второй. – Вот и я о том же.
(Они останавливаются на лестничной площадке. Второй хлопает по карманам. Первый протягивает второму связку ключей.)
Первый. – Я сохранил их после переезда.
Второй (вставляя ключ в замок.) – Что чувствуешь?
Первый (манерничает) – Понимаешь. Это двоякое чувство. Рецепторность восприятия зависит от той ментальной конструкции, которая возникает темпорально.
( Второй смотрит недоумённо)
Первый. – Я хочу сказать… Открывай давай.
Они входят в квартиру. Их встречает Нитуш – востроносая, подвижная с короткими кудряшками, лет пятидесяти. Может чуть больше. Работает на дому. Занимается созданием мозаики. Она только начала складывать разноцветные камешки, когда услышала шум в прихожей.