Читать книгу 72 часа - Денис Зорин - Страница 1

Вступление:       Меня зовут Зорин Денис, прописан в городе Верхнедвинск Витебской области. Гражданин России. Восемь лет назад впервые побывал в Беларуси и влюбился. И год спустя купил дом в Верхнедвинске. Кровавые события августа не оставили меня равнодушным, хотя я понимал, что мне следует соблюдать тишину и не реагировать, иначе меня просто депортируют. Но когда вскрылись пытки и убийства любимых беларусов, я наплевал на все меры предосторожности и начал писать в своих соцсетях всё, что я думаю. Я понимал, что и за мной придут. Но и молчать я не мог. На митинги не выходил по совету местных друзей, потому что иностранцев просто вывозили из страны. В ноябре я был в Москве по делам, мне написали соседи: «Тебя ищут, тебя посадят. Не приезжай». Я ни секунды не сомневался. Я хотел быть со своим народом. Звучит пафосно, но я именно так и чувствую беларусов – это мои люди, я им многим обязан.      Я хотел страдать вместе с ними.

29 декабря: Первый день, когда я чувствовал себя здоровым после двух недель тяжёлой болезни. Утром побывал в поликлинике, где меня послушали, измерили температуру. Я был здоров. Затем отправился в миграционную службу. Пришло время подавать документы на продление вида на жительство. Там меня пригласили побеседовать на второй этаж РОВД. Оставили ждать в коридоре. Задержали в 10:30. Перед задержанием я успел сходить на почту оплатить пошлину (54 byn). Потянулись долгие часы ожидания. Мимо меня ходили люди, заходили в кабинет №6 и выходили. В кабинете кто-то воскликнул: «Кто такой Зорин?! Впервые о нём слышу!» Вот это было неприятно. Обычно меня всегда все знают. «Нужно сделать так, чтобы такой фразы в этих стенах больше не звучало», – подумал я. Я был уверен, что со мной быстро поговорят и отпустят. Подумаешь, я писал про трибунал для всем нам известного гражданина. Сейчас это уже мало кому интересно. Я начал нервничать, когда все люди вышли из кабинета, заперли его на ключ и ушли на обед. Я всегда нервничаю, когда обедать уходят без меня. Но в этот раз чего—то ждали. Я достал телефон и написал друзьям, что меня арестовали и будут сажать. Почему я сделал такой вывод, сказать не могу, я не всё могу сейчас написать, даже намекнуть не могу. Близкие все эти моменты знают, этого пока достаточно. Скажу коротко: я услышал, что за мной едут из Витебска. Переписывался я недолго, минут десять, как появился дежурный и попросил отдать ему мой телефон. «Посетителям нельзя с телефоном сюда». Оказывается, я посетитель. Посетитель может уйти в любой момент. Но я не мог.

Утром ничего не ел и не пил, но в туалет меня погнало. Спросил проходящего мимо сотрудника: «А если мне нужно в туалет, мне что делать?» Повёл меня в общий туалет рядом с дежуркой на входе. Сунулся в одну кабинку – там нет бумаги, сунулся во вторую – и там нет. Подниматься на второй этаж к моей куртке, где у меня бумажные платки, было плохой идеей. «Что же вы за люди такие?!» – шептал я сам с собой, пока рылся в урне для использованной бумаги. Но там решительно вся бумага была грязная. В повидле, если иносказательно. Использовать повторно было невозможно. Мне улыбнулась удача во второй кабинке. Сверху лежали два куска туалетной бумаги, сложенной в несколько слоёв с остатками мочи. Бумага успела высохнуть наполовину. Вот этим я подтирал себе зад. Мыла там не оказалось, видимо, каждый сотрудник ходит со своей бумагой и своим мылом. Напротив того места, где я сидел уже несколько часов, размещался стенд с историей организации. НКВД, НКВД, НКВД. На каждой строке НКВД с новыми добавочными буквами. Организация долго сохраняла название, потом вообще отказалась от этих букв, а зря: методы остались те же. С той разницей, что в Куропатах не расстреливают. Но это лишь пока. Мне нечем было заняться, потому снова и снова я читал о славных днях НКВД, когда они меняли своё название, в чьих застенках я сейчас и находился. «Они даже не стесняются», – снова и снова ловил я себя на этой мысли. Священника из нашего костёла они тоже так долго держали в неведении? Или он узнал о расстреле в последний момент? Это та же самая организация. Теперь я понимал, что я попал в жернова, что нужно готовиться к любому сценарию, вплоть до вывоза в лес и пулю в затылок.

Примерно в 17:30 приехали два следователя из Витебска. Я просидел в коридоре семь часов. Кто-то рявкнул: «Собирайся! В карьер на расстрел!» И заржал от своего остроумия. Пока я надевал пуховик, ко мне подскочил лысый человек в штатском. Он весь день ходил мимо меня молча, но теперь не сдержался.

– Ну что, оппозиционер, будешь ещё писать в интернете?

– Я буду писать ещё больше. – ответил я ему тихо.

– Что—о—о—о?! Да ты з-з-з-дохнешь в тюрьме!!! – кричал он мне вслед.

Меня посадили в автомобиль, два следователя спереди и «рядовой» рядом со мной. Следователь задал вопрос:

– Вы ведь уже догадались, за что вас задержали?

– Меня задержали? Мне сказали, что со мной хотят побеседовать. Нет, не догадываюсь.

– Сейчас мы поедем к вам домой, покажете нам свои компьютеры и телефоны. Посмотрим на них, может, и забирать ничего не будем. (Враньё)

– Я хочу позвонить в посольство консулу и своему адвокату. – Да-да, обязательно позвОните. (Враньё)

– В чём же меня обвиняют?

– Скоро узнаете. У нас есть все доказательства: ай пи, биллинги, всё видно, откуда вы писали. Нам даже не требуется ваше признание, доказательств хватает. (Враньё! Всё враньё!)

– Меня обвиняют в попытке государственного переворота?

– А что вы ёрничаете? Мы же с вами по-хорошему. У нас работа такая, нужно отработать бумажку. Нам радости не доставляет заниматься такими делами.

«Товарищи из Витебска» прикинулись такими добродушными простачками, вынужденные заниматься бумажной волокитой и бюрократией. Только у меня дома мне показали постановление на обыск. Некий следователь из Витебска возбудился делом в конце ноября по поводу оставленного мною комментария в интернете о местном участковом. Удивило то, что моим делом занимается отдел по борьбе с наркотиками. Несколько следователей.

– Так вы мне наркотики привезли?! – воскликнул я радостно. Теперь я всё понял, как и за что меня будут сажать.

Следователь помладше смутился.

– Да нет, просто у нас не хватает следователей, вот и назначили.

Очень вероятно, что планировалась отработанная схема «Подкинуть и посадить». Забегая вперёд, скажу, что после моего освобождения ко мне пришли несколько незнакомых человек, сказали, что они соседи с другой улицы. Обшарили каждый угол в доме. После их обыска я потом неделю наводил порядок. А следователи из Витебска, чьих имён я не знаю, потому что имён своих не называли, вели себя сдержанно, обшаривали полки с трусами аккуратно, мне даже не пришлось складывать заново.

Лишь месяц спустя я вспомнил название того чата, организованного местной активисткой, которая по слухам сотрудничала с КГБ, сдавая всех опасных для власти людей. Она уверяла, что каждый участник надёжный, можно обсуждать всё. Например, когда рисовать протестную символику или выходить на тайный пикет. Все под колпаком у КГБ.

Участковый был моим хорошим знакомым, в своё время мне сильно помог, за что я ему благодарен по сей день. Его выбрали потому, что не в первый раз его оскорбляют в интернете, людей находили, хватали, сажали на несколько суток и более, присуждали выплачивать моральную компенсацию. В среднем по 1 500 byn с человека. Я рассмеялся. Они не осмелились возбуждаться насчёт моих реальных высказываний в интернете, потому что люди стали бы копировать эти высказывания. А сфабриковать дело о комментарии труда не составило и не вызывает общественного интереса. И они были правы: ни одно издание не заинтересовалось моим делом. Меня ведь не пытали и не насиловали, писать не о чем. Я отказался признавать вину. Меня долго убеждали признаться. Один мой знакомый рассказывал, как следователи работали с ним. Убеждают так, что ты сам начинаешь верить, что совершил деяние, хотя точно знаешь, что не совершал, но сомнения закрадываются. Со мной схема была такой же.

– Может, написали и забыли?

– Нет, не забыл. Нет, не писал.

– Заметьте, мы ведём себя вежливо, не избиваем вас.

– Меня это тоже удивляет.

Во время переписи моих компьютеров я задал вопрос:

– Может, мне собрать сумку для тюрьмы?

Молодой следователь удивился:

– Нет! Никто вас в тюрьму не повезёт.

Очень важный момент. Очень! При обыске следователь переписывал номера компьютеров, айпэда и айфона, всё, как положено. Но вот одна крошечная досада. Совсем мелочь. Мне забыли отдать копию списка моей техники. А значит, они у меня ничего не брали и ничего не должны. Ну да, есть понятые, но я не стану их беспокоить. Потому что с ними или без мне всё равно ничего не вернут. Так работает система в Беларуси, таких случаев много.

Они заранее знали, что меня надолго посадят в Витебское СИЗО, схема была отработана. Но в последний момент ситуация резко изменилась.

После обыска мы вернулись в РОВД, где опять чего-то долго ждали в коридоре. Затем меня завели в кабинет, где со мной остался разговаривать один из следователей. Добродушие и вежливость были оставлены за дверью. Около часа мне рассказывал, как сотрудники выполняют приказ, вылавливая всех несогласных, а если приказ будет нарушен, то он станет предателем, а предатели никому не нужны. Риторика для первоклассников, но точно не для меня. Время от времени заходил следователь помладше, «модный пиджачок», как я называл его про себя. Надеюсь, это не попадает под статью 369 УК РБ. Немедленно признаю вину и готов отбывать срок в концлагере под Слуцком. Его приталенный пиджачок очень ему шёл, но злобный взгляд выдавал сотрудника НКВД. Что-то мешало им забить меня дубинками на каменном полу карцера. В какой-то момент я отрешился от происходящего и наблюдал происходящее со стороны. За собой, за входящими сотрудниками, которые трясли передо мной листком из принтера копией комментария из «секретного» чата, который выдавался как неоспоримое доказательство моего злодеяния.

– Это ваше единственное доказательство? – я откровенно смеялся над этой бумажкой. Где она была утром, когда я рылся в туалетных урнах…

– Нет, конечно! У нас много доказательств (модный пиджак разводит руками, показывая, как много у них доказательств). Но мы же не будем сейчас их показывать.