Оглавление
Диана Акерман. Всеобщая история любви
Предисловие
Словарь любви
Долгое желание. История любви
Египет
Возлюбленная истории, коварная царица
Искусство в Древнем Египте
Иероглифическая любовная лирика
«Сестра моя, моя невеста»
Долгое желание
Греция
Мир царственного гражданина
Мир женщины
Мужчины, любящие мужчин
Семья
Орфей и Эвридика
Рим
Кошмар девушек
Дидона и Эней
Семья
О, победа!
Овидий и наука любви
Украшая досуг
Средние века
Рождение рыцарства
Книги о любви
Трубадуры
Бунт сердца
Истоки куртуазной любви
Абеляр и Элоиза
Новое время
Ангел и ведьма
Ромео и Джульетта
Обузданные сердца
Обморок наяву
Возвращение к куртуазной любви
Домашний рай
Современная любовь
Сердце – одинокий охотник. Представления о любви
Платон: Совершенный союз
Стендаль: таинственная страсть
Дени де Ружмон: любовь и магия
Марсель Пруст и эротика ожидания
Фрейд: истоки желания
Теория привязанности
Все воспламеняет огонь. Природа любви
Расстройства любви
Покалеченная любовь
Проклятие племени ик
Соната ствола мозга: нейрофизиология любви
Эволюция любви
Адаптирующийся мозг
Чувствительные парни Нового времени
Прелюбодеяние
Борьба полов
Химия любви
Материнская любовь, отцовская любовь
Химия объятий
Химия влюбленности
Химия привязанности
Химия развода
Афродизиаки
Неизбежная страсть. Эротика любви
Пламя плоти: почему эволюционировал секс
Пикантность жизни
Лицо
Эволюция лица
Выживание самого симпатичного
Наши пристрастия
Волосы
Женщины и лошади
Мужчины и машины
«Инди-500»
Легчайшее из желаний: секс и полет
Крылья над Африкой
Мужчины и русалки
Сексуальный шик: извращение как мода
Поцелуй
О чувственности взгляда
Странное и удивительное. Любовные обычаи
Образцы в природе
Ухаживание
Плоть моей плоти: брак
О пенисах и влагалищах
Любовь на грани: супружеские измены, сумасбродства и преступления
Компас любви. Разнообразие любви
Альтруизм
Любовь милосердная: «интерпласт»
Из любви к посторонним: жизнь и смерть в Океании
О религиозной любви
Любовь как перенос
О любви к братьям нашим меньшим
Постскриптум
Музей
Благодарности
Что почитать
Разрешения
Отрывок из книги
Любовь – это великое непостижимое. В страшных снах, одержимые одними чувствами, мы создаем чудовищ. Ненависть крадется по улицам, с ее клыков капает кровь, страх парит над узкими улочками на крыльях нетопыря, и ревность гонит по небу липкую паутину. В дневных грезах мы можем сохранять самообладание, отражать нападки противника, одерживая победы на полях славы под восхищенные крики толпы, стремительно бросаясь в самое пекло. Любовь – это сон, мечта, греза, но какая? Безумная и безмятежная, неусыпная и спокойная, мучительная и крепкая, взрывная и уравновешенная – любовь командует огромной армией настроений. Надеясь на победу, прихрамывая после последней схватки, влюбленные выходят на арену снова и снова. Мы затихаем, но мы бесстрашны, как гладиаторы.
Я подношу стеклянную призму к окну. Сквозь нее проникает солнечный свет и падает на пол, переливаясь всеми цветами радуги. То, что мы называем белым, – это целый спектр разноцветных лучей, заключенных в тесном пространстве. И призма их освобождает. Любовь – это белый цвет чувств. Она включает в себя множество ощущений, которые, из лени или по ошибке, мы вмещаем в одно слово. Искусство – это призма, которая их освобождает, а эти ощущения потом образуют разные сочетания. Когда искусство распутывает плотный клубок чувств, любовь обнажает их суть. Но их нельзя ни измерить, ни систематизировать. Все соглашаются с тем, что любовь – это нечто восхитительное, что без нее невозможно, но все думают о ней по-разному. Однажды я услышала, как спортивный комментатор сказал о баскетболисте: «Ему подвластно непостижимое. Только полюбуйтесь на его танец». Каким бы возвышенным ни было представление о любви, для ее объяснения пригодился бы и самый приземленный образ, если он точно ухватывает ее суть. Несколько лет назад у меня был роман с одним мужчиной, и этот роман был для меня и спортом, и развлечением. Но в конце он некрасиво остановил мяч в игре моей жизни. Однако в целом любви подвластно все непостижимое. Она позволяет нам исполнять наш самый прекрасный танец.
.....
Эта атмосфера переворота, социальных перемен и надежд вспоминается мне сейчас, когда я описываю Афины V века до н. э. Война и политика привели к появлению радикальной идеи неуемной демократии, при которой граждане могли излагать свои взгляды, какими бы новаторскими они ни были, и предлагать свои мнения государственному собранию. На общественную должность можно было избрать любого гражданина старше тридцати лет. Ежедневные интриги этого энергичного самоуправления становились предметом судебных разбирательств и лили воду на мельницу слухов. В Афинах жили лишь около тридцати тысяч человек – немногим больше, чем в городке северной части штата Нью-Йорк, где я живу. И тем не менее Афины породили целую когорту блистательных мыслителей и созидателей, идеи которых легли в основу западной цивилизации. Многие из них наверняка дружили, их пути постоянно пересекались; по крайней мере, они знали друг друга в лицо. Это был компактный город, где все было пронизано состязательностью: греки обожали устраивать соревнования, физические и интеллектуальные. Быть гражданином Афин значило обладать статусом, престижем, экономическими возможностями (владеть недвижимостью могли только граждане) и ощущением знатности (оба родителя должны были быть афинянами; в IV веке афиняне даже не имели права вступать в брак с неафинянами). В Афинах все вращалось вокруг прав граждан – эти права были священны. Это ощущение гордо объяснял Перикл, и позже эти положения будут приняты колониальной Америкой почти дословно:
При таких идеалах, при интеллектуальной открытости для всех политика стала для Афин тонизирующим средством, однако пользоваться им могли только мужчины. Женщинам не позволялось быть гражданами: политика могла сделать их чересчур энергичными – ведь всем известно, что женщины по природе неразумны, истеричны, прожорливы, склонны к пьянству и одержимы склонностью к плотским удовольствиям. Считалось, что их разум и воля недостаточно сильны, чтобы взять на себя столь жизненно важную ответственность, как самоуправление. Неспособны они и вести оживленные беседы. Жена не ела за одним столом с мужем, а если он приводил гостя, то все женщины дома должны были удалиться на женскую половину. Любую женщину, которая присутствовала среди мужчин, – даже если она участвовала исключительно в разговорах, – считали проституткой. Но это не значит, что к женщинам относились плохо. В греческой литературе о женщинах нередко говорилось с нежностью, а домашние сцены любовно изображали на вазах. Судебные речи часто включали в себя чувствительное упоминание о матери, сестре, жене или дочери одного из участников процесса, и содержался призыв учитывать их интересы. Мужчины не прибегали бы к таким уловкам, если бы они не думали, что эти хитрости подействуют. Однако семья могла быть уверена в чистоте своего рода только при условии, что за женой строго следили. Место ее было в темном подвале дома, рядом с другими богатствами.
.....
