Читать книгу И тени затмили свет - Диана Дитеровна Бауманн - Страница 1

И в прологе честь ответов найдём

Самая трудная вещь на свете – это думать своей собственной головой. Вот, наверное, почему так мало людей этим занимается.

Генри Форд

Больно.

Почему так больно? Почему из сердца так и текла кровь, окрашивая весь бесконечный океан отчаяния и несбывшихся надежд в алый цвет? Почему душа трескалась, распадалась на части, падала во тьму? «Это пройдёт, не переживай. Всё будет хорошо», – так постоянно отвечал отец на жалобы своего сына. Ха-ха, смешно. Вот только ничего не проходило. Боль оставалась на месте, с каждым днём всё больше и больше напоминая о себе. Почему? Потому что отец не знал, что помимо физической боли есть ещё и моральная. Он не понимал, что внутренние страдания куда тяжелее внешних.

Куда больнее.

Четырнадцатилетний рыжеволосый мальчик покачал кудрявой головой, тяжело вздыхая. Не раз такие мысли штурмовали его мозг, отчего на душе становилось ещё более паршиво. Ничего нового, всего лишь очередной плохой день. Как всегда. «Пора бы что ли уже с этим смириться, – думал юноша, глядя в одну точку перед собой, – признать, что я неудачник. Банально, правда? Но я так не могу. Каждый день я просыпаюсь и думаю, что сегодня всё изменится, сегодня я займу первое место, смогу заговорить с понравившейся девочкой, стану крутым перед друзьями, каким и должен быть. А в итоге что? В итоге я играю чужую роль».

Его тусклый взгляд тёмно-зелёных, как мокрый мох, глаз прошёлся по стоящей вокруг обстановке: унылое, вечно белое небо, которым нельзя любоваться, грязные, с оттенком серого, точно старые фотографии, деревья с чёрными полугнилыми листьями, которые никогда не опадали. Это было место, называвшееся Затишьем. Миром, где обитали настоящие души людей, их мысли, истинные образы и искренние чувства.

Серый мир правды. Даже забавно.

– Эй! Ты заснул, что ли?

К мальчику подошёл крупный, мускулистый мужчина, такой же рыжий, как и его сын. Суровым взглядом он посмотрел на юнца и покачал головой. Он всегда качал головой, когда был недоволен. А недоволен он был очень часто.

– Я тебе поручил почистить аиста. А ты что делаешь? Опять дурью маешься?

– Мне больно, – жалобно ответил четырнадцатилетний паренёк. – Очень больно.

– Только не надо опять за своё, – закатил глаза его отец и упёр сильные руки в бока. Он был таким высоким и большим, что его можно было сравнить со старым дубом. – Уже и так все уши про это прожужжал. Всё пройдёт, ты же знаешь.

– Знаю, но ничего не проходит, – с нотками отчаяния в голосе возразил мальчик.

– Значит, займись делом, может, так поможет, – строго приказал мужчина и скрылся за углом старого, бревенчатого, покрытого мхом, дома.

Юноша, тяжело вздохнув, встал со скамейки. Он уже давно понял, что рассказывать отцу о своих проблемах – как об стенку биться, она всё равно ничего не поймёт и не сломается. Бесполезно. Порой, конечно, казалось, что этот взрослый человек что-то понял, воспринял жалобы своего сына серьёзно, но через несколько секунд он снова отвлекался на работу и обо всём забывал. Ему было всё равно на бедного мальчика. Кому какая разница, что ныл этот неудачник? Разве стоило вслушиваться в его слова? Нет, конечно. Это глупо. Глупо помогать таким, как он. Зачем спасать того, кто уже пал? Того, кто мёртв внутри?

А может, мертв не он, а всё общество вокруг. Кто знает.

Сгорбившись от своих мыслей, парнишка медленно подошёл к гнезду аиста. Интересный факт: в Затишье эти птицы создавали свой дом не на деревьях, а на земле, чтобы такие жалкие люди, как он, чистили им крылья и помогали. Да и аисты были не совсем обычные: их серые перья отливали серебром, точно были покрыты тонким слоем бензина; клюв был чёрный, как глубины океана, глаза блистали алой кровью, будто были готовы сожрать любого подлеца со всеми потрохами. От одного их дикого взгляда бросало в дрожь и становилось так страшно на душе, словно тараканы по ней бегали.

Жуть.

Рыжий мальчик взял тряпку со стула и с тревожным подозрением посмотрел на двух аистов, которые будто и ждали, чтобы он отвернулся и они смогли впиться своим острым клювом ему в мозг, выклевать его как нечто ужасно вкусное. От этих мыслей юноше стало нехорошо. Боль смешалась с привычным страхом. Как же он ненавидел оставаться наедине с этими птицами, как же он ненавидел себя за пагубный страх, внутреннюю трусость, за маску, которую он носил в реальности изо дня в день.

Как же он ненавидел себя.

Юнец хотел измениться, стать таким, каким он всегда представлял себя в мечтах: смелым, бесстрашным героем, спасающим жизни людей, крутой знаменитостью школы, которого любили бы все девушки, лидером гнилого человечества.

Ха-ха, смешно.

Быть первым, чтобы править мёртвым обществом. Забавно.

Один из аистов странно посмотрел на рыжеволосого парнишку, когда на его бледном, веснушчатом лице растянулась сумасшедшая улыбка. Они словно побоялись его. Душу, вечно падающую в пустоту. Во тьму.

– Не бойтесь.

Мальчик как можно дружелюбнее улыбнулся, хотя сам в душе испытывал страх. Раздирающий плоть, пожирающий кости, пьющий черноту страх, нагнетающий ещё больших мрачных мыслей. Как всегда. Всё как всегда. Ничего нового. Даже как-то печально от всего этого однообразия.

– Может, тогда покончить со всем этим? – тихо спросил самого себя подросток, следуя за своими мыслями.

Он аккуратно, стараясь подавить страх, чтобы руки не дрожали, тёр тонкой, грязноватой тряпочкой крылья одного аиста. Второй терпеливо ждал, следя за каждым движением чистильщика своими чёрными бусинками, чем-то смахивающими на глаза ворона. На его слова птица повернула голову на бок и тревожно переступила с ноги на ногу в широком, красивом гнезде.

«Говорят, что перо серого аиста из Затишья (или как его ещё называют Молчаливый аист) очень острое. Настолько острое, что его можно сравнить со стальным королевским клинком, который не раз побывал в кровавом бою», – вспомнил слова отца юнец, когда его папа рассказывал ему об искусстве ухода за этими странными, не совсем обычными птицами, которые имели свою роль как в Затишье, так и в реальном мире. Он сейчас не мог припомнить, зачем именно нужны эти аисты, да ему было плевать на это – боль всё равно останется болью, не смотря на каких-то там нетипичных животных. Подумаешь, они приведут ещё одну несчастную душу в этот серый мир правды. Ему, четырнадцатилетнему неудачнику, лучше от этого ни фига не станет. Так что можно было не заморачивать лишним бредом свою голову. Лучше вместо этого придумать новый способ, как покончить с собой. Зачем идти по стопам всех бывших самоубийц? Лучше придумать что-то своё. Не банальное.

И вот это новое решение было прямо перед парнем. Молчаливый аист, перья которого можно было использовать в своих тёмных целях. Что ещё могло быть лучше?

Как же забавно.

Рыжий юноша чувствовал себя злым гением, у которого в бездне тьмы родилась очередная безумная идея. Идея, как уничтожить свой мир. Себя.

Он ощущал прилив нездорового веселья, которое не могло привести ни к чему хорошему.

– Тише-тише, мои славные… – поговаривал он себе под нос, осторожно гладя серебристые крылья аиста влажной тряпкой. Они ярко заблистали после городской пыли, и этот блеск был среди унылого, серого Затишья как яркий луч солнца.

Резко, одним движением израненных пальцев, мальчик выдернул серое перо из птицы. Оно оказалось довольно тяжёлым и твёрдым на вид, словно и вправду стало настоящим мечом. Осталось лишь этот меч воткнуть в себя. Убить своё сердце, покрытое плесенью и тухлыми надеждами.

И всё бы ничего, только аист вдруг громко закричал. Закричал так, как кричали дети, у которых отняли любимую игрушку. Казалось, что на те секунды, когда длился этот будто предсмертный вопль, затихло всё вокруг, застыло в ожидании жуткого кошмара. Кошмара всех кошмаров. Почему? Потому что первое и единственное правило в Затишье было то, что ни при каких условиях, никогда и ни для чего не шуметь. Не кричать, не свистеть, не громко топать по полу, ничего из этого.

Однако этот ужасный вопль аиста разрушил вечно стоящую в Затишье тишину. Даже как-то странно звучало.

Юнец в испуге отошёл от гнезда птиц, которые с кровожадным гневом взирали на него – бедного мальчика, держащего трясущимися руками сверкающее перо-меч. Он пятился назад и в ужасе смотрел, как Молчаливые аисты медленно подходили к нему, высоко поднимая длинные ноги с острыми, как сурикены, когтями. Они шипели на него и выглядели при этом как самые настоящие хищные звери, на равне которых не устоял бы даже лев.

Но паренёк боялся не аистов. Он нутром чуял, что они ничего не сделают ему. Наверное. Всю кровавую работу за них сделают их прислужники – Слуги Смерти.

И именно они сейчас летели с белого неба прямо на него. Полугнилые, окровавленные трупы, пустота которых заполнена только голодными червями, они были накрыты грязной, некогда белой, длинной тканью, отчего при полете эти живые мертвецы были чем-то похожи на привидений. Ужасных, жутких приведений, которые были куда страшнее всех других, обычных. Куда сильнее, кровожаднее. И опаснее. Один слишком громкий для них звук мог стоить жизни.

Как, к примеру, сейчас, когда рыжеволосый юнец пытался спастись от смерти, как бы нелепо это ни звучало, потому что несколько секунд назад он хотел умереть. Но такой смертью он погибать не хотел – смелости не хватало. Поэтому что он делал? Правильно – бежал со всех ног прямо в чащу серого леса.

Ветки ударяли в лицо, корни подворачивались под ноги будто специально, перо-меч, казалось, тяжелело после каждого метра. Сердце стучало как бешеное, точно звуки дятла раздавались по бессловестному лесу, дикий страх сковал горло, отчего становилось трудно дышать. Казалось, что вот-вот – и бедный мальчик замертво упадёт на холодную землю. Но он не сдавался и бежал изо всех сил, слыша, как за спиной раздавались жуткие шипения Слуг Смерти.

– Дьявол, – выругался парень, когда случайно споткнулся и со всей скорости упал лицом прямо в грязь. С ним, правда, всегда такое случалось, но менее реалистично. Не в прямом смысле этих слов.

Тяжело дыша, он лежал на земле и в ужасе оглядывался, осматривая небо и лес вокруг. Никого пока не было. Утихли все звуки, казалось, его бешеное биение сердца можно было услышать за многие мили вокруг. Мальчику было так страшно, так страшно, что он был готов обмочиться. Он всё оглядывался и оглядывался, в панике пытаясь увидеть Слуг, но их нигде не было, точно они издевались над ним. Где же? Где же они прятались? Неужели решили пощадить его, не сжирать заживо?

Юнец сглотгнул комок ужаса, смешанного с диким воплем отчаяния, и встал с влажной чёрной земли, по пути подобрав выпавшее оружие. Он обернулся, готовый вновь впуститься в бега не смотря на боль в подвёрнутой ноге, однако кошмар всех кошмаров настиг его раньше, чем он успел бы сделать хоть шаг.

Один из Слуг Смерти вдруг из неоткуда появился прямо перед ним. Трупная вонь ударила в нос настолько сильно, что рыжий юноша чуть ли не упал без чувств. Громко пискнув, он быстро развернулся и помчался со всех ног в обратную сторону, к дому. Он ощутил, как кривые, острые ногти разорвали его одежду, оставив неглубокую рану на спине, однако это не остановило беглеца – тот бежал как паровоз.

Раздирающий ужас, пожирающий страх и тёмное отчаяние поглощало всю его мёртвую душу. Так он боялся умереть страшной, жуткой смертью, которую не пожелаешь даже самому злейшему врагу.

Шипение вновь послышалось сзади, но на этот раз оно было очень громким. Слуги Смерти приближались к своей очередной жертве.

– Нет-нет-нет! – в слезах закричал подросток и вновь упал на землю.

Он в панике как можно быстрее перевернулся на спину, что было зря. Его сердце чуть ли не выдержало того ужаса, который предстал перед ним: несколько Слуг Смерти в серых мантиях парили над ним, задевая полусгнившими чёрными ногами трясущееся тело беглеца. Он был окружён, бежать было некуда – всюду летали эти жуткие привидения, готовые сожрать свою жертву до костей.

– Пожалуйста, прошу…

Горячие слёзы обжигали кожу, футболка стала мокрой от пота и крови, последние надежды на спасение угасали, как потухали огни перед ночной мглой. Но Слуги не желали сжаливаться над тем, кто нарушил правила. На то они и были прислужниками самой Смерти, чтобы убивать непослушных. И никто не сможет их одолеть. Но так ли это было на самом деле?

Мгновение – и они набросились на бедного мальчика. Острые клыки впились во все его части тела: в шею, в грудь, в плечо, руки, ноги. Всюду их голодные глотки хотели заполучить свой лакомый кусочек пока ещё живой плоти. Мальчик пытался отбиваться, но это было бесполезно не только из-за их немыслимой силы, но и из-за невыносимой боли, пронзающей всё его полуживое существо.

В последствии он пытался вспомнить, как он смог выжить, как всё так получилось, как сложилось, что он выиграл. Первый раз в жизни. Первый и, к счастью, далеко теперь не последний. Иногда ему казалось, что на мгновение он почувствовал неимоверную решимость в своих действиях, иногда – что Слуги на секунду ослабили свою атаку, что смогло помочь ему, а иногда он думал, что высшие силы решили сжалиться над ним и сделать его судьбу иной.

Но так или иначе, с того момента всё изменилось.

Момента, когда он, четырнадцатилетний паренёк, убил одного из Слуг Смерти, вонзив перо-меч прямо в его гнилую, червивую плоть. Когда удача наконец повернулась к нему лицом. Тогда всё стало по-другому. Однообразная серая жизнь приобрела краски, мир стал светлее, люди начали относиться к нему с глубоким уважением. Вот тогда он стал героем.

Неожиданно, правда? Но такова судьба.

Юнец крепко держал блестящий клинок, лезвие которого было похоже на длинное перо, и ещё глубже вонзил его в живой труп Слуги, пока кончик клинка не показался из-за спины вместе с червями и чёрной, густой жидкостью, похожей на ртуть. Он не понимал, как смог провернуть такое, как вообще смог двигаться и взять в руки оружие, чтобы кого-то убить, кого-то и без того мёртвого. Загадка.

Однако вот он – стоял с мечом в руках и весь дрожал от пережитого ужаса, а вокруг него в полном молчании парили Слуги Смерти, пустыми глазницами из-под ткани смотрели на то, как один из их сородичей упал на землю, дико закричав на всё Затишье, а затем растворился в куче червей и гусениц, исчез навсегда.

Вот, на что способна сама Смерть, – когда умирало даже то, что и так мертво. Смерть беспощадна, и она любит себя за это. За свою кровожадность. Жестокость. И всемогущество. С ней ничто не могло сравниться, даже сама Тьма. Или Свет. Она управляла ими, управляла человечеством и всем миром.

И Смерть смеялась над их ничтожеством. Смеялась в лицо.

Рыжеволосый подросток в ужасе озирался по сторонам, словно это не он сейчас убил одного из тех, кто всегда убивал. Сжирал заживо. Он был серьёзно напуган, изранен и отчаянен. Если кто сейчас осмелился бы на него напасть, он был готов либо расплакаться, как малое дитя, либо, не задумываясь, убить ещё кого-нибудь даже не смотря на то, что он еле держал перо-меч в трясущихся от страха руках.

Ещё никогда он так не дорожил своей жизнью. Ещё никогда он так не понимал, насколько это важно – жить. Ещё никогда ему так не хотелось жить.

Жизнь – забавная штука. Но насколько бы забавной она ни была, её надо беречь.

Немногословные Слуги Смерти смотрели на потрёпанного беглеца. Все до единого, словно он не был для них больше жертвой. А стал чем-то иным.

– Что вы теперь со мной сделаете?

Паренёк постарался придать своему голосу как можно больше уверенности и силы, даже попытался добавить в него каплю угрозы. Он не знал, чего ожидать после того, что он натворил: смерти или благословения. Однако он определённо знал, что ещё никто и никогда в истории Затишья не убивал хоть кого-нибудь из Слуг Смерти. Это считалось попросту невозможным.

Вдруг среди стоящей вокруг мёртвой, в прямом смысле этого слова, тишины послышался шорох. Это Молчаливые аисты пришли к рыжему юноше, перед которыми расступались эти страшные привидения. Они словно наблюдали за всем этим из-под своей серой накидки, их чёрные руки безвольно висели, кривые ноги парили над землёй в нескольких фунтах. Это было жутко, но завораживающе, точно ты попал на сцену в середине фильма, в самую гущу событий. Однако в реальности это не приносило никакой радости, а только страх.

Страх перед будущем.

– П-простите, ч-что я вырвал у вас пер-ро, – чуть ли не в слезах, дрожа всем телом, проговорил подросток и протянул вперёд отливающий серебром клинок.

«Оставь себе».

От этого многоголосного звука, раздавшегося в его голове, мурашки побежали по коже. Он не знал, кто именно это из двух аистов сказал, однако понял, что это были именно они. Понял это по их некогда кровожадному, а теперь мудрому взгляду тёмных глаз, который так и пронизывал его существо насквозь.

– Что? – парень даже забыл о страхе от удивления.

Он всегда думал, что эти птицы не то что не разговаривали, но даже не произносили ни единого звука, кроме шипения, и то это было редко. А тут… Видимо, мир явно катился в бездну изменений.

«Ещё никто не смел взять наше перо и использовать его как оружие. Ещё никто не смел выжить после атаки Слуг Смерти. Ещё никто не смел убить одного из них. Ты очень храбрый малый, раз смог провернуть такое. Раз смог впечатлить самих Молчаливых аистов».

У рыжего юноши чуть челюсть не отвалилась. Он только сейчас осознал, что именно совершил: пошёл против правил и победил. Смог выжить. Выжить в такой ситуации, в которой никто и никогда не выживал. Смог убить одного из тех, кого никто и никогда не убивал.

Это и вправду впечатляло.

– Так… Вы меня не убьёте? – он заулыбался, как маленький ребёнок. Надежда на лучшее расцвела в нём, как пышный бутон самого прекрасного цветка.

Аисты, казалось, даже усмехнулись над ним.

«Конечно нет, глупый. Мы тебя вознаградим за это. Редко кто может нас удивить. И поэтому теперь ты – глава Затишья».

А судьба умела удивлять. Она умела поворачиваться к своим жертвам бледным лицом и счастливо улыбаться им.

Она умела исполнять даже самые тёмные мечты.

I: И дар нёс в себе проклятие

Если вы одаренный человек, это не значит, что вы что-то получили. Это значит, что вы можете что-то отдать.

Карл Густав Юнг

Музыка была подобна мыслям.

Она так же переливалась, изменялась, искрилась, сменяла краски настроения, оттенки цветов, мысль за мыслью, ноту за нотой, создавая из звуков целую симфонию, точно они разговаривали друг с другом как давние друзья, обсуждали принцип своего существования, зачем они издавались из довольно старого фортепьяно, на котором я сейчас играл. Тонкие пальцы с отросшими ногтями двигались по белым пыльным клавишам, которые пускали слабый, почти незаметный скрип перед тем, как опуститься вниз под тяжестью рук и издать новую порцию переливающихся звуков, которые будто играли в освещённом утренними лучами солнца воздухе, плясали в нём, создавали музыку.

Одно слово – музыка. А столько понятий и ассоциаций возникало у нас в голове. У кого с ней была связана радость, у кого вдохновение, а у кого – боль и печаль. Я же хотел думать. Думать о смысле жизни, о человеческих душах, о их предназначении. Каждый человек, по сути, должен об этом хоть раз задумываться. Зачем он жил? Зачем он ходил в школу двенадцать лет, зачем работал, зачем покупал те или иные вещи, зачем вообще существовал в этом мире и какое имел значение среди других миллиардов людей? Чем он выделялся среди серой, мёртвой массы человечества?

Некоторые становились президентами. Другие – знаменитыми убийцами или террористами. Третьи – прославленными художниками, писателями, музыкантами. Многие приносили пользу цивилизации, искусству, миру. Но ещё больше – умерли в неизвестности. Прожили пустую, бесполезную, никому не нужную, кроме родным и близким, жизнь. Каждый из нас обладал каким-то даром, с помощью которого можно было бы помочь во благо миру или же разрушить его. Однако не все этот дар могли раскрыть, понять и освоить. Далеко не все. Можно даже сказать, что подавляющая часть человечества не смогла до сих пор это сделать.

И они так и помрут.

Нет, я не говорю, что надо стать известным или надо приносить пользу. Нет. Надо лишь понять, для чего ты живёшь. Зачем. Почему. Как. Зачем ты тратишь деньги, зачем мечтаешь, на что надеешься, чего хочешь. А нужно ли тебе всё это по-настоящему? Нужно ли это твоей душе? Правда ты считаешь, что поступаешь изо дня в день правильно? С пользой для себя или для общества?

Вот этим я и занимался каждый день. Постоянно думал об этом, играя на фортепьяно, слушая музыку или читая книгу. Эти вопросы никак не давали мне спокойствия уже много времени. Может быть, даже лет. Кто знал. Однако с каждым днём этих вопросов становилось всё больше, а ответов до сих пор не прибавлялось.

Как же их найти? Где?

– Ты красиво играешь. С чувством.

Кто-то положил мне руку на плечо. От неожиданности я резко вернулся в реальность, которая напомнила о себе яркими лучами дневного солнца и резко затихшей на половине пути музыкой, на место которой пришёл шум класса. Даже как-то и не заметил, что вновь погрузился в раздумья. Впрочем, как всегда.

Я обернулся, собираясь увидеть того, кто отвлёк меня от столь важных раздумий. Это был какой-то молодой парень со светло-коричневыми, как крем-брюле, волосами, на бок покрывающие лоб, и с большими глазами цвета морской волны. Их взгляд был такой любопытный и искренний, точно принадлежал какому-то маленькому зверьку, который в первый раз увидел человека. И не знал, насколько этот человек был пуст внутри.

– Я играл без каких-либо чувств, – холодно сказал я, пальцем поправив съехавшие с переносицы чёрные очки. – Это не про меня – играть с чувством. Я играю с мыслями. Именно мысль ведёт меня в самую глубину мозга, в самую чащу разума. Она открывает передо мной все двери, показывает потайные ходы разума, ведёт в тёмные углы души, впускает туда, куда бы я сам никогда бы не попал. Именно такая мысль пробуждается, когда я играю. Именно это меня и интересует, а не какие-то там чувства. Чувства нужны для слабых людей, а сильным – трезвость ума и хладнокровность. А то, что я умею играть на фортепьяно, вовсе не значит, что я питаю слабость к музыке. Я могу думать и размышлять о смысле жизни и без неё, однако именно правильно подобранная мелодия показывает тот путь, который мне нужен. Так что чувства тут исключены.

Незнакомец, казалось, был сильно впечатлён моей речью, на что, в общем, и был расчёт. Обычно после таких длинных и нудных слов мои слушатели тут же уходили, понимая, что я слишком умный для их общения. Или же они были слишком тупые, чтобы понять меня. Мало кто из людей вообще понимал правду. Им лишь бы ложь слушать, кормить их ею с ложечки, как маленьких детей, и мило улыбаться, пряча за своей спиной окровавленный топор.

Но на этот раз слушатель оказался не столь простым, как я думал. Но ничего, я проверю его стойкость ума и терпения. А когда я так делал – врагов становилось всё больше. Мало кто выдерживал мою «проверку». По правде сказать, вообще никто.

– Ого, – голос у парня был приятный, но ему явно не хватало уверенности. Видимо, растерялся после такого потока информации. – Не знал, что всё так сложно.

– Мир вообще сложная штука, ничто в нём не бывает лёгким, даже то, что мы совершаем каждый день, – говоря, я всё больше входил в свою роль. Заговаривать чуть ли не до смерти – это моё призвание. Я так много думал и так мало говорил, что когда я раскрывал рот, меня уже не остановить. – Думаешь, что ты пришёл в школу – и это обычное дело, так ты поступал каждый день кроме выходных. А на самом деле в этом замешано много факторов: ты проснулся, с тобой не случился инфаркт, тебя не сбила машина, на тебя не упал кирпич и так далее, сводящееся к летальному исходу. Ты совершаешь каждый день какие-то незначительные поступки или делаешь что-то столь привычное, что уже не замечаешь этого, к примеру, чистишь зубы, надеваешь обувь или одежду, моешься и так далее. А именно из всего этого и состоит вся твоя жизнь. Из привычек и постоянных дел, которые не имеют значения, но именно они создают сложную, трудную паутину жизни. Поэтому ничего не бывает лёгким.

Молодой человек, казалось, вообще сбился с толку. Его тонкие, тёмные брови сошлись на переносице, вытянутое лицо было напряжено от стараний понять то, что я только что сказал. Всегда был такой эффект. Люди словно в первый раз в жизни задумывались о чём-то серьёзном, настолько серьёзном и сложном, что их мозг просто не мог обработать полученную информацию. Не мог её усвоить и понять. Это было для них что-то за рамками их обыкновенной жизни, за рамками разумного. Некоторые считали это совершенно ненужным, непригодным для повседневности. Действительно, зачем задумываться о том, что ты делаешь каждый день? Зачем вообще о чём-либо задумываться?

Забавно, не правда ли?

– Я…

«Пожалуй, пойду» – такой конец обычно следовал за этим словом. Все так делали. Все всегда уходили от меня рано или поздно. Никто не выдерживал моих речей, потому что никто ничего не осознавал. С одной стороны, я смеялся над такими, считая себя самым умным, с другой стороны, мне было одиноко, хотя я не всегда это признавал. Некому было высказаться, только самому себе. А это не всегда помогало.

Вообще никогда.

Что же я делал не так? Может, мне стоило нормально общаться с людьми? Но я так не умел. Да и незачем. Лучше быть выше всех остальных, чем спускаться до уровня дураков.

– Хочешь уйти и подготовиться к уроку? – спокойно предположил я, кивая подбродком в сторону парт, около которых туда-сюда сновались мои одноклассники.

– Нет, я не это хотел сказать, – парень ещё больше нахмурился. Казалось, он что-то осознал для себя. – Мне просто понравилось, как ты играл и…

Он замолчал, не зная, что сказать. Было видно по его взгляду, что в нём бушевали мысли и чувства, что он силился что-то добавить, но растерянность никак не давала ему это сделать.

Я присмотрелся к этому парню и узнал в нём новенького, который появился в нашем классе только в этом году. Прошёл уже месяц с начала сентября, а я до сих пор не знал, кто он такой, как его звали и что он из себя представлял. Он не особо с кем-либо общался, а тут решил заговорить со мной. Интересно, это потому, что я тоже такой же одиночка? Со мной мало кто общался, считая меня «невыносимой занудой». Банально, но это так. Все были просто не моего уровня.

Всё в мире было до боли банально.

Юноша, что стоял передо мной, на вид казался моего возраста, шестнадцати лет, был высоковат, широкоплеч и довольно не слаб в мышцах. Слегка загорелая кожа была достаточно сухая, ногти неровно обгрызаны и поломаны в некоторых местах, а короткие пальцы нервно сжимались и разжимались. Он был красив, но его красота была ещё далека от идеала. Возможно, он станет красивее через пару лет и тогда за ним будут бегать все девочки. Ничего нового.

– И что? – хладнокровно спросил я, чувствуя лёгкое раздражение от того, что мне приходилось вытягивать из этого новенького ответы. Интересно, он и вправду такой тупой или это просто казалось на первый взгляд?

– Послушай, мне просто сложно выразить свои мысли и эмоции такими же длинными предложениями, как у тебя, – наконец ответил парень и неуверенно улыбнулся. – Я просто хотел так же умно ответить, как и ты. А получилось как всегда. Коротко. И не чётко.

– С этим я соглашусь, – кивнул я головой, наблюдая за собеседником.

– Извини, – молодой человек смутился и опустил взгляд бирюзовых глаз.

– Тебе незачем извиняться, ты ведь ничего не сделал, – заметил я спокойным голосом. – Не люблю, когда извиняются не из-за чего. Это раздражает. Считаю, что таким образом человек проявляет свою внутреннюю слабость и неуверенность в себе. А таким людям в последствии тяжело живётся. Они падают в тёмное дно общества, которое тоже раньше было таким же, как они, но стали озлобленными, жестокими и ничтожными. Не думаю, что ты хочешь этого.

– Я знаю, – вдруг с какой-то твёрдостью ответил парень. – Но это не всегда так. Могу сказать, что извинение бывает не только проявлением слабости. А проявлением сочувствия и вежливости.

– Возможно, – с некой задумчивостью кивнул я. Чем-то он мне даже понравился. В нём как будто чувствовался ум, осознание самого себя.

– Я просто не знаю, что ты за человек такой, и чтобы ненароком сделать нас врагами, я хотел заранее быть вежливым и извиниться перед тобой. Я подумал, что я тебе, наверное, показался глупым, ведь я слышал, что о тебе говорили, что ты такой супер-умный, но я просто не всегда могу выразить свою мысль. Мне легче написать стих, нежели рассказывать о том, что я думаю и чувствую.

Этот новенький говорил на порыве эмоций, отчего, закончив, он даже запыхался. Видимо, не каждый день говорил столь много. Но теперь отношение к нему у меня немного поменялось. Теперь я не смотрел на него как на подопытного кролика, а как на своего нового ученика. Но сможет ли этот ученик научиться чему-то новому и не пропасть в гнили общества?

– Ты пишешь стихи? – это интересовало меня больше всего.

– Да, могу потом дать почитать, – юноша самодовольно поднял подбородок.

– Хорошо, – я встал со стула и обнаружил, что мой собеседник был даже немного, буквально чуть-чуть, выше меня. – Трантер Нефф.

– Клем Эрнандес, – парень пожал мою руку, а затем слегка нахмурился. – Тра… Как тебя зовут?

– Можно просто Трант.

– Да, Трант. Так лучше, – глупо заулыбался Клем. – Тебе идёт имя.

– Не от имени зависит сущность человека, – начал я, приметив, что собеседнику нравилось, когда я говорил. – Да, имя помогает человеку осознавать себя, в имени лежит его прошлое, будущее и настоящее, но именно он сам и делает себя, лепит из себя то, что хочет или должен представлять собой. От самого человека зависит то, какой он внутри.

– А снаружи? – с интересом спросил юноша, во все глаза глядя на меня, отчего я почувствовал себя даже… Крутым. Хотя возможно ли такое при общем ничтожестве человека?

– То, как он выглядит снаружи, определяет уже общество. Для одних человек может казаться добрым и великодушным, для других – злым и жестоким. Или же, к примеру, ему пришлось надевать на себя маску и делать такой вид, чтобы он удовлетворял окружающих. Сейчас именно всё так и происходит. Люди носят маски, фальшиво улыбаются друг другу, льстят и говорят глупости с таким видом, будто это самое умное, что есть на свете. И никто, главное, не знает, что происходит внутри каждого из нас. Никто же не знает, о чём мы думаем, что чувствуем, что нас тревожит. Может, нам настолько хреново, что готовы спрыгнуть с крыши, а может, мы так счастливы, но никто этого не видит, не понимает. Кто знает. Мы живём в том мире, где никто ничего не знает, но упорно притворяемся, что знаем.

– А ты знаешь? – с долей восхищения в голосе спросил Клем, изучая меня глазами цвета морской волны, из которых, порой казалось, смотрел сам Владыка Морской, сам Посейдон.

– Я наблюдаю этот мир. А что наблюдаю – то и знаю. – Холодно ответил я. – Могу сказать, что я знаю больше, чем все остальные, – мой взгляд проскользнул по одноклассникам, которые не обращали на нас никакого внимания. Им было всё равно. Плевать они хотели на философию жизни, на правду и ложь, на тот мир, в котором они жили. И создавали. Поэтому такой мир и был – мёртвым, гнилым.

Пустым, как бескрайняя человеческая душа.

– Считаешь себя самым умным? – улыбнулся Клем, запуская руку в светло-коричневые волосы, казавшиеся в ярких лучах солнца сладким мёдом.

– Да, – не без гордости и самодостаточности кивнул я. – Считаю себя самым лучшим наблюдателем жизни.

– Ты в этом уверен?

«Абсолютно» – хотел было сказать я, но что-то заставило меня задуматься. А так ли это было на самом деле? Так ли всё плохо, как я считал? Правда ли я всё знал, всё пронаблюдал, всё изучил? Я всегда считал, что да. Но тут вдруг понял, что всё, что происходило с людьми, ещё никогда не происходило со мной. Почему? Потому что со мной никогда ничего не случалось. Я знал всё теоретически, но никак не практически. Считал, что это не нужно. А может, и нужно? Может, тогда я что-нибудь пойму, осознаю для себя? Кто знал.

– У тебя что, загрузка? – рассмеялся Клем, щёлкая перед моими глазами.

– Что? – я нахмурился, не понимая его веселья. У меня было такое чувство, будто я что-то упустил. Будто к чему-то приблизился, но в последний момент упустил.

Чёрт.

Ненавидел такое ощущение. Пустоты внутри себя. В сознании – самом дорогом для меня.

– Ничего, – довольно ухмыльнулся парень. – Думал, поймёшь шутку.

– Это не про меня, – холодно отрезал я, скрестив руки на груди. – Оставь это для кого-нибудь другого. Для того, чтобы что-нибудь осознать и усвоить для себя, не нужно проявлять никаких ярких эмоций. В особенности смех.

– Извини, – смутился Клем, но тут же спохватился, вспомнив мои слова: – То есть… Да. В общем… Ты всегда так длинно отвечаешь? Даже на самые простые вопросы?

– Нет, не всегда, а когда отвечаю – говорю длинно, потому по-другому не могу, – я даже слегка задумался, нахмурившись, после чего тяжело вздохнул. – Мне вообще редко когда удаётся с кем-либо поговорить по-настоящему. Многие просто слушают меня и при первой возможности сбегают…

– Я бы тоже сбежал, не будь с тобой так интересно, – робко заулыбался юноша.

– Правда? – я с подозрением покосился на собеседника, не сильно доверяя ему, даже не смотря на то, что я ему тут наговорил. Это не имело значения, потому что всё, что я сказал, не сильно касалось меня. Скорее оно касалось моих наблюдений, всего того, что происходило в нашем пустом мире. – Никто не хочет слушать правду. Всем просто плевать на неё. Каждый человек живёт в своём мирке и думает, что проблемы других людей его не касаются, что от этого жизнь не испортится и ничего глобального не произойдёт. Человек просто до сих пор не заметил, что глобальные проблемы уже начались. И в первую очередь – внутри нас.

– Интересная мысль, – Клем задумался, обрабатывая полученную информацию, – и я с нею согласен.

– Значит, ты на верном пути, – слабо улыбнулся я.

– На пути к чему?

– К познанию. К осознанию самого себя в этом мире, – плавным, спокойным голосом объяснил я. – Именно этим я и занимаюсь. Задаюсь вопросами, на которые пока, к сожалению, ещё не нашёл ответов.

– Но теперь у тебя есть я, – парень большим пальцем показал на себя. – Вместе мы с можем что-нибудь да найти. С чего начнём? Может, нам поможет мистика?

– Её нет.

– И всё? – подождав пару секунд, спросил собеседник. – Больше ничего не скажешь? Ты же так любишь говорить. И мне это нравится, кстати. Никогда не встречал столь умного человека, как ты.

– Благодарю, – коротко кивнул я. – А что говорить на счёт мистики? Её нет и нет. Да, в нашем городке многие верят в мистику, но я к ним не отношусь. И тебе не желаю.

– Почему же? – было видно, что Клему очень любопытно. И обидно. Это читалось в его глазах.

– Верить – значит надеяться. А надеются только слабые люди, которым не на что опираться, которые не могут сами что-то сделать и думают, что всё как-то само собой сложится. Причём тут мистика? А при том, что человек, чаще всего, надеется на чудо, на что-то из ряда вон выходящего, а значит, на нечто мистическое. Я считаю, что мистики не существует. Есть только реальный мир, законы физики и определённое предназначение как каждого предмета, так и каждого человека. Ничего такого сверхъестественного не может существовать, потому что в нём нет смысла. Смысл можно и нужно найти в реальности, а не в том, чего нет.

– Ты так уверен? – скептически спросил молодой человек, недовольно сверкнув взглядом. – Я с тобою не совсем согласен. Мне кажется… Что всё-таки что-то странное существует в нашем мире.

– Или в нашем городке, – холодно заметил я, не желая менять своё мнение. – Потому что только в Сандерелисе люди столь радостные, наивные и глупые.

– Ну… – Клем слегка смутился, видимо, тоже не желая со мной соглашаться. – Я не знаю. Я слышал, что тех людей, которые верят в мистику, называют… Эм, вроде как десептиками.

– Да.

– Ты знаешь об этом? – он улыбнулся, как маленький ребёнок.

Я кивнул, изнутри весь напрягаясь. Было такое чувство, словно сейчас что-то произойдёт. Что-то такое важное для моей жизни.

– А много ли таких… Десептиков? – с интересном спросил парень. – Много ли из нас верят в мистику?

– В нашем городке особенно много, – равнодушно ответил я. – Но если не веришь, спроси, – и кивнул подбородком в сторону класса.

Клем широко улыбнулся, с каплей хитрости в бирюзовых глазах, и, подойдя к первой парте, вдруг прыгнул на неё, чуть ли не упав, тем самым привлекая к себе много внимания. Точнее всех одноклассников. Мурашки пробежали по коже, сердце стало набирать темп. Мне совершенно не нравилось то, что сделал этот новенький.

– Эй, народ! – с улыбкой на лице позвал Клем, поправляя свой коричневый вязаный свитер. – Сколько из вас верят в мистику?

– Ты дурак?

– Ты что творишь?!

– Я верю! Я видела её!

– Да, я тоже!

– А я нет! Это всё полный бред!

– Согласен!

Из разных уголков класса послышались крики, шум заполнил помещение, споры возникли между одноклассниками. Такое впечатление, будто я попал на финал по футболу, где болельщики спорили между собой и чуть ли не дрались. Именно сейчас такой же хаос и происходил.

Забавная ситуация. Смешно.

– Тише, народ! – воскликнул Клем, поднимая руки и призывая к спокойствию. Как ни странно, его почти все послушались. – Я считаю, что каждый волен выбирать: верить ли ему в мистику или нет. Наш город иногда кажется не совсем простым, отчего и складывается ощущение, что в нём обитает некоторая мистика. Некоторые утверждают, что видели нечто странное. Но я хочу сказать, что… Эм, называть десептиками тех, кто верит в мистику, грубо и неправильно.

– Да! – закричали одна половина класса.

– Нет! – возразили другие.

Третьи вообще молчали и не понимали, что происходило. Наверное, к ним относился и я, потому что тоже не до конца понимал, зачем Клем устроил всё это представление. Он явно был умнее всех остальных, раз понимал мои слова и соглашался с ними, но что-то никак не давало ему пробиться сквозь стену стадной тупости.

Люди ведь чем-то похожи на стадо. Одинаково мыслили. Одинаково спорили. Ругались. Возмущались. Шли за кем-то, верили в кого-то. Как бараны, которым не хватало своего личного «я», поэтому они решили совместить их всех.

И избежать реальности.

– А кто придумал вообще про десептиков? – спросил Клем, всё так же стоя на парте и смотря по сторонам. – Кто придумал десептизм?

Резкая, неожиданная тишина наполнила класс. Казалось, всё затихло даже в коридоре, где обычно бесились младшеклассники. Казалось, весь мир оглох. Пух! – и никто больше не слышал. Не дышал, не чувствовал, не мыслил.

Тишина.

Которую я прервал.

– Это я придумал.

II: И разум покорил веру

Тем, кто верит, доказательства не нужны. Для тех, кто не верит, доказательств не существует.

Стюарт Чейз

Мне повезло. Удивительно, но это так.

В следующую секунду прозвенел звонок, который спас меня от расспросов и негодований Клема. Не думал, что мне когда-нибудь не захочется отвечать на чьи-либо вопросы. Обычно я с охотой отвечал, но не так часто у меня вообще что-либо спрашивали. Все боялись, что я сейчас как открою рот – так и не закрою его.

Никто не хотел спастись от своей темноты.

Как печально. И забавно одновременно.

В класс вошла учительница со стопкой бумаг в руках. Всем тут же стало ясно – контрольная работа. Женщина объявила, что тот, кто напишет, может идти домой, потому что был уже последний урок. Это меня даже порадовало. В голове появился план: быстрее написать и скорее уйти, чтобы не разговаривать с Клемом до завтрашнего дня. Это был мой шанс заранее продумать речь и всё ему объяснить. Завладеть его наивностью, передать ему свои идеи, найти себе помощника.

Превосходный план.

Я даже почувствовал себя злым гением, который хотел набрать как можно больше сообщников и с помощью них завладеть миром. Для того, чтобы спасти его.

Идеально. Просто идеально. Чертовски хорошо.

Ощущение собственного достоинства и триумфа завладело мной так сильно, что я даже не заметил, как улыбался. Видимо, от одиночества совсем помешался. Может, тогда Клем был моим спасением? Началом перемен? Кто знал.

Полчаса – и контрольная работа по алгебре была решена на отлично. Избегая глаз одноклассников, которые либо презирающим, либо равнодушным взглядом провожали меня, я как можно скорее вышел из класса, чуть ли не забыв попрощаться с учительницей. Одевшись, я вышел из школы и остановился перед длинной белой лестницей, ведущей вниз, где не спеша ходили люди и радовались ярким лучам солнца.

Сегодня и вправду был хороший день. Даже казался каким-то странным, не таким, как всегда. Может, это было связано с Клемом? Я чувствовал, что что-то изменилось. Может, не в округе, не в обществе, а во мне. Что-то дало расхождения, трещину в толстой, старой стене. И кто знал, к чему это могло привести.

Однако думать об этом не хотелось. Удивительно. Обычно мне всегда о чём-то хотелось думать. А тут… Странно. Видимо, день сложный выдался.

Мне хотелось любоваться Сандерелисом. Что это за город был такой? Он находился где-то посреди далёких лесов штата Орегон, в месте, где вечно светило солнце. Это было и вправду так. Солнце в этом городе словно не покидало небо. Редко когда оно исчезало за облаками или тучами. Оно светило каждый день, даже зимой и осенью, когда обычно должен идти снег или дождь. Наверное, именно поэтому в честь солнца и назвали город¹.

Здесь всегда так ярко, тепло и уютно. Люди, численность которых составляла где-то чуьб больше тридцати тысяч человек, в этом городе были добрые, легкомысленные, наивные, вечно улыбающиеся и неравнодушные друг к другу. Не все, конечно, но очень и очень многие. Порой такая яркость даже раздражала меня. Слишком уж всё было в блеске: чистые дороги, яркая расцветка невысоких домов, множество кафешек, парков, развлечений, вкусных запахов. Могло даже показаться, что всё наполнено своеобразной ванильностью и ложью, скрытой под светом, но это было не так. Я сам убедился, наблюдая за этими людьми. Не все, но многие вели себя открыто, ничего не скрывали, всем помогали и всему радовались. И именно поэтому они во всё верили. Расскажи им сказку – и они поверят, что всё так и было. Всё существовало, что бы ты ни придумал.

Ха-ха, наивные. Забавно с такими развлекаться.

Втянув в лёгкие чистейший, освежающий, ещё не совсем осенний воздух, со странной улыбкой на губах я снял очки и достал из кармана тёмно-серого пальто чёрный платочек, чтобы протереть их. Могу заметить, что я всегда носил одежду и вещи тёмного оттенка: чёрные брюки, тёмно-синий пиджак, серая рубашка и грязноватые кеды цвета ржавчины. Я посмотрел на своё отражение в очках: чёрные кучерявые волосы, спадающие на лоб; толстые брови и слегка оттопыренные уши; глубоко посаженные, удивительно умные, голубые, как лёд, глаза; на лбу и щеках проявлялись новые прыщи; мягкая, бледная, не тронутая работой кожа; немного пухлое, из-за отсутствия сильных нагрузок и спорта, тело. Не сказать, что я был красив или уродлив. Скорее всего, просто неприметен. Мало меня кто замечал, ещё меньше, кто мог запомнить, как я выгляжу.

Было бы печально, но мне было плевать.

– Эй! У тебя снова загрузка, что ли?

За бодрым голосом Клема последовало похлопывание по моему плечу.

Чёрт.

План провалился. А всё из-за того, что я задумался. Как всегда.

Иногда из-за этого я что-то мог забыть, отвлечься, перестать что-либо делать и смотреть в одну точку, точно в ней мог найти смысл жизни. Было бы не плохо, если бы так оно и было. Но не интересно. Слишком просто для такого умного, как я. А умные лёгких путей не искали.

– Ты так быстро написал контрольную работу? – надевая очки, я равнодушно посмотрел на парня, светло-коричневые волосы которого слегка развевались на слабом ветре.

Удивительно, что ветер вообще сейчас был. Почему? Потому что из-за вечно светящего солнца в этом городе ветра чаще всего не было. Как и сильного мороза, дождей или снега. Здесь как будто всегда было тепло, радостно и спокойно. Точно маленький уголок рая.

Странно.

Только сейчас я заметил то, что это было и вправду странно. Весь этот городок был какой-то странный. Нет, даже не в солнце дело. Когда оно скрывалось, ночью, вот тогда становилось странно. В Сандерелисе темнота считалась особенно страшной, жуткой и ужасающей. Тени будто преследовали тебя на каждом шагу, всё больше сгущаясь и чуть ли не обретая физическую форму тьмы, которая на фоне Луны и леса казалась столь реальной. Наверное, именно из-за этого люди в этом месте так и верили во всякую мистику, и не нужны им были никакие доказательства этого.

– Ну, я не такой уж и глупый, как тебе показался, – ухмыльнулся Клем, вставая передо мной. – Тем более я торопился, чтобы нагнать тебя и поговорить.

– Этого я и боялся, – тихо проговорил я себе под нос, но парень услышал это.

– Ничего страшного, я просто хотел обсудить с тобой… Эм, десептизм. На самом деле, я не совсем в курсе, что это такое.

Я тяжело вздохнул и начал спускаться вниз. Клем тут же пошёл следом, не желая отставать. Так уж и быть, придётся рассказать. Может, всё-таки план сработает и без заранее подготовленной речи, кто знал.

– Десептизм происходит от латинского слова «deceptae», что переводится как «заблуждение». Все те люди, которые верят в мистику, заблуждаются. Отсюда и название.

– Ты сам такое придумал? – поинтересовался юноша, поправляя лямки рюкзака и смотря на меня любопытными глазами цвета морской волны.

– Конечно, я ведь умный, – хладнокровно усмехнулся в ответ с таким видом, будто был в плохом настроении. В принципе, почти так оно и было.

– Но зачем? Я не понимаю, – Клем нахмурился. – Зачем ты это придумал? Тебе не кажется, что это вышло грубо? Ты мог ведь оскорбить кого-нибудь.

– К примеру, тебя? – ледяным, твёрдым взглядом я посмотрел на собеседника.

– Что? Нет, я не…

– Я ведь вижу, что ты веришь в мистику, – прервал его я и остановился на светофоре, а со мной остановился и Клем. – Иначе бы не устроил то представление в классе. Тебе обидно, я знаю. Многие, когда узнали, что я их прозвал десептиками, возненавидели меня, другие согласились со мной, третьим вообще было всё равно. На самом деле, мне тоже совершенно всё равно на то, что обо мне там думают и говорят. Я сказал лишь правду – нет никакой мистики, люди всего лишь заблуждаются. А их реакция на это мне безразлична. Как говорится, на правду не обижаются. Вот поэтому я и придумал десептизм. Чтобы люди раскрыли глаза и увидели правду. Это их дело – верить мне или нет.

Загорелся зелёный цвет, и мы перешли дорогу, после чего повернули направо, спокойным шагом проходя мимо разноцветных домов и сверкающих в лучах солнца окон. Красота.

– А вдруг ты не прав? – не сдавался парень, шагая рядом со мной. – То что тогда?

– Признаю свою ошибку, что поделать, – равнодушно пожал я плечами, не видя в этом проблемы. – Каждый человек может ошибиться, даже самый умный. Нам это свойственно и от этого ни избавишься, ни убежишь.

– То есть ты сможешь согласиться с тем, что так… Эм, яро осуждал? – Клем, казалось, был удивлён.

– Да, а что такого? – недоумевал я и осмотрелся вокруг, словно решил проверить, где находился. – Нет, я не говорю, что мистики совсем нет. Я ей придаю малую субъективную вероятность. Каждый человек волен дать свою вероятность, но я дал такую – очень маленькую.

– Почему?

– Потому что не может быть этого, – холодно ответил я. – Я ищу смысл жизни в самой реальности, а не там, чего нет. Разве в чём-то сверхъестественном может существовать что-то смыслящее? На то она и мистика, чтобы быть неординарной, разнообразной и сбивающей с толку. В ней ничего нет такого, что помогло бы мне найти смысл жизни и ответы на все мои вопросы. Как может нечто необъяснимое помочь что-то объяснить? Я знаю, что есть множество видео, где якобы сняты подтверждение чего-то странного и жуткого, но чаще всего склоняюсь к тому, что ничего из этого не было, хотя некоторые моменты и были интересными. Но это не доказательства. Думаю, что наоборот, с появлением интернета и телефонов люди стали меньше во что-либо верить, в какие-либо чудеса.

– Однако только не в Сандерелисе, – заметил Клем после того, как обдумал мои слова. Похоже, они подействовали на него. – Но тебе не кажется, что раз в этом городе люди столь убеждённо верят в мистику, то она и вправду есть? Может быть, именно только в этом месте?

– Кто знает, – без эмоций пожал я плечами, щурясь от яркого солнца. Сейчас оно меня раздражало. – Люди в этом городе верят и в вампиров, и в оборотней, и в призраков, и в эльфов, и в фей, и во что только не верят. Во всякую там нежить, – я сморщил лицо от одного только представления всей этой аравы монстров.

– Тебя это пугает? – по лицу парня было понятно, что он хотел меня подколоть. Но его ждало разочарование:

– Ни капли. Мне это не приятно.

Кому я врал? Да, мне было неприятно, но мне было страшно. Подумать только, а если и вправду вся эта нечисть существовала? То что тогда? Мне придётся просто умереть от страха. Я не тот бесстрашный герой из книжек, чтобы спасать людям жизни. Я свою-то вряд ли смогу уберечь, не то что других.

Трус. Чёртов жалкий трус.

– Ты явно не местный, иначе бы вряд ли тогда смог согласиться с тем, что никаких чудес не существует, – сказал Клем, робко улыбнувшись. – Потому что, как я заметил, только самые коренные жители возненавилели десептизм. И тебя заодно.

– Это их проблемы, – хладнокровно фыркнул я, даже не удивляясь этому. – А так ты прав. Я приехал в этот город ещё как полтора года назад из-за того, что отец здесь нашёл хорошую работу. Сам я вряд ли сюда когда-либо поехал бы.

– Почему?

– Я слишком мрачен для такого света, – мне не очень хотелось об этом говорить, поэтому быстро посмотрел на собеседника и равнодушно сказал: – А вот ты как раз хорошо подходишь для этой доброй атмосферы.

– Но я тоже не местный, – Клем почему-то с какой-то тоской и грустью покачал головой. Он заговорил не сразу, точно уверенность вновь покинула его. Задумчивый взгляд бирюзовых глаз прошёлся по домам и радостным людям с улыбками на губах. – Я, мама и брат приехали в Сандерелис только в начале этой весны. Я с братом ходил в другую школу, но после нескольких инцидентов с Натом – так зовут моего брата – пришлось перевестись в другую школу, хотя в этом городе их вообще не очень много. Я бы даже сказал, что очень мало: две или три, наверное.

– А до переезда ты всё равно думал, что нечто сверхъестественное существует? – спросил я, радуясь тому, что юноша оказался тоже не из этого города. Хотя бы не всё пока было потеряно.

Клем на мгновение остановился, задумавшись, но тут же двинулся за мной дальше.

– Ну… – он был не уверен, – в принципе, да. По крайней мере, я считал, что в мире что-нибудь да странное есть, раз столько передач, историй и видео были показаны. А когда я приехал сюда, когда услышал несколько фантастических историй от местных, то ещё больше в этом убедился. Пока не встретил тебя.

– Я тебя переубедил? – с потаённой надеждой спросил я, выгнув бровь.

– Ты мне показал мир под другим углом, – Клем пристально посмотрел на меня таким взглядом, будто желал увидеть всю мою душу. Чёрную и пустую. – Ты открыл мне глаза на те вещи, о которых я ещё никогда всерьёз не задумывался. И я тебе верю. Думаю, теперь моя жизнь изменится.

«И моя тоже», – мысль пролетела у меня в голове раньше, чем я осознал, о чём именно подумал. Интересно, так оно и было на самом деле? Может, моя жизнь и вправду перестанет быть столь скучной и однообразной? Может, я найду смысл всего, что меня так интересовало? Смысл всего мира? Кто знал.

Я почувствовал некоторую тревогу внутри себя, словно она пыталась меня о чём-то предупредить. О чём-то важном. Но я не знал, чем именно это могло быть вызвано, потому что вокруг ничего такого не было. Поэтому я решил подавить это чувство. Нечего было зря беспокоиться.

– Я рад, что смог тебе помочь, – я слабо улыбнулся Клему и остановился перед домом, в котором жил. Обычный пятиэтажный домик голубого цвета. Просто, но со вкусом.

– Ты вправду рад? Ты уверен? Ты улыбаешься?! – парень удивился, во все глаза смотря на меня. – Не думал, что ты умеешь улыбаться. У тебя случайно губы не сводит?

– Ха-ха, смешно, – прокомментировал я мрачным голосом, тогда как Клем чуть ли не давился от смеха. На самом деле, он мне даже поднял настроение.

Ещё никогда никто не шутил про меня и не говорил мне об этом в лицо. Удивительно. И я вовсе не был обижен на шутку. Она мне даже понравилась.

Вдвойне удивительно.

– Ты тут живёшь? – юноша кивнул подбородком в сторону дома и, переводя взгляд на меня, смутился. – Извини, глупый вопрос. Ой, то есть… Эм, ну ты понял, – чтобы хоть как-то замять ошибку, он быстро указал рукой куда-то вперёд себя. – А я живу не так недалеко от тебя, в двух кварталах отсюда.

– Намёк на то, что ты хочешь пригласить меня как-нибудь потом в гости? – равнодушно спросил я, тогда как Клем ещё больше пришёл в смущение.

– Что? Нет, что ты, – он закинул руку за голову и глупо заулыбался. – Это, конечно, хорошая идея, но мы же ещё с тобой не друзья…

– Но при этом ты явно хочешь подружиться со мной, иначе зачем ты подошёл бы ко мне?

– Я… – парень на секунду застыл, пытаясь придумать оправдание, но только тяжело вздохнул. – Да, ты прав. Ты показался мне каким-то загадочным и не таким, как многие в Сандерелисе, поэтому мне стало интересно с тобой поговорить. И подружиться с тобой. Ты ведь не против?

Я задумался. Это определённо уже вело к изменениям в моей жизни – подружиться с кем-нибудь. Это определённо да что-то означало. Может, всё шло к лучшему? Или к худшему? Может, меня ждало впереди какое-нибудь великое открытие и как раз этому мне поможет Клем? Слишком много вопросов, которые жужжали у меня в голове, как надоедливые мухи, и ни одного ответа. А я что и делал, так это задавал вопросы, а никто не мог мне ответить. Пора бы кончать уже с этим. Пора ступить на новый путь.

Путь жизни и смерти.

– Конечно не против, мой дорогой друг.

III: И слёзы тебе не помогут

Слезы – это слова, которые сердце не может выразить.

Джерард Уэй

Дома было пока тихо. Пока что. Никто не знал, что будет дальше. Можно было лишь догадываться.

А что мне догадываться? Я уже чувствовал, что что-то сейчас снова произойдёт. Снова всё пойдёт не так. Как всегда.

Тяжело вздохнув, я вошёл в двухкомнатную простую квартиру и закрыл за собой дверь. Выцветшие обои, старая мебель, годившаяся уже для антиквариата, скучная обстановка и ничего интересного. Обычная квартира, в которой жила обычная семья с не менее обычными проблемами. Ничего удивительного. Можно даже помереть от скуки. Наверное, я так и сделаю, если ничего не изменится в моей жизни.

Ха-ха, смешная шутка. Нет, не собирался я прыгать с крыши. Я слишком умный, чтобы сделать столь глупый поступок. Это не про меня.

– Ты сегодня рано, Трант.

В коридор вошла красивая женщина с утончённой талией, большой грудью, раскрашенным косметикой лицом и длинными волнистыми волосами. Она казалась моложе своих лет – ей можно было дать максимум двадцать восемь лет, тогда как ей было уже за сорок. Это была моя мама. Человек, живший лишь своей жизнью и не думающий ни о ком из внешнего мира: ни о семье, ни о любимых, ни о друзьях, ни о чём, кроме себя. Типичная женщина, которая скрывала свою гнилую пустоту за очередным любовником, каждый раз себе обещая, что этот будет последний. Но никогда не выполняя это обещание.

А я помнил её ещё другой. Такой, какой и вправду можно назвать мамой…

– Нас отпустили пораньше с контрольной работы, – ответил я ей коротко, потому что не любил с ней разговаривать. Нет, скорее мне было не о чем с ней разговаривать, так как матери было всё равно. Плевать она хотела на меня и на мою жизнь. Она лишь делала вид, что ей что-то интересно, а на самом деле ничего не могло встревожить её мёртвую пустоту.

Печально, не правда ли?

– И ты написал её как всегда на пятёрку? – притворно радостно улыбнулась Карин, поправляя своё изящное чёрно-золотое платье, открывающее вид на её стройные длинные ноги.

– Конечно, – будто парадируя маму, я так же притворно улыбнулся и снял с себя серое пальто, повесив его на крючок.

– Но при этом ты как всегда не нашёл себе ещё девушку? – спросила она раньше, чем я успел что-либо ещё добавить к своему ответу или уйти в свою комнату.

– Что?

– Нам нужно было рано или поздно об этом поговорить, – Карин грациозной походкой подошла ко мне и, властно подняв подбородок, положила руки на мои плечи.

При её высоком росте я почувствовал себя коротышкой. Но не это меня смутило. Сердце в груди забилось чаще, комок застрял в горле. Я ощущал, как маленький ужас постепенно разрастался до размеров жуткого гиганта из какой-нибудь книги по греческой мифологии. Как, к примеру, циклоп Полифем.

– О чём? О девушках? Ты серьёзно? – раздражённо фыркнул я, скрестив руки на груди и вызывающе смотря на маму. – Мне как будто больше нечем заняться. Мне сейчас нужно думать об учёбе и дальнейшем поступлении, а не…

– Я тебе ещё ничего такого не сказала, а ты уже наезжаешь на меня, – Карин угрожающе посмотрела на меня, уперев руки в бока. – Ты поступишь куда угодно, потому что ты и так умный.

– Даже умным учиться надо, – возразил было я, нахмурив брови, но женщина тут остановила меня, сжав одной рукой моё плечо до боли от острых ногтей, а второй подняв руку с одним показанным вверх указательным пальцем.

– Ещё раз перебьёшь меня, и тебе очень сильно не поздоровиться, – шипящим голосом проговорила мама с таким видом, будто была готова меня убить.

Неприятный холодок пробежал по спине от страха. Я осторожно кивнул, ожидая, что скажет дальше мама, и терпя боль в плече. Уж слишком длинные и опасные были ногти у матери.

– Хорошо, – надменно продолжила Карин, пытаясь унять гнев. – Я знаю, что в последнее время уделяла тебе слишком мало времени и любви. Можно сказать, что была даже равнодушна к тебе и твоей жизни. И я тут подумала, что тебе было бы хорошо иметь девушку, чтобы тебе не было так одиноко, чтобы… Хм, как-то восполнить ту любовь, которую я не могу тебе дать в последнее время, если так можно это назвать. Ты понимаешь, о чём я?

– Конечно, понимаю, – хладнокровно кивнул я, ощущая, что преждевременный ужас начал уходить. – Но это не сделает меня счастливее. Мне больше поможет настоящая любовь от родителей, нежели от какой-то там девушки. Тем более что все девушки в этом городе одинаковые. Тупоголовые разукрашенные курицы.

– Да что ты знаешь о девушках! – возмутилась мама. – Ты просто глупый идиот, если и вправду так считаешь!

– Именно так я и считаю на самом деле.

– Вот за это я тебя недолюбливаю, – она в истерике ткнула меня пальцем в грудь, прожигая меня яростным взглядом. – У тебя нет никаких интересов, кроме как к своей грёбаной науке и книгам. А я хочу видеть, что у тебя есть девушка, как у всех парней в твоём возрасте. Сколько тебе там лет? Пятнадцать? Семнадцать?

– Шестнадцать, вообще-то, – в глубине души мне было больно за то, что собственная мать не знала, сколько мне лет. Что ей было настолько наплевать на меня.

– Не важно, – отмахнулась Карин, – и в этом возрасте у тебя нет ни единой девушки! Нужно подумать о своём счастье, Трант.

– И о твоём тоже, как я полагаю, да? – равнодушно спросил я.

Мама, казалось, на мгновение застыла, пытаясь уловить подвох в моих словах. А ведь он и вправду был.

– Что?

– А зачем ты хочешь, чтобы у меня была девушка? – начал я, чувствуя в себе прилив злости и решимости. Удивительно, но страха во мне почти что не было. – Чтобы у неё оказались богатые родители и мы смогли получить их деньги? Или чтобы у тебя появился очередной любовник и очередная захватывающая история о том, как ты испортила семейное счастье других? Ты этого хочешь?

– С чего ты это взял? Я ничего этого не говорила. Не понимаю, о чём ты, – было видно, что Карин хотела защититься и взять ситуацию в свои руки. А значит – наврать мне, как всегда это делала.

Но терпеть я этого больше не собирался. Раз она первая начала этот спор, то надо было высказаться. Рассказать ей всё, что я думал о ней, о её и моей жизни, о нашей семье. Мне надоело жить под её вечно жестокими указаниями, видеть, что ей совершенно всё равно на меня, что ей всего лишь хотелось, чтобы я ей не мешал и подчинялся её порой слишком суровым правилам.

Мне всё это надоело. С меня хватит.

– Ещё как понимаешь, – продолжил я, стараясь, чтобы мой тон был более угрожающим. – Ты разрушаешь жизни людей. Ты просто ходячее несчастье. Не знаешь, куда деть собственную боль, и поэтому решаешь причинять её другим. Думаешь, я не вижу, как ты вечно изменяешь папе? Как ты гуляешь то с одним мужчиной, то с другим? Думаешь, мне приятно видеть, что ты ненавидишь своего мужа? Приятно видеть, что собственная мать разрушает изо дня в день не только чужие семьи, но и нашу?!

Я был на взводе. Удивительно, правда? Но это так.

Меня распирала боль, ярость, злость, тоска и одиночество. Я не знал, куда деть себя, не знал, к чему всё это могло привести. Никогда ещё я не испытывал столько чувств, что даже не понимал, откуда они могли взяться, если мой максимум достигал лишь раздражения. А тут целый маскарад эмоций, который так и танцевал в бешеном ритме по пустоши моей души. В какой-то момент мне даже показалось, что я потерялся среди всех этих чувств. И это меня напугало.

– Это я разрушаю семью? – Карин начала злиться, её лицо приняло угрожающее, властное выражение. – А ты что делаешь для того, чтобы она сохранилась? Ничего! Я пытаюсь хотя бы помочь нам, найти денег, принести счастье, а что делаешь ты?

– Я делаю то, что должен, – прошипел я, чувствуя острую бурю эмоций в сердце, на фоне которых ярко выделалась режущая сердце боль.

– И что же, можно узнать? – мама презрительно фыркнула, надменно сверкнув взглядом и откидывая назад рукой чёрные волосы.

– Я пытаюсь возвратить нашу былую семью, пытаюсь возвратить тебя, – мне было больно об этом говорить. Невыносимо больно. – Помнишь, какая ты раньше была? Ты всегда любила меня, дарила мне чуть ли не каждый день подарки, проводила со мной всё время, возила меня в разные развлекательные центры. Мы были семьёй. Единой семьёй в любви, счастье и гармонии. Мы жили так, словно ничего в жизни не было плохого, мы жили так, как положено идеальной семье. Пока равнодушие не взяло над нашими душами верх. Пока тебе не стало плевать на меня, и пока твою голову не забивали очередные любовники.

– Заткнись! – женщина занесла кулак и ударила меня по голове.

Боль была резкая и сильная. Перед глазами на несколько секунд всё помутнело, я пошатнулся и упал на пол, ощущая слабость в теле. И отчаяние. Такое отчаяние, которое словно всё пожирало на своём пути, как саранча, уничтожала, как пожар испепелял леса, на десерт съедая ещё и животных. Я словно видел всю эту боль, находясь у себя внутри. Это было ужасно.

– Я была тогда глупой дурочкой, – начала в истерике Карин, подходя ко мне, но не для того, чтобы помочь мне встать. А чтобы следить за тем, чтобы я не встал сам. – Ничего не знала о жизни, была ослеплена лживой любовью, видела весь мир через розовые очки. Я жила чужой жизнью, а не своей, понимаешь?! Я существовала в полном несчастье! И нет, чтобы помочь мне, ты сейчас критикуешь меня! Что ты за сын такой?!

– А ты что за мать такая? – в отчаянии воскликнул я, не веря ни единому её слову. Дрожа, спиной прислонился к холодной стене и широко открытыми глазами посмотрел на возвышающуюся Карин. Сейчас она мне казалась как никогда чужой. – Ты хоть слышишь себя? Ты раньше была нормальным человеком!

– А сейчас я кто? Уже ненормальная? – она немного наклонилась вниз, хмуря лицо.

– Ты никто. Ничто по сравнению с тем, кем ты была. Пустое место.

Это было правдой. Горькой, но правдой. Эти слова, которые я произнёс, точно выжгли на моём сердце, а затем обвели острой иглой. Вырезали их, пережевали, а затем плюнули мне в лицо. На, подавись своей очередной правдой. Аж тошно стало.

– Сволочь!

Лицо матери перекосилось от дикой ярости. А затем она с силой пнула меня в живот ногой. Боль была невыносимая. Я сложился пополам на полу, ощущая, как живот словно отмирал от удара. Мне хотелось, чтобы этой части тела просто не существовало, чтобы не чувствовать боль. Чтобы вообще ничего не чувствовать. Наверное, именно поэтому я и был столь безэмоциональным, чтобы эмоции мне не мешали и не надоедали. Чтобы мне не было от них столь плохо, как сейчас.

Но даже не смотря на боль, я испытывал шок. Почему? Потому что мама никогда меня не била. Да, она могла меня несильно ударить, но чтобы так… Такого ещё никогда не было. Чтобы она с такой жестокостью и ненавистью в глазах била меня за то, что я ей сказал правду. Сказал то, что меня так мучило в последнее время. Мы не так часто разговаривали друг с другом, старались даже избегать лишних бесед, чтобы не донимать. Снаружи нам было всё равно друг на друга. Мы ведь оба понимали, что это могло ничем хорошим не кончиться. Что сейчас и случилось.

– Ничего ты не знаешь обо мне! – продолжала истерить Карин полным ненависти голосом. – Ты не знаешь, как я страдаю, не знаешь, что я чувствую, испытываю каждый день, какие мучения! Ты даже не знаешь, что такое любовь! Как ты можешь что-то утверждать, что-то говорить обо мне, когда ничего не знаешь? Даже не можешь разобраться в ситуации! Ты вообще ничего не знаешь о жизни, так что не лезь хотя бы в мою!

– Я и не лез, – ответил я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал. Я не мог поверить в услышанное. Не мог поверить в то, что это говорила моя мать. Что она так изменилась. И больше никогда не сможет стать прежней. – Пока ты не влезла в мою жизнь. Тебе же было плевать на меня, что ты сейчас ко мне пристала?

– Сейчас ко мне придёт мой любовник, – словно не услышав моих слов, женщина посмотрела на меня угрожающим взглядом. – И он не должен видеть тебя. Ты запрёшься в своей комнате и не будешь вылезать из неё до вечера. Иначе тебе не поздоровится, – она показала кулак, – понял меня?

– Нет, я не…

– Ты понял меня?! – мать с новой силой ударила меня в живот.

Я застонал от боли, не в силах больше терпеть её. Почувствовал, как нечто мокрое прокатилось по щеке. Дрожащей от ужаса и страха рукой я коснулся лица.

Это были слёзы.

Сколько лет я не плакал? Сколько лет я не испытывал ничего подобного? Сколько лет я жил в полном равнодушии и одиночестве? Сколько лет я жил без чувств?

Казалось, передо мной открылись двери, ведущие в новую для меня неизвестность. Может, в них таилась тьма, а может, в них было счастье. Однако всё это меня пугало. Отталкивало. Я не мог прямо смотреть на них с прежним хладнокровием, потому что я не был таким на самом деле. Я вообще никем не был. Пока что.

– Да… – тихо прошептал я, не желая смотреть в лицо матери. Не хочу ещё больше видеть её.

– Вот и славно. Теперь марш в свою комнату, – властно сказала Карин, топнув ногой. – Из-за тебя мне придётся снова приводить себя в порядок. Какой же ты бесполезный.

Я быстро встал с пола и как можно скорее ушёл в свою комнату. Заперев дверь, я упёрся спиной к ней и соскользнул на пол.

Слёзы катились по щекам. Такие холодные, одинокие, пустые. Как я. В них ничего не было особенного, они не могли мне помочь, не могли спасти меня от уготовленной участи. От падения во тьму. Удивительно, как одно событие в моей жизни смогло дать во мне изменения. А что будет дальше? Что ждало меня впереди? Хотел ли я таких же дальнейших мучений ради того, чтобы узнать смысл жизни? Нужно ли мне всё это?

Я не знал. Я терялся. В себе, в своих мыслях, в чувствах, в мире. То, что сделала мама, подбило меня, сломало опору, которую я строил все эти годы. «Какой же ты бесполезный», – вот, что она сказала мне. Плюнула мне это в лицо, точно я был какой-то бездомной собакой, стоящей одной лапой в могиле. Разве я и вправду бесполезен? Разве я никому не нужен? Ничего не могу принести полезного миру? Неужели это так?

Ещё вчера бы с лёгкостью ответил на эти вопросы, ответив, что моя философия, мои мысли и размышления очень важны для мира, что я вовсе не был виноват в том, что этот мир не хотел меня слушать. Но теперь я не был в этом уверен.

Теперь я был потерян.

Сможет ли меня кто найти? Вряд ли. Не хотелось думать пессимистично, но я не мог перебороть то ощущение, что уже никогда ничего не будет прежним. Я не мог перенести чувство глубокой утраты и предательства матери. Теперь я точно не смогу смотреть ей в глаза, помня, что она сделала со мной, и зная, что когда-то была иной. Весёлой, заботливой, любящей, хорошей. В ней не могло быть плохих качеств таких, как жесткость, ненависть, злость. Она была просто не способна на это. Её душа казалась чистой, как у невинного ребёнка. Пока её не омрачило равнодушие, ложь и зло.

Удивительно, как могли порой меняться люди. Жаль, что не в лучшую сторону.

Слёзы покатались по щекам быстрее.

Глупец. Жалкий глупец.

Думал, ты сможешь вернуть прошлое? Сможешь вернуть прежнюю маму? Как глупо. Самая глупая ошибка. А на мгновение даже показалось, что всё получится…

Я вытер слёзы, подняв очки и шмыгнув носом, после чего медленно встал с пола. Но через секунду был вдруг вынужден сесть обратно. Почему? Я и сам сначала этого не понял. Пока не осмотрелся и не осознал, что дом дрожал. Землетрясение? Но ведь в Сандерелисе никогда не было землетрясений. Однако оно продолжало набирать силу, словно огромный гигант всё ближе и ближе подходил к городу, сотрясая землю: фотографии на моём столе начали падать, окна дрожали и, казалось, были готовы выбиться из-за старости, со стен посыпался бетон, было слышно, как где-то по полу пошли трещины.

Страх сковал горло. Я в ужасе как можно скорее прижался в угол между стенами, пытаясь в панике вспомнить правила во время чрезвычайных ситуациях. Но никак адекватно соображать не получалось. Сердце бешено билось в груди, отбивая чечётку, дыхание участилось, лоб вспотел от напряжения. Никогда мне так не было страшно. У меня было такое чувство, словно сейчас умру. Вот-вот – и настанет конец.

Трус.

А землетрясение становилось всё сильнее. Со стола начали падать предметы, всё дрожало в такт биения моего сердца. И от этого становилось ещё страшнее.

Но не только это меня так напугало. Было такое ощущение, словно с этим землетрясением что-то не так. Что-то странное. Когда оно становилось громче, с каждой секундой что-то так же громко пыталось сказать. Я слышал шепчущие голоса, но из-за шума и паники никак не мог понять, что именно они говорили. А они так и разносились вокруг, щекотали ухо, ласкали слух, но не давали ни намёка на то, что именно они говорили.

Пока землетрясение вдруг не прекратилось так же резко, как и началось. А на фоне тишины не послышались следующие жуткие слова:

«МЫ ТЕБЯ УБЬЁМ»

IV: И мир катился ко дну

Мир – это сумасшествие одного Супермозга, который сам из-за себя сошел с ума окончательно.

Станислав Лем

Вечерело.

За окном ещё было светло, тогда как время уже было довольно позднее. Преодолевая иногда нападавшую на меня дрожь от пережитого, я пытался делать уроки. Обычно я их делал быстро, но сегодня был такой тяжёлый день, что даже уроки невозможно было нормально сделать. Сегодня вообще день какой-то странный. Необычный. Много событий и важных для меня моментов, которые стоило потом как следует обдумать. Постараться разобраться во всём этом. Особенно в себе.

А ещё надо было разобраться с тем землетрясением. По новостям, которые я посмотрел пару часов назад, показывали несильные последствия после чрезвычайной ситуации, расспрашивали у очевидцев то, что происходило, у кого-то взяли интервью за то, что тот спас какого-то ребёнка. И ни единого упоминания о тех жутких словах. Возможно, власти не хотели об этом говорить и пугать народ, но у меня было такое ощущение, что никто этих слов не слышал, кроме меня. Что я был такой один.

И это меня ещё больше пугало. Я чувствовал, что был во что-то втянут, во что-то страшное, жуткое и тёмное. Что-то странное творилось, во что мне не хотелось верить. Ведь этого не может быть. Нет ничего мистического, нет ничего этого. Наверное, мне просто показалось, потому что я был так напуган, в таком ужасе, что не мог адекватно соображать. Так что, скорее всего, никаких этих слов не было. Никто не собрался меня убить.

С этими утешительными мыслями я вышел из дома, закутываясь в тёмно-синий шарф, и побрёл в сторону библиотеки за какой-нибудь книгой. Купить себе что-нибудь я не мог, ибо не было на это денег. А попросить у мамы или папы… Лучше этого не делать. Целее буду.

Солнце медленно катилось к закату, вечно светлый город приобрёл алые и оранжевые краски, на фоне которых сливались пожелтевшие листья деревьев. В этом городе деревья всегда очень долго сохраняли свою летнюю зелёную красоту, но в этом году они почему-то стали раньше желтеть, напоминая о холодной осени.

Смотря на весь этот мир вокруг, я не мог не задуматься о смысле жизни. Конечно, во многих книжках говорится о том, что смысл жизни человек должен найти сам, преодолевая трудности на дороге судьбы, но это был не ответ. Я так не считал. От того, что я это знал, я не стал умнее, жизнь мне не казалась теперь супер осмысленной, легче от этого не было, а вопросы без ответов так и давили на шею. Так что это был не выход. Тогда где же он был? Где искать ответы?

Кто-то ответит – в себе. Искал я там, искал. Но ничего не нашёл.

Другой скажет, что в любви. Нет этой любви, я это знал.

Третий расскажет, как он нашёл свой смысл, в чём именно. Однако это его жизнь, а не моя. От его жизни я не смогу ответить на такие вопросы, к примеру, зачем существовало вообще человечество? В чём был смысл его существования? Зачем все эти люди жили?

Так что и это не вариант.

С мрачным настроем я вошёл в знакомый зал библиотеки. Книги окружили меня со всех сторон, тишина с наслаждением прильнула к ушам, свет заливал всё вокруг. Тихо сказав «здравствуйте» библиотекарше, которая знала меня ещё с самого моего приезда, я поспешил к отделению науки. Мне страстно хотелось узнать что-то новое, потому что мне казалось, что так я смогу приблизиться к разгадке множества тайн. Хотя бы приблизиться. Это уже бы обрадовало меня.

Несколько минут спустя я полностью погрузился в чтение о квантовой физике, не замечая никого и ничего вокруг. Меня поглотила наука, которая открывала передо мной двери в свой замок, приглашая войти то в эту золотую комнату, то в другую. И с каждым разом всё больше удивляя и всё больше запутывая путь.

Как увлекательно порой читать о том, как устроен мир.

Не знаю, сколько прошло времени, когда на моё плечо кто-то положил руку. Я чуть ли не подпрыгнул на месте от неожиданности. Нет, даже скорее всего от испуга. Я настолько не ожидал и не хотел кого-либо здесь, в библиотеке, встретить, что даже не думал, что такое может случиться. Чувствуя, как сильно билось сердце, я настороженно посмотрел на того, кто меня коснулся, думая, что это мог быть Клем Эрнандес.

Но это оказалась какая-то девушка. И она была явно чем-то недовольна.

– Испугался, да? – с нотами резкости в голосе спросила она, ещё больше нахмурившись и сжимая моё плечо.

– Что? Нет, конечно…

Я сморщился от боли в плече, отмечая, что за сегодняшний день его явно хотели все мне хорошенько повредить.

Я поразился, насколько речь у этой незнакомки была выверенная, хорошо поставленная. Буква в букве, чёткая, без свистящих согласных, проглоченных согласных, без зажёванных слогов. Она говорила так правильно, точно читала новые пункты Конституции на весь мир. И в этом мне эта девушка понравилась.

Что-то в ней было. В её красно-карих, как глина, глазах. Поразительный цвет.

– Ты ведь тот самый Трантер Нефф, который придумал десептизм? – она смерила меня сердито-изучающим взглядом.

– Да, – ответил я, ещё не до конца оправившись от испуга, но тут же понял, что сказал глупость. – То есть нет. Это другой парень…

Но было уже поздно. Незнакомка, видимо, сама от себя такого не ожидая, дала мне вдруг пощёчину. Шок от неожиданности даже превысил боль, распространяющуюся по всему лицу. Чего-чего, а вот этого я никак не ожидал. Даже подумать об этом не мог.

Прижимая ладонь к ушибленной щеке, я во все глаза от удивления смотрел на девушку. За её миниатюрный вид ей можно было бы дать лет двенадцать, но я чувствовал, что ей наверняка на два года больше. Слишком уж угрюмой и умной она выглядела, точно была сердитым плюшевым мишкой. Короткие, тёмно-коричневые, как сухая земля, кудрявые волосы, обрамляющие маленькое круглое личико с пухлыми щеками, на которых рассыпалось множество-множество веснушек, словно кто-то встряхнул кисточкой на её мягкую, румяную кожу. Тёмные брови, большие красно-карие глаза, слегка полное тело и маленький рост – всё это создавало иллюзию лесной феи, которая вышла из глухой чащи в мир людей и первое, что увидела, это книгу, которую она так крепко сейчас прижимала к своей груди.

– Я ложь чувствую за километр, – отчеканила незнакомка, пытаясь скрыть дрожь той руки, которой она меня ударила.

– Тогда тебе не повезло, – спокойно ответил я, всё ещё не до конца оправившись после неожиданности. – Потому что ложь в мире людей повсюду.

– Это тебе не повезло, – решительно возразила девушка, нахмурившись и смотря на меня таким взглядом, словно была готова убить. – И не надо мне тут разглагольствовать о своих мыслях и наблюдениях. Я не за этим сюда пришла.

– Не удивительно, – холодно усмехнулся я, пытаясь держаться так, будто мне было всё равно на произошедшее, хотя я глубине души этот её поступок меня глубоко задел. – Ко мне никто не приходит за умными советами.

– И знаешь почему? – собеседница даже не давала мне до конца договорить. – Потому что ты не прав.

– И в чём же, интересно узнать?

– В десептизме, – она веско вздёрнула подбородок, точно хотела меня этим впечатлить, на что я лишь улыбнулся.

– Так вот в чём дело. Теперь всё ясно с тобой, – я закрыл книгу, понимая, что мне сегодня уже не удастся больше почитать, и повернулся к ней передом всем телом. – Поэтому ты ударила меня? Потому что ты недовольна тем, что я придумал?

– Зачем ты задаёшь вопросы, если и так знаешь на них ответы? – фыркнула незнакомка, откинув рукой назад и короткие кудрявые волосы. – Ты же вроде как умный человек… – последовала небольшая пауза из-за её размышлений. – Но при этом ты не прав. Я не считаю, что все те люди, которые верят в мистику и тем более знают, что она существует на самом деле, всего лишь заблуждаются. Так можно сказать, что весь Сандерелис заблуждается, но ведь такого не может быть.

– Ещё как может, – с готовностью возразил я, чувствуя азартный интерес в этом разговоре. – Могу сказать, что не все люди в этом городке возненавидели меня за десептизм. Есть такие, которым всё равно, но есть ещё и те, которые согласились со мной, встали на мою сторону. А это далеко не пару человек, а где-то… Скорее всего, треть города, если не больше.

– Ага, и теперь из-за тебя на твоей стороне и Клем, – сдержанно сказала девушка, поджав губы от обиды.

– Ого, ты его знаешь? Интересно, – я холодно улыбнулся, скрестив руки на груди. Моё любимое положение, когда я считал себя самым умным. Когда считал, что уже выиграл. – Как тебя зовут?

– Тиил Марс, – чётко ответила она. – А Клем мой лучший друг. Именно он мне и рассказал о тебе и о десептизме. Он был рад тому, что ты открыл ему глаза, тогда как я этому совершенно нет.

Я не знал, хорошо ли было то, что Клем рассказал кому-то обо мне. Я не знал, нужно ли мне это и не принесёт ли это проблем. Однако если вспомнить, как начался этот разговор, то лучшего стоило пока и не ждать. Супер.

– Почему же? Не хочешь, чтобы у вас возникали споры? – мне было интересно.

– Нет, потому что ты не прав, – строго возразила Тиил, мотнув кудрявой головой.

– И почему же такая уверенность?

– Потому что я сама видела нечто странное, своими глазами, – она немного подумала над тем, что сказать дальше. – И поэтому я так утверждаю, что ты не прав.

– А я не устану утверждать, что я наоборот прав, – я спокойно пожал плечами.

– Во-первых, я верующая, – точно для подтверждения этого, девушка достала из-за воротника чёрного джемпера золотистый крестик. – Я верю в Бога и в то, что он создал этот мир… Конечно, я согласна с законами физики, но я считаю, что именно Бог всё это придумал, как и всю нашу Вселенную… А раз он существует, то значит это уже доказательство того, что нечто… странное тоже существует. А значит, твой «десептизм» уже не прав.

– О Боге можно разговаривать сколько угодно, целую вечность, но мы так и не узнаем правды и не приблизимся ни на шаг к разгадке, – хладнокровно ответил я, пристально наблюдая за тем, как Тиил убирала обратно крестик. – Поэтому не стоит делать это основным доказательством того, что моя идея якобы не верна.

– Поэтому у меня есть второе доказательство, – с гордостью продолжила девушка. – Как я уже говорила, я сама видела нечто странное… Во-первых, странные призраки на кладбище, странное поведение птиц, в особенности аистов, странные тени и вопли в переулках, точно кого-то мучили, всё такое же… Странное, – её пробрала дрожь от воспоминаний. – А во-вторых… Сегодня кое-что меня поразило. Во время землетрясения я чётко услышала странные голоса, которые словно прозвучали у меня в голове.

На мгновение я даже перестал дышать. Меня поразило удивление настолько сильно, что я даже не мог сразу открыть рот и что-нибудь на это ответить. На самом деле, мне хотелось встать и воскликнуть, что не я один это слышал, однако смог удержаться от порыва. Не хватало ещё того, чтобы я сразу согласился с Тиил. То, что она слышала голоса, ещё не означало, что это было и вправду так. Ещё было рано делать окончательный вывод, стоило ещё как следует подумать.

Но в глубине души мне стало легче. Однако я всё равно не переставал утверждать себе, что нет ничего мистического. Этого просто не могло быть.

– Кто-нибудь ещё слышал это? – с самым равнодушным видом спросил я таким голосом, словно презирал её слова.

Тиил ответила не сразу. Она задумалась. Как я успел заметить, задумывалась она даже довольно часто, точно подбирала каждое слово, чтобы после этого чётко их выговорить, как будто она исполняла приказ.

– Нет, – она нахмурилась. – Я спрашивала у своих друзей и у Клема тоже, но никто этого не слышал… Но назвать меня сумасшедшей тоже нельзя, потому что я и вправду слышала эти жуткие слова.

– Но это не означает, что они и вправду были, – мне было непривычно врать, хотя держался я всё так же холодно и непринуждённо. – Ты была наверняка напугана, в панике и в ужасе, так что тебе могло послышаться всё что угодно. У тебя могло разыграться воображение, а такое часто происходит в этом городке.

– Нет, это правда! – нетерпеливо возмутилась Тиил, чуть наклонившись вперёд. – Ничего мне не показалось. Я сама всё слышала, не могу же я быть сумасшедшей!

– Я тебе не верю.

Кого я обманывал? Себя, конечно же. Я верил ей, потому что сам слышал эти слова.

«МЫ ТЕБЯ УБЬЁМ».

Жутко. Дрожь сотрясла всё тело. Я вспомнил тот ужас, который охватил меня тогда. Панику, страх за то, что я мог умереть. Что меня уже хотели убить. За что? И кто? Что это вообще было такое? Может, ничего этого не было, а мне и Тиил просто показалось? Может, никто не собрался нас убивать?

Хватит себе врать.

Происходило что-то странное, что мне жутко не нравилось. Но нужно всего лишь признать то, что это что-то мистическое, как бы мне этого ни хотелось. А мне совершенно не хотелось идти против своих идей и мировоззрения, против самого себя. Я так не мог.

– Мне плевать, веришь ты мне или нет, но я всё равно останусь при своём: ты не прав, – твёрдо и чётко сказала Тиил, сверкнув строгим взглядом.

– Тогда как я тоже останусь при своём, что я прав, – пожал я плечами, чувствуя забавное ощущение от этого разговора.

– Я знаю.

– Тогда зачем пришла?

– Предупредить, – собеседница важно поджала подбородок.

– Вот так? – холодно усмехнулся я, совершенно этого не боясь. Не от этой милой девушки, которая хоть и ударила меня.

– Да, именно, – она вновь на пару секунд задумалась. – Да, я соглашусь, что не все в Сандерелисе верят в мистику, что кто-то даже согласился с тобой, но нас, таких как я, всё равно больше. И мы совершенно недовольны тем, что ты придумал десептизм. Мы питаем к тебе неприязнь, кто-то тебя даже ненавидит, потому что утверждает, что сам был свидетелем нечто странного… И предупредить мы хотим тебя за то, что ты зря это всё придумал. Сандерелис жил без твоих революционных идей очень хорошо, пока десептизм всё не испортил. Многие поссорились друг с другом, начались проблемы. А всё из-за тебя.

– Я знаю. Но я всего лишь вызывал к здравому смыслу, к тому, что я знаю. Я не виноват в том, что люди мне поверили. Я их не просил. Но они поверили – и это только их проблемы. Я всего лишь сказал то, что считаю правдой. Но я хотя бы смогу принять поражение, если это окажется не так, тогда как вы этого не сможете. Уже не смогли.

– Это ещё почему?

– Потому что вы меня возненавидели вместо того, чтобы принять всё так, как есть, – хладнокровно ответил я с вызывающим взглядом и поправил пальцем очки. – А то, что вы так поступили, не сделало вас верными в своих суждениях. Признаю, начались проблемы и ссоры в обществе, но это означает, что люди начали осмыслять свою жизнь, а не тупо существовать. Значит, они научились наконец-то думать, размышлять о жизни. А это как раз то, чего я и добивался.

Я ожидал, что Тиил сейчас мне сразу же возразит, но она глубоко задумалась, сжимая книгу в руках. Я заметил, что её веснушчатое лицо было очень милым, когда она размышляла о чём-то, делала для себя выводы. Она становилась тогда менее требовательной и резкой.

И в этом она мне понравилась. Как и в Клеме, я ощущал в ней недюжинный ум и осознанность, что не могло меня не радовать. Уже как два человека за один день нашлись столь умные, чтобы меня слушать и обсуждать со мной разные проблемы. Впечатляло.

Правда, если Клем был более наивный и добрый, верил каждому моему слову и только начинал что-то осознавать, то Тиил в этом плане уже давно была своей. Она явно задавалась вопросами о жизни, искала на них ответы и не была столь наивной, как её друг. И это делало её ещё интереснее.

– Я только сейчас осознала, что так оно и есть, – наконец проговорила девушка и внимательно посмотрела мне в глаза. – Многие люди, которых я знаю, раскрылись вдруг с совершенно другой стороны. Одни оказались намного умнее, другие намного глупее вне зависимости от того, на какой стороне они были. И думаю, это даже… Здорово.

– Вот видишь, всегда есть свои плюсы, – я слабо улыбнулся, на что Тиил тоже широко улыбнулась, показывая свои брекеты.

– Извини, что ударила тебя, – она опустила взгляд от стыда. – Я не думала, что сделаю это. Оно получилось как-то само собой. Я даже… Не контролировала себя. Обычно чувства не берут надо мной верх.

– Я тебя прощаю, – кивнул я, испытывая такое странное ощущение, словно что-то важное происходило в моей жизни. От этого извинения будто что-то дрогнуло в моей душе. Что-то глубокое и искреннее.

Тиил вновь стала серьёзной, точно минуты слабости уже было достаточно на сегодняшний день.

– Но я хотела тебя ещё предупредить и от себя. Насчёт Клема.

– А что с ним не так?

– Мне не понравилось, что он стал заодно с тобой, – девушке было неприятно об этом говорить. – Конечно, он не будет меня называть десептиком, потому что всё равно считает это оскорблением, но… У него изменился ход мыслей. Теперь он думает по-другому.

– И это к лучшему, – равнодушно сказал я. – Потому что он стал умнее. Вкусив плод правды, он захочет узнать больше. А что для этого нужно? Именно, размышлять. А размышления ведут к изменениям. И это очень хорошо, потому что человек не стоит на месте, он развивается и должен развиваться дальше. А Клем – наглядное этому доказательство.

– Ты так говоришь, будто всё это для тебя просто эксперимент, – Тиил с каким то подозрением взглянула на меня из-под полуопущенных веков. – Но ты знай, я тебя предупредила: если Клем будет в конце концов против меня, в этом будешь виноват ты. И тебе от этого не поздоровиться.

– Буду иметь в виду.

Я притворно улыбнулся, тогда как внутри всё дрогнуло от страха. Что-то во взгляде девушки было такое, что заставило меня насторожиться. Хоть я и не считал её опасной, в ней было нечто, чего стоило остерегаться.

– Эй, Ти! Вот ты где, мерзавка.

Мы резко обернулись на чей-то грубый, низкий голос, раздавшийся столь громко среди тишины библиотеки. Из-за стеллажей с книгами вышел долговязый лет восемнадцати парень с белыми, как крылья ангела, волосами, которые были коротко пострижены у висков, образовывая некую маленькую «шапку» на голове. Острые скулы из-за худобы, сильное тело с тонкими мышцами, пару небольших татуировок на правой руке и шее, шрам на лбу – всё это создавало типичный вид подростка-хулигана, который ещё не до конца понял, что такое зло и добро, и надеялся на какое-то чудо в его жизни, словно оно могло изменить его дьявольскую душу.

Мне бы этот незнакомец совсем бы не понравился, не будь у него такие же, как у Тиил, красно-карие глаза. Цвета Марса. Интересно, именно поэтому у неё такая фамилия? Или это просто совпадение? Как бы то ни было, мне стало ещё любопытнее. Даже некий азарт появился.

– Яанн, сколько раз можно тебя просить не называть меня так? – лицо Тиил стало вдруг нервным, взгляд потух и никак не мог остановиться на одном месте. Она явно волновалась. Но из-за чего?

– Как? Ти? Это же мило, тебе не кажется? – грубо усмехнулся блондин.

– Это Трантер Нефф, – девушка, видимо, решила перевести тему, и указала на меня подбородком. – Трант, а это мой брат. Яанн Марс.

– Приятно познакомиться, – я холодно улыбнулся и встал со стула, протянув руку.

Парень, наверное, хотел ответить мне какой-нибудь колкостью, но он вдруг застыл. Его пристальный, слегка удивлённый взгляд остановился на мне, изучал меня с головы до пят, словно что-то выискивал или же просто любовался. Он странно глядел на меня, будто увидел инопланетянина, а не обычного подростка.

Когда я нахмурился, Яанн вдруг вздрогнул и крепко пожал мою руку. Я отметил про себя, что у него была грубая, со шрамами кожа, словно он кого-то беспощадно бил.

– Мне… Тоже, – он выглядел расстерянным, точно с ним что-то произошло. – Мне кажется, или мне знакомо твоё имя?

– Конечно, ведь это он придумал десептизм, – Тиил не могла скрыть нотки недовольства в голосе.

– О, тогда всё ясно, – гордо ухмыльнулся парень, придя в себя. – Из-за тебя в городе начались ещё большие проблемы, чем от меня. Обычно это я нарушаю покой, но в этот раз ты даже превзошёл меня. Не каждому это удаётся.

– Я этому не так сильно рад, как ты, – хладнокровно ответил я, скользнув взглядом по Тиил и сжимая кулаки. Тревога внутри всё больше и больше разрасталась, напоминая о том, что надо быть осторожнее.

– Не удивительно, – фыркнул Яанн, скрестив руки на груди с таким угрожающим видом, будто здесь он был главный. – Вижу, даже моя сестрица не даёт тебе покоя. А ты, насколько я знаю, любишь покой. Ты же типа тихий мальчик. Ботан, читающий книжки, – он с презрением посмотрел на книгу, лежащую рядом со мной на столе.

– А ты типа главный элита школы и хулиган, за которым бегают все девочки, – будто подражая его, сказал я как можно более твёрдым голосом, тогда как внутри всё оборвалось от страха.

– Ну-ну, тише, ублюдок, – лицо блондина стало злобным, он ткнул в мою грудь пальцем и слегка наклонился вперёд. – Я не с тобой пришёл ругаться. Тебе ещё далеко до меня, чтобы воевать. Я пришёл за своей сестрицей, чтобы забрать её домой. И это не приносит мне никакой радости, точно так же, как если тебе набить морду.

– Яанн, хватит, – Тиил встала между мной и братом и встревоженно посмотрела на нас обоих. – Трант ничего плохого тебе не сделал.

– Ещё как сделал, – резко огрызнулся молодой человек, сжимая кулаки. – Он подорвал мою репутацию, устроил ссоры в моей банде. А всё из-за его грёбаного десептизма.

– А ты сам за чью сторону? – мне вдруг стало интересно, не смотря на страх.

– Уж точно не за твою, ублюдок, – самодовольно усмехнулся Яанн. – Я считаю себя нигилистом². Если ты такой ботан, то знаешь, что это такое.

– Значит, ты ни во что не веришь и всё отрицаешь? – я оглядел его оценивающим взглядом. – Думаю, для тебя это подходит. Но я не считаю, что это верный подход к пониманию жизни.

– А мне плевать, что ты считаешь, – грубо ответил парень. – И честно, мне надоело с тобой тут разговаривать. Пошли, мерзавка.

Он резко схватил сестру за руку и потащил к выходу. Тиил, кинув на меня последний тревожный взгляд красно-карих глаз, покорно подчинилась, уходя из библиотеки. И только потом, после многих событий в жизни, я понял, почему эта девушка так нервничала и тревожилась, когда за ней пришёл Яанн.

Её брат был настоящим монстром. С разбитым сердцем

.

V: И жизнь преподала урок

Один день сменял другой, а я не знал, что это и есть жизнь.

С. Йоханссон

Темнота пугала людей с самых старинных веков. Тьма пугала своей неистовой красотой и масштабностью. Заблуждение и наивность – вот что правило людьми на протяжении многих веков. Они не понимали, что во тьме и скрыта вся суть громоздких знаний, а они всё тянулись к свету, который их так слепил. Знания – это основа человека, а наивность – ужасный порок человека. За своё доверие он расплачивался сполна. Чтобы получать знания, нужно перестать быть наивными, ограничивать себя в наивных чувствах и страхах. Понимание этого – залог свободы.

«Я слишком мрачен для такого света», – вот, что я сказал тогда Клему. И это было правдой. Я жил с этой темнотой внутри себя. Изо дня в день. Каждую минуту. И осознавал это. Понимал, что мне никогда от неё не отделаться, да и не надо было. За тьму я получил знания. Наивность – это не про меня.

Жаль, что я не мог то же самое сказать и про страх. Я боюсь, это правда. И ничего не мог с собой поделать. Как бы я ни был прав, страх меня всё равно не отпускал.

Я наслаждался тенями, которые словно так и витали вокруг меня, когда я не спеша шёл из библиотеки домой. С одной стороны, мне было страшно, что сейчас кто-то да и выскочит из-за угла и нападёт на меня, но с другой стороны, мне было так хорошо среди всей этой тёмной тишины вокруг, точно все вымерли. Мёртвое общество, которое и вправду стало мёртвым. Забавно.

Я наслаждался покалывающим щёки ночным холодом, гулкими звуками далёких машин, скрипом гравия у меня под ногами. Наверное, если бы я волновался за то, что родители беспокоились за меня, переживали и гадали, где я, то я бы вряд ли пошёл через парк, потому что это был более длинный путь до дома. Днём он, конечно, выглядел красиво, но в темноте, почти что ночью, он был похож на жутких монстров, которые тянули свои скрюченные пальцы к человеческим пустым душам.

Страшно и прекрасно одновременно.

Очень странное такое чувство, но мне просто захотелось здесь прогуляться в столь поздний час. У меня было хорошее настроение, что редко бывало. Так даже и хотелось насвистеть какую-нибудь музыку и смотреть на Луну, ярко светящуюся на чёрном, как мгла, небе. Люблю ночь. В это время приходили удивительно красивые мысли. О космосе, звёздах, других планетах… О Вселенной.

Где-то я читал о том, что будет с нашей Вселенной через многие-многие миллиарды лет. Сейчас на ночном небе полно звёзд, но так будет не всегда – они израсходуют топливо и погаснут. Через квадриллион лет другие галактики уже будут далеко, а наша будет заполнена тихими планетами, мёртвыми звёздами и чёрными дырами. Но потом все эти планеты одна за другой упадут в черные дыры, которые, в свою очередь, сольются в одну сверхмассивную черную дыру. В конечном итоге, как считал Стивен Хокинг, даже эти черные дыры испарятся. Примерно через один гугол лет они рассеются и превратятся в тонкую дымку мелких частиц. Окончательным исходом этого наиболее реального сценария, описывающего будущее нашей Вселенной, станет пустое и холодное пространство, которое будет существовать практически вечно.

Идеально.

Мы маленькие – Вселенная большая. Задумавшись о масштабах космоса, сложно поверить, что наше существование здесь, на Земле, играло важную роль и вообще имело какое-либо предназначение.

Можно подумать, что мы зря живём. Всё равно исход один

– смерть. До нас были эры, века, войны. До нас жили люди – и где они? Умерли. Вот и нас ждало то же самое.

Но, даже несмотря на это, мы продолжали жить. Забавно.

– Эй, далеко собрался?

Рядом со мной из-за куста вдруг раздался мерзкий смешок, а за ним последовал и шум – это выходил на свет луны неприятный на вид молодой человек с побитым лицом и сломанным носом. Омерзительный тип. Как и его дружок.

Ещё один вышел с противоположной стороны и встал напротив меня. Выход из парка теперь был перекрыт страшным амбалом с кривой рожей, которая не предвещала мне ничего хорошего.

Сам виноват. Ведь знал, что так поздно, часов в десять, одному гулять в парке нельзя. Но обычно в Сандерелисе нападения и ограбления людей довольно большая редкость, а убийства – так и подавно.

Но мне, видимо, не повезло. Естественно.

– Вас это, конечно, не удивит, но я шёл домой, – хладнокровно ответил я, пытаясь сохранить невозмутимое лицо.

О, как мне было страшно! Сердце так и готово было выскочить наружу, душа ушла в пятки, а мозг лихорадочно пытался придумать, как спастись из этой ситуации. Но бежать было некуда, а если пробовать – всё равно догонят.

Чёрт.

– К мамке, значит? – ядовито фыркнул амбал, лицо которого в темноте выглядело совсем жутко.

На мгновение мне даже показалось, что всё внутри застыло, а затем пошло бешеным ходом. Я вспомнил перекошенное от злости лицо матери, её слова о том, что я бесполезный, её удары мне в живот и ненависть в глазах. Зачем мне идти к тому, кто меня ненавидел? Чтобы спасаться? Ха-ха, смешно.

– В безопасное место, – решил ответить я, даже не зная зачем. Может, в глубине души я надеялся, что меня сейчас кто-то спасёт? Как это бывало в фильмах.

Но то в фильмах, а здесь – реальная жизнь.

– От нас сбежать хочешь, да? – мерзко спросил первый неприятный тип и подошёл ко мне на два шага. – Это возможно, если дашь бабки. По-хорошему, конечно.

– Нет у меня никаких… Бабок, – последнее слово я сказал так, будто передразнивал его.

О, да я прям смелый парень! Если бы это было так на самом деле… Меня чуть ли разрывало от страха, коленки тряслись и бились друг об друга, давний обед так и рвался наружу. Тошно стало от всего этого дерьма.

– М-м, кто-то тут у нас решился хамить? – важно усмехнулся амбал, сверля меня взглядом.

Секунда – и он с силой меня ударил в живот. Я согнулся пополам, еле удерживая еду в желудке. Боль охватила всю нижнюю часть тела, всё онемело, потеряло связь с внешним миром. Разум поглотила паника. Мне хотелось кричать, кричать отчаянно и долго. До боли в лёгких. До полного опустошения.

Вторая секунда – и меня ударили по спине, уложив на гравий лицом вниз. Нога прижала меня к земле с такой силой, что я с трудом мог дышать. Стало невыносимо больно. Кровь пульсировала в висках, перед глазами всё плыло, было холодно и страшно. Как будто перед смертью.

– Что, уже потерял остатки смелости, подонок? – мерзкий шипящий голос раздался у меня прямо над ухом, вонь изо рта амбала заставила меня сморщиться в лице ещё сильнее.

Казалось, Смерть подобралась ещё ближе. Дышала мне в спину, смотрела мне в затылок и смеялась. Долго и откровенно смеялась над моим ничтожеством и глупостью. «Ха-ха, он думал, что приносит миру пользу, а этот мир хотел лишь его смерти», – смеялась надо мной Смерть, доставая из-за спины окровавленную косу, острый конец который был направлен прямо на меня.

– Гони бабки, ублюдок, или тебе ещё больше не поздоровиться, – амбал сильнее прижал меня ногой к спине и схватил за волосы, подняв мою голову.

Боль пронзила шею, послышался неприятный хруст, отчего мне стало совсем нехорошо. Сдавленный хрип вырвался из глотки, тогда как мне хотелось изо всех сил кричать на помощь или умолять о пощаде.

Жалкий трус. Слабак.

Слёзы покатились из глаз, когда мужчина ещё сильнее запрокинул мне голову, чуть ли не ломая мне шею, а второй его дружок начал лазать у меня по карманам, ища деньги и документы.

– У него и вправду ничего нет, Зарт, – сказал тот, который только что обшарил меня. По голосу я понял, что он был слегка удивлён этому. Но лишь слегка. Не стоило пока радоваться.

– Что ж… – поганое лицо амбала смотрело на меня с таким кровожадным выражением, словно выбирало какой выбрать способ убить меня. Жестоко и мучительно. Беспощадно. – Тогда он сам в этом виноват.

В следующую секунду он резко встал и ударил меня в живот. От боли я завопил, за что получил ещё один удар от второго грабителя. Удары были сильные, как и боль. Как и дикое желание всё это остановить, больше не страдать и не мучиться, отключить разум и чувства, отключить себя. Перед глазами и так всё плыло, но сознание на зло мне всё же держалось за реальность, отчего мне становилось с каждой секундой ещё больнее.

Удар за ударом. Боль за болью. Кровь текла из носа, куртка порвалась, линзы очков треснули в одном месте, грозя воткнуться мне в глаз острым концом, если будет ещё один удар. Я рыдал и кричал, плакал и завывал, с трудом думая о том, зачем меня так мучили. Мне даже захотелось умереть. Всё что угодно, лишь бы не терпеть эту невыносимую боль.

– Хватит!

В тишине парка вдруг раздался крепкий женский голос, а за ним последовали чьи-то поспешные шаги, переходящие на бег. Я тут же почувствовал, как удары прекратились, боль на мгновение утихла. Я слегка выпрямился из скрюченного положения и вздохнул свежего воздуха, ощущая кровь на губах, после чего, прищурившись, попытался посмотреть, что происходило. Кто спас меня от верной смерти.

– О, и ты тоже захотела, малявка? – гадко усмехнулся тот амбал по имени Зарт и сложил руки на груди.

– Вы сейчас сами получите, если не оставите его в покое, – смело огрызнулся чей-то женский голос, который я никак не мог определить, кому он принадлежал. Не мог увидеть лица и вообще что-либо различить в темноте за пару метров. – Проваливайте отсюда по-хорошему.

Видимо, что-то было в её голосе или, может, в выражении лица, что эти двое мужчин не стали ей сопротивляться.

– Тебе повезло, малявка. Мы как раз уже закончили.

И ушли.

Наконец-то. Эти мучения закончились. Всё прекратилось. И как раз вовремя – если бы меня не спасли, я был готов умереть. Именно в ту минуту я думал только об этом. Никогда мне выдавались столь тяжёлые и насыщенные дни. И никогда в них не было столько боли как моральной, так и физической. Мне никогда так не было страшно, плохо и отчаянно. Даже тогда, когда меня била мама. По сравнению с тем, что я пережил сейчас, то теперь казалось просто нелепым. То было ещё цветочки с острыми шипами. Сейчас же это были настоящие звери, жаждущие утолить бесконечный голод, который был равен жажде смерти. А она – вечна.

– Ты как?

Чьи-то сильные руки с мозолями и разбитыми костяшками осторожно перевернули меня на спину и не менее осторожно держали меня голову, не давая ей лежать на холодной земле. Я с радостным облегчением посмотрел на того, кто спас меня.

Это была девушка шестнадцати лет с длинными светлыми, как лучи солнца, волосами, в темноте которые по цвету напоминали слитки золота. Они были заплетены в растрепавшиеся косички, спадающие на широкие плечи и сильное, крепкое, мускулистое тело настоящей спортсменки. Когда она говорила, её голос был чем-то похож на мальчишеский: такой же низкий и твёрдый. Но это её не портило. Хоть эту незнакомку и нельзя было назвать красавицей, она мне чем-то приглянулась. Может быть тем, что она не побоялась и спасла меня?..

– Отвратно, – честно признался я, весь морщась от боли во всём теле.

– Подожди, не вставай, – скомандовала девушка, и я не стал возражать, а вытянулся во весь рост на земле.

Она расстегнула мне пальто и осторожно пощупала моё немного пухловатое тело для того, чтобы проверить, не было ли сломанных рёбер. По тому, как блондинка удовлетворённо кивнула, я понял, что не было.

– Удивительно, как ты вообще живой остался, – она утешающе мне улыбнулась.

– Не поверишь, но я подумал о том же самом, – невесело фыркнул я, медленно садясь на землю и застёгивая обратно пальто. Не хватало ещё заболеть.

– По твоему лицу видно, – съязвила девушка и помогла мне встать. – Тебе нужно срочно обработать раны и нос. Пойдём ко мне домой, вот он, – она указала на ближайший дом, который находился прямо через дорогу от парка. – Моя мама врач, она тебе поможет. Она всегда всем помогает.

– Благодарю, – я слегка пошатнулся, но незнакомка успела меня поймать. Чёрт, как же сильно болело всё тело.

– Кстати, меня зовут Эсса. Эсса Киплинг, – она широко улыбнулась, показывая неровные зубы.

– Трантер Нефф, можно просто Трант.

– О, так ты тот самый, который устроил в нашем Сандерелисе переполох? – девушка была приятно удивлена.

– Именно поэтому меня все знают? – на самом деле, мне порядком надоела такая известность обо мне в столь маленьком городке.

– Многие знают твоё имя, но мало кто знает, как ты выглядишь и кто ты вообще такой, – беззаботно ответила Эсса, помогая мне идти до её дома.

– Я… Забыл тебя поблагодарить за то, что ты спасла меня, – мне было хоть и тяжело говорить, я не мог не сказать своей спасительнице «спасибо». – Если бы не ты… Не знаю, я был готов уже умереть. По крайней мере, от отчаяния и безвыходности ситуации точно.

– Ну, тебе повезло, – лицо собеседницы расцвело в ехидной улыбке. – Я как раз шла с тренировки по боксу и наткнулась на тебя. Кстати, я не одного человека так спасала, особенно в этом парке.

– И всех таскала к себе домой, чтобы вылечить? – с любопытством спросил я.

– Нет, только тебя, – призналась Эсса и слегка смутилась, пристально глядя мне в глаза. – У меня такое чувство, что тебе можно доверять. Тем более я о тебе слышала.

Я не смог ей ничего ответить. Не только от боли, но и от такого странного ощущения, словно мне сказали нечто бесценное. Нечто такое, от чего лёд топился в сердце, будто на него впервые за долгие года попали лучи солнца. «У меня такое чувство, что тебе можно доверять», – эти слова не выходили из моей головы. Не знаю почему. Но они мне показались сокровенными, искренними и чистыми, точно девушка, сама от себя такого не ожидая, призналась мне в чём-то секретном. Как и то, что она хотела привести почти что незнакомого человека к себе в дом, несмотря на то, что ни разу так не делала ни с кем из ранее ею спасённых. Поразительно.

Мы медленно дошли до парадной двери, а затем не менее медленно начали подниматься на третий этаж из пяти возможных этого довольно старого, длинного, покрашенного в оранжевый цвет, дома. Стук в дверь – и нам открыл высокий, худой брюнет лет сорока с усталым лицом, на котором красовалась щетина. Его тёмные глаза тут же широко раскрылись от ужаса, когда он увидел моё разбитое лицо и плохое состояние.

– О боже, Эсса, что случилось? – мужчина в панике открыл дверь шире и помог внести меня в уютную двухкомнатную квартиру. Он быстро снял с меня верхнюю одежду и обувь, после чего перенёс на диван в гостиной.

– На него напали те два грабителя, о которых я тебе рассказывала, – коротко ответила девушка. – Я успела его спасти, но состояние у Транта, как видишь, плохое.

– Позови Агату, она поможет, – дрожащим голосом попросил брюнет и нервно осмотрел меня. – Ты ещё живой?

– Да, сэр, – спокойно ответил я, чувствуя себя странно в незнакомой квартире среди незнакомых людей. Но не это больше меня волновало, а то, что мой разум так всё время и собирался провалиться в бездну тьмы.

– Можешь меня звать просто Лонс, – он улыбнулся, тогда как в глазах стоял дикий страх. – Я отец Эссы. А ты кто для неё?

– Одноклассник, – не долго думая, решил соврать я, потому что не собирался усложнять как ситуацию, так и жизнь бедного мужчины. Было видно, что он и без того был на нервах, так что не стоило ему говорить, что его дочь принесла домой незнакомого ей мальчика, который устроил «переполох» в Сандерелисе.

– Ясно.

В следующую секунду в гостиную ворвалась Эсса вместе с матерью: у той были такие же светлые волосы, но только ломкие, как солома, осунувшееся лицо и синяки под глазами, в которых стояла печать глубокой боли. Она держала в руках аптечку и, когда села на край дивана рядом со мной, начала обрабатывать нос, вытирать кровь, дезинфицировать раны, мазать синяки. Агата всё это делала с особым искусством, какой бывал у врачей, смешанный с осторожностью и аккуратностью.

– Эсса сказала, на тебя напали те два грабителя, которые тут в последнее время сильную шумиху устраивают, – через некоторое время, когда почти всё было излечено, сказала женщина таким тоном, будто её мысли были очень далеко.

– И она права, – кивнул я, отмечая, что боль в теле намного утихла и двигаться можно было почти что не морщась. – Они меня избили, пинали в живот и в лицо. И хотели денег.

Я снял очки и осторожно их осмотрел: трещина расползлась по левой линзе, но когда я надел их обратно, это было почти что незаметно. Теперь эта трещина будет напоминать мне о том, что случилось в этот страшный вечер. Это будет моим особым проклятием.

– Но ты ничего им не отдал? – равнодушно спросила Агата, убирая обратно в аптечку мази, вату и бинты.

– У меня ничего и не было.

– Тогда хорошо, – женщина встала и посмотрела на Эссу и Лонса тревожным взглядом. – Ему нужно отдохнуть. А нам нужно поговорить.

Я услышал недовольное цоканье языком Эссы, когда она вышла из комнаты за родителями и закрыла за собой дверь. Я осмотрелся: уютная гостиная с большим, мягким ковром на полу, телевизором в шкафу, полном разнообразных книг и картин, яркие обои и красивый вид за окном на прекрасный парк, который, однако, сейчас, в ночи, казался жуткими дебрями с чудовищами. Особенно если учесть, что со мной произошло.

Тишина накрыла меня с головой, чувство одиночества и некого страха сдавило изнутри, пока я не услышал разговор через стенку. Конечно, подслушивать нехорошо, но я не мог просто взять и закрыть уши. Мне было интересно знать мнение тех людей, которые так неожиданно для меня с заботой приняли к себе в дом.

– …А теперь рассказывай, кто это такой? – недобро спросила Агата явно у своей дочери. – С кем ты шлялась в такое позднее время? И что ты вообще возомнила?

– Я ничего такого плохого не сделала, – твёрдо возразила Эсса, и в голове я почему-то представил, как она упёрла руки в бока и с вызовом посмотрела на мать. Не знаю, почему именно так я это вообразил. – И ни с кем я не шлялась. Я же говорила, что тренировка сегодня кончилась позже, чем обычно. А ещё нам пришлось задержаться, чтобы выяснить всё про ближайшие бои.

– А что тогда этот парень делает у нас? – продолжала наезжать на неё мать. – Ты просто чудесным образом спасла его от двух амбалов? Что-то не верится.

– Я не виновата в том, что ты мне не веришь. И тем более я не виновата в том, что спасла человека.

– Ты его хотя бы знаешь? – взволнованно спросил Лонс. Его робкий голос за стенкой было почти что не слышно.

– Он мой одноклассник, – смело наврала Эсса как ни в чём не бывало. – И, конечно же, я его знаю. Чего вы к нему прицепились? Я ему вообще-то жизнь спасла. Могли бы и гордиться мной.

– Как будто это в первый раз, – всё так же недоверчиво фыркнула Агата, после чего послышался звук удаляющихся шагов. – Через полчаса мы будем кушать. И раз этот бедолага так ранен, пусть с нами тогда поест.

– Спасибо, хотя бы это дозволила, – съязвила Эсса и направилась к гостиной, где я лежал под одеялом и думал.

Думал о том, зачем спасла меня эта храбрая девушка и нужно ли это было вообще. Может, мне была заготовлена такая судьба, чтобы умереть от рук грабителей? Но Эсса взяла и всё изменила? К чему это могло привести? Чему ещё могла научить меня жизнь?

Если она, конечно, учила…

VI: И человек говорил о человеке

Если хочешь узнать человека, не слушай, что о нем говорят другие. Лучше послушай, что он говорит о других.

Вуди Аллен

Лицо Эссы на мгновение было грустным прежде, чем она тепло улыбнулась мне. И в этот момент она выглядела как-то по-особенному. Не так, как все остальные девушки. Так, что на душе и вправду становилось тепло.

– Как ты, Трант? – спросила она, садясь на диван и внимательно смотря на меня такими красивыми глазами, словно голубое небо боролось с тучами.

– Уже намного лучше, – честно ответил я и немного задумался. – Но всё же… Зачем ты спасала меня? Я хочу сказать, что ты привела к себе в дом незнакомого человека и попросила родителей, чтобы они помогли ему. Не каждый человек стал так бы рисковать.

– Я великодушная, – не без гордости сказала девушка с улыбкой на губах. – И я люблю помогать людям, особенно когда они в беде. Я не могу просто взять и пройти мимо, когда человеку нужна срочная помощь. Я не дам ему умереть. Просто не смогу. Иначе… – она тяжело вздохнула, – не прощу себе этого.

– Так поступают истинные герои, – я говорил от души, от самого сердца. – Герои, которых сейчас нам в современном жестоком и равнодушном мире так не хватает. Особенно реальных героев, а не таких, как Человек-паук, Бэтмен, Капитан Америка и так далее. Было бы здорово, если бы больше было таких, как ты.

– Спасибо, – Эсса опустила смущенный взгляд и сжала одеяло кривоватыми от частых переломов пальцами. – Но я не всегда была такой. Это лишь после одного случая…

– Если тебе больно об этом говорить, то можешь и не рассказывать, – я вдруг встревожился, чего со мной никогда не было. Я… Ощутил в себе эмоции. Разные эмоции, целый разноцветный спектр. И от этого почувствовал себя человеком. Живым.

– Я открытая даже для тех, кого почти что не знаю, – собеседница грустно улыбнулась. – Такая у меня природа. И тем более что будет с того, если я расскажу тебе историю? Мне будет только приятно вспомнить былые времена.

– Тогда прошу, – кивнул я.

Эсса уселась поудобнее, согнув одну ногу и положив её на диван, чтобы полностью повернуться ко мне лицом. Я заметил, что в футболке она выглядела ещё спортивнее: сильные руки, накаченное тело, широковатая фигура. В свете люстры были хорошо видны детали её образа: нос с горбинкой, поломанные ногти, обкусанные сухие губы, лицо совершенно без косметики, загорелая кожа и бойкие, как у солдата, не в первый раз ринувшегося в бой, глаза, серые с синевой у зрачков. Настоящий боец в прямом смысле этого слова. По сравнению с ней я почувствовал себя несмышлёным толстым мальчиком, который даже от комара не сможет защититься самостоятельно.

– Это было лет семь назад, – начала Эсса, погрузившись в воспоминания. – Мне тогда, получается, было девять лет. Я ещё тогда только планировала заниматься боксом, поэтому не была столь храброй и безбашенной. У меня был лучший друг по имени Уилл. Такой добрый парнишка, который был в меня тайно влюблён, – она смущённо хихикнула с болью напополам. – Мы проводили почти что каждый день вместе. И все это знали. Из средних классов были два хулигана, которые вечно издевались над мелкими и наивными детьми. А затем они стали издеваться и над нами. Помню, тогда был прекрасный солнечный день. Всё было хорошо, даже отлично, пока меня вдруг не заперли в собственном шкафчике, а Уилла начали избивать за то, что он и не делал. Я пыталась выбраться, но вскоре бросила попытки. И зря. Через пару лет я поняла, что тогда могла выбраться и спасти Уилла. Дверь шкафчика не заперли, а всего лишь придавили снаружи телом. Я могла просто сильнее ударить и выбить дверь. Но не сделала. Мне было страшно и больно. Больно слышать, как моего друга мучили, били его. Когда они ушли, я выскочила из шкафа и начала звать на помощь. Но было поздно. Уилл впал в кому… – слёзы стояли в её глазах, – из которой он не смог выбраться. Он… Умер.

Я словно сглотнул якорь. Никогда не слышал столь печальных историй о реальной жизни, которые передавали всю боль и страдания человека. Человека, который мне был пока что чужд, но при этом я ему сожалел. Впервые в жизни. Что-то всегда бывало впервые. А у меня это простые переживания за столь не простую жизнь.

Я даже не знал, что на это сказать. Банальное «мне жаль»? Да, мне было жаль. Хоть я и не знал её друга, мне было жалко как его, так и Эссу. Я никогда не испытывал таких смешанных чувств к другому человеку. Нет, не потому, что я был бесчувственным по отношению к другим, а потому, что мне было некому сочувствовать.

Но не успел я открыть рот, чтобы хоть что-то сказать, как Эсса опередила меня, продолжив рассказ и при этом выглядя ещё печальнее:

– Я решила не скрывать тех, кто убил моего друга, даже несмотря на то, что эти два хулигана грозились и меня убить. И, как оказалось, их угрозы были не зря. Они жестоко избили меня, и тогда, словно в наказание, меня никто не спас. Хорошо, что я вообще осталась жива или не стала инвалидом. С тех пор я твёрдо решила заниматься боксом, чтобы уметь защищать себя и других. А в последствии я хочу стать и полицейским, – на последних словах она смущённо улыбнулась, будто сказала какую-то нелепую тайну. – Я об этом ещё никому не говорила, даже родителям. Они не хотят, чтобы я ещё больше рисковала жизнью.

– Зато спасала бы жизни других, – сказал я, потому что в глубине души был тронут тем, что эта девушка рассказала мне то, что ещё никому не говорила. – Как, к примеру, мою. Кстати, как ты смогла прогнать тех двоих?

Лицо собеседницы на секунду дрогнуло от больных воспоминаний, но она смогла преодолеть себя и ответить:

– В Сандерелисе есть только одна банда, которая и омрачает весь наш город. И называется она «Слуги Смерти». Те двое хулиганов были как раз из неё. И я знала тогда это. Остальные члены этой банды нашли меня после того, как этих двоих арестовали, и пригрозились убить не только меня, но и всю мою семью. И в этот раз я не стала их раскрывать полиции. Я не хотела…вновь ощутить на себе эту участь.

– И думаю, ты правильно поступила, – решил поддержать её я спокойным голосом. – Да, сначала может показаться, что ты поступила эгоистично, оставив всех остальных людей на растерзание этой банды, но зато ты смогла спасти себя и свою семью. И я знаю, что ты будешь спасать других людей, что равносильно тому, если бы ты сразу рассказала полиции о «Слугах Смерти».

– Почему? – Эсса была немного удивлена. – Я думала, что это наоборот плохо…

– Потому что на смену этой банды пришла бы другая банда, – хладнокровно ответил я. – И кто знает, может, она была бы более жестокой, чем эта. Зло не искоренить даже в самом светлом и добром городке.

Девушка задумалась, подняв глаза к потолку и теребя двумя руками кончики светлых волос одной косички.

– Ты прав, – наконец сказала она и посмотрела на меня, улыбнувшись. – Я даже как-то об этом не подумала. Да, зло вечно и даже в нашем городе, которой кажется на первый взгляд райским уголком.

– А давно ты в Сандерелисе?

– Я здесь родилась, – с гордостью ответила Эсса с таким лицом, будто только что не рассказывала самую печальную историю своей жизни. – Как и мои родители, так что я давно знаю этот город. А ты?

– Я здесь всего лишь полтора года и могу сказать, что тоже знаю этот город, – холодно ответил я.

– Не уверена, раз ты придумал десептизм, – возразила девушка, слегка нахмурившись, и хотела было уже продолжить, но в этот момент в гостиную заглянул Лонс и неуверенно нам улыбнулся:

– Пойдёмте ужинать.

Переглянувшись, мы встали и последовали за мужчиной. Я чувствовал себя довольно неловко и неуютно. Мне было неудобно находиться в незнакомом доме и кушать с теми людьми, которых я ещё не знал. Я понимал, что они добрые и гостеприимные, даже несмотря на то, что там сказала Агата. Они приняли меня, вылечили и помогли. Какими бы они ни были внутри, они спасли меня. И поэтому я был неимоверно им благодарен. Если бы не родители Эссы, то кто бы мне помог? Свои родители? Да им плевать на меня. Особенно маме. Та после сегодняшнего происшествия оставила бы меня умирать.

Боль ещё глубже проникла в сердце. Мне было больно признавать то, что родителям оказалось всё равно на меня. Конечно, я жил в этом равнодушии уже несколько лет и даже не замечал этого: каждый жил в своём мирке изо дня в день. Я готовил, иногда убирал свою комнату или даже всю квартиру, но делал это чисто для себя, не задумываясь о том, что это должно быть по части мамы. И так каждый день. А жизнь всё проходила мимо…

А сейчас я смотрел на родителей Эссы и вдруг понял, какими должны быть родители на самом деле. Заботливыми. Любящими. Помогающими друг другу и другим. Неравнодушными.

И от этого сердцу становилось ещё больнее.

На кухне приятно пахло жареной картошкой и котлетами, отчего в животе тут же заурчало. Я, конечно, умело готовил, но явно не как настоящий профессионал. А у матери Эссы был явный талант повара даже в простом блюде. Оно было очень вкусным, я еле удержался, чтобы не съесть всё сразу и сохранить правила приличия.

– Итак… – Лонс сглотнул, точно готовился к худшему, и тревожно осмотрел меня. – Так ты одноклассник моей дочери?

– Да, – хладнокровно ответил я, продолжая есть и чувствуя возрастающее напряжение как внутри себя, так и за всем столом.

– Но при этом не её друг? – мужчина робко улыбнулся уголком губ. – Я знаю, что у неё много друзей. Так почему ты не дружишь с ней?

– После того, как она спасла мне жизнь, я готов стать для неё настоящим другом, – вдруг с такой уверенностью ответил я, будто давал кому-то обещание.

Я посмотрел на Эссу, а она – на меня. В её взгляде читалось смущение, любопытство, гордость за свой поступок и благодарность. Она глядела на меня так, точно никого не было вокруг, лишь я один. Единственный в своём роде. Единственный посреди мёртвой пустыни с чёрным песком и мрачным небом.

Я не выдержал и перевёл взгляд на тарелку с ещё не доеденной едой. А внутри всё так смешивалось в страшном торнадо из чувств.

– Это благородно с твоей стороны, – вставила слово Агата, смирив меня отрешённым взглядом. Сейчас она выглядела ещё более измождённой и постаревшей, пока вдруг не задала самый неожиданный вопрос: – Как ты относишься к десептизму?

На мгновение я растерялся и вновь посмотрел на Эссу, ожидая от неё помощи, но та лишь пожала плечами. А затем я понял. Эта женщина задала мне вопрос с таким видом и тоном, будто ничего не знала, кроме названия этой ветви философии.

– Положительно, – холодно заявил я с каменным лицом, в котором ни один мускул не дрогнул.

– Ещё один такой нашёлся, – раздражительно закатила глаза Агата, с силой сжимая в руках вилку, словно была готова воткнуть мне её в глаз. – Моя дочь точно так же к этому относится.

– Вообще-то я этого не говорила, – поспешно возразила Эсса. – Я не верю в Бога, потому что слишком самостоятельная и могу обходится без него. Считаю, что Он нужен для тех, кто слаб духом и не может решить свои проблемы сам. Я же всё могу сама. Но я… Да, верю в мистику, но чисто по приколу.

– По приколу? – я был удивлён. Такой точки зрения я ещё не встречал и не знал, как реагировать на это.

– Ну типа знаешь… Да, по приколу. У меня есть такая идея. Человек, конечно, имеет развитое воображение и мозг, но ведь когда-то человек не был на таком этапе эволюции, как сейчас. Когда-то он был тупее, скажем так. Он мог, конечно, что-то придумать, каких-нибудь божеств и так далее, но мне кажется… Что он сам бы до этого никогда не догадался, если бы не было некого «толчка». Что-то такое мистическое, необычное, от чего и пошло всё остальное в этом духе. Что-то должно было подсказать древнему человеку то, что есть нечто сверхъестественное помимо обыденной реальности. Не думаю, что мифы Древней Греции, библия и другие истории могли создаться просто так, из-за воображения всего лишь нескольких людей. Мне кажется, что нечто странное всё же существует или хотя бы когда-то существовало.

На кухне наступила минутная тишина. Даже ложки больше не стучали об тарелки. Все задумались над словами девушки, в том числе и я. Как-то раньше мне ещё не доводилось задумываться над такой идеей. Казалось бы, человек мог сам всё придумать, сотворить такие фантастические миры, которые даже во сне не приснятся, однако всему этому должно было быть начало. То, что дало бы человеку покорить воображение, показать ему, как им работать, что делать.

Если углубиться в далёкие времена, то можно увидеть, как люди боялись темноты, рассказывали детям страшные истории на ночь, проводили ретуалы для богов, приносили жертв и богатства. А с чего всё это могло начаться? Разве с того, что какой-то человек придумал нечто такое, во что все поверили? Возможно. Но теперь я не был в этом так уверен. И это меня совершенно не радовало.

– А я и не знал, что ты у меня такая умная, – Лонс широко улыбнулся и поцеловал в макушку свою дочь.

И выглядело это так привычно, так естественно, словно… Я не мог подобрать слов. Воспоминания о том, как я с мамой проводил вечера за готовкой пирогов, за изучением науки, за играми, как я гулял с папой в парке, как мы вместе ходили на матчи… Всё это расцвело алым от боли бутоном в голове, так ярко цветущий среди мрачной пустоты. И причиняющий очень много страданий.

– Конечно, – Эсса сморщила нос и показала язык. – Я такая.

– Значит, ты не заодно с… – Агата посмотрела на меня и недовольно скривила лицо. – Как тебя зовут?

– Трант, – я решил не раскрывать своего полного имени, потому что так и не понял, знали ли родители Эссы про то, кто придумал десептизм, или нет.

– Ну, наполовину я согласна с ним, – пожала плечами блондинка и сделала несколько глотков чая. – И не вижу в этом ничего плохого.

– А я не согласна, – возразила Агата с ещё более недовольным лицом. – Всё было хорошо, пока не начались эти обзывательства и споры. Сначала всё это распространялось только на подростков, а взрослые всего лишь решили, что это такой переходный возраст. Начались споры между поколениями, потому что в основном дети ни во что не верили и вели себя так, будто всё знали благодаря интернету и своим телефонам. Но затем и среди взрослых начались проблемы. Теперь разговоры даже за обеденным столом стали чаще всего о десептизме, мистике и смысле всего этого. Наш мирный городок вдруг стал переполняться спорами, конфликтами, драками. Никогда такого не было, а тут… Что за сволочь это придумала?

К концу речи женщина выглядела раскрасневшейся от злости, нервной и склонной к истерике. Наверное, я должен был почувствовать стыд за то, что был причиной всех этих бед, или обиду за то, что Агата меня обозвала, но ничего из этого я не испытывал. Мне был приятен результат моей идеи. Приятно осознавать то, что именно я стал причиной всех этих изменений, что именно моя идея заставила людей посмотреть на мир под другим углом, как это было с Клемом.

Приятно осознавать то, что ты приносил пользу людям, как бы это они ни воспринимали. Плевать на это.

– Но может это даже к лучшему? – хладнокровно спросил я, внимательно изучая всех сидящих за столом ледяным взглядом. – Эти споры и проблемы, про которые вы говорили, миссис Киплинг, ведут к определённым изменениям в жизни людей и…

– Последствиям, – резко прервала меня Агата, будто была на грани нервного срыва. – Я уверена, что эти последствия приведут к плохим результатам. К хаосу, неразберихе, вражде и кто знает, может, это приведёт и ко внутренней войне. Так что всё это определённо не может быть к лучшему. И с чего ты взял, что это может быть хорошо? Когда люди ссорятся друг с другом, враждуют, не уважают? Разве это хорошо?!

– Дорогая, прошу, успокойся… – Лонс заботливо положил руки на хрупкие плечи жены, которая скрыла лицо в ладонях и рыдала.

Но я понял, что плакала она не из-за меня или моих слов. Что-то другое нещадно мучило её. Терзало изнутри. Убивало.

И мне даже стало жаль её. Несильно, но жаль. А то, с какой любовью Лонс утешал её… Заставило меня ощутить своё одиночество так, будто оно стояло передо мной и улыбалось, протягивая руки, чтобы обнять меня. И задушить. А затем бросить моё тело на съедение Смерти и ждать следующую жертву.

Но мне не захотелось этой участи. Попав в эту семью после всего произошедшего за весь день, мне захотелось что-то изменить. Может, себя, может, своих родителей или свою жизнь. Но что-то определённо надо было делать, чтобы совсем не потеряться в гнилой пустоте…

– Именно из-за таких умников и умирают люди! – в отчаянной истерике воскликнула Агата и ещё больше заплакала.

– Дорогая…

Но Лонс не успел что-либо ей сказать, как женщина быстро вышла из кухни, оставив нас на растерзание сожаления. Но мне не хотелось всего этого чувствовать, особенно сейчас. Мне было и без того тяжело, как бы эгоистично сейчас это ни было. Я поспешно встал из-за стола и посмотрел на мужчину:

– Извините меня, не думал, что всё так произойдёт… Я, пожалуй, пойду.

– Я тебя подвезу, – вызывался Лонс, вставая из-за стола и убирая тарелки в раковину. – Не стоит тебе одному идти домой так поздно, особенно после того, как тебя избили.

– Благодарю, – я не стал сопротивляться, потому что это было глупо при том, что он был прав.

– Я посижу с мамой, – голос Эссы стал с нотами печали и скорби. Когда-то бойким, а сейчас уставшим взглядом она посмотрела на меня и, встав, улыбнулась. – Удачи тебе, Трант-ботан. И постарайся больше не гулять так поздно вечером.

Она прошла мимо и похлопала меня по плечу, точно в чём-то подбадривала, тогда как ей самой не хватало бодрости и удачи. Но от этого движения… На душе стало теплее. Точно самый тёмный мрак смог разбавить тонкий лучик света. Но яркий, как нимб ангела.

Через десять минут мы уже сидели в машине и отъезжали от дома в направлении к моему месту жительства. Лонс сидел за рулём, а мне пришлось сесть рядом с ним по его же просьбе. И мне от этого не было неловко или неудобно, как я сначала думал. Волнение прошло, как и напряжение от разговора на кухне, а на их место пришла такая усталость, что я с трудом прогонял желание тут же уснуть.

– Извини за Агату, – неуверенно начал Лонс тихим голосом и покачал головой. – У неё сейчас трудный период после того, как…

Он не смог договорить и лишь с силой сжал руль, печальным взглядом смотря на тёмную, пустынную дорогу.

– Если об этом больно говорить, то лучше и не надо, – спокойно заметил я. – Мы пока что ещё не так знакомы, чтобы делиться секретами.

– Это не секрет, – возразил мужчина надломленным голосом. – Просто я чувствую, что обязан объяснить причину, почему моя жена так поступила, откровенно говоря, не самым лучшим образом.

Я молчаливо ждал, когда собеседник собрался с храбростью рассказать мне правду. А пока ждал, успел отметить про себя, что, наверное, именно от отца Эссе досталось откровение и прямолинейность, тогда как по внешности она была очень похожа на мать.

– У Агаты недавно погибла сестра – единственная, кто остался именно из её семьи. Её сестра работала лаборантом и входила в круг местных учёных, которых знали и за пределами этого города. Она считалась одной из самых умных в Сандерелисе, однако она верила в мистику и, как и все, утверждала, что она существует. Но из-за десептизма… Её коллеги стали презирать её, насмехаться и унижать. Она не выдержала и…покончила с собой, – Лонс сглотнул и всё так же сверлил отрешённым взглядом дорогу. – Агата винит себя в её смерти, всё время говорит, что могла спасти её, не дать ей сделать роковой поступок. Из-за смерти любимого человека Агата стала нервной, взвинченной, измученной и склонной к истерикам. Поэтому она так накричала. Она пока что ещё вне себя от горя.

Скорее всего, семье Киплингов просто свойственно делиться печальными историями, от которых рыдать хочется. Было бы смешно, если бы и вправду не было так печально. Сердце сжалось от страшной мысли о том, что из-за моей идеи погиб человек… А сколько ещё таких может погибнуть? Сколько людей могут лишиться жизни из-за меня? Разве этого я хотел?

Я вновь почувствовал себя потерянным. Потерянным среди вопросов, догадок, идей, гордости, боли…

Потерялся среди пустыни.

– Я и не знал… – задумался на несколько секунд. – Даже и не думал, что такое может привести к таким устрашающим последствиям.

– Однако это так, к сожалению, – Лонс взволнованно посмотрел на меня. – Но я не только это хотел сказать. Мне показалось, но ты понравился моей дочери. Да, ей обычно все нравятся, но мне кажется, что ты произвёл на неё какое-то другое впечатление. Даже не знаю чем и как.

Я был удивлён.

– Вы так считаете?

– Конечно, – робко улыбнулся он. – Не зря же она спасла тебя и попросила у нас помощи. Кстати, ты мне тоже понравился. Что-то в тебе есть такое, что сразу же располагает к тебе людей.

Я был вдвойне удивлён. Просто поразительно слышать такие слова от другого человека, от взрослого. Может, мне стоило больше общаться со старшими людьми нежели со сверстниками? Может, я так найду себе даже друзей?

Но не это меня поразило. «Что-то в тебе есть такое, что сразу же располагает к тебе людей». Никогда бы не подумал о таком. На практике этого никогда и не происходило. Где же все те люди, которых я сразу же к себе располагал? Что-то не видно.

Однако… Может, так оно и было на самом деле?…

– Вот мы и приехали, – повеселевший голос Лонса отвлёк меня от раздумий.

Впереди был мой дом, в темноте казавшийся жутким, как и всё вокруг. Казалось, что там, где был включён свет, тени сгущались ещё сильнее, точно желали уничтожить всё светлое. И превратить в вечный мрак.

– Благодарю за всё, что вы мне сегодня сделали, – я широко улыбнулся, хотя делал так совсем не часто, и пожал руку мужчины.

– Мне было приятно с тобой поболтать, – кивнул тот. – Приходи к нам ещё. Может, ещё что-нибудь интересное расскажешь. Ну, или узнаешь.

Холод взял меня в свои руки, когда я вышел из машины и напоследок помахал рукой уезжающему Лонсу. Несколько секунд – и он скрылся в темноте.

Страх подкрался под кожу раньше, чем я успел о чём-либо подумать. Я обернулся, почему-то ожидая увидеть какого-нибудь амбала или Зарта, но никого не оказалось.

Зато было нечто жуткое.

Три светящихся глаза посреди кромешной темноты и ужасные, как у чёрного скелета, острые пальцы, которые тянулись вперёд и наполовину вылезли на свет, тогда как остальная часть тела, если она вообще была, скрывалась за тенью дома. Рык раздался настолько громко, что окна задрожали.

А мне просто хотелось умереть от ужаса. Так страшно было, даже несмотря на то, что я не верил в мистику. Но когда нечто отвратительное и жуткое стояло в трёх метрах от тебя…

Я закрыл глаза, тяжёло дыша. Глупец. Зачем ты это сделал? Чтобы монстр напал на тебя и растерзал как игрушку?

Но я не мог справиться со страхом и смотреть в эти светящиеся глаза, боясь, что вот-вот – и наступит конец. Я попытался себя убедить, что мне это всего лишь показалось после такого сложного дня, и немного успокоился.

Когда я открыл глаза, в тени дома уже никого не было.

VII: И с каждым днём всё хуже

И все-таки человек нуждается в друге. Не только для того, чтобы быть любимым. Просто, чтобы делиться своими чувствами.

С. Шелдон

Удивительно, но сегодня солнце не светило.

Всё вдруг погрузилось в скучный серый цвет из-за белого неба и тумана. Поразительно редкая такая погода для Сандерелиса, однако сегодня именно она наступила. Интересно, это как-то связано с тем, что было вчера?

Смешно.

Погода не может зависеть от каких-то вчерашних событий. Она просто такая, какая есть. И не важно, что прогноз погоды обещал быть солнечным и тёплым. Видимо, природа всё-таки решила на один день побыть такой, какой она и должна была быть в середине октября.

Дождливой. Унылой. Мрачной. Всё как я любил.

Но даже в такую погоду люди в Сандерелисе продолжали быть весёлыми, беззаботными и добрыми, что меня не могло не раздражать. Сам-то я будто бы впал в депрессию от всей этой серости. И чтобы она меня не совсем уж убила, я решил почитать ту самую книгу про квантовую физику, которую попытался прочитать в библиотеке. От этой мысли невольно вспомнились вчерашние события: встреча с Клемом, избиение матери, спор с Тиил и её братом, а затем и знакомство с семьёй Киплингов, которые спасли меня от ещё одного избиения. А ещё то нечто жуткое в тени дома…

– Здорово, Трант. Что читаешь?

Ко мне подсел Клем с жизнерадостной улыбкой на губах и стал раскладывать учебники на парте, вынимая их из старого, потрёпанного рюкзака.

– Я сижу один.

Не было вообще никакого настроения. То, что я ещё вчера с таким воодушевлением читал, сейчас казалось скучным и однообразным. А ещё непонятным. И это мне надоедало.

Чёрт, какое же противное состояние. Серость да и только. А ещё этот Клем, который светился изнутри, как солнце, и пытался проникнуть в мою темноту. Может, где-нибудь в глубине души я и был рад его снова видеть, но снаружи этого никак не показывал. Настроение было не то.

– Я заметил, – подмигнул сосед и быстрым движением руки поправил светло-коричневые волосы. – Но я ведь тоже сижу один. Так почему бы нам не сидеть вместе?

Чёрт, как же хотелось спать. Наверное, именно от этого я был не в духе. Я чувствовал себя измотанным и совершенно не отдохнувшим после вчерашних событий. Лень что-либо делать, отчего так и подмывало пойти домой и заснуть. И больше никогда не просыпаться.

– Люблю одиночество. И тишину, – меланхолично ответил я, тупо глядя в книгу.

– Ну, с кем не бывает, – пожал плечами Клем. – Эй, а что с твоими очками?

– Ничего такого.

Я даже не заметил, как моя рука коснулась треснувшей в углу линзы. Вспомнил, как вчера поздно вечером меня нещадно били ногами в живот и чуть ли не довели до смерти. Дрожь пробрала всё тело от этого ужаса. Лучше вообще не стоило это вспоминать.

– Что с тобой, Трант? – забеспокоился Клем, положив руку мне на плечо и смотря на меня чистыми бирюзовыми глазами. – Ты сегодня какой-то слишком мрачный и неразговорчивый. Что-то случилось?

– Настроения нет, – холодно проговорил я, закрывая книгу. – Да и погода отвратная.

– С этим я согласен.

Парень убрал руку и замолчал, что-то обдумывая. Смех и разговоры одноклассников смешались в единую какофонию с шумом и беготнёй снаружи класса. Было видно, что что-то мучило Клема, будто он расстроился из-за того, что я ничего ему не говорил и не рассказал. У него было такое выражение лица, точно он решал нерешаемую задачу и прекрасно знал об этом.

– Слушай, я тут узнал от Тиил, что она повстречала тебя в библиотеке… – робко начал юноша, тщательно подбирая каждое слово. – И не знаю… Извини, что я ей рассказал о тебе, отчего она… Хм, как она сказала, она дала тебе пощёчину. Это правда?

– Да, это так, – равнодушно кивнул я. – Но она уже извинилась передо мной, а я её простил. Зачем же тебе извиниться передо мной, если ты ни в чём не виноват?

– А разве я не виновен в том, что рассказал ей о тебе? – Клем растерялся. – Это ведь из-за меня так всё получилось.

Я закатил глаза. Вечно таким добрым и ответственным людям хотелось возложить на себя все проблемы, а потом сказать, что они во всём виноваты. Раздражало. Особенно тогда, когда вины в этом никакой не было. Так зачем же напридумывать себе всякого и усложнять жизнь? Лучше вместо этого заняться чем-то полезным, а не страдать бессмыслицей.

– Уже многие знают обо мне, в том числе и Тиил, – я попытался говорить как можно спокойнее. – Но не все знают, как я выгляжу и кто я вообще такой. И поэтому ты вовсе не виноват в том, что ты ей рассказал. Однако зачем ты вообще это сделал? С какой целью?

– Ну… – парень смутился. – Мне хотелось поделиться с кем-нибудь впечатлениями, обсудить то, что я узнал от тебя. Конечно, я мог и сам всё в одиночестве обдумать, но я так не могу. Мне легче обсудить с кем-нибудь, поэтому я решил это сделать с Тиил.

– Кто она для тебя?

Клем весь даже покраснел и опустил взгляд, словно боялся посмотреть мне в глаза. Он нервно теребил в пальцах карандаш, как будто это могло его спасти.

– Ну, вообще мы с ней очень хорошо дружим, но… – он глупо заулыбался. – Возможно, мы уже скоро будем встречаться.

Он глянул на меня большими глазами, с таким волнением ожидая моей реакции. А я даже и не знал, что мыслить или чувствовать. В принципе, мне было всё равно. Радостно, конечно, за эту будущую пару, но мне было сейчас не до них.

– Поздравляю, – я слабо улыбнулся, замечая, что настроение стало черепашьим шагом подниматься.

– Ты так говоришь, будто мы собираемся жениться, – усмехнулся Клем. – Но на самом деле, мне обидно, что мы с Тиил разного мнения о десептизме. Не хочется как-то с ней ссориться после стольких лет дружбы, а…

– Хватит о десептизме, – вдруг резко прервал его я, даже сам от себя такого не ожидая. – Давай поговорим о чём-нибудь другом.

Я просто не мог больше всего этого терпеть, как бы странно это ни выглядело. После вчерашних происшествий и споров о десептизме мне вдруг стало как-то противно не только об этом разговаривать, но и думать. Особенно после той истории о сестре Агаты, которая покончила с собой из-за меня. Чёрт возьми, как это вообще всё началось? С чего?

Я вспомнил, с каким недовольством и отвращением приехал в маленький Сандерелис после крупного города Фоглэнд. Через полгода, наблюдая за этими жизнерадостными и наивными людьми, я создал теорию о десептизме и назвал всех тех, кто верил в мистику, десептиками. Поэтому в попытке достучаться до людей и постараться найти как можно больше единомышленников, я создал блог в интернете, где стал доходчиво и понятно разъяснять свою точку зрения, оспаривая всякую новую новость о каком- либо происшествии, которую СМИ пытались замаскировать под видом сверхъестественного события. Впоследствии этот блог и попал под влияние ранее вирусной рекламы, при которой многие подростки из Сандерелиса стали интересоваться моей точкой зрения и распространять мою мысль, дабы поддержать и отметить то, что они со мной согласны. После этого у каждого было слуху моё имя, но при этом никто не имел понятия, как я выглядел на самом деле и кем был.

И вот тогда всё это началось. Ещё когда я был в девятом классе.

– Ладно, – пожал плечами Клем, когда понял, что никаких объяснений от меня сейчас не добьётся. – Я давно ещё хотел спросить… Кем ты считаешь себя? Я имею в виду натуралистом, реалистом, физикалистом или кем-нибудь другим?

Секунду я размышлял над тем, рассказывать ему или нет, но решил всё-таки доверить ему некоторую часть своих идей. Может, таким образом мне будет легче? Может, так я сброшу с себя лишний груз? Кто знал. Но помощника или даже некого ученика мне не хватало. И уже очень давно.

– Эссентист.

Парень на мгновение застыл, затем задумался, нахмурившись, и только потом понял, что не слышал об этом раньше. Непонимание смешалось с удивлением на его лице, когда он вновь с любопытством посмотрел на меня.

– Кто?

– Человек, задающийся вопросами о смысле жизни, существовании человечества и всей Вселенной. Человек, который пытается найти сущность всего, – не без гордости ответил я, наблюдая за соседом.

– Но я не слышал раньше об этом, – всё так же недоумевал он. – Но это жутко интересно. Это ты тоже что-то новое придумал, да?

– Угадал, – я не смог сдержать улыбки. – Эссентизм происходит от латинского слова «essentia», что означает «сущность».

– Говоришь так, будто ходячая Википедия, – хихикнул Клем, который явно не удержался от шутки. – Извини, просто… Я хотел сказать, что есть одно направление в философии от этого латинского слова, которое называется эссенциализм, а не… Эссентизм.

– О, я знаю об этом, – хладнокровно сказал я. – И я это учёл. Но у тебя может возникнуть путаница в этих двух понятиях и философиях, если я не расскажу то, что придумал именно я.

– С этим, пожалуй, соглашусь, – улыбнулся собеседник. – Ладно, я тебя внимательно слушаю.

– Эссентизм – это философия, предполагающая, что у всего есть свой смысл, своя сущность и причина существования, что бы это ни было. И всё это заложено отнюдь не каким-нибудь там Богом или кем-нибудь ещё, а самой Вселенной. Когда Вселенная родилась, тогда и родился смысл её существования, который мы, к сожалению, ещё не познали. Однако для чего-то она существует? Зачем же она всё-таки есть? Именно это и пытается выяснить эссентизм. Все вопросы, которыми человек может задаваться насчёт причин, природы и предназначения, – всё это входит в эссентизм. Он включает в себя исследование мира, нахождения его смысла, докапывания до правды, до самой сущности или сердцевины всего бытия, до его глубины, где его поверхность является тем, что мы видим каждый день, не придавая этому значения. Эссентизм же на всё обращает внимание, пытаясь понять, зачем всё это нужно, и создать единую, но очень сложную картину мира. Эссентизм берёт от всех остальных ветвей философии: от натурализма, от реализма, от всего, что тоже пытается понять мир таким, какой он есть. Однако каждая из этих философий что-то предполагает или утверждает, тогда как моя идея всё собирает вместе и пытается разобраться, что правильно, а что нет. В чём есть смысл, а в чём его просто не существует. Вот этим я и занимаюсь.

– Интересно, – с восхищением прошептал Клем, во все глаза глядя на меня от удивления и возбуждения. Он весь светился энергией и новыми идеями и догадками. – Но зачем ты всё это придумал?

– Я долго пытался найти себе подходящее направление, по которому буду жить, но не смог найти, – равнодушно пожал плечами я. – Поэтому решил создать нечто, что идеально подойдёт для меня. И что сможет не только мне, но и другим людям помочь найти своё место во Вселенной.

– А ты кому-нибудь ещё рассказывал про эссентизм? – поглощая каждое моё слово, спросил парень.

– Нет, только тебе одному, – чем-то признал я.

Бирюзовые глаза соседа загорелись.

– Почему?

– Потому что ты умный мальчик, – холодно усмехнулся я. – Я обдумал вчера вечером наш разговор и понял, что ты вполне способен понять ход моих мыслей и идей, что ты справишься со всем этим.

На самом деле, это была далеко не главная причина, по которой я рассказал об эссентизме Клему. Конечно, я ему ещё не доверял, потому что ещё слишком рано было для этого, я просто проверял его на прочность и на умственность.

Однако после вчерашнего… Моё одиночество попало под удар. Мои идеи могли быть похоронены вместе со мной, и никто не узнает то, о чём я так долго бился всю жизнь. И мне не хотелось этого. Я смертен. А после вчерашних избиений я почувствовал это каждой клеточкой тела. До сих пор остались синяки, выглядевшие на моей бледной коже яркими тёмно-фиолетовыми с оттенком зелёного бутона. Смерть рано или поздно придёт за мной. Я умру. Кто знал, может, это произойдёт сегодня вечером или завтра с утра? А если это и вправду так? То тогда что? Эссентизм умрёт, даже не начав жить. Никто о нём не узнает, как и обо мне. Никто не начнёт усердно размышлять, искать ответы, мучиться над вопросами по ночам.

Моя жизнь будет прожита зря.

А я не мог такого допустить. Не хотел. Именно поэтому я решил рассказать обо всём Клему. Пусть тот в дальнейшем разнесёт об эссентизме на весь Сандерелис, как это было и с десептизмом. Однако прежде, чем парень это сделает, нужно было подготовить его. Эссентизм не так прост, как десептизм. Всё сложнее. А я любил сложности.

– О, не сомневайся во мне, – просиял Клем и посмотрел на меня решительным взглядом. – Я готов следовать за тобой и быть с тобой!

– Не торопись, нам ещё многое следует обсудить и понять, – мне было забавно видеть такого возбуждённого собеседника. Он был похож на неуклюжего мальчика, который пытался в первый раз в жизни сделать всё гладко.

– Прости, – юноша смущённо улыбнулся. – Просто знай, что я готов. Ко всему готов.

– Я уже это понял ещё вчера.

– Значит, ты не думаешь, что я тебя подведу? – с надеждой спросил он.

– Нет, конечно, с чего ты взял? – хладнокровно усмехнулся я. – Я знаю, у тебя всё получится. Осталось только во всём разобраться.

– Да, это точно, – Клем был по-детски счастлив, точно был единственным учеником, кому поставили пять по самому сложному предмету. – Значит, эссентизм в простой и короткой форме ищет смысл всего?

– Верно.

– Это хорошо, – кивнул он, задумавшись. – Знаешь, я ведь тоже иногда задаюсь вопросами бытия… Иногда интересно поразмышлять о Вселенной, о других возможных цивилизациях, о нашем месте в огромном, бесконечном космосе, о том, зачем вообще нужно человечество… Порой интересно думать о таком. Но признаться честно, я не могу долго и усердно так думать. Надоедает. А ещё быстро устаёшь.

– И что же ты думаешь насчёт других цивилизаций? Они существуют? – поинтересовался я, внимательно следя за каждым движением соседа.

– Ну… – он задумался. – Я считаю, что инопланетяне, если их так можно назвать, существуют. Я в этом уверен.

– Почему?

– Ну знаешь… – Клем пытался подобрать слова. – Иногда показывают по телевизору странные символы и круги на полях, показывают ещё фотографии с инопланетными дисками и всё в таком же духе. Это что-то наподобие с мистикой. Но не из-за этого я так уверен, хотя это тоже имеет своё влияние… Я думаю, что среди такой большой Вселенной всё же должен хоть кто-то существовать. Ну просто не можно быть так, что мы одни в пустом космосе… Вселенная огромная и в ней всякое может быть, наши технологии просто не слишком хорошо развиты, чтобы это проверить.

На несколько секунд я задумался над этими словами.

– Когда-то я тоже думал так, пока ко мне не пришла такая мысль, что уже много лет мы всё живём, изучаем, развиваемся, но до сих пор не нашли никого и ничего во Вселенной, – проговорил я. – Нам жадно давать деньги на космические аппараты, экспедиции, ракеты и так далее. Нам жадно тратить деньги на своё же развитие и понимание того, какое место мы имеем во Вселенной. И после всего этого, после этого одиночества в космосе, у меня иногда появляется ощущение, что мы уже никого не сможем найти.

– Если, конечно, кто-нибудь не найдёт нас первее, – с энтузиазмом заметил Клем и широко улыбнулся. – Ведь и такое может быть.

– Верно, – спокойно кивнул я. – Но что мы будем делать в этом случае? Снято много фильмов про космос, пришельцев и тому подобное, в которых показано, как люди начинают паниковать, угрожать инопланетянам, считать их врагами. И от этого люди кажутся тупыми. Конечно, если пришельцы будут нам угрожать, то нужно будет защищать свою планету, но с другой стороны нужно попытаться выйти с ними на контакт. Мирный контакт. Однако люди всё равно будут казаться глупыми. Они как будто не смогут осознать то, как им повезло узнать, что они не одни, узнать их смысл существования, их место во Вселенной, свою сущность. Человечество просто глупое, тогда как считает себя умнее всех и не знает, куда деть свою жадность, гордость и непокорность. Столько книг написано про это и остальные наши пороки, а всё без толку. Бесполезно. Тщетно исправлять человека.

– И как же мы будем выглядеть в глазах, если они есть, пришельцев? – с осторожным любопытством спросил парень.

– Испуганным, тупоголовым стадом. Стыдно за себя же будет.

Клем нахмурился, явно не до конца соглашаясь с моей точкой зрения, и хотел было уже возразить, как вдруг в коридоре раздался какой-то шум и возня. Послышались звуки драки, а затем и чей-то вскрик. Лицо соседа вдруг побледнело, он судорожно взял меня за руку и быстро повёл в сторону выхода из класса. Я даже возразить не успел, как оказался за пределами кабинета. Я вырвал руку из хватки Клема и хотел было уже раздражённо высказать ему всё свое негодование, как меня остановила развернувшаяся картина, в центре которой был Яанн Марс.

Высокий, сильный, с белыми растрепавшимися волосами, он стоял посередине коридора и над чем-то громко смеялся низким, грубым голосом. Он был одет в красную толстовку с какими-то надписями и в чёрные рваные джинсы. Типичный хулиганский вид, не хватало ещё биты и сигареты в руках. Он возвышался над каким-то парнем, который лежал на полу, опираясь спиной на шкафчики. Злобными от ярости глазами цвета морской волны он смотрел то на своего обидчика, то на собравшихся вокруг зевак, которые решили понаблюдать очередной конфликт. У лежащего оказалась красивая копна волос цвета молочного шоколада, худое, слегка горбатое тело, тёмные штаны на подтяжках и белая рубашка. Но при этом всём его внешность портили небольшие шрамы на лице от прыщей и руки разного размера: правая была короче левой, отчего рубашка была специально отрезана в нужном месте.

– Ты так и не вернул мне должок, ублюдок, – Яанн перестал смеяться и с вызовом просмотрел на лежащего красно-карими глазами. – И сколько же раз мне придётся тебя бить, чтобы ты мне наконец всё вернул?

– Да пошёл ты, – парень на полу плюнул кровавой слюной. Только сейчас я заметил, что у него губы были в крови.

– Я-то пойду, но ты от меня так просто не отделаешься, – парировал блондин, скрестив руки на груди.

– Отстань от моего брата, – оправившись от ужаса, Клем вдруг сорвался с места и остановился перед обидчиком, ткнув тому пальцем в грудь. – Что тебе вообще от него нужно?

Я был слегка удивлён, узнав, что у Клема был брат. Однако вспомнив, что он рассказывал мне о том, как появился в моей школе, я даже припомнил имя его брата – Нат. Может, это было сокращение от полного имени Натаниэль?

– Он мне задолжал или ты этого не знал? – усмехнулся Яанн. – Надо же, младшенький брат защищает старшего. Разве он сам не может за себя постоять? Ах да, он же у нас инвалид, – он ядовито захихикал.

Клем бросил заботливый взгляд на брата, после чего посмотрел на хулигана с гневным выражением лица. В этот момент я понял, что этот милый и добрый мальчик вёл себя так далеко не со всеми. Что он мог быть даже опасен.

– И тебе хватает чести унижать слабых?! Разве ты можешь так же унижать и сильных? Нет, ты боишься. Потому что они могут дать тебе сдачи, тогда как мой брат – нет.

– Он сам вызвался, ты это должен знать, – Яанн говорил жёстко. – Он же у нас не любит, когда его жалеют и не трогают. Он сам хочет влезть в драку. Вот и напросился.

– Сейчас ты у меня напросишься, – прорычал Клем.

Блондин рассмеялся ему в лицо.

– Боюсь-боюсь, сейчас мамочку звать буду.

Парень не выдержал и занёс кулак, чтобы ударить в лицо Яанна, но тот вовремя перехватил руку и остановил её в двадцати сантиметрах от своего носа.

– Драку хочешь устроить? – самоуверенным, угрожающим тоном спросил он. – А не боишься, что тебя за это выгонят, как это сделали в прошлой школе? Я был бы только рад не видеть больше ваши поганые лица.

– А я был бы рад не видеть твоей рожи, – от ярости Клем плюнул ему в лицо.

Медленно вытерев рукавом толстовки плевок со щеки, Яанн разозлился от этого поступка и толкнул ил юношу, отчего тот упал на пол, а затем с силой ударил ногой ему в живот. Эта сцена мне напомнила то, как меня била мама, а затем те два грабителя в парке. Отчаяние вгрызлось в сердце, как голодный зверь, мне хотелось кинуться на помощь однокласснику, но ноги никак не могли сдвинуться с места.

Страшно.

Страх парализовал всё тело, отчего я не мог даже пошевелиться и беспощно наблюдал за тем, что происходило. А внутри мне так и хотелось кричать.

Клем застонал от боли и заблокировался, ожидая следующего удара, но в этот момент прозвенел звонок. Яанн ухмыльнулся и наклонился вниз, чтобы внимательно посмотреть в лицо своего врага.

– В этот раз тебя и твоего брата я оставляю в покое. Но не думай, что так будет и в следующий раз.

Он выпрямился, и его взгляд вдруг упал на меня. Мгновение в нём будто что-то боролось, сопротивлялось, мучилось. Он словно не решался что-то сделать, что-то сказать. Но так и не решился. В следующую секунду он повернулся ко мне спиной, что-то сказал какому-то парню, а затем рассмеялся. Послышался шум и разговоры, смешанные со смехом, – это расходились школьники по своим классам.

Страх прошёл, когда скрылся Яанн, а затем исчезло и отчаяние. Наконец я смог двигаться и быстро подошёл к Клему, чтобы помочь ему подняться.

– Ты как? – с некоторым волнением спросил я у него.

– Нормально, – он улыбнулся, а затем поспешил к брату и протянул ему руку. Но тот не взял её.

– И без тебя справлюсь, – со злостью сказал Нат и с трудом встал с пола, поправляя рюкзак и одежду.

– Но я спас тебя! – возразил Клем, с тревогой глядя на парня.

– Лучше бы этого не делал, – огрызнулся тот. – Я же просил тебя мне не помогать. Я сам могу справиться. Особенно когда это касается драк и разборок с Яанном и другими. Мне не нужно помогать в этом случае, как ты этого не поймёшь?

– Но ты мой брат, – в глазах моего одноклассника читалось отчаяние. – Я должен тебя защищать.

– Но ты младше меня на два года, – Нат начал терять терпение. Он с силой сжал кулаки, глаза его пылали. – Ты обращаешься ко мне как к маленькому. Защищаешь меня, хотя я могу и сам справиться, всё время лезешь ко мне с заботами, будто бы мне два годика. Да, я инвалид, но это вовсе не значит, что мне нужен особый уход от тебя. И это меня всё бесит.

– Но…

– Ты позоришь меня.

Секунда – и он ушёл дальше по коридору, оставив нас двоих наедине с мыслями.

VIII: И ярость не знала границ

Сделайте хотя бы раз то, что по словам окружающих, вам не по плечу. После этого вы уже никогда не будете обращать внимание на их правила и ограничения.

Николай Чуковский

Моя жизнь проходила в каком-то в вечном ожидании. Ожидании фильмов, книг, серий, событий, людей, автобусов. Зимы, весны, лета, осени. Звонков, сообщений, теплой погоды, выходных. В ожидании того, что все изменится. В ожидании того, что однажды все будет хорошо. А нужно просто перестать ждать и наконец-то начать жить.

Перестать ждать…

Но мне кажется, я уже чего-то дождался. Что-то начало меняться. Я это чувствовал. Ощущал где-то глубоко внутри себя, в самом центре сердца. Я не мог передать словами, что это за чувство, но оно подсказывало, что что-то ждало меня впереди. Что-то страшное, жуткое, полное ночных кошмаров…

И это должно было изменить не только всю мою жизнь, но и меня самого.

За окном стало ещё темнее. Тучи грозными синими пятнами нависли над Сандерелисом. Такое впечатление, будто сейчас был вечер, а не утро. Но не это напрягало. А то, что ,казалось, вот-вот – и наступит конец. Конец света. А стоило ли его бояться?

Клем рядом со мной сидел удручённый и мрачный. Таким я его ещё не видел. Что бы он не светился радостью и возбуждением – удивительно. Мне казалось, что он вообще не способен грустить. Но откуда мне было знать, что это не так? Мы ведь по-настоящему знакомы всего лишь второй день. Но я чувствовал, что в скором времени узнаем друг друга намного лучше. Что-то мне подсказывало, что впереди нас ждало много… Приключений.

– Что с твоим братом? – спросил я тихим голосом у соседа, несмотря на то, что учитель ещё не пришёл, а звонок прозвенел минут пять назад.

– С Натаниэлем? А что с ним может не так? Он всегда такой, – невесело улыбнулся Клем, смотря куда-то перед собой.

– Такой в смысле… Неблагодарный и грубый? – осторожно предположил я.

Парень перевёл на меня вымученный взгляд.

– Давай не будем об этом. Лучше скажи, ты не знаешь, кто у нас новый учитель по истории?

– Как это? – удивился я. – Разве у нас новый учитель?

– А ты разве не слышал? – в свою очередь удивился Клем. – Я думал, ты знаешь. Прошлый уволился, потому что у его дочери родился сын. Ему хочется быть рядом с внуком.

– А я и не знал, – равнодушно проговорил я. – И кто же будет новый?

– Это я и пытаюсь выяснить.

Но уже в следующую минуту я узнал ответ на свой вопрос. В класс вошёл крупный, слегка толстоватый, но мощный мужчина лет пятидесяти с лысой головой и белой, но вовсе не от старости, бородой. Его тёмно-красные глаза стрельнули в сторону учеников суровым взглядом, пышные брови нахмурились, лицо скривилось в неприятной гримасе. Такое впечатление, будто он был готов чихнуть, однако широко открыл рот и чуть ли не прокричал низким басом:

– Класс, встать и поздороваться с учителем! – он чуть ли не брюзжал слюной от еле скрываемого гнева. – Или вас этому не учили?! Я ваш новый учитель по истории, Етар Марс. Обращайтесь ко мне как мистер Марс. Всем понятно?!

Все молча с подавленным видом кивнули, не ожидая такой свирепости и недружелюбия от нового учителя, и сели на свои места. Я же был не столько подавлен, сколько удивлён. Отец Яанна и Тиил был нашим новым учителем! Что ещё могло быть хуже? Мне этот грозный большой мужчина с первого взгляда не понравился. Что-то в нём было такое дикое и жестокое, как у императора, привыкшего командовать людьми. Мёртвым послушным стадом, которое можно легко запугать. Бу!

– Он очень жестокий, особенно по отношению к своей семье, – прошептал мне на ухо Клем, сверля нового историка взглядом полным ненависти. – Тиил рассказывала мне, как он издевался над своими же детьми и избивал свою жену. И делал это просто потому, что ему нравилось. Нравилось причинять людям боль.

– А если он теперь наш учитель… – я в ужасе сглотнул комок с горле, – то нам конец.

– Это точно, – кивнул парень и немного отодвинулся от меня, чтобы не привлекать внимание Етара, рассказывающего что-то по истории. – И мне это совсем не нравится. Терпеть не могу этого мужика. Особенно после того, как Тиил рассказывает, что он с ней вытворяет.

– А Яанн? – я посмотрел на соседа.

– А что он? – пожал плечами тот. – Он весь в отца. Желает быть во всём быть на него похожим. Вместо того, чтобы защищать брата и сестёр, он их так же унижает и иногда бьёт. Считает, что так правильно, раз так делает и отец.

– Что за бред! – громче, чем нужно было бы, возмущённо воскликнул я.

Это тут же привлекло внимание мистера Марса. Он посмотрел на меня таким грозным взглядом, будто был готов впечатать меня в стул с одного удара.

– Полагаю, самый умный мальчик знает тему лучше меня и желает рассказать? – его глаза метали гром и молнии, когда он подошёл к нашей парте и навис надо мной, как гигантская скала.

– Я не…

– Встать, когда с тобой говорит учитель! – он мгновенно покраснел от гнева и даже несильно топнул ногой об пол.

Весь сжавшись от страха и дикого ужаса, я медленно встал и даже не осмелился посмотреть в лицо историка. Мурашки побежали по коже, спина быстро вспотела от напряжения и испуга. Никогда я не чувствовал себя столь ничтожным перед другим человеком.

Ха-ха, ничтожество.

– Я не собирался вас злить, мистер Марс, – мой голос был тих и слаб, тело дрожало от неуверенности.

– Мальчик, я всегда зол, особенно на таких якобы умных учеников, как ты, – мужчина весь будто превратился в разъярённого огромного медведя. – Я много слышал о тебе, Трантер Нефф. Я желал встретить тебя, чтобы плюнуть тебе в лицо. Правда, я тогда не знал, что ты обычный школьник из самой обычной школы, но, правда, очень умный. Очень умный. Я думал, что ты уже взрослый человек, раз смог так перевернуть жизнь в Сандерелисе с помощью десептизма, но ты оказался ещё маленьким сосунком!

– Прошу, выбирайте слова, мистер Марс, – мне было противно стоять напротив него, противно слушать его слова, противно с ним разговаривать. Но чтобы мои слова имели хоть какое-то значение для этого мерзкого типа, я поднял голову и посмотрел прямо в глаза Етара.

У него были такие же глаза, как у Тиил и Яанна. Красно-карие, как Марс. Как планета войны.

– Без тебя разберусь, умник, – фыркнул учитель и смерил меня высокомерным взглядом. – Я так долго ждал этой встречи, подбирал слова тому, кто стал причиной всего этого хаоса в Сандерелисе, – и вот! – этот человек стоит прямо передо мной и ничего мне не может сделать, никакие новые теории ему не помогут, потому что он никто для меня. Ты – никто.

Все взгляды молчаливых, испуганных, удивлённых одноклассников были уставлены на меня. Все смотрели на меня. Каждый жадно слушал мои слова и слова нового учителя. Всем было до жути интересно смотреть за этим конфликтом. Всем хотелось узнать конец. И каждый при этом выглядел как гнилой голодный мертвец, впервые за долгое время открывший глаза в мир иной.

И от этого мне стало неприятно, точно тараканы бегали по душе, а червяки ползали по коже. Так и хотелось отвернуться от всех, спрятаться и никогда больше не показываться. Чтобы я вновь стал невидимкой.

Но вместо этого я решил действовать.

– Я человек, который хочет разобраться не только в своей жизни, но в жизни всего человечества. Который хочет найти смысл нашего существования среди бесконечной Вселенной, который ищет такие же пытливые умы, как и у меня, – мой взгляд с одобрением скользнул по Клему, который широко улыбнулся этому, понимая, что я говорил об эссентизме. – Я не никто. Я нужен людям. А раз я нужен, значит, я кто-то.

– А ты не такой уж и умный, как казалось. Подумаешь, ты ищешь смысл! Декарт, Аристотель, Кант и другие тоже создавали философии и искали смысл. Ну и где он? Где? Что-то я не вижу, – рассмеялся басом Етар, совершенно наплевав на мои слова. – Искать смысл – просто пустая трата времени.

– Это вы просто пустышка, раз не можете ничего понять, – я с силой сжал кулаки, чувствуя бурлящую злость и глубокое оскорбление за то, что над моими идеями так жестоко насмехались. Я был словно ранен. Ранен в сердце. – Если бы не те мудрые философы, которых вы перечислили, сейчас бы не было достигнуто таких высот в технологиях и в науках. Не было бы той истории, которую мы знаем и которую уж вы-то должны знать и уважать. А вы просто смеётесь над ней! Сотрясаете воздух своей пустотой и бездарностью! Это вы – никто.

Казалось, вот-вот – и в воздухе начнут трещать молнии, настолько напряжение выросло. Все затаили дыхание, расширенными от удивления глазами смотря то на меня, то на мистера Марса. Никто не ожидал, что я скажу такие слова взрослому человеку. Никто не ожидал, что я, такой тихий и неприметный, смогу вот так нагрубить, а точнее, отстоять свою точку зрения, перед учителем. Признаться честно, я и сам от себя такого не ожидал. Но я гордился тем, что сделал. Потому что знал, что так было правильно. Что нужно было так поступить. Я не чувствовал вины, стыда, мне не хотелось провалиться сквозь землю от своего поступка. Мне хотелось плюнуть этому мужчине в лицо, как он желал сделать со мной. Я точно стал зеркалом – отразил всё то, как хотел поступить Етар. Так ему и надо.

– Ты за это заплатишь, маленький поганец, – учитель стал от ярости красным, как рак. Он на шаг приблизился ко мне и встал чуть ли не вплотную. – Я тебя заставлю страдать за свои слова. После уроков останешься здесь. Ты понял меня?! – я холодно кивнул, не отрывая с него вызывающего взгляда. – А теперь садись. Мы продолжаем урок.

Когда я вернулся на своё место, я почувствовал, как страх сжал горло. И о чём я только думал?! Былая гордость и отвага вмиг покинули меня, оставив на растерзание паники. Я не мог представить, что натворил. Теперь ведь все будут знать, что я поссорился с новым учителем, который был одним из самых жестоких людей в Сандерелисе. Новая волна слухов и не нужной для меня популярности поползёт по городку, как паук, и захватит в паутину всех жителей. А мне этого совершенно не нужно.

Ужас усиливался. Стало трудно дышать, кудрявые чёрные волосы прилипли ко лбу от пота, сердце стучало где-то в горле. Я пытался успокоиться и не обращать внимания на взгляды одноклассников, прикованных ко мне. Я пытался вообще ни на что не обращать внимание. Даже на Клема, который положил мне руку на плечо и что-то тихо прошептал. В голове стоял шум, мысли спутались в клубок, конец которого терялся в бесконечном чёрном океане.

Я еле дожил до конца урока. Мне уже стало нехорошо, когда я вышел из класса, ощущая на себе свирепый взгляд Етара.

– Ты весь побледнел, – Клем с волнением посмотрел на меня.

– Я и так всегда бледный, – вяло махнул я рукой, не желая его забот.

– Но сейчас ты выглядишь как мертвец, – парень робко улыбнулся уголком губ. – Надо сгонять в столовую. Еда наверняка пойдёт тебе на пользу.

– Я и без того толстый, зачем мне ещё есть в столовой? – я скривил нос, словно был маленьким ребёнком, и ткнул себе в немного выпирающий живот.

Не так часто мне доводилось быть в столовой. Точнее, я там был от силы два раза за полтора года. И мне никогда не нравилось это место. Слишком много народу, пахнет чем-то поджаренным, шумно и душно, как в бане. Умереть можно.

– Не думал, что ты об этом заботишься, – неуверенно хихикнул Клем. – Ты решил уморить себя голодом и помереть, не дожидаясь кары от мистера Марса?

– Смешно.

Однако через пару минут мы уже сидели за свободным столом в трапезной и поедали пюре с противным какао и не менее противной котлетой. Деньги я никогда не брал, поэтому всё было куплено за счёт Клема. В какой-то момент я даже почувствовал себя обязанным ему, ощутил острую потребность в таком хорошем друге, как этот добрый юноша. Я понял, что мне всегда чего-то не хватало, нечем было скрасить обыденные дни и своё мёртвое одиночество.

– … Это было потрясно! – восхищался Клем с набитым ртом. – Ты бы видел себя! Ты держался так, будто делал так тысячу раз. И говорил таким голосом, мне бы так научиться! А потом смотрел так на него… Я думал, ты ему врежешь! Ну, я имею в виду этому мистеру Марсу.

– Я понял кому, – холодно отозвался я.

Депрессия будто снова навалилась на меня. Обняла своими щупальцами, прикоснулась мерзкой, липкой кожей, прижала к своей толстой, вонючей туше и плакала мне в плечо. Мерзость. А ещё эта серая погода добивала меня. А я ещё жаловался на солнце, что оно слишком часто здесь бывало! Теперь мне его и не хватало.

Темнота слишком сильно сгущалась.

Мне было до сих пор страшно. До сих пор бросало в дрожь. Я как будто не мог отделаться от ощущения, что кто-то стоял надо мной и нещадно кричал, не жалея своего голоса. Всё так же было противно, как и тогда, когда я стоял перед Етаром. Однако сейчас было даже хуже – желудок был готов выплюнуть только что съеденную пищу обратно в тарелку. Как же мне не хотелось идти после уроков к этому злому мужчине! Что он мог сделать со мной? Как отомстить? Мне было страшно даже думать об этом.

– У тебя опять загрузка? – щёлкал пальцами перед моим лицом Клем и широко улыбнулся, когда я наконец «очнулся».

– Да я просто задумался… – мой взгляд вдруг остановился на рядом сидящей со мной Эссе. – О, привет. Не заметил, что ты подсела к нам. И как давно?

Я был растерян. Не мог прийти в себя. Несколько раз зажмурился, чтобы хоть как-то вернуться с облаков на землю, и огляделся. Народу было даже меньше, чем тогда, когда мы пришли сюда. Видимо, близился конец большой перемены, а мне этого не хотелось. Впервые мне не хотелось идти на урок. Мне было приятно сидеть среди своих хороших знакомых, которых потом можно назвать и друзьями. Я ещё никогда так остро не чувствовал себя душой маленькой, но компании.

– Уже достаточно, чтобы налюбоваться твоим неподвижным лицом. Знаешь, в этом плане ты очень подойдёшь для натурщика, – Эсса дерзко усмехнулась и подмигнула мне.

– Ты умеешь рисовать? – на самом деле, мне было это неинтересно. По крайней мере сейчас, когда меня волновали свои проблемы.

– Ну, когда-то я мечтала об этом, но такого дара у меня, к сожалению, нет, – с ехидной улыбкой на лице пожала плечами девушка. – А что? Ты бы хотел, чтобы я тебя нарисовала?

– Я бы хотел, чтобы ты меня спасла от нового историка, – мрачно буркнул я.

– О-о, я слышала эту историю! – её серые с синевой у зрачков глаза заблестели. – Ты молодец, что дал отпор этому придурку. Он у нас вёл первый урок, и, клянусь, я чуть ли не дала ему в нос от злости.

– Лучше бы дала, – рассмеялся Клем. – Так ему и надо. Я и сам был готов заступиться за Транта.

– Это благородно с вашей стороны, ребята, но это никак не спасает от того, что ждёт меня после последнего урока, – беспомощным тоном тихо проговорил я.

– Просто знай, что мы будем рядом, подождём тебя у входа в школу, – парень с заботой посмотрел на меня. – Если что, кричи. Мы прибежим на помощь.

– Благодарю.

Я был тронут. Эти двое хоть ещё не очень хорошо знали меня, но уже были готовы рисковать собой, чтобы защитить меня. И это заставило чувствовать себя важным кому-то, неравнодушным другим. Нет, я не говорил, что был обижен на весь мир из-за того, что со мной никто не дружил, что собственным родителям плевать на меня, нет. Я к этому привык. Жил с этим изо дня в день. И даже не обращал особого внимания. Но теперь я понял, как ошибался. Осознал, как долго был один в бесконечной мёртвой пустыне. В одиночестве.

– Так и появляются друзья, – заметил Клем. – Когда другие готовы защитить тебя, а ты сам готов защитить их.

– Не уверен насчёт последнего, – холодно возразил я.

– Ха, тебе просто не хватает храбрости, скромняга, – Эсса ткнула локтём мне в бок. – Если ты смог постоять за себя в поединке с мистером Марсом в первый раз, уверена, ты сможешь это сделать и во второй. А затем и постоять за нас. Ты просто должен этому научиться.

– Не думаю, что это будет очень просто для меня, – запротестовал я.

– О, как ты говорил, ничего не просто, потому что жизнь – сложная штука, – Клем гордо заулыбался.

– Кстати, – я внимательно посмотрел на соседку, – хотел сказать… Что-то я не видел тебя в нашей школе.

– Ха, не удивительно, – махнула рукой блондинка. – Ты как уткнёшься носом в свою книжку, заткнёшь уши музыкой и забьёшься куда-нибудь в угол класса, то ничего замечать не будешь. Я в этой школе с первого класса.

– А как давно ты дружишь с Клемом? – я кивнул в сторону одноклассника.

– О, ты наконец заметил, что мы с ним дружим? – дерзко съязвила Эсса и откинула рукой косички. – Летом познакомились, когда я его спасала от тех же бандитов, которые напали и на тебя.

– А ты мне не говорил, что на тебя напали, Трант, – Клем с тревогой перевёл на меня взгляд.

– Это произошло вчера вечером после того, как я встретился в библиотеке с Тиил и Яанном, – хладнокровно ответил я. – Тогда я и познакомился с Эссой.

– Кстати, – девушка вдруг встрепенулась и поспешно полезла к себе в рюкзак, собираясь что-то достать. – На, это тебе, Трант.

Она протянула мне кулон на чёрной верёвочке, лежащий на её широких ладонях. Он был довольно небольшой и тонкий, круглый и гладкий, по краям шли рубцы в виде лучей, потому что на самом кулоне жёлтого цвета, похожего на солнце, были изображены несколько окружностей: первая, самая маленькая, была чёрного цвета, вторая – красного, третья – оранжевого, а над ней почти что рядом с краем была надпись: «И мир полон света, а солнце всё светит».

– Красиво, – я погладил большим пальцем поверхность кулона и перевёл взгляд на соседку. – Но почему ты даришь мне это?

Эсса на мгновение задумалась, а затем смело улыбнулась:

– Мне показалось, что ты как-то невзлюбил наш город. И я решила тебе подарить его частичку: этот кулон – символ Сандерелиса. Я подумала, что таким образом ты станешь ближе не только к самому городу, но и к нам.

– Я как-то сказал Клему, что слишком мрачен для этого места, так что лучик света мне не помешает, – я надел кулон и улыбнулся так, чтобы она поняла, насколько сильно я ей благодарен.

Она была красива, по крайней мере, мне так казалось. Горбинка на носу, широкое спортивное тело, обкусанные губы и растрёпанные косички светлых волос – всё это делало девушку какой-то особенной, не похожей на остальных. «Тем более что все девушки в этом городе одинаковые. Тупоголовые разукрашенные курицы», – так я сказал вчера маме и был не прав. Не все одинаковы. К примеру, к ним явно не относилась Эсса Киплинг.

– Эй, между вами что-то есть? – встрял парень в разговор, снова щёлкая перед моим лицом.

– Что? – я растерялся, сердце пропустило удар. – Нет…

– А ты что, завидуешь? – блондинка показала другу язык. – Завидуй молча. Не учили, что ли, этому?

– Да ну вас, – насупился Клем.

– Не будь ребёнком, клоун, – ехидно фыркнула Эсса. – Как я могу встречаться с Трантом, если мы знакомы всего день? Тем более я не подпускаю к себе всех парней. Только избранным это можно.

– И я есть среди них? – полуудивлённо спросил я.

– А ты так рвёшься? – рассмеялась она и встала из-за стола. Через минуту должен уже прозвенеть звонок на урок. – Не глупи, у нас ещё целая жизнь будет впереди. Посмотрим.

– А если не целая? – холодно остановил её я, схватив за руку, и заглянул ей в глаза. Что-то не дало мне вот так просто её отпустить. Что-то важное. – Никто ведь не знает, когда человек умрёт. Может, это произойдёт завтра, а я так и не узнаю ничего о тебе нового? Никто ведь из нас не застрахован от смерти. Никто не знает будущего, не знает свой день смерти. Откуда тебе знать, что меня или тебя ждёт целая жизнь? В любой момент может случиться всё что угодно. И это не обязательно смерть. Может сложиться и так, что твои родители решат уехать в другой город или штат, после чего мы никогда не увидимся. Конечно, мы можем переписываться и звонить друг другу, но и это может продолжаться не вечно. Ничто не вечно, как и сама жизнь.

Эсса долго смотрела на меня рассудительным взглядом. Она точно оценивала каждое моё слово, взвешивала его, пробовала на вкус, искала, что ответить. И наконец нашла.

– Все умирают. Жизнь – не субстанция в отличие от воды или камня. Это процесс, подобный горению или прибою. Этот процесс начинается, продолжается какое-то время и в конечном итоге заканчивается. Наши «моменты», сколько бы они ни длились, мимолетны в сравнении с масштабами вечности. Но от этого не стоит всё время думать о смерти. Иначе жизнь превратится в настоящий ужас.

– И что же делать? – я запомнил каждое сказанное ею слово. Потому что она была полностью права.

– Жить дальше, что же ещё? Каждый день просыпаться, чистить зубы и одеваться, чтобы узнать, что приготовила для тебя жизнь на этот день.

IX: И кровь всё лилась

Ты можешь убежать oт oбcтoятeльcтв и людeй, нo ты никoгдa нe убeжишь oт cвoих мыcлeй и чувcтв.

Эpих Μapия Рeмapк

Страх медленно вгрызался в плоть, заполняя всё тело смертельным ядом.

Жутко. Даже слишком.

Я пытался унять дрожь, но моя дрожащая рука, застывшая возле ручки двери, за которой меня поджидал мистер Марс, показывала, что мои старания напрасны. Надо было успокоиться. Не быть трусом, как бы ни было страшно. Надо было постараться быть смелым и сильным, как тогда, когда я в первый раз столкнулся с новым историком. В этом ведь ничего страшного. Нужно было всего лишь победить одного своего внутреннего демона.

Ха-ха, легко. Запросто.

Ах, если бы…

Демоны жили слишком глубоко, слишком долго и слишком хорошо. Мне не справиться с ними. И лишь поэтому не стоило их лишний раз трогать в тщетной попытке победить. Демоны такие. Чаще всего непобедимые. Особенно когда ты с ними жил бок о бок всю жизнь.

Не желая больше себя мучить, я открыл дверь. Пора было уже давно вытереть сопли и отправиться на встречу с новыми проблемами, как бы мне этого ни хотелось. Никогда бы не подумал, что мне доведётся отчитываться перед учителем из-за плохого поведения, потому что я всегда был порядочным учеником. Самым тихим, послушным и умным.

Ложная идеальность.

Етар Марс посмотрел на меня таким взглядом, будто я был ничтожной блохой, которая близко не могла стоять рядом с человеком. И особенно с этим страшным мужчиной. Да мне и самому не хотелось с ним рядом находиться, однако пришлось, что поделать.

– Вижу, ты всё-таки соизволил прийти ко мне, глупый мальчик, – зловеще усмехнулся Етар, внимательно следя за тем, как я неуверенно подходил к нему всё ближе.

– Раньше вы считали меня умным, – хладнокровно заметил я, чувствуя в глубине души возрастающую со скоростью улитки смелость и решительность.

– Пока не понял, что ты жалкий маленький мальчишка, которому в голову взбрела безумная идея уничтожить мир в Сандерелисе, – лицо мужчины скривилось в нескрываемой ненависти ко мне. – Очень безумная.

– Я не виноват в том, что люди так возбуждённо восприняли мою идею, – возразил я, с некоторым ещё робким вызовом смотря на учителя. – Однако решил, что стоит даже доказать, что я прав. Что десептизм – верная философия.

– Что за бред! – гневно возмутился Етар, стукнув кулаком об стол, отчего я весь вздрогнул. – Как ты такое можешь говорить, глупый мальчишка?! Мы, истинные жители города, с самого его основания верили в лесных духов, вампиров, оборотней, призраков, эльфов. Конечно, со временем наша мистика начала меняться, но мы всё так же продолжаем верить в неё и знать, что она существует среди нас. Мы знаем, что она есть! А ты, – он со свирепым лицом указал на меня пальцем, – ты посмел нас прозвать десептиками! Немыслимо! Ты оскорбил весь город! Была бы моя воля, я убил бы тебя на месте!

Ярость и возмущение взяли надо мной верх и опередили даже смелость. Они затмили страх и затуманили мозг, решив, что пришло их время. Время действовать.

– Я бы вас тоже, – сорвалось у меря с языка раньше, чем я обдумал как следует свой ответ. Но решил быстро продолжить, чтобы не дать открыть своему врагу рот. – Уж поверьте мне, ещё никогда мне такого не хотелось. Ещё никто не смел так дерзко мне угрожать, никто так свирепо не возмущался, как вы! Разные философии всегда могли спорить друг с другом, их могли осуждать и ненавидеть, но те времена, когда за них сжигали на костре и убивали, прошли. Уж вы-то должны это знать, как учитель истории. Так что я не виноват в том, что создал свою теорию мира, которую, увы, не все могли понять.

– И не поймут, потому что это неправильно! – глаза мистера Марса налились кровью. – Сандерелис всегда был особенным, в нём всегда было нечто необычное, странное, волшебное. Из-за этого наш город так многие и любили, потому что он был светлый, люди в нём были добрые, жизнерадостные, любящие. И в нём никогда не было столько много споров и ссор! Никогда не было столько ненависти, злости и злобы! А что сделал ты? Самое худшее, что может быть для этого города, – принёс с собой темноту.

Несколько секунд я думал над его словами, глубоко внутри понимая, что в чём-то этот мужчина был прав, но я не мог так быстро согласиться. Собственная правота и гордость ослепила меня в этот момент, я не мог разумно думать из-за слишком сильных чувств, которые испытывал настолько редко, что не мог их контролировать.

– Да ладно вам, здесь и до меня были ненависть и злоба, – ярость кипела во мне, как лава. – Взять, к примеру, вас. Я слышал, что вы избиваете своих же детей и свою жену, что вы делаете так из-за своих прихотей, что вы сам жестокий и беспощадный человек…

– Хватит!

Стол чуть не сломался под кулаком Етара, грудь которого тяжело поднималась из-за гнева и возмущения. Мышцы все его были напряжены, дикий взгляд был готов убить любого, на шее вздулась жилка от бурлящих эмоций. В этот момент он был даже похож на настоящего бога войны, готовый наслать на человечество новые всемирные битвы и бесконечные смерти. И от этого стало страшно. Жуть как страшно.

– Яанн, сын мой, ты должен отомстить за его слова, – голос учителя был похож на ужасающе громкие раскаты грома.

Я и не заметил, как в класс вошёл беловолосый высокий парень, с каменным выражением лица смотрящий на меня. Но что-то было в его взгляде… Какое-то сожаление. Боль. Потеря. Он снова смотрел на меня так, будто что-то мучительно не давало ему что-либо сказать, сделать, думать. Он страдал изнутри, это было видно. Но из-за чего?

– Что именно мне нужно сделать? – Яанн с трудом перевёл взгляд на отца. Ему явно не предоставляло удовольствия то, что он находился здесь.

– Ты вдруг стал тупым? – огрызнулся Етар, как дикий зверь. – Что ещё можно сделать с непослушными детьми?

Парень вновь поглядел на меня. И с таким видом, точно хотел умереть. Умереть, лишь бы ничего не чувствовать, не мучиться из-за своих мыслей. Я знал этот взгляд. По своему опыту. Знал, что такое бывало с пустыми людьми, которые впервые в жизни обрели для себя что-то важное. Очень важное.

– Как знаешь.

Он вдруг резко подскочил ко мне и довольно сильно ударил мне в нос. Боль ярко вспыхнула на всём лице, что-то горячее потекло по губам. Кровь. Ну конечно, ещё этого мне не хватало. Я немного качнулся от удара, перед глазами словно возникло матовое стекло, из-за которого я плохо что различал. Да и не нужно было – второй удар уже в живот последовал почти что сразу за первым. Я скорчился и застонал от боли, упав пятой точкой на пол.

Чёрт, как же надоело мне то, что меня все избивали. Сколько можно? Как у меня до сих пор живот не превратился в фарш от ударов?

Конечно, мне было больно. Даже очень. Но к этой боли я уже стал постепенно привыкать. К плохому всегда быстро привыкаешь. И не важно, сам ты совершал нечто нехорошее или другой, всё равно привыкнешь. Наверное, именно от этого люди так одиноки и никак не могли найти для себя счастье. Они просто привыкли к той атмосфере, которая окружала изо дня в день, и не знали, как её изменить. Сначала им это не нравилось, но затем они просто привыкли. И продолжали одиноко жить дальше.

Что за бездарность.

– Благодарю тебя, сын, – с гордыней кивнул мистер Марс и жестоко улыбнулся, с удовольствием глядя на то, как я мучился на полу.

Рука Яанна дрогнула в моём направлении, будто он хотел помочь мне встать с пола, но в следующую секунду он принял каменное выражение лица и быстро вышел из класса, словно больше не желал видеть ни меня, ни отца.

Етар дождался, когда его сын выйдет, и вдруг резко наклонился ко мне, хватая меня за ворот серой рубашки. Он весь пылал злостью и ненавистью ко мне.

– Ещё раз будешь доказывать свою правоту или будешь говорить о моей семье или обо мне в плохом свете, ещё раз будешь выпендриваться, – на последнем слове он чуть ли не брюзжал слюной над моим лицом, – ещё раз, и я от тебя мокрого следа не оставлю, понял меня?! Даже обращать внимание на законы и прочие моральные устои не буду, если ты вновь перегородишь мою дорогу своими глупыми выходами. Тебе всё понятно, мерзавец?!

Мне так и хотелось что-то сказать ему, защитить себя, поставить его на место, но я не мог. Было слишком страшно. Слишком. Настолько, что я весь дрожал, тело вспотело, глаза в ужасе уставились на мужчину. Я был уверен, что он говорил на полном серьёзе. Что он был и вправду готов убить меня. А мне этого совершенно не хотелось. Я жуть как боялся, поэтому не смог выговорить ни слова, но хотя бы кивнул несколько раз головой. Ярости и злости уже не было, лишь страх, переростающий в панику. Самую настоящую панику.

– Вот и славно, – Етар злобно ухмыльнулся, показывая мне, кто тут победил. – А теперь катись домой.

Я не стал дожидаться чего-либо ещё от этого жестокого человека и чуть ли не выбежал из класса. Мне жутко хотелось одного – убрать перед глазами образ мистера Марса. Кровь всё ещё лилась из носа, заляпывая мне и без того мятую рубашку. Я помчался в туалет, словно боялся, что учитель мог выйти из класса и последовать за мной, чтобы выполнить свои обещания. Не обращая внимание ни на что, я ворвался в уборную, включил холодную воду и, сняв очки, как можно скорее начал умывать лицо. Раковина стала алого цвета от крови, но меня это не волновало. Я упёр в её края руки и, тяжело дыша от пережитого кошмара, посмотрел в зеркало. Лицо бледное, как у мертвеца, синяки под глазами, чёрные кудри растрёпаны, голубые глаза широко распахнуты, вода стекала по щекам. Такое впечатление, будто я только что бежал через всю пустыню от бешеного льва.

Когда я немного отошёл от бурлящих эмоций, то заметил в зеркале перед собой какое-то пятно в углу. Надев очки, я понял, что это было не пятно, и обернулся.

Пятнадцатилетний парень печальным взглядом карих глаз наблюдал за мной, сидя на полу и опираясь спиной об стенку. Он выглядел так, будто давно забросил за собой присмотр: длинные чёрные волосы, которые лезли в глаза, пару некрасивых родинок на щеках, болезненно-бледная кожа, худощавый, как Кощей Бессмертный, весь в синяках и ссадинах, в драной, мятой одежде, от которой неприятно пахло. Он мог бы быть красавцем, в нём было несколько крупиц настоящей красоты, однако её почти не было видно. Он словно не следил за собой, не видя в этом необходимости. И ясно почему.

Его пальцы слегка дрожали, когда он наносил очередной порез лезвием на вены. Кровь залила ему почти всю левую руку, но он не остановился, пока порез не был сделан до конца. С печальным любопытством парень смотрел, как новые капли крови постепенно стекали вниз. Казалось, боли он не испытывал. Лишь моральную. Там, в глубине сердца, на котором были такие же раны, как и на венах. Но только глубже. Гораздо глубже.

– Ты с таким любопытством смотришь, будто впервые в жизни увидел суицидника, – брюнет криво улыбнулся и снова посмотрел на меня.

В его глазах не было ничего. Даже боли. Лишь одинокое равнодушие. Равнодушие ко всему, ко мне, к своим проблемам, к собственной жизни.

– Будет удивительно, но это и вправду так, – холодно заметил я, стараясь не обращать внимание на его порезанные верны и окровавленное лезвие.

– Вот как, – парень склонил голову на бок. – Интересно. Как тебя зовут?

У него был немного писклявый, ещё детский голосок, который ещё не успел как следует окрепнуть. И что-то в этом голосе было не так. Будто в нём храбрость пересекалась с удушающей болью напополам. И никто не мог победить.

– Трантер Нефф, можно просто…

– Трант, я знаю, – неожиданно резко перебил меня он. – У меня хотя бы есть друзья, в отличие от тебя, которые могут поделиться новостями, в том числе и о тебе, – он решил не без удовольствия похвастаться. – Я слышал о десептизме, хотя мне совершенно на это наплевать, и о твоей выходке сегодня с моим отцом.

– С твоим отцом? – я был удивлён.

– Ну конечно, или у тебя плохо со слухом? – горько усмехнулся юноша. – Харлан Марс.

– Рад знакомству.

– Не могу сказать то же самое, – нервно фыркнул он.

– Почему же? – я вновь заметил, как у него тревожно дрожали руки, сжимавшие в пальцах лезвие.

– Знаешь, когда режут себе вены, это происходит в одиночестве, но никак не с такими высоко моральными людьми, как ты, – Харлан наблюдал за мной храбрым взглядом, за которым скрывалось глубокое отчаяние.

– Мог бы тогда выбрать место получше, – равнодушно возразил я.

– Ну уж извините, дома меня могут и без того прикончить, – нервно съязвил Харлан, будто делал из себя крутого, тогда как внутри ему явно было очень больно.

– Поэтому ты решил умереть здесь?

– Послушай, тебя никто не просил нянчиться со мной, читать мне нотации и говорить, что суицид – не выход, – раздражённо сказал парень и, закинув назад голову, закрыл глаза, словно окунался в водоворот своих тёмных мыслей. Словно решил утопиться в них.

Забавно.

– Ну, в принципе, суицид и вправду не выход, как я считаю, – хладнокровно начал рассуждать я. – Но не в том плане, в котором ты думаешь.

– В смысле? – не понял Харлан и, нахмурившись, с нотами тревожного удивления посмотрел на меня.

– Сам подумай. Я знаю, что отец и твой старший брат избивают тебя, издеваются и всячески пытаются причинить тебе боль. Потому что им нравится это делать, – я не особо был уверен в своих словах, потому что ещё не до конца знал эту семью, но всё же решил использовать то, что знал. Может, так я смогу помочь этому бедному человеку. – Нравится на ком-то изливать свои чувства, свою злость и жесткость. Это довольно сильные и очень тёмные чувства, чтобы их так спокойно держать при себе. Они должны в чём-то проявляться, куда-то тратиться, чтобы они не погубили самих носителей. Поэтому Етар и Яанн решили их применять на тебе и на твоих сёстрах. И они не остановятся, потому что злоба и ненависть слишком сильно завладели их душами. Они чудовища, жаждущие разрушения и смерти.

– Терпеть их не могу, – прошипел брюнет и скривил в неприязни лицо. – Ненавижу их, ненавижу людей, ненавижу себя. Всех ненавижу.

Прежде чем продолжить, я на секунду осознал, насколько этот парень был переполнен ненавистью, злобой и обидой не только ко всему миру, но и к самому себе. Ему было бы лучше, если бы он просто ненавидел свою семью и людей, но он не мог смириться и с самим собой. Он не мог терпеть свою слабость, беззащитность перед проблемами и угрозами, трусость и ничтожество. Он был в этом даже похож на меня, но я не впадал ещё в такое отчаяние, чтобы хотеть специально умереть. Потому что я уважал самого себя и знал себе цену. Знал, зачем жил. Правда, я не жил изо дня в день в такой жестокой семье, не жил в вечных издевательствах и побоях. Я знал, что такое счастье, потому что когда-то оно у меня было, я знал и другие чувства, у меня были воспоминания о хорошем прошлом, о любви и доброте. Мне было за что бороться, зачем жить.

Тогда как у Харлана всё это отсутствовало. Насколько я знал и выяснил, семья Марсов всегда отличалась особой жестокостью по отношению к другим, особым своенравием, высокомерностью и тщеславием. И Харлан просто пока что не мог знать, что такое счастье. И поэтому он не осознавал, зачем ему ещё жить. Но я хотел изменить это. Хоть я его и не знал пока что, я почему-то чувствовал, что обязан ему помочь.

Эта встреча в туалете была далеко не случайной.

– И представь, как они будут рады, если ты умрёшь, покончишь с собой, – я говорил с нажимом, чтобы каждое слово впилось в сознание юноши. – Как они будут счастливы, когда узнают, что ты наконец-то сдался и ушёл с их дороги. Разве ты этого хочешь? Принести им радость?

Харлан глядел на меня уже другим взглядом. В нём стало медленно появляться понимание. Осмысление того, зачем ему нужна была жизнь. Он как будто посмотрел на свои проблемы, на свою семью, на свою жизнь под другим углом, точно узнал тайный проход для спасения. Но этот проход был пока что достаточно узким, чтобы выбраться. Ещё не достаточно одних этих слов. И я прекрасно понимал это.

– Нет, никогда в жизни, – отрезал парень с отвращением в глазах. – Ни за что и никогда. Тем более от меня. Пусть лучше они умрут, чем я принесу им радость.

Он говорил с таким рвением, с такой решимостью, что я не сомневался, что он так и сделает, если так будет нужно. С таким отчаянием. Глубоким, мучительным отчаянием, которое было как гной, медленно растекающийся по всему телу, словно чернила на белой бумаге. Всё становилось чёрным на его пути. Абсолютно всё.

– Уверен, а это так случится, если ты решишь покончить с собой, – я сделал шаг к нему, желая показать, что мне можно доверять. – Но не в этом главная твоя проблема.

– А в чём же? – рассеянным взглядом Харлан осмотрел холодное помещение.

– Подумай, как будут страдать твои сёстры, твоя мать, но не в том плане, что ты покинешь их. Конечно, они будут очень сильно горевать, рыдать и скучать по тебе, но не в этом дело. Представь, когда вся злость и жестокость Етара и Яанна обрушится на них, что с ними будет? Они и без того мучились, но когда тебя не станет, представь, как они будут ещё сильнее мучиться. Так все плохие выходки будут в ещё большей степени мучить их, заставлять страдать, отчего они сами могут погибнуть. И они не остановятся, пока не умрёт каждый, после чего они вгрызутся друг другу в глотки.

– Фарра… – Харлан отсутсвующим взглядом уставился вперёд, словно чем-то был потрясён до глубины души. – Моя любимая сестрёнка… И она может умереть?

Он вновь посмотрел на меня. В его глазах стояли слёзы. Они катились по его впалым щекам и падали на пол, попадая иногда в капли крови. Он выглядел так, будто стал маленьким ребёнком, которому сказали, что Супермен спасёт его от бандитов. Так, будто был готов ухватиться за меня, как за единственную возможность спастись. Спастись от семьи. От людей. От проблем.

От самого себя.

– Да, – кивнул я и тепло улыбнулся, подойдя к парню ещё ближе. – Но сейчас только ты её спасаешь. Только благодаря тебе она может жить и хоть как-то этому радоваться. Ты её защищаешь. Разве от этого не стоит жить дальше? Разве Фарра бы хотела, чтобы ты покончил с собой и оставил бы её одну на растерзание отца и брата? Разве она хочет этого?

– Нет…

Харлан, казалось, растерялся, не знал, о чём думать, что чувствовать. Он точно впервые что-то понял для себя, что он важен. Важен кому-то очень дорогому человеку, которого он любил. Единственного, кого он вообще любил.

– Вот видишь, так что не стоит больше резать вены, чтобы умереть, – я присел на корточки и положил руку на его хрупкое плечо. – Тебе есть для кого жить. Зачем жить. По крайней мере, тебе не стоит так быстро сводить свою жизнь с концами. Лучше как следует подумай обо всём этом, о сестре, о семье, о счастье… Может, впереди оно ещё будет, откуда тебе знать? Может, через день или два что-то изменится, всё станет по-другому, а жизнь – лучше? Продолжай жить, потому что завтра может быть тем днем, когда ты встретишь любовь всей своей жизни, найдешь любимую песню, решишь все свои проблемы, встретишь отличных друзей, сможешь увидеть самый красивый закат в своей жизни или создать самое лучшее воспоминание, так что, пожалуйста, продолжай. У тебя все будет замечательно.

Харлан долго глядел мне в глаза. Осознанно. Так, что было видно, что он впитывал каждое моё слово, пробовал его, искал его смысл, изучал и пытался понять, как оно могло ему помочь. Как оно могло его спасти.

Спасти от смерти.

Он вдруг заплакал, не выдержав всей боли, и обнял меня, потому что хотел утешения. Утешения для своего одиночества, пустоты и страданий. Я его крепко обнял. Мальчика, который хотел лишь нормальной жизни.

– Спасибо тебе.

X: И беда настигла всех

Когда события не совпадают с нашими ожиданиями, мы теряемся. Поэтому ожиданий лучше не иметь вовсе, а просто быть готовым к любому повороту.

Макс Фрай

Жизнь – странная штука. Сегодня она могла дарить счастье и беззаботность, а завтра принесёт столько горя и проблем, что захочешь просто умереть. И так изо дня в день. Сегодня что-то хорошее, завтра – нечто плохое, послезавтра – вообще ничего, лишь скука смертная. От каждого дня можно было ожидать что угодно.