Читать книгу По ту сторону жизни - Диана Викторовна Покормяк - Страница 1

Я очнулась в позе эмбриона, находясь под неестественно огромным беспорядочно разросшимся кустом чайной розы. Мои руки и ноги были оплетены диким плющом, словно я была одной из старинных статуй в каком-нибудь одичалом древнем саду, в котором плющ уже давно хозяин и повелитель среди некогда прекрасных и ухоженных аллей.

Чуть привстав, я с нескрываемой неприязнью освободилась от уз назойливого растения и с удивлением осмотрелась вокруг. Всюду, куда падал мой взор, виднелись могильные плиты, поросшие вековым мхом и кресты разной высоты, вырисовывавшиеся среди легкого летнего тумана, как безмолвные стражи вечного покоя тех, кто уже никогда не увидит солнца.

«Кладбище?» – с изумлением подумала я. Но как я здесь очутилась? Чей коварный замысел закинул меня в столь ужасное, чуждое любому живому существу, место? Я силилась что-либо вспомнить, убирая с лица упертые волнистые кудри, в которых то тут, то там торчали лепестки чайной розы, но память устроила мне злостный бойкот. Состояние мое было сложно описать словами. Я как будто стала невесомой пылинкой, такой хрупкой и такой эфемерной, словно кто-то стер мою личность ластиком, но не полностью, а частично, оставив едва различимые контуры. Но в то же время никакой особой паники не было. Лишь небольшая тревога и безмерное ошеломление, – конечно же!.. Не каждое утро просыпаешься на кладбище, как тут не удивляться!

Я вылезла из-под куста, словно лесной зверек из норы и встала во весь рост. Ноги на удивление совсем не затекли. Как странно!.. Легкой походкой я начала не спеша бродить среди хмурых и неприветливых могил, которые словно с укоризной говорили мне: «Что ты тут забыла? Это царство мертвых, тебе тут не место!». Я молча кивала головой в ответ, безропотно соглашаясь с их вполне оправданным возмущением.

Повернувшись к востоку, я интуитивно прикрыла ладонью глаза, чуть зажмурившись, так как выползшее из-за горизонта солнце, бросило на меня свой первый робкий луч. Но я не почувствовала ничего такого, что было прежде – ни тепла от его прикосновения, (а ведь летнее солнце уже на заре обжигает, предупреждая, что день будет неимоверно жарким), ни временной слепоты, которая бывает, если засмотришься на огненное светило, не любящее докучливых взглядов вопрошающих.

Я все дальше убирала ладонь от лица и без всякого напряжения смотрела на божественный светоч, которому издавна поклонялись наши предки. Что за странные необъяснимые метаморфозы происходят со мной? Я не ощущаю прохладных объятий сырого тумана, окружающего меня со всех сторон дымчатым покрывалом, я не чувствую теплоты от касания первых солнечных лучей, властно заполоняющих необъятные просторы кладбища…

Чем выше поднималось солнце над линией горизонта, тем больше оно пожирало туман, – очертания могил стали более четкими. Но мир, все так же, как и в момент моего пробуждения, виделся мне немного тусклым, словно заретушированным, будто я глядела на него сквозь слегка мутную пленку. Несмотря на это, он был ярче, насыщеннее, хоть и не столь различимее, как прежде. Время шло дальше, и я с каждым мгновением делала какое-нибудь новое открытие, потрясающее меня до глубины души. Закрывая глаза, я с изумлением обнаружила, что все равно все вижу! И надгробия с эпитафиями умерших, и облака, окрашенные зарей в апельсиновые тона и контуры синего моря, виднеющегося за зелеными холмами. Почему-то вид моря испугал меня еще больше, чем мое странное пробуждение на кладбище. Что-то слишком зловещее почудилось мне в этом неспокойном темно-синем полотне, которое уже с утра разъярённо поднимало свои высокие волны. Волны казались морскими чудищами, которые поставили в позицию свои хищные лапы перед коварным прыжком.

– Смотри на нее! – услышала я за своей спиной.

Обернувшись, я увидела двух темноволосых девочек. На вид им было лет десять, не больше. Они стояли совсем близко и с изумлением разглядывали меня. Как две капли воды, эти чудные создания походили друг на друга. «Близняшки» – сообразила я. Одна из них, ткнув на меня указательным пальцем, что-то шепнула на ухо своей точной копии. На ней было надето желтое кружевное платье с белыми оборками, в то время как у ее сестры (о чем можно было догадаться по их внешнему сходству), платье было розовым, хотя пошив был точно таким же.

– Как ты тут оказалась? – спросили они.

– Не знаю… – растеряно ответила я, оглядываясь по сторонам, словно ища подсказки.

– А должна бы знать… – удивились девочки. – Как тебя зовут? – тут же поинтересовались они.

Какой простой вопрос, но как же я растерялась, с ужасом обнаружив, что я не помню своего имени! Более того, я не помню ничего! Не помню, как очутилась здесь, не знаю, где я живу, сколько мне лет. Есть ли у меня близкие, чем я занимаюсь и чем живу? Что для меня важно в этой жизни, а что чуждо?

Заметив мой смущенный вид, девочки загадочно переглянулись и вдруг улыбнулись.

– Меня зовут Ульяна! – представилась девочка в желтом платье. – А это, – моя сестра, Лина… – показывая на свою соседку, добавила она.

Я приветливо кивнула головой и внимательно пригляделась к ним. Что они забыли на кладбище? И почему они без сопровождения взрослых? Ульяна выглядела чуть старше своей сестры: черты ее лица были немного жестче и резче. Черные тонкие брови бесцеремонно сдвинуты на переносице, из-за чего взгляд казался хмурым, но в то же время волевым. Большие карие глаза смотрели на меня с живым интересом, словно пытались допросить, кто я и откуда. Пышные каштановые волосы слегка прикрывали маленькие розовые уши, в отличие от ее сестры, у которой волнистая шевелюра доходила до плеч и если бы не нарядное желтое платье, Ульяну можно было бы принять за мальчишку. Оборванная оборка на платье, ссадины на руках и затянувшиеся шрамы на коленках говорили о том, что она изучала этот мир с огромным энтузиазмом и не боялась запачкать руки при этом. Лина же, наоборот, казалась более женственной и мягкой. Ее неспешная поступь и дрожащие нотки в голосе убеждали в ее неуверенности, уступчивости и ранимости. В отличие от сестры, на ней не было ни одной царапины, а на ее розовом платье не имелось ни одного грязного пятна.

– А ты не переживай! Поначалу здесь все выглядят потерянными и забывчивыми, но потом они все вспоминают… – сказала вдруг Ульяна.

– Что вспоминают? – насторожившись, спросила я, увидев, как Лина предостерегающе взглянула на сестру.

– Все вспоминают. Вспоминают свою былую жизнь… вспоминают своих родственников и… обстоятельства своей смерти…

– Смерти?! – я с ужасом заткнула пальцами уши, но все равно слышала ее голос. Потом стала метаться среди могильных плит, как раненый истекающий кровью зверь: утверждение этой девчонки повергло меня в шок.

Хлопнув ладонью себя по лицу, я старалась проснуться. Слишком затянулся этот жуткий непрекращающийся сон!.. Но… ничего не помогало, – я по-прежнему видела перед собой четкие очертания могильных крестов и этих двух до жути странных девочек, которые спокойно наблюдали за моими мучениями, будто лицезрели что-то подобное уже много раз.

– Ты должна смириться с мыслью о том, что ты умерла. Только мертвые могут видеть нас, но не живые, которые провожают близких в последний путь, – с осторожностью пояснила Лина. Она прикоснулась к моему плечу и с благодушным участием посмотрела в мои испуганные глаза.

– Пошли, найдем твою могилу, свою то мы искали когда-то целый час! – увлеченно сказала Ульяна, беря меня за руку.

– Нет у меня никакой могилы! – топнув ногой, разозлилась я. – Что вы такое говорите? Вот сейчас брошу вас здесь и пойду домой… – с отчаянием добавила я, направляясь в сторону дороги, которая виднелась за кладбищем. – Вспомнить бы еще, где он, мой дом? – тихо произнесла я, копаясь в закоулках своей памяти, которая так и не соизволила пролить свет на то, кто же я и откуда.

– Ну-ну! – ухмыльнулась Ульяна и поспешила следом за мной, как и ее сестра.

Как любой нормальный человек, я начала аккуратно обходить все преграды, которые попадались на моем пути: могильные оградки, саркофаги и кусты сирени, росшие в небывалом изобилии среди могил. А мои назойливые попутчицы, тем временем, проходили сквозь эти препятствия так, словно являлись бестелесным духом или моим кошмарным сном, от которого я до сих пор не могла пробудиться.

Девочки, лучезарно улыбаясь мне, показывали все новые трюки, – они то просачивались сквозь заросли шиповника, будто утренний туман, то, взлетая над землей, висли над очередным надгробием.

«Как же, как же! – ухмылялась я сама себе. – Во сне и не такое привидится!». То, что это был сон, у меня ни осталось никаких сомнений. И, тем не менее, даже будучи во сне, я стремилась покинуть это жуткое пристанище мертвых, ведь вполне понятно, что юной девушке здесь не место. Я не видела себя со стороны, я не могла рассмотреть свое отражение в лужице, которую нашла в небольшой канаве возле долговязого тополя, но девочки рассказали, что на вид мне лет пятнадцать-шестнадцать, не больше. У меня большие зеленые глаза, тонкие губы и высокий лоб. Остальное я знала сама, – то, что я довольно худая и, наверное, совсем невысокая. Догадаться об этом было несложно: я была чуть выше близняшек, которым, как я и предполагала, минуло десять лет. На мне было голубое шифоновое платье с вышитыми на нем темно-сиреневыми фиалками. Мои длинные золотистые волосы были собраны в изящный хвост и крупными локонами спадали до пояса. Руками я нащупала какую-то заколку на затылке, но почему-то не смогла снять ее, чтобы разглядеть поближе.

– Мы не можем снять с себя то, что на нас надето! – пояснила Ульяна после того, как я в десятый раз попыталась содрать с волос эту злосчастную заколку.

– Да, в том, в чем мы покинули мир живых, мы вынуждены ходить вечно… – грустно произнесла Лина, осматривая с укоризной свое розовое платье. – А ведь у нас было столько разных платьев в гардеробе! Всех цветов радуги! – похвасталась она с благоговейным придыханием.

Ульяна равнодушно махнула рукой и добавила к словам сестры:

– А меня бесили эти платья, сколько раз я просила мать купить мне комбинезон или спортивный костюм!

Просочившись сквозь полуразрушенный каменный склеп, мы очутились у приземистой кирпичной стены, которая огораживала всю территорию кладбища, образуя огромный неровный квадрат. Высокие кованые ворота виднелись в пятидесяти метрах от меня, и можно было выйти через них, но я посчитала нужным не терять драгоценное время. Ограда была невысока, перелезть через нее было секундным делом, к тому же, мне хотелось поскорее удрать отсюда. Сравнительно недалеко от кладбища я увидела череду панельных многоэтажек светло-голубого цвета, а чуть дальше, – высокую белую церковь, украшенную золотыми куполами. В башне я заметила звонаря в монашеском одеянии: он виртуозно управлялся сразу с несколькими колоколами, оглушая округу звонкой музыкой. Жизнь кипит совсем рядом, стоит лишь перескочить через эту небольшую изгородь и пройти еще пятьсот метров, не больше, а там, глядишь, и закончится этот странный сон.

Я приподняла подол своего длинного платья и завязала его в узел, потом положила ладони на вершину каменной стены и приподнялась, чтобы взобраться на нее. На сей раз, мои руки не просочились сквозь препятствие! Наверняка, хороший знак! Девочки не последовали моему примеру: они остались стоять позади меня и с увлечением наблюдали за моими действиями. Вскарабкавшись без особого труда на ограду я, развязав узел на платье, с радостью хлопнула в ладоши и, кивнув на прощание девочкам, приготовилась спрыгнуть на дорогу, ведущую прямо в город. Но каково же было мое удивление, когда вместо того, чтобы по законам всемирного тяготения меня опустило на землю, я, сколько не спрыгивала, продолжала стоять на этом злополучном заборчике!.. Словно меня приклеили к нему! Какая-то невидимая стена мешала мне покинуть пределы этого кладбища.

Близняшки, прыснув от смеха, тыкали на меня пальцами и о чем-то перешептывались между собой. Я, обессилев от безуспешных попыток улизнуть отсюда, присела на ограду и свесила ноги вниз. Опустив голову на грудь, я начала плакать, но… сколько я не хныкала, слезы так и не покатились из моих глаз.

– Эта кладбищенская стена и есть та четко очерченная граница, пределы которой мы не можем покинуть, – услышала я старческий голос где-то совсем близко от себя.

Я подняла голову и прямо перед собой увидела пожилую женщину лет восьмидесяти. На ней было надето коричневое драповое пальто с меховым темно-бежевым воротником, изъеденным молью и черный берет, из-под которого торчали короткие седые локоны. Она была слегка полноватой, низкорослой, с выпученными карими глазами и широким немного кривым ртом. Я от удивления вскинула брови, заметив, что женщина одета не по сезону.

– В чем помер, в том и будешь ходить на том свете… – словно прочитав мои мысли, ответила старушка. – Меня зовут Анна Павловна, кстати, – добавила она и протянула мне приветливо руку.

– Зато зимой вы не замерзнете, как мы! – оглядев свое легкое платьице, сказала рассудительно Ульяна.

– Вы находитесь здесь уже два дня и до сих пор не уяснили, что вам не страшен ни холод, ни зной, ни дождь, ни снег? – качнув седой головой, произнесла старушка.

– Да нет, мы уже это поняли… просто забыли! – начала оправдываться

Ульяна, растерянно глянув на сестру.

– А как же тебя зовут? – обратилась ко мне Анна Павловна.

Я молча развела руками и грустно вздохнула.

– Она не помнит своего имени! – ответила вместо меня Лина.

– Это очень странно… – проговорила Анна Павловна, с удивлением уставившись на меня. – Впервые за пятьдесят лет вижу такое! Хотя… – она вдруг радостно хлопнула в ладоши, давая понять, что ее осенила гениальная идея. – Мы же можем найти твою могилу и тогда узнаем твое имя! Будем искать свежие захоронения, возможно, тебе и памятник уже поставили? Тогда мы узнаем тебя по фотографии, ведь должна же быть фотография! А? Как я придумала? – ожидая похвалы в свой адрес, воодушевленно спросила Анна Павловна, глядя на нас.

– Хорошо придумано! – заголосили девочки.

Я, тем временем, спустилась с кирпичной ограды на землю и в раздумьях почесала лоб. Что же, если мне еще долго не пробудиться от моего странного чрезмерно затянувшегося сна, почему бы и не поискать свою могилу? И даже если я найду ее, это ведь все не взаправду. Это всего лишь сон, не более того и на самом деле никакой могилы нет, ведь я живее всех живых и это факт! А девочки и Анна Павловна, – плод моего сонного воображения, явившегося мне по ошибке в Царстве Морфея.

И я, скрестив руки на груди, поспешила со своими новоявленными друзьями на поиски собственной могилы.

Старая часть кладбища, на которой находились самые древние захоронения, была довольно запущена, все кресты и памятники покрылись мхом и обросли плющом. Среди каменных саркофагов буйно зеленели густые поросли дикой сливы, придавая этому месту жуткий вид. Многие могилы были украшены мраморными, бронзовыми или гранитными символами внезапно оборванной жизни – обрубленным деревом, сломанной розой, угасшим факелом, а также напоминанием о быстротечности времени – песочными часами.

В зарослях цветущей белой акации просматривалась частично разрушенная каменная часовня с уцелевшими металлическими дверями в виде арки, чуть левее от нее, на небольшой возвышенности виднелся гранитный подиум, на котором возвышался четырехметровый склеп. У входа в гробницу стоял высокий ангел с опущенной головой и сложенными в молитве руками. Упрямый плющ добрался и до него, оплетя своими зелеными щупальцами его крылья и белокурую голову.

– Эту усыпальницу видно с любого конца кладбища! – пояснила Анна Павловна. – Так и было задумано… одна из самых помпезных гробниц и одна из самых старых.

– Кто там похоронен? – поинтересовалась я.

– Это фамильный склеп одной из самых богатых купеческих семей, живших в начале двадцатого века в нашем городе.

– А что мы тут делаем? – с удивлением спросила Ульяна. – Тут слишком старые могилы! Разве ее могила может быть здесь?

– Это верно, но на всякий случай осмотрим все, – ответила рассудительно Анна Павловна.

Мы стали заходить все глубже и глубже в заросли одичалых деревьев, среди которых то тут, то там виднелись старинные надгробия. Из-за обилия мха, надгробия почти, что сроднились с буйной зеленью, царствовавшей вокруг. Под высокой сосной, у подножия которой беспорядочно разросся шиповник, я увидела памятник, имеющий в основании четыре мраморные ступени, – на них был водружен каменный крест, с двумя плачущими ангелами. Крест был стилизован под обрезанные древесные ветви. Внизу, на плите я с трудом прочла эпитафию:

«Здѣсь

покоится прахъ горячо

любимой жены моей

Анисiи Петровны

Лучниковой

скончавш. на 46 г.

12 декабря 1905 г.»

Чуть ниже было дописано:

«Спи мирно дорогая

много въ жизни творила добро

И вѣчную память себѣ

ты свела».

Я начала пробираться дальше и среди буковых зарослей увидела прямоугольную плиту из песчаника. Подойдя поближе, я смогла рассмотреть выпуклый орнамент в виде четырехконечного креста с дубовой и пальмовой ветвями по бокам. Я пыталась определить, кто здесь похоронен, но эпитафия не дожила до наших времен.

– Здесь похоронен священник, – пояснила внезапно появившаяся Анна Павловна. – Дубовая ветвь символизирует зрелость, силу и справедливость, а пальмовая – мученичество Христа, победу над смертью. А вон там, видишь на каменном надгробии изображение всевидящего ока? – спросила она. Когда я утвердительно качнула головой, она просветила меня: – Это символ неусыпно всевидящего и всеведущего Христа. Господь уподобляется солнцу, как источник света, а способ божественного видения – глазу.

После этого каменного надгробия мы повстречали гранитный памятник со скульптурой плакальщицы с крестом, обозначающей скорбь по усопшему, затем надгробие с огромной мраморной книгой, символизирующей раскрытый молитвенник или Библию. Очень часто нам встречались надгробия в форме лежачего креста. На нескольких усыпальницах, помимо опущенных факелов, венков и обломанных роз я вдруг увидела пчел и змею. За разъяснениями тут же обратилась к Анне Павловне, остановившись у позеленевшего ото мха ангела, который навечно застыл в молитвенной позе с воздетыми к небесам глазами.

– Пчела, это символ возрождения после смерти, а змея, пожирающая свой хвост, – это символ бесконечности, круговорота жизни, перерождения, – пояснила она.

Вскоре мы, воссоединившись с Ульяной и Линой, которые осматривали другую часть кладбища, стали постепенно уходить из зарослей густо растущих деревьев, облюбовавших столетние могилы, на ухоженные тропинки с выкрашенными скамейками и цветущими клумбами. Тут было гораздо светлее и приветливее – от центральных ворот отходило несколько аккуратных аллей, с выложенными каменными дорожками, подстриженными кустами и прибранными могилками.

– Пройдет каких-нибудь пятьдесят лет и эти могилы станут такими же заброшенными, как и те! – ткнув пальцем на старую часть кладбища, сказала грустно Анна Павловна. – Умрут те люди, которые знали и любили покойного и оборвется последняя нить, связывающая умершего с миром живых. Никто уже не вспомнит о нем, никто не прольет слезы на его могилу, никто не положит цветов у надгробия со словами любви. Эх! Вот так же произошло и с моей могилой. Пока был жив сын, он ухаживал за ней, но когда он умер, некому было навещать меня: детей у него не было.

Я подошла к Анне Павловне и взяла ее под руку. Ульяна повисла у нее на плече, Лина же обхватила ее за талию и, заглядывая ласково в глаза, проговорила:

– Вы теперь не одни!

– Да, мы теперь одна дружная семья! – улыбнулась Ульяна и уцепилась за мою руку, благодаря чему, мы четверо отныне были сцеплены плотным нерушимым кольцом. Судя по всему, Ульяна уже считала меня своей второй сестрой.