Читать книгу Манипулятор. Глава 029 - Дима Сандманн - Страница 1

ГЛАВА 29

Ее звали Наташа. Имя я узнал в среду от прыщавой официантки Полинки. Чувство-вал я себя не важно, но ноги сами понесли в «Чистое небо». Я околачивался там со втор-ника все вечера следующей недели. Наташа не появлялась. Ни во вторник, ни в среду, ни в четверг. В пятницу я уже начал нервничать, понимая, что скорее всего, она появится, если появится, то в выходные. У Полинки я выспрашивать не стал, боясь возбудить ненужный интерес. В пятницу Наташа не появилась и я, разнервничавшись, крепко выпил в тот ве-чер. В субботу все повторилось – она не пришла, я снова набрался «отвертки». С утра вос-кресенья меня придавила жуткая депрессия. Я метался в мысленном тупике, пытаясь по-нять, что со мной происходит. Было ощущение, что я нахожусь в жизненной клетке, стены которой медленно сжимаются. Я промучился такими мыслями до вечера и сбежал от них в «Чистое небо». Весь вечер я пил и курил, раздираемый злостью к окружающей действи-тельности. Блондинку я уже не ждал. Мираж о ней растворился в алкоголе с горьким привкусом душевной пустоты. Я пробыл в клубе до самого закрытия. Последняя двойная «отвертка», девятая, оказалась лишней. Я перешел грань и к трем часам ночи оказался аб-солютно пьяным. Еле стоя на ногах и почти вися на стойке, я что-то говорил одному из барменов, но чувствовал, как губы не слушались и слова не клеились. Я полумычал. Мне стало стыдно, вдруг стало ужасно стыдно. Ведь меня тут все знали. Да, я выпивал и выпи-вал регулярно, но всегда уходил на своих ногах не более, чем навеселе и слегка покачива-ясь. И вот напился. Я еле мог идти, меня мотало из стороны в сторону, спасали от падения лишь узкие стены грота. Я не мог связать двух слов, изо рта лилась лишь каша из звуков. Стыд слегка меня отрезвил. Я пошел на выход, стараясь держаться максимально ровно. Но дойдя до стула охранника у гардероба, рухнул задницей на него. Заведение закрыва-лось. Музыка стихла, посетители расходились, толпясь и галдя у гардероба в ожидании верхней одежды. Я продолжал сидеть и мутным взглядом наблюдать гардеробную суету. Мозг был на удивление чист – я все понимал, все слышал, все видел, но ощущал себя без-вольной тряпкой. Мало-помалу суета схлынула, посетители разошлись. Время близилось к половине четвертого. Я продолжал бесцельно сидеть. Домой не хотелось совсем. Меня там никто не ждал. Меня нигде никто не ждал. Ком отчаяния начал подкатываться к гор-лу. Грудь сдавило. Я поднял голову и обомлел, желая сию же секунду провалиться под землю. Передо мною стояла Наташа. Она улыбалась, глаза ее блестели. Девушка с кем-то разговаривала справа от меня. Я скосил туда глаза. Артур. Он щерился ей масляными гла-зами. Наташа цвела в ответ. Она была в той же одежде – во всем, обтягивающем безупреч-ную фигуру, светлом.

– Привет, – улыбнулась она мне и продолжила общение с Артуром. – Полинка тут?

– Да, тут еще, да иди, пройди к ней! – сказал Артур, и Наташа зацокала шпильками по плитке пола вглубь заведения.

Ком отчаяния внутри меня взорвался. Я несколько раз тяжело вздохнул, желая вер-нуть, сдавленное душевной болью, нормальное дыхание. Не помогало. Меня давило из-нутри все сильнее, я начал задыхаться. Дикая волна жалости к себе захлестнула меня. На глазах навернулись слезы. Я задышал сильнее, изо всех сил сдерживая их. Слезы замерли на глазах, да так и остались. Я не моргал, боясь обронить хоть одну слезу на пол, и чтобы кто-то увидел это. Я наклонил голову пониже, будто сижу совсем пьяный. Я просто не хо-тел, чтоб кто-то видел мое лицо. Мне было плохо, нестерпимо плохо. Я был никому не ну-жен. Даже этой дуре Лиле я был не нужен. Я сидел на стуле совершенно одинокий, пья-ный и несчастный. Перед лицом стоял образ Наташи. Она улыбалась. Улыбалась солнечно и прекрасно. Девушка была идеальна. Она стояла в мозгу так близко и была абсолютно недосягаема. Вторая волна отчаяния и саможалости накатила на меня изнутри. Я вновь за-дышал часто, сжал зубы. Слезы брызнули из глаз, я незаметно их вытер.

« У тебя никогда… никогда не будет такой девушки!» – отчетливо произнес мой внутренний голос. И я, словно обреченный на вечное полупьяное прозябание в одиночест-ве, встал и незаметно для всех вышел прочь.

Я не стал звонить Вадику, не пошел к гостинице, срезал путь мимо кинотеатра и специально пошел через безлюдный ночной парк. Слезы вновь приближались. Я не стал их сдерживать. Они брызнули, я заплакал навзрыд. Меня никто не видел. Я шел и плакал. Через пять минут мне стало намного легче. Я пошел дальше, через полчаса наполовину протрезвел, поймал случайную машину и оказался дома. Я тихо вошел в квартиру. Роди-тели спали. Я разделся до трусов и замер в коридоре перед большим зеркалом, посмотрел на свое отражение пристально. На меня из зеркала смотрел малоприятный персонаж. Не-плохо сложенный, довольно симпатичный, высокий молодой человек. Но, с уже заметны-ми признаками деградации. Чуть сутулое тело отдавало дряблостью, живот не выпячивал-ся, а уже чуть свисал складкой над трусами, мятое лицо с отекшей одутловатой кожей не-здорового желтого цвета выглядело ущербно. Глаза смотрели грустно и безнадежно взгля-дом загнанного и не видящего выход зверя, смирившегося со своей участью. Я глядел се-бе в глаза и тяжело дышал. Сердце стучало гулко, отдавая алкоголем в виски́. Я сосредото-чился на глазах, стараясь разглядеть радужную оболочку и нырнуть взглядом внутрь. «Еще живые», – пронеслось в моей голове. Да, живые. Я смотрел в свои глаза и видел в них огонек жизни. Он не погас, нет! Он еле тлел, но был жив. Я продолжал смотреть на себя. Спазм дернул желудок, тихая ноющая боль превратилась в острую и нарастающую. Я сжал мышцы пресса, боль не ушла, а лишь раздраженно выросла. Я нажал пальцами в район солнечного сплетения, пытаясь нащупать хорошо знакомое место, как кнопку, кото-рая отключает боль. Пальцы в глубине уперлись в напряженный спазмом пищевод. Я на-давил сильнее – боль резко усилилась. Я сжал зубы, закипая злостью сам на себя. Надавил пальцами сильнее – боль отозвалась ростом. Желудок резало, внутри меня все заликовало садистской ненавистью к себе же. «Мучайся!», – сказал я мысленно себе и ударил в то место кулаком. Боль всплеснула в ответ. Я сильнее сжал зубы и сильнее ударил. Желудок начало дергать. Еще удар! Еще! Еще! Желудок беспорядочно задергался спазмами боли, словно меня резали изнутри. Я смотрел на себя и кипел злостью. Тошнота медленно под-катила к горлу. Я зашел в туалет, стал на колени. Из желудка поднялась волна и фонтаном через рот ударила в унитаз. Я вздохнул облегченно. Но тут же второй сильнейший спазм дернул желудок снизу, словно затвор – жидкость ударила снизу через рот и нос в унитаз. Еще спазм, результат почти такой же, но чуть слабее. Затишье. По рукам и ногам ударила слабость. Лоб и спину прошиб пот. Следующие три спазма случились по затухающей, больше мучая меня, нежели извлекая жидкость из безжизненного желудка. Затишье. Я сплюнул. Вытер слезы с глаз. Желудок дернулся последний раз и затих. Я снова сплюнул, вытер рот туалетной бумагой. Тело ослабло и не слушалось. Я разглядел в унитазе снова несколько капель крови. Безразлично отвернулся и дернул за рычаг, смыл унитаз. Еле подняв руку и ухватившись за ручку двери, я с трудом встал на ноги и, качаясь, вышел в коридор. В зеркале вновь показался тот же измученный жизнью и желудком тип. Глядя на свое отражение, я понял, что не хочу жить. Апатия и безразличие заполнили меня. Режу-щая боль желудка так долго сопровождала меня, что мне казалось, будто я с ней родился. «Ты говно», – пронеслось снова в моей голове. Я вдруг отчетливо понял, что сию секунду нахожусь в той самой точке начала деградации, за которой нет возврата. Точка не возвра-та. Еще маленький шажок, один маленький шажок и все – я скользну вниз на дно жизни, как по ледяной горке. Дикий страх тут же схватил меня со спины, проникнув снизу вверх ледяным холодом по позвоночнику. Я застыл в оцепенении. И в груди моей истерично забился слабый человечек, который хотел жить, который задыхался, словно уже лежал в тесном гробу и сверху жизнь вот-вот начнет забрасывать его землей. Сначала он истерил, после закипел злостью и решил бороться. «Все, закончил с этим, не будь говном, борись!» – сказал я мысленно отражению. Я прислушался к желудку, тот замер в подозрительном спокойствии, словно отключился. Болей не было. Я почти протрезвел. Меня колотил мел-кий озноб, кружилась голова, слабость оплела тело. Шатаясь, я выключил свет, лег в кро-вать, поджал ноги и свернулся калачиком – отгородился от внешнего мира мысленным ко-коном и отключился в забытьи. Кокон стал греть меня изнутри. Я провалился в безмятеж-ный сон, в котором видел себя здоровым, без живота, подкаченным, с открытой доброй улыбкой, прекрасно выглядящим и давно забывшим, что такое любая боль – я смотрел на окружающий мир и будто парил над ним.

Утром воскресенья я не смог встать с кровати. Я попробовал, но не смог. Тело словно обессилило за ночь, желудок болел и ныл. Я пошарил рукой подле кровати, натк-нулся пальцами на бутылку минеральной воды и сделал несколько больших глотков. Вода потекла в желудок и резанула его в нескольких местах, усилив боль. Я снова закрыл глаза и пролежал так на кровати с полчаса. Надо было идти в ванную. Я собрался с силами, встал и, шатаясь, скрюченный пошел в ванну.

– Что случилось? – взволновалась мать, встретившись со мной в коридоре.

– Желудок… – тихо промямлил я.

– Опять!? – недовольно взвилась та.

Я промолчал, глянул на мать и зашел в ванную комнату.

– Жрешь что попало, вот он у тебя и болит постоянно! – выдала мать в спину. – Что один мучился с желудком, что этот теперь! Боже, как мне все это осточертело просто!

Я закрыл за собой дверь, экономя ничтожные силы и не желая никак реагировать, встал под душ. Горячие струи приятно упали на спину и затылок, потекли вниз. Я покач-нулся, успев ухватиться за стену. Желудок дергало спазмами. Я настолько ослаб, что даже мочалкой с трудом водил по телу. Сердце гулко стучало в висках. Через полчаса я вышел из ванной, мать стояла в коридоре и обеспокоенно смотрела на меня.

– Болит? – спросила она сочувственно.

– Да, мам, болит, – буркнул я и поплелся в кровать.

– Тебе надо обследоваться, – сказала она, идя следом.

– Да, надо, – механически произнес я, не имя сил даже обдумывать другой ответ.

Я лег в кровать. Пока я двигался, желудок резало, и начало дергать тупой болью, когда лег. В двери комнаты появился отец.

– Желудок? – лаконично строго произнес он. – Болит?

– Да конечно желудок! – выпалила мать, всплеснув руками. – Ест, что попало! Я ему давно говорила! Уже устала одно и то же говорить! Не слушает же! Вот! Пожалуйста! Допрыгался! Заработал язву или что там! Мать не слушает – вот результат!

Она шумела, я бессильно морщился – сил возражать не было. Отец подошел ближе, оценил мое состояние опытным взглядом, разочарованно цыкнул: «Надо лечиться…»

– Да, надо, – кивнул я, вытирая незаметно пот со лба, выступивший от слабости. – Па, купи минералки и этот сироп с обезболивающим…

– Опять минералка! Какая минералка!? Ты что, ей лечиться, что ли собрался!? – за-вопила вновь мать.

Я закрыл глаза.

– Так, ладно, я за лекарствами, сейчас все принесу, – сказал отец и засобирался.

– Может, тебе кашки манной сварить? – тихо спросила мать.

– Да, ма… свари… – сказал с усилием я.

– Толь, и молока купи два пакета! – крикнула мать в коридор. – Я Ромке кашу ва-рить буду сейчас!

– Хорошо, куплю, – раздалось недовольно в ответ, дверь хлопнула, отец ушел.

– Ох, сынок, сынок! – вздохнула мать и пошла на кухню.

Через час я уже осторожно ел горячую кашу. Мать принесла тарелку к кровати. Желудок заныл сильнее, но после первых ложек утих. Тарелка каши вошла с трудом. Есть не хотелось совсем.

– Надо, надо, ешь! – настаивала мать. – Ешь всю!

– Знаю, ма… я ем, – вяло бурчал я и толкал в себя кашу, закончив, вернул тарелку.

– Все!? – сказала мать.