Читать книгу Город Ночи - Дин Кунц - Страница 1

Обретя жизнь во время грозы от удара странной молнии, которая оживила, а не сожгла, Девкалион родился в ночь насилия.

Жуткая какофония криков самого Девкалиона, триумфальных воплей его создателя, треска, скрипа, скрежета, грохота таинственных машин зазвучала в холодных каменных стенах лаборатории, расположенной в старой мельнице.

Очнувшись, Девкалион обнаружил, что прикован к столу. Тем самым ему сразу дали понять, что создали его рабом.

В отличие от Бога Виктор Франкенштейн не видел смысла в том, чтобы даровать своим творениям свободную волю. Как и все утописты, он предпочитал полное повиновение независимости суждений.

Та ночь, более двухсот лет тому назад, предопределила безумие и насилие, которые наполняли последующие годы Девкалиона. Отчаяние порождало ярость. В ярости он убивал, и убивал жестоко. Но по прошествии многих десятилетий обрел способность контролировать себя. Боль и одиночество научили его жалости, из жалости родилось сострадание. Он нашел свой путь к надежде.

И однако, пусть редко, но всегда ночью, без особой на то причины, злость одолевала Девкалиона. Перехлестывая через край, превращалась в ярость, сдержать которую он уже не мог.

Вот и в ту ночь в Новом Орлеане Девкалион шел по переулку на окраине Французского квартала, одержимый желанием убивать. Тени, серые, синие, черные, освещались только алыми сполохами его ярости.

Теплый, влажный воздух наполняли приглушенные звуки джаза, прорывающегося сквозь стены многочисленных клубов.

Девкалион старался держаться в тени и избегал центральных улиц, потому что его внушающие ужас габариты привлекали внимание. Как и лицо.

Из темноты за большим мусорным контейнером выступил испитой мужчина.

– Мир во Христе, брат.

Хотя приветствие не предполагало, что перед ним грабитель, Девкалион повернулся на голос, в надежде, что увидит в руке незнакомца нож или пистолет. Даже в ярости ему требовался повод для насилия.

Но нищий протягивал к нему лишь грязную ладонь.

– Один доллар, вот все, что мне нужно.

– На доллар ты ничего не купишь, – указал Девкалион.

– Да благословит Бог твою щедрость, но доллар – это все, что мне нужно.

Девкалион подавил желание схватить протянутую руку и переломить повыше запястья, как сухую палку.

Вместо этого повернулся и зашагал дальше, более не посмотрев на нищего, даже после того, как тот обругал его.

Когда Девкалион проходил мимо кухонной двери какого-то ресторана, она открылась, и в переулок вышли два латиноса в белых брюках и футболках. Один предложил другому пачку сигарет.

На Девкалиона упал свет двух ламп (одна горела над дверью ресторанной кухни, вторая – на противоположной стороне переулка). Латиносы застыли при виде гиганта со сложной татуировкой вполлица. Создал ее тибетский монах, который в совершенстве владел иглами. И тем не менее татуировка придавала Девкалиону демонический вид, хотя предназначалась для того, чтобы прикрыть половину лица, которую в далеком прошлом изуродовал создатель гиганта. Татуировка вызвала у мужчин скорее уважение, чем страх. Возможно, они приняли Девкалиона за служителя какого-то тайного культа.

Из света Девкалион ушел в тень, из этого переулка свернул в другой. Ярость его только нарастала, грозя перейти точку кипения.

Громадные кисти дрожали, словно пальцам не терпелось сомкнуться на чьей-то шее. Девкалион сжал их в кулаки, сунул в карманы пальто.

Даже в эту летнюю ночь, в удушливую жару, он был в длинном черном пальто. Ни жара, ни холод не действовали на него. Ни боль, ни страх.

Когда он ускорял шаг, пальто развевалось за его спиной, словно плащ. В капюшоне он без труда сошел бы за саму Смерть. Возможно, стремление убивать впиталось в его плоть и кровь. Его создали из тел преступников, которые были похищены с тюремного кладбища сразу после захоронения. Из двух его сердец одно принадлежало безумному поджигателю, второе – растлителю малолетних.

Даже у созданного Богом человека сердце могло быть обманчивым и злобным. Сердце иной раз восстает против всего, что знает разум, во что он верит.

Если руки священника могут выполнять грязную работу, чего можно ожидать от рук душителя? Именно от такого преступника унаследовал кисти Девкалион.

Его серые глаза извлекли из головы казненного убийцы. Иногда они начинали пульсировать, как это произошло в ночь сильнейшей грозы, когда молния даровала Девкалиону жизнь.

Мозг его когда-то занимал череп неизвестного злодея. Смерть стерла все воспоминания прошлой жизни, но, возможно, какие-то дефекты остались.

И вот теперь все нарастающая ярость погнала Девкалиона через реку, в Алжьер, на темных улицах которого царило беззаконие. В одном квартале рядом располагались бордель, прикрывающийся вывеской массажного салона и клиники акупунктуры, магазин порнографического видео и каджунский[1] бар, в котором гремела музыка.

В автомобилях, припаркованных в переулке, общались сутенеры, ожидая денег от девушек, которых они сдали в бордель.

Двое юношей, в гавайских рубашках и белых брюках, разъезжали на роликовых коньках, предлагая посетителям борделя кокаин с порошком «Виагры». Могли они продать и «экстази», и другие наркотики.

За порномагазином рядком стояли четыре «Харлея». Байкеры, похоже, обеспечивали безопасность борделя, или бара, или торговцев наркотиками, или всех разом.

Когда Девкалион проходил мимо, одни его замечали, другие – нет. В черном пальто тени укрывали его, как шапка-невидимка.

Таинственный свет, который оживил Девкалиона, дал ему понимание квантовой структуры вселенной и, возможно, что-то еще. Двести лет изучая эти знания и по возможности применяя их, он мог при желании перемещаться по миру с легкостью и быстротой, недостижимой для других.

Спор между байкером и стройной девушкой у двери черного хода борделя привлек Девкалиона, подобно тому как кровь привлекает акулу.

Хотя и в эротическом наряде, выглядела девушка совсем юной и ранимой. Едва ли ей исполнилось шестнадцать.

– Отпусти меня, Уэйн, – молила она. – Я хочу уйти отсюда.

Байкер обеими руками прижимал ее к зеленой двери.

– Раз ты сюда вошла, выхода уже нет.

– Но мне только пятнадцать.

– Не волнуйся. Состаришься ты быстро.

– Я никогда не думала, что все будет так ужасно, – проверещала она сквозь слезы.

– А о чем ты думала, тупоголовая сука? О Ричарде Гире и Красотке?

– Он – урод, и от него воняет.

– Джойс, дорогая, они все уроды и воняют. После пятидесятого ты перестанешь это замечать.

Девушка увидела Девкалиона первой. Ее округлившиеся глаза заставили Уэйна оглянуться.

– Отпусти ее, – посоветовал Девкалион.

На Уэйна, здоровяка с жестоким лицом, эти слова впечатления не произвели, несмотря на внушительные габариты Девкалиона.

– Вали отсюда, Одинокий Рейнджер, и тогда твои яйца останутся при тебе.

Девкалион схватил байкера за правую руку и завернул ее за спину так быстро и с такой силой, что плечо сломалось с противным треском. А потом отшвырнул здоровяка от себя.

На какие-то мгновения оторвавшись от земли, Уэйн вернулся на нее лицом вниз, и его крик захлебнулся в черной грязи.

Ударом ноги Девкалион мог бы перешибить ему позвоночник, но сдержался, помня толпу с факелами и вилами из другого столетия.

Повернулся на свист рассекающей воздух цепи.

Второй байкер, со вздернутыми бровями и носом-картошкой, заросший рыжей щетиной, быстренько вступил в бой.

Вместо того чтобы уклониться от цепи-хлыста, Девкалион двинулся на рыжебородого. Цепь обвилась вокруг его левой руки, Девкалион ухватил ее и дернул. Байкер потерял равновесие.

Волосы он стянул в конский хвост, послуживший рукояткой, за которую Девкалион оторвал его от земли. Врезал второй рукой, отшвырнул. Вооруженный цепью, встретил третьего байкера, хлестанул его по коленям.

Тот вскрикнул от боли и упал. Девкалион поднял его с земли за шею и промежность и бросил в четвертого громилу.

А потом несколько раз крепко приложил обоих головами к стене.

Клиенты, курсировавшие между борделем, баром и порномагазином, уже смылись из переулка. Укатили на своих роликах и торговцы наркотиками.

Один за другим завелись автомобили сутенеров. Никто не поехал к Девкалиону, все задним ходом поспешили покинуть переулок. «Кадиллак» врезался в «Мерседес». Но водители не вышли из машин, чтобы обменяться именами и телефонами своих страховых агентов.

Через какое-то мгновение Девкалион и девушка по имени Джойс остались наедине с поверженными байкерами. Хотя, разумеется, на них смотрели из всех окон и дверей.

В баре продолжала греметь музыка. Воздух оставался густым и влажным.

Девкалион довел девушку до угла, где переулок вливался в улицу. Он ничего не говорил, но Джойс не требовались слова, чтобы понять, что ей лучше уйти с ним.

Она шла, но боялась. И понятно почему.

Драка в переулке не утихомирила ярость Девкалиона. Когда он полностью владел собой, его разум напоминал старинный дворец, обставленный жизненным опытом, умными мыслями, философскими выводами. Теперь же покои этого дворца потемнели от крови, и в них царила жажда убийства.

На лице девушки отражался не только испуг, но и недоумение. Она словно вырвалась из дурного сна и еще не могла понять, где явь, а где – остатки кошмара.

Когда они уходили в тень между световыми пятнами уличных фонарей и Девкалион клал ей руку на плечо, недоумение девушки возрастало, как и страх.

– Что… такое? Это же Квартал.

– В этот час, – объяснил Девкалион (они пересекали Джексон-сквер, как раз миновали памятник), – Квартал для тебя не менее опасен, чем тот переулок. Тебе есть куда идти?

Подрагивая в теплом воздухе, словно под арктическим ветром, она ответила:

– Домой.

– Здесь, в городе?

– Нет. В Батон-Руж. – Девушка едва не плакала. – Теперь мне уже не кажется, что там скука смертная.

Зависть добавила ярости Девкалиону, потому что у него никогда не было дома. Ни одно из мест, где он проводил время, не подпадало под это понятие.

Желание превратить девушку в кровавую пульпу рвалось из клетки, где Девкалион держал под замком свои звериные инстинкты, но «прутья» выдержали, и он не убил Джойс за то, что она в отличие от него могла уехать домой.

– У тебя есть телефон?

Девушка кивнула, сняла с пояса мобильник.

– Скажи матери и отцу, что будешь ждать их в кафедральном соборе.

Он подвел ее к церкви, постоял на улице, дожидаясь, пока она поднимется по ступеням к двери, и исчез до того, как девушка оглянулась, чтобы посмотреть на него.