Читать книгу Кафка - Джавид Алакбарли - Страница 1

На этом моём дежурстве на «Скорой помощи» всё, с самого начала, было не так. Почти на уровне подкорки я чувствовал: вот-вот должно что-то случиться. И это что-то не могло быть чем-то хорошим. И то, что пока это не происходило, а всё шло как обычно, ещё больше напрягало меня. Это предчувствие не просто тяготило меня, оно сидело во мне как заноза, не давая ни на чем сосредоточиться. Я все пытался что-то предугадать, но, зная о своих никудышных интуитивных способностях, решил, что лучше всего расслабиться. Что будет, то и будет. А потом мне было уже не до предчувствий.

Ведь вскоре у нас начался какой-то обвальный процесс. Сначала была запарка с теми, кто попал к нам после жуткой аварии. Пришлось вызывать дополнительно врачей из дома. Слава Богу, в этой битве за каждую жизнь, мы оказались победителями. Лишь у крохотной девчушки, пережившей весь этот ужас без единой царапины, начался вдруг жесточайший приступ астмы. Но, после нашего вмешательства, вроде бы все обошлось.

Сразу же в след за этим, вдруг к нам стали привозить нарядно одетых парней с какой-то свадьбы. Выяснение отношений из-за того, кто на чью девушку не так посмотрел, закончилось, как это порой бывает, массовой дракой молодежи. Шестерых здоровяков латали по живому, практически без анестезии. Просто так, местное обезболивание. Хоть крови было много, но ничего серьезного задето не было. Подштопали и всё. Бедные жених с невестой! Как там они доводили свою свадьбу до конца? Одному Богу ведомо.

Однако, как только всё улеглось, и можно было спокойно дожидаться того, чтобы сдать дежурство, началась вся эта неординарная история. С точки зрения нормального ритма «Скорой», в это время больных, в принципе, быть не может. И, как правило, не бывает. Даже самая нетерпеливая роженица или человек с жесточайшим приступом, обычно все-таки дожидаются открытия нормальных больниц и поликлиник.

Но прогнозы прогнозами, а в реальной жизни случается много вещей, которые трудно предугадать. Все-таки на рассвете к нам привезли какого-то солидного дядечку, который ехал в аэропорт. То ли улетать куда-то, то ли встречать какой-то ранний рейс. Так и не доехал. Может, уснул за рулем. А может быть непривычный для Баку снегопад и гололёд на дороге сделали своё дело. Спасло его, конечно, то, что он был пристегнут. Да и джип его был все-таки надёжной машиной. Он уже был у нас, в приёмном покое, когда доктор с машины «Скорой помощи» ответил на звонок его мобильного. И уже через час в больницу ворвался его сын. Видимо, его он и должен был встречать. И, конечно же, я сразу узнал этого парня. Это же был мой лучший друг Кафка. Только увидев его, я тут же понял, как же я по нему соскучился.

К счастью, у Кафкиного отца серьёзной оказалась лишь травма ноги, вернее, перелом. Осколочный, со смещением, но всего лишь перелом. Какая удача, что у него на голове была добротная меховая шапка. Она, как и дубленка, смягчили удар, и всё обошлось без обычных для этого случая серьёзных черепно-мозговых травм. Через несколько часов, увидев отца, всего забинтованного, но улыбающегося, Кафка немножко оттаял. Его отцу вкатили довольно-таки сильные обезболивающие препараты, и он вскоре уснул.

Практически уже был полдень, когда я пригласил Кафку пообедать. Торопиться ему особенно было некуда и моя идея о том, чтобы основательно поесть и обстоятельно обо всём поговорить, была встречена на «ура». Правда, если пользоваться любимым кафкиным словом, то надо сказать, что мы пошли «потыхать». Он обожал брать какие-то азербайджанские слова, скажем как в этом случае – «тыхмаг – пожрать» – и сооружать из них русские. Звучит вроде по-русски, а никому, кроме нас, не понятно, что же всё это означает на самом деле. Благо, неподалеку от больницы открылась новая классная точка, где всё было относительно дёшево, но очень вкусно. Ну, просто идеальное соотношение цены и качества.

Мы ели и говорили. Насытились быстро, но, конечно же, не наговорились. Вспоминали прошлое, пытались рассказать друг другу о том, что же произошло за всё то время, что мы не виделись. Как сейчас помню тот пасмурный день, когда Кафка впервые пришёл к нам в восьмом классе. Над пасмурностью того дня, он не раз прикалывался потом, утверждая, что даже солнце предало его тогда. Как ни странно, но он тут же стал предметом всеобщих насмешек. Причина была предельно банальна: его имя. Это надо было же так умудриться, чтобы назвать ребёнка таким чудовищным именем: Варга. Хотя наша учительница литературы тут же сказала, что, видимо, у парня родители литераторы и назвали его в честь героя знаменитого сказания. Эта версия была тут же отвергнута. Варга был парень предельно честный. Он сразу же сказал, что родители у него не литераторы. И что у них дома ничего и не слыхали об этом сказании. Его имя ему нравится. И он не понимает почему и зачем оно так не нравится всему нашему классу. Назвали же его просто в честь деда. Имя старинное, красивое и нечего к нему цепляться.

Думаю, что прежде, чем давать ребенку имя надо подумать и о том, как же ему жить с таким именем. Школьные острословы, конечно же, превратили «Варгу» в «Гаргу», что означало «ворона» по-азербайджански.

Ну и вполне естественно, что, осуществив перевод на русский язык, превратили имя нашего нового ученика в Ворону. Как это ни странно, но мой вариант этого имени – Кафка – прижился. А я всего лишь вспомнил, что мама говорила, что, то ли по-чешски, то ли по-немецки, это слово означает «Ворона». Тогда ещё я ничего не знал о книге Мураками «Кафка на пляже». И вообще не подозревал, что где-то далеко живёт такой писатель, который может так замечательно писать. Ну, о настоящем Кафке, который просто был великим писателем, конечно же, никто у нас и слыхом не слыхал. По-моему, за исключением таких продвинутых интеллектуалов, как мои предки, трудно было найти человека, который бы его читал. А они в свою очередь, вообще, не понимали, почему вдруг это имя никому у нас в классе не понравилось. Оказывается, с мамой тоже учился парень по имени Варга, но никаких проблем тогда у него не возникало.

Честно говоря, до него у нас в классе уже было два имени, над которым мы все прикалывались. Наш Якуб с первого дня охотно отзывался на ласкательное «Кубик» или «Кубчик». А что делать, когда ты вдруг представляешься всем, заявляя, что я «Я -куб». А вот с девочкой по имени Миная было сложнее. «Ты – Мина» как прикол на «Мина – я» не звучало, и мы начали её между собой звать просто Мышкой. Её мелкие черты лица, бесцветная одежда и желание казаться предельно незаметной идеально подходили под персонаж сказки «Мышиная шкурка». Она была соседкой Кафки по лестничной площадке. Он, поневоле, как-то все время её опекал. Но при этом, что называется, смотрел, но не видел. До того она была невзрачной.

Все школьные годы Кафка поражал нас всех тем, что он не только прекрасно учился, но и практически никогда не делал орфографических ошибок. Наша литераторша называла это «феноменом врождённой грамотности». Только вот откуда такая грамотность возникла у нерусского парня она, конечно же, объяснить не могла. Проблемы у него были только с азербайджанским языком, да и то только в первые месяцы. Родился-то он в Москве. Туда ещё в конце 80-х перебрались его родители. Он мне как-то рассказывал, что их туда зазвали, какие-то родственники, которым в цветочном бизнесе нужна была подмога.

– Понимаешь, красивых девочек, с улыбкой вручающих букеты, было там с избытком. А вот надежных людей, порой даже ночами не смыкающих глаз, иногда спавших урывками и умеющих ухаживать за цветами 24 часа в сутки, не было. Их наверное, в принципе, и быть не могло. Трудоголиков в сфере рынка, практически, не водилось в те годы. К тому же цветы – это не только красота. Нужно с первого взгляда понять, какому цветку что нужно. Какой-то надо продать немедленно, а другой может спокойно простоять неделю. Иные изначально обречены на то, чтобы пойти на венок, а есть и такие кому прямая дорога в любой изысканный букет.

В общем, уже через неделю его причудливых рассказов я стал экспертом по цветочному бизнесу. Мог объяснить причины перехода с местного сырья на импорт. Знал почему гвоздики из Баку быстро вытеснил с рынка голландский товар и в чём заключается преимущество орхидей над розами. Иногда он выдавал на-гора очень смешную информацию. Скажем, я долго хохотал, когда от Кафки узнал, что, оказывается, бухгалтеры, также как и сама бухгалтерия, бывают белые и чёрные и определяется это вовсе не цветом кожи человека.

Но я учился у него не только законам ведения цветочного бизнеса. Впервые именно он преподал мне уроки галантного обращения со всеми существами женского пола. Независимо от возраста, объема талии, цвета волос и глаз. Он сам, конечно, был одним из тех, кто не прилагая никаких усилий, становятся постоянным объектом обожания всех женщин без исключения. И ещё Кафка всегда восхищался своим отцом. Отец для него был идеалом во всём и вся. Он его обожал. Хотя сегодня он, с какой-то грустинкой, заметил, что отец совсем зачерствел, людей не видит, у него на уме одни лишь цифры, объемы денежных оборотов и потоки продукции. А ещё его беспокоило, что вокруг отца начала крутиться огромное количество негативной информации.

– Уж не знаешь, верить или нет. Я всегда считал, что у отца есть какой-то внутренний стержень. Бизнес, конечно же, вещь суровая, но я почему-то был уверен что он не такой, как все. Кто знает. Может я его излишне идеализировал? Когда-то он был классным инженером на заводе бытовых кондиционеров. После того как развалилась страна он фактически освоил абсолютно новую сферу деятельности. Ну а теперь, вдобавок ко всему, ещё много чего усвоил.

Я ещё со слов родителей хорошо знал, что его отец на первые же заработанные деньги купил квартиру в Баку, причем, ту же самую, которую когда-то продал. Отремонтировал, переправил сюда из Москвы жену с детьми. Сам же зажил в почти бермудском треугольнике: Москва-Стамбул-Баку. Именно в результате столь сложных процессов и появился у нас в классе такой замечательный человек, как Кафка.

Мне с ним всегда было интересно. Он также быстро и много читал, как и я. Обожал компьютерные игры и азербайджанскую кухню. Когда я пытался ему доказывать, что порой в Москве еда бывает вкуснее, чем в Баку, он смотрел на меня как на дебила.

Пока Кафка учился вместе со мной, мы много общались. И в школе, и после неё. Но потом отец решил перевести его в турецкий лицей. Для меня было неудивительно, что он быстро стал там звездой. Хотя ему многое в лицее и не нравилось, но, видимо, быть первым среди тех, кто учится день и ночь, а не валяет дурака, как мы, ему, наверное, было очень приятно. Его феноменальная память и нечеловеческая усидчивость позволили ему легко поступить в какой-то престижный турецкий университет. Вот так и получилось, что мы, практически, потеряли друг друга из виду. Прошло целых пять лет с того дня, когда я видел его последний раз. Контакты мы все порастеряли, новых номеров наших телефонов не знали, общением в соцсетях не увлекались. А тут такие дела, что не знаешь, радоваться этой встрече, или нет.