Читать книгу Упавший в пути - Джей Свон - Страница 1

В оформлении обложки использован арт автора.

Упавший в пути

Ждите весны и целуйте собак

(С)О.Арефьева

Когда наше сознание преломляется, проходя через пространственно-временной поток, мы видим свое прошлое или будущее, искаженное и порой неузнаваемое. Мы видим сны…

Я переступил порог зала и остановился, глядя, как через разбитые секции мутных ячеистых окон в помещение проникает свет. Из-за сложной игры пыльной взвеси свет казался плотным и густым, осязаемым, даже живым. Все кругом покрывала пыль. В ней утопали стоящие у стен деревянные ящики, сплошь увешанные знаками радиационной угрозы, осколки битого стекла и куски торчащей из стен арматуры.

Посреди зала сидела девочка с лошадиным черепом на голове. То, что это была именно девочка, я понял по хрупкой фигурке, заношенному платью, красному в белый горох, и лакированным туфлям с перепонками. Я как будто знал ее раньше и совершенно не хотел видеть того, что скрывалось под странным головным убором.

Девочка устроилась прямо на полу в неестественной позе, словно кукла, раскинув в стороны абсолютно прямые ноги. Голую кожу торчащих из-под подола коленок и тощих голеней покрывал морковно-рыжий загар, какой бывает после сильного облучения. Перед ней лежала шахматная доска с начатой партией. Напротив, за черными фигурами, сидел золотистый ретривер в противогазе. Он передвинул лапой ладью и дружелюбно вильнул хвостом….

Глава 1. Любовь к деньгам и птицы

Я проснулся, стряхнув остатки сна, сел, свесил ноги с кровати и тупо уставился в мутное треснувшее зеркало, стоящее у стены напротив. Несколько секунд в полузабытьи пялился на собственное отражение, перечеркнутое резкими молниями трещин. Из тусклых глубин зазеркалья на меня взирало помятое лицо с бессмысленными глазами, окруженное гривой свалявшихся, сильно отросших кос.

– Приснится же такая муть, – пробормотал вслух, отыскивая на полу футболку и джинсы. В ответ из-под кровати раздались недовольное ворчание и возня.

– Я говорю, сон дурацкий приснился. Доброе утро, Рульф.

Откинулось свисающее до пола одеяло, из-под кровати показалась здоровенная остроухая морда черно-рыжего «немца». Когда пес вылез из своего убежища целиком, он занял почти треть комнаты. Хлопнув зверюгу по загривку, я вдохновенно принюхался, из-под закрытой двери тянуло ароматным свежезаваренным кофе. Утро обещало быть хорошим…

***

Зовут меня Дони, и мне посчастливилось жить в те времена, что настали после того, как страшная катастрофа разрушила Землю, перемолола ее, переломала, умертвила. Виной всему был Атомный Взрыв, как водится, ведь его ожидали и предсказывали толпы ученых, эзотериков, мистиков и пророков разномастных и разновременных. И произошло, как предсказано было. А такие, как я, стали потомками выживших после Взрыва…

Мой мир ужасал, и в том крылась его красота. Казалось, что вся природа вокруг умерла, а перед смертью долго билась в агонии. Теперь в этом трупе мира, словно опарыши, копошились живые существа.

Книги и слова – это все, что осталось от прошлой жизни. Чудесные книги и непонятные слова – бессмысленные, но красивые названия из небытия. Не знаю, что именовалось ими до Взрыва, великие города, бурные реки или могучие корпорации, только теперь мы использовали их для красоты, называя вычурным словцом все, что под руку попадется.

Мой дом стоял посреди огромной свалки. По соседству виднелась еще пара жилищ, а чуть дальше – старая школа. Так выглядел мой родной поселок – Мусорная Сопка.

Я жил с бабушкой и отцом. Моя мать пропала давно, когда я был еще ребенком. Отец женился снова, но новоявленная мачеха не прожила с ним долго и вскоре, забрав моего сводного брата, уехала из нашего захолустья.

Несмотря на почти полное безразличие отца к моей персоне, я умудрился не бросить школу и даже закончить ее в рядах лучших. Потом увлекся слесарным ремеслом и последнее время зарабатывал на жизнь починкой антигравитационной техники, благо, в наших краях она была весьма далека от последних достижений и новейших технологий…

Вынув из старомодного, отрытого где-то на просторах родной свалки буфета термокружку с висящим на ручке брелком-циферблатом, я вылил в нее все содержимое кофеварки и, зажав подмышкой не дочитанную со вчерашнего вечера книгу, вышел на веранду. Утро все еще обещало быть хорошим.

Безоблачное лишь на западе, тронутое слабой облачной рябью, небо сходилось на горизонте с монотонно бугрящимися неровностями свалки. По-утреннему пронзительный солнечный свет обводил яркими желтыми нимбами торчащие на вершинах мусорных холмов остовы кроватей, покрышки, куски труб, остатки каких-то промышленных конструкций и прочие неотъемлемые части местной экосистемы. «До чего же здесь красиво и спокойно» – подумал я, с наслаждением затягиваясь первым кофейным глотком.

Сидя на старом провонявшем псиной кресле, я читал книгу о роботах серии «Ведьма», тех самых, что активно использовались во время завоевательных походов одного из древних королей, правившего аккурат после Взрыва и прославившегося своими попытками объединить все разрозненные земли вокруг. У моих ног лежал Рульф – мой единственный слушатель и просто хороший друг. Этого пса я подобрал на свалке щенком и притащил к себе, несмотря на бабушкину брань и отцовское несогласие. В тот день я получил неслабую взбучку от отца, но питомца все же отстоял. Ничего нового в отношения с отцом эта стычка не привнесла – они и так всегда были натянутыми из-за моего сводного брата, с которым мы друг друга не переносили на дух…

– ««Ведьма» оснащена мощными лазерами атаки с системой самонаведения, на случай отказа или выхода из строя которых боевая машина имеет запас колюще-режущего оружия для ведения рукопашного боя…» – прочитал я вслух для Рульфа. Пес кивнул мне, соглашаясь с тем, что в бою «Ведьма» противник серьезный. Рульф умел говорить и слушать, как человек. Так я раньше думал, пока не понял, что дело вовсе не в собаке, а во мне. Это я мог понимать язык некоторых животных и говорить с ними, не словами, конечно, а чем-то наподобие внутреннего голоса. Возможно, это просто часть моей мутации… или фантазии.

Вы не подумайте, что я уродец с девятью руками и пятаком вместо носа. Нет, конечно, нет! Правда организм, измученный радиацией, иногда выдает всякие немыслимые штуки. Например, у меня при сильной встряске вытекает глаз, а потом отрастает заново, так, что и от прежнего не отличишь…

Когда термокружка опустела, я подумал, что не резон засиживаться дома в такой славный денек. У отца, трудящегося в кузнице на заднем дворе, шла работа. Пересекаться с ним лишний раз нужды не было, последнее время мы вообще не разговаривали, как чужие. Правда, на последний день рожденья он впервые сделал мне подарок – ошейник для Рульфа. Да уж, мне… В принципе, поделка была красивая: на черном кожаном ремне скалились выкованные из металла волчьи головы. Я так и не надел этот дар на Рульфа – таскал в кармане широких видавших виды штанов.

Решив прогуляться, я отправился в Дом Пустыря. Этот древний барак, где по вечерам собиралась молодежь со всей округи, давно стал местом проходным, посещаемым и мегапопулярным. Тут всегда ошивалось много всякого люда: местного и неместного. Порой сюда забредали охотники с лазерными ружьями и огромными лохматыми лайками, которые угрюмо лежали у входа, ожидая хозяев, и провожали суровыми, налитыми кровью глазами всех входящих и уходящих. Заходили старшеклассники, чтобы попить пива втайне от строгих родителей и полапать подружек. Забегали стайки девушек-сортировщиц, закончивших смену на перерабатывающей отходы фабрике…

Народ в Доме Пустыря развлекался, как мог: здесь всегда отыскивалось самоваренное мутное пиво, пара общественных бесхозных гитар и колода карт. Сидеть приходилось на земляном полу или старой покрышке, подпирая спиной обсыпавшиеся от времени кирпичи.

В таком неприглядном месте я и познакомился с девушкой, которая смогла изменить всю мою жизнь. А ведь я ее сначала и не заметил; она сидела напротив на двух положенных одна на другую покрышках и что-то рассказывала окружающим, а потом вдруг взглянула на меня и спросила, не собираюсь ли я домой. Я собирался – день пролетел незаметно. Оказалось, что нам в одну сторону.

Мы вышли из Дома Пустыря, свернули на дорогу, ведущую через свалку к поселку. Девушка кивнула мне снисходительно и пошагала к домам. Я двинулся следом, поравнялся, стараясь не отставать.

Уже вечерело. Свирепое красное солнце устало коснулось краем верхушки яблони, растущей посреди свалки. Девушка ускорила шаг. Я шел рядом с ней, будто во сне. Как только она отворачивалась, пялился на нее, словно идиот. Какая же она была красивая и сильная, как львица или бойцовая собака: загорелая, крепкая. Вот только лицо прятала под длинной белой челкой. Так многие делали, радиация красоты не прибавляла никому.

Разговор не клеился, мы молчали. Моя спутница иногда поворачивалась ко мне и начинала рассматривать мое лицо. Натыкаясь взглядом на искалеченный глаз, она тут же отворачивалась. По-видимому, зрелище такое ей не нравилось. От нечего делать, я достал из кармана ошейник-подарок и стал вертеть его в руках.

– Красивая вещица, – сказала она заискивающе, – послушай, как там тебя…

– Дони, – представился я своевременно.

– Ага, – она кивнула рассеянно. – Подари это мне, а?

– На, бери, – сказал я с внутренним злорадством, если честно, отцовский подарок не вызывал у меня ничего кроме досады, я даже хотел выкинуть «волчий» ошейник, но рука не поднялась, – все равно рано или поздно потеряю и…

Я не успел договорить, сзади раздался топот и лай – моя спутница вздрогнула и, зажав в кулаке добытый трофей, бросилась наутек. Через секунду со мной поравнялись охотники.

– Парень, ты тут девчонку не видел? – спросил меня один из них, придерживая за загривок огромную черную лайку, зыркнувшую на меня свирепым взглядом.

– Не-а, – я лениво сунул руки в пустые карманы, – не видел.

– Ясно, – разочарованно кивнул охотник.

В общем-то, мне было без надобности знать о том, для чего потребовалась охотникам та девчонка. Охотники, на то и охотники – ловят должников и ценных преступников, тех, за которых вознаграждение. Не было мне особого дела до какой-то мимолетной попутчицы.

Вернувшись домой, я снова сел за книжку. За ужином бабушка рассказывала про деда, как обычно, в сотый раз. Показывала его старые фотографии, желтые и потрескавшиеся от времени. Дедушка жил давным-давно, когда я еще не родился, и был он изобретателем. Он создал машину времени и запрятал ее так хорошо, что и при большом желании не отыскать. Эти мифическая машина казались мне всегда несусветной глупостью, честно признаться, я даже начал сомневаться в существовании самого деда, размышляя, а не придумала ли бабушка его.

Ближе всего к нашей свалке – Городок Веселой Птицы Какаду. За это смешное название наши поселковые называли его жителей «птицами». И на утро, после моего случайного знакомства с убегающей девушкой, двое «птиц» заявились к нам, с просьбой отвести их за свалку, на закрытую пустошь, сами, мол, они заблудятся, а если отведу – заплатят…

«Птицы» перешептывались, ожидая, когда я поменяю аккумулятор на своей старой «Антигре», прятались друг за друга, смотрели на меня как-то не по-доброму. Я тоже ответил взглядом суровым и безразличным – будут тут мне воображать себя не весть кем. Звали пришельцев Горм и Герм. Горм походил на раздутый шар, вот-вот готовый лопнуть, а Герм, наоборот, был сухонький, как вобла.

Наконец мой древний антигравитационный мопед болезненно загудел и нехотя поднялся над землей. У «птиц» в наличие имелась новенькая, отполированная до блеска «Э-квадра», моя несбыточная мечта. Такая неоправданно дорогая игрушка по цене практически равнялась с машиной, это, уж извините, слишком дорого для любого мопеда.

Собрав кое-что из провианта мы, наконец, выступили. Дорога не была долгой: за свалку, через поле, заросшее гибридной травой из стеклопластика (если на такую наступить даже тяжелым ботинком от ног останется кровавое месиво), мимо «Ведьминого гнезда», места, где со времен древней войны окопался боевой робот (та самая «Ведьма») и расстреливал лазером всякого, кто имел неосторожность попасть к нему в гости, до реки с мутной ядовитой жижей вместо воды, к проржавелой опоре бывшей высоковольтной линии.

Мой мопед на путешествие настроен не был, он скулил и плевался, готовый рухнуть с десятиметровой высоты вниз. У «птичьей» «Э-квадры» мотор мурлыкал басовито, самодовольно. Под нами гибридная трава сверкала и переливалась на белесом утреннем солнце.

Далеко слева остался старинный графский сад с мертвыми деревьями. Ни графов, ни королей, в мое время, конечно, не было. Поэтому неухоженный сад пустовал несколько сотен лет. Деревья в нем иссохли и скрючились, почернев. Они погибли от радиации – все, кроме одного. Огромный бересклет – детьми мы прозвали его «Деревом жизни». Мы решили – тот, кто принесет из старого сада зеленый листок и съест его, будет жить вечно. Но никто так и не добраться туда из-за ядовитых испарений текущей рядом воды….

Я посмотрел вниз – прямо по берегу реки, не страшась ядовитого смрада, брел человек. Как он оказался там? Я удивленно вскинул брови и опустился ниже, к самой кромке серого токсичного дыма, клубящегося над водой. Птицы, заметив мою находку, тоже приблизились, наполнив воздух сладостным мурлыканьем своей великолепной машины.

Услыхав шум движков, человек закинул голову и сделал козырек рукой, чтобы разглядеть нас в холодном солнечном сиянии. Капюшон упал с его головы, и я обомлел – то была вчерашняя девушка, моя попутчица-беглянка. Половину ее головы скрывал респиратор, белая челка рассыпалась надвое, открывая лицо. Веселые прищуренные глаза смотрели подслеповато и дружелюбно. Убедившись, что мы не охотники, или узнав меня, она приветственно кивнула и, снова укрыв голову капюшоном серой брезентовой куртки, пошла прочь. Пока я смотрел ей вслед изумленно, «птицы» поделились друг с другом наблюдениями:

– Мутант. До чего уже эти мутанты дошли! Ничего их не берет, – хмуро проворчал Герм.

– Вряд ли, – тут же усомнился Горм, – скорее киборг, или робот-андроид.

– Да черт с ним, – отмахнулся Герм. – Эй, проводник! – обратился он уже ко мне.

– Чего? – отвлеченно спросил я, продолжая раздумывать об увиденном.

– Скажи, что, если мы заплатим вдвойне, и поменяем маршрут?

– Пойдет, – согласился я.

«Птицы» сказали отцу, что им нужно к броду, тому, что у ЛЭП. Я и вел их туда, не раздумывая. Брод позволял срезать километров шестьдесят, если нужно попасть из Веселого Какаду в Новый Бомбей или Адидас-таун.

Вот так мы маршрут и поменяли, из-за моей неуемной жадности, а зря. Стоило мне уступить, как «птицы», заговорщицки пошептавшись и кивнули в сторону Ведьминого гнезда. Мол, а там-то что находится? Я не советовал им ходить к «Ведьме»: у нее не чем поживиться – ни склада с оружием или провизией, ни брошенной техники в районе гнезда не имелось. Однако, «птицы» настояли, и я, сунув в карман скрученные рулоном купюры, кивнул.

Гнезда мы достигли быстро, эта местами разрушенная, покосившаяся от времени бетонная «бочка» с мелкими частыми бойницами по стенам одиноко возвышалась посреди островка голой земли, окруженного высоким, в два моих роста гибридным борщевиком.

– Мы пойдем туда, а ты жди здесь, – раздал указания Герм, его сухое, обезвоженное лицо с шелушащейся кожей стало очень бледным и серьезным.

– Ладно, – я и не собирался присоединяться, – я подожду.

«Птицы» спешились и, вооружившись рюкзаками и фонариками, вошли в проем, выломанный в стене «бочки» у земли. Горм пригнулся, оценивающе потрогал сколы обсыпающегося от временем бетона, прислушался, нахмурился.

Я заглушил мопед, оставив ключи в замке, и сел на землю, прислонившись спиной к куску стены, отколотому от гнезда. Закинув голову, стал смотреть на небо, где через молочную дымку неуловимых глазу облаков размытым пятном белело солнце.

Что эти «птицы» там забыли? Зачем наврали, что им нужно к броду? Хорошо, что заплатили вперед. В мыслях я не заметил, как колыхнулась трава. Мясистые, поблескивающие стекловолоконными вставками листья гибридного борщевика раздвинулись, и из-за них неторопливо выползла металлическая конструкция, видом схожая с сороконожкой огромных размеров.

Пощелкивая сочленениями многочисленных конечностей, она медленно направилась ко входу, где несколько минут назад скрылись «птицы». На ее исцарапанном, выгоревшем из зеленого цвета в серый, боку я прочитал полустертые трафаретные буквы – «Ведьма».

Робот, поскрипывая несмазанными суставами, прошел мимо и, похоже, не обнаружил моего присутствия. Быть может, я вообще не интересовал его, так как не лез в само гнездо, а просто ошивался рядом.

В голове мелькнула мысль – надо срочно предупредить «птиц» об опасности, иначе бетонная «бочка» с единственным выходом станет для них западней…

Все произошло очень быстро. До меня донеслись звуки стрельбы. Яростные хлопки огнестрельного оружия и пчелиное жужжание лазера.

Я среагировал быстро, чем сам себя несказанно удивил. Поняв, что мой мопед не заводится, вскочил на птичий. Вывернул руль, рванул вверх, а затем через край в гнездо.       Мощный луч единственной фары осветил земляной пол и закопченные стены.

«Птицы»! Герм лежал на боку в багровой луже с рассеченной по всей голени ногой. От потери крови и страха его сухое лицо казалось еще тоньше и безводнее. Горм остервенело жал на курок старомодного пистолета. Тщетно, проклятый механизм только издевательски щелкал, словно озлобленный попугай.

Четырехметровая сороконожка из стали свивала кольца в нескольких шагах от обреченных «птиц». «Ведьма» больше не стреляла. Я с ужасом догадался, что делает робот. Сам читал об этом Рульфу.       Да уж, моя фанатичная страсть к чтению всего подряд, будь то детские сказки или научные книги, оказалось полезной. Повторюсь, читал я все. Книги у нас, в Мусорной Сопке достать было сложно. Школьная библиотека и крошечный магазин – лучше, чем ничего.

Мне нравились блестящие старинные издания, с числом и месяцем на обложке. Самые увлекательные, про оружие, я перечитывал сотни раз, заучивая наизусть отрывками. Но что-то я отвлекся. А ведь вел к тому, что принцип работы стандартной «Ведьмы» я представлял. Робот стрелял не непрерывным лазерным лучом, а отдельными зарядами, ограниченными в количестве. Если заряды кончаются, «Ведьма» трансформируется и сражается врукопашную…

Тем временем, сороконожка поднялась вертикально, из ее монолитного на первый взгляд корпуса полезли стальные шипы и клешни. Горм выбросил бесполезное оружие и, подтягивая за собой охающего Герма, попятился к стене. «Не стоит злить роботов!» – подумал я и выключил мотор. Мопед рухнул с семиметровой высоты камнем, плюща не ожидавшую атаки сверху сороконожку и поднимая пыль. Меня тряхнуло так, что завибрировали внутренности. От удара об руль во рту потеплело от хлынувшей крови вперемешку с зубным крошевом, сразу неприятно свело половину лица.

Хорошо, что Горм не растерялся и действовал стремительно, хоть и производил впечатление неуклюжего толстого увальня. Он подставил плечо охающему Герму, схватил за шкирку меня, обалдевшего от удара, и поволок наружу. Я только оглушил робота, и времени у нас было очень мало. Старая «Антигра», будто поняв весь ужас нашего положения, завелась с пол-оборота.

Мы вернулись в Мусорную Сопку. Герм на неделю остался в местном медпункте, Горм уехал в город. Что искали «птицы» в гнезде так и осталось тайной. Меня это мало волновало. При падении на «Ведьму» я отбил себе внутренности и заработал трещину в челюсти, а про выбитый зуб и говорить нечего.

Глава 2. Зоопарк.

На следующий день после произошедших событий явился мой сводный брат. Красавец, умница – по словам отца и бабушки, подлец и мошенник – по моему собственному мнению. Он стоял у дома с обычным для него надменным видом. Еще в детстве для пущего величия этот негодяй взял себе имя легендарного воина из героических саг – Диамандо. Похоже, он совсем вжился в образ, и, как прежде, задирал нос направо и налево не считаясь ни с кем и никого не уважая. Такой уж он человек.

Брат увидал, как я понуро бреду в сторону дома из местного медпункта, и край его верхней губы пополз вверх, обнажая зубы в издевательской улыбке:

– Привет, придурок!

– Чего скалишься? – хмуро поинтересовался я, поправляя обматывающие лицо бинты. Я злился на брата по одной простой причине. Он постоянно крал у меня карманные деньги, а последнее его посещение закончилось тем, что я не досчитался круглой суммы, отложенной на починку мопеда.

– Ты выглядишь хуже обычного, – глаза Диамандо вспыхнули как угли, – это не может не радовать!

– Какого черта ты приперся, ворюга? Скоро и так ни кола, ни двора не останется, после твоих посещений.

– Слюнтяй, беги, наябедничай отцу! – брат одним быстрым и ловким движением больно щелкнул меня по лбу, – не лезь ко мне, ты, бесполезный, бестолковый…. Дони! Даже имя у тебя идиотское!

Брат всегда смеялся над моим именем, потому, что меня это злило, и это меня злило еще больше! Детские обиды, ревность и поруганное чувство справедливости, когда отец поддерживал Диамандо, несмотря на мои жалобы, сделали свое дело.

Мы сцепились в исходящий руганью и рычанием клубок, поднимая пыль и издавая дикие звуки не свойственные ни одному более-менее цивилизованному существу. Рульф кинулся с лаем мне на помощь и укусил за ногу Диамандо. Тот, лягнул пса, а мне отвесил затрещину, от которой потемнело в глазах. Отец нас разнял. Разнял одним спокойным словом. Просто сказал, чтобы мы остановились, и мы послушались. Больше не дрались и не разговаривали друг с другом. Это казалось лучшим, что мы могли сделать…

Диамандо прятался от долгов. Он, естественно, не признавался в этом – как обычно держал марку. Но я все понял. Слишком хорошо я знаю брата. Бабушка и отец, как обычно, сжалились над моим непутевым братцем и собрали для него немного денег. Я выругался про себя, но спорить со старшими не стал – смирился уже с тем, что брату все и всегда достается легко. И глядя, как родня прощает ему долги, да еще и денег подкидывает, я уже не завидовал и не обижался.

Наконец, довольный Диамандо собрался нас покинуть. Непонятно зачем и почему отец отправил меня в город вместе с ним, объявив, что пора мне научиться уму разуму, жить самостоятельно. Не знаю, чего добивался мой родитель. Хотел ли он сдружить меня с братом, или, напротив, наказать отлучением от дома за несговорчивый характер, то мне не ведомо. Однако, в результате одного короткого неприятного разговора, решение было принято, и я отправился паковать свои вещи, с легкостью уместившиеся в потрепанный рюкзак.

Мне ужасно не хотелось уходить из Мусорной Сопки, но отец был непреклонен. Итак, за плечами у меня лежала пара книг по истории, моток проволоки, крестовая отвертка и пара неисправных раций, которые я накануне собирался починить. Сам я, в сопровождении Рульфа, плелся метрах в пяти от брата, который также как и я пребывал в весьма дурном настроении.

Мы миновали свалку и углубились в лес. Шли молча, не обращая внимания друг на друга. Наш путь лежал в сторону железнодорожной станции, куда, продираясь через густые заросли и бурелом, раз в две недели прибывал поезд.

Поезд. Для нас, местных жителей, он был символом свободы и благополучия. Таинственный поезд, который появлялся ниоткуда и уносился вникуда. Иногда на нем приезжали люди из других городов. Они привозили газеты и книги и продавали их местным перекупщикам. Я сам ездил на поезде пару раз в жизни. Отец брал меня на рынок, который находился в большом поселке, что по дороге на Новый Бомбей.

Перед тем, как мы отправились в город, я посетил медпункт, где улыбчивый доктор предложил мне вставить железные зубы, вместо выбитых. Я согласился: осколки, засевшие в челюсти, были извлечены, а оба клыка заменены на стальные протезы. Вся процедура оказалась крайне неприятной, зато быстрой.

Итак, мы с Диамандо продолжали идти вперед по знакомой с детства дороге. Позади меня трусил Рульф, вывалив язык и наступая мне на ноги. Утоптанная земляная тропа то и дело прерывалась глубокими лужами, которые приходилось огибать, продираясь сквозь густой ельник. В этом лесу не было гибридных деревьев, все укрывал сизый кудлатый мох, который ватными бородами свисал с деревьев, клубился под стволами, распространяя кругом грибной запах прелой сырости.

Путь наш обещал быть долгим. Мы шли часа три, прежде чем присели передохнуть на ржавый остов кровати, одиноко торчащий посреди поляны, окаймленной кудрями мха. Потом снова пошли.

Дорога петляла и ветвилась. Я шел за Диамандо, полагаясь на то, что он ходил этим путем чаще меня. Однако брат все же напутал с поворотом. Я понял это, когда дорога вынырнула из ельника и углубилась в заросли гибридных лопухов, из-за которых показались развалины древнего элеватора.

– Мы идем не туда, – предположил я.

– Срезаем, – отмахнулся брат.

Срезаем, так срезаем. Ладно. Элеватор мы миновали. Окружающая природа, тем временем, изменилась до неузнаваемости. Я всегда знал, что плутать в нашей местности чревато. Заблудившись в километре от поселка, можно оказаться в местах неизвестных и опасных. Такие у нас дороги. Куда приведут одному богу ведомо.

Постепенно вместо лопухов нас окружали сухие деревья без листьев и коры. Они походили на изломанные скелеты невиданных животных, и тихо поднимали в небо кривые ветви-руки, словно моля о пощаде бездушное радиоактивное солнце. Действительно, становилось жарко.

Через час стало ясно, что мы заблудились окончательно: пришли к какому-то болоту. Дорога, все время мелькавшая под ногами, таинственно исчезла в неизвестном направлении. Мои старые дырявые кроссовки промокли насквозь, но Диамандо продолжал уверенно идти вперед.

– Черт, – выругался он и наконец остановился. Вода доходила до щиколоток.

– Ну что, срезал? – спросил я с издевкой.

– Срезал. Что, ножки замочить боишься, папенькин сынок, – обозлившись тут же нагрубил брат, но в голосе его уже не было прежней уверенности.

Я промолчал. Вода внушала мне страх, как и любому другому нормальному человеку. Реки, озера, канавы и даже лужи следовало обходить стороной. Виной тому были рыбы, которых боялся каждый. Даже царь лесов – бронекабан, гибридный зверь со стальной броней и несокрушимым пуленепробиваемым черепом с большой опаской опускал свое металлическое рыло, чтобы попить воды на речном мелководье.

– Пошли назад, – предложил я, на мой взгляд, сейчас это стало бы наилучшим решением возникшей проблемы.

– Делать нечего что ли, кругами ходить, – не соглашался Диамандо, – впереди просвет. Там, наверняка, железная дорога. Выйдем к ней и по рельсам двинем до станции.

За деревьями и вправду просвечивало небо. Мы вышли на открытое пространство. То, что увидели, оказалось удивительным. Лес обрывался резко, словно на карте. Сразу за ним начиналось озеро без берегов: прибрежные деревья росли прямо в воде. Слева лес тянулся, насколько хватало глаз, справа было видно, как земля входит в воду длинной полукруглой косой с обрывистым песчаным склоном.

То, что мы увидели под склоном удивило нас еще больше, чем странный лес и огромное озеро, о столь близком расположении которого никто в Мусорной Сопке, похоже, и не предполагал. На косе из-под песчаной крути на нас смотрели морды железных зверей. Лев, медведь, орел, волк. Над их головами выступали металлические ветви огромного дерева, с которым они, похоже, составляли скульптурную группу.

– Что это за хрень? – спросил меня Диамандо с таким видом, будто я все это сюда поставил.

– Я не знаю, но это, видимо, что-то Древнее, – памятник меня озадачил, ни чего подобного в своих книгах я не встречал.

– Сам вижу, – огрызнулся брат, – где же проклятая дорога?

– Сейчас узнаем, – я скинул рюкзак и полез на растущее неподалеку дерево.

– Мм, – понимающе хмыкнул брат, и полез за мной.

Рульф внизу тоскливо вздохнул – не хотел оставаться один. Пес тревожился, поджимал хвост и тихонько скулил.

Мы влезли довольно высоко, огляделись – похоже, сюда еще никто не забредал, даже случайно. Огромное озеро, бескрайнее, тянулось до самого горизонта. Небо, невероятно синее для наших мест, отражалось в кристальной воде, слегка почерканной белыми штрихами ряби. Вокруг стояла тишина. Не скрипели деревья, не пели птицы и даже ветер не шумел в густых кронах.

Диамандо стукнул меня по ноге кулаком:

– Смотри! Что это?

Я проследил взглядом невидимую линию от кончика его пальца до воды.

– Это, – ответил со стопроцентной уверенностью, – зоопарк.

– А, по-моему, это какой-то кошмар! – не согласился с моим утверждением Диамандо, и, боюсь, в данный момент он был прав.

Там, куда мы направили свои взгляды, под водой, полузарытые в песок стояли клети. Некоторые из них совсем проржавели и почти развалились, некоторые были более или менее целы. Внутри них, обласканные водой и отполированные песком и течениями, белели кости животных. Гнутыми изгородями торчали ребра, сурово скалились черепа, буравя пустыми глазницами чистую небесную синь. В разверзнутые пасти набился песок, и вода шевелила растущие между зубов волокнистые зеленые водоросли, похожие на скальпы с длинными прядями волос.

– Пошли отсюда, – предложил я, Диамандо спорить не стал, ему это зрелище видимо тоже не очень понравилось. Мы спустились вниз, и Рульф радостно запрыгал вокруг.

– Пойдем назад, – предложил я.

– Нет, – отрезал Диамандо, – тут рядом.

У меня создавалось впечатление, что брату мало было одного зоопарка, так что он решил найти в этом неприятном месте, что-нибудь похлестче. Я хотел поделиться с ним своими выводами, но он уверенно зашагал прочь от озера, направляясь в сторону зарослей акации, растущих в стороне от тропы по которой мы сюда пришли. Я двинулся за ним. Рульф заскулил предупреждающе и потрусил следом.

Продравшись через кустарник, мы покалено провалились в липкую жижу. Я, отстав от Диамандо, окликнул брата, но он не услышал, продолжая пробираться прямо через грязь. Впереди, среди уныло торчащего облезлого кустарника виднелось что-то серое, то ли камень, то ли еще одна скульптура.

Мы подошли совсем близко – и там действительно оказалась статуя. Она была небольшой – в натуральную величину стояла лошадь с опущенной головой, у ее ног вниз лицом лежал человек, над которым склонилась собака, готовая защищать упавшего хозяина.

– Это еще что такое, – недовольно проворчал Диамандо, пиная печальную лошадиную морду, – сначала зоопарк, а теперь что, цирк что ли?

– Нет, не цирк, – объяснил я. – Это – Упавший в пути!

– Вот уж не надо, – поспорил Диамандо, – может я и не в курсе про дурацкий зоопарк, но про Упавшего в пути знаю прекрасно. Во всех городах стоят статуи, и они не такие.

– Конечно не такие, – фыркнул я, – Почитай историю! Сначала, прямо после Взрыва, людей было мало, и жили они на ограниченной территории далеко на западе отсюда. Жили раздробленными дикими королевствами, воюя друг с другом. Но один гордый и смелый король, объединил их, и не просто заставил жить в мире, а еще решил расширить земли поселений, построить новые большие города, вместо одиноких замков-государств. Он стал собирать разведывательные отряды и отправлять во все стороны света. Первопроходцы продирались сквозь непроходимые чащи, лезли в горы, плыли по морям. Их несли неутомимые кони, и чуткие псы отыскивали пути. К их седлам были приторочены мешки с драгоценными камнями, чтобы там, где погибал кто-то из них, соратники, идущие следом, воздвигали памятники, у основания которых оставляли клады, на которые те, кто приходил следом, строили в этом месте город, в память о погибших исследователях.

– Дони, – Диамандо взглянул на меня как учитель на школьника, говорящего, что ледяные медведи живут в пустыне, – и где ты видишь город?

– А ты головой своей пустой подумай, – не выдержал я, – если города нет, значит, этот памятник никто так и не нашел.

– Правильно ли я тебя понял, Дони, – глаза Диамандо заблестели алчно, – если статую не нашли, то, у ее подножья – деньги и драгоценности?

Он плотоядно посмотрел на Упавшего в пути. Я тоже посмотрел, на секунду мне даже показалось, что у основания статуи цветными бликами сверкнули королевские камни, и замотал головой, отгоняя наваждение.

– Мы должны их достать, брат, – решительно заявил Диамандо.

Слово «брат» из его уст прозвучало весьма неубедительно.

– И как мы это сделаем? – пожал плечами я, пытаясь скрыть за напускным безразличием свой собственный интерес к необычной находке.

– Перевернем к чертям эту долбанную статую, – тут же подытожил Диамандо тоном нетерпящим возражений, – или сломаем.

– Это, между прочим, памятник, исторический.

– Плевать, – брат снова врезал лошади по каменной башке, отчего та вдруг издала пронзительный визглявый звук и завернулась на сторону под невероятным углом. Нашему взгляду открылась уходящая прямо в лошадиное чрево дыра.

– Ого, – удивился Диамандо, заглядывая внутрь, – вот это удача.

Это действительно была удача. Упавший в пути, встреченный в лесу, волею судьбы, одарил нас весьма щедро. В конском брюхе отыскался один единственный рубин размером с грецкий орех. Мы договорились выручить за него денег и поделить по прибытию в город.

Глава 3. Поезд и пес.

Мы вышли к железной дороге и направились по рельсам туда, где по нашим расчетам, должна была находиться станция. Чтобы добраться до нее потребовалась пара часов. Я порядком устал и проголодался, поэтому возлагал огромные надежды на буфет, который должен был находиться на станции, согласно моим детским воспоминаниям.

Когда цель поисков наконец была достигнута, моему разочарованию не нашлось предела. Вместо вокзала – небольшого кирпичного здания с единственным окном, моему взгляду предстали руины – кусок стены, прикрывающий от ветра ржавую скамейку, оплетенную вьюном.

Я присел прямо на рельсы и стал носком кроссовка отковыривать от шпалы фиолетовый узорчатый мох. Однако долгожданная вибрация импровизированного сиденья заставила меня подняться и предусмотрительно вернуться на перрон.       Спустя несколько минут раздался треск веток, и из чащи появился поезд.

В вагоне оказалось пусто. Мы сидели на одной обшарпанной лавке, закинув ноги на противоположную. Рульф спал под моим сиденьем, Диамандо дремал, чутко вскидывая голову, когда кто-то проходил мимо, а мимо то и дело кто-то проходил. То старухи с кутулями, то девица с чемоданом, то горластые продавцы-коробейники.

Последними в наш вагон зашли три парня сомнительного вида. Следом, чуть отставая, шел четвертый. Он вел на поводке крупную бойцовую собаку. Судя по ее голове, покрытой шрамами, я понял, что передо мной типичная жертва собачьих боев.

Рульф высунулся из-под лавки и зарычал, бойцовый пес ответил сдавленным бульканьем – парень стянул его глотку ошейником, натягивая поводок на себя.

Трое впереди остановились. Диамандо бросил мне предупредительный взгляд. Только один из этих «братков» более менее походил на человека – темноволосый, полноватый, немного нескладный, с детскими живыми глазами. Трое остальных выглядели совершенными отморозками. Один, накачанный, с пустыми коровьими глазами. Второй, маленький, с мальчишеской фигурой и крошечным ростом, а в следствии, видимо, огромным комплексом (именно он вел пса). Последний… почему-то он вызвал у меня дикую неприязнь. Парень как парень, обычный среднестатистический…только что-то взбесило в нем, что-то … не знаю что.

Он весь, весь целиком был мне неприятен: его накачанные банки, белые, как рыбье брюхо, мелкие черты лица, а больше всего – маленькая голова, на широких плечах. Эта маленькая голова, почему-то, разозлила меня, как быка злит красная тряпка. Мне захотелось врезать по ней ногой и увидеть, как она отлетит и покатится по полу, прыгая, словно мяч.

– Дворнягу свою убери! – небрежно бросил «мальчик», увидев Рульфа, ощетинившегося под скамьей. Я вскинул голову, вырванный из потока злобных мыслей. Диамандо мгновенно перехватил мой взгляд, давая понять, что нужно приготовиться к самому неожиданному повороту событий.

– Вы что, парни, глухие, – насмешливо поинтересовался «маленькая голова». Его голос заставил меня передернуться от негодования. Я хотел послать его ко всем чертям, но брат перехватил инициативу:

– Закурить хотел? – невозмутимо поинтересовался Диамандо, оценивающие посмотрев на «мальчика», – идите мимо парни, мы не курим.

– Оу, ты говорить умеешь, пижон? – хмыкнул «маленькая голова», и его маленькие глазки свирепо сверкнули.

– Иди, куда шел! Тебя никто не трогал, – отмахнулся Диамандо.

– Собачонка твоя тронула. Подраться, видимо, хочет! Может, устроим, а? Ставлю сотню на нашего.

Эти слова были открытым вызовом, и я еле усидел на месте, но невозмутимый голос Диамандо удержал меня.

– Обойдемся, – ответил брат, игнорируя непрошеных попутчиков, – к чему эти игры.

– А побольше, – решил повысить ставку «мальчик».

– Думаю, не стоит, – брат уставился на меня, удерживая взглядом от решительных действий.

У меня внутри все бушевало и кипело. Мир окрасился алым, словно при взгляде через кровавые очки. Я быстро притянул к себе Диамандо и бешено зашептал ему в лицо:

– Давай стравим! Я знаю один фокус – победа будет за нами.

– Дони, чокнулся? Если сам кретин, так хоть собаку свою пожалей – у них питбуль, который в два раза шире твоего Рульфа и опытнее в десять.

Брат прав – у Рульфа мало шансов. Но то, что я задумал, гарантировало безопасность моему псу. Поддавшись на эту уверенность, Диамандо согласился на бой.

– 

Поставь рубин!

– С ума сошел, – тут же протрезвел Диамандо, поняв, что рискует драгоценной добычей.

– Делай, что говорю, – не унимался я.

– Ладно, как знаешь, – пожал плечами брат, – если твой пес ляжет, будешь должен…

Итак, мы согласились. Отморозки оживились, в особенности «мальчик», который одобряюще встряхнул своего кобеля и подтащил его к нашим сиденьям.

– Ставлю это, – Диамандо продемонстрировал противникам нашу ставку.

– Э-э, – «мальчик» замялся, оглядываюсь на «маленькую голову».

– Ставим вдвое больше, – кивнул тот.

Пока «мальчик» вдохновенно глазел на «маленькую голову» отщитывающего купюры, я вплотную подошел к его питбулю.

– Только попробуй победить, – сказал я ему тихо, сквозь сжатые зубы, – тогда мы выкупим тебя у твоего хозяина и утопим в реке…

Пес посмотрел на меня удивленно. Он все понял. У него была седая морда, глаза гноились, шерсть под ошейникам стерлась, а кожа покрылась струпьями и мозолями. Пес ответил: произнес что-то нечленораздельное, видимо у него были повреждены челюсти или язык. Это был просто старый пес. И мне вдруг стало стыдно за свои слова, так стыдно, что захотелось взять их назад.

– Простите, – я смутился, прожженный насквозь взглядом этих старых, истекающих гноем глаз, – проиграйте, пожалуйста, очень прошу.

Пес что-то снова сказал.

– Что? – переспросил я, не в силах разобрать его бормотание.

– Эти люди мне не хозяева, – повторил пес…

Питбуля спустили с поводка. «Мальчик» и «маленькая голова» принялись науськивать его на Рульфа, который смотрел на меня вопросительно:

– Мне драться, хозяин?

– Да.

– Но мой враг – старик.

– Вперед, – решительно приказал я, и Рульф свирепо зарычал.

Собаки бросились друг на друга, но драться стали как-то нехотя, больше толкаясь и рыча, нежели действительно причиняя друг другу вред. Хозяин пса и его приятель кричали от азарта, Диамандо и «коровий глаз» смотрели на действо молча и напряженно. Я поймал себя на том, что, подбадривая Рульфа, сам оскалился как пес, но смотрю не на собачью возню, а на «маленькую голову»…

Через несколько минут питбуль лежал на боку, тяжело дыша. Рульф замер над ним, прижимая противника передними лапами к полу и беззвучно сверкая клыками.

– Ваш готов, – брат торжествующе взглянул на «мальчика», – гони обещанное.

– И не подумаем, – тот зло переглянулся с «коровьим глазом».

– Чего так? – мой брат отступил на шаг, предчувствуя недоброе, и послал мне предупреждающий взгляд. Назревал конфликт, и мы были в меньшинстве, – все было честно, так что гоните деньги.

– Идите мимо, парни. Зачем вам деньги? – «маленькая голова» надменно посмотрел на меня, и я словно проглотил паяльник.

– Да что мы с ними возимся, Бо! Пора указать на место этим неудачникам, – не выдержал «мальчик». Я увидел, как он сжал кулак, а «коровий глаз», уловив этот жест, медленно двинулся на Диамандо…

… Все произошло быстро, наверное, за половину минуты: брат со всей силы врезал «коровьему глазу» под дых, тот согнулся пополам от удара и присел возле стены, держась за живот. «Мальчик» тут же оказался рядом с поверженным собратом и стремительным ударом разбил Диамандо бровь.       Продолжение драки я помнил смутно, точно помню только, что крикнул оскалившемуся Рульфу: «Не вмешивайся, это не собачий бой, а человеческий!» В том бою у меня была одна цель. Догадываетесь какая? С садистским наслаждением я вломил своим проверенным в таких делах черепом по ненавистной маленькой голове. Краем глаза успел увидеть, что Диамандо все же достал «мальчика» и сбил его с ног….

…Меня оттащили от противника. Это был Диамандо, лицо которого походило теперь на алую маску. За его спиной замер последний из злополучной четверки – темноволосый. В драку он так и не вмешался.

– Забирайте, – он вынул из кармана свернутые трубочкой купюры и осторожно протянул их Диамандо. Хорош миротворец – за своих даже не вступился. Брат грубо забрал выигрыш.

– Береги корешей своих, – иронически сказал он темноволосому. Тот молчал, провожая нас спокойным и безразличным взглядом. Казалось, ему вообще было плевать на происходящее.

Итак, оставив поверженных противников мы торопливо пошли по вагону, стараясь поскорее убраться прочь с места конфликта. Того требовали осторожность и благоразумие. Поезд заскрипел тормозами.

– На выход, – кинул мне через плечо Диамандо.

Глава 4. Город Анксин.

Те, кто вышел с нами, на перроне не задержались, и вскоре мы остались одни. Я огляделся – в обе стороны тянулась пыльная платформа с редкими скамейками и мусорными баками. У самого ее края, метрах в ста от нас виднелся темный зев подземного перехода, ведущего в город. Я, прищурившись, посмотрел на рельсы. Они сияли на солнце двумя белыми линиями, где-то вдали сходясь вместе.

На краю платформы, словно Алый Демон из легенд стоял Диамандо. Его обагренное кровью лицо выражало крайнюю задумчивость. Я встал рядом, чувствуя, как по моей щеке, словно желе, растекаются остатки разбитого глаза:

– Ты ведь их знаешь, тех парней из поезда.

– Это люди города.

– Кто такие? – поинтересовался я.

– Те, кто имеет немного больше прав и возможностей, чем все остальные, – туманно ответил Диамандо, – убери с рожи эту дрянь! – скривил он лицо, – черт, что это?

– Мой глаз, – буркнул я, вытирая лицо рукавом, – выходит, в городе нас ждут проблемы?

– Город большой… Даже если Бо решит разобраться с нами. Город слишком большой, – туманно ответил брат.

– Почему Бо? – в моей памяти раздражающей картинкой всплыл «маленькая голова», – он что, главный?

– Он – Человек Города, а остальных я не знаю, – пояснил Диамандо недовольно, – черт, Дони, навязался на мою голову. Что тебе такого сделал этот Бо? Ты дубасил его, как будто он угнал и разбил твой мопед.

– Он мне не понравился. Его взгляд. Смотрел так, словно мы рабы ему или слуги.

– Знаешь, Дони, – брат повернул лицо ко мне и посмотрел в глаза, – а ты не такой уж бесполезный, как казалось сначала.

– С чего бы? – я вскинул брови, искренне удивляясь тому, что слышу похвалу от Диамандо, – с того, что дал в рожу этому Бо?

Брат кивнул, потянув край губ к уху – неприятная улыбка:

– Этому Бо уже давно пора подвинуть свой зад. Ты врезал ему, и его дружки увидели, что вокруг есть те, кто более достоин быть Людьми Города.

– Про нас говоришь?

– Про себя. Ты не достоин, – отмахнулся Диамандо.

– Ага, – усмехнулся я, – значит, как морду ему бить, так я достоин, а как быть Человеком Города – так нет?

– Именно так, Дони, – холодно ответил брат.

Я еще раз усмехнулся про себя, решив, что в следующий раз ни в какую драку не полезу, и пусть уж тогда Диамандо сам разбирается со всеми. Посмотрим тогда, кто чего достоин.

Мы замолчали и пошли в темный переход. Вскоре, миновав заваленный мусором и расписанный граффити тоннель, оказались по другую сторону железной дороги, как оказалось, отгороженной от всего мира длинной бетонной стеной.

Нас ждал город Анксин. Вокзал находился на его окраине. Здесь не было больших домов и широких улиц. Пейзаж казался бы деревенским, если б не гнутые спины далеких мостов, поднимающихся на горизонте. От одной мысли о том, какого размера реки они пересекают, у меня похолодело внутри. И не мудрено, ведь открытая вода была самым страшным кошмаром любого нормального человека. Я уже говорил, что виной всему рыбы. Хотите знать, почему рыбы?....

Улица, размытая дождем и укрытая специальным деревянным помостом привела нас к протоке. Нам нужно было перейти по небольшому железному мостику на другой берег. Я остановился.

– Страшно? – ухмыльнулся Диамандо, заходя на мост и спокойно облокачиваясь на перила. – Не привык к такому на своей свалке?

– Было бы к чему привыкать, – буркнул я, всеми силами изображая спокойствие.

Сделав несколько шагов, я оказался рядом с братом. Невероятным усилием воли заставил себя посмотреть с моста – внизу увидел рыбу. Она лежала, перегораживая протоку пополам. В ней и была причина моего инстинктивного страха.

Рыба. Радиация странно действовала на рыб – они начинали расти и не прекращали это делать до тех пор, пока водоем не становился мал для них, тогда они погибали.… Из-за этих рыб в реках, озерах и даже прудах нельзя было плавать, в том числе и на лодках. Каждому, с самого детства прививали страх перед открытой водой. Рыбы несли погибель. Ведь те из них, кто еще мог помещаться в реке, превращались в чудовищ, поедающих все, что попадало в воду. Все водоемы были завалены гигантскими рыбьими скелетами, среди которых плавали те монстры, что умудрялись еще прокормиться, несмотря на свои чудовищные размеры. Они пожирали друг друга и все, что могли отыскать.

Страшнее рыбы не было существа ни в воде ни на суше. Ее боялись могучий бронекабан и ужасный гибридный гризли, зверь, укрытый мощной пластиковой броней, которую он наращивал всю жизнь, синтезируя найденные и съеденные куски пластикового лома и мусора. Поэтому я, житель свалки, где гризли представлял гораздо более реальную угрозу, рыбу все равно страшился сильнее….

Миновав пригород, мы, наконец, дошли до самого Анксина. Там у брата имелась дешевая квартира, по обстановке скорее схожая со складом. В ней повсюду валялись пустые пивные банки, какие-то тюки, коробки и запчасти от антигравов.

Отыскав в холодильнике несколько кусков копченого мяса, мы поели и завалились спать. У нас было достаточно денег и времени. Мы никуда не торопились. Я устал так, что забыл, как это неприятно – спать днем, и дрых прямо на полу, сунув под голову обувную коробку. В тревожном полуденном бреду мне снились дорога, по которой мы шли, спрыгнув с поезда. И как будто бы вокруг нас подобно деревьям росли из земли дома, и корни их, белые, каменные, то там то тут выглядывали из земли. После мне привиделся мост и рыба, на которой, словно на лошади, верхом сидела моя недавняя знакомая – девушка–беглянка.

Проснувшись ближе к вечеру, мы решили выбраться на улицу. Город Анксин разительно отличался от моего родного поселка. Кругом лежал асфальт, расколотый от времени и бесконечных шагов, дома стояли высокие, каменные. В каждом было минимум по три этажа. Их стены украшали фрески с ангелами и химерами.

Перед выходом брат критически оглядел меня.

– Так идти в город нельзя, – вынес он, наконец, вердикт.

– Что, стыдишься моих рваных кроссовок? – парировал я.

– Нет. Во-первых, твоя развороченная морда, во-вторых – косы. С косами ходят только жители района Великих Свалок. Здесь таких как ты не жалуют – бояться заразы.

– И что мне теперь? Мешок на голову? – волосы, заплетенные в сто длинных кос, выбеленных перекисью до цвета платины, были моей гордостью.

– Хорошо бы, – согласился Диамандо, – возьми-ка вот это.

Он вынул из кучи хлама толстовку с капюшоном и протянул мне. Я накинул капюшон на голову, так, что даже вытекший глаз, заклеенный биоскотчем, не был виден….

***

Мы бродили по Анксину почти до полуночи. Диамандо, который в последнее время начал общаться со мной более-менее сносно, провел мне экскурсию по самым важным местам.

Сначала мы посетили площадь Новой Эры, где находился огромный памятник Упавшему в пути. Он впечатлял: двенадцать слоноподобных каменных коней были впряжены в колесницу, на которой стоял чуть склонив голову могучий великан, в котором трудно было узнать того Упавшего в пути, что мы видели в лесу у озера.

Потом мы спустились к воде и пошли по набережной, отделенные от темной, укрытой непроницаемым туманом, реки лишь полосой песчаного пляжа в пару метров шириной. Вверху, над берегом сверкали яркими огнями заведения ночного Анксина. Одно из них светило особенно ярко. От его входа к реке шли ступени, заканчивающиеся у самой воды. Я посмотрел на песок. Вдоль ступеней, чернея глубокими колодцами опустевших глазниц, лежали черепа.

– Они лежат здесь для отчетности, – не стал дожидаться моего вопроса Диамандо, – над нами ресторан Седьмой Провинности. В нем казнят нарушивших закон. Если ты не в курсе – у нас есть семь провинностей, первые четыре – воровство, причинение увечий и так далее, последние три – убийство. Седьмая Провинность – убийство и осквернение детей – за нее не казнят через повешенье, как в предыдущем случае. За Седьмую Провинность преступника готовят и подают на стол в качестве мясного блюда, дабы показать, что он потерял свой статус человека, стал ниже раба, сравнялся со скотом. А раз он скот, значит, никому не зазорно съесть его мясо, так же как едят мясо свиньи или курицы.

– А если не есть это мясо?

– Никто не отказывается. Ведь отказаться – значит признать детоубийцу человеком. Такое неприемлемо….

Анксин показался мне удивительно красивым городом. Здесь все отличалось от моей свалки. Особенно привлекали машины, которые в Мусорной Сопке считались роскошью и редкостью. Здесь же, в городе, почти никто не пользовался мопедами.       Жители Анксина предпочитали авто, преимущественно дорогие и статусные. Чаще всего попадались представительные широкозадые «Антибрисы» и дамские двухместные «Ливретты».

Уже совсем стемнело, и мы, изрядно послонявшись по кишащим народом улицам, подошли к огромному зданию круглой формы, из которого глухо и мощно доносились музыка. Вход, черный зев рыбы-исполина, жадно проглатывал разодетых посетителей. «Цирбалла» – гласили сияющие буквы.

– Это самое опасное место Анксина, и самое прибыльное – предупредил меня брат.

– Зайдем внутрь? – наивно поинтересовался я, рассматривая длинную вереницу ждущих в очереди посетителей.

– Нет. С тобой нас не пустят. И капюшон не спасет. Охранники досматривают всех очень тщательно. К тому же нам этот рассадник попугаев ни к чему. Идем! – кивнул он мне и отправился на задворки «Цирбаллы», намереваясь все же попасть внутрь, но воспользоваться при этом задним входом.

Вход этот представлял собой серую металлическую дверь, скрытую за рядом мусорных баков, выстроившихся вдоль стены.

– Эй, Зонин, открывай! – Диамандо врезал ногой по двери, – я пришел!

За дверью заворочались, грохнула щеколда, повернулся ключ, и в образовавшуюся щель протиснулась лысая ушастая голова. Огляделась и, увидав нас, шмыгнула обратно, но Диамандо, с быстротой кошки, рванулся следом и протиснул плечо между дверным косяком и полотном.

– Даже не думай, Зонин, ты же знаешь, я войду, если будет нужно! Кретин!

– Хозяин не велел тебя пускать, не велел! – завизжало изнутри. – Ай, ухо, ухо не трожь!

Диамандо потянул, было, визжащего человека наружу, но тут же бросил, выругавшись:

– Кусаешься, сволочь!

Дверь попытались закрыть, но брат предусмотрительно заблокировал ее ногой:

– Я доберусь до тебя, и хозяин твой тебя не спасет! Отвечай, какого черта ты не хочешь меня пускать? Или зови сюда Зэва!

– Зэв говорит, что ты разозлил Бо!

– И что с того? Кто такой этот Бо, что Зэв вдруг стал о нем беспокоиться? Зэв никогда не боялся клоунов, наподобие Бо!

– Зэв сказал, что Бо теперь протеже Ингуяша и когда Ингуяш умрет от старости, именно Бо будет его преемником. Зэв не хочет ссориться с Бо.

– Чего? – Диамандо так удивился, что даже отступил на несколько шагов от двери, которая моментально захлопнулась наглухо.

– Сволочь! – снова выругался брат, – думаешь, дверь тебя спасет? А, Зонин? Ты ведь знаешь, я пройду через главный вход.

Ответом послужили дробные шаги, удаляющиеся вглубь здания.

– Кто такой этот Зэв? – потешил я свое любопытство.

– Да теперь уж и не знаю, – Диамандо пошарил в карманах плаща и выудил оттуда сигареты и золотистую большую зажигалку в форме головы дракона, – Минут пять назад я бы сказал, что Зэв мой хороший приятель и вообще отличный парень, но теперь я так не скажу…

Из пасти дракона выстрелила струйка синего пламени. Запахло пряным мятным дымом.

– Я зайду туда, и эта ушастая сволочь, Зонин, получит сполна.

– Сломаешь дверь?

– Нет, пройду через главный вход, – Диамандо потушил окурок о стену и подал мне знак идти следом.

Мы снова обошли «Цирбаллу» и оказались напротив главного входа.

– Жди меня тут, – распорядился Диамандо и, не дожидаясь моего согласия,

прошел внутрь, растолкав ожидающих своей очереди посетителей.

Ожидание – дело неблагодарное. Мне не нравилось то, что Диамандо командует направо и налево, но в Анксине я был чужаком, поэтому пока что во многом зависел от брата.

– Эй, мертвый глаз, это ты? – чья-то рука опустилась на мое плечо.

Я повернулся моментально и замер, столкнувшись носом к носу с ней – той самой девушкой-беглянкой, которой когда-то подарил предназначенный для Рульфа ошейник.

– Привет, – сказал я обрадовано.

Приятно было встретить в этом огромном городе хоть кого-то знакомого.

– Привет, – поздоровалась девушка, – не пускают в клуб?

– Вроде того.

– Могу устроить! – она стряхнула с глаз челку, и я разглядел, что ее лицо покрыто белыми шрамами. – Иди за мной.

Я, решив, что упускать такой шанс не стоит, принял приглашение. Мы миновали охранников, которым моя провожатая сделала рукой какой-то едва заметный знак, и те словно бы вовсе нас не заметили.

Оказавшись внутри, я поразился, сколько там было народу. На огромном танцполе толкалась уйма людей, разряженных так нелепо, что рябило в глазах. У одних были ботинки на полуметровых платформах, у других цветные меха, у третьих костюмы из кислотного полупрозрачного пластика, проклепанного шипами. По стенам, поднимающимся на высоту нескольких этажей, кольцами шли балконы, на которых тоже толпились люди. В тот момент, когда я, потеряв из вида девушку со шрамами, озирался по сторонам, из цветастой толпы выскочил Диамандо и тряхнул меня за плечо:

– Ты как попал сюда? – спросил он со злым недоумением.

– Меня провела вон она, – я указал на свою знакомую, которую, наконец, отыскал взглядом среди танцующих. Она шла из бара, подняв высоко над головой бокал с коктейлем, чтобы его не выбили случайно из рук.

– Она?! – Диамандо скривил губы с каким-то неоднозначным и явно недобрым выражением лица, – Банни? Ты ее знаешь что ли?

– Не совсем. Видел пару раз в Мусорной Сопке…

– Ясно, что не знаешь. Это же рабыня Бо, кретин! С ней нельзя было общаться ни под каким предлогом. Раб твоего врага – твой враг, кретин!

– Я всегда думал наоборот: раб моего врага – мой друг.

– Не в этой жизни, – Диамандо злобно ухватил меня за куртку и потащил прочь из клуба, еще беспардоннее, чем в первый раз растолкав окружающих.

Оказавшись на улице, он, тряхнул меня, словно пытаясь привести в чувство, и, отпустив, наконец, мою куртку, произнес:

– Какого черта ты творишь, Дони? А? Я не для того взял тебя в город, чтобы создавал мне проблемы!

– Чего такого я сделал? – огрызнулся я, – подумаешь, пообщался немного с симпатичной девчонкой…

– Она симпатичная? – брат скорчил жуткую гримасу, выражающую скорбь и удивление. – Да у нее вся рожа в шрамах. Ты хоть знаешь, кто она?

– Рабыня вашего великого Бо? – предположил я с усмешкой.

– Это боевая рабыня. Смертница. Она, наподобие того пса, с которым твой Рульф сражался в поезде. Дерется на ринге с подобными ей самой….

– Ну и что? – я упрямо смотрел на брата. – И что!

– Да ничего. Пошли домой! – он больше ни слова не говоря, развернулся и пошел.

Глава 5. Йорк Хайко.

Мы вернулись домой под утро. У дверей квартиры я остановился. Диамандо щелкнул картой замка и прошел внутрь, не пригласив меня с собой. Я не стал спорить – вернулся на улицу. Через минуту ко мне присоединился Рульф, попавшийся брату под горячую руку и незамедлительно отправленный на прогулку.

Почему Диамандо так обозлился, я толком так и не понял. Ясно было одно, причиной его дурного настроения стало вовсе не мое общение с девушкой-рабыней, а известия, полученные им от ушастого Зонина. По-видимому, разлад с таинственным Зэвом, стал для брата серьезным ударом, хотя он и старался скрыть этот факт, вымещая обиду и раздражение на мне…

Далеко на востоке вставало солнце. Солнце, что из утра в утро приветствовало меня в Мусорной Сопке. И здесь, в Анксине, оно было таким же жестоким и радиоактивным. От его холодных и в то же время жгущих словно щупы медузы лучей моя кожа покрылась грязно-серым загаром, украшенным темным леопардовым рисунком пигментных пятен.

Я присел на расколотый временем бордюр, отделяющий дорогу от тротуара. Длинная прямая улица тянулась на восток, туда, где геометрическую четкость ее линий нарушал мост, аркой вздымающийся над рекой. Рассвет окрасил его в темно-розовый цвет, кажущийся нечистым на фоне золотого, сияющего утренним румянцем, неба.

Когда я был ребенком, я часто видел во сне мост над темной водой. Я поднимался на него, искренне веря, что если перейти на другую сторону реки и загадать желание, то это желание сбудется…

– Я ведь так и не успела поблагодарить тебя за подарок! – прозвучало за спиной.

– Снова ты? – ответил я так, что прозвучало это не слишком вежливо. На самом деле я просто растерялся и удивился, не ожидал снова встретиться со своей недавней знакомой.

– Я, – согласилась девушка, – и у меня есть имя.

– И что тебе мешает назвать его?– поинтересовался я, кажется, снова не очень вежливо.

– Ничего. Банни.

– Забавное имечко, – сделал я неумелый комплимент.

– Имя, как имя, – пожала плечами Банни, – это ведь ты мне подарил?

Она расстегнула ворот куртки, демонстрируя ошейник с волками.

– Помню, – кивнул я. – Носишь? Тебе нравится?

– Да, – она утвердительно тряхнула челкой, – кстати, что ты делаешь в такую рань на улице? Почему не спишь?

– С собакой гуляю, – кивнул я на Рульфа, и то было правдой, по крайней мере, на данный момент. – Что-то не спится мне.

– Ну, раз уж тебе все равно не спится, то я приглашаю тебя и твою собаку на прогулку. Ты не против?

Я пожал плечами – не против, конечно. Банни тут же подхватила меня за руку и быстрым шагом потащила прочь от дома. Я свистнул Рульфа и он, дурашливо подпрыгивая и игриво хватая меня за шнурки кроссовок, побежал рядом.

Мы брели по просыпающемуся городу, словно пара влюбленных, крепко сцепив руки и наслаждаясь компанией друг друга. Рядом с Банни оказалось удивительно легко. Словно весь воздух вокруг она наполняла какой-то своей особенной светлой энергией. Я украдкой посматривал на нее, как в день знакомства, и любовался ее странной, но удивительно притягательной внешностью. Как могла такая девушка быть рабыней, да еще и драться на ринге?

Утро уже набирало обороты, все выше и выше выталкивая алое солнце в ядовитую лазурь небес. Нам все чаще попадались прохожие, сонные, спешащие нехотя по своим делам. Я разглядывал улицы, дома, машины и людей большого города. Все здания здесь были старые, в основном четырех и трехэтажные. У подъездов досыпали последние минуты дорогие лощеные авто. Их владельцы раздвигали на кухнях шторы, наверное, читали утренние газеты и пили кофе, готовясь оседлать своих антигравитационных коней и понестись на работу.

– Я ведь рабыня, – словно извиняясь, сказала Банни и, сдвинув вверх мой подарок, красноречиво продемонстрировала тонкую красную ленту рабского ошейника, скрытого от глаз ожерельем с волками.

– Я знаю, и что?

– У вас на свалках рабов не держат, а здесь с такими, как я, не принято разговаривать.

– У нас на свалках рабов нет, так что меня это правило не касается. С кем хочу, с тем и разговариваю. Твой хозяин Бо? – спросил я, надеясь, что Банни ответит отрицательно. Мне очень хотелось, чтобы слова Диамандо оказались ошибкой.

– Бо, – кивнула Банни. – Он глупый. Он вправду считает, что деньги могут принести человеку счастье. Это же смешно, правда, Дони?

Я поймал глазами ее взгляд, прямой и чистый. Уличил себя в том, что пытался разглядеть и запомнить лицо Банни: в уголках глаз морщинки, словно она все время щурилась, глядя на солнце; от внешнего края левого глаза по виску тянулся шрам, второй шел от середины правого глаза вертикально вверх по веку и вниз по щеке. Это походило на странную боевую раскраску. Шрамы покрывали белой сеткой и ее открытые плечи, золотые от загара.

Словно не заметив мое любопытство, Банни продолжала вещать:

– Глупый Бо такой наивный. Странные бывают люди, и мысли их странные. Вот одна моя старая подруга искренне думала, что залог счастья – это красота. Ей казалось, что быть загорелой блондинкой – верх совершенства. Она загорала и загорала. Это на здешнем-то солнце! В итоге моя несчастная Лео заработала себе жуткую болезнь. Ей даже пришлось сделать пересадку кожи. Теперь она живет в полной темноте – по-другому не может. Вот так! Неправильно все это! Ты согласен со мной, Дони?

– Ага, – кивнул я.

– Бо глупый, а ты клевый! – Банни стукнула меня по плечу.

Рука у нее оказалась тяжелой. Боевая рабыня, как-никак!

– Хочешь есть? – поинтересовался я. В животе урчало, и я решил сменить пешую прогулку на уютные посиделки в какой-нибудь забегаловке.

– Хочу, – обрадовано кивнула Банни.

– Тогда веди. Я здешних забегаловок не знаю.

– Ну, глаз, зачем же забегаловка? Пойдем в ресторан! Я угощаю! – надулась Банни. Я чуть со смеху не прыснул от ее важного вида.

– Нет уж, спасибо, – поспешил отказаться, – чтобы девушка за меня платила – не в этой жизни.

– Да ладно тебе, – примирительно улыбнулась Банни, – у меня все схвачено, нам платить вообще не придется.

К моему ужасу, местом, в которое мы отправились, оказался ресторан Седьмой Провинности. Когда его дубовую монолитную дверь отворил перед нашими персонами улыбчивый официант, который по-приятельски подмигнул Банни, мы оказались в совершенно круглом помещении, уставленном обитыми кожей столами и стульями. Сели. Рульф, которого, к моему глубочайшему удивлению, тоже впустили внутрь, послушно лег под столом.

Наши места соседствовали с большим окном, круглым, словно иллюминатор. За стеклом виднелась река, укрытая туманом и песчаная полоса берега, усеянная белыми, поблескивающими в солнечных лучах черепами.

– Ну что, глазик, готов отведать главного блюда? – коварно посмотрела мне в глаза Банни.

От этой фразы меня прошиб озноб, ведь, есть человечину в мои планы совершенно не входило. А моя спутница, между тем, уже сделала заказ подоспевшему официанту. Чтобы как-то отвлечься от неприятных мыслей я решил расспросить Банни о ней же самой:

– Скажи, как ты стала рабыней? Проигралась или увязла в долгах?

– Не угадал, Дони-глаз, я сама захотела. Ведь быть рабыней это так, – она задумалась, подбирая слово, – безответственно. Кормят, поят, дают жилье – забот ноль. К тому же, я ничем не отличаюсь от тебя, кроме того, что ношу рабский ошейник и не обладаю свободой.

– Как ты можешь так говорить, – завелся я, – ведь свобода – это главное для любого человека.

– Поверь мне, нет, – грустно развела руками Банни, – у меня была уйма времени, чтобы это проверить.

– Уйма времени, – усмехнулся я. – Тебе лет-то сколько? Чтобы так рассуждать?

– Поверь мне, глазик, предостаточно, – она перегнулась через стол, сделав загадочное лицо, – около тысячи лет мне!

– Заливаешь, – отмахнулся я, – даже мутанты так долго не живут, кто же ты тогда?

– Я из тех, кто жил до Взрыва. Я – из спутников Йорка Хайко…

Я ухмыльнулся было, но поймал себя на том, что ловлю глазами взгляд Банни. Этот взгляд был настолько уверенным и честным, что ироничная улыбка мгновенно исчезла с моих губ, а в душу стали закрадываться сомнения в том, что передо мной сидит юная фантазерка, наслушавшаяся детских сказок про Йорка Хайко….

Йорк Хайко – Древний человек, Повелитель тел, для меня он всегда являлся персонажем мифологическим, наподобие Золотого Сталкера, подземных коней и летающих рыб. Считалось, что Йорк Хайко живет на той стороне большой реки. Я выглянул в окно и попытался пробить взглядом туман, клубящийся над водой.

Та сторона реки. Никто никогда не был на той стороне реки. Никто никогда не видел ее из-за тумана. Никто и никогда не решался эту реку пересечь. Виной тому были рыбы, а также уверенные заявления скептиков о том, что никакого другого берега нет и вовсе.

Единственным доказательством существования загадочной земли, являлся железнодорожный мост, вытягивающийся из небытия. По нему носились поезда. Белые и стремительные, с гладкими обтекаемыми корпусами. Эти поезда никогда не останавливались на станциях, проносились мимо, не сбавляя скорости. За их тонированными глянцевыми окнами трудно было кого-то рассмотреть. Я нираз видел, как они неслись в туман над рекой, распуская позади себя ослепительный хвост из яркого света…

– Так значит, ты с той стороны реки? – уточнил я, стараясь не выдать своего любопытства, – и как же ты добралась до этого берега?

– Я переплыла реку.

– Ну, теперь ты точно заливаешь, – погрозил я ей пальцем, словно ребенку, уличенному во лжи.

Однако чем больше мне рассказывала о себе Банни, и чем невероятнее звучала ее история, тем сильнее закрадывалось в мою душу ощущение того, что все эти нелепые сказки – не такие уж и сказки…

– Что у тебя с глазом? Покажи! – перевела тему моя странная собеседница.

В ответ я пожал плечами и послушно отклеил край биоскотча. Она посмотрела на белую засохшую корку с интересом:

– Это у тебя с рождения?

– Да, – видимо настал тот момент, когда от покалеченных частей моего тела появилась какая-то польза, что было весьма неожиданным. Обычно мой регенерирующий глаз вызывал у окружающих отвращение, но у Банни он почему-то породил не испуг, а наоборот, восторг и интерес.

– Круто. Тебе идет биоскотч, только, наверное, неудобно с одним глазом?

– Раньше было неудобно, а потом я привык менять количество глаз время от времени.

– Тысячу лет живу, а такого не видала…

Тут я вспомнил о том, что мы заказали. Меня стало жутко, а к горлу подступил тошнотворный комок. Ох, как неловко буду я себя чувствовать минут через десять, облевывая самый крутой ресторан Анксина. Перед мысленным взором мгновенно предстала заметка в завтрашней газете: «Парень со свалки наблевал в ресторане Седьмой Провинности – стыд и позор!»…

От невеселых мыслей меня отвлек звон поставленной на стол тарелки. Я в страхе опустил туда глаза и громко сглотнул. На белом фарфоре лежало несколько кусочков светлого волокнистого мяса. Я взял вилку и наколол один. Поднести человечину ко рту так и не решился. Взглянул на Банни. Она смотрела на меня внимательно, чуть подергивая краешками губ.

– Я не буду это есть, – сказал я наконец громким шепотом.

– Ешь – это курица, – просияв, заулыбалась Банни. – Честно! Я наврала тебе, хотела посмотреть, как отреагируешь.

– Ты – врушка, – отчитал я ее с облегчением, – и про Йорка Хайко тоже наврала? И про возраст?

– Нет, только про мясо, – лицо Банни сделалось испуганны: было видно, что она искренне сожалеет о глупой шутке, окончательно подорвавшей мою веру в ее слова, – честно.

– Ладно, сделаю вид, что поверил тебе, – произнес я снисходительно, – только объясни мне одну вещь – почему тебя везде пускают – в «Цирбаллу», сюда?

Банни перегнулась через стол и зашептала мне на ухо:

– Потому что швейцары, администраторы и охранники – мои должники. Ведь я всегда знаю – выиграю бой, или нет. Сообщаю им, а они делают верные ставки. Это ценная информация.

– Как ты можешь знать о победе заранее?

– Просто. Я всегда выигрываю. Но если побеждать постоянно – ставки на меня упадут. Поэтому Бо заставляет поддаваться противнику, на которого ставит сам – это выгодно. Не веришь?

– Из всех твоих россказней эта – самая правдивая, – смирился я.

– Ну, наконец-то я заслужила твое доверие, – обрадовалась Банни.

Мы еще долго сидели в ресторане Седьмой Провинности и разговаривали. Я расспрашивал Банни о городе и о ней самой. Когда речь заходила о боях или о Хайко, она напускала на себя таинственную важность и, перегибаясь через стол, начинала шептать мне на ухо всякую лабуду про собственную суперсилу и приятельские отношения с Древним Человеком. Я почти не слушал, ведь мне было гораздо приятнее ощущать ее теплое дыхание на своей щеке…

Мы вышли из ресторана под вечер, когда солнце уже почти исчезло за крышами Анксина. У входа, блистая в лучах заката, стоял чей-то «Темпо». Мощный, пепельно-серый, с красными спортивными полосами на бортах, он словно явился из моих мальчишечьих грез. Машина-мечта. Я замер, восхищенный дорогим антигравом, представляя, как сяду за его руль и покачу по Анксину. Эх, в моей родной Мусорной Сопке такие авто встречались только на картинках…

– Эй, Дони, мне пора, – отвлекла меня от сладостных грез Банни и с грустью протянула руку.

Я неловко пожал ее, сожалея, что наше прощание получается не слишком романтичным.

– Завтра увидимся? – собравшись духом, намекнул на новую встречу.

– Конечно, – невозмутимо кивнула Банни, – приходи завтра к Разбитому Мосту, – буду ждать тебя в полдень.

Она развернулась и зашагала прочь легкой пружинящей походкой. Ветер донес мурлыкающие звуки – Банни напевала что-то себе под нос…

Одолеваемый разными мыслями, я тоже потащился домой. Отыскать квартиру брата оказалось не так уж легко. Я даже заблудился, спутав поворот и оказавшись в чужом квартале. Наконец почти часовые поиски увенчались успехом – вот он, знакомый двор и припаркованный под деревом «Антибрис» последней модели…

Я постучал в дверь. Тишина. Постучал сильнее. Спустя минуту мне открыл Диамандо и оглядел меня брезгливо:

– Где был, придурок? – поинтересовался он уже из комнаты.

– На свидании, – буркнул я, присаживаясь на обувную тумбу, чтобы стянуть с ног кроссовки.

– С кем?

– С Банни, – сказал я язвительно, принявшись развязывать затянувшийся на правом шнурке узел.

– С ней? С той страшной рабыней Бо?– Диамандо высунулся из комнаты в коридор и уставился на меня непонимающе, – я же тебе, кажется, все пояснил!

– Она не страшная. Еще раз так назовешь – сломаю челюсть, – вступился я за Банни.

– Ну ладно, ладно. На вкус и цвет, как говорится, – примирительно развел руками брат и присел рядом, задумчиво глядя на мой шнурок. – Я смотрю, братишка, ты влюбился? – осторожно предположил он, чертя пальцем по узорному рисунку на обоях.

Я не ответил. И вовсе не из вредности, просто сам не знал, что со мной творится. Банни. Эта странная веселая девушка действительно прочно засела в моей голове. С того момента, как мы попрощались я, и в правду, думал о ней, не переставая.

Мои мысли нарушил скрипучий голос из радиоприемника: «Сегодня преступник, известный как Богги Родригиз, угнал автомобиль мэра Анксина, единственный в своем роде, собранный на заказ «Карат Тэмпо», стоимостью в один миллиард кей-карт».

Я присвистнул – тот самый серый «Тэмпо». Сглотнул слюну, искренне завидуя Богги Родригизу, ловкому угонщику, а теперь еще и счастливому обладателю великолепной машины. Вздохнув, я отправился на кухню, насыпал в немытую кружку пять ложек растворимого кофе и залил кипятком. Удачное завершение приятного дня….

Глава 6. Свидание с рыбалкой.

На следующий день я снова встретился с Банни. Правда, вовсе не там, где договаривались. Сутки без сна сделали свое дело – я проспал до обеда, и даже Рульф не смог разбудить меня к утренней прогулке. Теперь он завывал под окном – похоже, брат выпроводил бедного пса на улицу, не позаботившись о том, чтобы потом пустить обратно.

Проснувшись от этого душераздирающего воя с пугающей мыслью, что пропустил назначенную встречу, я вскочил и моментально оделся. Часы показывали половину двенадцатого. Я впопыхах вышел из дома. Удивительно, но Банни уже поджидала меня на улице. У ее ног, вывалив язык, сидел довольный Рульф.

– Я подумала, раз ты неместный – лучше будет, если я сама отведу тебя к мосту.

– Зачем нам мост? – поинтересовался я спросонья.

– Хочу показать тебе кое-что, вернее кое-кого.

– Надеюсь, этот кто-то не окажется твоим хозяином. Я с ним уже успел познакомиться, – предупредил я.

– Конечно, это не Бо. Тот, с кем я тебя познакомлю гораздо интереснее. А что интересного может быть в Бо?

– Действительно, ничего, – злорадно поддакнул я.

– Идем, – Банни взяла меня за руку. Я заметил, что ее плечо оттягивает объемная сумка, и на всякий случай поинтересовался.

– Что там у тебя?

– Краска, кисть и хлеб, – невозмутимо перечислила Банни.

– Давай сюда свой хлеб, – я забрал сумку и закинул за спину.

Ноша оказалась тяжелой, и я удивился, как Банни вообще подняла этот груз.

Мы отправились вниз по улице, миновали несколько перекрестков и оказались возле моста через небольшой ручей. Мост находился у излучины, он поднимался над зеленой гущей деревьев и кустов, укутавших крутые берега. Этот мост был пешеходным, нешироким.

– Иди, не бойся, – потянула меня Банни. – Что ты остановился?

Не желая выглядеть в ее глазах трусом, я мужественно шагнул вперед, дошел до середины и победоносно посмотрел на Рульфа. Заложив назад уши, и испуганно поджав хвост к животу, пес поскуливал, не решаясь идти следом. Я постыдил его, а сам, демонстрируя бесстрашие, перегнулся через перила и посмотрел вниз.

Ручей, монотонно журчащий внизу, порос камышом. Мясистые листья и бархатные шоколадные стрелки пробивались между костями огромной рыбы, выступающими из воды и перегораживающими течение. Рыб таких размеров я еще не видел: одна ее костяная голова, блистающая теперь белизной, была размером с антиграв. Зрелище не из приятных, поэтому я, подхватив за ошейник опасливо приблизившегося Рульфа, поспешил на другую сторону…

Мы прошли закрытый магазин с разбитой, пустой темной витриной, в которой скрывался целый выводок кошек. Они зажгли свои глаза-фонари, услыхав, как мимо процокал когтями пес.

Миновав богатый квартал с двухэтажными, огороженными коваными решетками заборов домами, мы оказались на широкой проезжей улице, по которой туда-сюда сновали машины. Правила движения в городе обязывали водителей придерживаться специальных маршрутов. У нас на свалке в том необходимости не было, поэтому мы летали, где хотели.

По улице нам навстречу шел биодом. Внешне он походил на огромный металлический четырехногий куб. Трансгенный гепард в его основании повредил лапу и хромал, от чего жилая часть биодома была перекошена набок. Откуда взялся этот пережиток прошлого на улицах современного Анксина – загадка.

В наше время мало кто увлекался дальними путешествиями. Люди предпочитали жить в крупных городах, а не ездить по земле кочевниками. Их можно было понять – окружающий мир стал опасен. Природа и человек разделили зоны влияния и заключили хрупкое перемирие, с условием – не вторгаться на территорию друг друга. Кроме того, использование трансгенных животных стало слишком дорогим удовольствием.

Живая ходовая часть, представляющая собой четыре конечности, идущие от недоразвитого тела, спрятанного в днище дома, требовала огромного количества белкового топлива. У трансгенных животных отсутствовали головы и хвосты. Их туловище представляло собой бесформенную биологическую массу с крошечным мозгом, спрятанным между лопаток и выведенным наружу отверстием пищевода. Зрелище пренеприятное. Собственно поэтому защитники живой природы и развернули кампанию по борьбе с биодомами, а с появлением антигравитационных машин необходимость в устаревших биотехнологиях отпала совсем.

– Что ты об этом думаешь? – Банни дернула меня за рукав толстовки.

– Ничего хорошего – неудобно и жестоко. Плохо, с какой стороны ни посмотри.

– Спорить не буду, – кивнула Банни, – а вот Йорк Хайко с тобой бы не согласился.

– Йорка Хайко не существует, – усмехнулся я, но, вспомнив, как трепетно Банни относится к своей выдуманной биографии, тут же исправился. – И чем бы Йорк Хайко аргументировал свои слова?

– Тем, что будущее за биотехнологиями.

– Ерунда, вон они, твои…вернее его биотехнологии, еле ноги волочат, – я указал взглядом на биодом и тут же, схватив Банни под локоть, ринулся в один из переулков.

Тому была причина. Биодом качался из стороны в сторону. Трансгенный гепард поджал травмированную конечность и, оступившись, сделал шаг с проезжей части в сторону тротуара. Огромная лапа опустилась на припаркованную возле ювелирного магазина красную «Ливретту». Душераздирающе пискнув, машина захрустела ломающимся пластиком и превратилась в лепешку. Биодом подался, было, в сторону, но, окончательно потеряв равновесие, плюхнулся задом на стоянку, расплющив при этом еще десяток машин.

Из ювелирного, истошно визжа, выбежала хозяйка «Ливретты». Вскоре подоспели и другие пострадавшие автовладельцы. Они столпились вокруг и принялись орать на все лады, желая увидеть виновника происшествия. В железном борту биодома открылся люк, и оттуда высунулась загорелая женщина в камуфляжном комбинезоне. Она принялась что-то объяснять, но толпа ее не слушала. На крики подоспели несколько патрульных машин, из которых вывалила дюжина здоровенных полисменов, которые тут же принялись разбираться, в чем дело.

Решив не дожидаться, чем закончится разборка, мы отправились дальше, волоча за ошейник грозно облаивающего всех собравшихся Рульфа. Возле спуска к большой реке я остановился, а Банни направилась по ступеням вниз, прямо к воде.

– Что-то не так? – она обернулась, почувствовав, что я не иду следом.

– Нам обязательно подходить к воде? – спросил я настороженно.

– Конечно, обязательно, как же я тогда покажу тебе то, что хочу показать?

Я спустился. Утопая кроссовками в песке, подошел к девушке. Она ободряюще потрепала меня по плечу и, усевшись возле самой воды, принялась стягивать кеды. Управившись с обувью, закатала джинсы и, к моему изумлению и ужасу, шагнула в реку.

– Ты что творишь! Сумасшедшая, – в шоке от увиденного, я бросился следом, рванул ее за руку и оттащил на безопасное расстояние от водной кромки.

– Не дрейфь, глаз! Ну, ты чего? – Банни посмотрела на меня, как на маленького испуганного ребенка; ее теплая шершавая рука коснулась моей щеки. – Поверь мне, я знаю, что делаю!

Поддавшись обаянию этой наивной, самоуверенной честности, я отпустил ее руку и отошел на шаг:

– Очень надеюсь, что ты знаешь, что делаешь…

– Конечно, – кивнула Банни, заходя в воду по пояс, – достань из сумки хлеб, пожалуйста.

Мне не пришлось долго гадать, зачем ей понадобился хлеб. Поймав брошенную мной буханку, она разломила ее и скрошила в воду.

– Смотри, смотри! – обрадовалась Банни и замахала рукой.

Я же, в свою очередь, замер, холодея от ужаса. Перед тем местом, где стояла Банни, вода пошла рябью и взволновалась, выпуская наружу полуметровый треугольный плавник.

– Спасайся! – прошептал я почти беззвучно. А сам не мог двинуться, парализованный инстинктивным страхом.

– Все в порядке, – успокоила меня Банни, – сейчас я тебе ее покажу!..

Тем временем, скрытая водой рыба подплыла к ней вплотную. Банни нагнулась, опустила руки в воду, а затем обхватила рыбу поперек огромного туловища, подняла, подтащила к берегу и положила на мелководье:

– Знакомься, Дони. Это – сирена Мария!

– Это рыба! – не согласился я.

– Нет, сирена! Видишь, какая она красивая и совсем не страшная, – Банни похлопала чудище ладонью по круглой, тупоносой голове, – дай-ка мне краску и кисть. А лучше сам иди сюда и пиши!

Я, взяв банку краски с кистью, собрал волю в кулак и подошел. Рыба лежала на боку. Она открывала рот и едва заметно двигала плавниками. Рульф в ужасе от происходящего носился туда-сюда вдоль берега и тонко скулил, не понимая, зачем мы с Банни подвергаем себя такой опасности.

– Что писать? – спросил я с сомнением.

– Пиши «Мария. Анксин. Банни»

– Это зачем еще?

– Чтобы, когда она потеряется, ее вернули мне, – уверенно пояснила Банни.

Я не стал спорить, хотя, с трудом верил в то, что найдется такой идиот, который полезет в воду, чтобы прочитать надпись на боку у рыбы и вернуть ее хозяйке. Поглядывая то на рыбу, то на Банни, я принялся выводить кистью буквы на скользком, тускло поблескивающем броней чешуи, боку. Закончив писать, поспешил отойти подальше. Банни осталась довольна работой, оттащив рыбу на глубину, подошла ко мне и плюхнулась на песок. Тут же к нам подскочил обрадованный пес и принялся тыкаться мокрым носом в руки, словно не веря, что мы остались живы после такого жуткого происшествия. Оттолкнув собаку, я подсел ближе к Банни и поинтересовался:

– Что за фокус? Почему эта стукнутая рыба приплыла к тебе?

– Не рыба, а сирена, и вовсе она не стукнутая, – нахмурилась Банни обиженно.

– Стукнутая, – не согласился я, – иначе, с чего она так себя вела? Нормальная рыба сожрала бы нас сразу, а эта…

– Много ли ты общался с рыбами, глаз, чтобы судить об их нормальности? – урезонила меня Банни.

– Слава богу, немного. Совсем не общался, до сегодняшнего дня!

– Вот и не суди их! – Банни опустила голову вниз и завесилась длинной челкой.

– Ты чего? – я попытался заглянуть ей в лицо, но она еще ниже склонила голову, прячась за белыми прядями.

– Ты мне не веришь, – сказала она тихо, – ни одному моему слову…

– Верю, – соврал я, хотя, может и не совсем соврал, – расскажи мне про ту сторону.

– Хорошо, – Банни встрепенулась, ее глаза блеснули, как звезды. Она вскочила на ноги и картинным жестом обвела пространство рукой. – Далеко за туманом, – начала с театральной интонацией, – лежит та сторона реки! Там живут удивительные люди с белыми зрачками и шоколадной кожей, там машины не летают, а ползают по земле, подобно жукам, туда ведет пешеходный мост…. Вернее вел, а теперь он разрушен и никто-никто не может преодолеть реку.

Она стояла, выгнув спину и отставив назад ногу, а позади нее на реку наползала белая полуарка разрушенного моста. Она словно тянулась к туману, но так его и не достигала. Внизу из воды выступало что-то, видимо это были упавшие обломки камней…

Мы еще долго беседовали. Я наслаждался небылицами Банни о той стороне. Не знаю, верил я во все это или нет, но на душе мой воцарилось то самое, детское ощущение, когда мама читала мне сказки, а я, маленький, доверчивый, прижимал к груди зеленого пластмассового барсука и мечтал, как, оседлав соседский черный «Тригон» – огромный гиперскоростной мотоцикл, помчусь покорять необъятные просторы маминых фантазий.

Глава 7. Воля судьбы.

Когда разговор наш был окончен, угрюмое солнце уже направилось к крышам Анксина. Я поднялся и протянул руку Банни. Она, цепко ухватившись за мои пальцы, поднялась, отряхнула песок с одежды, взбила рукой светлые волосы и улыбнулась:

– И снова пора прощаться… Мне кажется, что мы все время с тобой только и делаем, что прощаемся, или я просто запоминаю этот момент лучше всего.

– Не знаю, – пожал я плечами, отчего-то вдруг смутившись, – чем тебя прощание не устраивает?

– Наверное, тем, что прощаясь, ты ставишь точку в очередной главе своей жизни…ну, или параграфе, пункте. Ты проводишь с человеком день, вечер, час, а потом, прощаясь, как бы говоришь ему: «Это время никогда не повторится».

– Тогда меня тоже кое-что не устраивает в прощании. Но я не впадаю в уныние, как ты, а стремлюсь исправить то, что не нравится!

– Как это? – изумилась Банни.

– А вот так! – выпалил я, сгреб ее в охапку и поцеловал прямо в губы.

Знаю, это был глупейший поступок с моей стороны. Не могу сказать, что на меня нашло в тот момент. Банни рванулась, отталкивая меня в сторону. Я с ужасом отметил, что сила у неё и вправду была невероятная, и, пожалуй, в тот миг, мне проще было бы удержать в объятьях киберльва, нежели эту девушку.

– Ты – дурак?! – отскочив от меня, Банни сморщила лицо, словно проглотила ложку уксуса, и повертела пальцем у виска, – у-у-у, дурак какой! Все испортил…

Я попытался что-то объяснить, но она сделала рукой жест, красноречиво поясняющий, что любые слова излишни, развернулась, вскинула на плечо сумку и зашагала прочь, утопая кедами в песке.

Пойти следом я не рискнул и уныло направился к ближайшей лестнице, ведущей от берега наверх. Небо хмурилось лиловыми жирными тучами. Злое низкое солнце еще отбивалось от них резкими всполохами длинных лезвий-лучей, но через пару минут черная гуща задавила его, заставив померкнуть краски, превратив ясный вечер в серые сумерки.

Оказавшись на проезжей части, я наскреб в кармане немного мелочи и направился к ближайшей остановке городского транспорта. Не успел я достигнуть цели, как прямо передо мной, возле пластиковой коробки-остановки притормозил синий «Антибрис». Из него вылез человек и зашел под навес. Начался дождь. Я хотел, было, укрыться рядом с незнакомцем, но замешкался, раздумывая.

Тем временем мимо меня пролетел огромный бронированный «Харап», припарковался позади «Антибриса», кажущегося теперь совсем изящным и миниатюрным по сравнению со своим могучим собратом. В полном боку «Харапа» обозначилась дверь и отъехала в сторону, выпуская наружу еще одного человека.

Я вздрогнул – вновьприбывший был мне знаком. Он узнавался даже со спины – Бо. Стараясь не попадаться на глаза, я шмыгнул за остановку, прижался к гладкой стене и замер, слушая гневный ускоренный стук собственного сердца.

Бо прошел внутрь. Я не видел его, но отчетливо слышал, как он поздоровался с тем первым – из синего «Антибриса».

– Рад, видеть, рад, – просипел незнакомый больным сорванным голосом и закашлялся. – Как сам, как? У меня дело есть к тебе – есть дело!

– Ингуяш, твои дела – мои дела, – отчетливо прозвучал голос Бо. Нас разделяла лишь тонкая пластиковая стенка.

Я оскалился, словно пёс, и сжал кулаки.

– Отдай мне раба, которого не жалко, раба. Мой ресторан терпит убытки, мой ресторан – Седьмая Провинность. Нужен преступник, для горячего блюда, преступник нужен, – косноязычный Ингуяш снова зашелся сухим скрипучим кашлем, – раба выдадим за преступника, выдадим. Раб ведь, раб, он бессловесный, кто ему поверит? Есть у тебя раб, есть?

– Найдем, – сказал Бо тихо, но отчетливо, – тебе найдем, Ингуяш.

– Это хорошо, хорошо. Давай лучше рабыню, давай. У них, женщин, у них нежнее мясо.

– Бери Банни, – невозмутимо посоветовал Бо. – У нее родных нет, как у других моих рабов, искать некому. Пропадет – скажу, что сгинула на свалках, по которым ей так нравится шляться. Хорошим бойцом была, но стала информацию о боях левым людям сливать и на свалки бегать. Если охотники поймают – придется штраф платить. Не выгодно такую держать. Так что забирай, Ингуяш.

От этих слов я похолодел. По спине ледяными дорожками потянулись ручейки пота. Я посмотрел на Рульфа, голова которого тряслась, словно у игрушки-болванчика: на самом деле дрожала моя рука, удерживающая ошейник пса.

Ингуяш и Бо продолжали говорить, но я их уже не слышал. В моей голове нарастал гул, а виски сдавило, словно тисками. Банни в опасности! Нужно было что-то делать, но что! Оцепенев от собственной беспомощности, я продолжал стоять позади остановки, теряя драгоценное время….

– Зачем звал меня, Бо? Электрический разряд призыва через ошейник, между прочим, вещь очень неприятная, – знакомый голос, не к месту веселый и бодрый, вернул меня к реальности.

Банни! Зачем она пришла! Не знает, глупая, что за участь приготовил ей негодяй Бо! Словно почувствовав мою ярость, громко зарычал Рульф. Скрываться больше не имело смысла, и я выскочил из укрытия:

– Беги, Банни! Спасайся, эти ублюдки хотят убить тебя! – заорал что есть мочи, и кинулся на ненавистную «маленькую голову». – Взять! – махнул Рульфу в сторону оторопевшего Ингуяша.

Мы с Бо сцепились, упали, покатились по асфальту, молотя друг друга кулаками и коленями. Сипло завизжал старик и глухо рухнул под тяжестью прыгнувшей на него овчарки…

Банни округлила глаза и бросилась бежать через проезжую часть к ближайшему переулку… Пальцы моей левой руки сжимали воротник куртки Бо мертвой хваткой. Я поклялся себе, что не отпущу его, давая тем самым Банни возможность скрыться. Правой рукой я размахнулся, как мог, и ударил врага в переносицу. Под кулаком захрустело, плеснуло горячей кровью, и я почувствовал, как тело противника обмякло и потяжелело…

Все произошло быстро, и те, кто сопровождал моих врагов, не успели ничего сообразить. Они выскочили из машин: пара громил Ингуяша и знакомая троица соратников Бо: «мальчик», «коровий глаз» и темноволосый. Истошно заскулил Рульф, отброшенный в сторону пинком огромного ботинка со стальной вставкой в мыске, но тут же вскочил на ноги и оглушительно залаял:

– Беги прочь! Охраняй Банни! – заорал я ему. Пес послушался. Один из ингуяшевых охранников швырнул ему вслед бейсбольную биту, но промахнулся. Это было последним, что я успел заметить. Меня ударили по голове, лишая сознания…

Первое, что увидел, очнувшись – замшелые камни, с забившейся в трещины пылью. Я лежал на животе, завернув набок лицо. Видеть мог только собственные волосы – белые косы, заляпанные бурой кровью, и то, что передо мной стояли двое, судя по тяжелым ботинкам.

– Кем ты себя возомнил, безмозглый выскочка? Какого дьявола ты творишь? – резанул слух ненавистный голос Бо, который, видимо, успел очухаться после удара и теперь стоял на ногах.

– Не смей трогать Банни, урод, – прорычал я и тут же скорчился от боли – кто-то, стоящий вне поля видимости, поддал мне по ребрам. – Сука!

– Ты так и не понял кто я? – Бо присел на корточки, позволяя разглядеть свое, украшенное раздутым синим носом, лицо. – Я Человек Города, а ты – дрянная помойная крыса, вздумавшая вдруг кусаться. Таких крыс следует топить в унитазе, но мы поступим по-другому. Эй, Мелыч! Неси скотч и пенопласт!

– Пообещай, что не тронешь Банни! Не отдашь ее тому старику-живодёру! – выкрикнул я в надежде.

Моя собственная участь меня мало интересовала, другое дело – судьба Банни.

– Конечно, – зловеще ухмыльнулся Бо, – а ты обещай мне, что никогда не выйдешь из воды и издохнешь!

Я не очень-то понял, о чем он, но ради Банни, согласился на все:

– Я клянусь, обещаю поступить так, как ты скажешь, но и ты поклянись, что не тронешь девушку!

– Клянусь, клянусь, – отмахнулся Бо, – а теперь заткнись и наслаждайся!

Подоспевший «мальчик» перевернул меня на спину, прижал к груди белый пористый кусок, а затем примотал его ко мне липкой лентой, после чего кивнул Бо и остальным: «Готово!»

Меня подняли за ноги и за руки и куда-то понесли. Оглядываясь мельком вокруг, я понял, что сейчас нахожусь на Разбитом Мосту. «Мальчик» и «коровий глаз» волокли меня к обрушенному краю, устремленному в туманную пустоту. Догадавшись, что они задумали, я попробовал вырваться, но тут же получил по хребту от Бо:

– Ты дал обещание, крысеныш, так что принимай свою судьбу с распростертыми объятьями!

Понимая, что сейчас меня выкинут в реку, я ощутил страх, тот самый, вдолбленный родителями в голову каждого ребенка: «Никогда не входи в реку, ни за что, ни под каким предлогом…»

– Раз-два-взяли! – парни Бо раскачали меня, как следует, и разжали руки.

Я кувыркнулся в воздухе, растопырив конечности, которые, словно по иронии, мне никто не связал. Через несколько показавшихся вечностью секунд я долетел до воды и по инерции погрузился в нее с головой. Вынырнул, отчаянно дергаясь и отплевываясь. Плавать я не умел и, если быть честным, надеялся утонуть быстрее, чем меня найдут рыбы. Однако проклятый пенопласт не позволил сбыться подобным пожеланиям.       Я застыл словно живой поплавок, окоченев от ужаса и затаив дыхание. В мозгу зрела уверенность, что это конец…

Постепенно меня вынесло на середину реки, прямо к стене тумана. Страх сменился безразличием – большой плюс в моем положении. Согласитесь, чувствовать страх было бы уместнее, сидя на берегу и опустив ноги в воду. В том нашлась бы доля риска, а я, находясь посреди реки, был обречен. Сердце громыхало в груди, словно молот о наковальню кузнеца. В тот миг я страстно желал, чтобы оно само разорвалось, избавив меня от мучений, не хотелось увидеть под собой огромную раскрытую пасть…

Сначала наступила гробовая тишина, а потом меня рвануло вниз, под воду, с такой бешеной силой, что кровь прилила к голове, а тело казалось, растянулось на несколько сантиметров. Вода полилась в рот, раскрытый в беззвучном крике. Кто-то проволок меня под водой на огромной скорости, а потом отпустил.

Я, как пробка, вылетел на поверхность и замер, захлебываясь воздухом, не чувствуя тела – ни рук, ни ног. Руки я, правда, хотя бы видел, а ноги…. Сглотнул – в голову лезли страшные мысли. Пошевелил рукой, потом, затаив дыхание, потянулся вниз – обе ноги были на месте. Мне повезло: рыба, пробуя меня на вкус, вырвала только кусок свободной штанины.

Пока я радовался, меня вынесло течением на какую-то, скрытую водой, шершавую поверхность. Изогнувшись всем телом, я вцепился онемевшими пальцами в ускользающий камень и, обдирая до мяса ногти, пополз, силясь вырваться из ледяных объятий черной реки.

Не знаю, сколько я лежал полумертвый на этом странном камне, одно могу сказать – долго. Наконец, собравшись духом, поднял голову, оглядываясь. Наступила ночь. Позади меня клубился плотный туман; впереди, отрезанный широкой полосой воды, ровной отвесной стеной поднимался берег, от которого мне навстречу вытягивался полуразрушенный мост. Я понял, где нахожусь. Это была другая сторона реки.

Значит вот он какой – конец. Я посмотрел в темную воду, и увидел в ней отражение своего лица. Не думал я, что жизнь заканчивается вот так. Что дальше? Я глубоко вдохнул и протяжно выдохнул. На душе стало спокойно, страх исчез. Что мне оставалось теперь? Двигаться дальше, в неизвестность.

Я набрал полные легкие воздуха и сполз с камня обратно, в воду. Сильное течение тут же подхватило меня и понесло к неизвестному, едва различимому во мраке берегу.

Я подумал о Банни и о своем обещании, данном Бо. Даже после смерти, я не собирался его нарушать. А земля, между тем, приближалась. Да что толку, выйти на сушу все равно вряд ли получится, поэтому, тоскливо глядя на высокие берега, благодаря злосчастному пенопласту, я неустрашимо плыл вперед, пока моему взгляду не открылся узкий проход в стене прибрежных скал – протока.

Я, не задумываясь, свернул в нее. Здесь вода была не черной, как в реке, а шоколадной, торфяной. В ней блестели отраженные звезды, и казалось, что река – вовсе и не река, а жидкая ночь, бесконечной глубины бездна, ограниченная мякотью распоротой на два мутных берега, земли.

Глава 8. Девы и тьма.

Я все плыл и плыл в коричневой густой воде. Иногда путался ногами в тине и водорослях, иногда по животу пробегали ледяные пальцы холодных течений. Тело, казалось, наполовину растворилось в воде, двигаться было легко, удобно. Наверное, так чувствуют себя рыбы. Может, я сам стану рыбой и буду вечно плавать в темной воде – слишком темной воде, от которой даже воздух вокруг наполнился тьмой. Из этой черноты протягивали свои ветви прибрежные деревья.

Я плыл дальше, ничто не могло меня остановить, терять мне было не чего. Я уже фактически умер, практически же еще существовал, но окружающий мир мало походил на реальность, возможно, это и было тем, что видят после смерти. Поручиться за то, что рыбы в реке меня все-таки не сожрали, я не мог. На какое-то время тьма вокруг стала такой плотной, что я уже не в силах был различить воду и воздух…

Течение сделало резкий поворот – меня мотнуло, в лицо плеснула вода. Ударил яркий свет. Я зажмурился, затряс головой, вода хлынула в нос, защипала горло. Я закашлялся, закинул голову вверх, чтобы не захлебнуться.       Несколько минут плыл, продолжая сжимать веки. Потом, все же решил, что осмотреться в моем нынешнем положении просто необходимо. Открыл глаз, один, больше у меня пока и не было – свет оказался не таким пронзительно ярким, как думалось сначала. Река подсвечивалась масляными, желтыми фонарями, стоящими в воде и вырезающими своими точными, направленными лучами узкую тропу прямо посередине широкой протоки.

Сначала я хотел выплыть на свет, но что-то остановило меня, и я стал потихоньку пробираться по самому краю освещенной полосы. Плыл долго, а светлая тропа все не кончалась, к ней примыкали другие такие же тропы, и мне приходилось нырять на перекрестках. Я, продолжая держаться темных мест, двигался у самого берега, под свисающими до воды корнями и ветвями прибрежных растений.

Из-за очередного поворота раздался шум, я не сразу понял, что это смех. Я перестал плескать водой, замер, даже не дышал. Мимо проплыла стайка девушек, очень красивых и совершенно голых. Они смеялись и плыли куда-то вперед, строго придерживаясь световой дороги. Куда и зачем они в таком виде плывут, я не смел даже предположить, однако, не раздумывая, двинулся следом, продолжая скрываться. С каждым новым притоком девушек становилось все больше, плыли они все целенаправленнее, а смеялись тише.

Я притормозил, ожидая пока странные купальщицы исчезнут за поворотом. Сам остановился на минуту, обдумывая, стоит ли следовать за ними. Я прижался к опущенным в воду ветвям ивы. Что-то шевельнулось позади. Холодея, я ощутил мощное движение темной массы воздуха. За моей спиной кто-то находился….

– Красивые? – голос засвистел прямо в голову жутко и едва слышно, казалось, заговорила сама тьма.

– Да, – ответил я, не сомневаясь.

– Ты знаешь, кто они?

Что-то опустилось с берега мне на плечо, видимо рука. Ощутив тяжесть, я изо всех сил греб под себя ногами, чтобы не хлебнуть воды.

– Кто? – стараясь не выдать голосом свой страх, скосил глаза и рассмотрел очертания руки, белеющей во мраке.

Кисть мало походила на человеческую – наполовину лапа, тонкая, изящная, в кольцах и браслетах, томно мерцающих из темноты…. Не рука…. Нет, никак не рука! Такие конечности бывают скорее у длиннопалых охотничьих собак или оборотней в книжках-страшилках.

– Они – девы, – существо во тьме засмеялось беззвучно, его страшная рука затряслась на моем плече, – они прекрасны, потому что чисты и невинны. Я храню эту чистоту. А зачем пришел ты?

– Мимо шел, вернее, плыл, – ответил я честно, перебарывая дрожь в голосе.       Черт! Что за тварь сидела за спиной, я даже предположить боялся. В голове крутились воспоминания о сказках про ту сторону, услышанных в детстве, и небылицах Банни. Подземные кони, Древний Человек… Что еще? Антропорысь – возник в голове рисунок из потрепанной книжки, времен королей, разложенной постранично на витрине выставочного стенда библиотеки. Люди-собаки и другие чудовища. Поборов страх, я, решив расставить все точки над «и», поинтересовался:

– Ты антропорысь?

– Нет, – существо снова беззвучно засмеялось, сотрясая листву ивы, накрывающей ветвями участок реки, на котором я находился. – Я страж.

– Их караулишь? – кивнул я вслед уплывшим девушкам.

– Караулю. От таких, как ты! – в свистящем голосе прозвучали злобные ноты, а стальные пальцы зажали мое плечо, как капкан.

– Мне не нужны твои девственницы, у меня своя девушка есть, – соврал я, выдав желаемое за действительное, ведь Банни вовсе не была моей

девушкой на самом-то деле.

– И кто же она такая? – меня потянули из воды вверх.

Силища у невидимого существа, похоже, была нечеловеческая.

– Ее зовут Банни. Она из спутников Йорка Хайко! – выпалил я, сам не веря в то, что говорю.

Еще день назад я счел эти слова глупой небылицей, но теперь, почему-то с гордостью озвучил их непонятно-кому, сидящему во мраке.

– Банни?

В страшном голосе прозвучало недоумение, и меня швырнули в реку с таким бешенством, что я на метр ушел под воду, хлебнул носом, ртом, а потом вылетел, как пробка, на поверхность, фыркая и отплевываясь.       Развернувшись к берегу, я искал глазами своего таинственного собеседника, но на ветке ивы уже никого не было. Дерево даже не качалось. Я замотал головой. Бррр… Показалось, что ли?..

Девственницы плыли в свете фонарей туда, где из воды выступало что-то. Сначала я не разобрал, что это такое, но потом разглядел – прямо на воде зависла старая женщина в пышных и дорогих одеждах. По-видимому, незнакомка сидела на чем-то, но из-за наряда казалось, что она растет прямо из темной глади реки, словно фантастический цветок. Загадочная старуха была слепа, я это понял по жестам и по тому, как она трогала пальцами проплывающих девушек, даже не поворачивая головы.

– Мои дорогие, мои бедные девы, – прозвучал голос, – всякий год вы приплываете ко мне, желая получить ответы на свои вопросы. Вас держит тьма. Вы не можете выйти за края освещенных речных дорог – такова ваша судьба – быть жрицами Темной Охранницы.

Желая расслышать каждое слово, я подобрался так близко к девушкам и старухе, что не заметил, как выплыл из укрытия. Сообразил, лишь тогда, когда меня подтолкнули сразу с двух сторон.

– Как ты можешь плавать в одежде? – прошептала мне одна из девушек, светловолосая и, как я успел рассмотреть, пышногрудая, совершенно не удивилась, что я вот так взялся неизвестно откуда.

– Что у тебя с глазом? – другая, с длинными черными косами, озабоченно осмотрела мое лицо. – Ты что, ослушалась Охранницу и понесла наказание?

– Ослуша-лась?

Меня словно кирпичом по голове ударили, я бешено ощупал тело, холодея от самых жутких догадок. Я что, умер и превратился в женщину? Только не это! За что? Лучше рыба! Лучше забытье! К счастью, запаниковал я зря, все необходимое было на своем месте.

– Откуда ж ты приплыла? – блондинка приблизилась и стала деловито вытаскивать листья и водоросли, запутавшиеся в моих намокших волосах.

– Приплыл. Я вообще-то парень! – предупредил я на всякий случай.

– Кто? – удивилась брюнетка с косами. – Ты издалека приплыла? Да? Из другой страны?

– Отстань от девочки, видишь у нее шок, – блондинка вытащила из моих волос несколько рыбьих чешуек, каждую величиной с фишку казино. – Ого, что это?

– Рыба, – проворчал я, – чуть ноги не отгрызла.

– В темных реках нет рыбы. Ты, наверное, издалека. Как ты проплыла через тьму? – недоумевала брюнетка.

А между тем, вокруг меня толпились уже несколько прекрасных дев. Они смотрели с доброжелательным спокойным недоумением, продолжая принимать за девушку. Все это выглядело, как какой-то безумный фарс или дурной сон. Где я, кто я, и кто все эти девицы? Пока что догадок в моей голове не обнаруживалось, даже самых невнятных.

– Пусть задает вопрос без очереди, пусть идет, – распорядилась, наконец, блондинка.

Меня настойчиво выпихали прямо к ногам слепой женщины. Я ткнулся носом в край пышной мокрой одежды, поднял глаза. Сухая старушечья рука, желтая, с зеленоватыми дорогами вен, коснулась моего лица, вздрогнула, погладила волосы – так гладят собак, которых боятся, осторожно и быстро, готовясь в любой миг отдернуть пальцы.