Читать книгу Поминки по Финнегану. Глава 1. Падение Финнегана. Авторский перевод - Джеймс Джойс - Страница 1

Изложение тем. Битва на Небесах

реколея¹, мимо Евы и Адама², от рыска брега до сгиба бухты, приводит нас просторным викусом рециркуляции назад к Хоутскому Замку и Окрестностям³.

Сэр Тристрам, виолёр д'аморес⁴ /ворун любвей/, и'за короткого моря, покающе не переприбыл из Северной Арморики⁵ на эту сторону тощего перешейка Малой Европы чтоб орудовоевать свою пенисулярную войну: ни шары у тимуровцев^5* по течению Окони не раздули себя до Лоренс Графских гаджо⁶ пока шли они двоя свое нищьё все время: ни гласом изогня не замехачило мише мише⁷ дабо тяфтявкнуть⁸ тъесипаторфик⁹: покающе, хоть и отчий спор после, один шкетух не отметелил блендного старого исаака: покающе, хоть в Ярмарканде и все тщеты хороши, не кинули близа сэстер¹⁰ коней двоемý Натанджо. С алый хрой папкина молта наварили Джем и Шен при арковом свете и кровасный конец к дождюге был виденным быть колечно на аквалике.

Крах (бабабадалгарахтакамминарроннконнброннтоннерроннтуонтунн-троварунаскатохоохоордентурнук!¹¹) одного когда-то уоллкризного старперра¹² рассказывается рано в постели и позже по жизни вплоть через все христианское министрельство. Великий крах состеныча¹³ повлек по столь краткому уведомлению пзхйпад Финнегана, перво солидного перца, что сей шалтайхолбош себяшкин шмыгом шлет одного юбливого хорош на запад в поисках своих болтайболпальц: и вот их главшлагбаумостриёместо¹⁴ уже по толчку в парке где оранжи¹⁵ выложены ржаветь на зелени¹⁶ были с тех пор как дьяблинперши полюбил ливви¹⁷.

Что за схлесты тут будей впак небудей, устригов¹⁸ затыкая рыбогов¹⁹! Браквак Кваквак Кваквак Кваквак²⁰! Коакс Коакс Коакс! Уалю Уалю Уалю²¹! Кваувау! Где Баделерцы²² протазаны²³ всё хотят еще матемосилить Малакуса²⁴ Гранатёрса²⁵ и Вердоны катасвежуя камибалистику с Голобрысцев из Капюшачей Головы. Оссагдаи и бумерестники. Содово родье, будь меня страхом! Святохвали, спасите. Оручья взывают с треслезкой, ужасая. Биллубиллбилла. Мздон, мздон. Что за случайные обняшки, что за кашлы проветрены и вентилированы! Что за вельмнелюбщики²⁶ грехмурённые что за тягототпущиками²⁷. Что за истые чувства к и́хнему волосену со что за силоменным гласом фальшивой якоты! О здесь здесь как же рыскнулся в супрахе отец блуддистов но, (О мои сияющие звезды и тело!) как хитроспряло всевышние небеса знамение²⁸ мягенького адвертисмента! Но вас из? Иштяк? Преж быв клоайки? Дубы прольхного теперь они покоятся с торфом все же вязы вскакивают где ясебы свалены. Пфаллуй еже ты лишь хочешь, встать ты должен: и нисколь не так скоро тоже фарс на монешку придет к записону секулярный фениш.

Падение Финнегана и обет воскресения. Город

Бугместер¹ Финнеган, с Заикающей Руки², вольянцев каменщик³, жил на широченнейшую из воограничных ногу, в своем лучинном чурдалике для посления пока иешудьи⁴ не дали нам числа и Гельвит⁵ не свершил второзаконие (одним вчёрником стырно стуксил он свою тетулю⁶ в тазике длябы оплеумыть чертущее своих лицеб⁷ но скорей чем он спешно выснопил ее снова, мочью моисея, сама вода была распотренна и Геннезцы уж встретились со своим исходом так что надо показать вам что за пентюсочным⁸ малым он был!) и в течении моцных с лишним лет этот человек лотка, цемента и сооружений^8* в Бухарей Хуторе штабелял здание супра зданием на берегах для жовцов по Такойте⁹. Он взбалмудную милюсиськую фифичку Энни мерзлеял маленького зюрька¹⁰. Сея власайцем в борзках подсовывал твою часть вея¹¹. Зодчасто заилкашен, митра вголоди, с хорошенькой кельмой в охватку и кремаслёным комбинеслоном который он особычно прохотливел, подобно Харуну Чайлдерику Еггеберту¹² любил он калигулить на примножностях всёсоту и углоту пока не взаперед он в неразбавном свете ликёра гдвойня гбыла рождена, его шароглавый шпырь иных дней подняться в неголотой кладке стоячил (дайгромне!), один вьюнодец небосъеба наиболей любоглазной высемли собашенно, строисходя от рядом с ничто и небескалируя гималы и всё, иерархитектокозаносчивый, с горящим кустом напучху своей погревышки и с ладрами струменщиков клитеряясь вверх и спотыдах из ведра клодырясь вниз.

Первых был он голить герб и имя: Вассалий Бухохолев из Исполингеборга¹³. Его курвальдический нашлемник, в изумрате с роголепиями, будоражащий, арджентный, вязёл, герольдщик же, ужасный, рогатый. Его мощитка отпопкина, со стрельцами натянутыми, гелиопная, вторых. Хучка дана мужепашцу рукоятя свою мотыгу. Хохохохо, Мистер Финн, да ты будешь Мистером Финнебаном! Придельник нутром¹⁴ и, О, ты завинца́¹⁵! Воскресланья ж канун¹⁶ и, ах, ты суксился¹⁷! Хахахаха, Мистер Фанн, да ты будешь офипенян снова!

Что же агентно говоря¹⁸ вызвало ту козледию¹⁹ в четвегром²⁰ этот муниципального греха бизнес? Наш кубодом²¹ все также качается как уховидец на гром своих арафаток²², но мы слышим также сквозь последовательные года тот захускалый хорейш²³ некалифанных²⁴ мыслименеймыединых²⁵ что вычернят белокамень когда-либо опронесшийся с небес. Обопри нас поэтому в поисках нашей строгодности, О Вседержитель, в какое время мы встаем и когда прибегаем мы к зуборлашке и перед тем как грюхнуться на наш кожовик и в ночи и при угасе звезд!²⁶ Ибо кивнуть прореду лучше чем мигнуть отсвятствующему²⁷. Ипуче же всякие шепути²⁸ типа того прохрестра глумясь междуином²⁹ джебеля³⁰ и цигипетсткого моря³¹. Корнотрав мой хрустбатый пусть решает³². Тогда мы и узнаем является ли празник лётницей³³. У нее есть дар обозрения³⁴ и она всёходя ансарит³⁵ помощникам, дремадушка. Осторожно! Осторожно! Это могла полубыть осечка брикета, как говорят некоторые, или ж то молжно былоть в силу коляпсуса его назадных обещаний, как смотрят на то другие. (До сих пор рассохраняются тысяча и одна историй, по всей сказности, об одном и том же). Но низме́нно все же абе ел у ивви стрященных яблосней (а что с волхвальными³⁶ ужасами роллсранцев, лашин, автомыг, камнеторов, флюргонов, трамдрев, грузопанов, автокинетонов, гиппохобилей, флотульцев, турксичкек, мегалюшек, циркруг и раёных сурвов и базиликерк и аэропагод и домдёжа и весельчуши и пилера³⁷ в пальто и мекленбуркской³⁸ сучки прикусив его за ухо³⁹ и мерлинорских запрубков и его четредних старых порбегов, чем скучше тем лучше, его черные как бич тросчистки по двиголдцать за дюжину и нубибуськи⁴⁰ салазят по Дави́тсять-первой⁴¹ улице и дырывжалюзи⁴² вынюхивая на Ябедном Углу и пары и чаяния и шумохот тутошних римозяек его вилля, домочистов, духолуев, дурам и дурам нефоциант миром⁴³, весь возбунт со всех воскреш, криш для мани и риф для тёмы батт⁴⁴ под своим мостом катит тоне) близ дуплездения Фил щутил до-бухьяла полн. Его гуллива качанствовала тяжелой, его коряйцы затряслись. (Там была стена конечно в эрекцессе). Бом. Он стрыкнулся с лазницы. Бам! он стал никцом. Бум! Мы стебаться, мастербаран когда челонах рженится на своей маршлютне это полный длиннец. Всему миру на посмотрище.

Поминки. Пейзаж предзнаменует ХЦЕ и АЛП

Шиза? Ничё себе! Макул, Макул, отчи вожжи ты отжил¹? от напряжного жаждничного траутра? Всхлипы они делохали на Филлагана рождéрскверных поминках, все хулисвятцы страны, распростершись в своем цепении и двенадцатично обильной плеторе рыдовоя. Были там сантехи и слыги и шерифы и цитрачи и рейдеры и китайшники² тоже. И все они преисполинились с крикней обшоутельсностью. Агог и магог и все кругольны́е вдрызг. На продолжение сего оторжествления до Ханихуниганского уничтожения. Некоторые в кинкинском хоркасе, большинство ж, причитая канкан. Презвомыча его и опульняя его. Он окоченел но он тверд является Приамом Олимом³! Бывало был он растойным рабоселым молодцем. Наточите его краеподушный лепень, подкуприньте его гробас! Вездючи на этой плутине услышишь люты́й собный грехот снова. С их глуболобыми шутколками и припыльными фиделиусами. Положили они его низолиц в постельдний путь. С губокалипсом финиски у его ног. И поклачкой гинезиса вышед головы. Чаегонные флюиды сушь лишь чебуха для бухарей, О!

Хурра, есть никого кроме мла́дного глефа ибо церый глобус колёсится на виду что тавтологически суть одно и то же. Ну что. Он существо так на камбале своей тушны́ как переросший дитярик^3*, давайте крох поглянем, посмотрим, на Егона, ну что, сотри смотрицы осень здесь осень⁴, плитарелку. Хм! От Каплицинов до Бейливика иль от эштуна до бароклятвы иль от Скупибанки до Круглавы иль от подножия счета до орлиндского глаза он мирненько распролегся. И всепутьем (рог!) от фьорда к фьельду его бухтров габобои точно завопят его помеж скал (хуахуахуа!) в плытьплылплыве и поливвенной ночи, дедальной пещрянной ночи, ночи плюрабельчиков, ее порхлейта в хитрых хореях (О карина⁵! О карина!) будит его. С ее иссаванскими эссаванами⁶ и скотоджэкмартинами вокруг всех им входиниц и выходомов. Размазывая бабочкины глазки⁷, взирая длань унылого дрязглого Глухлина⁸. Молитва пред Обжорьем. За все что нам, масли гречно овощей⁹, нисповедет. Воспали хруща и берегай блуда зоба ради¹⁰. О схлынь¹¹! Будто мудак¹². Дедульфин свалился вниз но бабойко сжигает бланк¹³. Кочето на окорани блюрти? Финнфойфом Пёрш. Кочето-сы его перченой головой? Буханка Сынпетруха Кеннедийского хлеба. А кочето прицеплено к танчику его хлыста? Стакан Дану У'Даннелского пенносходного Доблинского эйля. Но, гля, как вылакали б вы его жуливольствие и вонзили зубы сквозь ту мокоть белоцветочного телья во владении его как чугемота ибо он нойгдельше. Кончище! Только стертография вчерашней сцены. Почти румяный Сёмгасалар¹⁴, древний всерез года Агапемонидов¹⁵, он расмольтился в нашем чумглане, заскорбьсорбирован и упакобран прочь. Так что едапеза эта измёртвлена для лосось-кого, шлюки, шлейща и злаченой середки¹⁶.

Но все ж да не увидим мы еще бронтоихтиандровую фигуру очерченную в дреме даж в нашем собственном ночивреми на осоке судачного снотока что Бронто любил, а Брунто опору мёл на. Здесь лежит едил¹⁷. Рядом со свобоженкой малышкой. Чтосли ей быть в фартукьях и порхочьях, воняпках и выцвечках, с кучей руднег и попрошать с передник. Это еще что, сто пудов, мы все любим маленькую Энни Руини¹⁸, или, мы имеем в виду, любаленькую Энни Рейни, когда под свонтиком, она дуройдёт козойдёт притенциовывая. Хы! Брюзливые спаиньки, хы хряпишь! На Бенн Хизере, в Шпилеополе тоже. Черепная головка на нем, отлинатель его мотивов, всмотритесь-ка во младуна в вонтамути. Ах фы? Его глиноги, обдерненные в патриве, торчат моцна где в последний раз упаловных¹⁹. У холзи жорнальной сценки, где у Джули млели зенки, в сескровиной шали. В то время как перепротив этого красоток альянса внезади золма шоссят, святолого золма! на мешворках форта, бом, тарабом, тарабом²⁰, притаились засадояжеры, зрелище лиффящих-вы-жидоне верхуев и дешомеров. Отсюда когда облака катят мимо, джейми, вид с надптичьего полета удовляем на нашу курганную массу, Волинстоунзкий национальный музей, совместно, на несколько зеленоватой дистанции, с очаровательным герцогством Ватерлузским и двумя вполне́белыми деревеньками кто покаслушничают так щекотуний писеж литсв²¹, хорошуличек! Проникателям позволяется внутрь музеохолма бесплатно. Уэлш и Пади Паткинсы, один шеленк! Вспомчехвосцы индалиды старой гвардии найдут тут пусьпусный пуссипрам чтоб насыдить сорт своих ядиц. За ее отмычкой снабжай дворницу, мистрес Кейт. Намек²².

Вимбильданова Музейната (Ватерлоо)

Вот путь в мяузейнату. Осторожно шляпы вкозля внутрь! Сейчас твы в Вимбильданской¹ Мяузенайте. Вот Просацкая пошка. Вот франтуз. Намек. Вот флаг Просацких, чапка и колдудце². Вот пуля что въехáла флаг Просацких. Вот франтуз что палил на Буйле что въехáл флаг Просацких. Салюз³ Коршуганн⁴! В гору твою пилку⁵ и вилку! Намек. (В копыточко! Отлично!^5*). Вот та тригралка Липолеума. Намек. Липолеумка. Вот Вимбильдан на своей той же самой белой лошаднице, Кокенгааге⁶. Вот большой Срартур⁷ Вимбильдан, знатный и магентический⁸ в своих золовянных шпорах⁹ и выжелезном¹⁰ фракцоге и катребрашных¹¹ деребашмах и магнатовых хортяжках¹² и бангкокском¹³ гламзоле и гаэлгуновых¹⁴ галошах и белопонтецких¹⁵ войнталоонах. Вот его большая белая лошадница. Намек. Вот три липолеумных пацашки брюзжавшись к земле заживо в смеркопах. Вот один вражбийственный инглуш, вот вошландец серый, вот дьяволлиец, нагнувшись. Вот мольшой липолеум убывающий липолеума мельшого. Галлогурский¹⁶ оргаумунт¹⁷. Вот мелкий липолеумчик что был ни мульшим ни мальшим. Ассаи, ассаи¹⁸! Тродыр Фиц Нахер. Грязный МакДайк¹⁹. И Волосатый О'Хаери. Все они арминус-варминус²⁰. Вот Делийские альпы. Вот Монт Тивел, вот Монт Типси, вот Гранд Монс Инжун. Вот окрымляемая линия альп кольцеясь контужищем для троих липолеумков. Вот джиннки с их ливорнками финтя про-честь в своей рукодельницкой книжке по стралегии²¹ пока войницы их неглижелят Вимбильдана. У джиннок минетка в ладони и у джиннок распучерны волосы и у Вимбильдана ветрит дуй. Вот большого Вимбильдана мармореальный телоскупный²² Чужедранец поосадаль на фланках джиннок. Секскалибер²³ блоших сил. Намек. Вот я Белкум произродя свою филиппу из своей самой Ужасной Наимрачнейшей Козыряжной Кромвельницы. Граблёной. Вот джиннок корозрелая депеша дляб оробесить Вимбильдана. Депеша в тонких красных линиях накрест витришки у меня Белкума. Йо, йо, йо²⁴! Долевой Бартер. Мытарь жесть воем! Кадило утварь малюсенькой фрулички. Сову женим²⁵. Намек. Это были тиктаки джиннок длябы фонтенуарить²⁶ Вимбильдана. Ши, ши, ши! Джиннки царевностно люблазняя троих липолеумов. И липолеумы пошлы бойкохотью на того самого Вимбильдана. А Вимбильдан дымит своего бандуру. Вот герольд Белкум, боннет киверу, наспешая свое святойное слово с яйценицей по уши Вимбильдану. Вот Вимбильдана шлюхнутый ящик для приспич. Приспича деслоцируема на регионах задко меня Белкума. Саламангра²⁷! Ай, ай, ай! Целковые джинночки. Жор победи! Ссаны фуй рьян, одинокуй²⁸. Вимбильдан. Это была первая шутка Вимбильдана, тик за так. Хи, хи, хи! Вот я Белкум в моих двенадцамильных каучушах, скрип, скрип и передовой выдвигайло, дряпая поле ради джиннок. Хлебни глоток-ка, залпохлёб, ибо так же нескорее еще купить ему гиннесса чем спортить спертый портер. Вот Рыские ядра. Вот траншуз. Вот батаряды. Вот Пушечный Корм с гузкой. После его столдневного индалджинга. Вот уроненые²⁹. Вдоволь замлей³⁰! Вот джиннки в красущих боненьких глюхерках³¹. Вот липолеумы в буялых фрейтузах. Вот Вимбильдан, у осколков Пропки, открыть огонь. Сватюшки мои! (В быхо! Пли!) Вот верблюдерия, вот потоха, вот сульферины³² в действии, вот их минервы, вот психические ожоги. В сивушный рог³³! Артишок тебе пизанский. Вот крик Вимбильдана. Брум! Брум! Кумбрум³⁴! Вот крик джиннок. Чур непогоди! Бык потакай нагличан³⁵. Вот джиннки убогая к своим шустерлистам³⁶ на спонтанных каплунках. Со сьёп сьёпным сьёпом и скок прык скоком так воздушным. Ибо сердца их тут как тут. Намек. Вот меня Белкума споси спокный сильвуплет³⁷ за муражки в саване его картечи. За миродину! Вот укусина марафона развесёла джиннок оставили те после себя. Вот Вимбильдан дряцая свою ту же самую мармориальную целоскупную Наутёчницу за свои королевские развледения на боглых джиннок. Ганболиста делля порка^37*! Делавера фа-минора³⁸. Вот кралюсенький из липолеумов, Вориска, что шпионил за Вимбильданом с того большой белой лошадницы, Копейнкопы. Стенкопёрт Вимбильдан – старый промашный супружец. Липолеумы – славные жередые хлопстяки. Вот гиена³⁹ гинбрысси ржущая изо вслух сил над Вимбильданом. Вот лейпицкий⁴⁰ мугли хвоюя пужас от гинбрысси. Вот хиндуй Шимар Шин⁴¹ меж мугли боем и гинбрысси. Намек. Вот злоский старый Вимбильдан подырая половинку трилистниковой шляпы липолеумов отыз провя брязи. Вот хиндуй ярозло раджневан на бомсцышке. Вот Вимбильдан приматывая половинку шляпы липолеумов к торщвосту на козде его большой белой лошадницы. Намек. Это была последняя шутка Вимбильдана. Хит, хит, хит! Вот та же белая лошадница Вимбильдана, Кобельшняген, виляя своим тылоскрупом с половинкой шляпы липолеумов чтоб атакоблять хиндуйного сибоя. Хннней, хнней, хней^41*! (В бытряпку! Фол!) Вот сибой, сумяушный кошапник⁴², пóдскочка и долойник, орет Вимбильдану: Ап Пуккару⁴³! Пукка Юрап! Вот Вимбильдан, хлевождённый гентельмен, трутит свою спицыцницу на курцыганского Шимара Шина. Чур те брал! Вот радигубный сибой⁴⁴ сдувает всю половинку шляпы липолеумов с кончика хвоста на заду его большой широкой дружепницы. Как кончил Копенгаген⁴⁵. Вот путь в мяузейнату. Осторожней ботинки выкозляя наружу.

Пфу!

Дом Иервикера. Служанка-курица находит письмо на навозной куче

Как тепленько бы мы внутри там но как ухладно здесь воздухоженье. Мы знигдем она живет но вам нинзя говорить не-куме по лампе Джига-Фонаря! Это омаленный свечкой домок месяца и одня ветрёшка. Даунадаун, Верхний Даунадаун. И момерен ватсондевиц. И погода такая по-резону тоже! Бредячий ветр вальскруг пилтдаунов¹ и на каждом гребанном кочкамне (если сможешь разглядеть пятьдесят я высмотрю еще четыре) такая пташишечка, одзынька, двинька, трелька, чаротолка, петька, шасталка, сёмкалка, авоськалка, девичелка, кудесятка пташулечка. Всамгорье дроздополей! Под своими семью ротщитами лежит один, Лампрор². Его мечатка подле его. Шпулём сконенный. Наши голуби парочка залетны быв к нордклифам. Трое из ворон^2* похлопали южно, кваркая о дебакле квартерам того неба откуд отвечают плебки: Вой, эт' славно! Она некогда не выйдет когда Тхон на смотливне или когда Тхон сверкнет со своими Русалка девицами или когда Тхон дует трешный зуд на кельтов Тхона. Не нубо нет! Ни кола в зине! Ней было б слишком ночень поездно. Схоронь-мне-палок и завяж-мне-пучеглаз и каждого чёртного на золе³. Фи фо фом!⁴ Она люшь не чает пока мольцыки не будут мольцыками. Вот, и сейчас продолжает оказываться, идет она, фугля мира, пародайная^4* птичка, аистая погородица, буколочка в посейдаже, с цибисом и знахарьями в малошочке на пальчочке и флесткой фляской суеметая прифейженных пактов удачи-вамные поклучники, подобрав тут, поклевав там, пусипуси трофипуси. Но же армитиды⁵ этим близком, милитомирус, и из автора желаем мы хвастливого дрожества мелочейным мастерам6 и быть там горласному перемирию для случивейших детерей в узде7. Стань задом со мной и восшептай день тот чтоб разные мы⁸. Она заикнула у кучера фару лучше было чтоб пасти (кто идет прелестно йдёт чуловечки и фуфельки покруг). И все добычные вещи идут в ее рянец: платрончики и слестящие пулевицы, колготки с начесом и фляжки всех наций, клавичицы и налопатники, карты, ключья и поленницы надпенсовиков и залуненные брошки с кровавичными бречами в их и хвастонские^8* подтяжки и массы чуфлочков и цацные мишурушки и капец всем орущий⁹ и уродовательный козелок кошаств и гаубицу мылом моя¹⁰, ильцы и эльцы с любой любью и плачками лольчиков, мошкарлики и личудки, и последний вздох что идет от перца (покниженные!), и незапервеннейший грех что видолнце (это ковчечно!). Целую. Целую крепко. Крест накреп. Целую накрест. Доконав дней своих. До вскляксы.

Как украстно и правдевиче с ее стороны, когда в запаре щенок¹¹, воровать наши исторические настоярки из прошлых послепрорицательностей так чтоб буде сделать нас божемниками и камеристницами взъерошенькой чертногусломки. Она живвит средь нашей долгибели и смётся кожной уморой для нас (ее раждуемость неконтролируема), с салфартучкой для ее каше и ее сабо давая жарий (так тёрно! так жмаль!) попросишь ежель вы и я те отскажу. Ху! Ху! Грихеры могут подняться, а троштанцы пасть (там бывая по-двое возрений на всегдажную картину) ибо на бочных тропах верхнего непровидения это и есть что делает труды жизнящими того чтоб бросить и мир это клетка для срешников чтоб срешить в ней. Пусть молоденькие жущины увлекаются пессказнями и пусть молодые у́мчины толкуют складно у заднищего за спиной. Она знает свой рыцочный долг пока Лунтум спит. Сберегла тыль деньго-нибудь? говорит он. Сделала я что? с мышкой говорит она. И все мы тут как мужианна потому что она корыстолюбка. Хоть осыртания масли и лежат под ликвидацией (потёб!) и нет там небылда ни бровисинки ни кустницы на этом голышце мироздлого господлецтва и она ссудит восковую свечку и наймет торфа и кошарит берег свои складки б согреть и она сделает все что может завсегдайка даб пихнуть занятие. Распахнуть. Пыхтеть защелкой. И случись даж шалтаю залупасть колцать раз как неуклюже снова в борбухсалуне всех наших великих увещевателей как будут там ички на завтраур, глазуньей ксёндзу¹² заботливо. Так истинно суть то что гдесть кувырок челяй заварен тоже и когда думаешь ты приметил зань будь уверен чтолько петушен дурицей.

Тогда ж как она за своей бихевиоритной работой в приблуде короленны, фруктея ради первенцов и беря свою десятину, можем-ка мы свершить свой обзор двух холмиков даб не увидеть ничего из небесков здесь как и в где-либо, всерх ералашками, как и очень многие хигилы и коллины, красиживаясь, ягодушенные и в симпахник, в своих шуршушащих сатинах и тафтафтяных лосинах, исполняя вартонов чудень на пиоле пурка. Подъем, хьюйцы! Приглаживайтейсь прямо к миннкам! Без промедления, Николас Прауд. Мы можем и не увидеть и не услышать ничего если решим так о коротконогих бергинах неподалеку Коркхилла или бергамурах Арборхилла или бергагамбол Саммерхилла или бергинчелях Мизерихилла или кантрибоссных бергонах Конститушнхилла хоть у каждого толпода и найдется парочка своих мотивчиков и у каждого ремесла своя клевирная механика и у любой гармонички собственная фишка какая-нибудь. Олаф справда и Ивор слова и Ситрика место помеж ими¹³. Но все они там еле-еле наскребая выдавить подобие что поре́шит и потешит жизни проблезианский ребус, отплясь вкруг своей средины как лососец на гриле, О, когда лежит он кре́мля от макроборга Крепстоя до микробирга Пылебота¹⁴. Надлежай сей звук Ирландского смысла. Реально? Здесь Англичан увидеть можно. Рояльно? Один суверен перефунтен в петровой пенс. Регально? Тишина произносит сцену. Бложь!

Дублинский ландшафт. Пре-история Ирландии

Так вот это и есть Дьюблонг¹?

Хлопнись! Цыц! Эхоландия!

Как очаровательно изысканно! Это напоминает тебе измытую гравюрезку что раньше пятнела на кляксной стене его трактиршливого дома. Были они? (Уверен что та утомительная церговная обшаркщица² с мужикальной шоколадной коробкой, Мыйра Митчел, слушает). Послужайте, останки той изношенной грамуры где были похиренены Птольмены³ из Инкабусов⁴. Были мы? (Он только притворёбывается болоться за юбалейной арфой от второго истощующегося слушателя, Феяри Фарелли⁵. Это хорошо известно. Гладь сам и видь старый ност новым. Дблн. Х.И.О.О⁶. Слышишь? У мавзолаймовой стены. Фимфим фимфим. С пышными фанфарохонами. Фумфум фумфум. Это оптофон⁷ который онтофейнит⁸. Слошь! Магический глунз Уитстоуна⁹. Они будут букситься речно. Они будут слишаить навыкид. Они будут притваляться всечно. Харпдискорд будет их чевовек.

Четыре вещи потому, говорив наш геродотнутый¹⁰ Маммон Луйюс¹¹ в своем великом старом историоруме¹², написал около Бориорума¹³, синючшей¹⁴ книги в бейла¹⁵ анналах, ч.в.¹⁶ в Дюфлинарски¹⁷ нигда блюдо сгинуть пок верескдым и сорнятучи Эйре¹⁸ остро блюда покровить. И вот они теперь как тут, высечь твердо их. Ч. Частости! Унум¹⁹. (Aдар²⁰.) Бульбинбосс²¹ взобрался на олдермена²². Ай, ай! Дуум²³. (Низам²⁴.) Башмак на бидной старой женднище²⁵. Ах, хо! Триом²⁶. (Тамуз²⁷.) Рыжеватой мэйди, о'брайн²⁸ а'невесте, быть пиканутой. Бомжой, бомжой! Кводлибус²⁹. (Мархешван³⁰). Перро будет не увесестей стойки столба³¹. И так. И все. (Суккот³²).

Итака, как лентяев ветр перевирачивая страницу на странице, пока иносенс³³ с анаклитом играют в пучеглазный антипоп, листы живых в шниге деяний, анналы сами по себе задавая темп циклам событий великим и национальным, служат легкопаемо причиной как тому быть.

1132 Р.Х. Люд похож на эмметов³⁴ или мурашек бредят по земликому шерохому Вальфиску³⁵ что лежал в Ручейке каком-то. Коровые пузырёвы ноя в Убланиуме³⁶.

566 Р.Х. В ночь Огнидов этого года после потопа одна пезряшливая карга что имелкала прочную скоробность дляб тащить мертводерн с блотного мудозера под суростью своего Киша пока шарилась она дляб удовлетрусить свое коропытство и клянусь своей душалью но нашла она себе паинькуль смуглых ханжаков и иллегантных ботинок, так богатых аропатом. Мутные дела в Барьерфорде³⁷.

(Молчит.)

566 Р.Х. В ту пору там выпало что одна бронзолоконная дамочка горевала (собраласолясь³⁸!) потому что тот Лащенка ее любимец был похлещен у ней о́гром Певропом Пиусом³⁹.

1132 Р.Х. По два сына в час рождались пока гудмана и его страдьмы. Сыновья эти звали себя Кэдди и Примас. Примас был каракульным и муштровал весь честной люд. Кэдди ходил в Таверну и написал о войхне и мари. Кробухи́е слова для Дублина.

Где-то, по-родимости, в джиннеблийской дыре⁴⁰ меж предилювиозным⁴¹ и аннадоминирующим⁴² копиист должно быть сбежал со своим свертком. Козлявый потоп поднялся или лось предъявил ему или султрап всемиургный от всемонаивысочайнейшего эмпирейского (гром, в сумме) землеспряжения или датцы чужорливые трахнули по поклитому дверню. Писарецид тогда и там бывает отвращенным по стариков кодексу с пенёй покрываемой девятью марками или шестипильками в металице ради труда его шлака тогда как будет то опять и снова у нас в аррьере ариев эры, в качестве растрельтата военной и гражданской схватки, что одного гинекуру⁴³ прики́довели на эшафот за взятие той же самой пени суммы тайком путем сованья носа в ящики его соседа сейфа.

Захватчики. Матт и Ют пересказывают битву при Клонтарфе

Теперь в конце концов это приискусстнутое и пелегромное или возмукающее или читкое подымим мы наши уши, глаза тьмы, от какого тома Либер Ливидуса¹ и (тох!), как возмирно миронично, сумратные дюны и смерцающиеся прогалины, самонятется бред нами во́тчизны нашей равнина! Тощий под кедром пастырь лежит со своей крюкой; молодой чолень при челани сестре щипет на возвратившихся зеленях; междев ее качающихся листников троеведница стимухлюет смирение; небод вечносеры. И вот так, тоже, ослиную ушность. Со стычек Медведона и Волосача подзернышники² оставались в Баллимуне³, мракскусная роза повыжегнала Козлотунские изголоди, двигубы сжали рвесте их у сладкого Руща⁴, городандия огоньколец, кобелючка и краснолючка вычестрилили майдолины Нокмаруна⁵, и, пусть и лишь б их за пояс, в течении хилиады перихелиганов, Форморы выебритли зужб Датчанам и Волопсы были изыдены Поджукателями и Джойнцы возвели хвалтуру к Нёбеусам зиждя на зыбях и Мал но'Зелен – детсный отец Города (Годично! Годично! И смехалёзы!), эти пактскрепляющие петлицы всё квадрилились сквозь века и дымок сейчас дымесся до нас, свеж и соткан-из-одних-улыбок как, в канун Убейвсехто.