Читать книгу Шкура белого бизона - Джеймс Уиллард Шульц - Страница 1

Глава первая

Как сбылось видение Бобрихи

Тем утром, 10 июля 1872 года, когда я впервые увидел озеро Кутенаи – теперь это озеро Уотертон в провинции Альберта – я был счастлив. Наконец-то я мужчина! В тот день мне исполнился двадцать один год, и на завтрак мой дядя, Джон Уинтроп, и его прекрасная, жизнерадостная, мудрая жена, Женщина-Горностай, сделали мне подарок – одну треть в их предприятии по торговле с индейцами. Я еще не остыл от этого сюрприза, когда около полудня Апси, младший брат Женщины-Горностая, отъехав далеко вперед от нашей группы, остановились на небольшом холме к западу от озера, спешились и замерли, любуясь открывшимся перед нами видом. Где-то здесь, на берегах озера Кутенаи, мой дядя хотел поставить новый торговый пост.

Синее озеро, окруженное высокими горами, протянулось с севера на юг на несколько миль, а дальше, у конца долины, горы были еще выше – гигантские отроги Скалистых гор, покрытые ледниками. Впечатленный этим зрелищем, я забыл обо всем на свете, когда Апси толкнул меня локтем:

– Какит кай исапьячис. Анитакит! (Дай мне свой далеко видящий инструмент. Скорее!)

Я протянул ему мощную подзорную трубу и увидел, что он навел ее на небольшое стадо бизонов, пасшееся на длинном участке прерии, отделенном от нас заливом шириной в полмили. Я не мог понять, что интересного увидел там Апси.

Вдруг он отвлек меня криком:

– Красный Лис, там белый бизон! Тот самый, из видения Бобрихи!

– Да нет. Это невозможно, – ответил я.

– Но это так! Возьми свой далеко видящий инструмент и сам посмотри!

Он был прав. В стаде был двухлетка молочно-белого цвета. Я с трудом мог поверить своим глазам; для нас это было настоящим безумием, ведь именно видение женщины-шамана о белом бизоне недалеко от озера Кутенаи заставило нас бросить торговый пост на реке Миссури и совершить путешествие в четыреста миль, чтобы здесь построить новый пост.

– Ты его видишь? Корова или бычок, не совсем взрослый? – нетерпеливо спросил Апси.

– Да. Один, двухлетка.

– Тогда убирай свой далеко смотрящий инструмент. Мы должны сделать все возможное, чтобы убить это священное животное, принадлежащее только лишь Солнцу.

Мы спустились с холма на глубоко протоптанную тропинку и направились на юг, к концу длинного участка прерии. Осторожно пробравшись через лес, мы приблизились к открытому склону и заметили, что бизоны развернулись и медленно приближаются к нам. Мы планировали броситься к ним и убить белого, пока они не развернутся и не поскачут, стараясь спастись, но тут внезапный порыв ветра донес до стада наш запах. Бизоны тут де подняли головы и помчались к лесу, ограничивающему равнину с севера, прежде чем мы смогли выйти на открытое место. Они вломились в него и с треском стали пробираться сквозь заросли к тропе, по которой мы шли.

Мы развернулись и помчались в ту сторону, пытаясь отрезать их, но все стадо оказалось на тропе раньше нас и в панике помчалось по ней. Мы с Апси, который был впереди, скакали за ними, пытаясь рассмотреть белого среди старых коров.

Наши лошади мордами почти касались хвостов последних бизонов в стаде, мы кричали и стреляли, пытаясь заставить их рассеяться и дать нам доступ к тому, который был нам нужен. Но они упорно держались рядом, и, когда нам пришлось с трудом пробираться через лес, то не оставалось ничего другого, кроме как двигаться за ними, пока стадо не выйдет на открытое место, широкую полосу прерии, спускающуюся к озеру. Но уж теперь-то, думал я, мы точно добудем белого!

Скоро мы доскакали до травянистого склона. Поднимаясь по нему, напуганные бизоны теряли скорость. Наши лошади скакали быстрее! В середине склона была возвышенность, с которой стекали ручьи, по берегам поросшие деревьями, и мы, не проскакав еще и полпути до нее, обогнали много бизонов из этого стада и приближались к вожаку, рядом с которым был белый.

– Он наш! – восторженно крикнул я.

Но когда мы были уже рядом с ручьем, из зарослей выехал дядя на своем иноходце, а вслед за ним – один из десяти наших фургонов, которым управлял старый седой Сэм Бакли, наш караванщик и погонщик. Бизоны разделились, часть поскакала вправо, другая влево, и белый оказался в числе последних, которые поскакали вверх по склону и перемахнули ручей.

Мы с Апси рванулись за ним. Мы так сильно приблизились к нему, что он оторвался от остальных и, развернувшись, поскакал вниз, к озеру. Наши лошади, увидев, что остался только один преследуемый, прижали уши к голове и рванулись за ним. Я много раз преследовал стада бизонов, но никогда не испытывал такого возбуждения, какое охватило меня сейчас, когда мы гнались за редчайшим из альбиносов, белым бизоном – может быть, одним из миллиона животных своего вида! Апси хотел добыть его, и я тоже, Я надеялся, что мы легко сможем его подстрелить, и разделим честь за такую добычу. Ведь я любил его, младшего брата Женщины-Горностая. Он был моим ровесником и нитука – моим другом!

Белый бизон пересек тропу всего в пятидесяти ярдах впереди нас, и наши лошади скакали быстрее него. Мы почти догнали его, когда лошадь Апси попала передней ногой в холмик перед норой сурка и оба они упали, моя лошадь отскочила в сторону, чтобы они ее на сшибли. Я видел, что Апси сразу вскочил, он не пострадал, но погоня для него закончилась. А я в следующий момент был совсем рядом с белым, нос моей лошади почти касался его крестца!

Так мы скакали, и я хотел уже было стрелять, но неожиданно он развернулся и поскакал вверх по склону. Моя лошадь тоже развернулась, и я выстрелил ему под лопатку, но промазал. Я выстрелил еще и еще, и пятый выстрел поразил его в правую заднюю ногу, и он упал. Спешившись, я последним выстрелом прервал его страдания.

Пока я стоял, восхищенно глядя на свою добычу с шерстью кремового цвета и с черными рогами, подошел Апси, поющий песню волка – песню охотника, а потом подтянулись мой дядя, Женщина-Горностай, Бакли, наши работники-французы с упряжками и фургонами, и последними их индейские жены с детьми и с лошадьми – верховыми, запряженными в травуа, вьючными и тащившими длинные жерди. Эти последние пели и молились, крича друг другу, что я это сделал, я добыл белого бизона, и так сбылось видение Бобрихи, жрицы Солнца.

Более остальных была возбуждена жена моего дяди, Женщина-Горностай, моя почти-мать. Спрыгнув с лошади, она подбежала ко мне, обняла меня, и с повлажневшими глазами стала благодарить Солнце за то, что оно выбрало именно меня для того, чтобы убить животное из священного видения Бобрихи.

Только я один чувствовал, с каким циничным настроением мой дядя, сидя в седле, наблюдает за происходящим. Когда, наконец, он смог заставить остальных слышать его, то сказал, что уже перевалило за полдень, и нужно двигаться дальше, чтобы до вечера найти место для нового торгового поста и там разбить лагерь. На это Женщина-Горностай гневно ответила, что добыть белого бизона и аккуратно освежевать тушу – дело намного более важное, чем строительство любого торгового поста.

А я что? Когда мне шел десятый год, мои отец и мать внезапно скончались, и мой дядя привез меня в Сент-Луис, чтобы я рос вместе с ним и Женщиной-Горностаем и помогал им в торговле с индейцами, и, благодаря тесному общению с молодежью и стариками племени черноногих, я должен признать, что очень уважал их верования. Их искренние молитвы, песни, заставлявшие душу трепетать, торжественные обряды, проводимые жрецами Солнца – все это очень сильно на меня влияло.

Мы с Апси начали свежевать бизона, наши люди с интересом на это смотрели. Бакли достал свой нож и хотел было помочь нам, но был остановлен протестующим криком женщин.

– Ты неверующий. Ты не молишься Солнцу – ты не должен касаться священного белого животного! – сказали они.

– Хорошо, а почему тогда это делает Красный Лис? – спросил он, указывая на меня.

– Ах! Он совсем другое дело, он верующий. Разве не он убил белое животное? Солнце любит его, у него полное право его свежевать, – ответила Женщина-Горностай, и другие женщины хором подтвердили ее правоту.

Я не стал возражать ей и не стал смотреть на отца и Бакли – как я понял, они были недовольны.

Туша скоро была освежевана, и, как только шкура была снята, Женщина-Горностай сказала:

– Красный Лис, ты теперь должен отдать эту тушу Тому, Кто Наверху.

– Я не могу. Я не знаю верных слов, не знаю, как это делать. Пусть Апси совершит обряд, – ответил я. Я не стал говорить, что мне неудобно делать это под хмурыми взглядами дяди и Бакли и стать впоследствии объектом их бесконечных шуток.

Так что, подняв руки к небу, Апси запел:

– О, Солнце! О ты, Могучий Путник в синеве, будь к нам милостиво. Пожалей всех нас – мужчин, женщин, детей. Ты дало нам его, одного из своих священных животных. Мы взяли его шкуру, чтобы тщательно выделать ее для тебя и отдать тебе, когда мы в следующий раз построим священную хижину. А теперь мы, как ты много лет назад велело нам делать, отдаем тебе всю его тушу. Так будь же милостиво к нам! Дай нам долгую жизнь, богатую и счастливую. Дай всем нам дожить до старости.

– Да, Солнце! Будь милостиво ко всем нам! – подхватили женщины и дети.

После этого мы с Апси привязали тяжелую шкуру к моему седлу, и длинный караван тронулся в путь. Я услышал, как Бакли сказал дяде:

– Генри настоящий индеец, только кожа другая; он действительно верит в эту чушь насчет Солнца.

На что дядя ответил:

– Да, это так, он действительно верит, и, между прочим, это совсем не вредит бизнесу с черноногими; напротив, мы удерживаем их от того, чтобы иметь дело с дюжиной наших конкурентов.

Миновав травянистый склон, мы стали двигаться медленнее, пробираясь через лес, но, наконец, вышли на большой, прилегающий к озеру участок прерии. Моему дяде здесь чрезвычайно понравилось.

– Это место как раз для нашего поста, – сказал он. – Рядом ручей, кругом полно крупных ровных сосен, из которых можно построить целый город.

Наши работники распрягли лошадей и пустили их пастись, потом собрались в круг, чтобы покурить и поговорить, пока женщины и дети разгружают и расседлывают своих многочисленных лошадей и ставят вигвамы у края леса. Мы с Апси тем временем сделали большую деревянную раму из четырех длинных сосновых жердей и растянули на ней бизонью шкуру, внутренней стороной наружу, и прислонили ее к дереву, чтобы она просохла. Потом Женщина-Горностай позвала нас ужинать.

Вигвам наш был более чем удобным – с лежанками, покрытыми бизоньими шкурами и одеялами, с висевшими на шестах парфлешами – большими, ярко раскрашенными или расшитыми сумками из сыромятной кожи, похожими по форме на конверты, в которых хранились наши личные вещи и запасы еды. Кухонные принадлежности были сложены с одной стороны от входа, с другой лежал запас дров для костра. Индейцы не пользовались кухонной посудой – никто, кроме Женщины-Горностая, у которой она была. Как-то, когда мы отправились в долгий путь к озеру, дядя принес из фургона ящик от товаров, предполагая использовать его в качестве стола, но она просто выбросила его, сказав, что в ее прекрасном вигваме нет места для таких уродливых вещей белого человека.

После ужина пришел Бакли с указаниями моего дяди на следующий день, и остался поболтать. Он сказал, что это самое странное из того, что случалось с ним в жизни – чтобы так точно сбылось видение Бобрихи о том, что мы найдем и убьем белого бизона здесь, у озера Кутенаи. Белых бизонов встречается меньше, чем один на миллион¹. Совершенно невозможно, чтобы видение Бобрихи сбылось, но это так!

– Медвежья голова, как же ты глуп! – воскликнула Женщина-Горностай. – Разве ты не слышал о том, что Солнце может сделать невозможное возможным?

– Да, да, – уклончиво ответил Бакли.

– Как будут рады наши люди, когда узнают, что мы добыли белого бизона из видения жрицы! А наши братские племена, Черноногие и Кровь², захотят присоединиться к нам, когда Бобриха и другие построят большую хижину для Солнца, и мы отдадим ему шкуру белого бизона, тщательно выделанную и красиво разрисованную.

Я об этом не думал. Это была моя шкура, редчайший из трофеев, и я чувствовал, что хочу оставить ее себе.

Мой дядя, похоже, понял, о чем я думаю, потому что, радостно улыбаясь, он сказал мне по-английски:

– Они не оставят тебя в покое, пока ты не отдашь им эту шкуру. Я очень рад, что ты убил это животное, потому что это приведет к нам множество торгующих из других племен, которые захотят присутствовать на церемонии в священной хижине Солнца. И все они придут, все до единого.

Так что теперь я окончательно решил отдать шкуру белого бизона Бобрихе, чтобы та совершила приношение Тому, Кто Наверху.

Той ночью я долго не мог уснуть, потому что голова моя была полна мыслями о моем успехе тем днем, и о том, что нас к нему привело. Три года мы успешно торговали в посту на реке Миссури, и ожидали, что впереди нас ждут еще многие годы благополучия. Ведь племя Женщины-Горностая, пикуни, или, как их еще называют, пиеганы, входящее в союз черноногих, согласились продолжать охотиться и ставить капканы в этой местности и приносить добычу нам.

Но однажды утром, когда мы завтракали, Маленькая Выдра, отец Женщины-Горностая, медленно вошел к нам и запел низким голосом печальную песню.

Закончив ее, он сказал:

– Дети мои, я принес вам новость. Мы должны снять лагерь и переехать к Малому Внутреннему озеру.

– Но это невозможно! – едва не крикнул дядя. – Ваши вожди обещали мне, что вы снова будете здесь зимовать и приносить мне свою добычу.

– Да. Верно. Но Солнце говорит нам о другом. Вы не слышали вчера об удивительном видении Бобрихи? Нет? Так вот, посланное Солнцем видение показало ей Малое Внутреннее озеро, что мы все должны туда перебраться и построить для него большую хижину, и самым главным из приношений Тому, Кто Наверху, она ясно увидела шкуру белого бизона.

Так что, Белый Волк, сын мой, все мы, вожди, собрались прошлым вечером в вигваме на Большом озере, и Бобриха рассказала нам о своем видении. Смысл его совершенно ясен. Тот, Кто Наверху, велят нам перебраться на Малое Внутреннее озеро, убить там священное белое животное и преподнести ему его хорошо выделанную шкуру. Так что скоро мы снимаем лагерь и идем на запад. И, делая так, Белый Волк, мы не нарушаем данного тебе обещания, потому что обещание перестает быть обещанием, когда Солнце говорит нам поступать иначе. Теперь ты это понимаешь?

Дядя был слишком расстроен, чтобы отвечать. Но нужно было ответить что-то принесшему дурную весть, и Женщина-Горностай нашла что сказать:

– Да, отец, мы должны сделать так, как сказало Солнце, – ответила она, после чего Маленькая Выдра поклонился нам, повернулся и тихо покинул комнату.

Не успела дверь закрытья за ним, как дядя вскочил и, меряя шагами комнату, стал по-английски проклинать индейские верования и видения, а потом на языке пикуни спросил нас:

– Вы представляете, во сколько нам обойдется оставить это место и построить новый пост выше в горах?

– Да. Но подумай заодно и о том, как вырастет там твоя торговля. Ты сможешь торговать не только с черноногими, но и с горными племенами. Они все хорошие добытчики бобровых шкур, – сказала Женщина-Горностай.

– Ха! Ты так думаешь? Ха! Может да, а может, и нет! – пробормотал он, успокаиваясь. И к вечеру он был так же уверен в необходимости длинного путешествия, как и сама Бобриха.

Несколько дней спустя пикуни сняли лагерь и отправились на запад, планируя охотиться по дороге. Хотя мы по пути зашли в форт Бентон, где дядя пополнил запасы для нового поста, мы все же пришли к Малому Внутреннему озеру раньше них. Сколько суждено нам было тут оставаться? И что нас ожидало?

Частью в шутку, частью всерьез я пробормотал:

– О Солнце! О могучее! Те, Кто Наверху! Будьте милостивы ко мне! Пошлите мне видение, чтобы я узнал свое будущее!

Я уснул, но Солнце не услышало моей мольбы. Для моего разума было благом, что я не мог узнать заранее обо всех неприятностях, которые меня ожидали.

С самого утра Бакли погнал наших работников с повозками, топорами и пилами вверх, в лес, чтобы они начали заготавливать бревна для нашего нового поста. Но мы с Апси в этом не участвовали. Мы были охотниками, снабжавшими мясом весь лагерь.

Взяв ружья, мы с Апси отправились вверх по каньону, по дну которого тек ручей. Почти сразу поняв, что по неровному дну каньона идти неудобно, мы поднялись на его северную сторону и увидели хорошо утоптанную тропу, уходившую на запад. Не пройдя и мили, мы обнаружили небольшое стадо вапити, которые паслись на травянистом участке, и смогли подстрелить четырех из них. Апси поспешил в лагерь за лошадьми, чтобы увезти мясо, а я начал свежевать и разделывать их, ожидая его возвращения. Он привел шесть лошадей, и мы всех нагрузили мясом.

Глава вторая.

Племя с гор

Вернувшись в лагерь, мы разделили мясо между всеми семьями, оставив себе несколько хороших кусков и язык самого жирного быка. Потом, после обеда, Апси предложил нам спуститься вдоль Маленькой реки и поискать пикуни; он хотел сообщить им о том, как сбылось видение Бобрихи. Они, Апси был в этом уверен, были недалеко от нас.

– Пусть они сами придут сюда в должное время, – сказал на это дядя. – Вы двое нужны мне, чтобы пасти лошадей и охотиться для нас.

– Муж мой, мяса хватит нам на несколько дней, – сказала ему Женщина-Горностай. – За лошадьми присмотрят женщины. Я думаю, что нужно быстрее сообщить моему народу о том, что убит белый бизон, потому что они все время поддерживают связь с Черноногими и Кровью, и, когда те узнают, что мы собираемся принести в дар Солнцу белую шкуру, то захотят принять участие в этой церемонии, и мы получим все, что у них будет на продажу.

– Ха! Ты умна, женщина. Что же, если племя не придет сегодня или завтра, пусть наши юные охотники отнесут им добрую весть, – ответил дядя.

Я был очень разочарован, потому что еще сильнее, чем Апси, хотел совершить эту поездку. Я уже видел себя героем в центре большого лагеря, меня поздравляли вожди и шаманы, а все охотники мне завидовали.

Но еще до заката оказалось, что последнее, что я хотел бы сделать – это покинуть лагерь!

Мы отдыхали в вигваме, растянувшись на лежанках – дядя, Апси и я, когда Женщина-Горностай снаружи позвала нас:

– Идите ко мне. Появилось множество людей с гор.

Действительно, по тропе спускалась длинная колонна всадников.

Когда их предводитель приблизился, Женщина- Горностай сказала, что это кутенаи, и чуть позже воскликнула:

– Да, один из них – Красный Рог! Сам Красный Рог! О, как я рада! Как рада!

Я видел этого человека, двоюродного брата Женщины-Горностая, несколько раз, и часто слышал о том, что он бесстрашен в бою и славится добротой и щедростью среди своих соплеменников. Его отец был известным вождем пикуни, мать была из племени кутенаи, его жена тоже была кутенаи, и он предпочитал жить с народом своей матери. Несомненно, среди них он занимал не последнее положение.

Распевая песню мира, вновь прибывшие спешились и подошли к нам, Красный Рог обнял сперва моего отца, потом Женщину-Горностая, Апси и меня, остальные пожали нам руки. Мой отец пригасил нас внутрь, наполнил и протянул гостям большие каменные трубки, которые использовались только по особым случаям; Женщина-Горностай стала суетиться, готовя угощение.

Красный рог был более чем удивлен, обнаружив нас здесь, потому что был уверен в том, что мы находимся далеко отсюда, вниз по Большой реке, и он со своими кутенаи шел, чтобы посетить нас там и потом присоединиться к пикуни и принять участие в летней охоте на бизонов.

Мой дядя сказал своему родственнику о причинах, заставивших нас перебраться сюда, Красный Рог переводил его слова для своих соплеменников. Когда, наконец, Женщина-Горностай рассказала о том, что я убил белого бизона, и что так сбылось видение Бобрихи, он от волнения стал заикаться, потому что твердо держался верований своего отца. Его соплеменники проявили к этому лишь умеренный интерес, потому что верования у них были другие. Но все они были довольны тем, что не придется совершать длинное путешествие для встречи с пикуни.

Женщина-Горностай поставила перед гостями небольшое угощение – мясо, лепешки м кофе, и они спокойно поели, ведя неторопливый разговор об обычных вещах – бобровых шкурах и товарах для торговли; я знал, что моему дяде эти темы приятны.

Женщина-Горностай, уложив в сумку разные подарки, сказала, что пойдет пообщаться с женщиной Красного Рога; когда она вышла, мы с Апси последовали за ней, потому что хотели посетить лагерь кутенаи.

Лагерь ставился не быстро: кутенаи и другие горные племена должны были каждый раз заново рубить жерди для вигвамов, потому что лошади не могли их тащить по крутым извилистым горным тропам. Мы были очень удивлены, видя как мужчины помогают женщинам рубить жерди; да, и более того, они даже помогали им собирать хворост для костров.

– Женская работа! – буркнул Апси и добавил, что ни один мужчина из Черноногих не позволит, чтобы его увидели за таким занятием.

– Да, но их жизнь – не наша. Жить в горах тяжело; мы должны пожалеть их, – сказала Женщина-Горностай.

Три жены Красного Рога и дети постарше уже поставили свой вигвам и, пожав руки мне и Апси, пригласили нас войти внутрь. В ответ на наши подарки они поднесли нам плетеные из травы сумки, наполненные жареными корнями камасса, похожего на сладкий картофель, и пять или шесть выделанных до мягкости оленьих шкур.

Пока мы сидели и беседовали, вошла девушка семнадцати или восемнадцати зим от роду, и, встав у входа, приветствовала Выдру, старшую из трех жен Красного Рога. Хотя она говорила на гортанном и неблагозвучном языке кутенаи, мне показалось, что ее голос – самый приятный из слышанных мною.

И сама она была совершенством – самой красивой девушкой из всех мною виденных. Среднего роста, с хорошей фигурой, тщательно расчесанными волосами, которые спускались до колен, держалась она с прирожденным достоинством. Ее рот был прекрасной формы, губы плотно сжаты, нос прямой, смуглые щеки отливали румянцем. А глаза! Большие, темные, блестящие, прикрытые длинными ресницами, они манили, словно скрывая неведомую тайну.

Кажется, девушка пришла одолжить тесак.

Выдра протянула его и сказала ей на языке Черноногих:

–Заря, эти люди, сидящие здесь, из племени твоей матери. Это Женщина-Горностай; это Стрела; этот белый – Красный Лис. Да, он тоже один из пикуни, хоть кожа его белая.

Тут девушка вдруг встала на колени перед Женщиной-Горностаем, поцеловала ее и сказала:

– Я счастлива! Я так рада видеть тебя здесь! Ты должна навестить меня в вигваме моего отца.

И, повернувшись к нам с Апси, добавила с милой улыбкой:

– С вами двумя я тоже очень рада познакомиться.

– Ах! Ах! -одновременно воскликнули мы с Апси, и мое сердце заколотилось.

Дважды поцеловав девушку, Женщина-Горностай ответила:

– Приходи ко мне. Приходи сегодня. У меня есть кое-что для тебя.

– Да. Как только закончу домашние дела, приду, – ответила девушка и, поднявшись, покинула нас.

Когда за ней опустилось дверное полотнище, Женщина-Горностай спросила Выдру:

– Кто она, эта прекрасная девушка? Ты сказала, что она из моего племени?

– Как! Разве ты не помнишь женщину из твоего племени, Поющую Женщину, которая сбежала с мужчиной из Народа Синей Краски, которого звали Желтый Медведь? Так вот, это и была мать Зари, она скончалась две зимы назад! С тех пор отец Зари, его другая жена и сама она живут с нами. Его вторая жена кутенаи, моя двоюродная сестра.

– Я помню Поющую Женщину, – ответила Женщина-Горностай. – Она тоже была очень красивой. Да, и я помню, в какую ярость пришел ее муж, когда она убежала, он все искал, искал и не мог найти, с кем она ушла. А сейчас он мертв, старый Три Пера, умер четыре зимы назад. Да, печально. Вот что бывает, когда старик берет в жены молодую девушку.

– Ха! Может, эта девушка поступит так же, как ее мать, потому что она обещана мужчине из племени ее отца, который старше ее на много зим. Его зовут Двойной Гром. Вождь. У него много лошадей и пять жен.

– А что девушка об этом говорит?

– Ничего не говорит. Ее отец, Желтый Медведь, человек с ужасным характером; спорить с ним никто не решается. Он очень любит свою дочь и боится с ней расстаться. Но, когда он был в походе на Ворон и его едва не убили, Двойной Гром его спас, а потом попросил девушку. Желтый Медведь не мог отказать тому, кто спас ему жизнь, но попробовал отделаться от него. «Моя дочь слишком юна, чтобы стать женой. Через две зимы, в месяц Первого Снега, ты получишь ее», – сказал он. На это Двойной Гром дал ему двадцать лошадей, много одеял и ружье, чтобы он сдержал свое слово. Так что через четыре луны старик получит девушку.

– Как плохо! Как плохо! – сказала Женщина-Горностай. – Мне ее жаль; мне жаль всех девушек, которые становятся женами стариков. Они становятся рабынями у своего мужа и его старших жен.

– Да. Нелегка, нелегка будет ее жизнь, – согласилась Выдра, и разговор перешел на другие темы.

После этого мы с Апси вышли и пошли по лагерю кутенаи, нас везде встречали гортанными приветствиями и рукопожатиями, а иногда мы слышали несколько слов на языке Черноногих. Так мы встретили Зарю, которая делала колышки для вигвама, ее отца и его жену-кутенайку, которые принесли для него шесты. Это был высокий, могучего сложения, с суровым лицом человек из племени нез-персе – Народа Синей Краски, как их называли Черноногие. Название такое они получили за то, что единственные из всех добывали эту редкую и очень дорогую краску, которая встречалась в каменных породах где-то в их землях далеко на западе.

Когда мы остановились, Заря выпрямилась и сказала отцу, кто мы такие. Он вяло пожал нам руки, пробормотал приветствие на ломаном языке Черноногих и снова углубился в работу. Когда мы пошли дальше, мне показалось, что я уловил в глазах девушки просьбу простить его неприветливость.

В сумерках девушка в сопровождении жены отца, кутенайки, пришла навестить Женщину-Горностая и получила обещанные подарки – в том числе толстую шерстяную шаль ярких цветов, что заставило девушку запеть от радости. Девушка свободно говорила и рассказала нам о своей жизни среди нез-персе: о том, что дичи было мало, и люди зависели от того, сколько лососей удастся загарпунить в большой реке, про которую я решил, что это либо Колумбия, либо Змеиная. Но о ее будущем муже, старом Двойном Громе, не было сказано ни слова.

Когда эти двое ушли, мой дядя заметил, что Заря была самой прекрасной, самой замечательной девушкой, которую он встретил с тех пор, как нашел и взял в жены самую замечательную и самую лучшую женщину, которая сейчас сидит рядом с ним. В ответ на это Женщина-Горностай, с блеском в глазах, толкнула его локтем и сказала, что на комплименты он всегда был падок.

Но прежде, чем она успела еще что-то сказать, меня прорвало, сдерживаться я больше не мог:

– Женщина-Горностай! Белый Волк! Я хочу эту Зарю! Хочу, чтобы она была моей! – крикнул я.

– Тихо, тихо! Ты слишком молод, чтобы жениться. И в любом случае жениться на индианке ты не сможешь, – сказал по-английски мой дядя.

– Ты ведь женился! Почему я не могу?

– Со мною все было в порядке, и я рад, что так поступил. Но ты – другое дело. Бизоны скоро исчезнут; торговля с индейцами прекратится. Вся страна будет заселена белыми, и ты должен будешь жить по-новому, и жена-индианка будет тебе мешать. Так что нет. Придержи коней, парень, и в должное время, когда придет пора жениться, ты найдешь хорошую белую жену.

– Белый Волк! Что ты ему говоришь? – спросила Женщина-Горностай.

– Всего лишь говорю, что он слишком молод, чтобы жениться, – спокойно ответил дядя.

– Может, не так уж и молод; когда мы поженились, ты был в его возрасте, – сказала она. И добавила, обратившись ко мне: – Но об этой девушке ты должен забыть. Ты знаешь, что она обещана человеку с запада…

– Да, старику, у которого много жен, – перебил я.

– Но это не наше дело. Наше дело – соблюдать условия мирного договора между племенами с запада и нашим народом равнин. Если ты женишься на этой девушке, это будет война. И это будет конец наших надежд на большую торговлю с племенами, живущими в горах и к западу от них!

– Хорошо сказано, женщина, хорошо сказано. Ты очень мудра, – сказал дядя.

Я ничего не ответил, но ни на минуту не поверил в то, что этот старый нез-персе может стать источником неприятностей, если девушка предпочтет меня ему.

Я вышел, и Апси вслед за мной, и он сказал мне:

– Моя сестра здесь неправа. Какое дело Синей Краске и другим племенам до неприятностей старика из-за женщины? Никакого! Тебе нужна эта девушка; так познакомься с ней, дари ей хорошие подарки, а потом выбери момент и попроси ее стать твоей женщиной. Я буду с тобой; я помогу тебе.

– Хорошо. Начнем прямо сейчас: сходим к ее отцу, подарим ему что-нибудь и попробуем склонить его на свою сторону.

Я сразу побежал к нашим фургонам, наполненным товарами для торговли, и взял в одном из них два одеяла – одно для отца девушки, другое для его жены-кутенайки. Но, когда мы были рядом с его вигвамом, моя решительность испарилась.

Я остановил Апси и прошептал:

– Давай не сейчас; он поймет, что мы пришли, чтобы посмотреть на его дочь. Я попробую встретиться с ней в другой раз.

– Ха! Струсил! Дай мне одеяла и иди за мной. Я покажу тебе, как это делается, – ответил он и пошел вперед.

Глава третья

Заря

Мы вошли в вигвам, произнеся обычное для Черноногих Ух-хух-хух-хух, разрешение войти. Но Желтый Медведь не произнес обычного Окай, или приветствия. Вместо этого он одарил нас холодным взглядом со своей лежанки в глубине вигвама и предложил сесть напротив.

Его жена-кутенайка сидела рядом, слева от него, и, когда мы заняли свои места, Апси протянул ей одеяла, говоря словами и знаками, что это подарок от меня ей и ее мужу. Благодарно улыбаясь, она поблагодарила меня на своем гортанном языке, положила их на колени и стала гладить, любуясь их плотной поверхностью, но мужчина только бросил на них холодный взгляд и ничего не сказал.

Заря сидела напротив нас, на своей лежанке, и отсутствующим взглядом смотрела на тлеющие угли; на меня она даже не взглянула, и только раз бросила взгляд на Апси, когда тот сказал:

– Девушка, скажи своему отцу, что мы хоти кое-что узнать; мы хотели бы, чтобы он рассказал нам о далекой стране на Западе.

Заря своим мелодичным голосом перевела наш вопрос, а потом краткий ответ Желтого Медведя:

– Он говорит, что это бедная страна. В ее лесах мало оленей; на равнинах мало антилоп; в реках мало рыбы. Единственная хорошая страна – это эти равнины, где водятся бизоны, и, если бы его люди всего лишь слушали его, они могли бы жить здесь постоянно. Кто такие Черноногие, чтобы считать всю эту землю своей? У Народа Синей Краски такие же права на нее.

– Но мы в мире с твоим народом; вы можете приходить и убивать бизонов, сколько вам нужно, вы можете приходить в наш лагерь и охотиться вместе с нами, – сказал Апси.

– Да. Но как долго? Только до тех пор, пока, как это обычно бывает, ваши и наши юноши не поругаются из-за чего-то и прогонят моих людей назад, в бедную страну на западе. Так вот, я не уйду! Я не трус; я останусь по эту сторону гор, даже если это будет стоить мне жизни.

Да уж, шутки у нашего хозяина были невеселые. Апси сменил тему.

– Скажи отцу, – сказал он девушке, – что я с ним согласен; это богатая страна. Не только эти животные здесь есть, но и редкие и священные. Только вчера, чуть ниже этого места, мой друг, который здесь сидит, Красный Лис, убил белого бизона. Далеко, ниже по Большой реке, жрица нашего племени, Бобриха, видела здесь белого бизона, и вот почему мы здесь. Так вот! Тот, Кто Наверху, выбрал моего почти-брата, чтобы убить его!

И Апси продолжил свою речь, расхваливая меня, рассказывая о моей отваге и удачливости во всех начинаниях. Это был распространенный обычай у черноногих – друг расхваливал ухажера девушки ее родителям.

Но каким же дураком чувствовал я себя! Мое лицо горело. Я бросил взгляд на девушку. Она даже не смотрела в мою сторону – казалось, ей это безразлично. Я видел, что ее отец нахмурился, а ее мать-кутенайка с тревогой смотрит на него.

Но единственное, что он сказал, было:

– Уже поздно. Ступайте отдыхать.

Мы встали и вышли из вигвама.

Снаружи я сказал Апси:

– Он сказал нам, что уже поздно, только затем, чтобы от нас избавиться. Он не показал мне никакого признака дружелюбия.

– Ты в этом не можешь быть уверен; ведь от одеял он не отказался.

– Девушка тоже на меня не смотрела.

– В присутствии родителей девушка не должна смотреть на гостей-юношей; она должна вести себя так, словно их в вигваме нет.

– Я уверен, что не понравился ей.

– Какой ты трусишка! Будь смелее! Будь рядом с ней; говори с ней при каждом удобном случае, дари ей красивые вещички, и она будет твоей, я это точно знаю.

Мы были уже рядом с нашим вигвамом, и я не мог ответить так, чтобы дядя и Женщина-Горностай меня не услышали. Мы вошли внутрь.

– Где вы двое были? – спросила Женщина-Горностай.

– Бродили вокруг, – ответил я.

Едва я это произнес, как откинулось дверное полотнище и вошла жена Желтого Медведя, кутенайка, с двумя одеялами, который я ей подарил, и медленно, с явной неохотой, положила их на колени Женщины-Горностая, и что-то сказала на своем гортанном языке. Я подумал про себя, что попался. Я почувствовал себя дешевкой. Я глянул на Апси: тот приложил ладони ко рту, чтобы скрыть свою усмешку.

– Что это значит? – спросила Женщина-Горностай, указав на одеяла и потом посмотрев на женщину. – Я что-то не поняла?

Та ответила на языке жестов, едином для всех племен равнин, от Саскачевана до Мексики:

– Мой муж велел мне вернуть эти одеяла, которые дал нам твой белый сын. Он сказал, что не хочет, чтобы кто-то доискивался его дочери, потому что он обещал ее мужчине своего племени – Двойному Грому, богатому и могучему вождю.

– Эх, Генри! Да ты мошенник! – воскликнул дядя и расхохотался.

Но Женщина-Горностай не смеялась. Пристально глядя на мен, она сказала:

– Так-то ты слушаешь нас! Украл два одеяла и отправился ухаживать за девушкой!– И добавила, обратившись к Апси: – А ты! Наверняка ты был очень красноречив – рассказывал о том, какой твой друг богатый, сильный и щедрый!

– Я не крал одеяла. Теперь я ваш партнер по торговле, и они столь же мои, как и ваши, – ответил я.

– Торговля! Ха! Какая теперь будет торговля, когда ты заинтересовался девушкой? Ладно, покончим с этим. Теперь ты знаешь, что не получишь ее, – сердито сказала она. А потом, повернувшись к кутенайке, с улыбкой сказала знаками: – Я знаю, как хотела бы ты получить одно из этих одеял. Я, только я, даю его тебе; возьми его.

– Нет. Это сильно рассердит моего мужа. Я боюсь брать его, – сказала женщина и, развернувшись, вышла.

– Сестра, ты сильно рассердилась, хотя причин для этого нет,– сказал тогда Апси. Если мой почти-брат заберет эту девушку, никаких неприятностей не произойдет. И вот что я тебе скажу: если он хочет получить эту девушку, Зарю, то я помогу ему всем, чем смогу, чтобы он ее получил. И вот что я в действительности думаю: ты просто ревнуешь своего сына – своего почти-сына; ты вообще не хочешь, чтобы он женился на любой из девушек, ты хочешь, чтобы он всегда оставался с тобой.

Моему дяде очень повезло, что Женщина-Горностай не видела, как он кивнул и улыбнулся в знак одобрения. Но она очень сердито глянула на нас, и тут же мы услышали всадников, подъехавших к вигваму, и двое юношей-пикуни вошли внутрь и сказали, что они посланы вождями и должны передать нам, что племя остановилось на ночевку на реке Непохожей и прибудет сюда на следующий день.

Это была хорошая новость, и у Женщины-Горностая пропала охота ругаться. Она сразу же рассказала им, как я убил белого бизона, и они ее часто перебивали удивленными или радостными восклицаниями. Едва она закончила, они спросили меня, что я собираюсь сделать с этой шкурой, и, когда я ответил, что решил отдать ее Бобрихе, чтобы та ее выделала и пожертвовала Солнцу, они сразу побежали, чтобы сообщить всему племени эту замечательную новость.

Мы улеглись на своих лежанках, и я подумал о том, что произошло этим вечером – вначале у меня на душе было тяжело, но потом я пришел к выводу, что не стоит вешать нос. Прежде всего, мне двадцать один год; я взрослый человек и сам себе хозяин. Сдаваться я не стану. Я должен найти возможность встретиться с Зарей наедине, поговорить с ней, и сделать все возможное, чтобы она стала относиться ко мне, как и я к ней.

На рассвете, когда мы с Апси отправились к лошадям, к нам подошел Красный Рог и спросил, что за всадники были у нас прошлым вечером. Он очень обрадовался, узнав, что пикуни сегодня присоединятся к нам. Он должен, сказал он, велеть своим кутенаи надеть праздничные одежды, и после полудня они должны выехать им навстречу, чтобы приветствовать друзей. Нам нравились такие представления – встреча двух дружественных племен, и мы сказали, что тоже пойдем с ними.

Тем утром я сделал следующий ход. Тропинка, по которой ходили к ручью за водой кутенаи, проходила через лес позади нашего лагеря. Сразу после завтрака я спрятался в кустах можжевельника, ожидая, когда там пройдет Заря. Шли другие. Женщины, поодиночке, по двое или по трое, группы детей, иногда мужчины с ведрами. Время шло; солнце в безоблачном небе поднималось все выше и выше и здорово меня припекало.

Прошел старик с кремневым ружьем в руке, и, свернув с тропы, ненадолго остановился, испугавшись, когда заметил меня. Потом он понимающе улыбнулся, его глаза заблестели, и он знаками сказал мне: «В давние времена я тоже прятался в кустах, ожидая, когда красивая девушка пройдет по тропинке за водой». И пошел дальше, заставив меня почувствовать себя настоящим дураком.

Я уже готов был сдаться и вернуться в лагерь, когда девушка наконец появилась на тропе – она двигалась медленно, но так изящно! Когда я встал, сердце мое забилось быстрее. Она увидела меня, остановилась на мгновение, потом пошла дальше, опустив глаза.

Я встал у нее на пути и, заикаясь, сказал:

– Заря, постой. Я хочу что-то сказать тебе: я тебя очень люблю. Я тебе совсем не нравлюсь? Полюбишь ли ты меня хоть немного, станешь моей женой?

– Ты не должен так со мною говорить, – сказала она ровным голосом. – Я обещана другому; скоро я буду принадлежать мужчине их племени моего отца. Отойди, дай мне пройти.

– Я знаю. Ты обещана старику; ты станешь одной из его многих жен. Будь добра ко мне. Будь моей женщиной, единственной на всю жизнь. Я буду добр к тебе. Я не беден: я дам тебе любую вещь, какую ты захочешь.

– Ты просишь невозможного. Я повторяю: отойди с дороги, дай мне пройти.

– То, о чем я говорю, совсем не невозможно. Ты еще не замужем; ты можешь уйти ко мне. Я защищу тебя от гнева твоего отца и старика, которому ты обещана.

– О, прекрати, прекрати! Я не стану слушать тебя! – крикнула она и, развернувшись, побежала туда, откуда пришла.

Я рванулся было за ней, но увидел несколько женщин, идущих в нашу сторону, остановился и крикнул:

– Это не конец! Я буду говорить с тобой еще и еще. Ты полюбишь меня!

Обернувшись, она сердито ответила:

– Никогда этого не будет! Не заговаривай больше со мной!

Мне было больно. Я вернулся в лагерь очень грустный.

После полудня мы с Апси оседлали самых наших быстрых и выносливых лошадей и отправились с кутенаи вниз по тропе. Их было несколько сотен, они были одеты в свои лучшие наряды – богато расшитые рубахи из оленьей кожи, украшенные длинной бахромой, леггинсы, украшенные мехом головные уборы, с оружием в руках, они представляли собой очень живописное зрелище.

В трех или четырех милях ниже лагеря мы увидели длинную колонну пикуни на противоположном краю долины, спускавшуюся к реке по извилистой тропе. Мы остановились там, где были, чтобы двинуться дальше и встретить их, когда они пересекут реку.

Пока мы ждали их, несколько женщин и детей кутенаи обогнали нас на своих горных лошадях, желая лучше видеть встречу племен. Среди них была и Заря, в накидке из белой оленьей кожи, расшитой бисером и украшенной полосками из шкуры горностая, и плотно облегавшей голову шапочке, красиво сплетенной из окрашенных стеблей травы. Они проехали рядом с нами, спустившись по склону, и я все смотрел и смотрел на девушку, надеясь, что взгляд ее обратится на меня, потому что и я одет был неплохо. На мне была отлично сшитая рубашка из оленьей кожи, такие же штаны, красивые мокасины и расшитый бисером пояс – плоды терпеливого труда и искусных рук Женщины-Горностая, способные, как мне казалось, обратить на себя внимание любой девушки. Но Заря, болтая и улыбаясь с теми, кто был рядом с ней, казалось, видела всех, кроме меня. Лишнее доказательство, думалось мне, ее неприязни ко мне.

Я очень расстроился, и, должно быть, это стало заметно, потому что Апси, который был рядом со мной, сказал:

– Она просто притворяется; она восхищена тобою, все время на тебя посматривает. Ха! Ты что, девушек не знаешь?

Как раз в это время показались пикуни, перешедшие через реку и поднявшиеся к нам. Впереди был Безумное Перо, знаменитый жрец Солнца, верхом на раскрашенной красной краской белой лошади. А прямо за ним ехала Бобриха, его жена, она вела в поводу черную лошадь, также раскрашенную красной краской, нагруженной амулетами ее мужа, среди которых была трубка Грома, завернутая во множество покрывал, и их вещами в сумках из красной и сыромятной кожи.

Подойдя близко к нам, пара священников остановилась. Вожди и другие жрецы Солнца, и многие воины, облаченные в военные одежды, украшенные шкурками горностая, головные уборы из орлиных перьев и леггинсы, выехали вперед и мгновение спустя хором запели веселую, радостную песню мира, сопровождаемую ритмом множества барабанов. Так они продвинулись примерно на сто ярдов, остановились и молча стояли, пока кутенаи продвигались на такое же расстояние, распевая песню мира своего племени, так непохожую на нашу, более тихую и спокойную. Затем снова вперед двинулись вожди пикуни, снова с песней, снова остановились, и все повторилось. И так два отряда приближались друг к другу.

Наконец они сошлись и радостно приветствовали друг друга. Я увидел Красного Рога и Большое Озеро, главного вождя пикуни, мы обнялись и расцеловались, и повсюду люди приветствовали друг друга.

Затем произошло небольшое замешательство. Безумное Перо и Бобриха подъехали к нам, спешились и дали мне знак тоже сойти с коня и встретить их. Я это сделал, и, с плачем и песнями, женщина поцеловала меня и, подняв к небу руки, поблагодарила Солнце за то, что оно избрало меня для того, чтобы именно я добыл священного белого бизона из ее видения. И все подошедшие мужчины и женщины стали выкрикивать мое имя, восхвалять меня, гладить меня, а потом себя, веря, что так смогут разделить силу, данную мне Солнцем; некоторые женщины даже протягивали ко мне своих детей, выкрикивая мое имя и прося для всех долгой и счастливой жизни.

У меня и мыслей не было о том, что добывший белого бизона приобретает такую славу и такой почет. Я был одновременно смущен и горд. Особенно горд я был, когда увидел рядом Зарю, которая сидела рядом на лошади, и широко открытыми глазами с большим интересом смотрела на меня. Почести, которые мне воздавались, должны были заставить ее думать обо мне самое лучшее, как я надеялся. Как говорил Апси, мое сердце поднялось.

Но теперь длинная колонна двинулась дальше, наши вожди были впереди с вождями кутенаи, и Безумное Перо с Бобрихой сказали мне, чтобы я снова сел на лошадь и ехал рядом с ними. Так я и сделал, не испытывая никаких чувств от такой чести.

Длинная процессия свернула в прерию. Мой дядя вышел вперед, приветствовал вождей и пригласил их в свой вигвам, чтобы поесть и выкурить трубку. Пока все это происходило, сотни вигвамов племени уже стояли в круг в нижней части участка, и тысячи лошадей были отпущены в долину пастись: они заполнили все ее склоны, оставив только немного места для наших рабочих лошадей.

Перед закатом мы с Апси сняли шкуру белого бизона с рамы, на которой она сушилась, и отнесли ее Бобрихе.

Шли дни, охотники бродили по долине, горам и ближним равнинам в поисках мяса для своих семей, и нам с Апси стало трудно без помощи обеспечивать наши многочисленные семейства. Мой дядя отрядил двух наших работников сопровождать нас на фургонах с упряжкой из четырех лошадей, чтобы привезти нашу добычу.

Я несколько раз пытался встретить Зарю на тропинке для водоносов и поговорить с ней, но она всегда была в компании. Вечером накануне охоты я снова спрятался в кустах можжевельника и стал ждать ее появления. Ждать с большой надеждой на то, что она согласится выслушать мои мольбы; разве она не заинтересовалась мною, когда люди на тропе выкрикивали похвалы в мой адрес?

Вот! Она идет, мягко ступая, неся ведро и напевая веселую песенку. Но, когда я вскочил, она испуганно остановилась, повернулась и поспешила назад.

– Заря! Подожди! Я хочу поговорить с тобой! – кричал я, но она побежала еще быстрее.

Я побежал, чтобы догнать ее, схватить ее и заставить выслушать себя, но остановился, потому что навстречу шли женщины-кутенаи. Я, очень расстроенный, вернулся в лагерь.

Мы вышли рано следующим утром, Апси и я на наших лучших охотничьих лошадях, наши работники на фургонах двигались за нами. Поднявшись на край долины, мы увидели тут и там несколько стад бизонов. Перед нами было несколько охотников – кутенаи и пикуни – некоторые из них преследовали небольшие стада бизонов, другие разделывали добычу. Мы двинулись дальше, прошли мимо них и так, уже ближе к полудню, оказались у небольшого ручья, который назывался Вишневый ручей.

Стадо в несколько сотен бизонов пришло к ручью на водопой, толкаясь и плескаясь. Мы остановились на верху склона, пока стадо не напилось и не стало подниматься к другому краю долины. Мы с Апси спустились, пересекли ручей; наши работники не спеша последовали за нами и стали подниматься по другому склону. Затем, взглянув за кромку склона, мы обнаружили, что находимся в двухстах ярдах от стада – все животные лежали, кроме нескольких старых коров, стоявших на страже. С двух сторон от них был глубокий овраг, перейти который они не могли, а за ними – крутой склон, который замедлил бы их бег. Все предвещало нам хорошую добычу.

– Кай! Пошли! – сказал Апси, и мы рванулись к стаду и успели застрелить нескольких животных, прежде чем те собрались и побежали к холму, мы за ними.

Это было здорово, просто замечательно – направлять лошадь то к одной, то к другой жирной корове, нагонять ее и сбивать на землю. Но продолжалось недолго, потому что мы скоро обнаружили, что добыли столько мяса, сколько могут увезти наши погонщики. Мы остановились и оглянулись: на короткой зеленой траве лежало двенадцать черных туш.

Апси сказал:

– Отлично! Наша семья долго не будет нуждаться в мясе.

– И у меня будет много времени, чтобы решить вопрос с Зарей, – сказал я, но не вслух.

Вернувшись к ближайшим убитым животным, мы спешились, и каждый стал разделывать одну из туш. Наши работники тем временем подъехали к нам, распрягли лошадей и включились в работу.

Они начали напевать веселую песенку французских моряков, пока вырезали языки и жирные ребра с горбов, которые женщины поджарят и подадут им. Это была мирное, счастливое зрелище.

Но внезапно все изменилось – на краю склона появился отряд в тридцать всадников или больше, и, распевая военную песню, поскакал в нашу сторону!

Глава четвертая

Преследуемые Перерезающими Горло

Это всегда заставляет сердце учащенно биться – неожиданное нападение врагов, желающих заполучить твой скальп. Наши работники, которые особой храбростью не отличались, начали кричать нам с Апси, чтобы мы их защитили. В любом случае наше место было рядом с ними: фургоны давали нам хорошую защиту от нападавших. Мы вскочили на лошадей, поскакали вниз и спешились рядом с фургонами, раньше чем враги спустились с длинного крутого склона на равнину. И все это время наши работники не переставали нас звать.

– Дураки, сделайте сами хоть что-то! – крикнул я. – Заведите лошадей между фургонами, потом беритесь за ружья!

Я обернулся и посмотрел на военный отряд. Всадники собрались в кучку и явно решали, как лучше было бы на нас напасть. Скоро тринадцать человек отделились от них, спешились, и семеро из них побежали на восток, а шестеро на запад, в овраги, которые спускались к ручью по обеим сторонам от нас. Остальные, со всеми лошадьми, вернулись на склон; мы поняли, что они хотят пройти по оврагу до ручья, развернуться и атаковать нас с тыла.

Самая большая опасность исходила от тех, кто был сейчас в овраге; они могли пройти так, чтобы оказаться напротив нас, и под прикрытием кустов быстро нас перестрелять.

– Апси! И вы, бездельники, – крикнул я, – наша единственная возможность спастись – прорваться назад, в лес за ручьем.

– Да. Нужно запрячь лошадей и бежать, – ответил Апси.

– Нет! Нет! Мы пойдем с вами! – заныл один из них.

– Да. Мы поедем верхом на двух рабочих лошадях, – крикнул другой.

– Запрягайте фургоны! Живее! – крикнул я.

И они побежали; но делали все так бестолково, что мы с Апси сами запрягли двух лошадей в один из фургонов. Как только это было сделано, они прыгнули в фургоны и стали нахлестывать лошадей, направляясь к лесу.

Мы с Апси прыгнули в седла и последовали за ними, когда бах! прозвучал выстрел слева и бах! бах! два выстрела справа. Фургоны не пострадали, и Апси крикнул мне:

– Мы убьем этих двоих, пока они перезаряжают!

Мы заметили их расположение по облачкам дыма из ружей, и рванулись к краю оврага. Прямо под нами, примостившись на полке, выступавшей из глинистого склона оврага, эти двое перезаряжали свои гладкоствольные капсюльные ружья. Они на мгновение уставились не нас широко открытыми от удивления глазами, по их нечесаным всклокоченным волосам мы поняли, что они принадлежат к ассинибойнам, одному из племен сиу. Затем, спрыгнув с полки, они побежали вверх по оврагу, и Апси крикнул мне:

– Твой первый, другой мой.

– Нет! У нас нет времени! Смотри, эти идут, – ответил я, показывая на семерых из восточного оврага, которые бежали к нам.

– Время есть. Это наш шанс посчитать большой ку. Подумай, как это поможет тебе в деле с Зарей, – сказал он и начал стрелять, и третий выстрел поразил его цель.

Я начал стрелять в другого, но все время промахивался из-за того, что моя лошадь не могла стоять спокойно. Я видел, как мои пули взбивали пыль вокруг человека. Ружье мешало ему бежать – он на ходу пытался поставить капсюль. Трое из его части отряда видели это и старались его подбодрить; он на мгновение обернулся и прицелился в меня, но моя пуля поразила его прежде, чем он спустил курок, и он упал. Тогда мы стали стрелять в остальных троих, и они спрятались.

– Вот! Теперь у нас есть доказательство наших ку, оружие убитого врага, – крикнул Апси и спрыгнул с лошади.

– Мы не сможем! Смотри, они приближаются! – ответил я, указывая на семерых, которые упорно двигались к нам.

– Они далеко; мы успеем.

Риск был велик, но как же мне хотелось, чтобы Заря услышала, как я считаю свои ку во время церемонии у священной хижины Солнца!

Я спрыгнул с лошади и, следуя за Апси, побежал к тому, которого убил. Он лежал на спине, раскинув руки, в правой руке еще было зажато ружье. Его широко открытые глаза словно с упреком смотрели на меня. Я почувствовал жалость к нему и стыд за то, что убил его, несмотря даже на то, что он сам хотел меня убить. Меня трясло, когда я схватил его ружье и побежал к Апси, который нес ружье, нож в ножнах и скальп убитого им врага.

Добравшись до полки, мы забрались на нее. Выпрямившись и осмотревшись, мы поняли, в каком оказались положении. Семеро из соседнего оврага были в двухстах ярдах от нас, четверо товарищей двух убитых нами бежали, чтобы соединиться с ними.

– Быстрее! К лошадям! – крикнул Апси.

– Да! – ответил я.

Оставив там же на полке доказательства наших ку, мы перескочили кромку оврага и мгновением позже были в седлах и скакали вниз по склону; семеро стреляли в нас, а мы в них. Но все выстрелы пропали впустую.

Основная группа врагов тем временем направлялась к восточному оврагу, спускаясь вдоль другой его стороны, почти напротив нас. Но наши лошади были намного быстрее, и мы скоро нагнали наши фургоны, крикнув погонщикам следовать за нами.

Затем мы в обратном направлении пересекли ручей по тому же пути, каким пришли, и стали искать место в лесу, где можно было бы занять оборону, когда из-за излучины показались семеро всадников-кутенаи, во главе с самим Красным Рогом. Двое наших погонщиков стали кричать, чтобы те защитили нас – спасите нас! Мне пришлось применить плеть, чтобы заставить их замолчать и услышать, что говорить мне Красный Рог.

Он начал сначала:

– Мы смотрели с края долины и увидели, что у вас неприятности. Кто они, те, кто на вас напал?

– Перерезающие Горло.

– Хорошо. Пойдем дальше. Мы встретим их, когда они спустятся в долину.

Мы пошли дальше вместе с этими семерыми, оставив позади своих обезумевших работников. Мы перемахнули ручей и проскочили через лес, оказавшись на другой его стороне, когда враги только приближались к нему. С криками удивления они развернулись и побежали, не сделав ни единого выстрела. Уходя, они бросили тринадцать лошадей, которых вели в поводу – лошадей тех, кто пошел в овраги. Это заставило наших друзей-кутенаи остановиться и забрать их, потому что это тоже было ку. Один или двое замедлили движение, но Красный Рог прикрикнул на них, и они повиновались.

Мы стали стрелять в убегающих врагов, и сначала один, а за ним другой Перерезающий Горло упал. Потом пуля попала в лошадь, и ее всадник, приземлившись на ноги, развернулся и выстрелил в нас, промахнулся, и был сам застрелен, перед смертью сделав нам знак приблизиться.

Перед таким соблазном кутенаи не смогли устоять – посчитать ку над убитыми врагами. Не обращая внимания на приказы Красного Рога, они рванулись вперед, каждый хотел оказаться первым рядом с убитым, чтобы объявить, что его убил именно он, и завладеть его оружием. Тем погоня и закончилась, потому что мы втроем не могли ее продолжать. Мы спешились и стали стрелять в Перерехающих Горло, но ни в кого не попали.

Достигнув края долины, враги в последний раз выстрелили в нас и убежали.

– Все закончилось. Вы живы, – сказал нам Красный Рог.

– Да, а у тебя нет ничего, чтобы показать в подтверждение своего ку. Но ты сможешь посчитать. Пошли к захваченным лошадям, пока твои жадные кутенаи не все растащили, – сказал Апси.

Мы побежали назад, и все остальные тоже, к своим лошадям. Но они опоздали. Красный Рог держал концы ремней семи лошадей, а мы с Апси еще раньше поймали остальных. На языке Черноногих, который остальные не понимали, Апси сказал Красному Рогу, что отдаст ему пойманных нами лошадей. Он был более чем доволен.

Мы кратко рассказали ему об успешной охоте на бизонов и попросили кутенаи помочь нам разделать добычу. Они охотно согласились, и Красный Рог отправил одного из своих передать нашим работникам, чтобы те возвращались. Вскоре мы закончили работу и отправились домой, и доказательства наших с Апси ку были аккуратно завернуты и уложены в фургон.

Когда мы приблизились к лагерю, солнце уже садилось. Всадники, ушедшие вперед, принесли новости о стычке, и множество пикуни собрались в лагере кутенаи, ожидая нашего возвращения. Когда мы выехали из леса, они побежали нам навстречу, выкрикивая наши имена и восхваляя нас за то, что мы убили Перерезающих Горло, злейших врагов всех племен Черноногих.

Хотя я и был к этому готов, все же такая бурная встреча произвела на меня большой впечатление. И кутенаи, хотя это не так их касалось, столпились вокруг Красного Рога и хвалили его, да и нас тоже. Я думал, что и Заря должна быть среди них и слышать хвалы в мой адрес. Но, осмотревшись, я ее не нашел. Когда мы приблизились к вигваму Желтого Медведя, она с отцом была там, перед вигвамом.

– Ха! Теперь они видит меня, теперь узнает, как уважают меня ее соплеменники, – сказал я себе, и, раздувшись от гордости, не нашел ничего другого, кроме как сказать это; она резко повернулась и вошла внутрь, не удостоив меня даже взглядом.

Она не посмотрела на меня! Я для нее значу меньше чем ничего! Мое сердце упало.

Придя в наш лагерь, немного позже, я даже не в силах был отвечать на сердечные приветствия, которыми встретили нас дядя, Женщина-Горностай и Бакли. Женщина-Горностай поставила перед нами хороший ужин, но я смог только попробовать, хотя Апси поел с аппетитом.

Она продолжала смотреть на меня, и, когда он закончил, спросила:

– Почти-сын, у тебя неприятности? Что случилось?

Прежде чем я смог ответить, Апси с хитрой ухмылкой сболтнул:

– Его милая, эта Заря, его неприятность. Когда мы сейчас подошли к ее вигваму, она шмыгнула внутрь, даже не взглянув на него…

Он ненадолго прервался, приложив ладонь ко рту, виновато глянул на меня и пробормотал:

– Хайя! Мой язык слишком быстрый!

Это смутило дядю; он отвернулся и с трудом сдержал смех. Женщина-Горностай посмотрела сперва на него, потом на меня.

– Не надо так на меня смотреть. Она не моя милая и никогда ею не станет, – сказал я ей.

– Ты ни в чем не виноват. Послушай меня, почти-сын: держись подальше от этой девушки, и тем избавишь нас от больших неприятностей, – ответила она.

Думала ли она на самом деле, что, если она станет постоянно это повторять, я отстану от девушки? Ха! Я не оставлю попыток, решил я, и почувствовал себя намного бодрее

Тут вошел Маленькая Выдра, чтобы навестить нас, и упомянул о том, что пикуни пригласили кутенаи спуститься и поставить свои вигвамы в их лагере, рядом со своими друзьями. Я сразу подумал – помешает мне это видеть Зарю чаще или поможет.

На следующее утро кутенаи спустились в большой лагерь, и после полудня, не обращая внимания на сердитые взгляды Женщины-Горностая, я пошел туда.

Вигвам Желтого Медведя, как оказалось, стоял рядом с вигвамом Безумного Пера и Бобрихи. Ха! Мне это было наруку. Как убивший белого бизона я должен был принимать участие в церемониях, сопровождавших выделку и разрисовку шкуры, так что у меня появлялась прекрасная возможность следить за тем, куда ходит Заря, и, может быть, проследовать за ней, не привлекая внимания.

С легким сердцем я приблизился к двум вигвамам. Бобриха рядом со своим вигвамом выделывала растянутую на раме священную шкуру, очищая ее внутреннюю сторону скребком со стальным лезвием.

– Любимец Солнца, мой белый сын, садись здесь, в тени, – приветствовала она меня.

Я сел в тени навеса, который она поставила, чтобы предохранить шкуру от солнечных лучей, и она стала расспрашивать меня о нашей стычке с Головорезами. Я отвечал невпопад, потому что взглядом искал Зарю. Входной полог ее вигвама был на месте, а скрещенные шесты перед ним говорили о том, что внутри никого нет. Быть может, отец взял ее с собой на охоту, подумал я. Мое сердце снова упало; мне оставалось только вернуться домой и начать делать лодку, что я давно собирался.

Между этим вигвамом и следующим, ближе к краю, была куча шестов и веток для другого навеса. . Женщины любили работать под ними или просто сидеть и болтать жаркими летними днями, И вот, я уже хотел встать и уйти, когда Заря и еще две женщины пришли туда, неся еще материалы для навеса. Я хорошо знал двух других женщин – это были жены моего хорошего друга Два Медведя. Я был счастлив! Я мог сидеть с ними под этим навесом и без помех общаться с девушкой.

Надежды росли, я смотрел на Зарю, когда она бросила зеленые ветки, которые несла, и села отдохнуть. Она заметила меня и сразу стала смотреть в другую сторону.

Потом другие заметили меня, и одна из них сказала:

– Ха! Это ты, Красный Лис.

А другая сказала:

– Приветствую тебя, Красный Лис, убивший Перерезающих Горло. Иди сюда, садись, и расскажи нам об этом сражении.

– Да, конечно, позже, когда поговорю с Бобрихой, – ответил я, не желая казаться слишком назойливым.

Присоединиться к им мне было совершенно позволительно, потому что обе они были вдвое старше меня. Но, с другой стороны, молодому мужчине из племени Черноногих непозволительно было сидеть и беседовать с молодой женщиной, замужней или холостой, никогда, даже в присутствии ее родных.

Я продолжил разговаривать с Бобрихой. Вокруг нас ходили люди, много людей. Я мог слышать разговоры и смех Зари и ее компаньонок.

Внезапно они замолчали, и я оглянулся. Вот те на! Недалеко от них стоял молодой вождь пикуни, Красавец. На нем было накинуто красивое одеяло работы навахо, которое он сам захватил при набеге далеко на юг; его рубашка из оленьей кожи и такие же леггинсы были белы, как свежий снег; его мокасины были украшены богатой вышивкой всех цветов радуги. На плече у него висел колчан с луком и стрелами, сделанный из шкуры выдры, на боку – украшенный перьями щит, на груди висело зеркало в резной деревянной раме. Внешностью немногие могли бы с ним соперничать. Ростом он был под шесть футов, стройный, прямой как стрела, с выразительным взглядом красивых глаз и аккуратно заплетенными косами, которые едва не касались земли.

И вот он стоял и не уходил, и все прекрасно понимали, зачем! Он был здесь ради того, чтобы Заря посмотрела на него, и пришла в восхищение от того, как он выглядит и как одет. Так принято было, очень принято у Черноногих ухаживать за девушкой. И какие шансы были у меня против него, самого желанного для всех женщин мужчины?

Я вскочил и, не оглядываясь, пошел домой.

Глава пятая

Танцор в маске

Звали моего соперника Бизоненок, но чаще его называли просто – Красавец. Он был одним из храбрецов, объединенных в общество Маленькие Накидки племени пикуни.

Его отец и мать умерли, Красавец жил в вигваме своего дяди, сварливого старика по имени Три Бизона. Хотя ему было уже тридцать лет, он никогда не был женат, и никогда не проявлял интереса к женщинам. Хотя все мужья, у кого были красивые жены – да и некрасивые тоже – очень к нему ревновали, потому что женщины не спускали с него глаз. Но при всем этом он мог стать главным вождем, потому что был храбрейшим из храбрых и много раз предводительствовал успешными набегами.

Будучи настоящим храбрецом, Красавец был тщеславен, как ребенок. Покрасоваться он любил. У него было много друзей среди членов его сообщества и тех, с кем он ходил в набеги, и он часто, сопровождаемый ими, поющими и стучащими в барабаны, в танце проходил через весь лагерь, демонстрируя все свои украшения.

При этом многие мужья заставляли своих жен уходить в вигвамы и оставаться там, пока он не пройдет. Некоторые даже водили ему навстречу и били его руками или палками. В этих случаях он ненадолго останавливался, говорил, что эти удары только добавляют ему почета и так добро, умоляюще смотрел них, что поворачивались и уходили, удивляясь тому, какая странная сила удерживала их от того, чтобы серьезно с ним разобраться.

Теперь этот человек в открытую ухаживал за Зарей. Весть об этом сразу же разнеслась по всему большому лагерю, и я не пробыл дома и десяти минут, когда к нам ворвались несколько подруг Женщины-Горностая, чтобы ей об этом сказать. Она выслушала их с приятным удивлением и бросила хитрый взгляд в мою сторону.

– Наконец-то Красавец ищет женщину, – сказала она. – Добивается Зари. Какая прекрасная это будет пара!

– Но она же обещана, ты это знаешь. Обещана старику из племени ее отца, – сказала одна из сплетниц.

– Ха! – воскликнула Женщина-Горностай. – Сама подумай, что будет, когда ее добивается сам Красавец! Он такой храбрый, такой богатый! Я думаю, что Заря сбежит с Красавцем.

– Никто ее не осудит. Кто бы не предпочел Красавца старику, мужу нескольких жен? Да если бы он меня только поманил, я сама бы за ним побежала, – сказала старая морщинистая сплетница.

Все рассмеялись. А я вышел из вигвама – я достаточно услышал. Встретив Апси, я сказал ему, что моим надеждам на Зарю пришел конец; ее добивается Красавец.

– Да, я знаю. Я тебя там видел. Тебе нужно было остаться и посмотреть, что она сделала. Ушла в свой вигвам и оставалась там, пока Красавец не ушел. Не трусь, почти-брат! Будь терпелив и настойчив, и ты найдешь к ней путь, – ответил он, чем сильно меня успокоил.

На следующее утро я продолжил работать над каркасом лодки, но послал Апси посмотреть, не пришел ли Красавец снова, чтобы стоять перед вигвамом Зари. Время тянулось медленно. Наконец Апси вернулся и сказал, что Красавец, одетый еще лучше, чем вчера, занял свой пост там же, где и накануне, и стоял, пока Желтый Медведь не вышел наружу и не накричал на него, сказав, что бесполезно ему стоять там, потому что Заря была обещана Двойному Грому.

Поскольку Красавец не отвечал, Желтый Медведь раздражался все больше и наконец сказал:

– У тебя что, ушей нет? Я сказал, что моя дочь предназначена не тебе. Кроме этого, твое присутствие мне мешает.

На это Красавец наконец дал ответ:

– Разве я прошу у тебя твою дочь? Нет. Разве у меня нет права стоять здесь, на своей земле? У меня есть такое право. Так что говорю: я буду здесь стоять, нравится тебе это или нет.

И тогда, не говоря больше ни слова, Желтый Медведь повернулся и вошел в свой вигвам, пошел за оружием, как подумали окружающие, и некоторые из них, женщины, подняли крик. Но Желтый Медведь больше не появился. Заря все же скоро вышла и, не глядя на Красавца, отправилась с женщинами Двух Медведей за хворостом. Красавец остался стоять, он улыбался, взгляд его блуждал. Когда вернулась Заря, он притворился, что не видит ее. Она сбросила свою ношу, подтолкнула ее поближе к вигваму, вошла внутрь и больше не появлялась. Наконец Красавец повернулся и пошел своим путем, напевая песню победы.