Читать книгу Рука G - Джизет - Страница 1

Все события и персонажи выдуманы,

нереальны и невозможны

Руки даны человеку для того, чтобы он

управлял этим миром. Но человек не

умеет ими пользоваться. Или не хочет.

В жизни Василия Потаскушкина наступила не просто чёрная полоса, а такая непроглядная темень, что жить дальше вообще не имело смысла.

В нём неожиданно проснулся дар экстрасенса.

Да, да, именно так. Как только он прикасался к женщине, ей моментально становилось плохо. Очень плохо.

Всё началось с соседки, сорокавосьмилетней тёти Иры. Столкнувшись с ней на лестничной площадке, Василий нечаянно дотронулся до её локтя, отчего тётя Ира замерла, покраснела, запыхтела как паровоз, и неожиданно тоненько заголосила.

Василий перепугался и попытался поддержать женщину, но она оттолкнула его руки и убежала домой так быстро, словно Василий собирался её изнасиловать.

Подсознание упорно предупреждало, что ничего хорошего не будет. И действительно, ничего хорошего в дальнейшем не произошло.

При входе в торговый центр, на крутящихся дверях, Василий столкнулся с молодой женщиной в сером плаще и машинально придержал её руку, чтобы она не врезалась в дверь. Но, как только Василий дотронулся до торопящейся посетительницы, она рванула вперёд и влетела лицом в ускользающую дверь. Её поведение было таким, словно Потаскушкин пронзил женщину электрическим током. Быстро и безжалостно.

Василий замер. А зря. Дверь продолжала вращаться. Люди входили и выходили. И поведение мужчины, безучастно стоявшего над бездыханным телом женщины в то время, когда дверь периодически била её по каблукам красных сапог, вызвало массовое осуждение. Так, словно Потаскушкин сам бил эту несчастную молодую женщину.

Раздались крики о помощи, тело оттащили в сторону и привели в чувство, очень быстро нарисовался дежурный патруль и Потаскушкина заковали в наручники.

Он провёл в отделении полиции около десяти часов. Единственное, что ему помогло, это было удостоверение журналиста местной скандальной газеты «Реальные новости» и его угрозы осветить весь инцидент в крайне невыгодном для правоохранительных органов свете.

Участковая лейтенант по приказу полковника, начальника отделения полиции, быстро смоталась в торговый центр и взяла записи с камер наблюдения.

И действительно, на всех камерах было видно, что гражданин Потаскушкин ничего преступного не совершал. Опрос пострадавшей тоже ничего криминального не выявил. Женщина краснела, путалась в показаниях и абсолютно точно врала.

Зачем она врала, участковая Анна Ивановна, так и не поняла.

– Короче, Потаскушкин, я взяла тебя на заметку, – молоденькая офицер полиции угрожающе постучала маленьким кулачком по бланку объяснения, на котором только что расписался Василий, – ещё парочка таких заявлений, и ты у меня загремишь за развратные действия.

– Разве сейчас было заявление? – вкрадчиво поинтересовался Василий, рассматривая длинноволосую блондинку модельной внешности. Когда такое было, чтобы подобные красотки боролись с алкашами по подъездам? Наверняка, дочка какой-нибудь шишки, и через полгода её переведут на тёпленькое местечко, и ещё через три-четыре года она уже получит майора.

– Нет, – простодушно и честно ответила лейтенант.

– Тогда на каком основании Вы меня задерживали вообще?

Женщина в форме напряглась, погоны на плечах немного вздыбились.

– Короче, – Потаскушкин обозлился, – ещё раз будет такая фигня и я подам в суд.

– На кого?

– На всех, – резко ответил Потаскушкин, – на Вас, на полицию, на Вашего начальника. Если изначально не было заявления, то почему меня закрывали в «обезьяннике»?

– Вот, пожалуйста, – лейтенант усмехнулась и приподняла над столом несколько листков, – все свидетели подтвердили, что Вы напали на женщину при входе в торговый центр.

– То есть, я могу подать на них в суд за клевету? Раз камеры показали, что они все лгут.

– Ничего ты не можешь, – Василий заметил, что молодая женщина очень хочет одновременно и нагрубить ему и не попасть на полосы «Реальных новостей», – в следующий раз я испорчу видео с камер наблюдения и будешь сидеть пятнадцать суток за все свои художества. Давай, проваливай, пока я добрая.

Раздосадованный Потаскушкин ещё не догадывался, что всё дело в его правой руке и, встав со стула, решил пропустить вошедшую в эту секунду пожилую майора полиции, работавшую дознавателем. Разумеется, дотронувшись до неё.

Майор повела себя точь-в-точь как соседка. С теми же звуками и покраснениями.

– Что?! – взревела лейтенант, – Ты совсем охренел?! Какого дьявола?!

Пытающийся вжаться в стену Потаскушкин даже забыл, как надо дышать. Он выпучил глаза и с ужасом в душе ожидал расстрела.

– Ой, – майор плюхнулась на стул, ещё горячий после задницы молодого мужика и отдышалась, – ты чего раскричалась?

Этот вопрос, заданный самым будничным тоном, произвёл на лейтенанта отрезвляющее впечатление.

– А… – участковая молча указала пальцем на Василия, и с трудом выдавила, – разве он сейчас к тебе не приставал?

– Ты с ума сошла? – майор встряхнула копной тёмных пушистых волос, очевидно повторив жест забытой молодости, – Я солидная женщина, замужем, кто ко мне может приставать?

Она повернулась к Потаскушкину и оценивающе на него взглянула.

– Вполне приличный молодой человек.

Эти слова для Василия прозвучали так, словно его только что освободили от пожизненного заключения. Мол, ошибочка вышла, ступай восвояси. Но Василий за эти несколько мгновений уже понял, что никакой ошибочки не было – его правая рука предала его самым бесцеремонным образом. Так сильно, что хотелось отсечь её навсегда.

– А тебе он разве не приглянулся? – майор повернулась к лейтенанту.

– Виновата, товарищ майор, но Вы только что такую херню сказанули! – девушка оскорбилась не на шутку, – Даже не знаю, что Вам ответить

– Ну, ну, – дознаватель усмехнулась, – просто ты ещё молодая, неопытная.

– Проваливай, – не глядя на Василия, прошипела лейтенант губами цвета спелой вишни, – тебе сегодня дьявольски повезло.

Потаскушкин, не веря своему счастью, пулей вылетел из отделения полиции. Но счастье длилось всего несколько минут. Ведь теперь его правая рука и он жили в разных измерениях. И ужас, застывший во взгляде Василия на творящую зло руку, охватывал все члены и органы молодого журналиста.

Утром Василию не спалось. Так как вчерашний день на работе он пропустил, то сегодня следовало появиться пораньше. Это «пораньше» неожиданно помогло. Народу на улицах сонного городка было мало и Потаскушкину не пришлось пристально приглядывать за правой рукой.

По пустой редакции в поисках кофе носилась самая красивая женщина «Реальных новостей», журналистка Лена. Высокомерная, она всегда выражала неприязнь таким неудачникам, как Потаскушкин. Обсуждая с другими сотрудницами газеты своего очередного любовника, Лена непременно описывала то, как красиво звучит фамилия этого достойного мужчины. А уж в сравнении с фамилией Потаскушкин так и вовсе ощущалось присутствие королевских кровей. Сотрудницы смеялись, Василий делал вид, что не слышит.

Разумеется, фамилия Потаскушкин напрочь лишила Василия возможности заводить хоть какие-то романы. Любая девушка, услышав это словосочетание, шарахалась от молодого человека, как чёрт от ладана. И в свои двадцать семь лет Потаскушкин был не то, что нецелованным, он был вообще никаким. Ни одно женское существо не проявило к нему даже минимального интереса.

Неожиданная мысль посетила Василия. А что, если прикинуться дураком и, пока нет свидетелей, дотронуться до руки Лены Прекрасной, пусть помучается и покорячится, а потом сделать вид, что с ней случился апоплексический удар.

Мысль воодушевила молодого человека, и с возгласом о помощи он ухватился за женщину. Крепко, без возможности вырваться.

Он держал её секунд тридцать, и всё это время безотрывно смотрел в лицо. Сначала Лена ужаснулась, затем закатила глаза и мелко затряслась. Она сама обхватила руками Василия, так как ноги её подкосились. Бёдра женщины бешено заплясали, и по ногам потекла жёлтая пахучая жидкость.

Уписалась, догадался Потаскушкин и перепугался не на шутку. Неожиданно вспомнилась лейтенант. Вася подхватил женщину и усадил на ближайший стул, затем заскочил в кабинет главного редактора и отсыпал из его банки кофе в кружку Лены, залил горячей водой из кулера и прибежал к пострадавшей.

– Если ты, козлина, хоть кому-то расскажешь, что видел, – Лена глубоко вздохнула, – клянусь чем угодно, я тебя уничтожу.

– Да я ничего не видел, – залепетал Потаскушкин, медленно отползая на своё рабочее место, – совсем ничего.

После кофе Лена сразу же умчалась домой переодеваться, а через полчаса редакция наполнилась голосами.

– Потаскушкин, где тебя черти носят? – раздался скрипучий зов главного редактора, Семёна Сергеевича Ряба.

– Я здесь, – настроение Василия было всё же получше, чем с самого утра.

– Поступил сигнал из молодёжного театра в пятой школе.

– Приглашают на премьеру?

– Хуже, – главред нахмурился, и только собрался объяснить, как его перебил телефонный звонок, – слушаю. Да сдам я эти анализы, сдам. Что ты напоминаешь каждый день по три раза. Сказал же, сдам. Сегодня пойду и сдам.

Семён Сергеевич всё также хмуро посмотрел на замолчавший аппарат и немного растерянно – на Потаскушкина.

– Сестра звонит, – он положил телефон на стол и прикрыл листком бумаги, – её муж врач и следит за здоровьем всей семьи. Заставляет проходить обследования каждый год. Так про что я?

– Сигнал из пятой школы.

– Да, точно, ты поосторожней там, не наломай дров.

– Так в чём дело?

– Пожаловались на молодого режиссёра. Вроде как пристаёт к актрисам. А они все школьницы и, сам понимаешь, это уголовная статья.

– Понимаю, – Потаскушкин уже пять лет работал журналистом криминальной хроники, и многие статьи Уголовного Кодекса знал наизусть, – к кому пристаёт?

– Не сказала, голос молодой, запиналась. Наверное, школьница звонила.      Василий кивнул головой, статьи о подростках всегда отличались трудностью написания и непредсказуемыми последствиями.

– Олег Пятиваткин.

Гони пятихатку, чуть не вырвалось у Потаскушкина, но он сдержался.

– Главный режиссёр театра «Звёзды», – представился молодой высокий юноша и многозначительно улыбнулся.

История дурацких рифм уходила корнями в далёкое детство Василия. Как только его одноклассники осознали смысл слова «потаскуха», то ежедневно, в самой изощрённой форме, стали подшучивать и прикалываться над достаточно скромным мальчиком. Как результат, Васенька быстро научился хамить в ответ, придумывая особенно нелепые, а зачастую и злобные, рифмы на фамилии одноклассников и прочих друзей. Нередко случалось, когда на простое «Привет» мальчуган радостно орал «Гони обед», «Сам трафарет», «Левый штиблет», «Сигарет нет» и другую прочую фигню. Последнее весьма раздражало, так как учителя, услышав про сигареты, моментально начинали третировать школьников. И поди докажи, что ты не куришь по задворкам и школьным туалетам.

Очень скоро недоброжелатели перестали унижать Потаскушкина переиначиванием его фамилии, однако, и друзья у Василия перевелись напрочь.

А умение быстро и точно рифмовать пригодилось юноше при поступлении на журфак, где он смог поразить приёмную комиссию пересказом новостей в полустихотворной форме с едкими комментариями.

– То есть, Ваша газета хочет сделать репортаж? – глаза Пятиваткина загорелись.

– Только, если будет интересно, – уклончиво ответил Василий.

– Интерес я Вам гарантирую! Пойдёмте.

Режиссёр посадил журналиста в первый ряд, а сам запрыгнул на сцену и крикнул помощнице:

– Аня, срочно собери всех на очень важную репетицию!

Воодушевлённый предстоящим пиаром, Пятиваткин с большим творческим подъёмом принялся охмурять молодых и опытных (по замыслу автора пьесы, а фактически – старшеклассниц) женщин, совращая и собирая в галдящий гарем. Актрисы радостно визжали, когда главный герой обнимал их за талию, гладил по спине и нежно держал за руку. Пятиваткин изображал страсть так, словно учился по порнофильмам.

Происходящее всё меньше нравилось Василию. И совсем не тем, что молодой режиссёр иногда путал талию с попой очередной школьницы, а к тем, у кого лифчик излишне выдавался вперёд, прижимался так, что девичья грудь превращалась в плоский блин.

Потаскушкину не нравилось то, что писать было не о чем. Ведь режиссёр всегда мог оправдаться нескромными запросами автора пьесы. На Вашей ягодице остался след от мужской ладони? Это драматург виноват! Вы ощущаете себя так, словно Вас прилюдно поимели? Это всё больные фантазии бумагомарателя, полагающего, что создал шедевр на все века.

– Ну, как? – раскрасневшийся Пятиваткин спрыгнул со сцены, – Сможете написать красиво?

– Не хватает драйва, – задумчиво ответил Потаскушкин, – слышал я об этой пьесе, но как-то она у Вас блекло выглядит. Может, добавить огоньку?

– Что же ещё придумать? – Олег развернулся к сцене, – А если всем пуговицы на груди расстегнуть? Юбки покороче, колготки в сеточку?

– Олег Евгеньевич, – откликнулась девушка с самым большим бюстом, – под короткие юбки надо бельё полупрозрачное надевать.

– Я не хочу там бриться, – возмутилась одна из «любовниц» – меня мама за это всё время пилит.

– Это же не гигиенично, – насмешливо засмеялась самая высокая школьница, – у меня волосы только на голове остались.

Интересно, подумал Потаскушкин, и кто же тогда жаловался на приставания режиссёра?

– Да и вообще можно в купальниках играть, – предложила школьница в очках.

При её осиной талии и точеной груди, подумал Потаскушкин, она будет смотреться явно лучше других. А без купальника так и…

– В минибикини, – тут же подхватила идею самый большой бюст.

– Нет, – Пятиваткин задумался и почесал в затылке, – в минибикини не разрешат.

– Отлично, – Василий протянул режиссёру визитку газеты, – когда переделаете режиссёрское решение пьесы на более продвинутое, позвоните мне, я обязательно заскочу к вам в театр. Мне у вас понравилось, до свидания.

Потаскушкин развернулся и вышел в длинный коридор, ведущий из актового зала пятой школы к главному выходу.

Улица встретила нашего героя птичьим щебетом и негромким возгласом:

– Подождите.

Василий оглянулся, в голове мелькнуло: «За трусы держите». Его догоняла школьница в очках.

– Вы из газеты?

– Да.

– Приехали по жалобе?

– По какой жалобе?

– Не врите, – наивная девушка внимательно вглядывалась в лицо журналиста.

– Что ты знаешь о жалобе?

– Ничего, – наивность девушки поражала.

– Тогда откуда тебе известно, что жалоба вообще существует?

– Я слышала краем уха, – школьница отвела глаза.

– В таком случае я ничего не обязан тебе говорить, – усмехнулся Василий.

– Хорошо, – девушка потащила журналиста за угол школы, где никого не было, и виднелся только кусочек улицы, проходящей за высокой оградой, – это я звонила.

– О чём жаловалась?

Школьница подробно пересказала свой звонок.

– И Вы хотите сказать, что Пятиваткин не использует спектакль, чтобы всех девчонок перещупать? Он всё время за задницу хватает, Машку за грудь лапает. Когда мы остаёмся одни, она жалуется на синяки и другие девчонки недовольны.

– Давай по порядку, – Василий принялся загибать пальцы, – первое – не ваш режиссёр утверждает репертуар, второе – что-то я сегодня не заметил недовольства среди актрис, наоборот, они сами предлагали прозрачные трусики или минибикини…

– Во-первых, – перебила журналиста, не дослушав, школьница в очках, – Пятиваткин сын замдиректора школы и сам выбрал пьесу, никого не спрашивая…

– Но когда он при полном зале на сцене станет всех за попу хватать, то по голове получит тот самый замдиректора. Причём получит больнее всех.

– Во-вторых, девочки боятся говорить ему в глаза, а когда его нет, то всегда жалуются.

– И третье, – Потаскушкин демонстративно загнул третий палец, – женщины всегда будут жаловаться на мужское внимание в любой его форме, просто потому, что не хотят выглядеть потаскухами. Если бы твоих подруг по сцене не устраивали щипки за попу и грудь, то они бы отказались от этого спектакля, временно заболев, или, например, готовясь к важной контрольной по математике. Тебя как зовут?

– Катя.

– Ты зачем предлагала в купальниках играть?

– Я думала, они возмущаться начнут, или хотя бы прикалываться.

– А тебе в голову не приходила мысль, что большинство ваших актрис желает, чтобы именно режиссёр хватал их за попу, дабы продвинуться по театральной лестнице? Этакий детский вариант попадания на главную роль «через постель».

– Приходила, – кивнула головой Катя, – а Вы зачем со своим драйвом вылезли?

– Это провокация. Если он сделает спектакль ещё более развратным, то любому зрителю станет очевиден абсурд режиссёрской работы. И тогда всколыхнётся общественное мнение, и Олежке мало не покажется. И вот в этот момент выяснится, что некий журналист уже подготовил обличительную статью, и засандалил Пятиваткину серпом по… – Василий запнулся и замолчал, смутившись.

– Но ведь это неправильно, – удивилась Катя.

– Что именно? – осторожно поинтересовался Василий, размышляя о состоянии яичек Пятиваткина.

– Газета должна не добивать упавшего, а изобличать оступившегося, – к огромному удивлению журналиста выдала школьница в очках.

– Жизнь сложна, – невнятно пробормотал Василий, – так сразу и не поймёшь.

– Что вы хотите сказать?

– По сути, весь мир делится на самцов и самок, и каким образом они доползают или добегают до секса, это личное дело каждого человека. Всякая дорога к сексу уникальна.

– Вы говорите так, как будто у Вас гигантский постельный опыт. Некрасиво этим хвастаться. Не по-мужски.

– Жизнь сложна, – рассмеялся Василий, – так сразу и не поймёшь.

– А сейчас что не в тему?

– Я много размышлял о сексе именно потому, что у меня его никогда не было, – торжественным тоном сообщил Потаскушкин, – я никогда не прижимал к себе девушку с мыслями об интиме. Никогда!

– Я Вам не верю, – красивые Катины бровки высоко вздыбились, – почему? Как такое возможно?

– Из-за моей фамилии.

– И какая же у Вас фамилия?

– Потаскушкин.

– Как?! – школьница в очках расхохоталась, – Но ведь это же круто! Екатерина Потаскушкина!

– Что круто? – еле выдавил Потаскушкин, внезапно осознав, что он в этой жизни чего-то недопонял.

– У меня есть соседка, – сквозь хохот стала рассказывать Катя, – по фамилии Дуракова, так её через каждые два-три месяца на симпозиумы приглашают. Она является ведущим специалистом в термоядерной физике.

– И при чём тут фамилия?

– Она сама мне рассказывала, – отдышавшись, продолжила Екатерина, – если бы не её фамилия, она бы никогда не пошла в науку. Это её девичья фамилия и она всю жизнь толкает её на научные подвиги.

– Это её личное решение.

– Правильно, – радостно кивнула головой школьница в очках, – а кто Вам сказал, что Екатерина Потаскушкина будет шляться по мужикам?

– Ты не боишься, что над тобой будут смеяться?

– Кто? – Катино лицо стало очень серьёзным, – Фамилия Потаскушкина изначально будет бесить всех баб, и как только какая-нибудь шалава откроет рот, то её смело можно будет обвинить в чёрной зависти к тому мужскому вниманию, которое в избытке прольётся на голову Вашей супруге.

– А так как мужики, – ошарашенный догадкой и тем, что она пришла в голову не ему, обладателю фамилии, а девочке-подростку, впервые услышавшей эту фамилии, продолжил Василий, – будут бездумно реагировать на слово «потаскуха», то и всё внимание в первую очередь будут уделять женщине с такой редкой фамилией.

– То есть, шикарная фамилия «Потаскушкина», – Катя прищёлкнула пальцами, – одновременно обеспечивает и внимание мужиков, и раздражение прочих женщин. Идеально!

– А ты молодец, – удивлённо пробормотал Василий.

– Кстати, «с мыслями об интиме», – с этими словами школьница в очках стремительно подошла к молодому человеку и крепко прижалась к его груди, – Ваше первое прижимание девушки.

– Да, но… – Потаскушкин растерялся и положил правую руку на левое Катино плечо.

Волшебная светлая волна прошла по телу Екатерины. Белый свет распался на множество других, его составляющих. Говорят, кто-то видит двадцать оттенков, кто-то сорок. Самые везучие – около ста.

Мы не знаем, повезло ли школьнице в очках, так как то, что с ней происходило, происходило с ней впервые, но она замерла, смакуя каждое мгновение, наслаждаясь каждой секундой. Она молчала, даже теряя сознание от слишком длительного контакта с рукой Потаскушкина. Она понимала, что сегодня открылась новая дверь, и ей посчастливилось (или не повезло) увидеть то, что пряталось за этой дверью.

Но, так как ощущения у мужчин и женщин абсолютно разные, Василий не знал, что именно творится в душе у девушки и, заметив её странное поведение и свою руку на её плече, трижды проклял себя и стал поспешно приводить её в чувство.

Хрясь! Ягодицы Потаскушкина обожгло. Он взвыл и, стараясь не уронить школьницу, оглянулся. За ним стояла участковая Анна Ивановна и, судя по тому, что она крутила в руках стальные наручники, именно ими лейтенант огрела Василия по заднице.

– Выбрал себе закуток и думаешь, тебя никто не видит? – лицо женщины раскраснелось, по нему изящно металась прядь волос, – Уже на школьниц перешёл? Я тебя издалека заприметила, как ты тут малолеткам по ушам ездишь.

Потаскушкин не мог развернуться к лейтенанту лицом, так как нежное Катино касание ошеломительно подействовало на полностью обделённого женским вниманием возрастного девственника, и в его штанах творилась самая настоящая революция. Нет, он и раньше возбуждался, но это был побочный эффект от просмотра порно, или случайного взгляда на чьи-то трусики на эскалаторе. А вот от контакта с женщиной он впервые ощутил полновесный стояк. Это было новое чувство, и очень приятное.

Участковой не нужно было задумываться о местоположении Потаскушкиной задницы, она рывком приблизилась к ней на нужное расстояние и вновь врезала от души. Василий взвыл.

К счастью, в этот момент пришла в себя Екатерина. Она встала перед журналистом, закрыв своей грудью.

– А что происходит?

– Как что происходит? – лейтенант удивилась реакции девочки-подростка, защищающей взрослого развратника, – У вас сейчас что-то было?

– Да, конечно, – радостно подтвердила школьница в очках.

– Что было?! – Василий не поверил своим ушам, – Что у нас сейчас было?!

– Ну, это… – Катя слегка растерялась.

– Да, что конкретно было? – Анна Ивановна поспешно достала блокнот и карандаш и приготовилась записывать.

До девочки наконец-то дошло, что происходит не совсем то, что принято называть радостной встречей и наезд женщины в форме полицейского на мужчину, с которым она только что пережила крайне приятные минуты, её удивил.

– Ну, это… – Катя переводила взгляд с лейтенанта на журналиста и (ведь ощущения у мужчин и женщин абсолютно разные) думала о том, что оба взрослых человека ломают перед ней комедию.

– Он доставал, – участковая решила пойти другим путём. Девочка, очевидно, стесняется говорить прямо, и ей надо подсказать, – свою фигнюшку?

– Что значит – фигнюшку? – возмутился Потаскушкин, – Ты что видела, что так уверенно говоришь?

– Мне и смотреть не надо, чтобы понять, – Анна Ивановна томно пожала плечами, – у таких, как ты, только фигня и болтается.

– Она не болтается, – Василию, разумеется, не понравилось это слово, ведь этот орган как раз сейчас и болтался, – она целенаправленно смотрит вперёд.

Катя про «болтается» тоже не поняла. Даже сквозь туман в голове и путаницу в мыслях, она очень хорошо ощущала горячее и напряжённое Потаскушкинское естество, упирающееся в её правый бок. Поэтому даже и подумать не могла, что «болтается» именно он.

– Объясните внятно, – обратилась школьница к полицейской, – про какую фигню Вы говорите?

– Э… – теперь растерялась молодая женщина. Неожиданно ей подумалось, что зря она обозвала такую важную часть мужского организма «фигнёй», ведь теперь её могут обвинить в сексизме, в феминизме (а она даже не знала, что это такое), и прочей сексуальной дискриминации (а ведь жертва – всегда женщина), – он штаны снимал?

– Нет, – удивилась Катя. Снимать штаны на улице глупо, но, очевидно, у женщин-полицейских свои представления о мужской логике.

– Он их расстёгивал?

– Нет, – школьница задумалась и о женской логике.

– И ничего оттуда не вытаскивал?

– А надо было? – резко спросил Василий. Столь подробные расспросы о его достоинстве навели Потаскушкина на другие мысли, – Может, ты сама хочешь посмотреть?

– Что?! – осознав, что вопрос задан именно ей, возмущённая Анна Ивановна медленно достала, спрятанные было, наручники, – Ты и ко мне пристаёшь? При исполнении?

– Ты сама так нудно расспрашиваешь об этом, что я и не знаю, что думать, – усмехнулся Василий.

– Какая Вы пошлая! – школьница в очках сурово посмотрела на участковую, – Не ожидала такого от женщины!

С этими словами Катерина развернулась и убежала в школу. Анна Ивановна растерянно посмотрела ей вслед, затем перевела взгляд на усмехающегося Потаскушкина. А ведь она почти поймала этого развратника на месте преступления! От вспыхнувшей ярости в горле лейтенанта мгновенно пересохло, её рука с наручниками сама по себе взметнулась вверх и зажила своей жизнью. Очевидно, смысл этой жизни заключался в том, чтобы отлупить ненавистного журналиста, потому, что именно этим Анна Ивановна и занималась следующие пять минут.

Наученный горьким опытом, а точнее, жуткой ягодичной болью, Василий уворачивался с невероятной скоростью и лейтенанту удалось попасть всего лишь два раза. Наконец, Потаскушкин заметил, что к окнам школы прильнуло огромное количество школьников и радостно глазеет на бесплатное и фееричное зрелище.

– На тебя вся школа смотрит! – заорал он.

– Где? – удивилась лейтенант и остановилась, оглянувшись, – Дьявол, точно, смотрят. Зато они тебя запомнят, и будут остерегаться.

– Ага, щас, – усмехнулся Василий, – завтра же всем в этой школе расскажу, что ты ко мне пристаёшь и принуждаешь к сексу, поэтому и бегаешь за мной с наручниками.

– Тебе никто не поверит, – в голосе Анны Ивановны звучало сомнение, – где это видано, чтобы баба так бегала за мужиком.

– Ещё как поверят, сейчас у нас равноправие даже в сексуальных вопросах, – Потаскушкин с безопасного расстояния показал участковой язык, – а иначе, почему ты тогда меня не арестуешь? А?

– Собираю доказательства.

– Ты даже не понимаешь, как жалко звучат твои слова. Синяки на моей заднице – вот доказательства! И вся школа видела, как эти синяки там появились. И это всё, – он указал на переполненные окна, – свидетели.

Лейтенант словно наткнулась на стенку, её словно пришибло кирпичом, словно громко крикнули над ухом в тёмной комнате. Ведь только вчера полковник предупреждал её, что преступники сделают всё, чтобы скомпрометировать сотрудников полиции. А она так бестолково подставилась Потаскушкину.

– Ладно, забыли, – отмахнулась участковая, – тебе повезло сегодня.

– Что значит, забыли, – Василий упёр руки в бока и подошёл к женщине, – я пошёл снимать побои.

– Не надо, – невольно вырвалось у лейтенанта.

– А поцелуешь туда, куда лупила?

Глаза Анны Ивановны вспыхнули, и она с трудом сдержалась, чтобы не ударить развратника ещё парочку раз.

– Хорошо, – выдавила она сквозь гневное дыхание, – иди, снимай побои.

– Пойдёшь со мной, чтобы я сразу на тебя указал?

– В отделении подожду, – с этими словами женщина в форме спрятала наручники и ушла, плавно покачивая бёдрами.

Наверняка кто-то из школьников снимал на сотовый телефон, как модель в форме полицейского гоняется с наручниками за молодым мужиком. Чистейшее садо-мазо. Неужели эта куколка не видит себя со стороны? Тогда увидит в интернете. Журналист улыбнулся, втык от начальства участковой обеспечен. И тут же вздохнул, этот втык наверняка обозлит её и как бы ему самому не перепало.

Потаскушкин задумался, он впервые обнимал девушку. Да, ей всего лишь пятнадцать-шестнадцать лет, но так сладостно было прижимать её к себе. Василий осторожно потрогал попу, болело неимоверно, жгло так, словно горчицей намазали.

Чёрт! Катя единственная, кто поверил в его фамилию! Ведь он уже начал думать о ней, как о своей девушке!

Зачем она стала говорить, что у них что-то было? Решила, что так его защитит? Ведь он своей рукой сделал ей больно. Надо извиниться перед ней.

Потаскушкин вышел с территории школы, но мысленно всё ещё крутился на учебном дворе. А если лейтенанту надо найти козла отпущения, чтобы у неё появился формальный повод для перевода на более престижную должность? И она хочет, чтобы таким козлом стал Потаскушкин? Надо быть осторожнее.

В редакции Лена Прекрасная впервые отвела глаза и не стала как обычно, громко рассказывать при его появлении о том, что «некоторые журналисты потаскаются, потаскаются и вернутся наконец-то на работу».

Василий зашёл к главному редактору и доложил о визите в молодёжный театр. Вместе с Семёном Сергеевичем рассказ Потаскушкина внимательно выслушали три деревянные маски из Таиланда, украшавшие стены и пугающие новых посетителей громадными оскалами.

– Гм, – старый журналист задумался, – хорошо бы заснять на видео такую репетицию. Как думаешь, этот Пятиваткин лоханётся или будет при виде камеры осторожным?

– Не знаю, что там у него в голове творится, насколько тестостерон заменяет ему мыслительный процесс.

– Хорошо, я подумаю, а ты пока иди.

Василий кивнул головой и вернулся за свой стол. Почему только женщинам становилось плохо от его руки? С некоторыми знакомыми мужчинами он здоровался за руку, и они ничего не чувствовали. Может, надо больше прилагать усилий.

Или… в голове у Василия вспыхнуло. Женщин он никогда не касался за кисть руки, как мужчин! Вот оно. Надо всего лишь проверить экспериментально.

Потаскушкин оглянулся и наткнулся на встревоженный взгляд Лены Прекрасной. Женщина тут же уставилась в свой компьютер. Да не буду я про тебя никому рассказывать, усмехнулся журналист.

Однако, эта короткая сценка убедительно показала Василию, что экспериментировать на работе чрезвычайно опасно. Да и сидеть на стуле – крайне неприятно.

Что же делать? На ком можно попрактиковаться?

На ум немедленно пришла идея. Когда-то очень давно Потаскушкин дружил с мелким предпринимателем, Юрием Мегафоновым. Мегафонов отчаянно пытался раскрутиться и постоянно влезал в авантюры. Очередной аферист вешал Юрию лапшу на уши о том, что ему надо вложить деньги в этого афериста, и он моментально разбогатеет.

Мегафонов верил в сказки и при встрече всегда спрашивал совета Потаскушкина. Василию было очевидно, что это «разводилово» и он отговаривал своего приятеля.

Наконец, Потаскушкину надоели подобные разговоры, и он свел их к минимуму. Каково же было его удивление, когда, спустя полгода, Мегафонов обвинил его в собственной несчастливости. Как заявил бизнесмен Василию, всё, что он ему говорил, обернулось крахом и убытками. Возражения журналиста о том, что он-то как раз ему и не советовал этим заниматься, Мегафонов даже не стал слушать, а просто послал Потаскушкина по известному всем адресу.

Василий не стерпел и накатал на Мегафонова статью в «Реальные новости», где откровенно рассказал о том, какие глупые бизнесмены работают в их городе и портят экономическую обстановку. Ведь Потаскушкин знал многое о старом приятеле.

Мегафонов подал в суд о защите чести и достоинства и выиграл дело. Но только в части слова «глупый». Ведь всё остальное было правдой, что и смог доказать в суде Потаскушкин.

Василий извинился на страницах своей газеты, при этом назвав Мегафонова неудачником. Мегафонов вновь подал в суд. Тираж газеты вырос на десять процентов и Потаскушкину выписали премию.

К моменту разбирательства Мегафонов заключил хороший контракт и отказался называться неудачником. Однако, Потаскушкин прямо в суде, разглядывая копию контракта, заметил явную ошибку юриста Мегафонова и указал на это судье.

– Получается, – с умным видом произнёс Василий, – мой друг Мегафонов на каждой выполненной работе в месяц теряет около двадцати процентов.

Судья также отказался поддержать иск против такого умного журналиста и Потаскушкин вышел из суда победителем. Тираж «Реальных новостей», подробно рассказывающей об этой войне, вырос ещё на пять процентов.

Но недолго Василий ходил с гордым видом. Ровно до того дня, когда компания-партнёр Мегафонова подала иск против Потаскушкина. Ведь она теперь теряла на сделках с Мегафоновым. К счастью, в суде Василию попался тот же судья, что и прежде, и журналист смог отговориться от дурацких претензий.

Однако, главный редактор газеты остался недоволен Потаскушкиным и запретил ему любые дальнейшие действия, которые могли бы привести к разрыву газеты с рекламодателями.

А уж как смеялась тогда Лена Прекрасная! Вот на неё в суд за «неудачника, тормоза с фамилией и просто дебила» в суд подать было никак нельзя.

План родился мгновенно. Василий заходил в кабинет Мегафонова и под предлогом извинений, хватал его за плечо. Если ничего не происходило, журналист мило извинялся и тихо уходил. Всё. В любом случае Потаскушкин ничего не терял.

– Ой, я Вас знаю, – всплеснула руками секретарша Мегафонова, на столе которой стояла табличка «Сухолет ЮЮ», – Вы тот глупый журналист, который помог нашей фирме с контрактом.

И хорошим судебным актом, злобно подумал растерявшийся Василий и вежливо поинтересовался – Где директор?

– А его нет, – улыбнулась высокая блондинка с большой грудью и вырезом, через который эта грудь была видна всем, – он в столицу уехал. Навсегда.

Если бы она не добавила через паузу «Навсегда», Потаскушкин ей бы поверил. Не может человек с таким пышным бюстом так нагло врать. Но она зачем-то добавила, и Василий протянул свою правую руку.

Сухолет несколько недоумённо смотрела на нелепое движение журналиста и отреагировала по-своему. То ли она хотела просто встать, то ли встретить врага грудью, но именно её грудь и прыгнула вперёд, навстречу пальцам Василия.

Зашедшая в этот момент в приёмную участковая Анна увидела, как наглый Потаскушкин держится рукой за левую грудь женщины, застывшей в неудобной позе. Глаза женщины закатились, её мелко трясло, губы раздирал протяжный стон.

В первое мгновение лейтенанту показалось, что под секретаршей находится ещё какой-то мужчина, на фаллосе которого и крутится тридцатилетняя женщина. Анна Ивановна даже подскочила к этому непотребному мужику, но никого не увидела и замерла с открытым ртом.

Василий разжал пальцы, и Сухолет изнеможенно плюхнулась на свой стул. Она с трудом открыла глаза и с ужасом посмотрела на журналиста.

– Там, – она вяло махнула рукой, – на заднем дворе. Он уничтожает вторую бухгалтерию.

– Ты вовремя, – заорал Потаскушкин лейтенанту, – чего окаменела? Побежали.

Анна Ивановна молча последовала за раздражавшим её мужчиной. Она не знала, что сказать. Сначала ей показалось, что она застала сцену изнасилования. Но тут же убедилась, что это не так. Однако, увиденная картинка не давала ей покоя и бередила мысли. Он ведь держал её за грудь? Держал. Тогда почему секретарша не стала жаловаться вошедшему сотруднику полиции?

Они проскочили два пролёта лестницы и вывалились на задний двор. Спиной к ним стоял высокий мужчина с кучерявыми светлыми волосами. Он только что разжёг небольшой костёр и собирался скормить ему огромную кипу бумаг.

– Это он! – заорал Василий и ткнул пальцем в голову бизнесмена.

Лейтенант и сама догадалась, что к чему, и позволила накопившейся ярости выплеснуться на потенциального преступника. Она со всей ярости прыгнула на спину Мегафонова и завалила лицом в костёр, отчего последний потух.

– Бубубу, – возмущённо завопил предприниматель, руки которого в этот момент заламывали за спиной и заковывали в наручники.

– У Вас есть право хранить молчание. Всё, что Вы скажете, может быть использовано против Вас, – длинная девичья нога упёрлась в спину Мегафонова и придавила его.

– Что происходит? – бизнесмен наконец-то выплюнул горелую бумагу изо рта и завопил, пытаясь вывернуть голову и посмотреть, что за красотка его оседлала.

– А я тебе говорил, не связывайся со мной, – радостно зашептал на ухо бывшему приятелю Потаскушкин, – будут проблемы. Вот они и пришли.

– А ты что здесь забыл? – Мегафонов повернул лицо в другую сторону и увидел лицо заклятого врага, светящееся от восторга.

– Мы рейд делаем. Я рассказал полиции о твоих делишках и тебя поймали!

– Да, да, жду, – лейтенант выключила телефон, – сейчас ОБЭП приедет. Сказали, чтобы я не позволяла Вам даже дёрнуться, так что лежите себе спокойненько от греха подальше.

– Потаскушкин, ты молодец! – главный редактор тряс руку Василия и радовался, как ребёнок. После статьи о проходимце Мегафонове в газету не только вернулись покинувшие её рекламодатели, но и появились новые.

Коллеги подходили к Василию и хлопали по плечу. Некоторые показывали, что не прочь отметить это дело. Лена Прекрасная в очередной раз отвела глаза, но, как заметил Потаскушкин, иногда бросала взгляд на его ширинку. Наверное, мечтает попасть туда каблуком, подумал Василий, и поёжился. Нельзя её подпускать к себе близко.

Он вернулся на рабочее место и принялся составлять список людей, до которых ему непременно следовало дотронуться своей рукой. После первого же имени в нём всколыхнулось негодование.

Пару лет назад он написал статью о директоре Центра Занятости Зинаиде Степановне. Её супруг, работая в сорока километрах от города, тем не менее, числился ночным сторожем в Центре Занятости. Разумеется, ОБЭП возбудило уголовное дело и, как рассказали Потаскушкину, муж Зинаиды Степановны однозначно должен был сесть в тюрьму. Его рабочий день на основной работе заканчивался в семнадцать ноль-ноль, а время работы сторожа начиналось в те же самые семнадцать ноль-ноль. По крайней мере, с этого времени ему начислялась зарплата. Но он же не мог телепортироваться. Значит, во время ночной смены сторожа его на рабочем месте не было. Другими словами, и Зинаида Степановна и её супруг – воры.

Василий написал статью и забыл про это. А через пару месяцев столкнулся с Зинаидой Степановной в людном месте, и злобная женщина принялась орать, что Потаскушкин посадил её мужа в тюрьму. Просто так, ни за что. Директор Центра Занятости брызгала слюной и так визжала, словно журналист вытащил последние копейки из её кошелька. Окружающие осуждающе рассматривали Потаскушкина.

Сначала Василий растерялся, затем разозлился. Он приехал в ОБЭП и рассказал об этом. Оперуполномоченные только рассмеялись. Оказывается, мужа Зинаиды Степановны посадить не смогли. Невзирая на то, что доказательства его вины были абсолютно твёрдыми и непоколебимыми, суд прекратил уголовное дело и отпустил перепуганного мужчину на все четыре стороны.

На вопрос журналиста, как такое может быть, начальник ОБЭП ткнул пальцем в потолок и пояснил, что Зинаида Степановна в областной администрации обладает такими связями, которые нам, смертным, и не снились. На этом неприятный инцидент завершился.

Но теперь Василий решил закончить его на другой ноте.

Потаскушкин приехал в Центр Занятости и осторожно заглянул в общий коридор. Возле одного из кабинетов крутилась толпа, состоящая преимущественно из мужчин. Василий нашёл на стенде рабочий номер директора Центра и взволнованным голосом срочно пригласил в этот кабинет. Затем слегка замешался в мужскую толпу и стал немного поддавливать. Народ зароптал и громко завозмущался.

– Что за крики, сейчас разберёмся! – раздался зычный голос Зинаиды Степановны, которая ввинтилась в толпу и принялась расталкивать людей, создавая для себя широкий коридор.

Это не входило в планы Василия, и он из-под плеча высокого посетителя схватил женщину за предплечье.

Зинаида Степановна замерла, затем заголосила, затем принялась драться и орать матерщинные слова. Разозлённые люди попытались её остановить и стали хватать за руки. Но, так как Потаскушкин не отпускал Зинаиду Степановну, то и она остановиться не могла.

Наконец, изо рта директора Центра Занятости пошла пена, и Василий быстро, не оглядываясь, ушёл. Он подбежал к автобусной остановке и укатил в редакцию. Усмехаясь, он злорадно улыбнулся и больше не появлялся в Центре Занятости.

А зря. Поведение Зинаиды Степановны удивительным образом изменилось. С того дня она полностью перестроила графики работы кабинетов.

Теперь кабинет номер один работал с восьми утра, и через полчаса закрывался. Следом начинал приём граждан кабинет номер два и через полчаса тоже закрывался. И так все кабинеты по очереди. Руководству директор объяснила, что таким образом люди привыкнут, и будут ходить строго в определённое время.

Однако, она не уведомила руководство, что после кабинета номер один всё равно нужно идти в кабинет номер два и так далее. То есть, очереди выросли многократно, так как кабинеты, по сути, не работали.

Разумеется, народ стал ругаться и жаловаться.

А сама Зинаида Степановна под предлогом заботы о людях принялась толкаться в этих очередях. Она упорно раздвигала мужские тела самым бесцеремонным образом, хватая мужиков за руки, плечи, ноги, иногда задницы. Она кричала и голосила, бросаясь с кулаками на самых высоких и широкоплечих и каждый раз, расстроенная и неудовлетворённая, покидала очередь.

Наконец, в народе стали говорить о бесноватости директора и при её появлении мгновенно расходиться в стороны. Это ещё больше злило Зинаиду Степановну. Она осунулась, появились громадные мешки под глазами, и она стала злоупотреблять алкоголем. С большим трудом супруг уговорил её бросить пить, но, как она его не умоляла, супружеский долг исполнять оказался не в состоянии.

Потаскушкин бодро перемещался по городу, выполняя одно редакционное задание за другим, твёрдо прижимая правую руку к груди, а иногда и не вынимая из кармана брюк. Василий вёл себя так, словно малейшее прикосновение к руке вызывало адскую боль, и он старался ни до чего не дотрагиваться.

Мозг самостоятельно включил защитный режим и у журналиста выработался рефлекс действовать в основном левой рукой. Он становился левшой.

Поздним вечером он возвращался домой и недалеко от подъезда увидел, как две пьяные девушки собираются помочиться в песочницу.

– Эй, что вы делаете, немедленно уходите! – заорал Потаскушкин.

– Отвали по-хорошему, – буркнула одна и принялась задирать юбку, которая мешала ей присесть.

Василий немедленно выбросил правую руку вперёд и помчался на удивлённых девиц.

– Он чё, дурак? – спросила вторая.

– Наверное, – равнодушно ответила первая, хватаясь за лямку трусов.

В этот момент их настигла кара. Ту, которая не успела присесть, Василий рывком выбросил из песочницы. Другой досталось коленкой под зад. Уж слишком близко находились эти точки соприкосновения. Для того, чтобы они поняли, что Потаскушкин не шутит, он схватил их ладони и зажал в правой руке. Девчонки застонали и повалились друг на друга.

Мрачной и быстрой тенью из темноты вылетела участковая лейтенант. Она наклонилась над девушками и стала приводить их в чувство лёгкими шлепками по лицу.

– Они пытались помочиться в…– заикающимся голосом забормотал Потаскушкин.

– Заткнись, – оборвала его Анна Ивановна и затеребила одну из девушек, – где Фимка Кастет спрятал технику из магазина? Я спрашиваю, где спрятал? Сейчас опять этого маньяка на тебя натравлю! Говори!

Девушка негромко произнесла адрес.

– Мне опергруппу, кажется, я знаю, где то, что сегодня унесли из «Домашнего мира», – лейтенант отключила телефон и обернулась к Василию, – за мной.

Журналист еле успел за убегающей участковой.

– Только не говори, что ты рассчитывала на меня, – задыхаясь от быстрого шага, произнёс Потаскушкин.

– Разумеется, нет. Просто я следила за ними в надежде, что они выпьют, забудутся и приведут, куда надо.

– А если бы не привели?

– Значит, следила бы завтра, послезавтра. Хватит болтать, не отвлекай.

Они подбежали к нужному дому одновременно с машиной ДПС.

– Что делать? – негромко спросил Анну Ивановну молоденький сержант.

– За мной.

Спрашивать Василия, кто он такой и что здесь делает, никто не стал. Группа мужчин во главе с красивой женщиной позвонила в дверь и, когда её приоткрыли, ворвалась внутрь.

– У нас есть информация, что вы прячете убийцу, – громко произнесла лейтенант и вместе с патрульными принялась проверять комнаты, – а это что?

– Я сегодня купил, – неуверенно проговорил высокий жилистый парень.

– В «Домашнем мире»? – лейтенант разворачивала коробки и считала, – Три пылесоса, два телевизора, пять утюгов, пять ноутбуков, где шестой?

– Брату подарил, – угрюмо ответил парень.

– Нельзя делать бесплатные подарки, – задумчиво прокомментировал Потаскушкин, тщательно фотографируя квартиру на телефон, и повернулся к лейтенанту, – я возьму у тебя утром интервью, хорошо?

– Ближе к обеду, дел ещё полно, – после небольшой паузы ответила Анна Ивановна, – к брату идти, объяснение брать, здесь криминалисты всё проверят. Ещё у тебя объяснение возьму, когда придёшь, этих девок вылавливать придётся.

– Так это что, Танька шалава меня сдала? – взвился парень, – Убью стерву.

– У неё не было выбора, – усмехнулась лейтенант и покосилась на Потаскушкина.

Ранним утром статья о совместном рейде журналиста «Реальных новостей» и участкового лейтенанта, в результате которого был накрыт бандитский притон, лежала на столе главного редактора. Фотографии прилагались.

Василий еле-еле дождался начальства и, пообещав вечером продолжение статьи, убежал.

– Что-то с ним происходит, – пробормотал Семён Сергеевич в свои усы, рассматривая фотографии, – то ходил вялый и поникший, то неожиданно из него материалы посыпались. Да ещё какие.

Анну Потаскушкин не застал.

– Она всю ночь работала как проклятая, – помощник дежурного протянул журналисту бланк объяснения, – её начальник домой прогнал. А вот это она Вам оставила, прочтите.

В сухой, достаточно корректной форме, лейтенант записала со слов Потаскушкина все события. Василий уже сталкивался с подобным. Сотрудники полиции записывали только то, что имело значение для уголовного дела. Согласен – подпиши, не согласен, давай напишем заново с твоих слов.

Да, Анна Ивановна не спрашивала Василия ни о чём. Но, если он был согласен со своими словами, которые не говорил, то должен был подписать.

У Потаскушкина не было претензий к тому, что сочинила модель в полицейской форме. Всё так и произошло. Вот только получалось, что лейтенант действительно считала его сексуальным маньяком. Что и отразилось в написанном ею объяснении.

Василий вздохнул и постарался оставить красивый автограф. Затем отдал бумагу помощнику дежурного и попрощался. С не очень хорошим настроением он приехал в пятую школу и буквально на пороге столкнулся с Катей.

– Потом поболтаем, сюда идёт пан физкультурник, – девушка явно обрадовалась Василию и, улыбаясь, убежала.

– Пан физкультурник? – недоумённо переспросил Потаскушкин у воздуха, образовавшегося после исчезновения школьницы.

– Что ты сказал? – рявкнул воздух в ответ. Перед Василием возникла мощная фигура атлета, нависшая над Потаскушкиным громадой мышц.

– Это Вас не касается, – автоматически ответил журналист, слегка отстраняясь.

– Ты кого назвал Пан физкультурник? – не унимались мышцы.

– Эээ, Вы поляк? – неожиданно щёлкнуло в голове Василия.

– Да я тебя, сучёнка, порву на клочки, – правая рука атлета прикоснулась пальцем ко лбу Потаскушкина, – какой на хрен поляк?

Простое прикосновение отдалось в мозгах Василия могучим ударом. В черепе зазвенело. Он пошатнулся и головой упёрся в грудь великана. Однако, на этой груди явно прощупывались молочные железы. Потаскушкин удивлённо поднял глаза и посмотрел на пана физкультурника внимательней. Это была женщина.

– Понятно, – мужчина протянул правую руку и попытался пальцами обхватить бицепс атлета. Длины пальцев не хватало, но это оказалось и не обязательным.

Глаза пана физкультурника заволокло дымкой, все мышцы почти мгновенно превратились в каменные, женщина застыла в такой позе, что позавидовали бы лучшие статуи Древней Греции. Она не шевелилась несколько минут, не слышно было даже вздоха, затем очень медленно стала оттаивать.

Сначала опустились плечи, затем руки, зашевелилась шея и, наконец, статуя осторожно посмотрела на Василия. В её взгляде читались испуг и радость одновременно. За ними где-то далеко мелькала тоска.

– Почему? – губы атлета раздвинулись в хриплом шёпоте.

– А ты не будешь меня убивать? – поинтересовался Василий.

– Я не смогу, – голос женщины из сплошных мышц дрогнул.

– Тогда я пойду, – радостно объявил Потаскушкин.

– Возвращайся, – прошелестело за его спиной.

Наверное, показалось, улыбнулся журналист как человек, который чудом избежал драки. Возможность выжить, в которой, была минимальна.

– Ты почему не предупредила, что меня могут убить? – на улице Василий сразу же встретил Катю.

– А как она посмеет убить Вас?

– В тот момент я об этом как-то не думал, – усмехнулся Потаскушкин, – была только одна мысль – не умереть.

– Извините, совсем забыла Вас предупредить, что её фамилия Пан и все называют её Пан физкультурник. Но её это прозвище очень злит.

– Очень точно подмечено, – кивнул головой журналист, – но, может, её не надо так дразнить, а то, мало ли, что она натворит.

– Из-за своего внешнего вида у неё проблемы с мужиками. Поэтому она детей терпеть не может. Школьники на неё постоянно жалуются, родители пишут директору школы петиции, чтобы её убрали с уроков физкультуры, но учителей не хватает, и её бросают с одного класса на другой. И так, по кругу. Её все ненавидят и она всех ненавидит.

– Почему она тогда не найдёт себе другую работу?

– У неё здесь сестра. Пан химик. Такая рохля, тюфяк тюфяком. Пан физкультурник не может бросить Пана химика. Над Паном химиком тоже издеваются. Но, я думаю, не из-за того, что Пан химик такая слабая, а из-за того, что Пан физкультурник такая злая.

– Понятно, – вздохнул Потаскушкин, – жизнь бьёт ключом. Собственно, я зашёл извиниться перед тобой за тот инцидент.

– Да Вы что! – Катерина слегка покраснела, – Давайте ещё раз обнимемся!

Потаскушкин моментально сделал шаг назад и оглянулся.

– Вы боитесь той пошлой тётки?

– Я думаю, она хочет посадить меня в тюрьму.

– Хорошо, – зазвенел звонок, и Катерина побежала в школу, – потом обнимемся!

Потаскушкин посетил магазин «Домашний мир», где подробно расспросил директора по продажам о произошедшем преступлении. Сфотографировал место, где лежал украденный товар, место, через которое проник вор, улицу и улыбающихся продавцов.

Затем заехал в полицию и нашёл участковую Анну Ивановну.

– А, это ты, – модель с покрасневшими глазами устало махнула рукой, указывая на стул перед нею, – всё равно не выспалась. Я видела, ты подписал объяснение. Ты что-то хотел?

– Вообще-то, интервью и пару фотографий.

– А ты не мог это интервью заранее составить? – ворчливо заметила лейтенант, поправляя волосы, – Я даже не смогла в порядок себя привести.

– Пожалуйста, – журналист достал несколько листков бумаги, – вопросы и ответы.

– Я думала, ты очень глупый маньяк, – Анна Ивановна обрадовалась тому, что не придётся тратить своё время и принялась внимательно читать.

– Получается, я очень умный маньяк, – тихонько произнёс Потаскушкин.

– Маньяк по определению не может быть умным, – Анна внимательно посмотрела на Потаскушкина, – либо я тебя посажу, либо нет.

Василий промолчал.

– Всё нормально, – лейтенант дочитала и подписала интервью, – можешь печатать.

– Для фотографий надо выйти на улицу, чтобы свет был получше.

– Хорошо.

На улице фантазия журналиста криминальной хроники разыгралась. Лейтенанта сфотографировали на фоне отдела полиции, на фоне служебной машины, в кругу друзей, рядом с начальством, с распущенными волосами и собранными в пучок, анфас, в профиль, с цветами в руках и, наконец, с автоматом Калашникова наперевес.

– Послушай, маньяк, – негромко произнесла Анна Ивановна напоследок, – эти фотографии могут появиться только в газете и больше нигде. Ты меня понял?

– Разумеется, – удивлённо откликнулся Потаскушкин. Не хватало ещё заниматься рекламой участкового с длинными ногами.

Рассматривать эти фотографии сбежалась вся редакция «Реальных новостей».

– Василий, ты что, модель нанял?

– А ноги-то, а ноги…

– Да и грудь ничего.

– А, по-моему, она страшненькая, как эти рожи, – пренебрежительно произнесла Лена Прекрасная, фыркая и указывая на маски на стене, – Потаскушкин, как всегда, лоханулся.

– Ну, предположим, по красоте ей до тебя, конечно, далеко, – не согласился главный редактор, – но, она действительно именно тот человек, который нашёл вместе с Василием ворованную технику. И фотографии получились хорошие. Срочно в печать.

– Лучше бы меня сфотографировали, – Лена картинно откинула волосы и приложила руку к груди, – вот как на этом месте смотрелся бы автомат?

Все уставились на впечатляющие выпуклости, которые почему-то принялись взволнованно колыхаться.

– Да, на этой груди смотрелось бы красивее.

– И фотогеничнее.

– И без автомата очень здорово.

– И без лифчика, – ляпнул кто-то неожиданно.

Вопреки своей обычной манере, Лена Прекрасная не стала ставить на место нахалов и невеж, а двинулась в сторону Потаскушкина. Между ног Василия неприятно заныло, он буквально кожей ощутил прикосновения длинных каблуков.

– Я совсем забыл, – заорал Потаскушкин и побежал к выходу, – у меня же ещё одно дело есть.

Под спускающейся тьмой вечернего неба Потаскушкин отдышался. Пронесло, могло быть совсем плохо. На противоположной стороне улицы стояли две молодые женщины и смотрели на Потаскушкина. Неожиданно одна из них указала на Василия. Это же та, с которой я столкнулся возле торгового центра, мелькнуло в голове журналиста. Вот почему она не хотела писать заявление в полицию. Они же просто сейчас покалечат меня.

Василий отвернулся и стал медленно идти по тротуару в сторону мелких кварталов и частных домовладений, рассчитывая скрыться в тёмных улочках. Девушки медленно двинулись за ним. Минут через пять Василий ускорил шаг. Девушки повторили его манёвр. Ещё через пять минут Потаскушкин почти побежал. За его спиной раздался топот.

Журналист оглянулся. Да они в кроссовках и джинсах! Значит, готовились и надо, если хочешь жить, биться до последнего патрона. С патронами у Потаскушкина было совсем плохо. Преследование взволновало его и он, не задумываясь, стал поворачивать во все переулки подряд. Фонарей нигде не было. Зато луна сверкала, как в последнюю ночь.

Наконец, перед Василием вырос тупик и он, развернувшись, столкнулся с преследовательницами лицом к лицу.

– Держи его, – скомандовала незнакомка пострадавшей от руки журналиста и зашла немного с другой стороны. Её лицо раскраснелось, но выражало твёрдость и уверенность в успехе начатого.

– Не дёргайся, нам проблемы ни к чему, – добавила та, из-за которой Потаскушкин провёл в полиции весь день.

Обе девушки прыгнули на Василия, пострадавшая схватила его левую руку и прижала к себе изо всех сил, не позволяя Потаскушкину шевельнуться. Незнакомка схватила кисть правой руки мужчины и рывком запихнула себе между ног.

Сквозь тонкую ткань Потаскушкин ощутил биение крови половых губ, замер от неожиданности и простоял так несколько минут.

В течение этого времени незнакомка несильно стучала кулаками Василия по груди, гладила по волосам, пыталась целовать, стонала и так сжимала свои бёдра, что чуть не сломала мужскую руку.

Наконец, она обвисла на шее Василия, и подруга подхватила её.

– Не вздумай никому ничего сказать, – произнесла она, и девушки медленно заковыляли обратно.

Сердце Потаскушкина колотилось, из груди вырывались хрипы.

– Кому сказать? – пробормотал он, – Участковой? Мазохистки они, что ли.

Он вцепился руками в забор и стал осматриваться. Вдали зажёгся фонарик. Наверное, хозяин вышел на шум, посмотреть, что происходит. Надо тихонько уходить.

– Ты ещё жив? – из темноты выплыло улыбающееся лицо Анны Ивановны.

– Что ты здесь делаешь? Следишь за мной?

– Заметила, как наша знакомая с подругой бегут за тобой и подумала, что они хотят тебя избить.

– Почему так поздно подошла? Ждала, когда мне отобьют почки?

– Не заметила последнего поворота, – серьёзным тоном ответила лейтенант, – ты цел? Что произошло?

– Я и сам не понял. То ли попугать хотели, то ли пошутить.

– То есть, тебя вообще не тронули? – удивилась участковая, – Странно, зачем тогда так бежать? За тобой гнались, как будто ты украл сто килограммов бриллиантов.

– Не знаю. Идём отсюда.

Они развернулись и сделали пару шагов.

– Стой, – Анна Ивановна принялась судорожно шарить лучом света под забором, – мне что-то привиделось.

Однако, ей не показалось. Под широкими лопухами в небольшой луже крови валялась человеческая кожа.

– Тестикулы, – ахнул Потаскушкин и потянулся за телефоном сделать пару фотографий.

– Что?

– Мужские яйца, – Василий успел щёлкнуть несколько раз, прежде чем участковая вышла из оцепенения.

– Ты не ошибся?

– Хочешь, потрогай мои для сравнения, – не удержался от сарказма Потаскушкин.

– Будешь так хамить и твои рядом лягут, – спокойно ответила Анна, – мне вызывать криминалистов или нет?

– Сейчас, – Василий опустился на колени и приблизил лицо к человеческой плоти, – во-первых, это действительно тестикулы, во-вторых, от них ещё пахнет.

Лейтенант немедленно позвонила в отдел и вызвала опергруппу. Пока сотрудники находились в пути, она оставила журналиста сторожить находку, а сама зашла к хозяевам забора. Через несколько минут она вернулась.

– Все живы и целы, никто ничего не слышал.

– Постой, я же с этими девчонками находился совсем рядом. Когда я бежал, я никого не видел.

– Можно подумать, ты вовсю смотрел по сторонам, любуясь заборами, – Анна усмехнулась, – когда я сюда дошла, твоё лицо демонстрировало крайнюю степень офигевания.

– Ты хочешь сказать, что кто-то тихонько ушёл отсюда, пока мы тут веселились?

– Может и так, – задумчиво произнесла лейтенант и резко повернулась к спутнику, – а вы веселились?

– Я не так выразился, – смутился Потаскушкин.

– Они к тебе приставали? – глаза Анны подозрительно прищурились.

– Нет, нет, – поспешно ответил Василий и с облегчением указал на приближающиеся фары, – твои, наверное, едут.

Эксперты-криминалисты также удивились странной находке и подтвердили, что пострадавший ещё может быть жив.

– Но следов крови нигде больше нет. Его увезли на машине?

– Машину бы я точно заметил, – пробурчал журналист.

– Может, в тележке? – произнёс кто-то.

«Отрезанные орешки», – додумал Потаскушкин.

– Следов от любых видов транспортных средств нет, – окружающие принялись светить вокруг и отчитываться об увиденном.

– Ну, не памперс же ему одели, – вновь пробурчал Василий.

– А это идея, – задумалась Анна Ивановна, – ему пытаются сохранить жизнь? Зачем?

– Чтобы изменить время смерти, – ответил старый эксперт.

– Но тогда это значит, что мы имеем дело с опытным убийцей, – нахмурилась лейтенант, – и, возможно, серийными убийствами.

– Не торопитесь с выводами, – усмехнулся старый эксперт, – завтра выяснится, что это просто неудачное обрезание.

– Это ж как промахнуться надо, чтобы отрезать плоть с другой стороны, – произнёс Потаскушкин.

– Тебе лучше знать, – повернулась к нему лейтенант.

– Что ты хочешь этим сказать? – удивился Василий, – Что я обрезанный или умею обрезать?

– А кто это? – спросили Анну, указав на журналиста.

– Человек, за которым я бежала, а потом мы наткнулись на кровавые следы.

– Ты не за мной бежала… – попытался возразить Василий.

– Это неважно, – оборвала его лейтенант, – я же на тебя ориентировалась. Я зайду в соседние дома, а остальные пусть проверяют прилегающую местность. Светите фонарями по заборам, вдруг где-то ещё органы валяются.

– Мне тогда по дороге стоит проехаться? – предложил водитель.

– Да, конечно, – согласилась лейтенант.

– Я тебе нужен? – поинтересовался у неё Потаскушкин.

– Будь пока рядом, – вздохнула Анна Ивановна, – мало ли что.

Несколько часов они обходили дома и заборы. Лейтенант стучала в двери, извинялась, спрашивала и они шли дальше. Никаких результатов это не принесло.

Около трёх часов ночи водитель полицейской машины отвёз Потаскушкина домой.

Утром редакция «Реальных новостей», затаив дыхание, слушала криминальный рассказ в литературной обработке журналиста.

– Почему ты опять был вместе с этой страшненькой полицейской? – спросила Лена Прекрасная, как только Василий умолк.

– Она попросила поучаствовать с ней в небольшом рейде, – невинно ответил журналист.

– Ей понравилось, – раздалось с одной стороны.

– Сладкая парочка, – поддержали с другой.

– По крайней мере, – громогласно перебил всех Семён Сергеевич, – они вместе третий раз подряд влипают в историю, из которой мы получаем эксклюзивный материал.

– Я тоже так хочу, – капризно протянула Лена Прекрасная.

– Найди себе майора и катайся с ним, – тут же предложили ей.

– Куда кататься? – Лена покрутила пальцем у виска, – Если бы он ещё хотя бы до моря смог довезти. А то с трудом докатит до ближайшей гостиницы и станет канючить.

– Так подойди к участковой сама, – главный редактор взялся за кружку с кофе, – неужели две красивые женщины не смогут договориться.

– Тогда пусть и Потаскушкин будет с нами. Кто-то ж должен быть на побегушках.

Однако, предусмотрительный Василий уже покинул редакцию и мчался на всех парах в отделение полиции. Его тут же направили к начальнику.

– Ты вовремя, – полковник указал журналисту на синий диван, где уже располагалась Анна Ивановна, – вашими совместными усилиями в последнее время мы немного подняли раскрываемость. Скажи, Потаскушкин, ты знаком с местными бандитскими авторитетами?

– Наслышан только как журналист криминальной хроники.

– Мне звонит начальство и просит тебя проверить, каким образом ты всё время оказываешься на месте преступления.

– Виновата, товарищ полковник, – лейтенант кашлянула, – но Вы же не думаете, что он подговорил Мегафонова, чтобы тот сжёг чёрную бухгалтерию, а сам на него настучал?

– То есть, это было совпадение?

– Он никак не мог знать, что я за ним слежу.

– А зачем ты за ним следила?

– Помните, некоторое время назад, женщину дверями у входа в торговый центр ударило? Все свидетели написали, что Потаскушкин на неё напал, а она, наоборот, отказалась писать заявление на данного гражданина.

– Прекрасно помню.

– Так вот, когда он шёл к Мегафонову, у него был очень загадочный вид, я решила, что он опять собрался что-то натворить, и пошла за ним.

– Он что-то натворил?

– Нет, – участковая покосилась на Василия, – когда я зашла за ним в приёмную, секретарша говорила о том, что директор пошёл сжигать бумаги на задний двор.

– Он ей угрожал?

– Нет, без меня они говорили лишь несколько секунд.

– Потаскушкин, – полковник прищурился, – чего тебя туда понесло?

– Хотел поскандалить с Мегафоновым. Когда-то мы были хорошими приятелями, затем разругались.

– И ты решил, что промолчать нельзя, – усмехнулся полковник, – что с яйцами?

– Их она нашла, – журналист быстро указал на лейтенанта, – я тут ни при чём.

– Я увидела, что его преследует пострадавшая от дверей торгового центра и её подруга, – вздохнула Анна Ивановна, – и стала следить.

– Что? – полковник смотрел на обоих сидящих перед ним людей недоумённо, – Это уже сериал какой-то. Что они сделали?

– Ничего, – ответил Василий, – я их сам не понял. То ли шутили, то ли пугали. Тут же убежали. Мы с лейтенантом пошли обратно и наткнулись на это…

– Разберёмся, – полковник грозно нахмурил брови, – Потаскушкин, слушай меня внимательно, не вздумай даже улицу в неположенном месте перейти, ты у меня из «обезъянника» никогда вылезешь.

– Так точно, – вырвалось у Василия, – никогда и нигде.

– Проваливай.

Нервничающий журналист с трудом дождался лейтенанта у её кабинета. Наконец, в коридоре раздался стук каблуков, и показалась восхитительная на фоне дневного света, девичья фигура. На пару секунд Потаскушкин загляделся и забыл обо всём. Модель в полицейской форме, это же тайное желание любого мужика.

– Что мне теперь делать? – Василий зашёл в кабинет вслед за лейтенантом.

– Ходить за мной как привязанная собачонка, – усмехнулась девушка.

– А ты, значит, будешь раздавать команды?

– Видимо, придётся.

– Получится?

– Нас учили, как надо обращаться с сексуальными маньяками.

– С людьми, насколько я понимаю, получается хуже.

– Ты себя за человека считаешь?

– За журналиста.

– Придётся мне тебя не только по фамилии называть. Васенька? Василёк? Васятко?

– Ты будешь говорить мне Василёк?!

– Неудобно будет при посторонних говорить Потаскушкин. Как будто я твоя девушка и ругаю тебя за твои похождения. Согласись, звучит по дурацки.

– Да, ты права, – Василий задумался, – до меня только сейчас дошло, ты ведь почти не зовёшь меня по фамилии. Кстати, а как твоя фамилия? У тебя такой ужасный почерк, что в объяснении, которое ты написала, я не разобрал, а таблички на твоём кабинете нет. Но мне же надо в репортаже указывать фамилию сотрудника.

– Начальство не разрешает.

– Указывать фамилию сотрудника полиции в газете? Это секретная информация?

– Табличку на кабинет устанавливать.

– Не понял.

– Меня зовут Пукова Анна Ивановна.

Внешний вид лейтенанта настолько не соответствовал её фамилии, что Потаскушкин растерялся. К тому же, он впервые встретил человека с такой же жизненной проблемой, как и у него. Сначала сексуальная школьница Катерина восхитилась его фамилией, теперь красавица модель оказалась на том же уровне, что и неудачник Потаскушкин.

Жизнь гораздо сложнее, чем кажется.

– Но и Васильком ты меня всё равно называть не будешь. Тогда точно подумают, что мы встречаемся.

– Какой-то ты нервный. Знаешь, чем хороша работа в полиции?

– Просвети.

– В твою сторону могут говорить такие гадости и ахинею, что уже через пару месяцев ты перестаёшь обращать на чьи-то слова хоть какое-то внимание.

– Тебе становится всё по барабану?

– Да. А уж как начальство распекает подчинённых на планёрке, это вообще песня.

– Расскажи.

– Такое не повторить словами. Кстати, о словах. Половина из них – матерные.

– Что, при всех?

– Да, это норма.

– Слушай, кто твои родители? – с затаённым сарказмом спросил Василий в надежде услышать, что это люди, занимающие высокие должности.

– Хочешь узнать? Мы сейчас как раз к ним и пойдём. Пора их тебе навестить.

Вопреки всяческим журналистским ожиданиям, Анна Ивановна повела его в десятиэтажку, расположенную недалеко от отдела полиции. На лифте они поднялись на четвёртый этаж и позвонили в дверь. Им открыла высокая красивая женщина, очень похожая на лейтенанта.

– Анечка, проходи. И Вы, пожалуйста.

– Здравствуй, мама, это тот самый журналист Потаскушкин.

– Где? – из комнаты выскочил высокий мужчина и протянул Потаскушкину руку, – Иван Петрович.

– Василий, – растерялся Потаскушкин. Уж где где, но в этом месте он никак не ожидал быть застигнутым славой, – приятно познакомиться.

– Мы так рады, что у Анечки такой хороший помощник появился.

– Да, ну, – Василий замялся и вопросительно посмотрел на участковую.

– Не смущайте его.

– По сто грамм? – оптимистично предложил Иван Петрович.

– Кофе, – отрезала лейтенант, – мы на работе.

В течение неспешного кофепития выяснилось, что мать Анны Ивановны работает педиатром, а отец уже давно в звании майора вышел на пенсию из рядов армии.

– Потаскушкин – это псевдоним? – с любопытством поинтересовался отставной военный.

– Нет, от отца досталось.

– Звучная фамилия, в газете сразу бросается в глаза.

– Кстати, – улыбнулась мама лейтенанта, – у Вас лёгкая рука, такие замечательные фотографии получились. Вы не напечатаете для нас несколько штук?

– Разумеется, – окончательно смутился журналист и подхватил очередную вафлю.

– Что это было? – спросил Потаскушкин, как только они вышли на улицу.

– Мои родители очень не хотят, чтобы я работала на оперативной службе, и мне пришлось соврать, что со мной в рейды ходит знаменитый журналист криминальной хроники местной газеты. Почти прикрывает меня грудью. Знаешь, вовремя ты подвернулся.

– С чего бы это я был знаменитым?

– Мои родители читают твою белиберду.

– И драться я толком не умею, – негромко произнёс Василий.

– Я умею.

– Это я знаю.

– Как твоя задница, прошла?

– Хотел предложить тебе убедиться в этом самой, но вспомнил, что ты воспитана полицией и тебе такие тупые подколы глубоко фиолетовы.

– Я бы сказала, – Анна кивнула головой, – абсолютно параллельны. Я пойду, посплю пару часов, так как вечером собираюсь патрулировать. Тебе приказать, или ты добровольно присоединишься ко мне?

– Присоединиться в постели или в патруле?

– Можешь и в постели, но тогда мне придётся приковать тебя наручниками. Захочешь, например, в туалет, придётся писать в семейные трусики.

– Ладно, у меня всё равно есть ещё парочка дел. Позвони вечером.

– Хорошо.

Потаскушкин отправился в пятую школу, так как находился рядом с ней. Во дворе Катерина в окружении подруг горько рыдала. Портфели школьниц валялись рядом.

– Не понял, что случилось?

– А Вы её знакомый? – подруги Катерины с интересом разглядывали Потаскушкина.

– Да, – сквозь всхлипы пробормотала Катерина.

– Ей поставили за четвертную контрольную по математике четвёрку, директор сказала, что она списала, – затараторила девушка с длинной косой, – а Катя ничего не списала, она передо мной сидела и я видела, что Катя всё решила сама.

– Так и скажите об этом директору.

– Мы говорили, она нам не верит, якобы мы выгораживаем подругу.

– Ладно, – в голосе Василия зазвенела злость, – зайду к директору.

Предъявив на входе удостоверение журналиста, Потаскушкин нашёл приёмную и, не постучав, ввалился в кабинет директора, плотно прикрыв за собой дверь с табличкой «Штыкачкина Х.У.».

– Вы кто? – строго спросила его высокая брюнетка приблизительно сорока пяти лет, одетая в оранжевый джемпер, очень туго обтягивающий бюст четвёртого размера.

– Я тот, кто является родственником школьницы, которую Вы только что обвинили в списывании на контрольной по математике.

– И что Вы хотите? Мне её классная руководитель всё время докладывает, что Ваша родственница даже не может правильно выполнять арифметические действия. Как тогда она написала на пятёрку? Конечно, списала.

– Это наглая ложь, – Потаскушкин состряпал удивлённое лицо, – да я сам занимаюсь с ней математикой вот уже три года. А эта тупая класснуха просто на неё взъелась, потому, что Катерина как-то нашла ошибку в её расчётах и выставила на посмешище перед всем классом.

Штыкачкина замерла, и, глядя на её выражение лица, Василий понял, что ткнув пальцем в небо, случайно угадал.

– Хотите, я Вам докажу, – не дожидаясь ответа, журналист шагнул вперёд и дотронулся правой рукой до головы директора школы. Глаза Штыкачкиной тут же закатились, она судорожно схватилась руками за край стола и стала наливаться кровью. У неё перехватило дыхание и, через полминуты, она мощно выдохнула.

Директор откинулась на спинку стула, с трудом открыв глаза. Несколько секунд она рассматривала Василия и, наконец, разлепив губы, негромко произнесла:

– Вы были очень убедительны. Я лично прослежу, чтобы у Вашей родственницы отныне были только пятёрки. Даже если она не придёт в школу. А на школьных собраниях, кстати, желаю видеть именно Вас. Надеюсь, Вы меня поняли.

– Конечно, – радостно согласился Потаскушкин и вышел из кабинета.

– Я утряс твой вопрос, – Василий улыбнулся стайке школьниц, – как там наш режиссёр, переделывает спектакль?

– Всё ещё думает, – Катерина восторженно смотрела на Потаскушкина, – когда мы пойдём с тобой на свидание?

– Работы много, – рассмеялся Василий и, распрощавшись, ушёл. За спиной слышался взволнованный шёпот школьниц, расспрашивающих Катерину об её друге.

Дорога Потаскушкина лежала через один из многочисленных торговых центров, в укромном уголке которого притаился секс-шоп. В голове журналиста пронеслась шальная мысль, и он заглянул в магазин для взрослых.

Ему хотелось посмотреть на товары для садо-мазохистов и, уточнив у продавщицы, которая с интересом на него посмотрела, он отправился к дальним стеллажам.

Мимо Василия прошмыгнула женщина лет тридцати, прячущая под кепкой лицо и с оттопыренным левым боком. Интересно, что за товар она взяла. Василий решил проследить издалека, но на его удивление, женщина не пошла к кассам, а сразу направилась к выходу. Опустив глаза вниз и с кепкой наперевес, женщина торопливо покинула секс-шоп. Потаскушкин выскочил следом.

– Подождите.

Однако, женщина, не оглядываясь, побежала. Василий, в несколько шагов догнав её, не задумываясь, схватил правой рукой.

Женщина замерла. Она резко развернулась к мужчине и прижалась всем телом. Своей рукой она придавила руку Василия к себе ещё более плотно и застонала. По её лицу потекли слёзы, и она попыталась запрыгнуть на Потаскушкина, чем несказанно его удивила. Рука журналиста разжалась, но женщина прижала её к себе ещё сильнее.

– Умоляю, – раздался её хриплый шёпот, – ещё немного.

Однако, силы покинули её, и она повисла на обескураженном мужчине. Из магазина выскочили две продавщицы и также заметили, что женщина что-то прячет. Из-под её одежд они достали длинный чёрный фаллоимитатор и принялись ругаться и угрожать полицией.

– Девочки, достаточно, – укоризненно произнёс Потаскушкин, – вы же видите, ей плохо, она раскаивается.

– Да, – женщина наконец-то высоко подняла кепку и заглянула журналисту в глаза, – я извиняюсь, простите, пожалуйста, я могу помочь вам в магазине, например, прибраться.

– Сами сделаем, больно надо. Не приходите, иначе точно полицию вызовем, – одна из продавщиц хмыкнула и они ушли.

– Вы кто? – тихо спросила женщина, робко разглядывая Василия.

– Журналист, – Потаскушкину не нравилось, что он опять наткнулся на мазохистку, неужели у всех женщин подобная проблема.

– А мы можем иногда с Вами встречаться, чтобы Вы опять трогали меня? – еле слышно спросила женщина и покраснела.

– Как Вам сказать, – раздражённо бросил Потаскушкин, – А Вы чем занимаетесь?

– Я кондитер.

– Сладкая женщина, – Василий невольно улыбнулся, – если будете угощать пирожными, то можно и встретиться.

– Конечно, – казалось, что женщина не верила своему счастью, она торопливо достала телефон, обменялась номерами с Потаскушкиным и, окрылённая, убежала.

Определённо, надо написать статью про мазохисток. Захочет ли главный редактор печатать подобное? Зазвенел телефон.

– Васенька, ты почему ещё не здесь?

– Потому что я ещё тут, – машинально ответил Потаскушкин, – но уже лечу к тебе.

Через пятнадцать минут он заходил в кабинет Пуковой.

– Слушай, а как мужики-полицейские к тебе пристают? – журналист огляделся и включил чайник, взяв стакан и опустив туда пакетик чая.

– Уже никак, – улыбнулась лейтенант, – я подробно каждому рассказала, что думаю про его интеллект, его способность к воспроизводству потомства, его родственниках, его сексуальных связях, его фигуре и прочих мелких деталях.

– Рассказывала матом?

– Мы же культурные, вежливые люди. Конечно, матом.

– Тебе налить?

– Если не затруднит.

Василий поставил на стол два стакана, вода в которых постепенно окрашивалась в золотисто-коричневый цвет.

– Как же ты замуж выйдешь?

– Родители задают мне тот же самый вопрос. В тумбочке печенье.

– Спасибо, что делишься с маньяком, – Потаскушкин достал пачку овсяного печенья.

– Мы защищаем твои права. Сначала накормим, и только потом расстреляем.

– Мне действительно придётся тебе помогать в меру своих дурных наклонностей.

– Рассчитываю на тебя. И на твою маньячность.

Вскоре они уже неспешно прогуливались по улицам города, создавая вид беззаботной парочки. Анна указывала путь, безостановочно обшаривая глазами всё вокруг. Они молчали, так как всё внимание участковой было сосредоточено на работе. Потаскушкин рассматривал прохожих, парочки на скамейках, витрины магазинов. Вскоре совсем стемнело, и Анна потащила Василия в тёмные переулки. Лейтенант включила фонарик, и они медленно прочёсывали одно подзаборье за другим. Так прошло довольно много времени.

– Уже час ночи, – негромко произнёс Потаскушкин.

– Ладно, – сдалась лейтенант, – на сегодня хватит.

– Ты уверена, что мы в правильном направлении ищем?

– Что ты имеешь в виду?

– Может, наоборот, надо ходить в тех местах, где людно и есть закоулки. Парки, например. Там замечательные кусты.

– Хм, наверное, ты прав, – Анна нахмурилась, из-за чего в голову Василия немедленно вплыло словосочетание «кисть художника», – завтра туда и пойдём.

Потаскушкин проводил лейтенанта до подъезда.

– Не поднимаюсь, боюсь твоих наручников.

– Правильно делаешь, – рассмеялась участковая, – ты ещё в них побываешь.

Луна освещала молодые лица серебряным узором, трепетным и нежным. Казалось, за спиной девушки выросли прозрачные крылья и унесли её домой.

Утро в редакции встретило Потаскушкина неприветливо. Журналисты подкалывали его, Лена Прекрасная закатила скандал.

– У меня материалы горят, а ты где-то шляешься и на мои звонки не отвечаешь. Ты сегодня весь день со мной.

– Но…

– Никаких но! Это приказ главного редактора. Я специально машину взяла, мы вдвоём едем по заданию.

Задание почему-то оказалось за чертой города. Лена подъехала к опушке леса, начинающегося в ста метрах от крайнего дома, и остановилась. Она вышла на лужайку, заросшую густой травой и улыбнулась своим мыслям. Затем достала брезент из багажника и расстелила его на траве.

В животе у Потаскушкина заныло. Появилось стойкое ощущение предстоящей кастрации. Василий вышел из машины и как бы невзначай сделал несколько шагов в сторону. Правая нога провалилась и он упал.

– Что ты делаешь? – удивилась Лена.

– Здесь что-то недавно закопали.

– Плюнь, иди сюда. У нас очень серьёзное дело.

– Подожди, как плюнь? – Василий даже разозлился, – Лопата есть?

– Да потом откопаешь.

Но чем больше Лене не хотелось ковыряться в этом месте, тем подозрительней становился Потаскушкин. Он открыл багажник и достал короткую лопату. Буквально через несколько секунд Василий наткнулся на человеческую руку.

– Смотри.

Лена нехотя подошла, но, увидев покойника, истошно заорала.

– Потаскушкин, не трогай его! Давай вызовем полицию!

– И то, правда, – журналист набрал Анну и объяснил ситуацию.

Через пятнадцать минут в этом месте стало людно.

– Что вы здесь делали? – лейтенант отволокла Потаскушкина в сторону и негромко спросила.

– Я тебе клянусь, чем хочешь, это она меня сюда притащила, – Василий указал на Лену Прекрасную, которая постоянно обмахивалась, несмотря на ветреную погоду и которую успокаивало сразу несколько мужчин.

– Зачем?– настойчиво повторила Анна.

– Не знаю.

– Ты что, дурак? Не понимаешь, как это выглядит?

– Я тебе клянусь.

– Вы сюда трахаться приехали?

– Да она меня терпеть не может, как и я её. Она сказала, что ей здесь что-то нужно.

– Ага, и расстелила брезент. Ты идиот?

– Я сразу сбежать хотел, сделал пару шагов в сторону и провалился в ямку. Решил раскопать, а она мне не давала это сделать. Я схватил лопату и нашёл руку.

– Так, может, она тебя хотела принудить к сексу?

– Сильно сомневаюсь. Вот прибила бы она меня с удовольствием.

– Одна? Каким образом? – лейтенант покачала головой, – Почему ты не хочешь признать очевидное? Даже если ты не в курсе, то её намерения понятны всем. Видишь, никто вас не расспрашивает, всем и так понятно, что вы приехали сюда трахаться и случайно наткнулись на труп.

– Но я не собирался с ней соединяться никоим образом, – Потаскушкин даже немного психанул, – ни орально, ни генитально.

– Ты забыл про анально, – усмехнулась участковая.

– У меня с ней очень напряжённые отношения. Она всегда высмеивала меня из-за моей фамилии. Ну, с какого перепугу ей вдруг захотелось переспать со мной?

– Ты же маньяк. Она это наконец-то разглядела. Знаешь, каждая женщина хочет ощутить полновесную страсть самца.

– То есть, ты тоже хочешь меня, как самца?

– Сейчас наручники достану, и ты тоже захочешь. Оказаться как можно дальше отсюда. Будешь так бежать, что никакие ямки тебе не помешают.

– Всё, я не знаю, что тебе ещё сказать.

Не предупредив Василия, Лена Прекрасная уселась в машину, и один из полицейских увёз её.

– У трупа нет яиц, – к лейтенанту подошёл эксперт, – надо анализ ДНК проводить.

– Вы хотите сказать, что это приложение к тем яичкам, которые мы нашли пару дней назад?

– Очень может быть. Труп не свежий, так что совпадение возможно.

Эксперт ушёл, а участковая неожиданно острым кулачком сильно ткнула Потаскушкина в печень. Василий согнулся пополам.

– Я тебе сказала, от меня не отходить? – по гневному лицу Анны Ивановны прошла волна досады, – Мне теперь втык от начальства по твоей милости получать.

– Но это же хорошо, что нашли труп, – прохрипел Потаскушкин.

– А мне как полковнику ситуацию объяснять? Рассказать, что ты приехал сюда трахаться? Не понимаешь, что тебя могут обвинить в том, что ты хотел её изнасиловать? Одно её слово и ты за решёткой.

– Чёрт, – протянул Василий, – спасай меня.

– Как? Сочинить, что это я тебя сюда послала? – лейтенант вздохнула, – Поехали в отделение, дождёмся экспертизы.

В кабинете Анна Ивановна подробно опросила Василия, записав буквально каждую минуту, проведённую вместе с Леной Прекрасной. Затем подала бланк объяснения журналисту, чтобы тот прочитал и подписал его.

– Всё верно, – угрюмо пробормотал Потаскушкин и расписался.

– Слушай, – задумчиво произнесла участковая, – а если она специально привезла тебя туда?

– В смысле?

– Она знала, что там труп, сделала вид, что хочет переспать с тобой, а сама собиралась якобы случайно его найти. Не зря же машина остановилась буквально в двух шагах от жмурика.

– Но она не хотела, чтобы я его откапывал.

– Что, за руки тебя держала? Нет. Просто притворялась, что не знает о покойнике.

– А зачем взяла именно меня? Я тебе говорил – мы друг друга терпеть не можем.

– Потому, что ты уже нашёл мужские яйца. Поэтому, если ты найдёшь труп, то станешь подозреваемым. Никто не поверит в такую случайность.

– А вот это запросто может быть правдой! – охнул Потаскушкин, – Нагадить мне – это святое для неё дело. Нельзя мне было оставаться с ней наедине.

– Навести на тебя подозрения – это очень хорошая версия. Но способна ли рядовая сотрудница газеты на это?

– До сих пор ничего подобного не было.

– Могла она закопать там своего любовника?

– Сомневаюсь, – Потаскушкин почесал в затылке, – я даже не верю, что Лена Прекрасная приехала в это место, зная, что там труп.

– Ты сам только что говорил об её желании нагадить тебе.

– Желание у неё есть, а решимости нет.

– Тогда следует считать, что её главное желание – это переспать с тобой.

– В это я верю ещё меньше.

В дверь постучали, и вошёл эксперт.

– ДНК не совпадает.

Анна и Потаскушкин переглянулись.

– Получается, где-то ещё нас ждут мужской труп без тестикул и тестикулы без трупа, – прокомментировал новую информацию журналист, – поехали со мной в газету.

– Зачем? – удивилась лейтенант.

– Подготовим большой материал, включая интервью с тобой, заодно сама пообщаешься с нашими журналистами и Леной Прекрасной.

– А вот это правильная мысль, – согласилась участковая, – жди здесь, сначала начальству доложу.

Вернувшись через пятнадцать минут, она не могла сдержать улыбку и позвала журналиста позавтракать в столовой отделения полиции.

– Чему ты всё время улыбаешься? – Потаскушкин выложил с подноса тарелку с гречневой кашей, стакан кефира и сочник с творогом.

– В кабинете полковника собралась толпа мужиков, – Анна взяла два стакана кефира и два сочника, – и громко ржут над тобой.

Глаза Василия стали напоминать столовские блюдца.

– Из-за того, что ты привёз бабу потрахаться и сильно обломался.

– Но всё было не так!

– Да кому интересно, как было, – изящно пожала плечами лейтенант, подчеркнув свою стройную талию, – а вот когда я сказала, что, возможно, Лена спрятала там своего любовника, они стали смеяться надо мной.

– Почему?

– Потому, что тогда получается, что именно Лена отрезает мужские яйца и тебе сильно повезло, что ты откопал труп раньше, чем Лена закопала тебя.

– Но это бред.

– Они так и сказали. Поэтому, по основной версии, точнее, по единственной, ты поехал заняться утренним сексом. И ты теперь считаешься главным маньяком нашего города. Заодно и секс-символом.

– Это ведь шутка? – осторожно поинтересовался Василий.

– Я же сказала, там ржёт весь старший офицерский состав, и ты ещё долго будешь упоминаться в речах наших сотрудников.

– Негативно?

– Скорее, сатирически.

Газета «Реальные новости» ходила ходуном. Журналисты суматошно искали самую различную информацию, копаясь в интернете и зависая на всех телефонах. Сколько трупов было найдено в нашем городе, кто их находил, на чьих землях, кому принадлежит участок, на котором сегодня утром раскопали труп, чей это труп, как он жил, что ел, с кем спал, с кем ругался.

Лена Прекрасная с гордым видом и уверенно выпяченной вперёд грудью руководила всем этим сумасшествием. Её слушались беспрекословно. С её слов получалось, что она чуть ли не каждый день находит трупы, ей давным-давно пора присвоить звание старшего генерала, и вообще, она тут главная ясновидящая.

– Однако, – только и сумела произнести удивлённая Анна.

– Ну, наконец-то, – загрохотала Лена, – Потаскушкин, где ты таскаешься? Работать надо! Весь утренний номер отдан под нашу находку. А это кто?

– А ты не узнаёшь? – усмехнулся Василий.

– А, да, да, что-то припоминаю.

Журналисты мгновенно распознали лейтенанта и плотно обступили, засыпав вопросами. Однако, Лена Прекрасная тут же руками растолкала половину из них.

– Немедленно все за работу, я сама возьму интервью.

Интервью получилось странным. Присутствовавший в кабинете Василий услышал, как две красивые девушки расспрашивают друг друга о предпочтениях в мужиках, о том, с какими мужиками они работают, с кем живут, чем питаются, как проводят свободное время, как относятся к трупам, к мужским яйцам, отрезанным и не отрезанным, как спят, что снится, каким лаком красят ногти, где бреют волосы, а где нет (при этом почему-то никто не подумал стесняться удивлённой мужской физиономии), сколько могут выпить водки и ещё много чего. Единственное, в чём они согласились сразу и безоговорочно, это то, что Потаскушкин является вонючим беспородным козлом и вот ему точно надо отрезать все яйца. Причём отрезать несколько раз подряд.