Читать книгу Повелитель снов - Джон Максвелл - Страница 1

Девушка появилась на крыльце детского дома посреди ночи во время сильного дождя. Она взялась будто из ниоткуда – никто не видел, как она прошла через главные ворота, и никто не увидит, как она уйдет.

Ее фигура была сокрыта длинным плащом-мантией цвета безлунной ночи, а голова – капюшоном. В ее руках мирно спал грудной ребенок. Мальчик.

Девушка поцеловала его в лоб, а затем аккуратно уложила в корзину, стоявшую прямо перед дверью и дно которой было устлано мягкой подушкой. В эту же корзину она по очереди сложила три вещи: черную тетрадь, которую она извлекла откуда-то из-под своей мантии, золотой медальон с синим драгоценным камнем, который она сняла с собственной шеи, и черную ткань, которую она с легкостью отделила от собственной мантии. Этой тканью она укрыла малыша, а затем выпрямилась. Некоторое время смотрела на него, безмолвно прощаясь навсегда, а затем постучала в дверь.

Когда одна из работниц детдома вышла на улицу, впуская мокрый холод внутрь, снаружи никого уже не было. Никого, кроме младенца в небольшой корзинке, укрытого черной странной тканью. Женщина вышла на крыльцо и всмотрелась в ночь, но не увидела ничего – лишь кромешную тьму.

– Саймон? – спрашивает мисс Сандерс, глядя на то, как один из ее учеников занят рисованием, а не решением контрольной работы по математике.

Бледный юноша с немного впалыми щеками и взлохмаченными, черными, как смоль, волосами, как раз почти закончил вырисовывать работницу приюта на фоне дождливой ночи, как был бесцеремонно прерван сексапильной математичкой, назвавшей его по имени. Ох, если бы она только знала, сколько раз он овладевал ею в своих снах!

Задумавшись об этом и вспомнив парочку из них, Саймон слегка улыбнулся и оторвал от своей тетради взгляд. Поднял свои неестественно синие глаза на большегрудую училку и улыбнулся чуть шире.

– Да, мисс Сандерс? – Он тысячу раз рисовал ее без одежды, и размер ее груди всегда слегка отличался. Иногда он был четвертым, иногда – пятым. В жизни он тоже не мог никак понять наверняка, какой у нее размер из-за частой смены имиджа, нарядов и подбора бюстгалтеров. Для себя он решил, что будет считать, что у его любой математички четвертый с половиной.

– У нас сейчас математика, – выдает мисс Сандерс очевидную вещь. – А не рисование. Причем, контрольная работа.

– Знаю, мисс Сандерс. – Саймон продолжает улыбаться. – Я уже всё сделал.

– За пятнадцать минут? – Она широко улыбается, очевидно, ему не поверив. Хотя с чего бы это? Она ведь преподает у него математику уже пятый месяц! И знает, что он лучше всех в этой хреновой школе.

Он берет тетрадь, отложенную на край стола, и протягивает ей.

Математичка открывает тетрадь и, не веря своим глазам, вглядывается в решение всех примеров и задач.

– Если вы не против, я продолжу? – Левый уголок рта Саймона язвительно подергивается от нестерпимого желания растянуть губы в ухмылке.

Мисс Сандерс переводит на него взгляд. Ей чуть за тридцать, она разведена и имеет двоих детей. Ее старшему шесть, и она может только мечтать, чтобы он был хотя бы отчасти таким же одаренным и самоуверенным, как этот семнадцатилетний гений.

– Можешь заниматься своими делами. – Мисс Сандерс улыбается и, забрав с собой тетрадь с контрольной работой, идет к своему столу, шествуя между рядами учеников и будто бы демонстративно виляя задом, за чем Саймон (и еще три ученика) очень внимательно следят.

Отведя взгляд от ягодиц математички, юный гений переводит его на другую свою фантазию – на Эрику Джонс, сексапильную блондинку, длины волос которой как раз хватило бы для того, чтобы полностью скрыть ее грудь, как часто он это и рисовал. Сейчас она была в классической школьной форме, но в немного вольном исполнении – красная клетчатая юбка, едва достигающая середины ее бедер и белая рубашка, но расстегнутая и связанная углами прямо под грудями, которые, когда она наклонялась над партой вперед, чуть ли не вываливались из образовавшегося глубокого декольте.

Эрика перевелась в их школу чуть меньше месяца назад – ее родители переехали сюда как раз на рождественские каникулы. И весь этот чертов январь она не покидает мысли Саймона. Возможно, будь он в жизни чуть расторопней, прямо как на страницах своих комиксов – то пригласил бы ее куда-нибудь. У него была почти целая неделя, но он все просрал – в понедельник она пришла в школу, держась за ручки с Фрэнком Миллером, капитаном школьной команды по баскетболу. Сам Фрэнк был парень, в принципе, неплохой, но тем, что он смог заполучить Эрику за какие-то выходные – бесило Саймона и жутко злило. Это он должен был прийти с ней в школу, держа ее за руку. Он должен обнимать ее за обнаженную безупречную талию. Он должен целовать ее в школьном коридоре, прижав ее к своему шкафчику.

Полторы недели назад он как раз рисовал это – их поцелуй. Он полностью скопировал его с того, что увидел, когда Эрику целовал Фрэнк, но вместо этого перекачанного стероидами красавца нарисовал себя. Вышло очень даже органично. Хоть и менее правдоподобно.

Саймон вдоволь насмотрела на горячую Эрику и пододвинул к себе свою тетрадь с почти завершенным комиксом. Взял с парты карандаш и вернулся к работнице детского дома, приюта, куда таинственная девушка в черной мантии принесла своего едва рожденного ребенка. Не прошло и секунды, как Саймон вмиг оказался там, во дворе этого приюта. Он словно слышит этот дождь и видит собственными глазами нянечку. Наблюдает, как она высматривает в кромешной тьме ту, что принесла ребенка, вот только она ее не увидит, ведь принесшая мальчика – и не человек вовсе. Она – богиня.

Саймон еще не решил, богиня чего именно и из какого пантеона вообще. Как не решил и то, почему она оставила ребенка в мире людей. Возможно, он был зачат от смертного, а у самой богини есть муж? Да, возможно, так оно и будет. Но пока еще об этом говорить рано. Слишком рано.

Саймон так увлекся рисунком и историей в своей голове, что даже не заметил, с каким интересом на него поглядывала сейчас Эрика, слегка покусывая карандаш.

Что случилось дальше с ребенком, Саймон не знал. Скорей всего, он рос обычной жизнью, даже не подозревая о своем необычном происхождении. Амулет присвоила себе директорша, а ткань… дела куда-нибудь одна из нянечек. Остался мальчонке лишь блокнот, который ему отдали на шестнадцатилетие. Тогда и рассказали ему, что в корзинке, в которой его принесли в приют, был еще и этот блокнот. Про ткань и амулет деликатно умолчали.

Как раз сейчас Саймон рисует директоршу, выдвинувшую один из ящиков своего письменного стола, где и лежит тот самый амулет – она так и не смогла вынести его из детдома, хотя много раз порывалась. Но она часто выдвигает ящик вот так, как сейчас – и смотрит на него. А сам камень сияет ярким синим свечением.

Сам комикс Саймон рисует только серыми карандашами разных оттенков и разной мягкости, а вот амулет – специально для камня и свечения он использует синий карандаш, единственный цветной, использованный в этом комиксе.

Он сидит за столом в общей столовой и поглощен своим занятием. Поглощен настолько, что даже не замечает, с каким интересом за ним наблюдает Эрика.

– Ты чего так смотришь на него? – спрашивает Лиз. – Он же гот и батан.

– Еще и чудной на всю макушку, – добавила Бетани, чертовски привлекательная афроамериканка. Вернее, на половину афроамериканка – ее мать белая, а вот отец темнокожий, что позволило Бетани взять лучшее из генотипа обоих родителей и тем самым выглядеть просто сногсшибательно. По мнению Саймона, до появления в школе Эрики Бетани была номером один среди всех старшеклассниц, и потому у него было как минимум три альбома, посвященные Бетани, ее прелестям и жарким сценам с ее участием.

– Мне он странным не показался, – отвечает Эрика. – Или есть, что рассказать?

– Он рисует, – говорит Бетани, отправляя в рот кусочек низкокалорийной печеньки. – В смысле, постоянно рисует. Я даже не уверена, что он спит. Как ни посмотришь на него – вечно с какими-то тетрадками, альбомами и карандашами. Если он не рисует, то что-то делает по учебе.

– Или на девок пялится, – добавляет Лиз, лукаво улыбнувшись. – К примеру, раньше он слюни на Бетани пускал, – та хмыкает и закатывает глаза, – а теперь вот с тебя, Эрика, глаз не сводит.

– Правда? – Эрика переводит взгляд на Лиз, широко улыбаясь. – Ты гонишь!

– Серьезно тебе говорю! Я как ни повернусь к нему – он только на тебя и пялится. Ну или рисует, – договорив, она пожимает левым плечом.

– Слушайте, подруги, – говорит Бетани, переводя взгляд с одной девушки на другую, – вы меня слегка напрягаете. Мы сейчас говорим о самом стремном ученике старших классов, и оказывается, что вы обе на него вечно залипаете. Вы серьезно?!

– Вот только не говори, – парирует Лиз, – что если видишь какое-нибудь уродство, не пытаешься на это посмотреть! Вроде, и ничего приятного в этом нет, а тебя все равно так и тянет! Вот прям так и хочется снова посмотреть. Потому что это…

– Необычно, – заканчивает Эрика за Лиз и кивает. – Но я бы не сказала, что он како-то там урод. Он просто… другой. Вполне безобидный. И чем-то даже… интересный. Не знаю, как вам, а вот мне, к примеру, даже немного нравится такой типаж. Он… он как дом с привидениями на холме. Мрачный, жуткий… но такой… притягательный.

– Это ты о ком?

Девушки резко переводят взгляд на Фрэнка. Черт его знает, сколько он тут стоял и сколько услышал, но вот то, что его девушка назвала кого-то из парней притягательным – слышал точно.

– Не бери в голову, Фрэнки! – пытается затушить спичку Бетани, пока та не привела к пожару. – Мы обсуждаем местных уродцев.

– Притягательных уродцев? – уточняет Фрэнк. Слова Бетани, кажется, не очень-то и помогли. – Какой из уродцев кажется Эрике привлекательным?