Отрывок из книги
Самая гадкая часть дня – утро. Старик с трудом продрал красные больные глаза после тревожного сна, который много лет уже не способен ни восстановить силы после серого бесполезного вчерашнего дня, ни хотя бы просто помочь погрузиться в забытье. Рядом, в старой влажной постели, еще спит его жена. Пройдет несколько мгновений – и она тоже проснется. Кряхтя, она поднимется с кровати и поковыляет в жалкое подобие кухни, чтобы приготовить на завтрак себе и мужу две небольшие лепешки. Невеликая радость – основную часть жизни пичкать себя этой однообразной пищей, к которой давно привык язык, уже почти не различающий ее солоноватого вкуса.
Свесив с кровати ослабшие ноги, старик устало вздохнул и поднялся. Голова немного кружилась, но, когда тебе перевалило за сто двадцать лет, этого головокружения совсем не чувствуешь. Он оторвал влажный лист толстого календаря, висящего на трухлявой деревянной стене, и, небрежно скомкав, бросил его в урну. Со двора доносился приглушенный стон диетры – настойчивый и неприятный, с оттенком недовольства. Так по утрам хнычет голодное дитя в ожидании материнской груди. «Сейчас, сейчас, не ной», – пробормотал старик, слабой поступью направляясь к выходу во двор.
.....
Они вышли на улицу. Итус по-хозяйски шествовал по своим безграничным владениям. На огромном дворе возвышались большие и маленькие дома, хлева и сараи, стоящие в тени высоких деревьев. Принадлежащая Итусу территория была столь огромна, что казалось, будто в его руках находится все Медистое плато. В нескольких милях от дома виднелись макушки зданий Триарби, слева от двора – покосившиеся домики и казармы деревни Кай-Ур, а справа простиралась вглубь плато бескрайняя прерия, уходящая в горизонт. Лафре, который впервые был дома у своей будущей родни, увидел на прерии сотни пасущихся лошадей и верблюдов, которых разводил Итус и продавал торговцам и простым деквидам, на чем сколотил в свое время неплохое состояние. Он был так богат, что не утруждал себя разведением диетр, ибо налог в тридцать монет, немыслимый для обычных жителей Амплерикса, он мог бы платить по нескольку раз в день, даже не замечая этой траты.
«Вот, – сказал наконец Итус, когда привел гостей к большому трехэтажному бревенчатому дому, – здесь и будут жить наши молодые». При слове «жить» Лафре поежился, окидывая взглядом то свое будущее жилище, то свою будущую жену. Хельда тем временем подошла к юноше и виновато улыбнулась. Лафре не смел отойти от нее в сторону, хотя находиться рядом с этой дурно пахнущей особой с желтыми зубами и жидкими серыми, как мех мыши, волосами было далеко не самым приятным досугом. Надеясь, что Хельду отпугнет запах пота после упражнений с Морусом, Лафре сам сделал шаг навстречу ей, приблизившись вплотную, но Хельда, явно давненько не знавшая горячей ванны, ничего не учуяла. «Даже если рядом с ней положить сгнивший труп, ее вонь перекроет и запах разлагающегося тела», – обреченно отметил он про себя.
.....
