Читать книгу Новогоднее желание - Дмитрий Александрович Федосеев - Страница 1

Люди намного счастливее,

чем им кажется,

но намного несчастнее,

нежели кажется другим людям.

Пролог

Мягко, словно боясь разрушить тишину декабрьской ночи, снег большими хлопьями ложился на старый городишко. Подхваченные небольшим ветерком, снежинки кружились в бесконечном хороводе. Огромные, распухшие от непрекращающихся осадков, сугробы таинственно искрились под светом почти полной луны, которая иногда показывалась, пробираясь сквозь дебри тяжелых туч.

Глубокой зимней ночью только в небольшом окошке мрачно покосившегося домика на отшибе горел неяркий свет. Пол в этой маленькой захламленной комнатке был изуродован пентаграммой, нанесенной тёмно-красной жидкостью. Свечки, освещавшие стрёмное помещение, давно превратились в маленькие огарки, которые капали воском на гнилые доски пола.

Дряхлая старушка, которой на вид можно было дать лет сто двадцать, сидевшая в центре пентаграммы и про себя читающая какое-то невнятное заклинание, резко открыла глаза. Вытерев пот с лица, женщина, тяжело опираясь о стену и охая от боли, поднялась и, закашлявшись, подошла к окну. Развернувшись к древнему серванту, она подняла сухие тощие руки к одной из полок и достала странный предмет, отдаленно напоминавший ни то котелок, ни то кувшин. Осторожно поставив его рядом с собой, старушка достала с той же полки старинную разукрашенную колоду карт, на одной из которых ухмылялся скелет, и привычным движением разложила. Женщина недолго всматривалась в предсказание и вскоре прохрипела:

– Значит, её подруга… Дина…

Затем старушка бросила полный вожделения взгляд на котелок и сказала:

– Ну что ж, опять настал твой черёд, – она разбила глиняный сосуд прямо об полку серванта и упала на пол, безжизненно распластав по нему руки и ноги.

Часть первая. Будничные будни

– Ох и скукотень… – печально произнесла Дина и, помедлив, добавила, – Полнейшая беспросветная тоска.

– Мда… – задумчиво согласилась я, – Пора взглянуть правде в глаза: мы не доживём до выпускного, утонув в океанах Скука и Рутина.

– Ага, – зевнув, ответила подруга, неохотно продолжая рисовать какие-то загогульки в тетради, в которых она иногда записывала лекции.

Не так далеко маячила сессия. Но в этот раз страх всех студентов почему-то только навевал скуку на нашу группу. Предметы в семестре оказались совершенно простыми, а преподаватели на удивление неплохими (в своем большинстве), хотя и немного занудными. Поэтому, ходя изо дня в день в колледж, наша группа отчаянно зевала и искала какие-нибудь методы развлечения. Когда бессмертный морской бой и балда всем надоели, студенты стали придумывать новые методы увеселения. Кто-то приносил ноутбуки и под видом ведения электронных версий лекций играл в видеоигры, кто-то умудрялся играть в дурака на задних партах. Однако эти отчаянные методы борьбы со скукой помогали лишь на время, поэтому вся группа стала сонной и какой-то вялой.

Масла в огонь еще подливало и то, что ни в мире, ни тем более в колледже ничего существенного и тем более интересного не происходило. Дни стали похожи друг на друга и тянулись словно густой ликёр. Нам только и оставалось, что пытаться как-то бороться с сонливостью и верить, что дальше жизнь перестанет быть такой пресной.

– И как тебя ещё преподы не поймали? – спросила я подругу.

– Ты о чём? – удивилась Дина.

– Ты весь семестр записываешь лекции по всем предметам в одну тетрадь на восемнадцать листов. Прокачала скилл¹ на удачу, да, Динка-мандаринка?

– Да нет, Янка-обезьянка, – улыбнулась подруга, также быстро подобрав рифму к моему имени, – Просто преподам на самом деле всё равно, записываем мы эти дурацкие лекции или нет. К тому же, до твоего уровня удачи мне ещё очень далеко.

Должна признать, тут Дина была права. О моей удаче в нашем колледже ходили легенды. Не хочу, конечно, хвастать, но я частенько писала различные проверочные работы и тесты, даже не заглядывая в тетрадь, и иногда получала оценки выше, чем у подруги, которая практически всегда наизусть знала весь материал. Хотя, как она умудрялась учить лекции, когда даже не писала большинство из них, я не понимаю до сих пор.

К слову о Динке. Мы стали лучшими подружками с первого дня обучения в колледже, когда по случайности сели за одну парту. Как истиной интровертке и социопатке, ей было чертовски трудно сходиться с людьми (впрочем, почему было?). И тогда почти весь день она молчала, забившись под парту и испуганно зыркая по сторонам, пытаясь найти ответы на такие вопросы как: «Где я?», «Как я сюда попала?», и «Кто эти существа, которые ходят на задних лапах и постоянно издают странные звуки?».

Насчёт последнего я, конечно, приукрасила. Хотя, как знать…

В этом вопросе я являюсь её полной противоположностью. И когда я перестала удивляться, решила с ней познакомиться.

– Привет, меня зовут Яна, – я широко улыбнулась, показывая, что пришла с миром, и протянула руку.

Девушка замерла, непонимающе уставившись сначала на меня, а потом на подставленную ей конечность серыми глазами. Когда я хотела уже убрать руку, чтобы не смущать её, одновременно думая, стоит ли переспросить её имя или лучше пересесть от этой странной особы, будущая подруга, будто что-то вспомнив, протянула левую руку вместо правой и очень тихим, но красивым голоском сказала:

– Дина.

Я пожала плечами и поменяла руку, подумав, что мне так даже лучше, ведь я левша. Но, одновременно со мной, заметив свою ошибку, девушка протянула несчастную правую руку. Я, плюнув (в переносном смысле, конечно), пожала её ладонь своими двумя, пока девушка не подставила для знакомства ногу, и, улыбнувшись, произнесла:

– Приятно познакомиться.

Дина неумело улыбнулась, следуя моему примеру, и отчаянно смущаясь. Было видно, что улыбалась она ненамного чаще, чем говорит с людьми (если такое вообще случалось).

Не знаю, как и почему, но мы с Диной быстро нашли общий язык. Каждую пару мы сидели вместе за одной партой и нам почти никогда не было скучно. Моя новая подруга знала очень много информации из самых разных сфер, хотя этими знаниями делилась неохотно и далеко не со всеми. Кстати, с другими нашими одногруппниками она так толком и не нашла общий язык, и если кому-то что-то было нужно от нашей маленькой интровертки, то все обращались ко мне. И вместе с подругой мы быстро решали проблему.

Да, должна признать, работать вместе у нас получалось просто великолепно. Наши достоинства дополняли друг друга как нельзя лучше, и мы превращались в единую сверхмощную систему для решения задач. Нужно ли говорить, что мы частенько бежали впереди планеты всей, одними из первых сдавая все зачеты и долги….

Дину, хотя она и была моей противоположностью – блондинкой (а я, как вы догадались была брюнеткой), нельзя было назвать глупой. Может быть, она иногда и соображала туго, но её решения почти всегда были самыми верными и наиболее правильными. Как я уже говорила, она знала целую кучу различных фактов, выдвигала гениальные теории, но совершенно не ладила с людьми. Она пыталась быть милой со всеми своими нечастыми собеседниками, но жутко стеснялась разговоров с малознакомыми людьми и использовала любой предлог, чтобы прервать такую беседу.

Кстати, недавно я заметила за ней еще одну странность: она почти никогда не смотрела людям в глаза. Стоя в коридоре или тем более при разговоре, она всегда пыталась отвести свой взгляд куда подальше. Я думаю, что, если бы правила приличия позволяли беседовать с человеком, повернувшись к нему спиной или укрывшись за углом, она бы так и делала.

В общем, меня тоже иногда называли странной (хотя чаще безумной, но об этом как-нибудь потом), но по сравнению с Диной, я была открытой книгой, самым понятным человеком на Земле. Слишком рациональный, слишком логичный склад ума часто заставлял её творить такие вещи, что ни ручкой описать, ни на полях не нарисовать. По сему в нашем колледже она прослыла, как сама странность, и все частенько звали её чудачкой.

Наконец, прозвенел звонок. Мы, быстренько собравшись, вышли из кабинета.

– Пойдём в мензу²? – пригласила подруга.

– Пошли, – немного подумав, согласилась я.

Менза – это Дина так столовку называет. По её мнению, столовая и студенческая столовая две разные вещи. Всё равно, что усадьба и шалаш. А так как специального слова в русском языке нет, которым бы обозначали именно студенческую столовую, то подруга использовала немецкую терминологию.

Не знаю почему, но Дина никогда не любила называть вещи своими именами и частенько присваивала им новые, которые, как ей казалось, были лучше или более правильней. То она назовет ботинок словом боттине³, то алгебру – аль-джабром⁴.

Между тем она не любила всякие жаргонные словечки, взятые из других языков, особенно из английского, вроде моего «скилл». Подруга была ярым защитником русского языка от таких вот непрошенных гостей и всячески боролась с ними. Не терпела, когда, например, предпринимательскую деятельность называли английским аналогом – бизнес. Или снимок рабочего стола компьютера – скриншотом. Возможно, она просто не любила английский язык и считала, что такими темпами скоро весь мир будет на нём говорить, а возможно ей просто нравилось ломать систему.

Кстати, тут мне вспомнился один случай. Не так давно, когда мы с подругой остались дежурить в классе. Когда я протирала пыль на столе, случайно зацепила, лежащую на краю папку. Кипа бумаг красиво спикировала на пол, разлетевшись на половину аудитории.

– Блин, – не удержалась я от хоть и не крепкого, но всё же ругательного словца.

– Лобстер, – ответила Дина, кинувшаяся помогать мне со сбором «макулатуры».

– Почему «лобстер»? – немного подумав, спросила я.

– А почему «блин»? – вопросом на вопрос ответила подруга, что она делала очень частенько.

– Ну, потому что так все говорят, – попыталась я объяснить прописную истину, не понимая к чему ведёт блондиночка.

– Тогда «лобстер», потому что так все не говорят, – с улыбкой отбила удар Дина.

Да уж, системы она и впрямь любит ломать, заставляя людей думать своей головой, а не принимать всё от общества. Но что-то я увлеклась, рассказывая о прошлом. Пора и о настоящем.

* * *

Затарившись едой, мы присели на наше излюбленное местечко – дальний столик у окна. Сделав пару глотков горячего чая, я заговорила:

– Да уж… по-моему, самое интересное событие, произошедшее за последние две недели в этой дыре случилось тогда, когда нам на завтрак вместо омлета дали пельмени.

Дина улыбнулась:

– Я-то думала, что самое интересное произошло, когда препод покашлял на лекции на прошлой неделе.

Мы рассмеялись.

Тут к нашему столику подошёл Павел, который был единственным из нашей группы, с кем не могла найти общий язык не только Дина, но даже я. Проще говоря, он был… законченным грубияном и эгоистом. По закону жанра, у такого студента должен быть богатые родители, которые и протолкнули своё неблагодарное чадо в чертоги просвещения. И у Павла такие родители были – оба занимали высокие посты в государственном управленческом аппарате, проще говоря, они были чиновниками. Брали они взятки или же нет, этого я вам сказать не могу, однако и Павел, и его родители, не часто появляющиеся в колледже, всегда выглядели очень опрятно, были одеты в дорогие одежды и разъезжали по городу на последних моделях лидирующих автомобилестроителей.

Не удивительно, что ни Павел, раскидывающийся деньгами направо и налево во имя своего необъёмного эго, ни его родители не пользовались популярностью ни в колледже, ни во всём городе.

– Дина, – слишком по-доброму начал он, – Я слышал, что ты сильна в математике?

Подруга заволновалась. Впрочем, как и всегда, когда к ней обращались. Нервно поправила причёску, закусила губу и, наконец, открыла рот:

– Эм… Ну я… Это… – совсем растерялась девушка.

– А в чём, собственно, дело? – решила-таки вмешаться я.

Павел бросил странный взгляд в мою сторону, но поняв, что разговаривать всё равно придётся со мной, ответил:

– Я завалил контрошу. Опять. Если я с этим не разберусь, то меня попрут из этой дыры. И тогда опять выслушивать родителей, что они так стараются ради меня, а я снова подвёл их… Впрочем, вас это не касается.

– Ага, – тут же кивнула я.

– Ну так? – властно спросил парень, будто мы были его вассалами.

– Что «ну так»? – изобразила я дурочку.

Павел бросил в мою сторону гневные взгляды, но продолжил:

– Вы… гм… поможете мне?

Я не реагировала, продолжая смотреть на парня. Дина что-то порывалась сказать, но передумала и только поглядывала на нас. А Павел, поняв, чего я жду, посмотрел на меня убийственным взглядом, но всё же просипел:

– Пожалуйста.

– Не так уж и трудно, нормально попросить людей, правда? – победно сказала я, не обращая внимания на угрозу в глазах парня, – Поможем, конечно, сразу после того, как поедим.

Павел, кивнув, вышел из столовой.

– Зачем ты согласилась? Он же…

– Я знаю, что он не такой уж и хороший. Но даже такие люди иногда нуждаются в помощи. Когда-то в детстве я смотрела с родителями один мультфильм. Не помню, кто именно там был. То ли волк и заяц, то ли кот и мышка, то ли ещё кто-то… В общем, были там два персонажа – один добрый, а другой злой, который хотел обидеть первого. Но это ему не удавалось, потому что добрый всё время делал ловушки, в которые попадал нехороший герой. Помнится, родители смеялись, а я не могла понять, почему. Ведь пускай герой и злой, он хотел причинить другому вред, но ему же тоже было больно…

– Добрых и злых людей не бывает, – кивнув, сказала Дина, – Есть только люди, которые делают то, во что верят. Ты права, надо ему помочь.

Мы немного помолчали, думая о своём.

– Ладно, к чёрту эту скуку, – я решила изменить тему разговора и перейти к делу, – Лучше скажи, как собираешься отмечать Новый год?

– Это конфиденциальная информация, – с улыбкой парировала подруга, – А тебе зачем?

Уж если Дина не захочет отвечать на вопрос, то её вряд ли кто заставит. Эта партизанка умела мастерски юлить, незаметно менять тему, в общем, добиваться того, чтобы человек не получил интересующие его сведения. А из-за того, что она была очень скрытной особой, в список «риторических» вопросов попадали очень многие.

Но не зря же я её лучшая подруга уже столько времени. Поэтому, чтобы не допустить появления «эффекта партизанки» я начала открывать карты:

– Да так, хотела тебя к себе пригласить…

– Зачем? – удивилась девушка.

– Чтобы вместе встретить праздник. Понимаешь? Вместе веселей. К тому же, в этом году мы так классно нарядили ёлку. Нам осталось только украсить дом…

– Ну, ёлка у меня тоже есть, – неуверенно сказала Дина и, увидев мой взгляд, добавила, – Ты же не думала, что я живу в склепе на кладбище и топлю там по-чёрному⁵?

– Если честно, то так и думала.

Мы снова рассмеялись. Допив чаёк, я продолжила:

– Да ладно тебе. Не гоже встречать Новый год в одиночестве, – я выложила главный козырь.

– Это родители попросили тебя пригласить меня? – сразу же обо всём догадалась Дина.

– Скажем так, это стало одной из причин. Кстати, куда они поехали на сей раз?

– В Сигишоару, – грустно сказала подруга. Встретив мой вопросительный взгляд, она пояснила, – Это небольшой городок в Трансильвании, Румыния.

Дело было в том, что родители Дины постоянно ездили в командировки, чтобы заключать выгодные контракты для фирмы, в которой они работали. Такова была их профессия, которая хоть и не была так опасна, но была довольно трудна. Но на этот раз родителям моей подруги особенно не повезло: им пришлось ехать чёрт знает куда под самый Новый год. Конечно, они подумывали о том, чтобы взять с собой свою дочь, но тогда она бы пропустила много занятий и, что самое главное – сессию. Поэтому им пришлось лететь в Румынию вдвоем с тяжелым багажом и ещё более тяжелым грузом на сердце. Дина всё понимала и никаких истерик, а тем более бунтов, не устраивала, но всё же скучала по своим родителям. Они-то меня и попросили (хотя я тоже об этом подумывала) пригласить подругу к себе, чтобы она не сильно тосковала в Новогоднюю ночь.

– Ладушки, – сдалась Динка, – Во сколько мне прийти?

* * *

Неяркое, слабо греющее декабрьское солнце, сверкнув последними лучами, лениво перевалилось через горизонт, навсегда уйдя из этого года. Окрашенные в цвет заката облака, тоскливо плыли по небосводу, прощаясь с небесным светилом.

Легкий ветерок иногда поднимал россыпь сказочных снежинок, которые продолжали неустанно кружиться в бесконечном танце.

Но суетливые людишки не обращали на это великолепие никакого внимания. Накануне праздника маленький, обычно тихий и спокойный городишко превратился в потревоженный улик. Все его жители жужжали и носились, желая поскорее закончить свои насущные дела и поскорее занять место за праздничным столом.

Только на окраинах города, где огромные многоэтажные несуразные конструкции сменялись маленькими частными домиками, всё ещё сохранилось спокойствие и невозмутимость, но и здесь чувствовалось дыхание праздника. Несуетливо и спокойно люди с улыбками на лицах, в предвкушении праздника, заканчивали последние приготовления и ходили друг другу в гости.

На одной из таких улиц с чудным названием незадолго до праздника в один из домов прозвенел звонок в дверь. Оттуда резво выскочила симпатичная брюнетка и, поприветствовав свою подружку, обняла её.

– Будто сто лет не виделись, – смущенно сказала блондиночка, улыбнувшись.

– Лишний раз обняться с подругой совсем не грех. К тому же, при объятиях в организме вырабатывается эндорфин, который ещё называют «гормоном счастья». А немного счастья перед таким праздником никому не повредит, – успокоила я Дину, – Проходи.

Когда моя подруга разделась и умылась с дороги, мы начали осуществлять доктрину усиленной подготовки к празднику. В гостиной уже стоял стол и ёлка, которая искрилась и переливалась всеми цветами радуги. Отец сидел в кресле у камина, который он уже успел растопить, и теперь возился со старенькой гирляндой, которую планировалось повесить на окно. Мать же была на кухне, где она заняла глухую круговую оборону, и где появлялись всё новые и новые салатики и угощения. Завидев нас, отец поднял отвёртку в знак приветствия и улыбнулся. Поздоровавшись, Дина занялась вырезанием снежинок, которые должны были украсить потолок и часть окон. Я, тоже не теряя времени, стала развешивать мишуру.

– Вы слышали историю про мишуру убийцу? – заскучавший отец, который обожал различные ужастики и хорроры в жанре страшилок, принялся рассказывать очередную байку.

– По-моему, сейчас не самое лучшее время для ужастиков, – я попыталась его остановить, – В Новый год всё должно быть светлым и весёлым.

– Отчего же? Я думаю, небольшая история не повредит, – поддержала отца Дина. Тот признательно ей улыбнулся и продолжил:

– Эти ужасные монстры выглядят совсем как обычная мишура. Они послушно висят на ёлке, шкафах и в других местах. Но так только до тех пор, пока весь дом не уснёт, погрузившись во тьму. И упаси Господь тех, кто не оставит им угощения. Они проберутся в спальни и поочерёдно задушат всех членов семьи. И у смертных нет ни единого шанса против них. После своих грязных и тёмных дел, они украдут все подарки, лежащие под ёлкой и уползут в зимнюю ночь, ища путь в другой дом.

– А зачем им подарки? – удивилась я.

– Чтобы не оставить ничего доброго и светлого в покинутых ими домах, – с мистической улыбкой проговорил отец.

– Это не логично, – усмехнулась я.

– Во всём есть логика, просто мы не всегда её замечаем, – тихо вставила Дина.

На этом мы почти закончили. Быстренько подвесив заработавшую гирлянду и вырезанные снежинки на наточки под потолок, мы начали накрывать на стол, шутя и веселясь. С важным видом моя мать торжественно поставила торт – последний штрих праздничного стола.

Ах да, совсем забыла об этом упомянуть. Дело в том, что, как бы это неправдоподобно не звучало, я родилась в самый волшебный миг года. Прямо в новогоднюю ночь. В полночь. Думаете, это здорово? Хм… и да, и нет. Минус в том, что вместо двух праздников в году, он только один. В детстве я, конечно, сильно из-за этого переживала, но уже привыкла. Ну и плюс в том, что мои дни рождения и новые годы проходили просто незабываемо. Мы всегда веселились на них за два, а то и за три праздника. А ещё преимущество заключалось также в выражении лиц тех людей, которые узнают, когда у меня день рождения.

Незадолго до полночи мы уже сидели за столом. До прихода долгожданного мгновения остались считаные минуты, и наступило время проводить старый год. По традиции, мой отец встал и принялся рассказывать (или, как он говорил «толкать») тост:

– После обследования, доктор говорит своему пациенту: «У Вас камни в почках, песок в желчном пузыре и смола в лёгких». А пациент отвечает: «Доктор, скажите, где у меня обои, и я начну ремонт».

Все рассмеялись. А отец польщенно продолжил:

– Так давайте же выпьем за то, чтобы в новом году никому из нас не пришлось делать такой ремонт. Ведь главное, что может быть у человека – это его здоровье.

– После семьи, конечно, – с улыбкой поправила его мама.

Мы чокнулись (ну, вы же поняли, что речь идёт о бокалах). Глотнув апельсинового сока, который был у нас с Динкой вместо игристого вина, я включила телевизор. На экране уже появился знакомый всей России человек, который принялся завуалированно поздравлять своих граждан. Наконец, он закончил, и начался бой курантов.

– Не забываем загадать желание, – предупредил отец.

Чёрт! Чуть не забыла! Я отвела бокал в сторону и призадумалась. Что же загадать? Не придумав ничего толкового, подняла бокал и мысленно произнесла первое, что пришло в голову:

– Пусть моя жизнь будет веселее, без скуки и рутины, – я снова глотнула сока, и вобрав в лёгкие побольше воздуха, задула все свечки на аппетитном праздничном тортике. После этого взяла ножик в руки, чтобы разрезать сладкий десерт, но меня остановили звуки разошедшейся канонады, донёсшейся с улицы.

– Фойервэрке⁶! – произнесла Дина и, схватив шапку и свою шубку, вывалилась из дома.

Спотыкаясь, смеясь и одеваясь на ходу, мы поспешили за моей подругой.

На нас обрушился стеной ледяной холод. Глухую тишину полнолунной ночи разрезали свист и взрывы многочисленных петард и фейерверков, блики которых постоянно озаряли окрестности, заливая снежное покрывало всеми цветами радуги. Практически одновременно город заполнили тысячи человеческих криков счастья, которые отражались от стен и эхом отдавались в каждом закоулке:

– С Новым годом!

– С новым счастьем!

– Ура!

Пока мы наслаждались красотами праздничной артиллерии, отец успел установить и поджечь свои боеприпасы. Мы с подругой вскрикнули, когда за нашими спинами раздались хлопки, свист, а затем и взрывы.

Навеселившись и успев продрогнуть, мы вернулись в теплую и уютную гостиную, в камине которой продолжали гореть поленья, иногда потрескивая и бросая блики пламени на пол и стены.

Мы, наконец, уселись за стол и, словно стая голодных волков, накинулись на кулинарные произведения матери, перекидываясь фразами и шуточками.

* * *

Было уже около трёх часов ночи. На улице полная луна уже была у горизонта и лизала последними лучами серебристый снег, обдавая его таинственным светом. На небе всё ещё продолжали неярко светить звёзды.

Родители уже давно отправились спать, они не любят нарушать порядок дня. Мы же с Диной остались сидеть у камина, потягивая сок из чудных фужеров и болтая о всяких житейских глупостях.

– Я хочу тебе кое-что показать, – после долгой паузы произнесла подруга, будто приняв нелёгкое решение, – Только, я надеюсь, это останется между нами?

Моя сонливость вмиг улетучилась, сменившись жгучим любопытством.

– Буду молчать, словно мертвец в гробу на старом кладбище, – с улыбкой ответила я.

Дина достала из невесть откуда взявшегося рюкзачка толстенную потёртую тетрадку. Немного подумав, моя подруга молча передала её мне, но было видно, что она словно не в своей тарелке. Хотя это чувство накатывало на неё так же часто, как… как она дышит. То есть постоянно. Стоило, чтобы с ней кто-то заговорил или бросил взгляд в её сторону, и она уже не могла чувствовать себя нормально. Что тут скажешь, настоящая серая мышка, истинная интровертка. Её стихия – одиночество.

Я в нетерпении и недоумении отрыла тетрадочку где-то на середине. Тонкими строчками листы заполняли слова, составленные жутко мелким и плохо читаемым подчерком Дины. Из-за этого «шрифта» у моей подруги частенько возникали неординарные проблемы в колледже. Потому что, когда преподаватели устраивали любые письменные работы (что было далеко не редкостью), проверять работы Дины было для них очень проблематично. Проблем не возникло только у биологички, в кабинете которой стоял микроскоп (интересное совпадение, верно?). Остальные заставляли либо читать написанное на перемене, либо устраивали устный опрос. Впрочем, подчерк подруги был не таким уж и неразборчивым. Просто, нужно было к нему привыкнуть. Как это сделала я. И сейчас чтение тетрадки не составило мне особенного труда.

«… Мы находились бесконечно далеко от дома, в мире, целиком и полностью состоявшего из льда и снега. Огромные, немыслимые сооружения из застывшей воды покоряли своей красотой и великолепием, под которым проглядывалась плохо скрытая угроза. Здесь мы были чужими. Здесь нас ждали только страдания и смерть…»

– Это, можно сказать, сборник моих сочинений, – неуверенно проговорила подруга.

– Ты пишешь? – я не могла скрыть своего удивления.

– Да, бывает иногда… – смущенно сказала блондиночка.

Я взглянула на тетрадку. Судя по её размеру и потёртости, Дина писала постоянно и уже довольно давно.

– И ты молчала? – с доброй улыбкой, которая прямо-таки зазывала на откровения, спросила я.

– Я боялась, что они никому не понравятся. Честно говоря, я и сейчас боюсь… Ты первая, кто об этом узнал, – Дина повернулась к камину и присела на пол, обхватив колени руками.

Тут я немного растерялась:

– Ты хочешь, чтобы…

– Я хочу, чтобы ты их прочитала. И дала серьёзную оценку. Ты единственная, кому я могу доверить. Только держи секрет в тайне, не говори никому. Я ещё не готова, чтобы мои рассказы читали чужие мне люди.

– Хорошо, – неуверенно согласилась я и добавила, – Но, если они ужасны, мы вместе сожжём их в камине.

Мы снова рассмеялись.

Часть вторая. Возвращение

Это случилось через пару дней безмятежного безделья. Мы, поздно поднявшись из тёплых и уютных кроваток, сонно завтракали, собравшись вместе за небольшим столиком. Дина выглядела печальней, чем обычно, что не могло не заинтересовать отца, который, не удержавшись, спросил в чём дело. Моя подруга, вздохнув ответила:

– Вот уже который год я ищу ответ на этот вопрос, – обычным тихим голоском проговорила блондиночка.

– Может это депрессия? – с участием спросил отец.

– Депрессия? Из-за чего это? – удивилась мать.

– Трудно сказать. Может быть из-за того, что пролетел ещё один год нашей жизни… А, может, из-за того, что скоро кончаться каникулы и снова нужно будет идти в колледж… Не знаю, но уже не первый год после этого праздника печаль находит лазейку в мою душу, до краёв заполняя её…

Наш разговор (а вернее философский монолог Дины) прервала трель старого стационарного телефона. Отец, который взял трубку, долго разговаривал с человеком на другом конце. Судя по тому, что обходилось без шуток и даже улыбок, разговор был более чем серьёзный. Когда папа закончил, он подошёл к столу скорбным лицом и сообщил:

– Недавно… – он прокашлялся и сел за стол, – Недавно умерла моя прабабушка. Мне сказали, что наследство оформлено на нас. А вернее на Яну.

Я впала в ступор:

– Но я её даже не знала…

– Я её тоже почти не знал. Она всегда держалась в нашей семье особняком. И она была очень странной.

– Это печально, – отрешенно сказала Дина, – Сколько ей было лет?

– Я точно не знаю… Больше ста двадцати, кажется.

– Нас пригласили осмотреть наследство? – догадалась мама.

– Да. И сказали, что лучше всего нам отправиться сейчас.

* * *

Дом странной особы, который необъяснимым образом теперь принадлежал мне, оказался не так далеко, и мы добрались до него довольно быстро. У калитки нас встретила маленькая милая на вид девушка, которая представилась нотариусом.

– Примите мои соболезнования, – по традиции, но не без сочувствия сказала она.

– Благодарю, – мягко ответил отец.

После этого девушка пригласила нас войти в дом. Хотя это старое полуразвалившееся сооружение трудно было так назвать. Темные полусгнившие бревна и доски, которые составляли покосившуюся избушку, не оставляли сомнений, что она была построена ещё до революции. Черные провалы окон недружелюбно разглядывали своих гостей, погружая взгляд в саму душу. Дверь отворилась с резким скрипом, и наша компания из пяти человек поспешила в последнее пристанище старой женщины.

Изнутри избушка выглядела ненамного лучше. Захламленный неубранный домик состоял, как мне показалось из трёх комнаток. Первая, в которой мы не задержались, была очень маленькой, как небольшой коридорчик, и я поняла, что это ничто иное как сени⁷. Вскоре мы оказались в, как бы сейчас сказали, кухне-гостиной, большую часть которой занимала огромная русская печь. В целом, жилище очень напоминало комнатку, которую нам показывали при посещении музея. Не хватало только надписи: «Русский быт в избе. Конец девятнадцатого – начало двадцатого века.» Впечатление портили только старейший холодильник и лежавший на полке кипятильник.